Текст книги "Фокусы и фокусники"

Автор книги: Эмиль Кио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Не могу не отметить и таких моих помощников, как Любовь Тихонова, Коша Федорова, Евгения Смирнева, Валентина Ефимова, Зоя Арабажиева, Тамара Махровская и многие другие, работавшие и работающие в номере.

Особо хочу сказать о лилипутах. Эти люди являются очень хорошими помощниками. Их присутствие в иллюзионном номере необходимо, так как "обычные" артисты не могут поместиться в некоторых аппаратах из-за своего роста.

Зрители обычно интересуются лилипутами: откуда они берутся и что это вообще за народ?

Существуют две разновидности маленьких людей: сложенные пропорционально – те, кого мы называем лилипутами, и непропорционально – с сильно укороченными конечностями и большой головой – карлики. Причина малого роста вызывается обычно нарушением деятельности желез внутренней секреции.

Рождаются лилипуты от нормальных родителей. Причем иногда бывает так: в семье – трое-четверо нормальных ребят и один лилипут.

Обе разновидности маленьких людей не имеют ничего общего в цирке я не новичок. Вы знаете, кто такой Фабри? Так вот, я училась у него в цирковом техникуме и уже выступала в номере "Акробатический этюд".

Это была Ангелина Николаевна Бугрова. Вот уже много лет является она членом нашего коллектива. Как и у всех остальных, помимо сценических обязанностей у нее есть еще и другие. Она ведает музыкальной частью. Кроме того, по совместительству Ангелина Николаевна нередко бывает и балетмейстером. А случается и так, что ее можно застать в костюмерной, где она с иголкой в руках пришивает к какому-нибудь лифу блестки или же прикрепляет к коврам кисти.

Много лет мы плодотворно сотрудничали с Федором Васильевичем Шварцем, очень славным и скромным человеком. До встречи с нашим коллективом Федор Васильевич работал в цирках в должности инспектора манежа. У нас он кроме прямых обязанностей ассистента был инспектором труппы и очень ревностно следил за порядком и дисциплиной. Кстати, благодаря Шварцу дисциплина у нас почти не нарушалась.

Двадцать пять лет проработал в нашем ансамбле М. Ф. Чуркин, действительно, что называется, мастер на все руки.

И, наконец, Евгения Васильевна Ренард-Кио; она является не только основной ассистенткой, участвует в сложных фокусах, но вместе с ней мы разрабатываем все программы наших выступлений, придумываем и осуществляем новые трюки.

Не могу не отметить и таких моих помощников, как Любовь Тихонова, Коша Федорова, Евгения Смирнева, Валентина Ефимова, Зоя Арабажиева, Тамара Махровская и многие другие, работавшие и работающие в номере.

Особо хочу сказать о лилипутах. Эти люди являются очень хорошими помощниками. Их присутствие в иллюзионном номере необходимо, так как "обычные" артисты не могут поместиться в некоторых аппаратах из-за своего роста.

Зрители обычно интересуются лилипутами: откуда они берутся и что это вообще за народ?

Существуют две разновидности маленьких людей: сложенные пропорционально – те, кого мы называем лилипутами, и непропорционально – с сильно укороченными конечностями и большой головой – карлики. Причина малого роста вызывается обычно нарушением деятельности желез внутренней секреции.

Рождаются лилипуты от нормальных родителей. Причем иногда бывает так: в семье – трое-четверо нормальных ребят и один лилипут.

Обе разновидности маленьких людей не имеют ничего общего между собой. У лилипутов умственное развитие происходит нормально, как и у всех людей, а физическое задерживается еще в детском, дошкольном возрасте, примерно в три-четыре года. Продолжительность жизни лилипутов такая же, как и у обычных людей. Детей они иметь не могут. Карлики же потомство иметь могут.

Среди лилипутов немало талантливых людей. Мне хочется в первую очередь отметить работавших со мной сестер Прутковских – Ирину и Мару.

У Ирины были замечательные актерские способности. Рано, в начале революции, лишившись родителей, она и ее сестра попали в детский дом. Здесь Ирине часто приходилось выступать в самодеятельных спектаклях. Позже она поступила в Театр оперетты, где ей поручали роли детей.

Однажды Иру увидел в спектакле Иван Александрович Брюханов. Он поговорил со мной, а затем с Ирой, и вот у нас в труппе появился еще один участник. Ира была довольна. Никто не обижал ее, в цирке широко развернулись ее способности. Позже вместе с Брюхановым она подготовила акробатический номер. Под псевдонимом "Ирвен" она долгое время выступала на манеже и пользовалась большим успехом.

Попав в наш коллектив, Ира в первое время думала только об одном – о том, чтобы жить и работать вместе с сестрой, Марой, которая все еще оставалась в детском доме. Семь лет не виделись сестры и скучали друг без друга. В каждом письме Ира умоляла Мару приехать к ней.

Наконец настал долгожданный день. Мара прислала телеграмму: она едет...

Мы все радовались этому. Счастливая, отправилась Ира на вокзал. Поток людей хлынул на перрон из вагона. Ира всматривалась в толпу, разглядывала всех проходящих мимо девушек. Но никто не подошел к ней. Взволнованная, вернулась Ира в цирк: что случилось с сестрой, почему она не приехала? И вдруг в вестибюле увидела знакомое улыбающееся личико. Перед ней стояла Мара, та самая Мара, с которой она рассталась семь лет назад.

Алексей Кудашев кроме работы ассистента ведал еще всей нашей рекламой. Борис Яшин, несмотря на свой маленький рост, отличный механик и изобретательный конструктор.

Было у меня в труппе и много других лилипутов. Александр Петрович Ольховников, Герман Алексеевич Измайлов, сестры Мария и Раиса Ягубовы, Федор Кудашев и другие – все они также активно помогали мне в создании ряда номеров.

ГЛАВА V

Цирковая романтика – Смешное разоблачает – Клоун и блондинка – Юбилей советского цирка – В годы войны – Шефская работа – На восстановлении Крещатика – Иллюзионное ревю -Политический иллюзион.

Давно уже прошли времена, когда я сомневался: можно ли иллюзионисту выступать в цирке? Оказывается, можно. И это удалось доказать своей работой многим иллюзионистам советского цирка. Правда, выступления на манеже повышали ответственность, требовали от иллюзиониста особого мастерства, ибо в цирке все на виду.

Зритель знает цирк в вечерние часы, когда яркие фонари зажигаются у подъезда, когда, освещая манеж, вспыхивают прожекторы и звучит веселая музыка, а из-за занавеса выходят бравые униформисты в украшенных позументами костюмах и белых перчатках. Но не менее интересно в цирке в дневное время. Необычно выглядит он в эти часы.

Манеж – в полумраке; свет проникает на него только сквозь маленькие окна в верхней части купола. Барьер, окаймляющий арену, покрыт чехлом. Ходят уборщицы с ведрами и тряпками. Занавес, отделяющий манеж от закулисной части, отдернут, и слышно, как на конюшне фыркают лошади и переговариваются конюхи. Где-то играет саксофон. Лает собака, протяжно ревет осел. Вот подал голос лев, и от его могучего рычания сотрясаются стены и дрожит пол.

Особенно оживленно бывает в цирке в дни, предшествующие началу сезона. Съезжаются артисты. В вестибюлях и коридорах стоят ящики, сундуки, корзины, чемоданы. На манеже еще работают плотники. Деловитый стук молотков то и дело заглушается бравурными звуками галопа или польки, разучиваемых оркестром.

Здесь же идет репетиция. По соседству с "антиподистами", которые, лежа на спине, подбрасывают и ловят ногами пестро раскрашенные предметы, упражняются на ковре молодые акробаты – воспитанники Государственного училища циркового искусства. Тут же еще одна группа акробатов. "Ап!" – и в воздухе мелькает гибкая фигура, "Ап!" – и один акробат, как пружина, выпрямляется на плечах другого. Непривычно видеть их не в нарядных цветистых рубашках, а в рабочих комбинезонах, простых и удобных для тренировки.

И за кулисами тот же упорный труд, будничная деловая обстановка. В одной из маленьких комнаток музыкальные сатирики разучивают новые куплеты. Из репетиционного зала доносятся звуки рояля – там занимаются артистки балета. Коверный клоун раскладывает свой реквизит. Из огромного сундука один за другим появляются клоунский костюм, большие, неуклюжие ботинки, тросточка, целый набор разноцветных мячей...

А на конюшне – настоящий маленький зверинец. В просторных станках стоят дрессированные на свободе дончаки – рослые степные скакуны. Рядом с ними массивные жокейские лошади. Меланхолично пожевывают губами двугорбые киргизские верблюды. В отдельном помещении -клетки со львами.

Увлекательна цирковая романтика, и тот, кто знаком с нею, полностью находится в ее власти.

В начале книги я уже говорил, что когда-то фокусники каждый свой трюк старались представить как что-то загадочное, сверхъестественное. Правда, и прежде бывали фокусники, отходившие от традиционных приемов, избегавшие таинственного и зловещего в своей работе.

Одним из первых это сделал французский иллюзионист Робер Гудэн (1805-1871). На своих "фантастических номерах" в Пале-Рояле, в Париже, он представал перед зрителями таким, каким был на самом деле, – живым, веселым и остроумным человеком. Детей он одаривал игрушками и сладостями, которые доставал неведомо откуда. Апельсины, например, Гудэн "выращивал" прямо на глазах у публики. Он насыпал в большую кадку землю, клал туда зернышко и поливал водой. Из земли появлялся зеленый росток, росток превращался в куст, куст покрывался цветами. Затем на дереве возникали плоды, которые фокусник срывал и раздавал зрителям. Последний апельсин разрезал пополам, и оттуда вылетали две механические бабочки, порхавшие над сценой.

Примеру Гудэна последовал "профессор магии" Александр Герман, представитель известной семьи иллюзионистов. Он также был весельчаком, балагуром, пересыпающим свою речь шутками-прибаутками. В восьмидесятых годах прошлого столетия Герман приезжал в Петербург.

Вот что я прочитал в журнале "Всемирная иллюстрация".³

"Перед тем как дать здесь несколько представлений, – говорилось в журнальной заметке, – Герман успел на днях показать свое искусство нескольким лицам, завтракая в ресторане у Дюссо.

С первых же минут завтрак принял фантастический характер.

Гарсон^{4 подал Герману небольшое блюдо с яйцами всмятку. Профессор провел над блюдом рукой, как бы выбирая яйцо.}

– Что вы мне подаете пустое блюдо? – вскричал он, строго смотря на гарсона.

Яиц как не бывало. Растерявшийся гарсон что-то пробормотал.

Надо было видеть лицо остолбеневшего гарсона.

Все яйца затем возвратились на стол из галстука одного из

Александр Германн и трюк

присутствовавших. „_Дама „ _{воздухе}„

Проделав массу фокусов с картами, профессор в довершение всего показал следующее чудо.

– Накройте ваш бокал с шампанским шляпой, – предложил он одному из своих спутников. Сказано – сделано.

– И ваш бокал под шляпой?

– Конечно.

Он поднял шляпу, и при общем удивлении и смехе вместо бокала с шампанским на столе узрели большой ботинок на толстой подошве.

– Извините, господа! – произнес Герман, взяв ботинок и надев его на свою разутую правую ногу. Бокал с шампанским он достал из-за пазухи".

Не надо думать, будто веселое в цирке связано только с выступлениями клоунов. Почти в любой жанр можно вводить и острый гротеск, и забавную эксцентриаду. Это же относится и к иллюзионным номерам.

Есть выражение: "смешное убивает". И уж если разоблачать претенциозные попытки современных иллюзионистов выставлять себя в качестве "экспериментаторов натуральной магии", то самое лучшее делать это с помощью юмора. Буффонадные моменты, введенные в иллюзионный номер, придают ему ироническую окраску, полностью убивают какие бы то ни было бациллы мистики.

Как, очевидно, помнит читатель, я выше рассказал, что в свое время подвергся серьезной критике номер "Женщина в воздухе", подававшийся мною как "сеанс гипноза". Давно прошли времена, когда я всерьез "усыплял" свою партнершу, проделывая над ней "гипнотические пассы". Номер этот, однако, продолжал жить в моем репертуаре. Но теперь вместо женщины в нем участвовал клоун. Вот он поднимается в воздух, якобы усыпленный. Он сладко спит, посапывая, и даже почесывает "во сне" ногу об ногу. Смешно? Смешно! Чародейство, магия, чернокнижие? Какое уж тут чародейство! Все очень просто, а если и кажется необычным, так на то и иллюзия.

Клоун в иллюзионном номере появился при обстоятельствах, быть может, не столько закономерных, сколько случайных. Был у меня трюк под названием "Бак" (по-другому он называется – "Ваза фараона"). В большую, почти в человеческий рост вазу я наливал тридцать ведер воды. Одно ведро... пять... десять... Наконец, сосуд наполнялся до краев, и тогда из этой вазы я начинал вытаскивать голубей, кур, собаку, одного лилипута, другого... Последней появлялась молодая женщина. У нее были крашеные локоны и стандартная улыбка.

Так вот, случилось, что во время представления эта блондинка закапризничала. Она заявила, что ей трудно дышать в аппарате и что вообще она больше не желает играть у Кио роль какой-то "невидимки". Пусть Кио, если ему надо, сам лезет в бак, а она это делать отказывается. Стуча высокими каблучками и гордо вздернув свой носик, блондинка удалилась, а я остался, что называется, с носом.

Посылая проклятия по адресу коварной блондинки, я схватился за голову: что делать? В этот роковой момент на глаза мне попался коверный. Сейчас уже не помню, кто это был: Антонов или Бартенев. Раздумывать было некогда.

– Влезай в бак! – закричал я, судорожно вцепившись в коверного.

– Как так – влезай?

– Влезай, говорю, потом разберемся.

Коверный пожал плечами и, криво улыбаясь, полез в вазу. Помощники подхватили ее и вынесли на арену.

Когда в заключение вслед за голубями, собакой и лилипутами из бака вместо крашеной блондинки неожиданно появился сконфуженный коверный (он до сих пор не мог прийти в себя от моего нахальства), дружный смех прокатился по рядам. Весь цирк зааплодировал. Позже, за кулисами, товарищи поздравляли меня с успехом, говорили: – Вот это находка! Смелое новаторство. И как вам только пришло в голову заменить ассистентку клоуном?

Я скромно помалкивал. Помалкивал и коверный. Неожиданный успех ему тоже пришелся по душе. С тех пор я всегда вводил в этот номер клоуна.

Все, что ни делал я на глазах у публики – демонстрировал ли вылетевших из пламени голубей, или карты, сами собой вылезающие из стакана, доставал ли из воды песок, который оказывался сухим, или показывал неисчерпаемый ящик, – все я старался делать весело, чтобы все это не походило на обычные выступления иллюзионистов.

Хочется верить, что этим я способствовал утверждению нового направления в иллюзионном жанре – бодрого, жизнерадостного, оптимистического. Непринужденный, иронический характер выступлений как бы должен был говорить, что за всеми "чудесами" скрываются шутка, искусство иллюзии, ловкость артиста, умело использующего аппаратуру.

В эти годы мой репертуар пополнялся рядом новых номеров, таких, как "Гулливер в стране лилипутов", "Шахматы", "Троллейкар", "Распиливание".

Сюжет "Гулливера" был навеян замечательной книгой Дж. Свифта. На манеже устанавливали макет королевского дворца. Появлялся Гулливер, осматривал дворец, убеждался, что он пуст, перешагивал через него и ложился отдыхать. Когда Гулливер засыпал, двери дворца неожиданно раскрывались, и из них выходили крошечные люди – король и королева, сановник, духовник и прочая свита. Их изображали лилипуты. Номер этот был нарядно оформлен и привлекал внимание зрителей своей красочностью.

В этом же плане были созданы "Шахматы". На арене расставлялись в шахматном порядке восемь кубиков. Мы показывали зрителям, что они пустые, открывая и закрывая поочередно все стенки. Но кубики пустыми вовсе не были. Их стенки внезапно разваливались сами по себе, и из кубиков выходили лилипуты, одетые в костюмы шахматных фигур.

Номер "Троллейкар" был специально рассчитан на цирковую арену и служил как бы доказательством, что цирк нами освоен.

"Троллейкар" представлял собою самоходную тележку. Спереди и сзади стояли мои ассистенты, державшие стекло, – так, во всяком случае, казалось зрителям. На стекло ложилась одна из участниц нашего номера. В то время, когда троллейкар шел вдоль барьера, по кругу, я набрасывал на стекло легкое, но плотное покрывало и через секунду сдергивал его, – женщины на стекле не было, она исчезла. Этот фокус вызывал много споров и вопросов, даже многие артисты не догадывались, как же он делается. А делался он следующим образом: один из державших стекло был действительно мой ассистент, но впереди на троллейкаре стояла кукла, и, когда я накидывал покрывало, моя помощница ловко и мгновенно проскакивала в туловище этой куклы и таким образом уезжала.

Номер этот нам доставлял очень много хлопот: во-первых, я очень долго учился бросать покрывало так, чтобы оно особым образом колебалось и благодаря этому не были бы видны движения моей помощницы, а во-вторых, артистка не сразу научилась в одну секунду исчезать со стекла, чтобы очутиться в туловище куклы.

Производил на зрителей впечатление номер "Распиливание". На глазах у публики мы распиливали на две части ящик, в который только что легла женщина, а она выходила из ящика невредимой.

Как это достигалось? Когда ассистентка ложилась в ящик, она собиралась в комочек в одной половине ящика и высовывала в специальные прорези голову и руки. В это же мгновение другая ассистентка, находившаяся в ящике ранее и невидимая зрителю, высовывала с другой стороны ящика ноги. Середина ящика оставалась пустой. У зрителя же создавалась полная иллюзия, что в ящике находится одна женщина. Тем более удивлен бывал зритель, когда электрическая пила разрезала ящик пополам, мы разводили обе половины в разные стороны, и каждая из моих ассистенток шевелила по моему приказанию то ногами, то руками.

Неоценимую помощь в работе над номерами оказывали нам режиссеры Борис Александрович Шахет и Арнольд Григорьевич Арнольд и художники Аннель Алексеевна Судакевич, Евгений Михайлович Гольштейн, Вадим Федорович Рындин, Константин Николаевич Ефимов.

В 1939 году широко отмечалось 20-летие советских цирков. В ознаменование этой даты многим цирковым артистам Советское правительство присвоило звания народных и заслуженных артистов республики. Было присвоено звание заслуженного артиста и мне. Не буду говорить, как это взволновало и обрадовало меня. В ответ на почетную награду я дал слово неустанно совершенствоваться в своем жанре, добиваться новых творческих успехов.

Я был полон замыслов, но осуществить их не удалось, по крайней мере в тот период. Началась Великая Отечественная война.

22 июня 1941 года... Этот памятный день застал наш коллектив в городе Горьком. Ровно в двенадцать должно было начаться в цирке представление – и не началось.

Как и все советские люди, мы, артисты цирка, были потрясены вероломным нападением гитлеровской Германии на Советский Союз. Гневом и возмущением были охвачены сердца. Прервалась мирная жизнь. Наступили годы суровых испытаний.

Уже на второй день войны я вместе с другими артистами давал выступления на вокзале, провожал отправляющиеся на фронт эшелоны. В эти дни многие артисты покинули цирк, чтобы стать в ряды защитников Родины.

В полном составе ушел на фронт ансамбль донских казаков под руководством Михаила Николаевича Туганова. Славный боевой путь проделал он в составе знаменитого кавалерийского корпуса генерал-майора Доватора, участвовал в боях за Москву. В брянских лесах казаки Туганова совершали смелые рейды в тылы противника. Они сражались в Белоруссии, в Польше и в числе первых ворвались в Берлин.

Ушло добровольцами на фронт и несколько человек из нашего коллектива.

Приходили тревожные вести. Сгорело во время бомбежки здание цирка в Минске. Труппа едва спаслась, уйдя под обстрелом по дороге на Смоленск... В нелегкой обстановке эвакуировался смоленский цирк. То же было и в Калинине.

Между прочим, в Калинине гастролировала конюшня дрессированных лошадей под руководством Ильи Петровича Монкевича. В первые же дни войны дрессировщик ушел на фронт, а лошади остались на попечение его отца – одного из старейших артистов цирка, Петра Алексеевича, и жены. Фронт стремительно приближался. В городе все чаще раздавался тревожный вой сирен и гудков, возвещавший о воздушной тревоге. Однажды зажигательные бомбы упали и на круглое деревянное здание цирка. Все, кто здесь еще оставался, принялись тушить пожар. А Нина Монкевич выводила из объятого пламенем помещения лошадей. Перепуганные рысаки упирались, храпели, разбивали копытами деревянные настилы. В тот же день пришел приказ: эвакуироваться. Собирались в путь быстро, по-военному. Последними от дверей цирка отъехали две повозки, запряженные рысаками. На повозки был погружен реквизит. Но – увы! – лошади отказывались идти. Это были дрессированные рысаки, которые могли вальсировать на манеже, но не умели ходить в упряжи.

Мы, участники иллюзионного аттракциона, были отправлены из Горького в Москву. Столица встретила нас непривычной тишиной, лучами прожекторов в августовском небе, синими огнями светомаскировки. Из скверов навстречу звездам медленно поднимались аэростаты воздушного заграждения.

Пребывание в Москве было кратковременным. Мы принимали участие в представлениях, которые давались в столичном цирке. Порой в эти часы начиналась воздушная тревога. Тогда представление прерывалось. Зрители и артисты спускались в бомбоубежище. Артисты приходили сюда в том виде, в каком только что были на манеже – в париках и костюмах, затянутые в трико.

Из Москвы наш коллектив был эвакуирован в Свердловск. В 1942 году повсеместно стали создаваться цирковые коллективы. Они объединяли представителей различных цирковых жанров. Сделано это было для сохранения кадров, а также для более успешной, в обстановке военного времени, творческой работы. Один из таких коллективов поручили возглавить мне.

К оформлению его я приступил в Куйбышеве. В коллектив вошли: заслуженные артистки республики сестры Зоя, Марта и Клара Кох, труппа воздушных гимнастов под руководством Евгения Моруса; акробаты с подкидной доской Лебедевы; группа исполнителей икарийских игр, возглавляемая Виктором Плинером; стрелки-рекордсмены Тихоновы и другие.

В эти годы я стал думать о создании политических иллюзионов. Я вспомнил свои первые опыты в этой области и пришел к убеждению, что это – один из путей создания подлинно новых иллюзионных номеров.

"Фриц идет на Восточный фронт" – так назывался номер, показанный мною в годы Отечественной войны. По манежу бодро маршировал коверный, одетый в форму гитлеровского молодчика. Вдруг на него сверху опускался балдахин. Когда по счету "раз, два, три" балдахин поднимали, "фрица" уже не было. Там, где он только что стоял, зрители видели могилу с березовым крестом. Выбегала собачка и поднимала возле могилы ножку...

Широко развернули мы шефскую работу, были частыми гостями в воинских госпиталях. В труппе стало правилом проводить в каждом городе "День культурного обслуживания раненого воина". Инициатором этого большого и важного мероприятия был коллектив Киевского театра оперы и балета имени Т. Г. Шевченко, находившийся во время войны в Иркутске. В этот день с утра все отправлялись из цирка в госпиталь. Каждому находилось какое-либо занятие: одни пилили и кололи дрова, разгружали уголь, чистили картофель, другие ухаживали в палатах за тяжелоранеными, которые сами не могли подняться с постели, мыли полы, чинили белье... Во время обеда наш оркестр играл в столовой. А потом начинался концерт. Разумеется, мы не могли привозить в госпиталь громоздкую аппаратуру. Но в то же время мы старались не обеднять программы, чтобы зрители могли получить полное представление о нашей работе. Никогда не забыть, каким неподдельным восторгом светились глаза наших зрителей, когда пустой ящик вдруг оказывался наполненным лентами, цветочными гирляндами... Раненые громко выражали свое восхищение, аплодировали, и эти аплодисменты были для нас, артистов, лучшей наградой.

– Приходите еще! – говорили бойцы.

Начальник госпиталя в Свердловске профессор Яковлев на собрании медицинского персонала говорил:

– Выступления артистов цирка в госпитале приносят раненым пользы не меньше, чем все наши лекарства. После этих выступлений раненые начинают обсуждать, как проделываются все эти фокусы. Возникают споры. Одни доказывают одно, другие-Другое. И эти споры позволяют больным забыть о своих недугах.

Приятно было слышать эти слова, хотя, быть может, в них было и известное преувеличение.

Мы привозили раненым подарки: табак, портсигары, открытки, карандаши, бумагу, цветы. Нередко, когда прибывали новые эшелоны, мы отправлялись на станцию, помогали выгружать из вагонов раненых и больных.

Выступая в цирках, мы отчисляли средства в фонд обороны, в пользу семей погибших фронтовиков, устраивали внеплановые представления, в том числе ночные. Всего наш коллектив дал в фонд обороны страны около двух миллионов рублей.

В освобожденных от фашистских оккупантов городах мы вместе со всеми трудящимися участвовали в восстановительных работах. Памятным осталось для нас пребывание в Киеве в 1944 один из воскресных дней все мы, надев рабочие костюмы, вышли на восстановление Крещатика. Трудившиеся здесь киевляне, узнав артистов цирка, встретили нас приветствиями. Возник импровизированный митинг.

году. Е

– Вы привыкли видеть нас при ярком сиянии прожекторов, на цирковой арене, – сказал я, выступая на этом митинге. – Но мы, артисты, не можем стоять в стороне от той работы, которую вы, киевляне, так дружно проводите. Когда прекрасный Крещатик встанет из руин, приятно и радостно будет сознавать, что и мы, работники советского цирка, вложили свой кирпич в народную стройку.

Началась работа. Мои ассистенты Брюханов, Шварц, Лепковский, стоя в котловане, вгрызались кирками в землю, нагружали ее на носилки. Чуркин, Бугрова, Тихонова, Ефимова транспортировали ее наверх. Даже наши маленькие артисты – лилипуты приняли участие в общем труде. Они были поставлены на очистку кирпича.

Радостный День Победы застал нас в Иванове. Окончание войны хотелось отметить ярким праздничным зрелищем.

...Цветные блики огня, черные полумаски, дождь конфетти... Красочный, веселый карнавал. Улыбающиеся лица женщин, развевающиеся в танце юбки. Вот отвальсировали последние пары. Мне подают покрывало. Я расстилаю его перед собой на полу, беру за середину, приподнимаю – и перед взором зрителей появляются два лилипута.

Так начиналось наше новое иллюзионное ревю. В него вошли номера, которые я задумал еще до войны. Один из них мы назвали "Пресс", другой – "Большое распиливание".

"Пресс", собственно, не походил на обычный пресс. Он представлял собой два больших ящика: нижний и верхний, снабженный ножами. Верхний ящик с помощью механизма опускали, и ножи прокалывали нижний, в который укладывалась ассистентка.

Мы придавали большое значение нашему новому иллюзионному ревю. В нем была сделана попытка отойти от пресловутого "восточного" стиля, расстаться с балдахинами, халатами и шальварами. Впервые я появился перед зрителями не в халате, а во фраке.

Однако в своем стремлении сделать программу красочной, занимательной, мы допустили ряд ошибок. Они выразились в некритическом подражании западным образцам. Это привело к формалистическим выкрутасам как в содержании номера, так и в его оформлении. В нем оказались элементы мещанской безвкусицы, сусальности, мишуры.

Особенно это сказалось в номере, названном "Стиль нову".

На арену выносили огромный флакон из-под духов. Под звуки джазовой музыки появлялись балерины в экстравагантном наряде. Их сильно декольтированные платья были расчерчены черными полосами наподобие спиралей, и, когда танцовщицы кружились, создавалось впечатление, будто они ввинчиваются в пол. Этот туалет дополняли белые страусовые перья и черные перчатки выше локтей. Когда танец оканчивался, флакон освещался изнутри, и в него, улыбаясь, входила пышно одетая молодая женщина. Под звуки саксофонов и тромбонов женщина исчезала, а там, где она только что стояла, появлялся человеческий скелет. Затем исчезал и он, а перед взором зрителей вновь представала та же самая женщина, но теперь уже в другом виде. Она была полуобнажена -только сверкающая полоска лифчика на груди да трусы.

В таком же духе был сделан номер "Печатание банковских кредитных билетов".

На манеже устанавливалась буфетная стойка. Миловидная буфетчица отпускала напитки. Десятка полтора девушек-официанток с бронзовыми подносами в руках исполняли эксцентрический танец. Вбегал коверный. Он гонялся за девушками, натыкался на буфетную стойку и просил выпить. Получив бокал вина, он не знал, чем рассчитаться, так как в бумажнике у него не оказывалось денег. Официант-лилипут подавал счет, и коверный с ужасом показывал этот счет мне. Я брал бумажку, вкладывал ее в аппарат между двумя роликами, и оттуда выскакивал новенький хрустящий рубль. Этот рубль я подавал коверному, и тот расплачивался за вино.

В этой пустой, бессодержательной сценке основным, по сути дела, был показ полуголых девиц. И в других номерах ассистентки выходили в костюмах с более чем рискованными вырезами и разрезами, на пробковых котурнах, украшенные браслетами. Сколько атласа и атласного бархата, матового шелка, саржи, тюля, парчи, вуали с блестками, аппликаций из газа, страусовых перьев пошло тогда на одни только наряды!

Попутно должен сказать, что, в отличие от театра, где из какой-нибудь марли можно сделать искусную имитацию тюля или газа, а из мешковины – парчу, цирк, в силу своей специфики, требует настоящей "фактуры". Ведь в цирке исполнитель отделен от зрителей лишь узким барьером, а бывает, что артист подходит к зрителю и вплотную. И тут уж никакая имитация ткани, даже самая совершенная, недопустима – зритель сразу разгадает ее. Вот почему цирковые артисты имеют дело с настоящим бархатом и с настоящим шелком. То же относится и к реквизиту.

Иллюзионное ревю подверглось резкой критике. Нас обвиняли в том, что, погнавшись за яркой внешней формой, мы забыли о главном – о содержании, перенесли центр внимания на показ полуголых девиц.

Критика была справедливой. Внимательно проанализировав свою работу, мы, спустя некоторое время, предстали перед зрителями уже в новом виде. На смену иллюзионному ревю мюзик-холльного типа пришел большой политический иллюзион, номер, который мог появиться только в советском цирке.

Отказавшись от ненужной "красивости", от экзотики, присущих предыдущей программе, мы решили насытить свой репертуар злободневностью, политической сатирой, направленной против поджигателей новой войны. Это позволило облечь иллюзионные трюки в совершенно новую форму, сделать их особенно выразительными.