Текст книги "Поэт Серебряного века (СИ)"

Автор книги: Elza Mavka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Дима вернулся домой поздно – понедельник тяжелый день, а в школе он тяжелый вдвойне. Шесть уроков, беседа с родителями нерадивого выпускника, планерка с разносом от директора, репетиторство, проверка тетрадей… Домой Дима пришел к семи часам вечера.

Коля уже ждал его, встретил на пороге. Ласково прикоснулся к губам мимолетным поцелуем, забрал сумку и ушел в комнату. Дима последовал за ним.

– Ужинать будешь? – спросил Коля, складывая вещи на стол и разворачиваясь к нему.

Дима кивнул – он пока был не готов к полноценному разговору.

– Тогда иди мыть руки, а я все приготовлю.

Он, и правда, приготовил все. Когда Дима вышел из ванной, в кухне был накрыт стол. Нехитрый ужин (Коля не слишком хороший кулинар), вечерняя порция горячего чая с молоком, блины, оставшиеся с приезда Колиной матери в выходные.

Ужинали в молчании. Дима был безумно благодарен своему парню – за день в школе он говорил столько, что к вечеру язык отваливался. Все-таки быть учителем литературы то еще удовольствие. А Коля был системным администратором в одной крупной фирме и относился к этому с пониманием. Они вообще невероятно хорошо подошли друг другу.

Дима встретил его еще в университете, на одной из студенческих вечеринок. Сначала они просто дружили, обнаружили много общих интересов, со временем стали неразлучны. А как-то раз, напившись в компании друзей, Дима отдался ему со всей страстью, на которую был способен, со всем юношеским пылом и неопытностью первого раза. Коля его чувств не обманул, стал надежным и верным спутником.

Съехались они на последнем курсе. Без ссор, конечно, не обходилось, но эти ссоры только упрочивали их отношения, показывали, как идеально они дополняют друг друга.

Дима не пытался решать для себя правильно это или нет, хорошо или плохо, он просто любил другого мужчину всей душой и не жалел ни о чем. Особенно в такие моменты, когда они понимали друг друга без слов.

Пара часов прошла в праздном ничегонеделании; Дима сходил в душ, переоделся в домашнее и развалился на расстеленном диване, решив почитать перед сном. Коля копался в компе, занимался любимым делом.

– Знаешь, – вдруг решил поделиться Дима наболевшим и отложил книгу, – мы сегодня с одиннадцатиклассниками изучали творчество Николая Ковригина.

Коля оторвался от своей игрушки и вопросительно посмотрел на парня.

– Ну, того самого, я тебе о нем рассказывал, – пояснил Дима. – Он жил в начале двадцатого века и был гомосексуалистом.

Коля усмехнулся:

– А тебя с работы не попрут за то, что ты детям про гомиков рассказываешь?

Дима бросил в него подушкой.

– Я им не рассказывал, наоборот, хотел умолчать. Они сами в интернет полезли за свежей информацией.

Это была чистейшая правда – в его выпускном классе были несколько учеников, стремящихся узнать как можно больше обо всем. Поэт Серебряного века Николай Ковригин удостоился особого внимания, особенно после того, как дети обнаружили клубничку – поэт оказался едва ли не открытым геем.

– Знаешь, что интересно? – задумчиво протянул Коля, возвращаясь к компу. – Как в России того времени твоего поэта не закидали камнями?

– Ты не поверишь, но в России того времени к гомосексуализму относились не так, как сейчас. Тогда это, конечно, не афишировалось, но все равно мужчины жили друг с другом и их за это даже не били. Это потом, при СССР, повсюду насаждались стандартные требования – будь как все, люби женщину, а на мужчину и козу не смотри.

Дима немного подумал, а потом добавил:

– К тому же Ковригин был представителем богемы, а это общество всегда устанавливало свои законы.

– Наверное, – пожал плечами Коля. – Так к чему ты это рассказываешь?

– Да просто. Мои ученики откопали где-то имя его любовника, молодого художника. Они любили друг друга, но их отношения закончились трагически.

– Это не странно для гомосексуальной пары, согласись. А родители твоих учеников не прибегут жаловаться?

Дима усмехнулся.

– Вряд ли. Я им ничего не рассказывал, они все сами… Даже стихи нашли, посвященные художнику.

Коля отложил свои дела и направился к дивану. Дима все еще смотрел на него с легкой усмешкой – на красивого молодого мужчину, который скоро окажется в нем.

Они занимались любовью этим вечером долго и упоительно медленно, сплетаясь в объятиях, заходясь в стонах, снова и снова открывая друг другу сердце.

***

«…Я никогда прежде

Не отдавал дыханье…»

Строчки стихотворения эхом отдавались в ушах Дмитрия Ленского, юного провинциального художника, приехавшего покорять столицу три недели назад. На дворе стоял конец декабря, за окнами завывала снежная вьюга, а в салоне известного на весь Петербург поэта Анатолия Быстрицкого (он был известен в литературных кругах как Иван Жемчужный, среди поэтов модно было брать псевдонимы, хотя Дмитрий не понимал этой моды) был в разгаре очередной поэтический вечер.

«…Я никогда прежде

Не отдавал сердце…»

Дмитрий с тайным трепетом вслушивался в чуть хриплый голос поэта, неустанно наблюдал за ним весь вечер. Поэт не обладал выдающейся внешностью – был среднего роста, жилист, одет просто. Темные каштановые волосы были длинноваты – закрывали уши, усы и борода придавали ему вид проповедующего попа. Необычными были только глаза, эти искрящиеся, темные, вытягивающие душу из Дмитрия глаза.

«…Я никогда прежде

Не отдавал душу…»

Эти стихи были для него. Он знал это, чувствовал. Они впервые встретились почти три недели назад. Тогда Сергей Ленский, родной дядя Дмитрия, вхожий в литературные салоны Петербурга, привел племянника в дом Быстрицкого в первый раз. Там был ОН – Николай Ковригин, знаменитый поэт, основатель нового поэтического направления, певец России, природы и любви. Их притягивало друг к другу все сильнее с каждой новой встречей.

«…Мне без тебя – негде,

Мне без тебя – не нужно…»

Сегодня Ленский пришел один, без дяди. Обычно присутствие родственника удерживало его от необдуманных поступков, но сегодня все будет иначе. Он не собирался упускать свой шанс.

Чтение стихов Ковригина закончилось; раздались бурные аплодисменты, а Ленский стал следить за передвижениями мужчины по салону. Тот сначала выпил у бара воды, побеседовал с приятелями, а потом как бы невзначай оглядел комнату. И встретился взглядом с Дмитрием. Едва заметный кивок головы – и вот все уже решено, и сильнее бьется сердце, наполненное стыдными, сладкими, волнующими желаниями.

Они вышли из салона по очереди. Сначала Дмитрий, которому не нужно было обходить половину гостей для того, чтобы попрощаться, а потом и Ковригин. На улице наняли экипаж и поехали к Николаю домой. В карете держались за руки, перебрасывались ничего не значащими фразами, намеренно оставляя все важное до того момента, когда останутся одни.

Дома у Ковригина Дмитрий еще не был. Это была маленькая двухкомнатная квартирка, обставленная так просто, так по-деревенски, что Дмитрий почувствовал себя как никогда уютно.

– Хочешь выпить? – спросил Николай, когда они сняли верхнюю одежду.

– Нет, я, пожалуй… – он замялся.

Он уже три недели был влюблен в этого человека. Ему было неважно, что он знаменит, что старше, что он мужчина, наконец. Он со всей страстью молодого тела и искренностью неискушенного сердца впервые полюбил. И был готов на все ради любимого. Казалось, что Николай отвечает ему взаимностью. Не зря ведь смотрит так – страстно, жадно, вызывающе.

Дмитрий, стремясь сократить эти неловкие мгновения, сам придвинулся к Николаю плотнее, кладя руки ему на плечи и умоляюще заглядывая в глаза. Без слов прося о большем. Николай не противился этой просьбе, склонился к губам юноши, даря первый пылкий, желанный поцелуй. Они исследовали друг друга нежно, ласкающими движениями языков изучая, обмениваясь дыханием, прижимаясь ближе.

Дмитрий легко, как будто так и надо было, позволил Николаю гладить свое тело, блуждая своими руками по широким плечам мужчины, чувствуя его силу, желая покориться этой силе, стать ее частью.

Николай, не переставая целовать сладкие губы, медленно оттеснил парня к постели и уложил на чистые, пахнущие свежестью простыни. Раздевались тоже медленно, целуясь и все смелее лаская друг друга. Прижимались обнаженными, разгоряченными телами.

Дмитрий задыхался от тяжести мужчины, навалившегося на него. Это было то, чего он так хотел; поэтому забыл о стыде и собственной невинности, разводил ноги широко, облегчая доступ к своему естеству, подбрасывал бедра, потираясь о горячий, твердый мужской член.

Николай смочил пальцы в слюне и накрыл ими сжимающееся отверстие юноши, поглаживая, вырывая вздохи из прекрасного, распростертого под ним тела. Проник внутрь, причиняя боль.

От этой боли Дмитрий широко раскрыл глаза, задерживая дыхание, но отстраняться не стал, решив идти до конца. Николай это понял, уже смелее раскрывая для себя узкую дырочку, предвкушая, как сладко будет погрузиться в нее.

– Потерпи чуть-чуть, – шептал он на ухо Дмитрию, едва ли понимающему его в этот момент.

Соитие было для Дмитрия болезненным. Хорошего размера член Николая разрывал внутренности, мучил, проникал глубоко. И в то же время эти глубокие движения дарили свободу; Дмитрий понимал, что сейчас от него абсолютно ничего не зависит, и наслаждался этим всепоглощающим чувством, отдавая любовнику всего себя без остатка. Он испытывал невероятное удовлетворение, ощущая излившееся внутри горячее семя, тяжесть усталого тела на себе и жаркий шепот:

– Люблю…люблю тебя… ты мой…

Они провели эту ночь вместе, как и множество других ночей, принесших им неземное блаженство.

Это был их Рай на земле, их божественный дар, который им послали только для того, чтобы потом отнять.

***

Коля проснулся до будильника, чувствуя холод и одиночество в собственной постели. Он не привык к этому чувству – они с Димой всегда спали, переплетясь руками и ногами. Сейчас Димы не было.

Коля в поисках своей пропажи пошел на кухню, где обнаружил грустного Диму сидящим на подоконнике.

– Что случилось? – спросил он, подходя ближе и обнимая своего парня.

– Мне сон приснился про Ковригина и его любовника, – вздохнул тот, пряча лицо на его груди.

– Эротический?

Дима хихикнул, на секунду переставая хмуриться.

– Это тоже, но он был грустный какой-то.

– Грустный секс? Это что-то новое.

Дима, наконец, рассмеялся, хлопнув ладонью по плечу Коли.

– Я про сон. Сон был грустный. Я вчера читал после урока про Ковригина – он со своим художником прожил всего четыре года. Потом они расстались.

– Почему?

– Было много причин. Революция, гражданская война… Ковригин нищенствовал, был замечен в антибольшевистской деятельности; при Сталине довольно долго сидел в тюрьме. Его расстреляли в 1937 году.

Коля хмыкнул, в очередной раз поражаясь умению Димы проникнуться чужой болью.

– А что с художником?

– С Дмитрием Ленским? Он стал широко известен в определенных кругах. На войне побывал. Женился, даже детей завел… и жизнь прожил долгую.

Они помолчали. Коля гладил Диму по спине, чуть покачивая в объятиях, а потом вдруг заявил:

– Знаешь, что?

– Что?

– Мне вдруг очень захотелось грустного секса с тобой. Прямо сейчас.

Дима хмыкнул и не стал отказывать, забывая о чужой истории любви и сосредоточиваясь на своей.