Текст книги "Комната страха"

Автор книги: Эля Хакимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 19
Орхидеи еще не зацвели, или Не пей вина, Гертруда

Немного пришедшая в себя Ева шагала по коридорам, держа в руках стопку белья и керосиновую лампу, захваченную на кухне. Подходя к самым дверям комнаты, где она оставила хлопочущую Фани и молчаливую Лару, Ева, прежде чем толкнуть дверь, на всякий случай прислушалась. Вроде бы тихо.

Лара все еще не пришла в себя. Стараниями Фани, выказавшей большую силу, вдобавок к уже доказанной храбрости и сообразительности, она была водружена на одно из кресел. Грязная и мокрая ночная рубашка лежала у ее ног, как и Фани, которая в этот момент надевала шерстяные носки на посиневшие от холода ступни Лары.

Ева, положив рядом стопку одежды, подключилась к процессу одевания Лары, неуклюже орудуя больной рукой. «Гипс придется снять немного раньше назначенного врачами срока», – подумалось Еве. Рука побаливала, но не так, как Ева могла ожидать. Шок.

Наконец утомленные Фани и Ева сели пить чай, поочередно вздыхая и настороженно посматривая в сторону вольготно расположившейся в своем кресле Лары.

– Хм, – прочистила горла Ева, приступая к разговору, который обе они оттягивали, – она что же, не в санатории, значит, была?

– Сначала была. Да только все плакала, домой просилась. Врачи не возражали, и мы решили, что дома, под присмотром, ей наверняка станет лучше. И стало, стало! Она уже почти как прежде начала выходить из своей комнаты. А у меня на кухне и вовсе была прежней. Ты же помнишь, что она как хвостик бегала за мной, все по хозяйству помогала… А уж лучшей помощницы, чем она, представить нельзя. Как в своей аптеке, порядок наводила в кухне, – Фани махнула в сторону буфетов с травами и приправами, – и кофе для бабушек лучше Лары никто не делал, – вздохнула она.

Ева бы разрыдалась, не будь это та самая Лара, которая хотела ее утопить. Еще камушек подбирала, потяжелее!

– Замечательно. Только непонятно, чего она так на меня накинулась?

– Ерунда какая-то, – развела руками Фани, удрученная как никогда, и отпила из своей расписной чашки тончайшего фарфора. – Все уже наладилось. Ларочка была только тише, чем раньше. Людей боялась, даже родных, – Ева недоверчиво вскинула бровь. – Все в комнате своей сидела. Писала что-то.

– Угу. Никого больше не пыталась казнить через утопление?

– Казнить? – непонимающе обернулась от созерцания Лары расстроенная Фани

– Ясно. Она хотела утопить меня не просто так. Она считает, что я виновата в смерти Лени.

Фани, вздрогнув, в ужасе перевела взгляд с Евы на безучастную ко всему Лару как будто та могла подтвердить или опровергнуть столь чудовищное предположение.

«Так, – подумала Ева, – похоже, никто не в курсе вердикта Лары по этому поводу. Но как ей вообще могла прийти в голову такая мысль? И с чего она вдруг сама решила привести приговор в исполнение? Как-то подозрительно часто в последнее время на меня покушаются».

– Конечно, а кто же еще! – включилась в разговор слабым голосом опомнившаяся Лара, встряхивая головой и пытаясь сфокусировать взгляд на беседующих родственницах.

Ева от неожиданности вздрогнула, чуть не опрокинув на себя чашку. Фани же напряглась, но и только.

– Лара, как не стыдно, в доме, при бабушках, вести себя так неразумно!

Ева, изумленная, смотрела на Фани во все глаза. И это все? Слегка пожурить за «неразумное поведение»! Наличие бабушек, в качестве возможных свидетельниц, грех, разумеется, более серьезный, чем злостное умерщвление сестрицы.

– Да я бы и в церкви ее утопила в… купели, – сварливо препиралась Лара.

Ева слушала их милую беседу, лишь молча изумляясь, но не вмешиваясь. Кто знает, может, они все здесь сумасшедшие.

– Лара, Лара! Лени случайно утонула. Никто ее не топил, и сама она вовсе не хотела присоединиться к четырем своим родственницам в этом злосчастном пруду.

– Четырем?! – не сдержалась Ева.

– Ну, может, и больше, я лично уверена только в четырех. Но Лени, вообще, пошла туда не для того, чтобы топиться. Она развешивала венки на иве. Наверное, сук подломился, и она упала в воду. Мы вам, девочки, не зря запрещали там купаться. Нельзя. А тут эти русалки могли вмешаться, утопленницы. Да мало ли кто там еще водится? – Для Евы, учитывая известную ее приверженность к научному атеизму, Фани великодушно добавила: – Водовороты.

– Какие венки? – поинтересовалась Ева на всякий случай.

– Естественно, из трав. Знаешь, там всякие, крапива, лютик, ирис…

– Орхидеи, – хихикнула не к месту Лара, но осеклась, заметив строгий взгляд тетушки. – Значит, утонула.

– Да, утонула, утонула.

– Не понимаю, зачем венки развешивать на иве? – все еще упорствовала Ева.

Фани и Лара переглянулись и закатили глаза. Видимо, этот вопрос не был для них принципиальным. Ева заскучала: «Скоро утро, завтра, вернее сегодня уже, я улечу от этих сумасшедших с их русалками, венками, травами-отравами…»

– Лара, ты ведь мне в чай подсыпала какую-то гадость? – вкрадчиво спросила Ева.

– Ну да. – Лара виновато оглянулась на Фани, которая укоризненно покачала головой. Тетя явно не одобряла такое применение фармакопеи.

– Так. Я иду спать. Надеюсь, что сегодня меня больше не будут топить, травить? – строго посмотрела Ева на сестру.

– Ева. Может, бабушкам не стоит рассказывать все? – просительно начала Фани.

– Сомневаюсь, что я их навещу в этот визит. – Про себя Ева сомневалась, что вообще сюда еще приедет.

Обидно, что Фани о Еве была худшего мнения, чем о Ларе. Но это уже не волновало. Ева смертельно устала. И мечтала добраться до кровати. С трудом передвигая ноги, она направилась к двери, но внезапно обернулась:

– Рецепт овсяного печенья, Лара, ты ведь вчера записала?

Фани и Лара, воззрились на Еву, будто у той выросла вторая голова.

– Откуда… – открыла рот Лара.

– Угу. Ясно. Старая Сеньора, – пробормотала Ева и вышла из кухни, оставив изумленных родственниц разбираться самим, кто же более всех в этом доме не в своем уме.

Проходя по старым коридорам, поскрипывая рассохшимися половицами, Ева остановилась у одной из комнат. Насколько ей помнилось, именно эту спальню предпочитала Лара. Неуверенно толкнув дверь, Ева почти не удивилась, что она была не заперта.

Ничего не изменилось с тех пор, как они все были девочками. Лени, Лара, Марфа, Ева, Мелли… У Лары, как всегда, идеальный порядок. Письменный стол, набор юного химика с ретортами и колбами. По-солдатски застеленная кровать, без единой морщинки на покрывале. Пара кресел с высокими спинками. Много цветов.

Направившись к столу, Ева подергала ящики стола. Все открыты. Ну разумеется, здесь ведь нет воришек. Пока. В одном из ящиков, помнила Ева, есть потайное отделение. Просунув руку глубже и нащупав рычажок, она дернула ящик. Щелкнула пружина, и фальшивое дно среднего ящика отскочило, показав свои внутренности. Письма. Старые дневники. А вот и свежатинка.

Пачка исписанных, ничем не скрепленных листов выделялась своей белизной среди пожелтевших от времени конвертов и тетрадей. Только на долю секунды замявшись, Ева сгребла всю пачку и направилась к себе. Громко стучало сердце, норовя выпрыгнуть из груди, руки тряслись и колени подгибались, но неудержимый смех клокотал в горле.

«Странно быть преступником», – подумалось Еве.

В комнате ее дожидалась посетительница. Застыв на пороге, Ева созерцала гостью, захватившую ее постель. Осторожно пройдя к шкафу, в котором лежала сумка, Ева положила в нее свою добычу и только потом подошла к изголовью кровати.

– Виола, Виола, – потрясла она за плечо свою мать, спящую сладким сном.

Не получив ответа, Ева опустила руки и задумалась. Блуждающий взгляд наткнулся на чашку чая, все еще стоявшую на тумбочке. Ну конечно! Виола отведала угощение Лары – вот почему она спит. «Надеюсь, что спит», – поправила себя Ева.

– Не пей вина, Гертруда, – задумчиво произнесла она.

Кровать была достаточно широка, и, не потревожив Виолу, Ева умостилась с другого края, твердо решив пусть пару часов, но поспать. Однако тут же встала вновь, не сдержав громкого стона. Шлепая босыми ногами, взяла с тумбочки чашку и, открыв окно, выплеснула ее содержимое. Со звоном поставив чашку на блюдце, снова устроилась на кровати и провалилась в сон.

Глава 20
Ева бежит еще дальше

Нерез секунду ее уже будила Фани:

– Ева. Ева, вставай. Такси из города, за тобой.

– Лучше убейте меня, – но сразу же проснулась, вспомнив, что ее неоднократно пытались убить, без всяких просьб.

– Ева, ты уже три часа спишь. Я приходила, пробовала будить, – оправдывалась Фани. – Ничего, дома выспишься, – утешала, как могла, добрая тетушка.

Ева скатилась с кровати и, с трудом соображая, начала собирать вещи. Тетка суетилась вокруг, скорее мешая, чем помогая. В пять минут Ева уже была готова. Кивнув в сторону Виолы, она спросила:

– Все будет нормально?

– Ничего страшного, – замахала руками Фани. – Она и не узнает.

– Везет же некоторым, – с завистью вздохнула Ева.

Саму ее слегка мутило, голова была непривычно тяжелой, как никогда не бывало после обычного сна. С другой стороны, обычно ее не травили и не пытались утопить. Синяков, кстати, заметно прибавилось. Хорошо, что Виола ее так и не увидит.

– Что там с Ларой?

– Спит, бедняжка, спит, – успокоила Еву Фани. – Думаю, с ней будет все в порядке. Ты пока не приезжай сюда.

– Разумеется. Надо поберечь бедные нервы бедной Лары, – саркастически согласилась Ева. – Виоле скажи, что срочная работа и все такое.

Она уехала, к огорчению Фани, даже не позавтракав. Ева с облегчением оставила старый дом, кишащий сумасшедшими: «Да уж, отдохнула! Что-то еще меня ждет?»

Подъехав к своему дому, Ева ощутила, что вернулся и страх. Теперь нигде она не могла чувствовать себя в безопасности. Здесь – менее всего. Озадаченный таксист начал нетерпеливо поглядывать на странную пассажирку, все не решавшуюся выйти из машины.

– Адрес не тот? – на всякий случай спросил он. – Едем куда-то еще?

– Нет… Да… – Ева никак не могла придумать, что же делать. – Вы не могли бы подождать меня здесь? Всего пару минут, – поторопилась она, – а потом отвезете меня в аэропорт.

– Хорошо, – легко согласился водитель и, откинувшись на спинку, достал кроссворд.

Ободренная, Ева пулей выскочила из машины и опрометью кинулась в дом. Взлетев на свой этаж, она трясущимися руками долго не могла попасть ключом в замок, вздрагивая и озираясь, как начинающий взломщик. Наконец оказавшись в квартире, закрыла дверь и сразу кинулась к шкафам. Кое-как покидав в дорожную сумку первое, что попалось под руку, она переоделась и уже спокойно спустилась на улицу.

Такси стояло там, где она его оставила. Блаженно вздохнув, Ева села на заднее сиденье и отдалась движению по запруженному транспортом городу. Все еще не верилось, что она куда-то едет. Обычное волнение перед дорогой никак не приходило. «Может, я никуда и не уеду, – пыталась оценить свое состояние Ева. – Куда я денусь, с другой стороны? Макс меня просто так не отпустит». Почему-то в этом она была убеждена.

Высадившись в аэропорту, она отыскала свободное место среди кресел, заполненных на зависть уверенными в себе людьми. Даже несчастная беглянка, преследуемая неизвестной опасностью («Тоже ведь романтично», – пыталась воодушевить себя хоть немного Ева) может получить удовольствие от путешествия, разве нет?

«Нет, – ответила она себе тут же. – Возвращаться мне некуда. То, зачем я куда-то еду, невозможно, какой из меня теперь специалист? Хотя бы высплюсь», – угрюмо решила Ева и вытянула ноги. Имея в распоряжении несколько часов, она поудобнее устроилась в кресле зала ожидания и уснула.

Проснулась Ева, почувствовав всей кожей на себе чей-то взгляд. Ощущение, сравнимое с переменой температуры воздуха. Резко вскочив, Ева охнула – встала на затекшую в неудобном положении ногу. И оказалась лицом к лицу с Максом, стоявшим прямо перед ней.

– Вам не говорили, что неприлично разглядывать спящих людей? – недовольно проворчала Ева.

– Уже объявили регистрацию. – Он явно не желал вступать с ней в перепалку.

Подобрав упавшую сумку, Ева понуро шла вслед за уверенно шагавшим начальником. Вычищенный и отутюженный Макс, в одежде по-дорожному неброской и практичной, но не лишенной элегантности, пробуждал в ней не самые приятные чувства. «Еще бы, – с ненавистью думала она, – маловероятно, что его кто-нибудь избивал, травил и перетаскивал по земле с места на место». Каждая косточка Евы болела, каждая клеточка ее несчастного тела ныла от усталости.

Сгорбившись под весом почти пустой сумки, Ева встала в очередь. Долго рылась в поисках документов, которые не достала заранее, вызвав недовольство стоящих за ней людей и нетерпеливо постукивающей по столу регистраторши.

Наконец все процедуры закончились, и Ева прошла в самолет, где, облегченно вздохнув, опустилась в кресло рядом с Максом.

Часть II
Сеньора

Глава 1
Сквозь зеркало

Перелет предстоял не очень долгий, но для Евы все равно достаточно утомительный. Посмотрев в иллюминатор, она дождалась, когда земля, вздрогнув, побежала навстречу самолету, а потом провалилась вниз и куда-то вбок. Ева любила летать, любила путешествия, но очень, очень устала. Спать рядом с Максом не было решительно никакой возможности. К тому же ее все время тошнило. Со своим чаем Лара постаралась на совесть.

После четвертого или пятого похода в сторону туалета на нее с интересом смотрел уже не только Макс. Извинившись, бледная как призрак Ева переползла через длиннющие ноги Макса в свое кресло. За два часа полета они не перекинулись еще и парой слов, к радости Евы. Но долго продолжаться молчание не могло.

– Ева, с вами все в порядке? – озабоченно спросил, наконец, Макс.

– Да.

– Вы ничего не съели. Может, попросить чего-нибудь? Воды?

– Нет.

Ева изо всех сил притворялась, что собирается заснуть, но как назло дыхание не восстанавливалось, тело тряслось то в ознобе, то в нервной лихорадке. Пальцы отстукивали ритм на подлокотниках. Кто поверит, что спящий человек так активно моргает, заламывает руки и натужно вздыхает? Уж точно не ее начальник.

– Ева, вы с документами по делу ознакомились?

– Нет… Пока, – поспешно добавила Ева, и без того смущенная донельзя.

– Понятно.

Ева с тоской воззрилась на расстилавшееся под самолетом море облаков. Круглые горы толпились то там то сям, не добавляя разнообразия пейзажу. Но все равно красиво. Похоже на снега.

«Ненавижу! Натурально как двоечница перед строгим учителем». Еве, даже в детстве избежавшей таких ролей, было до крайности неудобно. Ну действительно, чего она тянет? Однако, взяв папку в руки, она всякий раз откладывала ее, не открыв. Не лежала у нее душа, и все тут. Как это можно объяснить Максу? Как это можно вообще кому-то объяснить?

Очередной тяжкий вздох, исторгнутый из груди Евы, мог разжалобить даже каменную скалу. Она сама не ожидала такого искреннего горя.

– Ева, это работа, – напомнил Макс, тоном, которым, наверное, разговаривают с отсталыми детьми.

– Я прочту– Ева сама себя ненавидела, но взяться за папку прямо сейчас было выше ее сил. – Я устала, – призналась она особенно красивому облаку, сквозь которое предстояло пролететь их самолету.

– Постарайтесь. – Угу.

– И еще… Ева, вы слушаете меня?

– Да, – повернулась к нему Ева.

– Тогда в госпитале я позволил себе забрать ваше письмо. Но мне необходимо было убедиться, что автор писем – один и тот же. Возможно, вы увидите что-нибудь важное. – Он раскрыл щегольской портфель и достал страницы письма.

– Я вам верю, – испугалась Ева.

– Прочтите, – приказал Макс.

Ева покорно взяла протянутые листы и начала читать.

…порой волна ненависти заполняет меня целиком, как молоко стакан, так, что льется через край. Непреодолимое желание рвать зубами плоть, чтобы фонтаны крови во все стороны. Нож, вросший в мою руку, крушит все вокруг.

Пальцы смыкаются на шее, где под тонкой кожей – смятение хрупких косточек. И стулья с треском ломаются, перемешивая свои щепки с обломками белых костей. Вырываются наружу сиреневые внутренности, весело поблескивая на свету. Кровь становится густой как деготь, и мысли, как мертвые птицы, падают не землю…

Тут темнота поглотила Еву, с расширенными глазами читавшую письмо.

– Ева, Ева! – Макс опять склонился над ней. За его спиной стояла настороженная стюардесса.

Через несколько минут Ева немного пришла в себя. Смертельная бледность, разлившаяся по ее лицу, несколькими тонами приблизилась к нормальному человеческому цвету.

– Извините. – Еве уже порядком надоело извиняться.

– Вам нельзя было оставаться дома. – Макс извинялся совершенно иначе, но и ему это надоело тоже, надо полагать.

– Я все понимаю. И оставим… – Ева попыталась продолжить с того, на чем остановилась, решив игнорировать свои обмороки, раз уж отменить их вовсе было не в ее власти. – Так. Письмо.

Она, преодолевая тошноту, попыталась сосредоточиться на деле.

– В первую очередь я вижу вот что. Ваша страница, вероятно, написана тем же человеком, что и моя… Хотя, возможно, второе написал уже не он, а тот, кто подделал почерк. Или можно предположить, что это следствие психического заболевания. Раздвоение личности, шизофрения. Здесь нужна консультация специалиста с медицинским образованием и соответствующим опытом. Клиническая медицина накопила богатейшую базу данных по изменению почерка при ряде заболеваний. Я бы порекомендовала обратиться в бюро Шейлы Куртц. Это лучший специалист такого плана… – Ева осеклась. – Впрочем, вы ведь сами знаете.

– Я знаю. Но меня интересует не только диагноз. Какое из этих писем написано раньше. Насколько они подтверждают склонность автора к… насилию, самоубийству или кардинальному изменению личности и образа жизни.

– Мне кажется, все это взаимосвязано. Вернее, одно может вытекать из другого. – Ева увлеклась настолько, что позволила себе спорить. – Симптоматика многих заболеваний такова, что заставляет человека вести себя определенным образом. Скажем, агрессия почти неизбежно приводит в криминал. Есть версия, что изначально любой криминал – это уже патология. Напротив, скрытность, обусловленная определенным диагнозом, может вводить окружающих в заблуждение. Я, разумеется, не делю преступников на воров и разбойников. Но это письмо написал человек-убийца.

Ева в задумчивости потерла лоб и взъерошила волосы. Она подумала о Ларе. Изменения в ее почерке, безусловно, означали наличие психического отклонения. Но ничто не указывало на способность к убийству. Кроме разве что записи рецепта овсяного печенья. До этого момента все было ясно. Непреходящая депрессия. Но агрессия никогда не направлялась вовне. Это в принципе не логично для интроверта. В почерке Лары ничто не указывало на то, что она винит кого-то в смерти Лени. Как же так?

Ева чувствовала себя ослепшей. Только в своем Кабинете она смогла бы сосредоточиться и в миг просветления увидеть, как две цепочки фактов выстраиваются друг против друга в идеальном порядке. Место лакун[7]7
  Лакуна – пропуск, пробел, недостающее место в тексте; вообще пропуск, пробел в чем-либо.


[Закрыть] сразу же заполняется единственно возможным объяснением, подтвержденным всеми окружающими звеньями. И тогда оживает портрет. И тогда открываются подробности, неосознаваемые или даже самому человеку неизвестные.

Но дорогу Домой завалило камнепадом ужаса. От одной возможности снова пережить ощущение беспомощности перед вторжением неизвестной силы на свою личную территорию Еву передергивало. Пропадала всякая охота видеть и разбирать рукописи. Или заглядывать в свой Кабинет – обжитый другим. Человеком или вороной, неважно.

Кто-то чужой орудовал там, внутри глубин, потаенных настолько, что Ева сама еще не все их обследовала. Это было гораздо страшнее даже того факта, что кто-то столь же чуждый хозяйничал в ее теле. Изнасилование само по себе не могло сравниться с разорением ее Дома. Каким бы отвратительным ни был ее насильник, он все же оставался в рамках физического мира. В конце концов, он был обычным человеком. С преступными наклонностями, извращенной моралью, но человеком. Сила же, поселившаяся в ее доме, была непонятной, необъяснимой и потому еще более страшной.

Незаметно для нее мысли соскользнули с письма на ее собственные страхи. Это уже никуда не годилось, надо было взять себя в руки.

– Если патология психическая, то заболевание серьезное. И длительное. – Ева обернулась к Максу– Вы ничего не подозревали?

– Нет. Пожалуй, нет… Хотя в своей жизни брату довелось быть свидетелем жестоких событий. Наши родители погибли у него на глазах. Ему было десять лет. Они уезжали в другой город и возвращались домой в шторм. Машина перевернулась. Отец вытащил брата, но, когда вернулся за матерью, произошел взрыв. – Оглянувшись на Еву, Макс добавил: – Меня с ними не было. Брат потом винил себя в том, что они возвращались ночью в такую погоду… Это он настоял. И потом, уже будучи студентом, он проходил свидетелем по криминальному делу. Несколько бездомных бродяг были забиты до смерти группой студентов. Зрелище было страшным, я тогда уже служил в полиции. Редкие по жестокости и бессмысленности убийства… Я всегда его чересчур опекал. Возможно, это не давало мне долгое время адекватно оценивать его состояние, – он смотрел в одну точку, казалось, просто размышляя вслух. – Он был единственным, кто у меня остался.

– Единственным?

– Вся моя семья.

– Ясно.

Ева, всегда переживавшая из-за того, какая у нее была семья – шумная, странная, – задумалась. Какие бы они ни были, они ее родные. И лишиться их она ни за что не хотела.