Текст книги "Шпионки в Париже"

Автор книги: Эмиль Массар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

VII: Мадемуазель Доктор

Королева шпионажа командует из Антверпена

Когда Ивонна уже собиралась предупредить полицию, Константен появился вновь! Он рассказал, что был в восторге от своей поездки, что познакомился в Орлеане с несколькими офицерами, которые его покатали на автомобиле, что он посетил несколько очень больших заводов, наконец, что он путешествовал с солдатами в отпуске, которым он предложил сигареты и оплатил выпивку, и они ему рассказали любопытные истории.

– Но как это получилось, – спросила Ивонна, – что всех этих городов вы мне не прислали даже почтовой открытки?

Константен смущенно что-то пробормотал в ответ.

Танцовщица хотела на этом закончить. Убеждаясь, что она оказывает влияние на этого человека, она задала ему ряд резких вопросов:

– Где вы были во время мобилизации?

– В Германии.

– Почему вы приехали во Францию?

– Для моих дел.

– Кто вам дал ваши паспорта?

– Голландский консул, черт возьми! Я хотел пройти через Флиссинген. Таможенники не хотели. Тогда я попробовал через Дюнкерк. Там французы меня продержали два дня, чтобы проверить мои документы. Естественно, они были в порядке. Тогда я взял пропуск в Париж, где никто никогда меня не беспокоил… Я не вижу, почему вы придирчивей ко мне, чем полиция вашей страны?

Больше пока говорить было не о чем.

Желтый чемодан

Несколько дней спустя Константен возвратился на Бульвар Осман в дорожном костюме, с желтым чемоданом в руке.

– Я пришел попрощаться с вами, так как я уезжаю в Женеву.

– Но вы же не уезжаете прямо сейчас, по крайней мере? Может вы хоть на немного останетесь со мной? Дайте мне ваш чемодан, я освобожу вас от него…

Затем она толкнула «своего друга» к пианино и попросила его спеть ей одну из этих итальянских «Canzonetta», которые она так любила! И пока грек пел, танцовщица действовала: чемодан не был закрыт на ключ! В одном отделении были новые губки, пижама, белье; в другом – связка документов, которую она схватила.

Увидев это, Константен испустил дикий крик и, мертвенно-бледный, взвыл:

– Не касайтесь этого!

Но у Ивонны было время, чтобы заметить, как она заявила, что «документы были покрыты немецкими буквами, напечатанными на пишущей машинке, на полях, подчеркнутых красными линиями, были названия нескольких городов: Амьен, Брест, Версаль». Это было все, что она смогла разобрать.

Безумный от гнева, грек устремился к Ивонне и закричал:

– Вы дрянь!… Мне следовало бы вас задушить.

И тут же, сильно стуча кулаком, он принялся кататься по ковру с криком:

– Гнусная француженка! Гнусная француженка!

Затем он устремился к двери, с чемоданом в руке. В прихожей, он толкнул камеристку, пригрозив ей, чтобы она «не лезла не в свои дела».

Ивонна упала в обморок, рассказывала она.

Придя в себя, она устремилась по адресу Константена: но консьержка ей сообщила, что утром он уехал в Нью-Йорк!

Комиссар колеблется

Комиссар полиции, наконец предупрежденный, заявил, что случай этот кажется ему интересным. Очевидно, этот человек был шпионом. Но он был подданным нейтральной страны, и нужны были доказательства…

Два месяца спустя Константен появился опять, изможденный и расстроенный. Он явился к танцовщице, умоляя о снисхождении, и спросил:

– Мадам, вы что-то говорили против меня?

– Значит, вам есть чего опасаться?

– Нет! Но я не получаю больше мою корреспонденцию. Мои деньги арестованы в банке – приблизительно 50000 франков – и у меня нет ни сантима. Именем Мадонны, сделайте хоть невозможное, чтобы я смог добраться до этой суммы… Я только что потратил мои последние су, и я уже три дня не ел!… За мной гонятся полицейские… Дайте мне пять су, чтобы я написал моим друзьям в Лозанну…

– Я, возможно, смогла бы вам помочь, – ответила молодая женщина. – Но при одном условии: сознайтесь в вашем преступлении. Если, как я думаю, вы шпион, то вы рискуете жизнью. Искренне сознайтесь и сдайтесь властям, и тогда это будет для вас, вероятно, смягчающим обстоятельством. Признайтесь!

– Слишком поздно! – промолвил он, как раздавленный обстоятельствами. – Слишком поздно! До свидания, мадам!

Не прошло и получаса после ухода шпиона, как инспектор сыскной полиции пришел к Ивонне и попросил предъявить документы.

– Вы посещаете иностранцев и вы подозрительны. Вы, судя по всему, подруга шпиона…

– Я предупредила комиссара моего квартала.

На следующий день Ивонна прибыла на Рю-де-Соссе, к специальному комиссару, и там столкнулась с Константеном, арестованным накануне после ухода от нее.

– Это – очень опасный человек, – признал полицейский. – Он очень ловок и смог заручиться влиятельными гарантиями. Он все отрицает. Но у нас есть достаточно оснований, чтобы передать его судьям военного трибунала, которые им займутся. Тем не менее, твердых улик у нас пока нет. Но такие доказательства мы, возможно, сможем получить в ходе очной ставки, если вы согласитесь нам помочь?…

Признания

Очная ставка состоялась. Константен вздрогнул, заметив Ивонну. Он, тем не менее, поздоровался с ней очень вежливо.

– Где вы были в день мобилизации? – спросил специальный комиссар.

– Я был в Италии.

– Вы лжете, – возразила Ивонна. – Вы мне заявили, что в тот день были в Германии.

– Я не мог никак сказать об этом. Я оставил Германию еще десять лет назад. Я могу быть подозрительным, но я невиновен.

Ивонна рассказала с деталями обо всем, с чем читатель уже знаком.

Тогда, запутанный, растерянный, разбитый, Константен встал и, смотря на танцовщицу глаза в глаза, произнес фразу, в которой было так много изысканности:

– Мадам, я собираюсь умереть за вас и ради вас!

Затем, повернувшись к полицейскому, он добавил:

– Да, я – шпион, и я расскажу вам все.

Для полной исповеди ему понадобилось целых два дня. Он попробовал различные профессии в Германии, был то уличным торговцем, то посредником; он жил в нищете, когда разразилась война. Когда он прогуливался по Унтер-ден-Линден, его немедленно выследила полиция и доставила в здание, неподалеку от улицы Вильгельмштрассе. Там, высокопоставленный чиновник, похожий на офицера в штатском, познакомил его с ремеслом разведки – плохо познакомил, как мы увидели, и его заставили воспользоваться своим знанием французского и английского языков, чтобы «отправиться наблюдать за тем, что происходило у союзников».

Ему обещали пятьдесят марок в день и премию за сведения. Только он должен был четко придерживаться инструкций, которые ему якобы дала мадемуазель Доктор.

Константен, как он сказал, колебался. Но, не зная как выбраться из «черной полосы в жизни», он решил согласиться.

«Большая покровительница»

Мадемуазель Доктор была женщиной с живым умом и высокой красивой блондинкой. Бывшая женщина легкого поведения, она оставила мир любовных утех, чтобы поступить в полицию, и со временем стала большим начальником в немецкой разведывательной службе в Антверпене. Вот как описал ее Константен:

«Она очень красивая женщина. У нее исключительные интеллектуальные способности и, главное, она полна невероятной энергии. Она оказывает неотразимое влияние на всех, кого она использует. Никто, даже офицеры высоких званий, которыми она руководит, не осмеливаются ей сопротивляться. Ей случалось заставлять выполнять свои приказы с револьвером в руке. Шпионаж у нее в крови, она действует не только с интересом, но и со вкусом, страстью… Это – ужасное создание».

Константен затем рассказал о своей первой встрече с «большой покровительницей». Бюро разместилось в роскошном отеле Антверпена. Авторитарная, высокомерная, элегантная, она долго рассматривала новобранца, которого ей представили. Потом она без обиняков сказала:

«– Вы – неимущий человек, способный на любое дело. Вы образованы, вы знаете несколько языков. Это хорошо, но этого не достаточно. Надо быть гибким, ловким, послушным, смелым и отважным. У вас есть все эти качества? Я физиономист, и я полагаю, что да… Вы дойдете до того, что полюбите вашу новую профессию, которая очень увлекательна. Действительно, если вы не слишком скрупулезны, если вы любите приключения, вы проживете интересную жизнь. Например, я не сменила бы свою профессию даже на трон Европы; у меня есть все интеллектуальное удовлетворение, о котором я только могла мечтать, и я могу считать себя равной с самыми значительными персонами… Еще одна важная рекомендация: будьте сдержанным, целомудренным и просыпайтесь рано. Посещайте увеселительные заведения, если хотите, но не попадитесь какую-то интригу: у каждой страны есть много контрразведчиков и контрразведчиц.

«Я не закончила. Будьте очень осмотрительны при своем появлении и знакомствах. Организовывайте ваши поездки тщательно и аккуратно. Основательно изучите характер и возможности людей, которых посещаете. Постарайтесь запечатлеть в мозгу топографию мест, где вам придется действовать. Наконец, записывайте как можно меньше, а если что и пишете, то только на тайном языке, и все что может помешать – уничтожайте. А теперь, повторите мне все, что я вам только что сказала».

Константен повиновался. Мадемуазель Доктор тогда уточнила сведения, которые он должен собрать.

Мы увидим, что они были исключительной важности.

VIII: Шпионский урожай

Вред, который Константен Кудуаянис нанес Франции

История фактов, которые произошли до ареста Константена Кудуаяниса, была в деталях рассказана танцовщицей, которую мы назвали Ивонной. Перед Третьим военным трибуналом, она повторила свой рассказ с уточнениями. Разумеется, именно ее надо благодарить за арест этого опасного шпиона.

Другая женщина также была замешана в это дело: она сменила танцовщицу после фальшивого отъезда Константена, который, не осмеливаясь поехать в Женеву, остался в Париже и вернулся к Ивонне два месяца спустя.

Константен работал серьезно. Вначале он занялся сбором сведений в портах о движении судов. Затем он специализировался на информации о военной промышленности. Он пытался проникнуть на заводы «Крёзо», «Сен-Шамон», «Сент-Этьен», но, кажется, неудачно. Он пробовал пробраться и на военный объект в Анже и заходил на пороховой завод в Бурже. Он также объехал военный лагерь под Парижем и составил список заводов, перешедших на выпуск военной продукции.

За шпионом следил немец!

Но вот и апогей: за Константеном присматривал и контролировал его высокопоставленный немецкий начальник! Мадемуазель Доктор узнала об отношениях Константена с танцовщицей и заставила его пообещать, «что он больше не хотел, чтобы это продолжалось», если только он не сумеет завербовать молодую женщину на немецкую службу – что он и попробовал делать, как мы помним.

Грека охватывал большой ужас, когда он говорил о мадемуазель Доктор. Он знал, что она была способна, как он утверждал, разоблачить его перед французской или английской полицией, если он не будет в точности выполнять ее инструкции. Она не отступала ни перед каким средством, и рассказывали, что она сама сразу убила из револьвера агента, которого заподозрила в измене.

Константен добавлял: «А необъяснимые внезапные смерти! Романисты ничего не придумали; они даже преуменьшили реальность».

Он признал, что отправлял донесения по следующим вопросам:

Моральный дух населения, шансы революционного движения и возможности его спровоцировать.

Сведения об оборонительных мероприятиях в парижском округе и о движениях войск в укрепленном военном лагере Парижа.

Выходы судов из портов Булони, Кале, Гавра, Сен-Назера.

Список учреждений, работающих для армии и флота.

Отчет его поездок в Туль, Верден, Эпиналь и Бельфор.

Во время одного из его визитов в район расположения армии, его задержали в Амьене, по доносу служащего железной дороги, которому он показался подозрительным. Но специальный комиссар, узнав, что Константен действует тут как «журналист, дружественный Антанте», его освободил почти тотчас же.

Наконец, мадемуазель Доктор поручила ему специальную миссию в Англию, где он встретил случайно главного агента немецкой разведки, но, в соответствии со своей инструкцией, сделал вид, что не узнал его. Он около двух недель пробыл в Лондоне, собрав там полезную информацию об отправлениях английских войск во Францию, и выехал в Париж через Дьепп.

Секретный шифр

Видим, что Константен «работал» хорошо, и что он не украл, а честно заслужил те двенадцать пуль, которыми с ним расплатились по счету.

Кстати о счете, мадемуазель Доктор, вопреки своей привычке, вознаграждала своего шпиона достаточно щедро. Суммы переводов, которые она ему посылала, варьировались от трех до шести тысяч франков каждые две недели, вместе с секретным шифром для переписки, так как этот шифр тоже менялся два раза в месяц.

Ключ был написан лимонным соком на оберточной бумаге, в которую заворачивали какую-то посылку. Кусок такой бумаги нашли в ящике стола в его комнате на Бульваре Осман.

Что касается отправления корреспонденции, она делалась через Женеву.

Перед Третьим военным трибуналом Константен рассказал об этих деталях, приняв позу жертвы. Он был покорен большой шпионкой Антверпена: «Она мне действительно сказала, что Париж – опасный город, полный желаний; если бы я этому следовал, то не был бы арестован… Несмотря ни на что, я – друг Франции. В моих рукописях, я всегда свидетельствовал о моем восхищении Францией», и т.д.

Константен единодушно был приговорен к смертной казни, несмотря на яркую судебную речь адвоката мэтра Вито. Но он не верил в исполнение приговора. Он долго надеялся на великодушие главы государства. В последние дни, между тем, он стал раздражительным и обеспокоенным.

26 мая 1916 года, на рассвете, члены военного трибунала пришли его будить.

– Это невозможно! – воскликнул он. – Я ведь друг Франции! (!).

Капитан Бушардон у него спросил, есть ли у него разоблачения, которые он мог бы сделать.

– Ну, разумеется! – ответил он. Я знаю еще многое, о чем надо рассказать.

Последние признания

В тюремной канцелярии Константен, который казался очень спокойным, уселся за столом и заявил, что хочет все свои признания предоставить в письменном виде. Он писал много и долго, на протяжении часа с четвертью.

Следователь-капитан потерял терпение. Он стал задавать ему вопросы.

Константен повторил, что как журналист в Греции, он всегда защищал Францию; он занимался шпионажем только для того, чтобы однажды написать об этом роман; он впрочем, уже сделал «любопытную» книгу, говорил он, по этому вопросу, и рукопись ее оказалась в Берлине, по адресу, который он указал; было бы полезно разыскать эту рукопись после войны; он ничего не скрыл от правосудия и предоставил себя в распоряжение властей, чтобы отныне им помогать…

– Слишком поздно! – возразил ему капитан Бушардон.

– Как, слишком поздно? – спросил Константен, который, в этот момент, все еще не верил, что пришел его последний час. Он и вправду добавил, обращаясь к капитану:

– Вы настаиваете на том, чтобы меня расстреляли? (!)

– Таков закон!

Константен рухнул. Он полагал, что была разыграна комедия, чтобы выведать у него последние тайны. Тогда он заявил, что он должен еще кое-что написать, и написал.

– Надо заканчивать, – поторопил его судья. Я вам даю еще пять минут.

– Нет, еще десять минут, – умолял осужденный.

Но и в конце этих десяти минут Константен все еще писал. Пришлось заставить его подняться и надеть на него наручники.

– До свидания, господа! – сказал он мимоходом персоналу тюрьмы.

Унтер-офицер штаб-квартиры, смелый сержант Ламорлет направил на него фотоаппарат. Константен остановился, попросил жандармов встать с ним рядом, и принял позу:

– Старайтесь, чтобы хорошо получилось, – сказал он. К несчастью, пластинка впоследствии разбилась.

В этот момент шпион не был больше красивым рыцарем, который, под фальшивым именем графа де Смирнос, разбивал сердца своих жертв в парижском полусвете. Он был мертвенно-бледен, с чертами опустошенными, не сожалением, а страхом, который выступал каплями пота на его лице. Осевший, согнувшийся, одежда в беспорядке, он вызвал бы жалость, если бы забыть зло, которое он нам причинил, забыть о тысячах храбрых солдат, погибших по его предательской вине на фронте, о невинных жертвах, которые из-за него ушли в морскую пучину.

«Я православный…»

В донжоне Венсена, произошел еще один инцидент. Грек потребовал священника – он этого не хотел во время своего нахождения в тюрьме. Пока искали кюре Венсена, осужденный ждал в комнате, соседней с той, где находились офицеры. Внезапно он открыл дверь, соединяющую комнаты, проник в комнату, где мы были, и сделал вид, что хочет сесть за наш стол!…

Тут прибыл кюре.

– Я православный, сказал ему Константен, – у нас не одна и та же религия, господин кюре, но я предполагаю, что у нас один и тот же Бог! (!).

И остался на полчаса с почтенным священником.

Проходя перед войсками, он церемонно приветствовал их и захотел говорить:

– Смелые французские солдаты, – начался он, – я – друг прекрасной Франции. Я обожаю французских солдат, и я хотел бы Вам сказать…

Его заставили замолчать. Тогда, сцепив руки и подняв голову к небу, он пробормотал молитву на греческом языке. Затем он промолвил на французском языке: «Боже мой, помилуй меня!…»

И упал сраженный.

IX: Логово бандитов

Банда «Кафе Амодрю». – Шпионаж и наркотики. – Школа «Рыжей».

Эта история потрясающей банды предателей, с маскировкой, дезертирством, торговлей наркотиками, самоубийством из-за любви, разоблачениями, изменами в измене, с женским шпионажем, с драмой сумасшествия, и т.д… – в общем, в ней есть все, что нужно для хорошего американского фильма. Слушайте скорее:

Большая часть шпионов, посланных во Францию, при отправлении получала продукты или предметы немецкого происхождения, ввоз которых во Франции был незаконным, такие как: кремни для зажигалок, кокаин, морфий, шпанская муха, и т.д… Этот метод, на первый взгляд, кажется изумительным, ведь перевозить подобную контрабанду, это значит, столкнуться с проблемами с таможней или с жандармерией.

И да, и нет. Это был вполне остроумный и очень приемлемый повод. Если бы случайно агент был арестован и попытался бы выкрутиться, он мог бы сослаться на правдоподобный и одновременно преступный мотив:

– Я контрабандист, это правда! Но я не шпион!

Таким был приготовленный ответ, впрочем, классический ответ всех обвиняемых в сотрудничестве с врагом, которыми должно было заняться правосудие.

Так что, где была контрабанда, там, как говорят, в большинстве случаев был и шпионаж.

Женевский центр

Женева стала встреча французских дезертиров, и, как ни печально это констатировать, именно среди них немцы вербовали большую часть своих агентов.

Главное разведывательное бюро находилось, как мы уже говорили во Фрейбурге в Брайсгау, а их представителем в Женеве была светловолосая женщина, немка, которую называли «la Rouquine»– «Рыжей».

Эта женщина, которую не надо путать со знаменитой мадемуазель Доктор из Антверпена, часто перемещалась. У нее в качестве помощника постоянно работал в Женеве некий сапожник, немец по имени Кёнигер, которое жил на Рю-Прево-Мартен и занимался централизованным сбором сведений и вербовкой агентов.

Когда Кёнигер вербовал новичка, он посылал его во Фрейбург для профессионального обучения. Там находилась замечательная школа, о которой мы уже говорили, и методы подготовки там достигли такого уровня, что в ней преподавали кандидатам: приемы сбора и отправки сведений, перехода границы, иногда даже воссоединения с их бывшей частью на фронте, где им удавалось убедить своих товарищей и командиров, что они попали в плен и сбежали.

Гравер по металлу из Женевы по имени Лизенменгер переводил учеников во Фрейбург.

Пересечение границы происходило недалеко от Женевы при соучастии владельцев приграничных кафе и ресторанов, заведения которых размещались в нескольких метрах от пограничной полосы.

Коллекция французской формы

Но, прежде чем отправить достаточно хорошо подготовленных шпионов, их надо было одеть. У Кёнигера для этой цели была большая коллекция французских мундиров в его погребке. Еще он обладал прекрасной подборкой фальшивых военных документов, изготовленных с редкой ловкостью.

Это были, большей частью, либо увольнительные записки, либо документы об отпуске после болезни. Разумеется, на документах были все необходимые печати. Обычно пользовались штампами госпиталя в Берге (Нор) или отметкой вокзальной комендатуры в Аннемассе или Бельгарде с пометкой «Отмечен при переходе», или еще со штампом распорядительной станции Крепи-ен-Валуа.

Во время обыска, проведенного швейцарскими органами власти, у Кёнигера было найдено множество французских мундиров, отпускные свидетельства и увольнительные записки на бланках, и всевозможные печати.

Так переодетый и обеспеченный необходимыми документами шпион довольно легко переходил границу и возвращался назад. Если он не чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы лицом к лицу встретиться с жандармом, он устраивался в одном из этих кабачков с двойным выходе, стоящих на самой пограничной линии, с дверью на французскую и с дверью на швейцарскую сторону. Эти подозрительные заведения так никогда и не смогли устранить.

Обычный метод, применяемый немцами, состоял в том, чтобы побуждать дезертировать французских солдат и посылать их на некоторое время в лагерь военнопленных в Германию. Затем их обменивали на немецких пленных: они возвращались в Швейцарию и во Францию, где товарищи встречали их с восторгом.

В другой раз, дезертир просто возвращался и рассказывал, что он убежал из лагеря и пробрался через Швейцарию. Тогда его встречали с конфетами и цветами!

В «Кафе Амодрю»

В Женеве все дезертиры встречались между собой и знали друг друга.

Мюра, о котором мы будем еще говорить дальше, рассказывал, что, когда он, дезертировав, прибыл в Швейцарию, его допросил швейцарский офицер, поинтересовавшийся номером его полка, его дислокацией и типом использованных снарядов.

Почему этот вопрос был от имени швейцарского офицера? Тайна и разглашение тайны – в пользу немцев, без сомнения.

После допроса дезертир обратился к первому старшему сержанту, чтобы узнать, встречаются ли тут дезертиры и где:

– В «Кафе Амодрю»! – тут же ответили ему.

Это кафе было на совести господина Шаванна. Собирались там не только дезертиры, но и шпионы, как незанятые, так и уже работающие.

Там же строил из себя важную персону Мишель Кайе Баррио, родом из Эшеля, бросивший свой полк в июне 1915 года, чтобы укрыться в Женеве и пойти на службу к Кёнигеру, главарю всей этой банды.

Кайе взял себе в помощники Мюра и Гуаспара, двух грозных парней.

Гребля на озере

Большим развлечением всей этой банды была гребля на Женевском озере. Этот спорт увлекал их, похоже, до такой степени, что одна из женщин, которые жили с ними, признавалась капитану-следователю:

– Я если и занималась шпионажем, то только для того, чтобы купить лодку и кататься на ней по Женевскому озеру!

На арго, принятом в этом логове, когда они шли во Францию, то говорили: «спускаемся»; а когда возвращались в Швейцарию со сведениями, это называлось: «поднимаемся назад».

Именно в «Кафе Амодрю» встречались также оба брата Рипер, по прозвищу Льопар, Жан и Мариус, которых знали также под именем марсельцев.

Жан Рипер был зловещим бандитом, замешанным во всех шпионских делах. Оба брата были одинаково отважны: оба поехали в Германию, чтобы их там интернировали, затем имитировали побег, возвратились в Швейцарию, и написали своему капитану рассказ о том, «как они ускользнули от немцев!»

Мариус Рипер, брат Жана, вместе с Гуаспаром совершил большую шпионскую поездку на юг Франции, откуда они доставили большой «урожай» ценных сведений.

Такими были главные персонажи банды. Но было еще семь статистов, каждый из которых играл свою роль в том сложном деле, которое нас занимает.

Шпионка, покончившая с собой

В «Кафе Амодрю» встречались достойные господа, вот, к примеру:

Форе занимался шпионажем в тыловых районах армии с фальшивыми отпускными документами, изготовленными Кёнигером, и возвратился в Швейцарию, откуда немцы его послали в командировку в Антверпен, чтобы доставить письма для мадемуазель Доктор.

Перрен, которого швейцарские органы власти вынуждены были осудить за шпионаж, настолько его махинации были явны и скандальны.

Форестье, дезертир, который совершил несколько поездок во Францию.

Виньон, француз, уклонившийся от призыва, продавец велосипедов в Женеве, что очень хорошо было известно нашей разведывательной службе; кроме того, активный анархист и бунтовщик на жалованье у немцев. Этот тип совершал также все торговые предприятия; у него был запас пораженческих брошюр, напечатанных в Женеве и распространявшихся по Франции, и в дополнение для привлечения клиентов – склад взрывчатых веществ самого высшего сорта.

Сотрудником Виньона был Вайль, австрийский анархист и дезертир, принявший участие в беспорядках в Цюрихе в 1918 году, и арестованный тогда полицией свободной Гельвеции.

Шаперон, осужденный заочно военным трибуналом Гренобля за тайные сношения с врагом.

Франсиску, дезертир из 2-й авиационной группы в марте 1916 года, сдался и тотчас же снова дезертировал в апреле. Он, выдавая себя за испанца из-за своего темного цвета лица, совершал многочисленные поездки во Францию.

Гуаспар, наиболее опасный из шпионов, о котором мы еще долго будем говорить.

Мурье, прозванный Кампионом, странствующий певец, который отличился перед немцами своим исследованием побережья от Ниццы до Тулона.

Любовница главаря банды

Теперь давайте полюбуемся на главные подвиги первых из этих господ.

В них как раз Мишель Кайе Баррио играл главную роль. Кайе дезертировал в 1916 году, в возрасте 25 лет. Он вначале работал в Женеве на земляных работах, затем нашел менее утомительное занятие – устроился в «Кафе Амодрю». Он взял себе в любовницы официантку, француженку, по фамилии Бёгле, и устроился с нею в январе 1917 года на набережной Кэ-де-Шваль-Блан, где держал бакалейную лавку. Это заведение вскоре стало вторым логовом контрабандистов, дезертиров и шпионов.

Эта госпожа Бёгле часто ездила во Францию; она отправлялась в Эшель, чтобы передавать письма тестю Кайе, по прозвищу «Мокрушник», сбежавшему от воинского призыва из Швейцарии… Вот только такого не хватало в этом сборище!

Вот тут и начинается драма. Либо Кайе завел себе другую любовницу, либо госпоже Бёгле надоела профессия шпионки, но она окончила жизнь самоубийством: ее нашли повешенной.

Случилось это в марте 1918 года. Но прежде чем умереть, эта женщина разоблачила в швейцарской полиции Кайе и Мюра.

Полиция Женевы начала расследование, безрезультатное, естественно!

Как пронумеровать шпионов

Давайте теперь поговорим о Гуаспаре.

Этого типа побаивались все в его окружении.

Гуаспар совершил во Францию четыре большие экспедиции, иногда с Кайе, одетым в форму альпийского стрелка, иногда с марсельцем Рипером, иногда в одиночку. Наша контрразведка считала его одним из самых активных агентов противника.

В разведывательной службе каждый агент получает номер а имя его никогда не называется. Женевский центр давал для писем обозначения A. F., что означало A – Antwerpen (Антверпен) и F – Frankreich (Франция), за которыми шел последовательный номер.

Таким образом, например, Гуаспар сознался, что был номером A. F. 337.

Название Антверпена стало обозначением первой буквы кода, потому что этот город был и долго оставался центром немецкого шпионажа, о чем мы уже говорили, когда рассказывали о мадемуазель Доктор.

Разоблачения двойного агента

Прежде чем идти дальше, нужно пояснить: я не могу ничего рассказать о том, как именно мы получили разоблачения или улики против немцев. Методы контрразведки должны еще остаться в тайне. Но не будет никаких неприятностей, если мы расскажем о том, что немецкие шпионы делали у нас, потому что сами немцы об этом знают даже лучше нас.

Если мы сегодня говорим о делах и поступках одного двойного агента, это потому, что военный трибунал считал, что его следует осудить, и потому, что он действовал и для нас, и против нас.

18 апреля 1918 года наша разведывательная служба в Аннемассе была уведомлена информатором из Женевы дезертиром Корбо по прозвищу Сааб, двойным агентом, о том, что французский дезертир, немецкий шпион, собирается перейти границу с фальшивым пропуском чтобы отправиться в центр страны: сначала в Лион, а потом в Париж, с очень важным посланием.

Он должен был попытаться пересечь границу в течение ночи в окрестностях Сен-Жюльен-ен-Женевуа. Формальной целью своей поездки в Лион он назвал желание увидеть свою сестру. В Париже он собирался главным образом изучить результаты бомбардировок и артобстрелов. В Женеву он планировал возвратиться 5 мая.

Наш информатор уточнял, что этот шпион только что вернулся из Парижа, и что после возвращения он дал немецкой службе точные данные о снаряде, упавшем между Бульваром Бомарше и станцией метро Сен-Поль.

В Лионе агенту было приказано ждать некоего сообщника, освобожденного от воинской повинности, который должен был дать ему точные сведения о местах попадания снарядов. И только в случае, если бы никто не пришел, он должен был бы сам отправиться в столицу.

Были сообщены приметы этого человека, но не его имя. Также добавили, что он должен был перевозить еще и килограмм кокаина.

Арест Мюра

Было организовано тщательное наблюдение, и 27 апреля в Сен-Жюльен-ен-Женевуа при проходе поезда на Бельгард был арестован человек во французской военной форме. Им оказался Мюра. При нем нашли килограмм кокаина, о котором сообщалось, штатскую одежду, четыре фальшивые увольнительные записки о выздоровлении на его имя с печатью госпиталя в Берге (Нор), увольнительную записку на бланке с печатью полка колониальной артиллерии, удостоверение для проезда на имя Лор, который мог быть сержантом-санитаром и любовником сестры Мюра, тоже медицинской сестры в лионской больнице №17. Нашли также письмо, предназначенное для «Мокрушника», сбежавшего швейцарца, уклонявшегося от призыва. Все документы были скрыты в подкладке его брюк.

Мюра сделал вначале частичные признания, затем сознался, что собирался заниматься сбором разведывательной информации в Париже.

Мюра был давно известен как скверный озорник. Он был призван 23 ноября 1913 года, а уже 16 июня 1914 года был осужден военным трибуналом 13-го округа на один год тюрьмы за оскорбления и угрозы по отношению к командиру.

Как солдат, во время войны Мюра оказался трусом. Во время боев за Саарбург в 1914 году он исчез в первый раз. Его аджюдан говорил о нем: «Очень плохой солдат, обсуждающий приказы, не повинующийся, ищущий все возможности избежать боя». Его командир взвода, младший лейтенант Фонлюп, заявлял, что он отличался в роте «своим малодушием». Его товарищ Бомон утверждал, что Мюра был «бунтарь», заявлявший по всякому поводу, что он «убежал бы и не дал бы себя убить».