Текст книги "Душа"

Автор книги: Эльза Триоле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

XI. Рождение замысла

После Луиджи самым большим авторитетом в области механики и предметом постоянного восхищения Кристо был молодой рабочий Марсель, который пригласил его к себе в чуланчик под деревянной лестницей во дворе. Луиджи отдал в собственность Марселя для его личных работ этот чуланчик, считая, как и Кристо, что Марсель человек исключительных способностей. Кристо повадился ходить в чуланчик каждый божий день. Марсель объяснял не так хорошо, как Луиджи; некоторые вещи казались ему настолько простыми, что Кристо никак не удавалось заставить его понять, что он, Кристо, ничего не понимает. Марсель мастерил разные забавные штучки, которые затем продавал на Бульварах, чтобы подработать. Но как ему удавалось уговаривать покупателей, раз он от силы произносил одно слово в час, был вроде немой? Недаром же его в мастерских прозвали Марсель Великий Немой. Когда они сидели в чуланчике вдвоем, Кристо – болтун от природы, так же как и его мать, – говорил еще больше, чем обычно, а Марсель тем временем молча трудился над крошечным пожарным, который лез вверх по проволоке: для этого требовалось тихонько потягивать одной рукой кольцо на конце веревки, которую держали вертикально в другой руке; при каждом легком подергивании пожарный маленькими скачками передвигался вверх по веревке. Так как Марсель изготовлял пожарных дюжинами, Кристо, приглядевшись к работе, научился пропускать проволочки в отверстия на ногах и руках пожарного, вырезанного из легкого металла, но никак не мог взять в толк, почему пожарный соглашается лезть вверх. Кое-какие секреты Марселя были столь очевидны, что вам оставалось только воскликнуть: «Ну, ясно! Как это я не додумался!» Другие были хитроумнее, но Марсель ничего не объяснял, а только говорил: «Разбери и посмотри сам». А потом: «Собери и сам посмотри!»

Марсель недавно пришел из армии и с виду был настоящий деревенский парень, который вдруг нежданно-негаданно очутился в Париже. Но на самом же деле Париж не был загадкой для этого сына Монмартра. Сам того не желая, Марсель вводил людей в заблуждение – хоть этот рослый парень и казался вялым и неуклюжим, был звездой и гордостью своей футбольной команды. И Луиджи, узнав Марселя поближе, устраивал так, чтобы при заключении торговых сделок, при подписании всяких документов Марсель находился с ним рядом, у того было непогрешимое чутье, позволявшее безошибочно разгадывать козни противной стороны. И наконец он был превосходный шахматист, и именно с ним Кристо сыграл свою первую партию в шахматы.

В сущности, загадочное молчание Марселя Великого Немого пошло на пользу Кристо не меньше, чем объяснения Луиджи. Разбирая и собирая маленьких пожарных – Кристо уносил их к себе в подвал и, дрожа от нетерпения, ломал над ними голову, – он наконец докопался. В один незабываемый день он притащил Марселю пожарного, которого сам собрал из частей и который ловко, лез вверх по веревочке. Марсель поздравил его улыбкой – возможно, именно с такой улыбкой на лице он продавал своих пожарных, заменяя обычные разглагольствования торговцев, – и проговорил: «Хорошо!» Эта похвала до такой степени разожгла любовь Кристо к Марселю, что он решил поверить ему самую тайную свою мечту, хотя дружба их длилась неполных три недели.

– Если я сумею, Марсель, я сделаю автомат, который будет повторять одни и те же движения ради чего-то…

Марсель подождал продолжения и, не дождавшись, заметил:

– Неясно.

– Что же тут неясного! Он будет повторять все одно и то же, чтобы что-то сказать…

– А что? «Пейте минеральную воду»?

– Да нет, – завопил Кристо и от нетерпения попытался даже обежать чуланчик, где невозможно было повернуться. – Как ты не понимаешь! Просто на нервы действуешь! Что-нибудь хорошее, по-настоящему хорошее… – Кристо забрался на высокий табурет и вдруг, вспыхнув, выпалил: – Знаешь, я сделаю картину… Красивую-красивую… Как у Луиджи в подвале, только еще красивее. Помнишь, у него есть картина с настоящими часами на колокольне? А я сделаю картину, где будут не только часы, которые ходят…

Марсель подумал с минуту, потом заявил:

– Неясно.

Кристо страдал по-настоящему.

– Когда ты мне ничего не объясняешь, я ведь не говорю тебе: «неясно, неясно»! Я сам мучаюсь! Сам стараюсь понять!

– Понимать-то еще нечего.

– Да как же так! Например, я сделаю Натали…

– Ага! – буркнул Марсель.

– …а кругом нее всех ее гостей. И Натали всех кормит. Что, не красиво, а?

– Красиво.

– Все гости будут нарисованы, а рука Натали будет выходить из картины, будет двигаться, раскладывать всем еду…

– Ну, это недалеко от часов ушло.

– Ты так думаешь? – Кристо совсем упал духом. – Что же ты тогда предлагаешь?

– Ничего.

– Значит, тебе не нравится? Ты не хочешь вместе со мной сделать живую картину?

– Хочу. Не думал, что придется с тобой вместе делать, а вообще хочу.

– Ой!

Марсель вытащил из ящика лист белого картона, положил его на конторку, которую каким-то чудом занесло в чулан.

– Рисуй все, как видишь.

– Мне слишком высоко.

Марсель придвинул к конторке табуретку, Кристо уселся на нее, словно у стойки бара, и под деревянной лестницей воцарилось молчание. Оба работали.

Когда Кристо протянул свой рисунок Марселю, тот, мельком взглянув на него, сказал:

– Если бы я умел играть на рояле, уж я бы играл хорошо…

Опять Марсель говорил загадками, а Кристо приходилось их разгадывать! Однако на сей раз Марсель соизволил объяснить:

– Если бы ты умел рисовать, ты рисовал бы гораздо лучше тех, кто умеет рисовать. Не расстраивайся. Еще научишься. Только не торопись. Рисуй каждый божий день. Думай хорошенько. В следующем году можно будет сделать Натали подарок ко дню рождения – механическую картину. Или через два года. Или через три.

XII. Чтобы в один прекрасный день ты вспомнил

Естественно, что день Кристо при таких обстоятельствах был загружен до отказа. Когда наступало время обеда, он уже окончательно выдыхался, потому что успевал побывать в мастерской, в подвале, где он ночевал, помочь по хозяйству Мишетте и посидеть с Натали.

В этот вечер посторонних не было, и Натали села обедать за овальный стол вместе с Луиджи и Кристо. Кристо устало рухнул на стул, он совсем выбился из сил.

– Ты что? – осведомилась Натали. – Не болен ли?

– Слишком уж много дел, я ничего не успеваю.

– А ты не суетись, – посоветовал Луиджи, – видишь, я же все делаю без суеты… Не будешь суетиться – выиграешь время.

Натали разливала суп.

– Не могу, – признался Кристо. – Мне хочется все сделать побыстрее, и, едва я начну, мне уже хочется знать, как все получится.

Луиджи обмакнул в суп кусок хлеба.

– Мне это понятно. Есть люди, которые, еще не приступив к делу, хотят, чтобы все уже было готово. Так не годится. Надо уметь наслаждаться всем, что делаешь, каждой минутой работы…

– А ты наслаждаешься, а? – Кристо застыл с поднятой ложкой, потом поспешно стал хлебать суп. – Наслаждаюсь, наслаждаюсь… – замурлыкал он.

Луиджи покачал головой.

– Ты посмотри только, как ты ешь! Торопишься, захлебываешься! Я еще и есть-то не начинал, а ты уже кончил. Я, как видишь, стараюсь продлить удовольствие. Значит, я прав.

– Нет! – крикнул Кристо. – Натали даст мне вторую тарелку супа!

Натали налила Кристо вторую тарелку супа.

– Молодец, сумел за себя постоять… – Натали принялась за третью тарелку супа. – В некоторых случаях не грех и поторопиться.

– Только не в нашем ремесле… Когда я говорю в нашем, я имею в виду и Кристо и себя… В нашем ремесле требуется терпение часовщика. В сущности, мы те же часовщики. Первая штука, которую я смастерил еще мальчиком, была луна, снабженная часовым механизмом. Она умела качать головой, всходила на небо, следуя движениям часовой стрелки… – Луиджи взял со стола салфетку, повязал ее вокруг шеи. – Для мальчишки это было неплохо, но не сложнее обычного метронома. Автомат – вот что действительно интересно. Берешь движение живого существа, собаки или, скажем, человека, разлагаешь его на части, а потом восстанавливаешь по кусочкам. Для каждого движения свой кулачковый вал, важен плавный переход от одного кулачка к другому. Конструктор автоматов обязан уметь наблюдать жизнь как художник, как поэт. Когда я делал своего знаменитого «Весельчака», который хохочет от радости, потому что избавился от мозолей, так вот я целые дни торчал перед зеркалом и хохотал… Смотри-ка…

Луиджи отложил ложку, отодвинул стул и начал беззвучно хохотать, живот и плечи у него тряслись, голову он медленно поворачивал слева направо, откидывал назад… Когда все вволю насмеялись, Луиджи взялся за суп.

В дверях показалась Мишетта.

– Пока вы тут веселитесь, – неодобрительно заметила она, – соломка пересушится, так и знайте.

Она принесла бифштекс с соломкой.

– Ух, – выдохнул Кристо, – до чего вкусно!

– Смотри, не подавись, не спеши зря. – Луиджи аккуратно и тщательно разрезал свой бифштекс – Жаль такой вкуснятиной давиться. Когда речь идет об автомате, которому требуется придать вид человека, словом о роботе, то модель всегда под рукой. А вот меня как-то попросили сделать скорпиона! И чтобы он был как настоящий. Для фильма. Не могли же они в самом деле снимать живого скорпиона. Ты только вообрази! Пришлось ходить в «Музей естественной истории, изучать скорпионов. Наше ремесло требует знаний, терпения, хитроумия…

– И страсти… – добавила Натали. Она деликатно кончиками пальцев брала с тарелки тоненькие ломтики жареной картошки и тем же деликатным движением отправляла их в рот. Кристо, положив локти на стол, забыв о том, что жаркое стынет, забыв о хороших манерах, задумчиво смотрел на Натали. Заметив его взгляд, Натали не донесла соломку до рта.

– Что с тобой, Кристо?

– Я представил тебя в виде автомата… – Кристо живо убрал локти со стола и продекламировал: – «Растительный жир Вита незаменим для теста и для жаренья».

– У тебя начинает вырабатываться глаз, – одобрил Луиджи, – из тебя выйдет человек! А сейчас я открою тебе, Кристо, одну важную тайну. Запомни, что я тебе скажу… Я работаю над созданием искусственной руки, вернее, кибернетического протеза. На эту мысль меня натолкнули исследования, проводившиеся в связи с появлением сверхскоростных самолетов, где рефлекс у летчика должен возникать одновременно с мыслью, а не следовать за ней. Жест-рефлекс, отставший даже на одну секунду от мысли, может оказаться пагубным, принимая в расчет скорость самолета или ракеты. Мысль должна непосредственно воздействовать на то, на что она должна воздействовать, минуя, скажем, руку. Если требуется повернуть рычаг, надо добиться, чтобы рычаг отвечал непосредственно мозгу, без вмешательства руки. А если так, если мы считаем возможным добиться непосредственного приказа мозга, тогда почему яге мозг не может столь же успешно управлять искусственной рукой, как и рычагом? Значит, все дело в том, чтобы сделать протез восприимчивым к известным электрическим волнам, вырабатываемым нашим мозгом. А говорю я тебе все это для того, чтобы в один прекрасный день ты вспомнил, как был маленьким мальчиком, а я делился с тобой своими безумными планами… Вот Натали сказала, что наше ремесло требует страсти, и это совершенно правильно. Не будь этого, я бы давно все бросил.

Луиджи отхлебнул красного вина.

– Может статься, – продолжал он, вынув из пачки сигарету, но так и не закурив ее, – может статься, что нас обгонят хирурги… Возможно, они найдут способ пересаживать руку трупа человеку с ампутированной рукой… Откровенно говоря, я думаю даже, что искусственные конечности отжили свой век, и безрукие и безногие люди нашего поколения, те, кому сейчас, скажем, лет тридцать, будут последними обладателями протезов; в следующем поколении у калек будут руки и ноги, которые путем пересадки приживутся к культе.

Кристо забыл о бифштексе.

– А где найдут одинаковые руки? Значит, одна рука будет вон какая длинная, а вторая коротенькая? Одна рука моя, а другая Натали?

– Очень уж ты требовательный! И то хорошо. В наши дни ампутированную кисть или даже руку выше локтя восполняют протезом. Человек уменьшается в объеме на пять процентов, пусть даже на пятнадцать, в общем по-разному бывает… Зато он может сам одеваться, есть самостоятельно, выполнять различные работы. Не воображай, что он утратил трудоспособность на пятьдесят процентов. Но когда он теряет обе руки до плеча, это уже мертвый человек… Ни один искусственный протез в этих условиях держаться не будет. В таких случаях пересадка – единственное спасение. Пусть ему хоть что-то пересадят, даже без кисти, хоть что-нибудь, понимаешь… Ну, что-нибудь вроде рук, какие-нибудь отростки, что ли, лишь бы он мог ими взять любой предмет. Кристо молча царапал вилкой тарелку.

– Не нравится мне это, – сказал он, не поднимая глаз.

Луиджи вдруг почувствовал себя виноватым и поспешно добавил:

– Сейчас период поисков. Все ищут. Это всегда так: идут все дальше и дальше в одном каком-нибудь направлении и вдруг – бац! – сворачивают с пути; без конца совершенствуют керосиновую лампу, она горит все ярче и лучше. И на тебе, хватит! Сдавай ее в музей! Поворот – изобрели другую лампу – электрическую! Раньше автоматы приводились в движение водой, песком, пружинами, противовесами и вдруг – бац! – появился электрический мотор и электромагнит… Потом – бац! – и уже электроника, фотоэлемент. С незапамятных времен маги и механики пытались воспроизвести человеческий голос, мастерили говорящие головы! А теперь – бац! – изобрели проигрыватель, магнитофон… Человек пойдет все дальше и дальше, он будет все больше совершенствовать механизмы по своему образу и подобию и этим докажет силу своей мысли.

Мишетта просунула в дверь голову:

– Луиджи, тебя ждут в магазине…

Луиджи зажег сигарету.

– Продолжение в следующем номере… Я и так опоздал.

Он поспешно вышел из столовой. Кристо мечтательно подталкивал пальцем к ложечке вареный персик, скользкий и увертливый.

– Кристо, очнись!… Уж поверьте, домой он вернется не в себе. – Мишетта убрала со стола тарелки, принесла кофейник. – Где это видано, забивать такими вещами голову ребенку, да еще в таком возрасте…

– Правильно… – Оказывается, Кристо вполне разделял мнение Мишетты. – Папа ни за что не хотел мне объяснять, как работает радио и телевизор. Но потому не хотел, что сам не особенно хорошо знает. Он только в своих аппаратах понимает… А есть на свете люди, которые все, все знают, скажи, Натали? Господин Мерсье много знает… это папин товарищ, он работает в исследовательском институте. Мне так хотелось бы все знать… Тогда-через десять лет я мог бы помочь Луиджи сделать искусственную руку.

– Поторопись. Вспомни о несчастных случаях, о войнах…

Оказывается, Кристо и не задумывался об этой стороне вопроса. Он горестно ойкнул. Сколько людей ждут искусственной руки, а он еще нетверд в орфографии, делает ошибки в причастиях… Он уже готов был заявить Натали, что отказывается от своего намерения, но вовремя спохватился. В конце концов ему только десять лет… Но время, проведенное под кровом Петраччи, неслось со скоростью ракеты. Ему осталось жить у Натали всего несколько дней.

XIII. Тайна их сердец

Натали торопилась, с минуты на минуту должен был явиться рассыльный. А она уже потеряла уйму времени с этой АФАТ… Да, да, с этой самой Беатрисой де Кавайяк, которую к ней как-то привел Лебрен. Странно… Почему это Беатрисе, у которой куча друзей и знакомых, понадобилось просить совета и помощи в своих любовных делах именно у нее, у Натали! У нее, которая уже давным-давно перестала быть женщиной, превратилась в глыбу мяса, хотя на самом-то деле Натали всего сорок пять лет. В тринадцать лет – первая любовь, в пятнадцать – первый любовник, в восемнадцать – замужем, в двадцать – уже разводка, а ее бывший супруг укатил в Америку и увез с собой их дочку. К 1940 году она уже шесть лет жила одна. При виде теперешней Натали трудно себе представить ее прошлую жизнь, где было столько мужчин. Правда, даже когда это прошлое было еще настоящим, все равно в это как-то не верилось. Конечно, Натали не сходилась с первым встречным, да и «к ней так просто не подступишься», как говаривал ее первый муж. В 1942 году война и оккупация привели ее сначала в тюрьму, а потом в лагерь; к концу 1960 года она уже пятнадцать лет была госпожой Петраччи.

Теперь она просто тучная женщина и, возможно, выше всех земных страстей. Но можно было обмануть всех, кроме Луиджи. Луиджи, тот знал. Они были связаны глубочайшими узами, тайной их сердец. Счастье имеет тысячу обличий, оно может прийти к старикам, калекам, чудовищам, тучным. Надо только уметь его распознать… Впрочем, что такое счастье? Поищите в вашей собственной жизни, и вы обнаружите лишь краткие минуты озарения… Снова встретились с любимым, что-то удалось, прошла неотвязная боль… Счастье – оно как взрыв, оно однодневка, это блюдо, которое подчас долго готовят и быстро съедают, но никогда счастье не бывает длительным, устойчивым чувством. Счастье относительно, оно познается лишь в сравнении…

Натали внимательно выслушала рассказ Беатрисы. Раз Мишетта, эта дурочка, отперла дверь и Натали попала в осаду, приходится слушать непрошеную гостью… А Беатрисе ничего больше и не требовалось. В конце концов человеческое есть в каждом существе, у каждого своя ахиллесова пята. Оказывается, эта самая из бюро туризма жила с одним русским, а русские, как известно, люди сложные. Красотка Беатриса, почти не намазанная, с покрасневшими веками… Пришла она потому, что уверена – госпожа Петраччи ее поймет. Есть люди, которых вы стесняетесь, но есть и такие, в чьем присутствии вы имеете право быть несчастной, обманутой, брошенной, больной, глупой, грязной… Василий говорил, что на Западе таких людей мало. Он говорил, что на Западе человек старается не выделяться… Здесь стыдятся своей эксцентричности, предпочитают жить двойной жизнью. Былые эксцентричности Монпарнаса и нынешнего Сен-Жермен-де-Пре – все это надуманное, наносное. Русские не скрывают своей природной эксцентричности и тем озадачивают Запад. А ведь среди французов не меньше людей со странностями, чем среди русских… Только французы скрывают, ужасно скрывают это и стараются притворяться такими же, как и все. Василий говорил, что достаточно почитать хотя бы Сименона: в будничном необычного не меньше, чем в самых фантастических обстоятельствах… Банальность мелкого чиновника судейского ведомства лишь кажущаяся, он банален, если так можно выразиться, только в силу своих служебных функций, но достаточно поскрести хоть немножко, и вы обнаружите необычайное в банальном. В жизни нет второстепенных эпизодических персонажей, которые играли бы роль «винтиков»… Василий работал шофером такси, но он не был ни эпизодическим, ни второстепенным. Культурный, красивый, даже несмотря на возраст, необычайный… Что же намеревается делать Беатриса? Выйти за своего Василия? Но он женат, он отец и даже дедушка… Не разрешит ли Натали как-нибудь привести его сюда? Наконец она соблаговолила уйти.

Натали хотела кликнуть Мишетту, чтобы та открыла окно. Духи у Беатрисы были слишком крепкие, только тот, от кого дурно пахнет, может душиться так сильно. Но тут же она подумала, что это неделикатно в отношении Беатрисы, у нее было такое чувство, будто она должна хранить ее тайну, поэтому Натали встала и сама открыла окно.

До обеда она проработала спокойно. Когда рассыльный ушел, Мишетта получила приказ не отпирать на звонки со стороны коридора Дракулы. В восемь часов явился Кристо накрыть на стол. Он ни разу не допустил, чтобы накрывала Мишетта. Впрочем, и дома у них было то же самое: дома всем приходилось накрывать по очереди. Папа не хочет жить в хлеву, а так как у них тесно, нужно все время следить за чистотой, а то действительно будет настоящий хлев. Мама ужасно за собой следит, прямо ужасно; она говорит, что кокетливая женщина должна за собой следить, и все женщины у них в доме кокетки, и бабуся первая… Все уверяют, что ей никак не дашь ее лет…

– Верно, – успел подтвердить Луиджи, как только Кристо замолчал, чтобы перевести дух. – Я видел ее из окна… Ни одного седого волоса… И так прямо держится.

– У нее склад ума старинный.

Натали с Луиджи с трудом сдержались, чтобы не улыбнуться.

– Папа тысячу раз это говорил. А что такое склад ума?

– Ну, образ мыслей, система мышления…

– Система? Значит, это механизм…

Кристо задумался… Из мечтаний его вывело слово «коммунист».

– Мой папа коммунист… А мы политикой не интересуемся. Только папа и Малыш занимаются политикой.

– Малыш занимается политикой?

– Малыш, правда, совсем еще маленький… Но он интересуется политикой. Еще до каникул, когда на радио была забастовка, Малыш вернулся домой и говорит: «А учительница в нашем садике коммунистка». Папа был дома из-за забастовки и спросил Малыша: «Откуда ты знаешь?» Малыш объяснил: «Только учительница не пришла сегодня на работу…» Потому что, когда началась забастовка на радио, папа сказал: «Плохо, если на работу не придут одни коммунисты…» Но ни один человек не явился. Словом, Малыш просто глупостей наболтал. Он ничего не понимает, но интересуется…

– А другие нет?

– Оливье все время говорит о политике, но только затем, чтобы раздражать папу с мамой. Они одно говорят, а он нарочно говорит другое. Ужасная скотина этот Оливье

– Кристо!

Кристо замолчал. Только когда подали сыр, он заметил:

– А вы лучше едите, чем у нас дома. Почему я не могу говорить, что Оливье скотина?

– Потому, что он твой брат.

– Ну и что?

Натали энергично провела гребешком по своим волосам.

– Видишь ли, семья это одно целое, члены одной семьи помогают друг другу, любят друг друга… Почему твоя мама сразу обратилась к дяде Фердинану с просьбой, хотя, возможно, для него не так уж приятно было ее выполнить? Потому, что он ваш дядя.

– Правда, – согласился Кристо, – я ужасно люблю маму… Но будь у меня мама, как у Жан-Пьера, я бы ничуть ее не любил; и такого папы, как у меня, ни у кого пет, значит… Но если у меня такой брат, как Оливье, такой скот… почему я должен его любить?

– Ты ведь можешь ошибаться… И если даже, предположим, ты прав, Оливье еще молодой, он еще сто раз переменится.

– Когда переменится, тогда и полюблю.

– Что ты хочешь, яблоко или апельсин? А может, и то и другое?

– И то и другое… А не много будет? Мама не велела мне объедаться.

Кристо уселся в кресло со своим Жюль Верном, которого он знал наизусть, но тут же задремал. Луиджи взял его на руки и отнес вниз на диван. Кристо был такой легкий, что даже страшно становилось.