Текст книги "Третий возраст"
Автор книги: Эмиль Ажар
Жанр:
Драма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
ИНТ. КЛУБ СЛЯКОТЬ ВЕЧЕР.
Жан и мадемуазель Кора сидят за столом. Подходит официант.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Шампанского пожалуйста.
Официант смотрит на Жана. Жан всем видом показывает: не я плачу парень. Официант ушёл.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Наверное, он меня узнал.
ЖАН.
Вы когда перестали петь, мадемуазель Кора?
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
О, меня видели по телевизору полтора года назад, когда был фестиваль песни улиц. А два года назад я участвовала в гала-концерте в Безье…
Мадемуазель Кора смотрит на танцующих.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Я начала ходить на танцы в шестнадцать лет. Это было время аккордеона. У отца было небольшое бистро неподалёку от Бастилии, которое он продал, когда мать его бросила. Она была костюмершей в Казино де Пари. Когда мне было лет десять, я постоянно торчала за кулисами. Это была великая эпоха, такого больше никогда не повторится: Жозефина Бейкер, Морис Шевалье, Мистенгет...
Мадемуазель Кора смеётся, потом напевает: Мой избранник...
ЖАН.
Большего экологического свинства у нас и вообразить нельзя. Страшный удар по всему живому в море... Устрицы дохнут как мухи... У морских птиц там были свои убежища... места, где они могли надёжно укрыться от всего... Так вот, представляете, из-за этой плавающей нефти погибло больше двадцати пяти тысяч особей. Случаются экологические катастрофы, избежать которых невозможно, но тем более необходимо не допускать тех, которые можно предотвратить.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Да, это очень печально, все эти птицы...
ЖАН.
И рыбы.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Да, и рыбы тоже.
ЖАН.
У меня есть африканский друг Йоко, он говорит, что мы слишком мало думаем о чужих несчастьях, поэтому мы всегда недовольны.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Странное рассуждение... Я что-то не понимаю. Чтобы быть довольным, надо думать о чужих несчастьях? Твой друг мне совсем не нравится. Низкая душа.
ЖАН.
Да нет, вовсе не так. Но просто когда думаешь о всех этих тварях, обречённых на вымирание, то твоя личная судьба уже не кажется такой несчастной.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Такое объяснение нас может далеко завести.
ЖАН.
Конечно далеко, но нельзя же беспокоиться только о себе, не то и вправду спятишь. Когда мало думаешь о других, то уделяешь слишком много внимания тому, что происходит лично с тобой...
Подходит официант с шампанским, разливает его по бокалам.
ЖАН.
(встаёт)Извините, мадемуазель Кора.
Жан идёт к стойке. За стойкой сидит АЛИНА. Она читает. Жан садится около неё.
ЖАН.
Вы живёте здесь поблизости?
АЛИНА.
По правде говоря, нет.
Жан смотрит на обложку книги которую читает Алина.
ЖАН.
У вас страсть к словарям?
АЛИНА.
Я ищу одну вещь...
ЖАН.
Что именно?
АЛИНА.
Если бы я знала, что ищу, это значило бы, что я уже нашла...
ЖАН.
А нет ли у вас медицинского словаря?
АЛИНА.
А что ищете вы?
ЖАН.
Я ищу слово "любовь".
АЛИНА.
Вы не найдёте "любовь" в медицинском словаре. Обычно это считается естественным стремлением человеческой души.
Жан взял словарь из рук Алины читает вслух.
ЖАН.
Любовь – предрасположенность желать благополучия не себе, а другому и быть ему всецело преданным... Вот видите, это же ненормально. А у вас нет словаря по больше?
АЛИНА.
Да, здесь краткие формулировки. Это словарь для постоянного пользования. Чтобы был под рукой. В случае необходимости. Для скорости.
ЖАН.
А!
АЛИНА.
У меня есть большой Роббер в шести томах и универсальная энциклопедия в двенадцати. И ещё несколько других словарей.
ЖАН.
У вас дома или здесь?
АЛИНА.
Не смешите меня... Как вас зовут?
ЖАН.
Меня зовут Жано.
АЛИНА.
Алина… Чем вы занимаетесь?
ЖАН.
Учусь в школе клоунов.
АЛИНА.
Интересно. Я не знала, что такая существует.
ЖАН.
Конечно существует. Я учусь там уже двадцать первый год. А вы?
АЛИНА.
(с симпатией)Двадцать шестой...
ЖАН.
Может, нам вдвоём удалось бы сделать клоунский номер... Скажем, завтра вечером.
АЛИНА.
Приходите ко мне в следующую среду. Будут друзья. И спагетти.
ЖАН.
А раньше нельзя?
АЛИНА.
Нет, нельзя.
Алина пишет на салфетке адрес. Жан берёт салфетку, читает.
ЖАН.
В половине девятого, на спагетти… Если вы захотите отменить друзей из-за меня, то не стесняйтесь.
Оба смеются.
Жан вернулся к столику. Мадемуазель Кора разглядывает афишу висящую над столиком.
ЖАН.
Извините меня, мадемуазель Кора.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Это подруга?
ЖАН.
Да нет.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Я перестала понимать молодых. Вы совсем не такие, какими были мы. Для вас как бы больше не существует землетрясений.
ЖАН.
Не будем сожалеть о землетрясениях… (бьёт ладонями по ногам)Ну так что, мадемуазель Кора?
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Ну так что, мой маленький Жано?
ЖАН.
А знаете почему цапля, когда стоит, всегда поднимает вверх одну ногу?
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Нет, а почему?
ЖАН.
Потому, что если бы она подняла обе, то сломала бы себе шею.
Мадемуазель Кора чуть не умерла со смеху. Жан взял мадемуазель Кору за руку. Она деликатно отстранилась.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Не надо, Жано. На нас смотрят.
ЖАН.
Мадемуазель Кора… Была такая кинозвезда Кора Лаперсери.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Господи, откуда ты это знаешь? Это было очень давно, задолго до твоего рождения.
ЖАН.
Это не повод её забыть…
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
В одном интервью Арлетти сказала: Жаль, что мы позволяем прошлому уйти, не пытаясь даже хоть что-то от него удержать. Моё настоящее имя Каролина Прокляд, но я его поменяла на Ламенэр.
ЖАН.
Почему? Прокляд звучит совсем неплохо.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Потому что это звучит как проклят, и мой отец всё время повторял это, когда я была маленькой, потому что в жизни у него были одни неприятности.
ЖАН.
Что, много болел?
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Нет, но моя мать ему изменяла, а потом ушла совсем. Он сказал, это предопределено, всё дело в фамилии, Прокляд. Мне тогда было десять лет. Он напивался, сидел за столом с бутылкой, стучал по столу и всё повторял: проклят, проклят. Бил меня. Я стала думать, что, может быть, над нами и вправду тяготеет какой-то рок из-за этой фамилии. Вот я и стала Корой Ламенэр.
ЖАН.
Если я когда-нибудь прославлюсь, то стану Марсель Прокляд. На афише будет эффектно выглядеть.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
А почему не Жан?
ЖАН.
Жан очень быстро превращается в Жано.
Мадемуазель Кора поцеловала руку Жана и прижала её к щеке. Жан снял куртку и потянулся к пачке мадемуазель Коры, но она сама вынула сигарету, прикурила и сунула ему в губы.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Не думай, что я про тебя забыла, Жано. Я тобой занимаюсь. Я звонила продюсерам, агентам, я знаю многих людей...
ЖАН.
Мадемуазель Кора, я вас ни о чем не прошу.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Я знаю, но нет ничего прекраснее, чем помочь другому завоевать успех. Я так понимаю Пиаф, которая столько сделала для Монтана и Азнавура… Тебе со мной скучно?
ЖАН.
Что вы, мадемуазель Кора!
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
У тебя такой задумчивый вид.
ЖАН.
Это из-за грохота. От этих бесконечных бум-бум-бум в конце концов уши болят. Не пойти ли нам в более спокойное местечко?
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Я не испытываю недостатка в покое, Жано. Вот уже тридцать лет, как я живу в полном покое.
ЖАН.
Почему вы так рано перестали выступать, мадемуазель Кора? Тридцать лет назад вы были ещё молоды.
Мадемуазель Кора пьёт шампанское. Отвечает не сразу.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Да это уже не секрет. Я пела во время оккупации, вот в чём дело.
ЖАН.
Ну и что? Все пели. Был даже фильм не так давно, со знаменитыми артистами...
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Да, но я-то не была знаменитой, поэтому вокруг меня легче было поднять шум. Это длилось не так уж долго, всего два или три года, но потом я заболела туберкулёзом… ещё три года вынужденного покоя. И с тех пор вот уже почти тридцать лет, как меня окончательно оставили в покое… (засмеялась своей шутке)К счастью, у меня есть на что жить.
ЖАН.
Надо стараться во всем находить хорошую сторону, мадемуазель Кора, хотя не всегда понятно, какая именно хорошая…
Мадемуазель Кора пьёт шампанское.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Пожалуйста, не называй меня все время мадемуазель Кора, говори просто Кора. Мне никогда особо не везло в любви… В 1941 году я безумно влюбилась в одного негодяя. Я пела тогда в ночном клубе на улице Лапп, а он был его управляющим. Три девчонки-проститутки работали на него, и я это знала, но что поделаешь…
Мадемуазель Кора пьёт шампанское.
ЖАН.
Прокляд!
Мадемуазель Кора брызнула коротким смешком.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Да, проклят. Пути поэзии неисповедимы, а я была целиком в мире жанровой песни… И этот тип с его физиономией апаша и наглыми повадками… Месье Френсис Карко сочинил лично для меня несколько песен. Он иногда к нам заглядывал и говорил мне, чтобы я поостереглась, что не надо смешивать песни с жизнью… Но я всё смешала, а так как он работал на гестапо его расстреляли во время Освобождения. И для меня ничего хорошего из этого не получилось. Налей мне ещё шампанского. (через паузу, с упрёком)А знаешь, меня многие очень любили… Пошли танцевать.
Звучит медленный танец. DJ ЗЕД одет в облегающее трико с нарисованным фосфоресцирующими красками скелетом, на лице маска, изображающая череп, на голове цилиндр. Мадемуазель Кора опускает голову Жану на плечо и Жан её нежно обнимает. Зед меняет музыку, ставит «See Red», свет в баре становится красным. Тут мадемуазель Кора даёт себе полную волю; закрыв глаза, она подпрыгивает на месте, вертится, щелкает пальцами, сияет от счастья. Жан отходит к барной стойке, садится на стул, смотрит на мадемуазель Кору. Зед направляет на неё прожектор. Почувствовав на себе луч прожектора ей кажется, что она на сцене и владеет залом. Щелкая пальцами, будто кастаньетами, она покачивает бёдрами и вертит задом, а учитывая её возраст, ничего худшего с ней не может случиться, а то, что она этого не понимает, делает ситуацию ещё ужасней. Вокруг раздаются смешки от неловкости и растерянности. Мадемуазель Кора поворачивается к Зеду и делает ему какой-то знак, он останавливает пластинку. К Жану поворачивается ПАРЕНЬ.
ПАРЕНЬ.
Сказал бы своей бабуле, что это уж слишком.
Жан поворачивается к Парню, с намерением разбить ему рожу. Мадемуазель Кора говорит в микрофон.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Эту песню я посвящаю Марселю Прокляд.
Жан медленно поворачивается к сцене. Мадемуазель Кора сжимает в руке микрофон. Зед играет на синтезаторе. Губы Жана скривились в насмешливой улыбке.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА. (поёт)
Ай да персики в корзинке
У красотки аргентинки!
Подходите, не зевайте,
Что хотите выбирайте.
Шальная подружка
Шепнёт вам на ушко:
"Попробуй, как сладко,
Как кожица гладка,
И кончик тугой
Под нежной рукой".
ПАРЕНЬ.
Хватит! Мы хотим танцевать!
ЖАН.
Не надо мешать артистам. С тобой ничего не случится, если ты немного подождёшь. А потом ты у меня ещё запляшешь, обещаю!
Парень двинулся в сторону Жана, но девушка, которая сидела рядом с ним, удерживает его.
ПАРЕНЬ.
Я не собираюсь мешать тебе зарабатывать себе на жизнь, альфонсик. Но мотай отсюда.
С этими словами Парень разбивает об стол бутылку и теперь в руках у него “розочка”. Жан бросается на него, но им не
дают сблизиться.
Мадемуазель Кора допела песню, ей аплодируют. Зед ставит пластинку и приглашает мадемуазель Кору на танец. Свет становится зелёный, и Зед «исчезает», в полутьме маячит только его фосфоресцирующий скелет и цилиндр. Мадемуазель Кора ликует.
Жан пьёт подряд две рюмки водки.
Зед ведёт мадемуазель Кору к её столику, целует ей руку и уходит.
Жан идёт к столику. Мадемуазель Кора стоя допивает шампанское.
ЖАН.
Все, хватит, мадемуазель Кора, мы пошли.
Мадемуазель Кору сильно покачивает. Жан придерживает её.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Не могли бы мы пойти куда-нибудь, где танцуют Яву?
ЖАН.
Я не знаю, где её танцуют, да, по правде говоря, и знать не хочу.
Жан жестом подзывает официанта. Тот подходит. Мадемуазель Кора достаёт деньги чтобы заплатить. Жан не даёт ей платить. Но она всё равно платит.
Мадемуазель Кора и Жан выходят на улицу.
НАТ. ПЕРЕД ВХОДОМ В КЛУБ СЛЮШЬ НОЧЬ.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
У меня кружится голова…
ЖАН.
Извините, мадемуазель Кора, я кое-что забыл на столике.
(к залу)Пришла моя очередь.
ИНТ. КЛУБ СЛЮШЬ НОЧЬ.
Жан входит в бар, пробивается сквозь танцующих к Парню, вякнувшему: «Сказал бы ты своей бабуле…». Парень пытается ударить Жана первым, но Жан уклоняется и бьёт его. Парень падает на официантку, та роняет поднос на второго парня, который стоит у стойки. Второй парень отряхивается и бьёт Жана. Жан падает. Посетители и официанты разнимают дерущихся.
Жан собирается уходить, но видит, что мадемуазель Кора пытается вновь взять микрофон, но Зед не даёт ей его держа на вытянутой руке. Хозяин клуба, БЕННО, схватил мадемуазель Кору за талию тащит её к двери. Жан подходит к Бенно.
БЕННО.
Чтобы духа твоей Фреель' здесь больше не было, хватит!
Жан кладёт ему руку на плечо.
ЖАН.
Дай ей ещё раз спеть.
БЕННО.
О нет, здесь тебе не благотворительная программа для ветеранов, черт возьми!
Тогда Жан свободной рукой бьёт Бенно под дых.
Бенно согнулся и застонал.
БЕННО.
Хорошо, пусть споёт ещё раз, а потом вы мотаете отсюда, и чтобы ты сюда больше ни ногой.
Бенно даёт Зеду знак рукой. Зед пожав плечами объявляет.
ЗЕД.
По всеобщей просьбе в последний раз поёт знаменитая звезда эстрады.
Зед обернулся к Жану.
ЖАН.
Кора Ламинер.
ЗЕД.
Кора Ламенэр.
Раздаются аплодисменты, хлопают главным образом девушки, им неловко за неё. Мадемуазель Кора берёт микрофон. Её освещают прожектором. Зед снимает с головы цилиндр, прижимает его к сердцу и встаёт позади.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Я спою для человека, который здесь присутствует…
(поёт)
Не навек, не жди, Крошка-милашка,
Не навек, не жди, Ла-ла, ла-ла,
Сладкие деньки, Жаркие ночки,
Коротки денёчки, Крошка-милашка,
Ночки-денёчки
Так коротки...
На этот раз её слушают в полном молчании. Лицо её освещено белым лучом прожектора, всю её можно было разглядеть во всех подробностях. В её облике есть что-то значительное.
Жан стоит рядом с толстяком Бенно. Бенно обливается потом и все время вытирает лоб платком. Мадемуазель Кора поворачивается в сторону Жана и протягивает руку.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
(поёт)
Милый ангел нежданный,
Белокурый и странный,
Улыбается мне.
И светлы его очи,
Точно белые ночи
В чужедальней стране...
Мадемуазель Кора умолкает. Не понятно, допела ли она песню до конца или прервала пение, потому что забыла слова или по каким-то другим причинам… На этот раз она удостоилась настоящих аплодисментов. Жан хлопает вместе со всеми. Бенно целует ей руку, но при этом не забывает деликатно подталкивать её к выходу, повторяя, чтобы доставить ей удовольствие.
БЕННО.
Браво, браво! Примите мои поздравления. У вас был триумфальный успех. Это всё на моей памяти. Великая эпоха! Табу, Греко, Красная Роза! Ах, если бы можно было соединить на одной афише Пиаф, Фреель, Дамна и вас, мадемуазель...
ЖАН.
Кора Ламенэр.
БЕННО.
Да, да, Кора Ламенэр… Есть имена, которые нельзя забыть!
НАТ. МАШИНА ЖАНА НОЧЬ.
Мадемуазель Кора садится в машину на сидение рядом с водителем, хватается рукой за сердце.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Уф!
Мадемуазель Кора целует Жана, который сидит за рулём, потом откидывается назад, не снимая своих рук с его плеч, поправляет ему волосы.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Я думаю, что настоящая песня ещё вернётся. Надо запастись терпением. Она вернётся.
(поёт)
Хмельна
Волна
Вина...
Она заплакала. Жан взял её за руку.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Я была посмешищем!
ЖАН.
Вовсе нет!
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Мне очень трудно привыкнуть к моему теперешнему положению, Жано.
ЖАН.
Всё ещё вернётся, мадемуазель Кора, просто вы сейчас попали в плохой период…
Мадемуазель Кора не слушает.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Слишком рано начинается молодость, к ней привыкаешь, а потом, когда тебе стукнет пятьдесят и надо менять привычки… Неправда, что мы стареем, Жано, но люди требуют этого от нас. Нас заставляют играть эту роль, не спрашивая хотим мы этого или нет. Я была посмешищем.
ЖАН.
Мадемуазель Кора...
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
(перебивает)Третий возраст, так они это называют. (улыбается сквозь слёзы)Ты чудной парень, Жано. И на редкость милый. Никогда не встречала такого. Мне с тобой очень хорошо. Надеюсь, ты это делаешь не только по долгу службы в вашем SOS. Женщине так трудно остаться молодой…
ЖАН.
Мадемуазель Кора, вы вовсе не старая. Сегодня шестьдесят пять лет, со всеми новыми средствами, которыми располагает медицина, это не то, что прежде. Теперь ведь на Луну летают, черт подери…
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Всё кончено, всё кончено…
ЖАН.
Вовсе нет. Что кончено? Почему кончено? Надо, чтобы вам написали новые песни, и вас окружат поклонники.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Я не об этом. Надо быть вдвоём…
ЖАН.
Вдвоём или в группе из тридцати человек.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Группа из тридцати человек! Какой ужас!
ЖАН.
Это не я, это радио и телек советуют заниматься этим группами по тридцать человек.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Что ты несёшь, Жано? Этого не может быть!
ЖАН.
Если этим заниматься индивидуально, каждый сам по себе, то получился бы настоящий бордель. Ведь надо очистить половину Бретани.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
А, ты говоришь о пролитой нефти…
ЖАН.
Да. Я тоже хотел бы туда поехать, но не могу же я везде быть одновременно. А там у них тысячи добровольцев да ещё пять тысяч солдат в помощь…
(пауза)
…Одной рукой я обнимал её за плечи, а другой вёл машину. Она больше не плакала, но шея моя была совсем мокрая от её слез. Она сидела совсем неподвижно, словно нашла наконец место, где ей было хорошо, и боялась его потерять. Когда я был мальчишкой, я выкопал в саду небольшую яму и бегал туда прятаться, а голову накрывал одеялом, чтобы оказаться в темноте, – я играл в игру "мне хорошо". Именно этим занималась мадемуазель Кора, когда, обняв меня, прятала своё лицо уткнувшись мне в шею, – играла в то, что ей хорошо. Это чисто животное чувство. Таким образом согреваешься. Лучше было с ней не разговаривать, чтобы не потревожить… Я ехал очень медленно… Никогда ещё не слышал, чтобы женщина так громко молчала. Я впервые прижимал к себе даму в возрасте. Ощущая дыхание мадемуазель Коры на своей шее и прикосновение её щеки и её рук, обхвативших меня, я весь одеревенел, чтобы она не подумала, что я отвечаю на её жесты, я был смущён потому, что ей было шестьдесят пять лет, что тут скажешь, это было проявлением жестокости по отношению к животным с моей стороны. Когда ваша старая собака подходит к вам чтобы вы её приласкали – это считается в порядке вещей, все это ничуть не смущает, но когда мадемуазель Кора прижимается ко мне, у меня возникает отвращение, словно её цифровое выражение превращает её из женщины в мужчину, а я испытываю неприязнь к гомосексуализму. Я почувствовал себя настоящей сволочью, когда она меня поцеловала в шею, маленький торопливый поцелуй, словно с расчётом на то, что я его не замечу, и у меня кожа покрылась мурашками от ужаса, это моё рабское послушание, тогда как наш первый долг – отказываться принимать определённые вещи и идти против природы, если природа подсовывает нам цифровые условности, количество лет, которые она отмечает на грифельной доске, старость или смерть, а это запрещённый приём. Я хотел повернуться к ней и поцеловать её в губы как женщину, но я был заблокирован… В конце концов мною с такой силой овладела потребность протеста, решительного отказа подчиниться, что я весь напрягся. Остановил такси, заключил мадемуазель Кору в свои объятия, словно это был не я, а кто-то другой, и поцеловал её в губы. Я сделал это не ради неё, а из принципа. Она прижалась ко мне всем телом и то ли вскрикнула, то ли зарыдала.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Нет, нет, не надо… Мы должны быть разумны…
ЖАН.
Она слегка откинулась назад и гладила меня по волосам, а тут ещё её косметика, выпитое шампанское и весь тот урон, который нанесла жизнь, пройдясь по ней, а от волнения, которое охватило её в эту минуту, она постарела ещё на десять лет, и я торопливо прилип губами к её губам, только бы не видеть.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Нет, Жано, нет, я слишком старая… Это уже невозможно…
ЖАН.
Кто это решил, мадемуазель Кора? Кто издал такой закон? Время – изрядная дрянь, его власть во где сидит!
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Нет, нет... нельзя...
ЖАН.
Я поехал дальше. Она рванулась ко мне, снова уткнула своё лицо мне в плечо, и каждый вздох давался ей с невероятным трудом, словно она боролась за него с воздухом. Маленькая девочка, которую загримировали и переодели в старуху и которая не понимает, как это сделали, когда и почему… Потом она плакала уже тихо, от меня она отодвинулась и плакала одна в темноте, как это обычно и бывает. Я поставил такси на тротуар.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Я, наверно, жутко выгляжу.
Мадемуазель Кора открывает сумочку, вынимает оттуда три купюры по сто франков и протягивает их Жано.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Возьми, Жано. У тебя были расходы.
ЖАН.
Я едва не рассмеялся. Сутенёр, перо, африканские батальоны… Я взял бабки… Она даже не успела зажечь свет, я обнял её, и она тут же забормотала "нет, нет" и ещё "сумасшедший" и всем телом прижалась ко мне. Я её не раздел, так было лучше, я приподнял её и понёс в спальню, ударяясь о стены, бросил на кровать и дважды подряд, без перерыва, овладел ею, но на самом деле не только ею, а всем миром – потому что вот оно, бессилие перед порядком вещей. Я почувствовал себя совершенно опустошённым от несправедливости и гнева. Некоторое время она ещё стонала, а потом затихла. Во время нашей близости она очень громко выкрикивала моё имя, и ещё "мой дорогой, мой дорогой, мой дорогой", она думала, что это относится лично к ней, но на самом деле это было что-то гораздо большее. Мы лежали в темноте, поэтому мадемуазель Кора была красивой и молодой, в моих объятиях, в моей душе, в моем сознании ей было восемнадцать лет. Я чувствовал, как тело мадемуазель Коры бьёт крылами, как птица в бухте, залитой нефтью – она тщетно пыталась взлететь. Повсюду убивают, а я не могу быть везде в одно и то же время. Ваш номер не отвечает. Марсель Прокляд, бывший Жано Зайчик. Царь Соломон ошибся этажом. Нужно было телефон установить в доме на сто миллионов этажей, а коммутатор должен быть в сто миллионов раз мощней. Но ваш номер не отвечает. Я ласкал мадемуазель Кору, снова и снова, так нежно, что и вообразить нельзя. Наконец что-то было в моей власти… Потом я помог ей раздеться, снять платье и остаться голой, потому что я смелый. Я чувствовал себя гораздо спокойнее, чем до этого, когда она бормотала "о да, дорогой", "да, да, сейчас", "да, да, я люблю тебя", и вовсе не из-за этих слов, которые ничьи, но все же подтверждают твоё присутствие, а из-за её голоса, который говорил о том, что она совсем потеряла голову. Я никогда ещё никого не делал таким счастливым.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Тебе хорошо со мной?
ЖАН.
Конечно.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Я сделала тебя счастливым?
ЖАН.
Честно говоря, у меня глаза на лоб полезли, потому что это уж чересчур. (мадемуазель Коре)Конечно, мадемуазель Кора. …Она несколько оживилась, и рука её стала меня искать, словно она хотела мне доказать, что она мне нравится, а потом она вся целиком этим занялась, нервно, словно впала в панику, и ей было необходимо насчёт чего-то успокоиться. Я её успокоил. Когда девчонка, не имеющая никакого опыта, хочет себе доказать, что она вам нравится, это всегда волнует, а у мадемуазель Коры уже не было никакого опыта. Она всё делала крайне неуклюже и судорожно, словно надвигалась катастрофа. Мадемуазель Кора прилипла губами к моим губам и снова принялась бормотать «моё обожаемое сокровище», «чудо моё, любовь моя», и это было скорее трогательно и согревало сердце, нынешние девчонки никогда тебе не скажут «обожаемое сокровище» или «чудо моё, любовь моя». Поэзия теперь стала другой. Потом она ещё долго лежала совершенно неподвижно, словно мёртвая, но при этом держала мою руку в своей, чтобы, видимо, быть уверенной, что я не улечу. Тишина стояла такая, что даже шум машин с улицы не нарушал её. Бывают же такие хорошие минуты, когда никто ни о ком не думает и на всем свете царит мир. Я был исчерпан, а это всегда уменьшает тревогу. Недаром говорят о пользе физической нагрузки, о благостном воздействии тяжёлой работы. Мой отец мне говорил: «Если ты каждый день вкалываешь восемь часов в шахте...» Профессия шахтёра – это не просто так... Она встала, чтобы пойти в ванную комнату. Я протянул руку, чтобы зажечь свет.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Нет, нет, не зажигай...
ЖАН.
Я зажёг. Никогда не видел восемнадцатилетнюю девчонку, по которой проехалось время, время – самый беспощадный враг травести. Единственное место, где она допустила промашку, это низ живота. Он был совсем серый. Понадобилось несколько секунд, чтобы я понял, в чём дело: она не покрасила там свои волосики, оставила их седыми, потому что потеряла надежду. Она говорила себе, что, так или иначе, никто их никогда больше не увидит. Я вдруг впал в отчаяние. Захотелось всё бросить и бежать отсюда со всех ног, всё это бессмысленно.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Хочешь чего-нибудь выпить?
ЖАН.
Если у вас есть кока…
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Нету, но обещаю, что в следующий раз будет…
ЖАН.
Я промолчал. Я, конечно, ещё приду к ней. Собственно, нет оснований… Я надеялся, что мы останемся друзьями.
