Текст книги "Комната страха"

Автор книги: Эля Хакимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 15
Лучшее средство от беременности

– Ева. Ева, мы приехали.

Расстояние было таким незначительным, что Ева вполне могла бы дойти пешком. У нее все-таки не нога была сломана, а всего лишь запястье.

– Мне подняться с вами?

– Нет. Спасибо.

«Голос изменился», – отметила Ева. Впрочем, возможно, это из-за того, что ее, видимо, еще и душили, судя по синякам на шее. Наверное, скоро пройдет.

– Все же сообщите родным. Это будет лучше для вас и… для них тоже.

– Нет. И вы не смейте! – «Устала. Я очень устала, вот и все». Отвернувшись, она бросила через плечо: – Прощайте.

«Так. Ну, все ясно. Все ясно. Главное – есть таблетки. Остальное ерунда. Я же не кисейная барышня, в самом деле. Человеческий организм очень выносливый. И я переживу. Если не акцентировать и не усугублять – можно все пережить. До меня тысячи, миллионы… да что там, миллиарды, – думала она, заходя в квартиру, – перенесли то же самое. История человечества – история войн. Армии грабили, убивали и насиловали. Целые города и страны».

Но никакие миллионы марширующих стройными рядами изнасилованных женщин не утешали и не примиряли Еву с ее личным горем. Было нестерпимо жалко себя. А этого допускать никак нельзя. В конце концов, ее положение не из худших. Как там сказала медсестра? Пара разрывов (чего именно, Еве знать абсолютно не хотелось), никакой заразы – это, пожалуй, и правда может порадовать. Спасибо огромное!

И все же лучше съесть таблетки, причем немедленно. Ева лихорадочно принялась шарить по карманам… Таблеток не было. Взъерошив волосы, Ева напрягла память. Взяла коробочку с лекарством. Держала в руке. Потом открывала дверь квартиры – коробочки в руке уже не было. Уронила на лестнице – логично? Факт, логично.

Выбежав на лестничную площадку и ничего не обнаружив, она удивилась. Не веря своим глазам, медленно спустилась до первого этажа. Вышла на тротуар. Ничего отдаленно напоминающего картонную упаковку не было и в помине. Даже мусора никакого. Все еще не особенно испуганная, Ева проделала обратный путь, не поднимая головы, тщательно осматривая сантиметр за сантиметром сначала выложенный брусчаткой тротуар, потом истертого мрамора ступеньки и выложенные мелкой плиткой лестничные площадки. Ничего.

Зашла домой, просто чтобы не стоять на лестнице. Оставшись у порога, Ева стояла и напряженно думала. Что теперь? Нормальная женщина, возможно, и сама знала бы, что это за таблетки. Нормальный человек обратился бы к своим друзьям или родным. Ева, давно уже поставившая на себе крест как на человеке и женщине, обремененных нормальностью, растерялась. Решившись все же, она понадеялась на авось и пошла в аптеку.

Ближайшая аптека располагалась в двух кварталах. Ни разу не бывавшая здесь, Ева почти с интересом прошлась вдоль стеклянных витрин, заваленных всевозможными препаратами. «Вот у Виолы в автомобильной аптечке наверняка завалялось что-нибудь в этом роде», – подумалось ей. Плавая в море специальных наименований, Ева размышляла, кто придумывает такие идиотские названия. Называли бы уж по-честному От головы. От живота. От глупости. От нежелательной беременности. «А это откуда у меня? Надо же, «нежелательная»! Это явно не мой случай. Мой случай названия иметь не должен. Его вообще в природе быть не должно. – Лицу вдруг стало прохладно. – Ну вот, опять разревелась», – с раздражением подумала Ева.

Народу было как-то уж слишком много. И все только и делали, что с любопытством разглядывали растрепанную девушку с синяками и ссадинами на лице, да еще с загипсованной рукой. Обложенная белым рука покоилась на самодельной перевязи из пояска. Поясок (подарок Марфы, избавиться от которого она еще не успела) был сплетен из ремешков и украшен монетками пенни с портретом королевы Елизаветы. Меньше всего Ева была озабочена эстетическими соображениями, когда сооружала эту перевязь. Но теперь она чувствовала себя опереточным инвалидом.

Когда подошла очередь, она наклонилась к окошку. «Что они его так низко делают? Специально, чтобы смотреть свысока на просящих?» – подумалось Еве, злой и смущенной как никогда.

Она попыталась воспроизвести заранее заготовленную и отрепетированную фразу:

– Э-э-э-э-э… Можно мне… Вы не могли бы…

– Что вам? – нетерпеливо и деловито осведомился мальчик («Форменный мальчик ведь! И как таких пускают в аптеку работать – для этого же специальные знания необходимы!» – возмутилась Ева), посматривая на избитую, явно хиппующую девчонку, впрочем, довольно ничего себе, и уже более доброжелательно: – Я вас слушаю.

– В смысле… Нет, ничего, – капитулировала Ева.

Выскочив из аптеки, Ева отдышалась, прислонившись к стене. Тут же, впрочем, отшатнулась от надежной опоры под осуждающим взглядом вышедшей из аптеки посетительницы, дамы возраста Виолы. И понеслась в сторону дома под укоризненное цыканье мегеры.

По пути к спасительному укрытию своей квартиры она заметила неоновые огни винного магазинчика. Всплыли в голове сюжеты прочитанных книг, в которых девочки-подростки пытались скрыть следы раннего полового созревания в виде той самой пресловутой незапланированной беременности. «Мне надо выпить виски. Или водку, или джин. Это, кажется, самое крепкое спиртное». Выбор напитка всегда зависел от страны проживания девочки-подростка. В буфете у Евы была припасена лишь бутылка шардоне.

– Дайте мне, пожалуйста… – Ева растерялась в многообразии этикеток, вполне способном соперничать с многочисленными названиями лекарственных препаратов, – что-нибудь крепкое.

К счастью, в этом мире виски чаще всего назывался виски, а водка – водкой. «Виола всегда предпочитала водку, – не к месту вспомнилось Еве, – или разбавленный спирт – в случае, если рядом приключался доктор Вайс». Несмотря на значимость бренда, в наименовании все же фигурировало название группы или подвида напитка.

– Коньяк, – насколько Ева помнила, крепостью он не уступал водке, обладая почти приятным вкусом, – не самый дорогой.

Забрав покупку, она зашагала домой, с гордостью неся пакет с бутылкой под мышкой. Оказавшись, наконец, дома, она запустила горячую воду в ванну. Это, по всем выкладкам, усиливало эффект от спиртного. Довольная своей осведомленностью, Ева радостно раздевалась под журчание воды. Раздался телефонный звонок.

– Алло, Ева! Я вчера тебе звонила, ты где пропадала?

Голос Марфы был похож на потусторонний глас, настолько он не вязался с текущим моментом. Окольными путями пробираясь из нереального мира, столь любимого Марфой, Ева ответила:

– Была занята. – «Тут, понимаешь, насиловали меня», – подумала Ева. – А ты что?

– Ну мы же договорились. Забыла, конечно! – убежденно сказала Марфа.

– Была занята, – упрямо повторила Ева. – Когда придешь?

– Я уже на подходе, знакомые подбросили. Ты как, примешь?

– Ad libitum[4]4
  Ad libitum (лат.) – свободно. В данном контексте – «Как хочешь».


[Закрыть].

– В смысле?

– Заходи.

– А! Ну ясно, открывай дверь.

Через считаные минуты в дверь зазвонили и, не надеясь на исправность звонка, забарабанили. Марфа влетела, повиснув у Евы на шее.

– Здорово! Это что? Бандитские пули? – изумленно оглядывая загипсованную руку, спросила она у Евы.

– Так, пустяки. Проходи.

Озираясь с видом посетителя музея, Марфа прошла в гостиную. Осмотревшись, попутно заглянув в кухню и ванную, Марфа спросила:

– Только что переехала?

– Почему? – не поняла Ева.

– Вообще-то коробок не видно. Ты что, так и живешь в этой халупе?

– Отчего же халупе? – оскорбилась за свою квартиру Ева. – Вполне приличное жилье.

– Ну-ну Понятно… – Марфа с сомнением оглядела комнату.

– Смотри что хочешь, – устало сказал Ева, откидываясь на спинку стула у рабочего стола. Кстати, для этого стул пришлось поднять – он валялся на полу, дополняя представшую перед глазами Марфы картину опустошения и разрухи.

Вглядываясь в предметы, как будто принюхиваясь, та разочарованно вздохнула:

– Нет. Ну, так не интересно. Здесь ничего такого быть не может.

– А я предупреждала, – отозвалась Ева, нетерпеливо постукивая ногтями по рабочему столу.

– Хотя… Это что, это же конинка! Здорово! Это надо оприходовать, – и, набрав номер на телефоне, Марфа закричала: – Супер, супер, ребята! Поднимайтесь, здесь есть чем горло промочить! – а затем обратилась к остолбеневшей Еве: – Мы весь день без заправки, то в одну галерею, то в другую… Ребята устали, а до дома пока доедешь.

Ева, чертыхнувшись про себя, с ненавистью посмотрела на пакет с бутылкой коньяка, забытый у порога.

Почти немедленно в дверь застучали, рискуя снести ее напрочь. Марфа, кинувшись к двери, остановилась – она все равно забыла закрыть ее. Квартира быстро заполнилась людьми. Пока одни озирались по сторонам, другие обнимали Еву, третьи откупоривали бутылку ужасно дорогого коньяка и разливали его по найденным («Откуда столько тары!» – недоумевала Ева) бокалам. Шум и гам заполнил квартиру, которая, казалось, впала в шок от такого непривычного обращения.

Спустя час уставшая Ева лежала в остывшей ванне, рассматривая автографы, оставленные ватагой художников и писателей из свиты Марфы на гипсе. Обещан был, при условии сохранения надписей лет на восемьдесят – сто, не больше, немалый барыш от его продажи. По привычке Ева анализировала особенности написания прописных и заглавных букв, завитков и наклона. Прервавшись, она строго приказала себе немедленно взять себя в руки и задуматься о существующем положении. Борясь из последних сил с расслабленностью и негой, охватившей все ее до крайности утомленное тело, Ева пыталась сосредоточиться на текущих проблемах.

«Итак. Вероятнее всего, я беременна. Изнасилована, это уж точно. И беременна. Это, надо признать, возможно. Принятые меры явно недостаточны. Коньяка выпито всего лишь граммов пятьдесят. Больше мне и не досталось. Этого мало», – вздохнула Ева, печально погружаясь в остывшую воду. По всем подсчетам, надо бы половину литра – причем залпом и в горячей ванне. Но идти в магазин за новой бутылкой коньяка решительно не было никаких сил. «А ведь завтра будет уже поздно», – с каким то равнодушием сказала себе напоследок Ева, прежде чем заснуть.

Очнулась она от жуткого холода. В ванне с ледяной водой. Дрожа, трясущимися руками обтираясь полотенцем, Ева доскакала до спальни, оставляя неровную дорожку мокрых следов. Рухнув в кровать, поглубже закопалась под многослойный пирог покрывал и погрузилась в мутный, как разведенное молоко, сон.

Снилась ей ворона, с поломанными крыльями, но все еще внушающая ужас своей доисторической, реликтовой непонятностью. Снилась Старая Сеньора, которая на веревочке выгуливала покалеченную ворону, под руку прохаживаясь в саду с Марфой. Сад был богат тропической зеленью, зноен и влажен.

С ужасом, едва не с криком, Ева пробудилась от тяжелого сна. Посмотрев в окно, определила, что на дворе раннее утро. Часов около шести, навскидку соображала она. «Какие-то у меня дела…» – задумчиво протянула про себя, сладко потягиваясь. Сознание услужливо поторопилось предоставить список: избита, изнасилована… возможно, беременна. Сколько часов прошло? Пытаясь подсчитать в уме, Ева загибала пальцы на свободной от гипса руке, пока совсем не выбилась из сил, и снова уснула, предварительно предупредив себя, что сновидений на сегодня уже достаточно.

Проснулась она от настойчивого звонка телефона. «Надо было совсем звук убрать, – разочарованно подумала Ева». Подождав немного в надежде на то, что телефон смолкнет, она в конце концов сползла с кровати и поплелась к аппарату.

– Алло, – покорно сказала Ева тоном, услышав который, всякий воспитанный человек бросил бы трубку.

– Ева, это Макс. Я понимаю, что вам не до меня. Но все же нам необходимо встретиться. Вам удобно сегодня, через пару часов? В ресторане, в котором мы с вами ужинали последний раз.

– Я не помню адрес.

– Я заеду за вами, если позволите.

– Не понимаю, зачем.

– По поводу тех документов, что я вам дал.

– Я же в отпуске! – возмутилась Ева.

– Это важно, – произнес Макс тоном не терпящим обсуждений и повесил трубку.

Глава 16
Макс и еще одна смерть

«Ну и ну», – только это и могла сказать окружающему миру Ева.

– Ну и ну! – с большим выражением произнесла она вслух. Впрочем, делать все равно было нечего. Напиваться днем Ева не могла. Она решила, что вечером последует девчоночьему рецепту еще раз, а пока можно и встретиться с кем угодно. С Максом? Пожалуйста! В ресторане? Да сколько угодно!

Принимая душ, неловко пытаясь закамуфлировать синяки на скулах и подбородке, подбирая подходящую одежду, в которую могла бы облачиться с загипсованной рукой, Ева поймала себя за нескромным мурлыканьем Voi, che sapete[5]5
  Voi, che sapete – ария Керубино из оперы «Свадьба Фигаро» В.-А. Моцарта.


[Закрыть].

«Это, конечно, неплохой знак, и репертуарчик сносный, однако при отсутствующем слухе и слабом голосе лучше отказаться от пения», – жестко оборвала она себя, но через несколько минут уже напевала трио из Cosi[6]6
  Soave sia il vento – трио (Фьордилиджи, Дорабелла, дон Альфонсо) из оперы «Так поступают все» (Cosi Fan Tutte) В. А. Моцарта.


[Закрыть], причем сразу за все голоса.

На глаза ей попались платье для коктейля и смело декольтированное вечернее (с последнего новогоднего корпоратива, обязательного для всех работников фирмы). «А, была не была! – подумала Ева и выбрала вечернее. – Везти меня будут в машине, на правах инвалида потребую и обратной доставки тем же транспортом».

Оставалось еще время – сказалась дурацкая привычка успевать со значительным запасом. Она убила его, глазея в окно на прохожих, прятавшихся от заморосившего вновь дождя. Ева дождь любила – все-таки осадки. Хотя и не снег. Но тоже ничего. «О чем я думаю! – осадила она себя. – Мне бы о серьезном побеспокоиться, для разнообразия». Но ничего умного, как назло, в голову не приходило – пришлось опять обратиться к заоконному пейзажу.

– Ева, я уже подъезжаю. Вы готовы? – позвонил Макс.

«Проверяет – не доверяет», – ухмыльнулась довольная Ева.

– Можно выходить?

– Да.

С независимым видом пройдя мимо Макса, открывшего ей дверь, она, довольная произведенным эффектом, чинно села в машину. По дороге они вели светскую беседу о погоде.

– Как вы себя чувствуете? – спохватился Макс, когда они уже сидели в ресторане.

– Спасибо. Адекватно произошедшему, – нагло соврала Ева, опустив глаза и с преувеличенным вниманием разглядывая гипс.

– Полиция занимается этим делом, на основании подписанного вами заявления. Я счел нужным также подключить нашу службу безопасности. Буду держать вас в курсе, – будничным тоном отчитался Макс.

– Подписанного мною?! – Ева подняла брови.

– Вы были в шоке, – услужливо подсказал он.

– А, ну да. Тогда понятно. – Все чаще и чаще жизнь Евы протекала как-то мимо нее. Судя по всему, ее тело, пребывая без сознания, ведет довольно активную и насыщенную общественную жизнь. – Так что там про документы?

– Да, это интересно… Вы их не смотрели?

– Не было времени. Я думала, вы хотите забрать, поэтому захватила их, – Ева шарила на соседнем кресле, куда положила папку с документами.

– Настоятельно рекомендую все же заглянуть в эту папку, – сказал Макс.

– Возможно, – легко кивнула Ева, будущее казалось настолько эфемерным, что она не боялась давать обещания, какими бы фантастичными они ни казались. – Я, пожалуй, закажу пирожное.

Подошедший официант внимательно смотрел на Еву, пока та выбирала десерт. Негромкая музыка идеально сочеталась с приглушенным освещением, и влюбленные парочки за соседними столиками наслаждались и тем и другим.

– Ева, скажите, откуда у вас письмо? – без подготовки за дал вопрос Макс.

Таявший на языке шедевр итальянского кондитера по вкусу вдруг стал похож на солому. Ева чуть не поперхнулась. Она сразу поняла, о каком именно письме он заговорил. О том самом. Которое не вернул, кстати, прочитав без разрешения в больнице. «Да ведь я его несла Марфе!» – вспомнила Ева.

– А что?

– Боюсь показаться утомительным, но буду вынужден рассказать вам одну грустную историю, – вздохнул координатор. – Некоторое время тому назад произошел несчастный случай. Человек сорвался в пропасть. Это был мой брат. Течение там быстрое, тела так и не нашли…

Еву поразило, насколько спокойный голос, эмоционально почти не окрашенный, контрастировал с напряженным, сосредоточенным лицом Макса.

«Опять смерть, – с тоской подумала Ева. – Но при чем же здесь я?» Как будто услышав ее последнюю мысль, Макс продолжил:

– До сих пор не ясно, что это было, несчастный случай или… самоубийство. Письмо, которое я видел у вас в госпитале, судя по всему, может быть написано моим братом. И мне совершенно необходимо знать, как и когда оно оказалось у вас. Как вообще оно могло оказаться в этой стране? Я был уверен в смерти брата, однако с недавнего времени мне в руки стали попадать документы, связанные с одним историческим расследованием. Этим самым делом, к которому я вас привлекаю в качестве специалиста по почерку, занимались ранее два близких мне человека. Обоих сейчас нет в живых. Некто пересылает мне документы, связанные с этим расследованием. Отследить источник мне не удается, способы передачи всегда разные. Вариантов мало. О расследовании знали очень немногие. Итак, мой брат или тот, кто пытается выдать себя за него, преследует непонятные мне цели. Вот почему я так настаиваю. Простите, я понимаю, что для вас это не самый лучший момент…

Установилась тягостная тишина. Ева размышляла, что можно сказать, а о чем лучше умолчать. Тщательно подбирая слова, она строила в уме фразы и настолько увлеклась, что начала шепотом репетировать свой ответ, сопровождая прогоны усиленной жестикуляцией. Изумленный Макс безмолвно смотрел на свою странную сотрудницу. Через минуту координатор все же решился вернуть Еву к действительности и вежливо покашлял.

– Это было адресовано моей… знакомой. – Маленькая заминка не ускользнула от внимания ее собеседника. – Больше мне ничего не известно, – строптивым тоном проговорила Ева.

– Чтобы не быть голословным, могу предъявить письмо брата. Сравните почерк с этим письмом. – Макс выложил на стол исписанные листки.

Как только Ева увидела эти страницы, – копии той, что была у нее, на нее нахлынула невыносимая тошнота, и завертевшаяся реальность, зацепив краем, утащили ее на дно небытия.

Очнулась Ева с самыми приятными ощущениями за все последние дни. Ей казалось, что прохладный и чистый ручей несет ее, нежно обнимая, вниз по течению. И водоросли машут ей вслед, мол, в добрый путь, Ева! Водоросли были похожи на длинные волосы Лени, плавающей в пруду. Наверное, такие же мягкие и скользкие. Еве захотелось потрогать их. К волосам Лени в свое время она прикоснуться так и не решилась, но к водорослям потянулась прозрачной рукой.

– Это, конечно, мило, но все же вы мне мешаете. – Сосредоточенный голос Макса звучал в угрожающей близости от Евы.

В такт плавному движению воды колыхались потолок, стены, столы, какие-то незнакомые люди. Один Макс не двигался совершенно. Единственная точка в пространстве – устойчивая и неподвижная.

«Кто бы сомневался, – подумала Ева. – Если кто и останется неколебим и незыблем, то это он. А с другой стороны, откуда мне знать? Я ведь очень мало с ним общалась. Да практически и не разговаривала ни о чем, кроме работы. Любопытно, как возникла наша взаимная неприязнь? Почему взаимная? – снова переспросила она себя. – С чего я решила, что он мне не нравится?»

Ева пыталась вспомнить момент зарождения негативных чувств. Это ей не удалось. Скорее всего, она так относилась к нему по инерции, перенеся с других свое недоверие к людям вообще.

– Впрочем, можете продолжать.

«Это он мне, кажется, – с сомнением подумала Ева. – Что я делаю, интересно знать».

– Приготовьтесь, сейчас я вас посажу на сиденье, – командовал тем временем Макс.

«Что же я, мешок с картофелем? – Наконец, она полностью пришла в себя. Осознание не принесло ей никакого облегчения. – Видимо, я упала в обморок. Видимо, он меня нес в машину. И что-то я еще делала, а потом продолжала… Замечательно. Если мои худшие опасения оправдаются, я гладила по голове вовсе не бедную Лени. Это был бедный Макс. Какой позор!»

– Извините, – устало произнесла Ева, едва слышным голосом.

– Как вы себя чувствуете?

– Как идиотка, – честно вздохнула она.

– Ева, я… Мне очень жаль, что с вами произошло такое…

– Я устала.

– Я вас отвезу домой.

Он вез ее по мокрым улицам, медленно погружающимся в сумерки.

Попрощавшись и клятвенно пообещав просмотреть архивные документы, Ева наконец оказалась дома. Дикая усталость навалилась на нее живой, мохнатой тушей. Не в силах бороться, она, не раздеваясь, упала в кровать и уснула сном, который по всем статьям подходил под определение «мертвый».

Глава 17
Ева убегает

Проснувшись утром в прекрасном настроении, Ева стала, как четки, перебирать вчерашние события. Камешков было не очень много – в основном она спала, ела и снова спала. В промежутках косила под дурочку (довольно успешно) и каталась на руках у малознакомого мужчины, попутно ласково теребя его шевелюру.

«Трудно удержаться, но все же еще раз – позор!» – со вкусом резюмировала Ева.

Так рано Ева никогда не ложилась. И так много никогда не спала. «Что-то со мной не то. Ах, ну да, конечно же! Можно даже сказать что именно. Вчера опять не удалось выпить крепкого спиртного в горячей ванне. Беременность из неясной гипотетической вероятности стремительно перерастала во вполне существующую реальность. «Что со мной будет?»» – Дальше этого риторического вопроса мысль заходить категорически отказывалась.

«И все же странно, что нет никакого ощущения катастрофы. А ведь это катастрофа». Ева все еще не теряла надежды проникнуться уважением к происходящему с ней ужасу. Но не особенно преуспевала в этом. Легкомысленно провалявшись весь день в постели, потягиваясь и довольно мурлыкая, ближе к вечеру Ева все же спохватилась, что в доме нет крепкого спиртного. Это надо было срочно исправлять. Не решившись бороться за почетное звание постоянного клиента в том самом винном магазине, где была приобретена предыдущая бутылка коньяка, Ева прошлась еще дальше по кварталу в поисках другого заведения. Дойдя, в конце концов, до супермаркета, она, довольная безличным отношением в такого рода магазинах, приобрела искомое «средство от беременности».

Возвращаясь домой с добычей, Ева с легкой улыбкой крутила головой по сторонам, наслаждаясь погодой. Поэтому попрошайку-спасителя она увидела за несколько шагов. Но шок все же испытала такой силы, что пришлось привалиться к ближайшей стене – ноги подкосились, отказываясь служить, и в глазах все померкло.

– Ну что, красавица, поправилась? – улыбаясь во все свои четыре зуба, сказал Голландец, поднимаясь с тротуара, на котором расположился со всеми возможными удобствами.

Ева не могла вымолвить ни слова. Горло засыпало песком, язык не повиновался. Она смотрела на бродягу, как на посланца из ада с известием о том, что жизнь ее отменяется и отныне дни ее будут заполнены скрежетом зубовным. С какими еще известиями можно появиться из преисподней? Из кармана Голландца на нее внимательно смотрели две черные блестящие бусины глаз.

– Предупредить тебя хочу. Ты бы уехала, а? – Просительный тон так не шел к смыслу того, что говорилось. – Ну хоть на время. Следит за тобой он. – Последнее слово было произнесено с таким благоговением, с которым и следовало как раз говорить верным вассалам о Люцифере.

Обойдя Еву за пару шагов, вестник удалился, заковыляв в сторону собора. Несколько придя в себя, Ева кинулась к своему дому. Десяток шагов дался с огромным трудом, ей мерещилось, что вот-вот ее настигнет нечто ужасное. Укрыться можно было только дома. Но, оказавшись в своей квартире, заперев дверь на все замки, она не успокоилась.

Страх поселился в самом центре груди. Холодной змеей свернулся там и время от времени прикасался к сердцу раздвоенным языком. Ева металась в своей квартире от стены к стене и никак не могла прийти в себя.

Сомнений нет, здесь ей оставаться нельзя. Как она могла быть столь легкомысленной и воображать, что безопасность в такой непосредственной близости к парку, месту преступления, возможна? Нет, надо убираться отсюда, и срочно! Сейчас же. Но… куда? Не к Виоле же, в самом деле.

Глубоко вздохнув, стараясь не впасть в истерику, пройдясь на цыпочках по самому краю паники, Ева приняла решение. Она едет к бабушкам в загородный дом. Там ее никто не увидит. На всю округу ни одного нищего или преступника, насколько ей было известно. В такой глуши она не попадется на глаза ни случайному прохожему, ни тому, кто ее будет специально искать. Да и потом, искать ведь ее будут в городе, верно? Но кто же, кто? Этого вопроса она себе еще ни разу не задавала. Странно, но того, кто явился причиной всего этого кошмара, она не вспоминала и даже не пыталась себе представить.

А вот ее не забыли. И ей опять хотят причинить вред. Схватив ключи, она выскочила на улицу. Всего несколько минут изменили мир до неузнаваемости. Из теплого и приветливого, исполненного в ярких цветах, он превратился в мертвый черно-белый слайд. Опускающийся на город вечер пытался догнать Еву, убегавшую из города на такси.

Тьма настигла ее уже за городом, и, пока она не доехала до своих, напряжение не покидало ее. Ничего вокруг не замечавшая Ева с трудом очнулась, когда водитель сказал, что они приехали.

Расплатившись, она вышла из машины и, встав у порога, задумалась: а примут ли ее здесь? Внезапный испуг от мысли, что в доме вообще может никого не быть, прошел, как только она вспомнила, что в кадке с геранью у черного входа всегда лежали запасные ключи. Вдруг дверь открылась и на пороге со свечой в руке возникла Фани.

– Ева, детка моя! Как я рада тебя видеть. У нас пробки перегорели, мы здесь в потемках. Я слышала шум машины, ты разве не с Виолой? – подслеповато щурясь в темноту за спиной внучатой племянницы, спросила Фани.

– Нет, Фани, я одна. Так получилось… Простите, что не предупредила. У меня тут небольшой отпуск, и я решила, а почему бы не приехать сюда. – Ева безнадежно увязла в попытках найти оправдание своему неурочному визиту. Впрочем, слушать ее никто не собирался, тем более оправдывать.

Фани, заранее предвкушая все хлопоты, связанные с появлением гостьи, уверенно увлекла Еву в сторону кухни. Теплый свет сначала свечи, а затем керосиновой лампы вновь вернул краски жизни в мир Евы.

– Бедняжка ты моя маленькая! – Фани, заметив гипс на руке Евы, всплеснула руками и кинулась обнимать и утешать свою «детку», которая возвышалась над ней на целых две головы. – Ты еще и больная совсем, маленькая моя девочка. Садись, садись поскорее вот в это кресло. Сейчас я приготовлю чай, булочки поспеют через пару минут Я как чувствовала, что не пропадут! Варенья маловато, пойду, достану новую баночку. Ты ведь крыжовенное любишь?

– Ты не волнуйся, пожалуйста, Фани. И бабушкам скажи, что все хорошо. Через пару недель я уеду. И отпуск у меня вовсе не из-за руки, это просто пустяки. Фани, Фани не беспокойся ты так!

– Я же отлично помню, что крыжовенное. Вот Марфа так без ума от смородинового. Она еще говорила, что ни разу не пробовала такого вкусного, как мое. Еще бы! Я ведь туда вишневые листики добавляю, поэтому и аромат получается пикантнее.

Нежное воркование Фани успокаивало, отгоняя прочь все страхи и волнения. Отступая, они оставляли только легкий привкус дыма и печали. А может, жженым пахло из-за свечей. Ева отдалась на волю своей заботливой родственницы и молча наслаждалась уютом знакомой с детства обстановки.

В печке с голубыми изразцами весело потрескивал огонь. Темные махины старинных буфетов, заставленных банками и горшочками, как добрые великаны, охраняли освещенную огнем кухню. Это было просторное помещение, в центре которого вольготно располагался стол с каменной столешницей. На печи всегда стоял горячий чайник, у открытой топки лежали поленья. Желтые и багровые тени плясали по стенам, увешанным сковородками, разделочными досками и детскими рисунками – подарками дому почти от всех поколений девочек.

Разомлевшая, напившаяся чаю с волшебными булочками, Ева, почти засыпая, похвалила себя за правильное решение. Фани проводила ее в спальню с огромной кроватью и пестрыми вязаными половиками. Кровать посверкивала, отражая золото свечей. Перин и одеял на ней лежало такое количество, что стоявшая у подножия скамейка была вовсе не лишней для человека ниже среднего роста, если бы таковой вознамерился прилечь.

Облачившись в расшитую кружевами ночную рубашку, Ева блаженно вздохнула и утонула в хрустящих лавандовых волнах накрахмаленного постельного белья. У Фани простыни сушились на солнце, и не было их белее и ароматнее на всем свете. Ева даже и не думала сопротивляться, когда Фани поцеловала ее в лоб.

Уснув практически тотчас, как голова коснулась подушки, Ева спала, не видя снов. Под утро ее навестила Лени, закапав одеяло водой с длинных волос. Такая же, как у Евы, ночная рубашка Лени была мокрой и облеплена водорослями. Печальная Лени была неимоверно красива – прозрачная кожа отливала нежной зеленью, тонкие пальцы осторожно гладили голову сонной Евы. Венок из полевых цветов, украшавший голову русалки, был единственной яркой деталью в этой скорбной, сотканной из тумана фигурке.

«Здравствуй. – Ева улыбнулась сестренке и сладко потянулась. – Уже утро?»

«Скоро, скоро. – Тихий голос Лени был похож на шелест листвы. – Ева, отдыхай. «Как узнать, кто милый ваш?» – пропела она тихо, – даже если ты знаешь, кто ты такая, то не знаешь, чем можешь стать. Вот розмарин, это для воспоминания – нет, тебе не дам его. Забудь. Здравствуй, мальчик, здравствуй девочка», – чинно поздоровалась Лени, глядя на Еву.

«Лени, я скучала по тебе, – и, слегка замявшись: – Можно я прикоснусь…»

«Спи, Ева», – произнесла Лени.

И Ева опять уснула.

Проснулась она лишь около полудня. Умиротворенная, отдохнувшая, она твердо намерена была больше не терзать себя размышлениями о причинах такого неадекватного спокойствия в ее обстоятельствах. Пусть будет что будет.

Ева улыбнулась, и, выпростав из-под одеяла ноги, поболтала ими в воздухе. В дверь осторожно постучали. «Как будто бабочка в стекло», – подумала Ева.

Это была Фани, на подносе она принесла горячий кофе с молоком, вкуснейшие гренки в омлете, оладьи и варенье – крыжовенное.

– Фани, я же не съем столько! – радостно воскликнула Ева, поудобнее устраивая на коленях деревянный поднос с круглыми перламутровыми ручками. – Какая вкуснятина!

– Ах ты моя маленькая, ешь, ешь! Давай-ка я тебе сама вареньем оладушек намажу– Поглаживая девушку по волосам, Фани поправила подушку под спиной Евы. – Ты отдыхай, лежи себе, выздоравливай. А то книжек подберу, чтобы не скучно было здесь. Только тебе отдыхать надо, сил набираться. Как же с рукой? Может, врача вызвать?

– Нет, с рукой все хорошо. Сказали, через две недели снимут гипс, и все, – уплетая за обе щеки завтрак, сказала Ева. – И Виолу тоже беспокоить не надо. Она собиралась приехать?