Текст книги "Завещание вурдалака"

Автор книги: Емельян Аввакумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Да нет, не особенно. Минут двадцать пешком. Давайте я отнесу материалы в архив, и потом мы свободны.

Они под руку вышли на улицу. Теплый летний вечер только опускался на Глинск. Робкие сиреневые сумерки намечались над горизонтом, и в воздухе застыла умиротворяющая тишина. Город собирался на покой. Истомившиеся за день говорливые бабульки в платочках и ситцевых юбках уже поднимались со своих лавочек в уютных двориках, а непреклонные мамаши тащили упирающихся, перепачканных уличной пылью детей домой ужинать. В густой листве деревьев умолкли птицы, а солнце, ленивое, оранжево-розовое, плавно клонилось к закату, готовясь упасть в прозрачную пелену перистых облаков на горизонте.

То ли очарованный красотой окружающего пейзажа, то ли просто оттого, что ужасно не хотелось тащиться в гостиницу с тараканами, Павел решил попытаться продолжить интересное знакомство.

– А скажите мне, Катя, – с «тэйлоровской» улыбкой на устах начал он, – где в Глинске можно приятно провести вечер? Предположим, в кино сходить, в баре посидеть, в боулинг сгонять?

Катя заинтересованно улыбнулась.

– Все можно. В одном и том же месте. Развлекательный центр «Сатурн». Вам так объяснить или проводить до дверей?

– Честно говоря, я рассчитывал, что вы составите мне компанию, – объявил Павел.

– Вот как?

– Конечно. Вы столько для меня сегодня сделали, так помогли мне продвинуться в моих… э-э-э… изысканиях. Я хотел бы вас отблагодарить. Просто по-дружески.

– Ну раз по-дружески, тогда пойдемте.

Катя развернулась в противоположную сторону и зашагала вниз по улице – вдоль висящих в пыльных двориках чьих-то цветастых простыней, вдоль унылых однообразно желтых двухэтажных зданий довоенной постройки и лениво облаивающих кого ни попадя дворняг, коротающих время в придорожных зарослях лопухов.

– Кстати, «Сатурн» принадлежит Ларисе Кирьяш, воспитаннице Матвея, о которой я вам сегодня рассказывала, – обернулась к Павлу Катя, окончательно войдя в роль экскурсовода. – В общем-то почти все, что приносит в Глинске солидный доход, принадлежит ей. Исключительно удачливая бизнес-леди.

– Надо же, а я собрался было спросить, что стало с несчастной сиротой после смерти Матвея.

– Теперь она уже не несчастная сирота. Совсем наоборот.

– Рад за нее. А поесть в «Сатурне» можно? – поинтересовался Павел.

– Еще как! Там такие изыски… У нас туда в основном приезжие и заходят. Не с нашими зарплатами так шиковать…

«Сатурн» оказался вполне приличным, даже по московским меркам, трехэтажным развлекательным комплексом. На первом уровне помещалось три небольших кинозала, в каждом из которых крутили разные фильмы (не в смысле содержания, конечно, а в смысле названий – что-то вроде «Умри, тварь», «Не лохмать бабушку», «Убийство за три бакса», «Любовь на крыше небоскреба» или что-то в этом роде). «Да, и сюда добралась американская поп-культура», – вздохнул про себя Павел. У кассы толпилось десятка полтора скверно одетых подростков. Очевидно, наскребали по карманам необходимую сумму. Взгляды их с вызовом, но в то же время и с затаенной завистью скользнули по Кате и ее спутнику. Похоже, посещение «Сатурна» действительно считалось в Глинске весьма престижным и дорогостоящим мероприятием.

Указатели говорили о том_, что в подвале находится уютный боулинг, на втором этаже – бар, а также зал игровых автоматов. На третьем уровне посетителям сулили удобства и стильный интерьер изысканного ресторана. Туда и направили свои стопы молодые люди.

Удивительно, но все посулы оправдались. Приглушенный свет, интерьер, выполненный в красно-золотых тонах, вышколенный персонал – в общем, Ткачеву понравилось. Он кивнул на столик у окна, занавешенного тяжелыми портьерами. Официант тут же предупредительно отодвинул стул для Кати и положил перед гостями два меню.

Наконец Павел почувствовал себя в своей тарелке. Тут он мог проявить себя с самой лучшей стороны. Это был островок цивилизации на диких скифских просторах, чудом занесенный сюда осколок западного мира.

Павел изящно откинулся на спинку стула, вежливо выслушал пожелания слегка оробевшей при виде цен Кати, сам сделал заказ на двоих, придирчиво оценил принесенное вино и как ни в чем не бывало улыбнулся своей спутнице.

– Расскажите мне немного о себе, Катя, – повел он светскую беседу. – Вы давно живете в Глинске?

– Я здесь родилась. Училась, правда, в Москве, сюда вернулась диплом писать, заодно и подработать.

– Что же, в Москве работы не нашлось?

– В Москве мне не понравилось. То есть красиво, интересно и все такое, только очень уж город сумасшедший. Мне здесь уютнее.

– А еще говорят, все из глубинки стремятся переехать в столицу, – щегольнул знанием менталитета соотечественников Павел.

– Не все. В Москве люди только деньгами озабочены. Все куда-то спешат… Убивают, воруют, не любят и не уважают друг друга. Меня саму там три раза грабили.

– А в Глинске, конечно, все по-другому?

– Не знаю. Наверное, так же. Только тут народу меньше, жизнь медленнее, спокойнее. Ведь для счастья не обязательно крутиться как белка в колесе или быть известным и знаменитым?

Павел мысленно согласился с ней. Но все же не до конца. Он любил города, любил их сумасшедший ритм, в котором можно было почувствовать биение самой жизни, ее постоянную, стремительную изменчивость, непредсказуемость, красоту. Павел всегда был деятелем. Даже учитель Акира Моримото отмечал эту его особенность. Поначалу он еще нагружал своего ученика дополнительными упражнениями и тренингами, которые должны были выработать в Павле способность к недеянию и склонность к продолжительной медитации, но потом махнул рукой. «Ты – воин, – сказал Акира-сан. – Твой путь – это путь силы и отваги. Дорога мудрости и созерцания не для тебя». Учитель, как всегда, был прав.

Помимо того, что Павел был натурой кипучей и деятельной, его тянуло в Москву и еще одно обстоятельство – там его ждала Валя. Воспоминания о ней согревали душу. Однако сидеть в ресторанчике с Катей тоже было приятно. Хорошая девушка. Чистая, неиспорченная. И неглупая. А фигура выше всяких похвал.

От приятных размышлений Павла оторвал официант, который принес заказанные блюда. Разложил вилки, ножи, расставил тарелки, ловко щелкнул зажигалкой (в результате чего загорелась маленькая свечка в изящном подсвечнике) и бесшумно удалился.

Сервис был вполне на уровне. Ткачева насторожило только одно: на секунду в дверном проеме, где скрылся официант, мелькнуло женское лицо – смутное, мимолетное видение. Лицо показалось Павлу странным – напряженным, жестким, злым, и тотчас же он почувствовал едва ощутимое покалывание в висках, словно его «прощупывали». Однако в следующий миг все прошло. Лицо исчезло, в проеме скользнул женский силуэт, слабо хлопнула входная дверь, и вновь воцарились тишина и покой.

«Внимание, – просигналил внутренний голос. – Опасность».

Это чувство, будто за ним следят, никогда не подводило Ткачева, что ж, если его пасут, он готов, он во всеоружии. Кобура – под пиджаком, лезвие – в двойной подошве ботинка. Он снова прислушался к своим ощущениям. Неприятное покалывание прекратилось и больше не возобновлялось. Через пару минут Павел успокоился.

«Показалось, – решил он про себя. – Ну откуда в Глинске за мной слежка? Кому я здесь сдался? Ерунда какая-то в голову лезет».

Отбросив сомнения, он сосредоточился на непринужденной беседе с Катей.

Ужин прошел приятно во всех отношениях. Немного выпили, немного потанцевали под хрипловатый саксофон – в заведении даже музыка живая играла, – немного поговорили за жизнь. В общем, когда к десяти вечера Катя засобиралась домой, Павел не смог отказать себе в удовольствии проводить ее. Хотя бы до подъезда.

На улицы Глинска уже опустилась тихая летняя ночь. Катя с Ткачевым свернули в аллею, которая вела к городскому парку.

Едва слышный шелест листвы, дурманящий запах каких-то цветов, мягкий лунный свет настраивали на лирический лад. Павел заметил уединенную лавочку в окружении кустов сирени.

– Присядем? – вполголоса предложил он.

Катя чуть слышно усмехнулась, пожала плечами, словно раздумывая, решаться или нет, а потом, не глядя на своего спутника, опустилась на скамейку. Павел устроился рядом, положил вытянутую руку на спинку лавочки, потом тронул худенькое плечико девушки и осторожно потянул Катю к себе.

– Слышь, мужик, оставь ее лучше нам! – внезапно раздался грубый голос прямо над ухом.

Павел с неудовольствием поднял глаза. В полумраке аллеи перед ними стояли трое. Лиц Ткачев не разобрал, зато мгновенно оценил объем предстоящей работы. Первый – амбал под метр девяносто, качок, но тяжеловат для быстрого реагирования. Второй – пониже, широкоплечий, крепкий, но стоит неудобно, невыгодно для себя, открывается. А вот третий может оказаться серьезным противником. Невысокий, жилистый, стремительный. Этот готов драться долго, на износ. Значит, первых двух надо класть быстро, а с этим придется разбираться конкретно и вдумчиво.

– Я кому сказал – вали отсюда! – рявкнул амбал.

Павел перевел взгляд на Катю. Кто знает, вдруг какие-нибудь ее местные кавалеры пришли устраивать разборки с заезжим конкурентом, а ей это даже приятно. Однако на лице девушки был написан такой неподдельный испуг, такая растерянность, что сомнения Ткачева мигом улетучились.

– Вы их знаете? – поинтересовался Павел для очистки совести.

Катя отрицательно замотала головой. Троица придвинулась ближе.

– Слышь, козел, неприятностей хочешь? – развил мысль амбала широкоплечий.

Жилистый по-прежнему помалкивал, прикидывал расстояние до Ткачева. Тот, в свою очередь, оценил собственные шансы, надо, чтобы Катя осталась в стороне. Значит, вперед, влево, обоих на землю, а потом приниматься за жилистого.

Рефлекс сработал безотказно. Павел в прыжке преодолел оставшиеся пару метров до нападавших, одним точным ударом ноги подкосил широкоплечего, в следующий миг врезал амбалу по почкам, и тот осел на землю, со свистом выпуская воздух.

И тут началось главное. Жилистый выбросил ногу и успел-таки попасть Павлу в солнечное сплетение. От удара Ткачев отступил, стараясь как можно скорее восстановить дыхание. Жилистый теснил его, и Павлу оставалось только уклоняться, выжидать, угадывать тактику противника. Ничего не скажешь, он быстр, очень быстр, ловок и весьма увертлив. Ну что ж, Пол Тэйлор и не таких укладывал на обе лопатки. Надо измотать врага, обманывая, не раскрывая собственных планов.

Однако жилистый никаких признаков усталости или раздражения не обнаруживал. Двигался на Павла неуклонно, мощно, отрабатывая удары словно на манекене. Ткачев понял, что этот ниндзя глинского разлива добивается, чтобы он потерял терпение и перешел к атаке. Нет, не выйдет, дорогой товарищ. Мы тоже грамотные, умеем концентрироваться и использовать энергию противника против него же самого. И знаем, когда наступает нужный момент. Вот сейчас, когда они сошли с твердого покрытия на неровный – ох до чего неанглийский! – газон.

Прыжок. Молниеносный удар. Еще прыжок. В руках жилистого сверкнул нож. Павел быстрым движением пережал кисть противника, вывернул ему руку, обезоружил, локтем ударил под дых и аккуратно уложил на траву, успев, впрочем, ребром ладони врезать по болевой точке на шее, после чего жилистый резко обмяк, послушно сложился пополам и, скорчившись, рухнул на траву.

Павел удостоверился, что парень проваляется без сознания не меньше получаса, выпрямился, отряхнулся, вышел на дорожку, склонился над амбалом и широкоплечим, для гарантии пнул каждого носком ботинка. Готовы.

– Катя, с вами все в порядке? – бодрым голосом осведомился Павел, расправляя плечи.

Девушка стояла возле зарослей сирени, прижимая к груди сумочку. На лице ее застыло выражение неприкрытого ужаса, смешанного с нескрываемым восхищением. Павел мог бы поздравить самого себя, если бы вдруг не понял, что оцепеневшая Катя смотрит куда-то позади него.

Он стремительно обернулся и, к своему удивлению, увидел, что троица в спешке удирает по темной аллее. Странность состояла даже не в том, как быстро им удалось очухаться, хотя Павел не сомневался, что все трое получили глубокие нокауты. Не поддавалось объяснению то, что, несмотря на немалый вес каждого, бежали они совершенно бесшумно, словно даже не касаясь шуршащего под ногами гравия. Создавалось впечатление, что их тянет прочь какая-то неведомая сила, но вот что или кто именно, этого Павел понять не мог. А в висках опять неприятно закололо…

– Жаль, не удалось посидеть в тишине, на звезды полюбоваться, – произнес он, чтобы разрядить обстановку. – Такую идиллию разрушили, гады. Ну, ладно, ничего не поделаешь. Пошли домой.

Катя послушно повернулась, дождалась, пока ее спутник поравняется с ней, и зашагала рядом. Руку, галантно предложенную Павлом, однако, не приняла, шла, по-прежнему прижимая к груди сумочку. Почему, интересно, женщины так хватаются за свои ридикюли? Что у них там такого ценного? Ничего же нет – ни денег, ни оружия, так, флакончик средненьких духов, зеркальце и ключи от квартирки в хрущевке, где и поживиться-то нечем, даже если эти ключи случайно попадут в руки вора…

Таинственные невесомые беглецы, передвигавшиеся вопреки всем известным законам физики, не выходили у Павла из головы. Необходимо было получить какие-то разъяснения по этому поводу.

– Надо в милицию заявить, – предложил минутой позже Ткачев. – Эти могут вернуться. Где ближайшее отделение?

– А какой смысл? – подала голос Катя. – Блюстители все равно разбираться не будут.

– Как это – не будут?

– Да понимаете… – замялась Катя. – Не очень-то они преступников ловят. У них интересы другие.

– Какие интересы могут быть у представителей закона? – не понял Павел. – Кроме того, чтобы этот закон защищать?

– Самые разнообразные. Например, коммерческие ларьки обирать. Или рынки. Или с тех, у кого в Глинске производство налажено, деньги стричь.

– Понятно. И тем не менее я хотел бы обратиться в милицию с заявлением, – мягко настоял на своем Павел и ободряюще улыбнулся Кате.

Пожав плечами, она двинулась по дорожке к выходу из парка. Павел поплелся следом, уже не до конца уверенный, что поступает правильно.

Отделение милиции оказалось сумрачным заведением, где слева помещалась застекленная будка дежурного, а справа – зарешеченное пространство, напоминающее тесную клетку. Павел припомнил, что его московский знакомый Женя именовал это помещение «обезьянником».

За решеткой сидели трое.

Первый, мужик неопределенного возраста, вместо лица имел сплошной синяк, переливавшийся всеми оттенками, от фиолетового до зеленого, а на ногах носил кирзовые сапоги с отслоившейся подошвой, из которых торчали синюшно-серые большие пальцы.

Вторая, крашеная блондинка с черными бровями и очень пухлыми губами, была одета в черную кожаную куртку и очень короткую юбку, из-под которой торчали мощные ляжки и объемные икры.

Третий заключенный, светловолосый очкарик, возрастом и обликом напоминал студента, а то и старшеклассника. Он затравленно поводил глазами из стороны в сторону, время от времени подходил к решетке и пытался втолковать хмурому дежурному, что забрали его по ошибке, а тот, кто на самом деле пытался толкнуть наркоту в подворотне, благополучно унес ноги. Временами парень срывался на крик, куда-то звонил по сотовому, потом садился на лавку в глубине «обезьянника», опускал голову, обхватывал ее руками – словом, нервничал.

Бомж с путаной, напротив, никаких признаков беспокойства не обнаруживали, права качать не пытались, терпеливо и привычно дожидались решения своей участи. Девица, непринужденно закинув ногу на ногу, тыкала длинным крашеным ногтем в мобильник, а ее дурно пахнущий сосед мирно посапывал в углу.

– Здравствуйте, – обратился Павел к сержанту, сидевшему за стеклом.

– Здравствуйте, – устало откликнулся тот, немедленно найдя себе несколько неотложных дел (перекладывать бумагу и ручку на столе, выдвигать по очереди все ящики, внимательным и озабоченным взглядом изучать карту города Глинска, висевшую на стене).

– Мы хотели бы заявить о нападении на нас, – продолжил Павел.

– Понятно, – покорно кивнул сержант. – Напишете заявление, завтра придет начальство, будет разбираться.

Под диктовку Павла Катя мелким аккуратным почерком настрочила страницу текста. Особое внимание в заявлении уделялось точным приметам троих хулиганов. Павел даже подошел к доске «Их разыскивает милиция» и внимательно изучил портреты, вывешенные на ней. Впрочем, ни одного из его ночных приятелей там не оказалось.

Сержант неохотно принял из рук Кати заявление, долго и придирчиво изучал его, поворачивая листок то так, то эдак, словно пытаясь проверить, нет ли на нем водяных знаков. Павел обратил внимание, что примерно в середине чтения брови милиционера на мгновение удивленно взлетели вверх, но потом сразу вернулись на место. Сержант смерил Павла недоверчивым взглядом, потом принялся что-то записывать в толстую тетрадь, лежавшую у него на столе.

В этот момент дверь широко распахнулась, и на пороге появился невысокий подтянутый человек лет двадцати восьми в камуфляже. Он строгим взглядом окинул «обезьянник», а сержант тем временем поднялся со своего места и, приложив руку к козырьку фуражки, выпалил на одном дыхании:

– Товарищ лейтенант, за время дежурства никаких происшествий не произошло!

– Вольно, Бурыгин, – проговорил лейтенант, делая шаг по направлению к решетке. – Ну что, орлы? Знакомые все лица? Михеева, опять ты? Не надоело? Тебе на пенсию давно пора, кто на тебя еще клюет-то? Я, помню, пионером был, а ты уже по кустам шастала!

– Ну зачем вы так, товарищ лейтенант, – кокетливо потупила глазки Михеева. – У меня свой клиент есть, многим нравится с женщиной постарше…

– Ну ладно, женщина постарше, посидишь пока у нас, пусть клиент немного отдохнет…

– А может, договоримся, товарищ лейтенант, – без особой надежды в голосе предложила Михеева. – Мы ж все понимаем, милиции сейчас платят недостаточно…

– Да ты что, Михеева, взятку мне предлагаешь? – недоуменно переспросил лейтенант и расхохотался. – Да еще в присутствии подчиненных? Ну ты, блин, даешь!

– Тогда, может, натурой возьмете?…

– Ох, нет, Михеева, – поперхнулся веселый лейтенант, – пусть мои враги с тебя натурой берут… Ага, Зосимыч, и ты тут? Надоело на свалке ночевать, решил в милицию сдаться?

Сизый бомж из угла неопределенно развел руками и промычал что-то нечленораздельное.

– Бурыгин! – повернулся лейтенант к дежурному. – Опять сюда всякую пакость тащат? Оставили бы Зосимыча в родной канаве, и нам заразы меньше, и ему спокойнее. Кто его привез?

– Не могу знать, товарищ лейтенант.

– Сам, что ли, приплелся? Бомж согласно замычал и виновато поник головой.

– Так, с Зосимычем все ясно, – махнул рукой лейтенант. – А это что за птица? Явно не наш клиент. Как фамилия? По какому поводу задержан? – строгим голосом обратился он к нервному молодому человеку за решеткой.

– Никита Суровцев, студент первого курса, – затараторил тот и, подскочив ближе, вцепился в железные прутья. – Меня взяли по ошибке, товарищ лейтенант, меня приняли не за того… то есть я не тот, кто вам нужен… то есть тот, кто нужен, убежал…

– Гражданин Суровцев! – укоризненно покачал головой лейтенант и сурово сдвинул брови на переносице, вероятно, ощущая себя умудренным опытом наставником молодежи. – Почем вы знаете, кто нам нужен? Разберемся. У нас зря не задерживают. Бурыгин, ко мне его!

Сержант услужливо выскочил из-за стекла и принялся нашаривать на поясе связку ключей. В это время лейтенант еще раз оглядел хозяйским взглядом предбанник и заметил Ткачева с Катей, смущенно топтавшихся у стены, на которой висел стенд «Их разыскивает милиция».

– Вы по какому вопросу, граждане? – спросил лейтенант.

Павел выступил вперед.

– На нас совершено нападение. В городском парке, – пояснил он. – Мне удалось справиться своими силами, однако я написал заявление и готов помочь составить фотороботы преступников. Я детально запомнил их внешность.

Лейтенант с неудовольствием оглядел Павла с головы до ног.

– В парке у нас ночью темно, – покачиваясь с носка на пятку, сухо заметил он. – Вы уверены, гражданин, что действительно разглядели нападавших?

– Абсолютно уверен.

– И как же вы справились своими силами?

– Не превышая пределов необходимой самообороны, – отчеканил Ткачев.

– Хм, – пожевал губами лейтенант. – Тогда подождите. Сейчас с гражданином Суровцевым побеседуем, потом до вас дело дойдет.

Лейтенант молодцевато повернулся и зашагал по лестнице на второй этаж. Нервный молодой человек суетливо заковылял следом. Ткачев с Катей остались сиротливо стоять на прежнем месте.

– Да-а, – усмехнулся Павел. – А ты говоришь, в Глинске не нападают и не грабят.

Катя едва заметно усмехнулась и молча принялась изучать плитки пола. Ткачеву стало ее жалко. Он протянул руку и обнял девушку за плечи. Катя вздохнула, легонько прижалась к Павлу, положила голову ему на плечо, и он с наслаждением втянул нежный запах ее волос.

На столе у дежурного надсадно прогудел телефон. Сержант снял трубку, перевел взгляд на Катю с Ткачевым и согласно кивнул.

– На второй этаж, пожалуйста, поднимайтесь, – сказал он. – Кабинет двести четырнадцать. К лейтенанту Мегрелову. Пропуск возьмите.

Лейтенант Мегрелов брезгливо вертел в руках заявление Павла, словно боясь испачкаться.

– Садитесь, – неохотно пригласил он. – Ознакомился с вашим заявлением. Мы его, конечно, зарегистрируем, будем разбираться, приметы вы здесь очень подробно указываете. Только скажите, уважаемый гражданин Ткачев… Вы ведь, если не ошибаюсь, у нас проездом, из Москвы. Скоро вернетесь в столицу, забудете все, что с вами здесь произошло, как неприятный сон. А вот спутница ваша, Катерина Сельцова, в Глинске останется. Подумайте, будет ли ей на пользу то, что мы будем вести расследование?

Павел оторопел. Он никак не ожидал услышать такое из уст представителя закона. Как можно бояться, что расследование обнаружит преступников? При чем тут Катя? Чего добивается этот лейтенант? Денег? А может, удара кулаком в зубы?

– Я обязан предупредить вас, – продолжал невозмутимый Мегрелов, – шансов, что преступники будут найдены, очень мало. Скорее всего, ни одного из троих нападавших уже нет в городе. Или они залягут на дно на несколько месяцев, или попытаются – извините за откровенность – в ваше отсутствие… гм… воздействовать на единственную свидетельницу. То есть на гражданку Сельцову. Сам вы, гражданин Ткачев, безусловно, способны за себя постоять. Но вот девушка… Кто может гарантировать ей безопасность, когда вас уже здесь не будет?

– Я полагал, вы, – возмущенно выпалил Павел.

– Сожалею, но возможности круглосуточно охранять гражданку Сельцову у нас нет, – отрезал лейтенант. – Вот потому я и призываю вас еще раз хорошенько подумать, прежде чем я дам делу официальный ход. Это висяк чистой воды. Мы, конечно, приложим все усилия, но…

– Павел, пошли отсюда, – подала голос Катя. – Я же говорила…

Что-то в ее тоне было такое обреченное, такое овечье, послушное, что Ткачев разозлился. Он, конечно, свалял дурака, обратившись в полицию, то есть, по-здешнему, ментовку. Выходит, придется, как всегда, действовать самому, на свой страх и риск. Но покидать милицию вот так, не солоно хлебавши, не хотелось.

– Заявление я пока оставлю, – тоном, не допускающим возражений, объявил Павел. – Надеюсь, оно уже зарегистрировано?

– Конечно, – подтвердил Мегрелов, пристально глядя в лицо Ткачеву. – Но вы можете забрать его, как только пожелаете. Обратный билет в Москву уже есть? Может, помочь надо? Мы по своим каналам мигом сделаем…

– Я настаиваю на том, чтобы были составлены фотороботы на-падавших_, – пропустил его слова мимо ушей Павел.

– Это пожалуйста. Сейчас пройдем в соседний кабинет, на компьютере подберем. Компьютеры у нас хорошие, новые, недавно только поставили…

* * *

– Ну и порядки у вас! – проворчал Павел, когда они с Катей вышли из дверей успевшей обоим порядком надоесть ментовки. – Бардак! – Ткачев смачно выговорил это заимствованное у французов слово. Нет, по-русски оно звучит все же куда более экспрессивно. И понятие обозначает более широкое. Даже всеобъемлющее: никто не занимается тем, чем ему положено.

Павел даже сплюнул с досады, но тут же осознал свою неправоту. Перед его мысленным взором возникло широкое улыбающееся лицо Андрея Тищенко, сержанта милиции из подмосковного Красногорска, с которым он познакомился примерно полгода назад. Обстоятельства их встречи нельзя было назвать безмятежными, но именно благодаря его с Андреем сотрудничеству была обезврежена целая секта темных и даже предотвращен теракт в центре столицы… Нет, далеко не все в ментовке жлобы и бездельники. Кате, понятное дело, обо всем этом Павел говорить не стал, лишь махнул рукой и зашагал прочь от облупившегося старого здания.

– Скажи, Катюша, а тебе не страшно? – спросил Ткачев немного погодя. – Этот Мегрелов в чем-то прав. Я рано или поздно уеду, а тебе здесь жить…

Катя задумалась.

– Утро вечера мудренее, – улыбнулась она минуту спустя. – Завтра подумаем. Ну, вот мы и пришли. Зцесь я живу.

Павел обвел взглядом четырехэтажный кирпичный дом с ажурными балконами, перевел взгляд на палисадник, засаженный смородиной. «И зачем только в городе сажают эти кусты? – подумал он про себя. – Нелепость полная. Много с них не соберешь, да и толку с этого сбора… Проще в магазин сходить. Наверное, по старой крестьянской привычке, не иначе».

Взглянув на Катю, Павел проникся ответственностью момента и решил, что пора, как говорится, брать быка за рога, становиться мачо и вообще – проявлять инициативу. Многозначительно прищурив один глаз, он зябко повел плечами.

– Как-то сыро в этом отделении было. Признаться, продрог я изрядно и, соответственно, с удовольствием бы выпил чашечку горячего чая.

– Извини, дома полно народу, даже чаю выпить негде, – развела руками Катя. – Спасибо за вкусный ужин. И за приятную компанию тоже. До гостиницы отсюда никакой транспорт не ходит. Придется тебе на такси тратиться…

* * *

Не солоно хлебавши, Павел вышел на проспект. Ночная жизнь Глинска, очевидно, не отличалась большим разнообразием. Вокруг не было ни души, большинство окон в домах уже погасли, только возле обшарпанного подъезда целовалась парочка, да где-то в отдалении слышался звон бьющегося стекла и хриплая нецензурная брань. Павел повертел головой в обе стороны пустынного проспекта и не обнаружил ни такси, ни частников. Прекрасно ориентируясь на местности, он очень ясно представлял себе, в какой стороне от Катиного дома находится «Турист», и вполне мог бы преодолеть это расстояние пешком. Тем более что поразмыслить ему было о чем, а делалось это всегда продуктивнее на свежем воздухе.

Злость на Мегрелова уже испарилась, осталась только досада на себя. Что-то подсказывало Павлу, что между ночным нападением странных бандитов и его архивными изысканиями существует прямая связь. Упорно не давало покоя то неприятное ощущение опасности, что на мгновение возникло, когда они с Катей сидели в «Сатурне». Значит, он не ошибся. Слежка за ним велась. Уже тогда.

Стало быть, придется еще задержаться в этом Глинске. День, а то и два, до выяснения обстоятельств… Черт побери, Мак-Кормик ему точно голову оторвет.

За спиной послышался шелест шин. Павел обернулся, поднял руку, остановил машину и за привычный уже полтинник добрался до своего «Туриста».

Раиса Юрьевна из-за стойки одарила Ткачева сладкой улыбкой и выдала ключ от номера.

– Кстати, вам тут принесли… Срочная телеграмма.

Павел двинулся вверх по лестнице, на ходу распечатывая заклеенное бумажной полоской почтовое отправление. Когда он пробежал строки сообщения, у него на мгновение потемнело в глазах.

«Валю сбила машина. Находится в реанимации. Срочно приезжай. Женя».

* * *

Час спустя Ткачев уже трясся в рейсовом междугороднем автобусе, который на полной скорости катился по ночному глоссе в сторону столицы. И Катя, и баба Нюра, и глинские менты, и таинственные хулиганы из парка мигом отошли на второй план.

Часа два Павел нетерпеливо ерзал в кресле. Вначале он смотрел в окно, немного погодя слушал, надев наушники, какую-то идиотскую радиопередачу, потом пытался читать газету, которую купил в здании автовокзала, даже начал было разгадывать кроссворд, но не нашел ручки. Зато извлек из заднего кармана брюк серебряную пулю на цепочке. Это вещественное свидетельство своего российского прошлого Павел обнаружил в шкатулке, когда разбирал бумаги Джона Тэйлора, человека, которого на протяжении всей жизни считал отцом. Да, эта пуля была единственным подарком, который достался Павлу от настоящих, кровных, родителей. Кому же принадлежал этот незатейливый талисман? Какую силу хранил в себе? Кому служил оберегом? Бабушке Анне Антиповне, а может, его отцу или матери…

В тусклом свете горящей вверху лампочки Павел попытался рассмотреть металлическую вещицу. Поверхность пули не была идеально ровной. Кое-где ее покрывали мелкие царапины и выбоины. Похоже, не одно десятилетие прошло с тех пор, как неведомый умелец выплавил ее. Решив, что было бы обидным потерять единственное доказательство его генетической связи с этой страной, Павел надел талисман на шею и… тотчас ощутил нечто. Пуля источала мягкое, ровное тепло. «Э, похоже, в ней и впрямь есть сила», – удивился Павел и «прощупал» странный предмет. Результат его немного озадачил. Сгусток энергии, удивительно чистой, светлой, был заключен в этой пуле. Однако энергия не была активна, она, казалось, дремала в надежно защищающем ее сосуде, как бабочка в коконе. «Н-да, интересно, что может пробудить ее? – задал себе вопрос Павел. – Или кто?» То, что обычно предметы с подобной энергетикой бывают запрограммированными на конкретные ситуации либо на определенных людей, Ткачев знал очень хорошо…

Раздумья ни к чему не привели, а лишь окончательно утомили и без того уставшего Павла. Увидев, что все вокруг давно спят, он тоже решил отдохнуть. «Судя по всему, завтра неприятностей меня ждет предостаточно. Так что будет совсем нелишним, если я хотя бы высплюсь», – подумал Ткачев. Закрыв глаза, он расслабился по методике «быстрый сон» и провалился в тревожное забытье.

* * *

До больницы он добрался около четырех утра. К Вале Павла не пустили, несмотря на уговоры, толстую пачку денег, угрозы и мольбы. Усталый доктор в зеленоватом халате и шапочке молча выслушал поток веских и продуманных доводов Ткачева, молча указал ему рукой на дверь с табличкой «Ординаторская», пропустил внутрь тесноватой комнатенки и опустился на подоконник, уступив посетителю единственный в комнате стул.

– Я готов ответить на все ваши вопросы, Павел, – проговорил доктор, снимая очки и протирая платком покрасневшие после бессонной ночи глаза. – Ваша знакомая находится в тяжелом, можно сказать, крайне тяжелом состоянии. Авария, несчастный случай. Виновникам ДТП удалось скрыться – наезд произошел на безлюдной улице. Этим занимается милиция, но при таких раскладах надежды на успех мало. Мы, со своей стороны, уверяю, делаем все возможное. Однако когда Валентина придет в сознание, и придет ли вообще, сказать сложно.