355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эльвира Линдо » Манолито Очкарик » Текст книги (страница 5)
Манолито Очкарик
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:18

Текст книги "Манолито Очкарик"


Автор книги: Эльвира Линдо


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Я сидел на диване, и меня так разбирало от любопытства, что я больше ни секундочки не мог прожить на планете Земля, не узнав, что же он там такое задумал. Я потихоньку выскользнул за дверь вслед за дедушкой. А когда увидел то, что увидел, то глазам не поверил. Ты бы на моем месте тоже не поверил.

Дедушка рисовал моими фломастерами еще три полоски с четвертого на пятый этаж. Я подошел к нему и позвал тихонько:

– Деда!

– Елки, Манолито, меня чуть кондрашка с испугу не хватила, – признался он.

Мы оба говорили шепотом, как обычно вечером перед сном.

– Дедушка, что ты делаешь?

– Вот, хочу довести полоски до пятого этажа, так никто не сможет сказать, что это ты нарисовал. Может, это сосед с пятого. А если будут говорить, что это ты, ни за что не признавайся. А теперь иди-ка домой.

**

Короче, Суперпростата снова отправился на подвиги. Я пошел домой, а через пять минут с лестничной площадки послышались крики. Мы с мамой и Придурком высунулись на лестницу. Тетя Луиса поднялась со своего третьего этажа, а один дядька, не знаю, как его зовут, спустился с шестого. Сосед с пятого выступал громче всех:

– Открываю я дверь и вижу: дон Николас разрисовывает фломастерами стену около моей двери! Безобразие! Докатились!


Тут соседи наконец углядели, что мои знаменитые полоски тянутся через весь подъезд. Мама стояла молча, а если моя мама молчит, значит, Земля перестала крутиться вокруг Солнца, это медицинский факт. Тут взяла слово тетя Луиса:

– Дон Николас, когда такие вещи делает мальчонка вроде Манолито, это еще куда ни шло, а взрослого человека за такое хулиганство и под суд отдать можно!

Я подумал, что тут мне полагается выступить с историческим заявлением, что это я во всем виноват, но дед меня опередил:

– Глубокоуважаемые сеньоры, – объявил он таким голосом, каким говорят артисты, когда умирают в каком-нибудь фильме, – что-то у меня голова закружилась.

Тут мама взяла его под руку и увела домой. Соседи стояли разинув рты и не знали, что и сказать. Тетя Луиса, которая вообще каждой бочке затычка, в срочном порядке поставила диагноз:

– Это все от недостатка кровоснабжения. Мой дед тоже поначалу выкидывал всякие глупости, а через три с половиной месяца взял и умер.

Тут уж я разревелся так разревелся. Тетя Луиса крепко прижала меня к себе, так что чуть не задушила, и начала вытирать слезы руками. Руки у нее пахли чесноком, у тети Луисы дома даже в компот чеснок кладут, я своими очками видел.

Дядька с пятого этажа прямо не знал, куда деваться, потому что теперь все решили, что стыдно кричать на дедушку, у которого недостаток кровоснабжения.

Тут вышла моя мама, спасла меня от тетилуисиного удушения и сама обняла покрепче. Мамины руки пахли «Фейри» с лимоном, у нас дома только им посуду и моют. Мама сказала:

– Я не хотела, чтобы кто-то узнал… У отца совсем с головой плохо, вот он и набедокурил на лестнице, сами понимаете, старческий маразм… Мы заплатим, сколько потребуется.

Тетя Луиса сказала, ни в коем случае, в конце концов, эти полоски никому не мешают, и вообще, надо пожалеть бедных старичков, которым и так недолго осталось жить на свете. Я прямо офигел: вот так вдруг узнать, что твой дед – чокнутый старикан, которому жить осталось три с половиной месяца, это тебе не хухры-мухры.

Все разошлись с довольно-таки постными физиономиями, еще чуть-чуть, и начнут выражать нам соболезнования. Дядька с пятого этажа поплелся к себе наверх, а все соседи смотрели на него как на подлого душегуба, который обижает бедных дедушек. Мы с мамой тоже пошли домой. Я сразу же забился подальше в угол и стал присматриваться, что там делает дедушка. Он сидел себе, как ни в чем не бывало, и макал позавчерашний пончик в кружку с молоком.

Он вообще любит все черствое, хлеб там или булочки всякие, он их размачивает в молоке с сахаром и ест. У него это называется «отменный супешник». Вдруг мне показалось, что мой бедный дедуля и правда какой-то странный: разве это нормально, что он всегда выбирает булочку почерствее, позавчерашний хлеб и все время выискивает в холодильнике, не завалялось ли чего со вчерашнего дня. Мама всегда говорит: «Мы ничего из еды не выбрасываем, у нас дед все подчищает. Ему бы на мусорном заводе работать».

Честно говоря, я ужасно расстроился, что дедушка у меня чокнутый. Расстроился и струхнул, конечно. А вдруг он возьмет и ка-ак накинется на меня ближе к вечеру!

Наступил вечер, а потом и ночь. Непросто жить на свете, когда тебе надо спать в одной комнате с чокнутым дедушкой, но, похоже, всем на это было наплевать. Папа, как всегда, возмущался насчет ужина:

– Опять тушеные овощи, это же трава травой! Каталина, я так с тоски подохну!

Придурок, как всегда, ржал над дедушкиными хохмами. Конечно, откуда ему знать, что это вовсе не хохмы, а бред сумасшедшего, у которого недостаток кровоснабжения в голове. Когда мама мыла мне ноги перед сном, я спросил:

– Можно я сегодня лягу спать с Придурком?

– Сынок, ты что? Ты в жизни не хотел спать с братом в одной комнате, мы и лоджию специально застеклили, чтобы ты спал вместе с дедушкой, а теперь тебе ни с того ни с сего понадобилось к брату. Тебя не разберешь.

– Мам, а сумасшествие по наследству передается?

– Ты что, намекаешь, что я сбрендила?

– Нет, это я насчет дедушки.

– А, насчет дедушки! – сказала мама и засмеялась с таинственным видом. – Да он у нас как огурчик.

Наступил момент X. Мы с дедушкой остались один на один в темной комнате с включенным радио, мы с ним всю жизнь так спим.

– Манолито, дружок, иди-ка сюда, согрей мне ноги.

Так он сказал и дал мне двадцать пять песет для копилки, мы с ним всегда так делаем. Я залез к нему в кровать. А у тебя бы хватило духу сказать «нет» психу, у которого нет кровоснабжения в голове? Когда ноги у дедушки согрелись, он вздохнул и сказал, как всегда перед сном:

– Ну вот, это совсем другое дело, – но в тот вечер он на этом не закончил. – Меня поначалу чуть удар не хватил, когда сосед с пятого застукал меня с твоими фломастерами на лестничной клетке. А потом я придумал притвориться, что у меня голова кружится, а твоя мама придумала про маразм. Что, Манолито, неплохо мы все вместе справились, а?

Моя мама все наврала, дедушка притворился психом, а соседи взяли и поверили… И я тоже поверил. Кто бы мог подумать, что я такой дурак, на первый взгляд и не скажешь.

– Значит, ты не свихнулся и не умрешь через три с половиной месяца?

– He-а, сам я, конечно, та еще развалина, но голова у меня светлая.

Елки, ну и денек. Все мои слезные запасы давно вышли, так что оставалось только надеяться, что назавтра больше ничего плохого не случится и меня не угораздит опять совершить какое-нибудь ужасное преступление.

Одно было ясно: похоже, иногда я и сам не знаю, зачем делаю то, что делаю.

– Деда, я не знаю, зачем я это сделал. Не знаю, зачем разрисовал фломастерами подъезд.

А дедушка сказал, что люди не всегда знают, зачем они делают какие-то вещи. Дедушка сказал, с тех пор, как на свете появились фломастеры, разные мальчики то и дело разрисовывают ими стены, а зачем, никто из них не знает.

– А когда фломастеров не было?

Дедушка сказал, что тогда разрисовывали стены карандашами, а до этого красками, а до этого всем, что под руку попадется. Я долго думал, а потом сказал:

– Может, того парня, который нарисовал всяких зверей в пещере Альтамиры, тоже за это ругали.

– Может, и так.

– Представляешь, – я так разволновался, что даже сел в кровати, – а теперь люди деньги платят, чтобы посмотреть.

– Видишь, как оно бывает.

Я заснул страшно довольный, наверно, это была самая счастливая ночь в моей жизни. Потому что больше не надо было трястись, что мне по-крупному намылят шею, потому что дедушка вовсе не свихнулся и не собирался умирать раньше 1999 года, а еще потому что через пять веков сюда понаедут ученые со всего мира, чтобы посмотреть на полоски в подъезде одного дома в Карабанчеле, и во всех учебниках будущего напечатают их фотографии.

Назавтра перед школой я опять вытащил один из своих фломастеров «Счастливого Рождества! Рыбный магазин „Мартин“» и приписал малюсенькими буковками в углу лестницы:

«Манолито Очкарик. Февраль 1993 года».

Яхотел облегчить работу ученым XXV века, а еще мне хотелось, чтобы мое имя было видно на фотографиях в учебниках. Конечно, дедушка мне помогал, но творческий замысел был мой, так что я и есть главный художник.


За мир во всем мире

Десять дней назад (ну, и десять ночей, само собой) наша «сита» Асунсьон нарисовалась в классе в девять утра, тютель в тютель, так что мы остались без своей традиционной пятиминутки, за которую успеваем припомнить друг другу все, чем насолили друг другу накануне.

Закончить мы ей не дали, ор поднялся такой, что стены дрожали. Джиад вскочил и говорит:

– Предупреждаю заранее: Суперменом буду я! Кто еще заявится в костюме Супермена, по роже получит. Супермен у нас на всю галактику один – это я! Кто не врубился, я не виноват!

«Сита» Асунсьон набрала побольше воздуха, и мы все дружно зевнули, потому что в такую рань ни у кого не было моральных сил выслушивать очередную тягомотную речугу. Вот что сказала наша «сита»:

– Я хочу, чтобы в этом году мы с вами подготовились к Карнавалу так, как будто это последний карнавал в нашей жизни. Мы будем участвовать в конкурсе Евровидения на лучший карнавальный костюм, его в эту субботу проводят в одном карабанчельском танцклубе. Там будут выступать ребята со всего квартала. Пора вам наконец доказать всему миру, что вы приличные дети, а не шпана и хулиганье, как можно подумать, глядя на вас.

Тут Ушан говорит:

– А я тогда, по-твоему, кем буду? У меня тоже только костюм Супермена, а новый мне мама ни за что не купит.

Джиад предупредил. И тут же начал изо всех сил махать кулаками, стараясь заехать по роже первому, кто подвернется под руку. Джиаду в таких вот критических обстоятельствах вообще море по колено, он хоть всему классу накостыляет. Не знаю, как это вышло, только подвернулся ему я. Может, права моя мама, когда говорит, что я только и делаю, что кручусь под ногами. Хорошо еще, у меня с реакцией все в порядке, так что я быстренько отбился:

– Джиад, не надо мне бить очки. Мне больше нравиться быть Человеком-пауком, это тебе кто хочешь скажет.

Тут один чувак из моего класса начал выступать, что Человек-паук – это он, а какая-то девчонка хотела быть Красавицей, и ей кровь из носа срочно понадобилось Чудовище… При таком раскладе нам ничего не оставалось, как устроить драку, потому что у нас в классе это единственный способ урегулирования конфликтов.


«Сита» Асунсьон дошла до белого каления и три раза со всей силы шарахнула указкой по столу. Тут мы в массовом порядке очухались и вспомнили, что сидим не где-нибудь, а в школе, на уроке у железной леди по имени «сита» Асунсьон. Наша «сита» говорит, что колотит указкой по столу, чтобы отвести душу. На самом деле она спит и видит, как бы ей поколотить по головам живых людей, только тут ей не повезло, потому что такие штуки теперь конституция запрещает. «Если бы не конституция, – иногда говорит наша „сита“ Асунсьон, – вы бы у меня давно по струнке ходили».

Наша «сита» Асунсьон сказала, что не будет нам никаких суперменов, ни пауков, ни красавиц, ни чудовищ, и что мы должны доказать всему Карабанчелю, всей Испании, Соединенным Штатам и всей планете, что мы – дети доброй воли и боремся за мир во всем мире. Наша «сита» придумала, чтобы мы все тридцать обормотов нарядились голубями мира.

Если бы наша «сита» не была вооружена своей указкой, если бы она была не наша «сита», а мы не были бы подлые трусы, мы бы хором ответили: «А иди ты знаешь куда!»

Мы все здорово приуныли. Честно говоря, это был самый большой облом за всю нашу жизнь на голубой планете. Мы сидели понурые, ничто на этом свете нас уже не радовало. А «сита» продолжала гнуть свое:

– Жюри из районного клуба присудит нам первое место, потому что во всей Испании не найдется жюри, которое не присудит первое место тридцати детям, которые нарядились на карнавал голубями мира. А еще нам дадут целую кучу подарков. Мы на один день превратимся в символ мира во всем мире. А боевой клич у нас будет такой: «Мы им всем покажем!»

Боевой клич нам понравился, с таким кличем мы не прочь были двинуть хоть на самый крайний край света. Вот нарядимся в наши костюмы суперголубей мира и отделяем по первое число чуваков из всех школ в нашем квартале. Мы им всем покажем!

Моя мама и мамы всех остальных тридцати обормотов всю неделю мастерили костюмы из кальки. Мама все время ворчала, что нашей училке только бы вогнать ее в траты да загрузить какой-нибудь работой, можно подумать, ей делать нечего. А еще мама сказала, что купила мне костюм Человека-паука в расчете, что я его проношу до самой армии, а там уж мне выдадут карнавальный костюм солдата. И что кто же его знает, как делается этот самый костюм голубя мира, и вообще, по ней, так мир во всем мире – это тихий такой пляжик где-нибудь в Бенидорме, и чтобы тебе ни детей, ни училок, вот будет тишь да благодать.

Она помолчала тридцать тысячных секунды, а потом снова начала возмущаться и сказала, что если я буду так вертеться, то примерки у нас никакой не получится, а мне все надо по сто раз примерять, потому что у меня вечно голова никуда не пролезает. «Этот ребенок, – это она про меня так говорит, – ростом не вышел, зато башка у него здоровенная, как арбуз». А дедушка нас утешает:

– Прямо как у Эйнштейна. У всех великих мудрецов башка была с хороший арбуз.

Маме пришлось смастерить второй такой же костюм для Придурка, потому что у этого клопа глаза завидущие: попробуй не сделай ему такой же костюм, как у меня, он и есть перестанет. Мама боится, вдруг у него будет обезвоживание организма. Мне-то по фигу, пусть себе обезвоживается сколько влезет, по нашим временам, если кто обезвоживается, значит, сам виноват. Извини-подвинься.

И вот наступил день К, в смысле, день Конкурса и Карнавала. Мама нацепила на нас наши карнавальные костюмы из кальки и отправила в школу. Ей вообще ужасно нравится смотреть, как мы выходим из дома, взявшись за руки, как два голубя мира. Только не спрашивай, почему, я этого в жизни не мог понять.

На лестнице мы столкнулись с тетей Луисой. Она сказала:

– Какая у вас мама рукодельница! Нарядила вас пингвинчиками, любо-дорого посмотреть!

Я, конечно, развернулся, потащил Придурка обратно домой и объявил маме, что мы в пингвиньих костюмах ни за какие коврижки на улицу не пойдем, даже ради мира во всем мире. А мама сказала, этой курице Луисе что голубь, что пингвин, что канарейка, а теперь марш бегом в школу, а то вечно вы всюду опаздываете.

На улице какая-то тетенька сказала другой тетеньке:

– Смотри-ка, какие славные пингвинчики.

Но домой я больше не пошел, потому что в определенных жизненных обстоятельствах моя мама может перейти к агрессивным действиям, а мы как-никак собирались выступать за мир во всем мире.

Мы подошли к школе и прямо-таки офигели: у входа стоял Джиад весь в перьях, ужасно похожий на курицу, а еще Ушан, похожий на индюка, Сусанка, похожая на страуса, Пакито Медина, похожий на пеликана, и так все тридцать три обормота. Все птицы были разные, если не считать нас с Придурком, двух славных таких пингвинчиков.

Дедушка, который пришел следом, сказал:

– Видел бы это Альфред Хичкок, точно бы снял ужастик «Птицы-2».

Мы все долго пялились друг на друга, как баран на новые ворота, а потом под предводительством «ситы» Асунсьон с кислыми физиономиями двинулись в танц-клуб «Силикон», где должен был проходить знаменитый конкурс.

«Сита» Асунсьон решила показать, что она тоже не лыком шита, сама нарядилась в маскарадный костюм и теперь была похожа то ли на утку, то ли на гусыню. Размахивая крыльями, она объявила, что фестиваль будут передавать по карабанчельскому радио, это такое радио, его у нас в квартале выпускают, только у них денег на микрофоны не хватает, так что, как говорит мой дедушка, они все передают старинным индейским способом: открывают окно и орут во всю глотку, чтобы за версту было слышно.


«Ситу» Асунсьон было прямо не узнать, такая она шла довольная. Если бы не наши дурацкие птичьи наряды, мы бы ухохотались, глядя, как она вышагивает посреди Карабанчеля в костюме голубя мира. «Сита» Асунсьон сказала, что, когда мы выйдем на сцену, она нам скажет:

– Раз, два, три!

А мы в ответ должны будем хлопать крыльями и кричать во все горло:

– Миру – мир!

Тут наша училка решила прорепетировать и заорала на всю улицу, как ненормальная:

– Раз, два, три!

Мы собрались было закричать наше: «Миру – мир!», – но как только начали махать крыльями, зацепились друг за друга перьями, так что, если бы наша «сита» нас в срочном порядке не распутала, мы бы заявились на конкурс в капитально ощипанном виде. Наша «сита» сказала, чтобы крыльями мы больше не махали, вот займем первое место, тогда и будем махать сколько влезет.

Мы пришли в клуб и уселись в углу всей командой: нас тридцать человек и Придурок в придачу. За ведущего был директор детсада «Бутончик», это у нас рядом с домом. Он вырядился Суперменом, Джиад, как увидел, аж позеленел от зависти. Я не упустил случая подлизаться к своему другу, крутому парню Джиаду, и сказал:

– Супермены с таким пузом не бывают. Чел с таким пузом никак не может летать над Ниагарским водопадом, потому что такие жирные тела под действием силы земного притяжения со страшной силой тянет вниз.

– И чего с ним тогда будет? – спросил Джиад, которого жутко заинтересовали мои теоретические выкладки.

– Плюхнется на землю и разобьется в лепешку.

Джиад поразился моим глубоким научным познаниям и заметно повеселел. Как только я сказал: «Плюхнется на землю и разобьется в лепешку», к нему вернулся его всегдашний оптимизм. Он уже ни капельки не завидовал дядьке-Супермену и поглядывал на него сверху вниз, гордо расправив перья, как смотрит профессиональный супергерой на заштатного супергероя-неудачника.

Суперпузо объявлял участников, которые выходили на сцену под дружный свист из зала. А ты чего думал, хлопать мы им будем, что ли. Девиз-то у нас был: «Мы им всем покажем!»

Вышла команда, в которой все были наряжены деревьями. Называлось это дело «Осень». У каждого с ветки свисала цепочка, они дергали за цепочку, и листья падали на пол. Зрители прямо-таки офигели: это надо ж было допереть до такого маразма. Родители этих чуваков притащили плакат, чтобы поддержать свою команду. Ясное дело, они одни и хлопали. А мы все сидели в гробовом молчании и смотрели, как эти умники десять минут ползают по сцене и собирают листья, которые сами накидали. За ними вылез стандартный набор супергероев, дальше – команда «Реалити-шоу», у них в спинах торчали ножи, за ними кретины, наряженные пончиками с шоколадом…

Мы шли пятыми. «Сита» Асунсьон нас натаскала, чтобы, как только она скажет: «раз, два, три», мы изо всей дурацкой мочи орали: «Миру – мир!» Но выступить со своим суперномером мы так и не успели, потому что, когда наша училка сказала: «Раз, два, три», один парень, который ходит в профучилище имени баронессы Тиссен, крикнул:

– Эй, Джиад! Классно ты курицей вырядился! Самое оно!

Джиад тут же сиганул со сцены в зал, чтобы набить шутнику морду. За ним Сусанка, которая всегда за него горой, а за Сусанкой и Джиадом мы все: не придешь ему на подмогу, он тебе же потом и накостыляет. Папа того парня из профучилища сказал:

– А парнишка-то мой дело говорит. Джиад похож на курицу, а выступает за голубя. Это уж, как ни крути, ни в какие ворота не лезет!

Наша бедная «сита» Асунсьон осталась одна посреди сцены. Она стояла и плакала в своем утином наряде. Нам пришлось оттаскивать своих родителей от родителей пэтэушников, чтобы дело не дошло до мордобоя, все-таки мы пришли выступать за мир во всем мире.

По всему выходило, что этот карнавал будет самым паршивым за всю историю человечества. Но ты в жизни не поверишь, чем все кончилось, потому что такого никто не ожидал, до такого бы даже китайцы у себя там в Москве и то не доперли.

Когда все наконец успокоились, на сцене снова нарисовался дядька-Суперпузо, похожий на Супермена на пенсии, и решил изобразить, как будто летает. Он себе чуть шею не сломал, пока пытался взлететь. Сам понимаешь, было бы это так просто, все кому не лень лезли бы в супергерои. Честно говоря, это он хорошо сделал, что навернулся: зрители ни разу за все представление так не веселились. Джиад втолковывал чувакам из соседней школы:

– Супермены с таким жирным брюхом не бывают. Под действием силы земного растяжения он плюхнется на землю и разобьется в лепешку.

«Сила земного растяжения»! Ну и тупой этот Джиад! Из всей моей знаменитой теории только и запомнил, что «плюхнется на землю и разобьется в лепешку»! Но я и не подумал его исправлять, а то бы сам узнал на собственной шкуре, каково это – плюхнуться со всего размаху на нашу дорогую планету.

Суперпузо объявил победителей. Начал он с третьего места, для большего драматизма.

– Третье место присуждается команде «Реалити-шоу» за оригинальную и забавную идею.

Зрители дружно засвистели и затопали:

– Долой!!!

– Второе место присуждается команде «Осень» за то, как красиво они сумели представить нам это замечательное время года, такое же важное, как все остальные.

Он сказал «красиво»?! Я сказал Джиаду, что это жюри надо сбросить с Ниагарского водопада, и дядьку-Суперпузо тоже, самой собой. И снова Джиад был со мной совершенно согласен. Самый крутой парень в классе все время со мной соглашался! Я вдруг сделался его лучшим другом. Я был ужасно горд собой, потому что когда самый крутой парень в школе – твой друг, можно вообще ничего не бояться, считай, у тебя всегда свой собственный джинн под рукой, не хуже, чем у Аладдина; он за тебя кому хочешь морду набьет.

– Первое место… – Суперпузо остановился, чтобы все как следует поволновались. Можешь быть уверен, было слышно, как зрители скрипят зубами от нетерпения. – Первое место мы единодушно присудили команде «Птицы» за то, что она выступила в защиту редких и исчезающих видов.

Никто не откликался, так что ведущему пришлось повторить все по новой. Мы переглянулись. Мы ведь вроде как пришли выступать за мир во всем мире?

Похоже, про мир во всем мире никто ничего не понял, так что пришлось нам согласиться, что мы редкие и исчезающие птицы. Не всегда в жизни оказываешься тем, кем хочется.

Нас заставили еще раз подняться на сцену, чтобы забрать приз. Он лежал в большущей такой коробке. Мы все ломанулись к ней, чтобы открыть. Придурок попытался прогрызть в ней дырку. В суматохе у нас поотрывались крылья, но нам было по фигу, в конце концов, мы уже не выступали за мир во всем мире, а были просто редкими и исчезающими птицами. Наша «сита» проложила себе дорогу, тайком щипая всех подряд, и открыла коробку своими мощными руками. Суперпузо сказал, чтобы все дружно поприветствовали первый приз. Это оказались школьные принадлежности: книжки, тетрадки и все такое прочее. И из-за этого весь сыр-бор! Стоило из кожи вон лезть ради мира во всем мире, чтобы выиграть какие-то там учебники! Захлопал один Придурок. Понятное дело, откуда ему знать, что такое учеба. Он за свою короткую жизнь еще ни разу в школу не ходил. Простим бедняге его невежество.


Мы спустились со сцены. Нам там ничего уже больше не светило. Пускай «сита» Асунсьон забирает себе этот несчастный приз и обнимается с ним сколько влезет. Она была прямо сама не своя от радости, смотрела на все эти книжки и, наверно, уже начала придумывать, чего бы нам оттуда назадавать позаковыристее, чтобы мы себе совсем мозги сломали. А наших родителей распирало от гордости за таких редких и исчезающих детей.

Вечером меня отпустили погулять в парк с Висельным деревом. Я надел свой суперкостюм Человека-паука. Мама сказала тете Луисе:

– Мальчишки, что с них возьмешь. Нарядятся супергероями, и счастья полные штаны. Я-то их знаю как облупленных.

Я уже совсем было собрался спуститься прямо по стене нашей многоэтажки, только я человек реалистически мыслящий и знаю, что у нас с Человеком-пауком общего – один костюм. В парке с Висельным деревом меня уже ждали мои друзья: Джиад в костюме Супермена, Ушан в костюме Супермена, только без плаща, потому что его определили в помощники Супермена, Сусанка в костюме Красавицы (хотя стоит с ней потусоваться подольше, сразу делается ясно, что на самом деле это Чудовище, переодетое Красавицей), Пакито Медина в костюме Робин Гуда и Придурок, который так и остался в костюме пингвина, потому что мама его уговорила, что это самый классный карнавальный костюм во всем квартале. В таком возрасте еще веришь, когда мама тебе лапшу на уши вешает.

Мы стали играть в супергероев, разбились на две команды, и Джиад взял меня в свою. Я предложил, чтобы наш боевой клич был: «Мы им всем покажем за мир во всем мире!» Джиад сказал, клево. Было сразу ясно, что теперь я его лучший друг. Мы играли в вышибалы, в бубонную чуму и в «три-четыре-навались», это когда одна команда нагибается, а другая налетает и начинает всех лупить почем зря, в общем, такая развивающая игра. Я из кожи вон лез, носился и пихался изо всех сил, только остальные все равно все время меня обыгрывали. По мне, во всех играх, где надо бегать или драться, есть только один большой минус: я всегда проигрываю. Как только до Джиада дошло, что со мной в команде каши не сваришь, он объявил, что теперь каждый будет сам за себя. Джиаду было надо только одно: во что бы то ни стало обскакать Пакито Медину. Обыграть Ушана, Сусанку, Придурка или меня Джиаду интереса никакого нет.


Я взял Придурка за руку и побрел домой. Если честно, я ушел, потому что понял, что вот-вот разревусь. Только что я был лучшим другом Джиада, а теперь превратился в распоследнюю помойную крысу. От такого дела кто хочешь раскиснет. Придурок как увидел, что у меня глаза на мокром месте, тоже давай реветь. Ему все передается, и хорошее, и плохое. Это у меня мама так говорит. Пришлось нам с ним сморкаться в один платок. Сначала я сам высморкался, а потом поднес платок ему к носу. Придурок сделал, как обычно: долго собирался с мыслями, набрал побольше воздуха и с силой втянул все сопли в себя, вместо того, чтобы высморкать наружу. Такая уж у него манера.

Я не удержался, чтобы не расхохотаться, хотя слезы у меня еще не просохли. Все-таки мой братец ужасно смешной, хоть он и Придурок. Должен же он был хоть в чем-нибудь пойти в меня!

Тут к нам подбегает Пакито Медина и говорит:

– Вы чего делаете?

– Хохочем до слез, – отвечаю я. А ты чего думаешь, так я ему и скажу правду!

Тут Пакито Медина сказал, чтобы я приходил к нему в воскресенье играть на компьютере. Я спросил:

– А Джиада ты тоже позовешь?

– Джиад мне компьютер сломает. Он все что хочешь разнесет.

Я сказал, что приду. Если честно, играть на компьютере с Пакито Мединой – удовольствие ниже среднего, потому что Пакито Медина всегда выигрывает, примерно как я всегда проигрываю, но мне было все равно. Самый умный чувак, какого я видел за всю свою жизнь на планете Земля, позвал в гости меня одного. Почему? Потому что Манолито Очкарик не ломает компьютеры, Манолито Очкарик не такой тупой громила, как некоторые, на Манолито Очкарика можно положиться. Было ясно, что Пакито Медина решил сделать меня своим лучшим другом. По-моему, это был один из самых счастливых моментов в моей жизни.

Мне ужасно захотелось в своем суперкостюме Человека-паука подняться к нам в квартиру прямо по стене дома, но я удержался. Мама не любит, когда Придурок один ходит по лестнице. Так что мы с ним рванули вверх по ступенькам, кто быстрее добежит. Ясное дело, я его обогнал. На всем белом свете есть только два человека, которых я могу обогнать: Придурок и дедушка Николас. А что! Некоторые и этого не могут.

Пока мы натягивали свои пижамы, дедушка говорил:

– Раз, два, три!

А мы изо всех сил орали:

– Миру – мир!

Было жутко весело, но тут приперся занудный сосед сверху и начал выступать. Похоже, куда ни кинь, от знаменитого девиза «ситы» Асунсьон выходят одни напряги.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю