Текст книги "Вспомни меня"
Автор книги: Эми Маклеллан
Жанр:
Зарубежные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Глава 4
Во сне я здорова. Я снова такая, какой, наверное, была когда-то и какой хочу стать. Звучит музыка, я танцую, скинув туфли на каблуках, ритм бьется в каждой клеточке тела. Люди оборачиваются, и я улыбаюсь про себя. Мне всегда это удается – быть в центре внимания, притягивать взгляды. Теперь, правда, только во сне…
Все вокруг вдруг мрачнеет, словно музыка сменила тональность с мажора на минор. Меня пихают локтями, на платье проливают коктейль, кто-то наступает на босую ногу… Со всех сторон наваливаются чужие тела, становится нечем дышать, словно разгоряченная человеческая масса высосала весь воздух. Без обуви, в одном тонком платьице я чувствую себя маленькой и беспомощной, уязвимой. Очередной толчок едва не сбивает меня с ног. Подняв глаза, я вижу абсолютно пустое лицо, белую маску безо всякого выражения. Черные акульи глаза глядят с холодным расчетом, угрожающе поблескивая. Я трепещу от ужаса, а маска смеется…
Вздрогнув, я прихожу в себя. Надо мной склоняется чье-то лицо. Темная кожа, внушительный нос, очки от «Армани» в квадратной оправе. Длинные черные волосы ниспадают на белый халат.
– Очень хорошо. – На лице возникает улыбка. – Знаю, вам хочется спать, но нужно еще кое-что проверить. Приложили вас серьезно.
Мне светят в глаза фонариком, щупают пульс… Все еще тошнит? Нет. Можете прочитать текст на карточке? Я читаю, хотя каждое слово болезненно отзывается в израненном горле.
Врач снова тепло мне улыбается.
– Все нормально. Вам ведь уже немного лучше?
Я киваю. Это как рефлекс. «Не устраивай драмы, Сара». Меня отмыли и перебинтовали, но лучше я себя не чувствую. У меня взяли кровь, соскоб из-под ногтей, мазок с внутренней стороны щеки и сфотографировали синяки на животе и вокруг шеи. На кисти наложили толстые повязки, похожие на боксерские перчатки, ссадину на лбу залепили пластырем. Все болит, однако я осталась жива… Почему убийца не зарезал меня так же, как Джоанну? Почему она, а не я?
Мое сознание словно уплывает в этой тихой комнате, куда доносятся только неясные шумы больницы – жужжание и слабый писк приборов, шарканье резиновых подошв по коридору… Снаружи дожидаются полицейские, хотят меня опросить. Доктор настаивает, что мне нужен покой, но отдохнуть мне не дают – какие-то люди один за другим заходят снять показания приборов, проверить состояние… По углам переговариваются вполголоса, шуршат бумагами, передают из рук в руки чашки с чуть теплым чаем.
На все мои вопросы о Джоанне или Джеймсе ответ один: не волнуйтесь, отдохните, скоро вами займется полиция. Я откидываюсь на подушках и закрываю глаза в отчаянной надежде, что когда открою их, то окажусь дома. За окном на рябине будут скакать белки, а снизу из кухни будет слышно, как хлопочет Джоанна…
На деле, когда я просыпаюсь, надо мной склоняется чье-то незнакомое лицо. Мне говорят, что я могу идти. Вокруг возникает еще множество чужих людей, одна из них – женщина-полицейский. Она дает мне белую футболку и серый спортивный костюм, который оказывается так велик, что пояс приходится утянуть почти вдвое. Я пытаюсь сосредоточиться и понять по голосу, та же ли передо мной блондинка или другая. Эта коренастая, чуть выше меня, волосы убраны в конский хвост, на правой щеке большое родимое пятно. Бедняжка, думаю я про себя, к собственному неудовольствию различив в мысли мамины ехидные нотки.
Снаружи меня встречает потемневшее, свинцовое небо. Горизонт вспухает мрачными тучами. Похоже, надвигается дождь. Мы садимся в машину. Я прижимаю лицо к стеклу и бездумно смотрю на мир, проносящийся за окном. Живот болит. В голову приходит мимолетная мысль: вдруг у меня внутреннее кровотечение? А, какая разница…
Полицейский участок с виду выглядит как обычное офисное здание. Я много раз его видела и даже не обращала внимания.
– Сара, вы в порядке? – окликает меня на парковке спешащий навстречу здоровяк с распирающим рубашку животом. Голос знакомый, но вне контекста я не могу связать его с кем-либо, кого знаю, и мучительно пытаюсь вспомнить, кто это.
– Извините, сэр. – Полицейский оттирает мужчину плечом, и меня ведут по ступенькам ко входу.
– Сара! Я Алан! Требуйте адвоката, милая! Обязательно потребуйте адвоката!
Я оглядываюсь. Да, конечно, Алан, наш сосед. Он, наверное, и утром был в доме вместе с полицией. Почему он считает, что мне нужен адвокат? Думает, это моих рук дело?.. Дверь захлопывается, и от поднявшейся паники у меня сжимает горло и перехватывает дыхание. Меня бросает в жар – в маленькой приемной слишком много людей, я буквально физически чувствую, как они высасывают из нее весь воздух.
На пластиковых стульях, привинченных к полу, сидят две женщины, одна из них с подбитым глазом; их пальцы с ногтями кричащих цветов так и порхают влево-вправо над экранами телефонов. Рядом похрапывает старик в мокрых брюках, от него доносится запах мочи.
Полицейский набирает пароль на кодовом замке, отпирая дверь. Женщина с подбитым глазом отрывает взгляд от своего телефона.
– Чего это ее вперед пускают? Мы уж сколько времени ждем!
Я съеживаюсь под чужими взглядами. В глотке стоит ком, не дает дышать. Неужели не видно, что мне плохо? Рука инстинктивно тянется к горлу, но женщина, нисколько не тронутая, продолжает пялиться на меня с той же неприязнью. Кто-то берет меня под руку и отводит в маленькую боковую комнатку, где я буквально падаю на стул. Опустив голову между колен, я закрываю руками уши и стараюсь глубоко дышать, пока паника не отступает. Никто не говорит мне ни слова – видимо, здесь такое в порядке вещей. Спустя некоторое время мне приносят кружку слегка закрашенного молоком чая и сэндвич с сыром.
Наконец я остаюсь одна. Мне это было просто необходимо – посидеть наедине со своими мыслями в пустой комнате. Я и не догадывалась, насколько ушла в свой внутренний мир, как отвыкла от людей – а сегодня они так и толклись вокруг. У меня буквально звенит в ушах от производимого ими шума и от попыток разобраться во всем том, на что никто другой и внимания бы не обратил: манера смотреть, гримасы в виде поджатых губ или нахмуренных бровей, акцент и легкие дефекты речи… Я так устала от этого, что вся словно одеревенела, даже плакать не могу. Сижу, тупо уставившись в стену неприятного зеленого оттенка, потертую и испещренную мелкими дырочками. Цвет напоминает мне мятные пастилки, которые мама давала нам во время долгих поездок на машине. В комнате только стол и два стула. Окна нет.
Перед глазами все плывет. Я опускаю раскалывающуюся от боли голову на стол. От поверхности слегка пахнет хлоркой. Не знаю, сколько сейчас времени. Наверное, снаружи уже стемнело. Сейчас все пойдут с работы домой, будут готовить ужин и смотреть телевизор… не задумываясь, что в любой момент в дверь может ворваться их худший кошмар. Я была такой же – до вчерашнего дня. Я считала наш дом самым безопасным местом на земле. Это было мое убежище от ужасов внешнего мира, но они настигли меня и там.
Я опускаю веки, однако перед глазами немедленно встает прошлый вечер. Как я врываюсь в кухню. Наш разделочный нож с розовой ручкой, заказанный в телемагазине. Мужчина, весь в черном. То, как он двигался… Уверенно – вот подходящее слово. И потом кровь. Горячая, липкая, и запах – странно сладкий, с привкусом железа. Меня едва не тошнит, чай пополам с желчью поднимается по пищеводу. В голове снова и снова прокручивается одно и то же – убийца, красный от крови нож, маска в виде черепа… Почему, почему?!
Сзади открывается дверь, заставив меня вздрогнуть. Кажется, я ненадолго отключилась. Пока я неловко вытираю забинтованной рукой рот, напротив усаживаются две женщины. Одна – с родимым пятном, она представляется констеблем Кейси Краун (имя как будто со страниц какого-нибудь комикса о супергероях). Другая ниже ростом, смуглая, черные волосы коротко подстрижены, только челка длинная, блестящие глаза глядят внимательно. Туфли на высоких каблуках, брючный костюм… Выглядит совсем девочкой, но видно, что именно она здесь главная. Я настороженно киваю в ответ на приветствие, и в мозг будто гвоздь втыкают. Я просто не вынесу еще разговоры, еще людей.
– Рада снова вас видеть, Сара. Я детектив-сержант Самира Нур, заместитель старшего следователя.
Я узнаю голос. Это та, что была в доме, которой я дала лет двадцать на вид. Теперь она в деловом костюме, совсем как взрослая. В том, как она представляется, чувствуется оттенок гордости – похоже, на должность ее назначили недавно. Молода, но уже добилась успеха и хочет, чтобы другие это знали и уважали ее. Я бы вела себя так же, если бы окружающие не воспринимали меня всерьез.
– Сара, надо, чтобы кто-нибудь побыл с вами при нашем разговоре. Кого мы могли бы пригласить?
Она говорит со мной медленно, как с ребенком.
– Джеймс…
Боже, Джеймс ведь еще даже не знает! Кто-нибудь должен рассказать ему о его матери! Он бежит на этих выходных ультрамарафон в национальном парке Сноудония, а дома ждет такое… Наверное, сообщить придется мне, но как это сделать? Немыслимо. Глаза начинает щипать от подступивших слез.
Нур качает головой:
– Нам пока не удалось с ним связаться. Телефон, который вы нам дали, оказался неверным. Ваш племянник не менял недавно номер?
Не могу сказать. Я нечасто общалась с Джеймсом после его отъезда.
– Джоанна должна была знать… – бессмысленно говорю я.
Нур терпеливо улыбается. Конечно, сестра нам тут уже не поможет.
– Можем мы позвонить кому-нибудь еще?
Я качаю головой. Нет, больше некому. Теперь – нет. Есть, правда, еще доктор Лукас, но не вызывать же своего психиатра для присутствия при полицейском допросе. Раньше со мной всегда была Джоанна.
– Хорошо, Сара, тогда вот что мы сделаем. Разговор будет вестись с соблюдением необходимых мер предосторожности. Мы подыщем подходящего ответственного представителя, чтобы рядом с вами кто-то был, а также пригласим дежурного адвоката. Мы в курсе вашего уязвимого состояния, – увидев выражение на моем лице, поспешно продолжает она тоном взрослого, говорящего с ребенком на грани истерики, – и хотим убедиться, что вы понимаете происходящее.
Алан, конечно, все растрепал. У него язык без костей. Выложил все мои тайны, все, что я скрывала от мира. Теперь они считают меня чокнутой. «Уязвимое состояние», надо же… Они понятия не имеют, о чем на самом деле речь.
Глава 5
При других обстоятельствах я бы, наверное, рассмеялась. Моим «ответственным представителем» оказывается совсем молодая студенточка, работающая на общественных началах ради баллов в дипломе. Она заявляется в джинсовом комбинезончике, в ушах – огромные серьги с перьями, в носу – пирсинг. Очки в массивной квадратной оправе, которые из меня сделали бы старуху, каким-то образом только подчеркивают юность девушки.
Представившись как Кэсси, она опускается на стул рядом со мной. От нее пахнет кокосом и дымом.
– Простите, я была на барбекю за городом, когда позвонили. Не успела переодеться, – поясняет Кэсси с виноватой улыбкой, сверкнув скобками на зубах.
Наверняка она милая девочка, но рядом с ней я чувствую себя ее «ответственным представителем», а не наоборот.
Дежурный адвокат немногим лучше. Он моложе меня, хотя темные круги под глазами и выступившая к вечеру щетина на подбородке добавляют ему лет. Мужчина с трудом сдерживает зевоту, руки, перебирающие бумаги, слегка дрожат. Почти не глядя на меня, он читает протокол, задает невпопад какой-то вопрос и делает пометки дешевой ручкой со следами зубов. Адвокат мог бы найти себе перо получше.
По сравнению с этими двумя миниатюрная детектив-сержант Нур в темном брючном костюме и с аккуратным маникюром просто образец профессионализма. У нее, как и у меня, сегодня тоже был долгий день, однако она свежа и собранна. И, не тратя времени даром, приступает к делу. Мне зачитывают официальное предупреждение, что мои слова могут быть использованы против меня. При этом она подчеркивает, что я не арестована, мне просто зададут несколько вопросов, чтобы прояснить факты. Это понятно? Я киваю. Меня не арестовали – пока.
Одного кивка недостаточно – разговор записывается. Откашлявшись, я подтверждаю, что все поняла, и бросаю на Нур холодный взгляд. Я знаю, к чему она ведет. Этот мягкий тон, эти заверения ничего не стоят – она пытается меня поймать. В ответ на ее губах мелькает мимолетная проницательная улыбка. Думает, что видит меня насквозь? Что ж, удачи; я и сама хотела бы узнать, что можно прочесть в моей голове.
– Вы понимаете, о чем говорит детектив-сержант Нур? – повторяет Кэсси.
– Да, – отвечаю я и, наклонившись к диктофону, еще раз отчетливо проговариваю: – Я понимаю.
После этого все начинается уже всерьез. Нур разбирает по косточкам детали прошлого вечера, словно ворон – труп. Каждая фраза, каждое слово исследуется до мелочей и рассматривается чуть ли не под микроскопом, пока не обгладывается дочиста.
– По словам сержанта Бауэра, вы упомянули, что ваша сестра узнала того человека? – спрашивает Нур, заглянув в свои записи.
– Да. Когда она увидела его за окном, то сказала: «Он как здесь оказался?»
– А сами вы его не узнали?
Я делаю глубокий вдох. Насколько я могу им открыться? Как много могу рассказать незнакомым людям в этой пустой комнате?
– Сара, этот человек был вам известен? – настаивает Нур.
– Не знаю.
– Не знаете?
– Это сложно объяснить.
– Я понимаю, что непросто; тем не менее придется, – твердо говорит Нур.
– Сара, вам нужен перерыв? – вмешивается моя нянька.
Нур бросает на нее взгляд, в котором явно читается раздражение. Нет, мне не нужен перерыв. Я хочу покончить с этим.
– Я не узнала его, но это не значит, что он был мне неизвестен.
Однако сама мысль, что кто-то из знакомых настолько ненавидел нас, чтобы напасть с такой холодной жестокостью, ужасает.
– Двадцать лет назад мы с мужем Джоанны попали в автомобильную аварию. Он погиб, а я почти год была в коме. У меня осталось нейрологическое расстройство – прозопагнозия.
Никому вокруг это явно ничего не говорит.
– Иногда ее еще называют слепотой на лица.
Вот теперь в глазах моих слушателей появляется интерес, даже квелый адвокат навостряет уши.
– Точнее, я вижу лица, но не узнаю их. Как будто у меня из мозга пропало то, что позволяет их помнить и сопоставлять с именами знакомых.
– Хотите сказать, если сейчас сюда вошла бы ваша мама, вы и ее бы не узнали? – недоверчиво переспрашивает Кэсси.
– Для близких людей, – «в число которых моя матушка не входит», добавляю я про себя, – у меня есть своя система, я узнаю их по чему-нибудь другому – по голосу или волосам, например. Когда мы куда-нибудь выбирались с Джоанной, она надевала кардиган очень яркой расцветки, просто жутко кричащей, зато я могла сразу различить ее среди других людей, если бы мы вдруг разделились.
У меня срывается голос – я как наяву вижу перед собой Джоанну в этом горчично-желтом кошмаре с оборками и помпонами. Кто только додумался нашить их на кардиган… Она его терпеть не могла, хотя он действительно отлично выделялся в толпе и помог во многих наших вылазках в город, пока они не прекратились из-за других моих проблем. Господи, Джоанна, как же я буду жить без тебя?!
– Ого, – выдыхает Кэсси. – Никогда о таком не слышала!
Я пожимаю плечами. Мало ли что в мозге может пойти не так. По сравнению с некоторыми пациентами реабилитационного центра «Хилвуд-хаус», куда меня направили, мне еще повезло.
– Вы не различаете лица, но в состоянии запомнить другие черты… – раздумчиво произносит Нур. – Вы не могли узнать нападающего по каким-то иным особенностям?
Я качаю головой.
– Он был весь в черном. Я даже волос его не видела. Высокий, спортивного телосложения. Сильный.
– Возраст?
Я колеблюсь. Лицо мужчины едва мелькнуло передо мной. В основном он старался держаться сзади. Намеренно? И вообще глаза мне почти все время застилали слезы.
– Точно не дряхлый старик. Сильный и быстрый.
– А голос?
– Он только рассмеялся, когда пнул меня.
– Может, еще какая-нибудь деталь? Говорите все, что только придет вам на ум, Сара.
Я отчаянно пытаюсь вспомнить хоть что-то, что могло бы пролить свет на произошедшее. Чувствуя подступающую тошноту от новой панической атаки, я все же мысленно переношусь на нашу кухню и заново проигрываю в голове всю сцену. Столько крови – горячая, липкая, она течет сквозь пальцы, и я ничего не могу сделать. Нож с розовой ручкой…
– По-моему, убийца уже бывал у нас на кухне. Он взял наш нож для мяса – значит, должен был знать… – Я не договариваю. Невыносимо думать, что близко знакомый человек, знавший, где что лежит, мог сделать такое.
Нур, однако, мои слова не убеждают.
– Он мог просто схватить, что попалось под руку. На любой кухне найдется острый нож.
Я нехотя соглашаюсь. Просто в этом чувствовалось что-то… личное. Джоанна любила свои разноцветные ножи – у нее был еще парный к этому, зеленый, для овощей. Ей нравились такие маленькие штришки.
Я с трудом сдерживаю очередной всхлип. Поверить не могу, что ее больше нет.
– Сара, ну же, даже мельчайшие…
– Сара, вам нужен перерыв? – снова вмешивается Кэсси. – Мне кажется, вы устали.
Нур, подавив раздражение, внимательно смотрит на меня.
– Сара?
– Я в порядке.
Это ложь. Меня тошнит, я чувствую себя потной и липкой, горло болит от каждого вдоха. Я отчаянно хочу забраться в кровать, но как после всего случившегося вернуться домой?
– Многим известно о вашем расстройстве? О про-зо-паг-нозии? – спрашивает женщина-полицейский, заглянув в свои записи.
Это впечатляет – мало кто удосуживается запомнить правильное название, а тем более верно его произнести.
– Не знаю… Ну, Джеймс, само собой. Некоторые из соседей – например, Алан. Наш врач-терапевт. Друзья Джоанны. Да мало ли кому еще она могла сказать…
– А вы сами говорили кому-нибудь?
– О таком не хочется сообщать.
А в последнее время я вообще мало с кем мало о чем разговаривала.
– Правда? – удивляется Кэсси. – Разве не лучше сказать об этом при знакомстве, чтобы люди знали и в следующий раз, например, сразу называли себя по имени? На мой взгляд, так было бы проще.
Меня охватывает раздражение. Впервые услышала о расстройстве минуту назад и будет еще меня учить, что делать! Даже название верно произнести не попыталась!
– У меня прозопагнозия, а не идиотизм. Попробуйте сами невзначай упомянуть о таком, например, покупая газету. И вообще это попросту опасно. Кто-то может воспользоваться вашим уязвимым положением.
Выходит куда более резко, чем я хотела бы. Адвокат поднимает на меня глаза с недоумением, и я беру себя в руки. Не стоит им видеть меня с этой стороны. Делаю глубокий вдох и перевожу взгляд на Кэсси, красную как рак.
– Наверное, мне действительно нужно немного передохнуть.
Нур отрывисто кивает, останавливает запись и выходит из комнаты. Мне предоставляют возможность воспользоваться туалетом, и я долго сижу в кабинке, уперев локти в колени и положив голову на руки. Я так устала, что готова уснуть прямо здесь, но стоит мне закрыть глаза, как перед ними встает ужас прошлого вечера. Кто мог это сделать? Кто-то, кого знала Джоанна и кому было известно о моем расстройстве. Однако у нас не так уж много знакомых мужчин, и я уверена, что никто из них на такое не способен. Алан, сосед, – он, конечно, со странностями, но вообще добрейшей души здоровяк. Есть еще коллеги с работы Джоанны… Она говорила про какого-то Алекса из руководства, что он «настоящий козел». Может быть, он? Ну, парочка ее бывших ухажеров – так это было сто лет назад, она давно уже ни с кем не встречается. Или нет? Я вдруг ясно припоминаю ее странную полуулыбку на прошлой неделе и как сестра напевала на кухне, одетая в новое платье. И счет за обновки из дорогого магазина белья на Хай-стрит – сто двадцать три фунта за бюстгальтер и двое трусиков вместо обычных трех за десятку из супермаркета. Еще в последнее время Джоанна была какой-то отстраненной, не изводила меня придирками и не доставала, как обычно. В кои-то веки я жила спокойно, предоставленная сама себе, и поэтому даже не поинтересовалась причинами. Где она витала? У нее кто-то появился? Если да, то почему держала это от меня в секрете?
Снаружи слышится тактичное покашливание. Поднявшись, я спускаю воду и выхожу. У раковин нерешительно мнется Кэсси, которую я без труда узнаю по комбинезончику и серьгам с перьями. Экстравагантные наряды – мои лучшие друзья.
– Как вы, Сара? – с неуверенной улыбкой спрашивает девушка.
Я изучаю свое отражение в зеркале над раковинами. Лицо бледное, беспощадное флуоресцентное освещение выделяет все седые пряди в моих светлых локонах. Вдоль линии роста волос видна засохшая кровь. Я кошусь на Кэсси с ее молочно-свежей кожей, блестящими волосами и сиянием юности, которое не могут приглушить даже скобки на зубах и очки в квадратной оправе.
– Нормально, – без выражения говорю я.
– Это я, Кэсси, – напоминает она.
– Я знаю. – Встретившись с ней взглядом в зеркале, я киваю на серьги. – Перья. В полицейском участке их нечасто встретишь.
Она улыбается, сверкнув белыми зубами и блестящими скобками.
– Ага. Надо же было заявиться на вызов в таком виде! Уж точно не то первое впечатление, которое я надеялась произвести на этой работе.
– Не переживайте, со мной каждое впечатление – первое. – Это, конечно, неправда, с памятью в целом у меня все нормально, но в среде людей с прозопагнозией такой юмор.
– Наверное, нам пора… в общем, обратно.
Мысленно собравшись с духом, я киваю. Все происходящее кажется каким-то нереальным. Может, у меня опять что-то не в порядке с головой, и это лишь мрачная галлюцинация? Сейчас придет Джоанна и погонит меня к доктору Лукас, та скорректирует лекарства, которые я принимаю, и ужас вокруг рассеется.
Я выхожу вслед за Кэсси в коридор, где навстречу нам уже шагает сгусток энергии в брючном костюме.
– А, отлично, Сара, вижу, вы готовы продолжить.
Это звучит утверждением, а не вопросом, так что я ничего не отвечаю. Для такой миниатюрной женщины в Нур слишком много от прущего напролом парового катка. Мы опять попадаем в комнату со стенами цвета мятных пастилок, квелый адвокат берет себе еще кофе, а Нур просматривает записи. Я знаю – то, что она заставляет нас ждать, вовсе не случайно. По ней видно: она из тех, кто всегда заранее знает, о чем хочет спросить. Затянувшееся молчание становится гнетущим. Кэсси нервно ерзает на стуле, позвякивая браслетами. В душе поднимается паника, грудь сжимает словно тисками. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на дыхании, уговаривая себя – успокойся, этот спазм только в твоем воображении, на самом деле тебе ничего не мешает. Не думай о нем, дыши.
– Сара…
Голос Нур заставляет меня вздрогнуть. Я открываю глаза и фокусирую взгляд на ней, пытаясь понять, что у нее на уме. Боюсь, мне не понравится то, что я сейчас услышу. Сглотнув, я сжимаю ладони.
– Сара, – повторяет Нур, – я хочу, чтобы вы рассказали мне о вашей недавней ссоре с сестрой.
А, вот оно что.