Текст книги "Укрощение герцога"

Автор книги: Элоиза Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Элоиза Джеймс
Укрощение герцога

Глава 1
О некоторых любопытных особенностях ухаживания

Август 1817года,

Ардмор-Касл, Шотландия

– Хотела бы я быть королевой, – сказала мисс Джозефина Эссекс двум своим старшим сестрам. – Я бы просто приказала какому-нибудь достойному мужчине жениться на мне на условиях специальной лицензии.

– А если бы он отказался? – спросила Имоджин, известная под именем леди Мейтленд.

– Тогда я сняла бы его голову с плеч, – заявила Джози тоном, исполненным чувства собственного достоинства.

– Когда мужчина мало использует голову по назначению, – вступила в разговор Аннабел, графиня Ардмор, – не стоит угрожать ему такого рода казнью. Надо просто заставить его думать, что мысль о браке явилась ему самому.

Она лежала в постели Имоджин, подоткнув под себя все возможные покровы. Из-под них виднелась только взъерошенная голова с массой кудрей.

– Я как раз и нуждаюсь в таком совете, – огрызнулась Джози, со щелчком раскрывая маленькую книжицу и помещая ее поверх пухового одеяла. – Изучаю всевозможные приемы, имеющие успех на ярмарке невест, а так как вы обе замужем, то и станете моим главным источником информации.

– Я вдова, – возразила Имоджин. – И мне ничего не известно о ярмарке невест.

Она разбирала шелковые чулки и даже не подняла головы от туалетного столика.

– Нужно уметь танцевать, – заметила Аннабел. – Ты должна больше практиковаться, Джози. Еще совсем недавно ты все время наступала на ноги Мейну.

– Посоветуй что-нибудь получше, – сказала Джози. – Ты единственная из нас, кто удостоился сезона в свете. И вот вышла замуж за человека с титулом. Ты помнишь, что мой первый сезон наступит в следующем году?

Аннабел приоткрыла один глаз.

– Как можно забыть, если ты каждую минуту твердишь об этом? Господи, я такая сонная!

– Я слышала, что от брака усыхают мозги, – ободрила ее младшая сестрица. – Чтобы получить мужа, недостаточно лишь не наступать мужчине на ноги во время вальса. Я хочу понять заранее, что от меня требуется. Не могу полагаться на красоту, как сделали вы обе.

– Но ведь это нелепо, – возразила Аннабел. – Ты красива.

– Я была в Лондоне в апреле, – сказала Имоджин. – И видела множество молодых леди в такой же ситуации, как твоя, Джози. И мне кажется, что главное необходимое качество дебютантки – кокетство. Невинная игривая улыбка, – пояснила она.

– Кокетство, – пометила Джози в записной книжке.

– А также умение слушать ухажера так, будто он сам Господь Бог. Конечно, иногда это трудно совместить с бодрствованием.

– Мужчины могут быть невероятными занудами, – согласилась Аннабел. – Они склонны разглагольствовать о себе самих. Ты должна научиться переносить это, а терпение не принадлежит к твоим добродетелям, Джози.

– Пока что ты не обнаружила способности быть обворожительной в обществе дураков, – сказала Имоджин. – Но дураки частенько имеют глубокие карманы. Нередко глупость и большое состояние идут рука об руку.

Джози деловито что-то писала в записной книжке, но при этих словах подняла голову:

– Значит, мне надо жеманно улыбаться словоохотливому болвану, когда он пустится в рассуждения о себе? Невыносимая скука в этом случае окупится сторицей и поможет мне заполучить мужа?

– Я думаю, Имоджин переоценивает значение кокетства, – вмешалась Аннабел. – Например, я считаю, что перспективный жених должен предпочесть обручение в обстоятельствах, умеренно скандальных.

– В словах Аннабел есть резон. Иногда обручение может стать вопиющим фактом, – сказала Имоджин. – Но только если ты окажешься в обществе молодого человека, стбящего твоих усилий.

– Ты приложила немало сил, чтобы завоевать Дрейвена Мейтленда, – заметила Джози. – Помнишь, как он целовал тебя, после того как ты подстроила свое падение с дерева к его ногам?

На мгновение руки Имоджин замерли.

– Конечно, помню. Была весна, и яблоня стояла в цвету.

– Ты свалилась с лошади и в конце концов упала прямо в брачные сети. Похоже, твой пример идет вразрез с рекомендациями относительно невинности и кокетства, – сказала Джози. – У меня нет ни малейшего желания вести себя скандально, даже если это самый эффективный путь к браку.

– Не стоит соревноваться со мной в глупости, – согласилась Имоджин, складывая вместе два бледно-палевых чулка. – Лучше найти мужа, используя обычные средства.

Джози снова сделала пометку в записной книжке.

– Сохранять невинный вид независимо от того, насколько бесстыдной можешь быть в частной жизни. Это напоминает о том воре из джентльменов, которого постоянно упоминают в «Таймс». Он предстает прекрасным и достойным и тут же, как только подали новое блюдо, оказывается нищим и вором.

– По правде говоря, это нечто противоположное стилю Имоджин, – заметила Аннабел, и в тоне ее прозвучал намек на лукавство. – Раз Имоджин предпочитает выглядеть непристойной, то не важно, сколь добродетельна она в частной жизни. По словам Гризелды, все в Лондоне уверены, что у тебя недозволенные отношения с Мейном, а на самом деле он может не больше похвастаться твоим расположением, чем лакей.

– У каждой женщины должно быть занятие, – сказала Имоджин. – Мое состоит в том, чтобы вызывать интерес к своей особе у старых сплетниц.

Она перебросила через плечо несколько пар чулок. Они мягко скользнули сначала на кровать, а потом к ногам Аннабел.

– Ну, что касается этого, – сказала Джози задумчиво, – похоже, Аннабел, ты отстала от жизни.

– Более чем. Она просто вне времени, – подтвердила Имоджин. – Вчера вечером за ужином она флиртовала с собственным мужем. Такое поведение не просто немодно. Оно неприлично. На публике никто не должен обращать внимание на своего супруга. Впрочем, – добавила она, – как и при отсутствии свидетелей.

Аннабел усмехнулась и ничего не ответила.

– Я видела, как Ардмор целовал тебя вчера в утренней комнате, – заметила Джози. – Твой муж потерял голову, а это означает, что едва ли ты способна помочь мне.

– Я ведь не планировала это специально, – возразила Аннабел. – Помнишь, я была в отчаянии от этого брака? Единственная причина, которую я признавала в качестве смягчающего мою участь обстоятельства, – это то, что вы обе в Шотландии.

– Небольшой просчет с нашей стороны, – сказала Имоджин. – Я могла в это время быть в Лондоне и размышлять о сомнительных искушениях мужчин, заинтересованных только в собственности.

Аннабел фыркнула. Волосы Имоджин, черные и блестящие, как вороново крыло, были гладкими, если ей не приходила в голову фантазия завить их. Тогда они укладывались в безупречные колечки. Глаза у нее широко расставлены, брови – две высокие и ровные дуги. Широкий рот создан для смеха, хотя с прошлого года, когда погиб ее муж, она редко бывала веселой.

– В Лондоне немало обезумевших мужчин, способных пересчитать по пальцам твои прелести, – нетерпеливо возразила Джози. – Но, похоже, Аннабел не понимает, какие усилия ты прилагаешь, чтобы склонить Мейна к отношениям более близким, чем те, кои характерны для лакеев.

Она поднырнула под чулок, полетевший ей в голову.

– Неужели, Имоджин? – спросила Аннабел.

– Я ведь говорила тебе еще в Лондоне, что намерена завести кавалера, – ответила Имоджин резко.

– Но я думала, что ты имела в виду только поклонника, а не любовника.

– У меня сложилось впечатление, – сказала Джози, – что Имоджин потребовала, чтобы Мейн оправдал свою репутацию ловеласа. – Мрачная мина Имоджин должна была заставить Джози немедленно замолчать. – Приходится с сожалением констатировать, – продолжала Джози, по-видимому ничуть не обратившая внимания на недовольство сестры и ее свирепый взгляд, – что, судя по всему, Мейн не принял вызова и сохранил непорочность.

– Удивительно! – воскликнула Аннабел, приподнимаясь на подушках и почти пробудившись, – Я думала, добродетель ему несвойственна.

– Напротив, – сказала Джози. – Сколько Имоджин ни хлопала ресницами во время путешествия в Шотландию, он ночевал в своей спальне.

– Джози, – укорила ее Аннабел, – ты не должна говорить о спальне, не смей даже думать об этом. Твои перспективы на брак могут обернуться катастрофой, если ты станешь вести такие речи.

– Не будь гусыней, Аннабел, – возразила Джози без тени раскаяния. – Я вовсе не собираюсь копировать ее поведение. Я прекрасно знаю разницу между тем, что позволительно для вдовы и что – для незамужней девицы.

Под заинтересованным взглядом Аннабел кровь бросилась в лицо Имоджин.

– Думаю, главное не в том, какую роль ты предназначила Мейну, – сказала ей Аннабел, – а в том, на что он согласится.

– В том-то и загвоздка, – сказала Джози. – Он ухитрился сохранять незапятнанной свою репутацию всю дорогу до Шотландии.

Имоджин набросила на голову сестры нижнюю юбку, но Джози продолжала говорить так, что сквозь прозрачные кружева до сестры доносились ее слова.

– А, как я сказала, она была тут как тут и призывно хлопала ресницами, – продолжала между тем Джози. – И попыталась убедить Мейна, что без ума от его темных глаз.

Имоджин набросила на голову Джози целую охапку нижних юбок.

– Ну, ты совсем бестолковая. Нет, такая характеристика слишком лестная для тебя.

Аннабел явно была заинтригована.

– Мейн очень красив. И я вполне понимаю ее чувства.

– Нет, я…

– Но я вовсе не говорила, что она и вправду подпала под его обаяние, – возвестила Джози из-под вороха белья.

– Говорила.

– Нет.

Джози сорвала с головы белье.

– Назвать лопату – лопатой, Имоджин, – не грех. Можешь попытаться сделать графа своим любовником. Но ты никогда не смотрела на него с выражением безумной любви, как на Дрейвена. – Она повернулась к Аннабел. – Поэтому я заключаю, что Имоджин вовсе не очарована его глазами. Возможно, рукой, ногой или какой-нибудь другой… частью тела.

Аннабел посмотрела на сестру неодобрительно.

– Джози, ты хотела услышать совет насчет успеха на ярмарке невест. Я дам тебе его. Едва ли ты имеешь хоть малейшее представление о том, что такое любовник. И никогда не шути насчет мужских частей тела, которые не смеешь назвать.

– Да я все их назову без колебания, – с готовностью начала Джози, но Аннабел перебила ее:

– Хватит! Мне не требуются уроки анатомии, тем более преподанные тобой.

– Если Имоджин желает отказаться от безбрачия, я, значит, должна делать вид, что не замечаю, как она себя ведет? – плаксиво спросила Джози. – Дело в том, что Мейн собирается вступить в связь с сестрой женщины, с которой он флиртовал. Ты помнишь, как он увивался вокруг нашей старшей сестры? Репутация Мейна была погублена тотчас же, как только он протанцевал с Имоджин, если вспомнить о его поведении с Тесс в прошлом году.

– Чепуха. – Имоджин наконец вступила в перепалку. – Репутация Мейна рухнула много лет назад. Я к этому не имею никакого отношения. Это немногое, что оставалось от его доброго имени, было погублено, когда он так бессовестно принялся флиртовать с Тесс.

– Похоже, ты уязвлена, – заметила Джози. – Досадно получить отпор от человека, столь щедро расточающего внимание светским дамам.

– Мейн – праздный гуляка, и я вовсе не намерена вступать с ним в близкие отношения.

– Прекрасно, – сердечно согласилась Джози. – Я буду следовать твоему примеру и презирать всех мужчин, не подпавших под мои чары немедленно. Учитывая мои аппетиты, я вычеркнула из своего списка самых достойных джентльменов Лондона.

– Ты – любительница играть на нервах, – сказала Имоджин. – Из-за одного этого можешь остаться незамужней.

– Не вернуться ли нам к столь интересному началу разговора? – спросила Джози. – Как добиться предложения руки и сердца, учитывая, что бальный сезон на носу?

Аннабел покачала головой:

– Никто из нас, Джози, не выходил замуж обычным манером. Тесс вышла за Фелтона только после того, как за ней поухаживал Мейн, я за Эвана, потому что пришлось, после того как разразился скандал.

– Я убежала с Дрейвеном без благословения, а не выбрала его в мужья, как положено, – сказала Имоджин. – И Бог свидетель – из этого не вышло ничего путного.

– Вышло бы, если бы Дрейвен был жив, – заметила Аннабел. – Едва ли можно объяснить его смерть тем фактом, что вы с ним сбежали.

– Все это очень прискорбно, – пробормотала Джози. А что делать мне? Как найти мужа?

– Я буду поблизости. – Имоджин постаралась ее утешить. – И Гризелда уже согласилась быть твоей дуэньей. Тебе ведь известно, что она знает все о светском обществе.

– Она говорила мне, что ее брак устроил отец, – сказала Джози с беспомощным видом, что было для нее необычно. – А у нас нет отца.

– У нас есть Рейф, – утешила Аннабел.

Имоджин пожала плечами:

– Когда он трезв.

– Ты сердишься на него, потому что он не одобряет твоего увлечения Мейном, – укорила Джози.

– Рейф, кажется, не понимает, что мой брак освободил его от необходимости опекать меня.

– Но ты была замужем всего несколько недель, – нежно посетовала Аннабел. – Я понимаю, почему Рейф все еще чувствует себя ответственным за твое благополучие.

– Я согласилась вернуться в его дом. Разве нет? Я собиралась устроить свой собственный, но вместо этого живу с Рейфом и терплю общество Гризелды, которая меня всюду сопровождает. Я вдова. Зачем мне дуэнья?

– Кажется, я не вписываюсь в эту прелестную идиллическую картину, – пожаловалась Джози. – И раз уж так, то не позволишь ли ты мне, Аннабел, остаться на зиму с тобой? Похоже, танцы – это единственное практически важное искусство, в котором мне надо усовершенствоваться до весны, и я не сомневаюсь, что в Шотландии можно найти хорошего учителя. Мне претит мысль о возвращении на юг.

– Зима не за горами, – заметила Имоджин.

– Я буду рада, если ты со мной останешься, Джози, – сказала Аннабел.

– Ты не станешь возражать, если я все-таки уеду? – спросила Имоджин. – Очень сомневаюсь, что и Гризелде улыбается мысль остаться на зиму в горах.

Аннабел снова угнездилась среди своих подушек и одеял.

– Конечно, не стану. Я ведь замужем. В ее глазах промелькнула тень улыбки.

– Я подумала, что ты, возможно, волнуешься из-за младенца, – предположила Имоджин.

Джози широко раскрыла глаза, а Аннабел села и выпрямилась.

– Как ты узнала?

Имоджин рассмеялась:

– Ради всего святого, Аннабел, ты ведь по два дня почти не встаешь с постели. Мы здесь с конца мая, а теперь август. И все это время ты жалуешься на несправедливость женской участи. А, по правде говоря, мне кажется, тебя вполне устраивает судьба женщины.

– О да, – ответила Аннабел, и в глазах ее снова появилась тень улыбки.

– Младенец! – воскликнула Джози. – И когда он появится?

– Ну, еще масса времени, – сказала Аннабел. – Вероятно, в январе или феврале.

– Я могу не возвращаться в Англию до начала сезона, а это будет в конце марта!

– Я очень рада твоему обществу, – призналась Аннабел.

– Уверена, что не хочешь, чтобы и я тоже осталась? – спросила Имоджин, хотя ее и не привлекала перспектива задержаться в Шотландии. И дело было не в ее горечи.

Но тотчас же потребность быть честной заставила ее признаться себе, что горечь все-таки была. Две ее сестры были замужем и счастливы. А теперь Аннабел ждала ребенка. Воспоминания о двухнедельном браке с Дрейвеном едва ли могли служить утешением.

– Я была бы рада, если бы ты осталась, – сказала Аннабел, протягивая руку Имоджин. – Но, думаю, тебе лучше вернуться в Лондон и сводить мужчин с ума поведением легкомысленной вдовушки, хотя ты вовсе не такая.

– Сезон окончен, – возразила Имоджин. – Мы с Гризелдой не поедем в Лондон, останемся с Рейфом в деревне.

– А Мейн? – спросила Аннабел.

Имоджин покачала головой:

– Это преходящее увлечение. К счастью, он достаточно умен и заметил это раньше меня.

Аннабел сжала ее руку.

– Может, зимой ты составишь список достойных кандидатов на брак, – предположила Джози, – Не хочу расточать улыбки человеку, лишенному необходимых предпосылок. В доме Рейфа бывает столько людей, что ты, конечно, узнаешь все сплетни.

– И о каких предпосылках речь? – спросила Имоджин, забавляясь.

– Я составила список на основании прочтения всех любовных романов, изданных «Минерва пресс» и изученных мною, – сообщила Джози, проконсультировавшись со своей записной книжкой. – Разумеется, необходимо имение. Хорошо бы, чтобы к нему прилагался титул. Кандидат в мужья не должен быть слишком пылким читателем. Если, конечно, он не без ума от романов. И я не хочу, чтобы он был излишне модным.

– У тебя нет никаких условий относительно его физических статей? – спросила Аннабел.

Джози пожала плечами:

– Я предпочла бы, чтобы мой муж был выше меня ростом. А так как я довольно маленькая, то тут я не усматриваю трудностей. – Она нахмурилась: – Почему вы обе смеетесь? В моих требованиях нет ничего нелепого. И, похоже, мой список мало отличается от твоего, Имоджин.

– Моего чего?

– Твоего списка, – уточнила Джози. – У каждой женщины есть такой список, даже если она держит его только в уме.

– У меня такого нет. – Имоджин поджала губы.

– Прошел почти год с тех пор, как умер Дрейвен. – Джози, как обычно, вторгалась в область, куда не осмелился бы вступить никто, кроме нее. – Тебе все равно придется задуматься о новом браке. Ты ведь не захочешь отцвести, сморщиться и превратиться всего лишь в тетушку детей Аннабел.

– Джози! – застонала Аннабел.

Имоджин разразилась смехом.

– Вот это то, что я называю хладнокровным отношением к браку.

– Наши с тобой списки одинаковы, – заявила Джози. – Ты просто еще не уяснила своих требований, а я это сделала.

– Ну и скажи мне снова, какие качества я ищу в муже?

– Во-первых, имение. Если возможно, титул. Ум, но не такой, чтобы он причинял неудобства. То же касается и приверженности моде. Мало кому понравится быть замужем за мужчиной, более модным, чем ты сама.

– Думаю, ты чуть-чуть требовательнее меня, – сказала Имоджин. – Наш опекун, кстати, вполне соответствует твоим запросам. У Рейфа есть имение, титул, вполне приличный рост, он совершенно не интересуется модой, обладает интеллектом в разумных пределах. Ну, разве что слегка разбавленным уксусом.

– Ты права, – согласилась Джози. – Но я добавлю еще ограничения в возрасте. – Она села, держа на весу пуховое одеяло. – Не ограничиться ли мне джентльменами до тридцати лет, а лучше до двадцати пяти?

– Но для меня важное препятствие то, что Рейф – пьяница, – сказала Имоджин. – И в твоем списке нет очень важного для мужа качества.

– Постоянства? – спросила Джози. – В Рейфе это есть. Кстати, он весьма привлекателен, но для меня чересчур стар.

Внезапно Имоджин заметила, что и Аннабел, и Джози внимательно наблюдают за ней.

– Он староват для меня и слишком много пьет, – быстро нашлась Имоджин.

– Но тебе же больше двадцати одного года, – заметила Джози со своей обычной сокрушительной прямотой. – И ты уже вдова.

– Рейф тебе не может подойти, дорогая, – сказала Аннабел, беря Имоджин за руку. – Но кое-кто окажется вполне подходящим.

Губы Имоджин тронула неуверенная улыбка.

– По правде говоря, – сказала она, – я из тех редких людей, которые могут полюбить всего раз в жизни, Аннабел.

– Если бы мы могли рассчитать момент, когда влюбимся, с такой же легкостью, с какой я составила этот список, – сказала Джози, – мир был бы гораздо более приятным местом. Я смогу влюбиться, только если мужчина поклянется мне в вечной неувядаемой любви.

– В таком случае удачи тебе, – пожелала Имоджин с каким-то неподобающим отзвуком безутешности в голосе.

Аннабел сжала ее руку.

Глава 2
О беседе, не предназначенной для чужих ушей и состоявшейся тремя месяцами раньше

Май 1817года,

Холбрук-Корт, резиденция герцога Холбрука

Перед ним маячили нос и подбородок, но он не видел талии. Зато определенно мог рассмотреть глаза.

Даже для человека, проводившего больше времени перед зеркалом на Варфоломеевской ярмарке[1]1
  Варфоломеевская ярмарка – главная ярмарка тканей в Лондоне, проводившаяся ежегодно 24 августа, в День святого Варфоломея.


[Закрыть], чем перед собственным в своей спальне, Рейф узнал эти глаза. Сильно затененные под прямыми бровями. Такие глаза были у него. И у его отца.

Будто одно из волшебных ярмарочных зеркал ожило, и теперь перед ним стоял тот, кто в них отражался. Например, на Варфоломеевской ярмарке человек, располагающий двухпенсовой монетой, мог увидеть существо с двумя головами или трехногого цыпленка. А при наличии второго двухпенсовика – поглядеть на себя со стороны в комнате иллюзий, где диковинное зеркало показывало человека с пузом, похожим на рождественский пудинг. Рейфу это, пожалуй, не очень-то нравилось. Даже когда он выпрямлялся и принимал достойную позу, подобающую герцогу Холбруку, это не меняло дела.

Граф Мейн потешался над бесплодными усилиями Рейфа. Он любовался своей отточенной элегантностью в зеркале, делавшем его похожим на гибкую, как ива, нимфу.

– Попробуй-ка это, – говорил он. – Оно тебе больше понравится.

Втайне Рейф попробовал. Его отражение в узком зеркале не обнаруживало дородного стана. Он увидел человека напряженного и подтянутого, будто никогда и не встречавшего рассвета с полным брюхом и головной болью.

А теперь случилось так, как если бы это второе зеркало ожило, и отразившийся в нем человек стоял перед ним.

– Вы родились в 1781 году? – спросил он, пытаясь собраться с мыслями.

– Мне тридцать шесть, и я родился, как я всегда считал, почти в то же время, что и вы, – между нами разница в возрасте всего в несколько дней. – Наступила очень краткая пауза, потом человек добавил: – Ваша светлость.

– Могу я предложить вам виски? – спросил Рейф.

– Не в этот час.

Рейф прошел к низкому буфету и наполнил стакан. Так он чувствовал себя увереннее, и потому задать следующий вопрос оказалось легче.

– Так вы явились в этот мир за несколько дней до меня или несколько дней спустя?

Он не обернулся к собеседнику, а продолжал смотреть в одно из сводчатых окон библиотеки. Он иногда останавливался перед ними. Теперь эти маленькие елизаветинские оконца, мерцающие, как алмазы, обрамляли довольно большой кусок расстилавшегося перед домом газона.

За его спиной послышался насмешливый голос мистера Спенсера:

– Я всюду гонялся за вами, ваша светлость, но, уверяю вас, у меня нет намерения посягнуть на ваши владения, даже если бы такое было возможно.

Рейф обернулся.

– Я хотел выяснить, в каком порядке мы с вами родились, только из любопытства. – В глазах его сводного брата появился сардонический блеск. – Имя, данное мне при крещении, – Рейф, – сказал он отрывисто. – Я не люблю, когда меня называют «ваша светлость». – Потом добавил, будто эти два факта естественно следовали друг за другом: – У меня был брат Питер, но он умер несколько лет назад.

– У меня создалось впечатление, что ваше имя Рейфл, – сказал гость.

Пока Рейф стоял к нему спиной, тот непринужденно сел. Будто они были равными и он каждый божий день представлялся одному или парочке братьев.

– Это верно, – ответил Рейф. – А ваше имя?

– Нас красили одной кистью, – туманно пояснил мистер Спенсер.

Рейф заморгал, как деревенский слабоумный.

– Что?

– Гейбриел.

– Рафаил и Гавриил, – прокомментировал Рейф. – Черти и весь ад! Я и понятия не имел.

Внезапно серьезное лицо брата озарила усмешка.

– Неужто тот факт, что вас назвали в честь архангела, подвигает вас на богохульство?

И в его усмешке Рейф усмотрел несходство между своим и его лицом. В улыбке Гейбриела Спенсера была очаровательная серьезность, чего не бывало ни в облике, ни в характере Рейфа.

– О чем только думал наш отец? – вопросил Рейф. И тотчас же заметил по выражению, молниеносно мелькнувшему в глазах брата, что тот отлично знал, какие мысли бродили в голове старого герцога.

– Следующее, что вы мне скажете, – это то, что Холбрук качал вас на коленях, – сказал Рейф обреченно.

– Только пока мне не исполнилось восемь, – ответил мистер Спенсер и добавил тоном, в котором звучали осмотрительность и осторожность: – Ваша светлость.

– Черти и весь ад! – повторил Рейф. – И не называйте меня вашей светлостью. Я никогда не принимал этого титула. – После короткой паузы он продолжал: – Мы с братом видели отца не чаще раза в два года. Этого было вполне достаточно для того, чтобы отец мог заметить, как быстро мы приближаемся к совершеннолетию. И похоже, он находил, что мы взрослеем недостаточно быстро.

Он ненавидел сочувствие. Готов был принимать его только от Питера, и, как ни странно, его ничуть не задело участие в глазах новообретенного брата.

– Вас не смутит, если я стану называть вас Гейбриелом? – спросил Рейф, цедя свое виски мелкими глотками.

– Лучше Гейбом.

– И сколько же вас еще? – спросил Рейф, внезапно осознав, что вся округа может быть заселена его родичами. – Есть у меня сестра?

– К сожалению, все архангелы были мужского пола.

– Но ведь есть еще апокрифические Евангелия.

– Я единственный ребенок у матери. Что же касается апокрифических Евангелий, то они ненадежны. Ваш отец не стал бы давать своему ребенку имя Уриэль, хотя в «Книге Инока» оно есть.

– Он ведь и ваш отец тоже, – заметил Рейф и добавил: – Похоже, вы замечательно разбираетесь в библейских тонкостях.

– Я ученый, – ответил Гейб с едва заметной улыбкой. – А что касается Священного Писания, то я знаток Ветхого Завета.

У Рейфа закружилась голова. Только что ему стало известно, что ему дали имя в честь архангела, а теперь, похоже, у него появился брат-книжник. Знаток Библии.

– Черт меня возьми, – сказал он. – Отец направил вас по этой стезе именно потому, что дал вам такое имя?

– Но ведь у него была причина и вас направить но этой же стезе, однако он не сделал вас священником. Нет. Однако отец оплачивал мое обучение в Кембридже. И я все еще там, в Эмманьюэл-колледже.

– Наверное, чертовски трудно сдать там экзамены? – посочувствовал Рейф.

Сам он учился в Оксфорде, и хотя ему это далось довольно легко, всем было известно, что Кембридж кишмя кишит блестящими учеными.

– Мне удалось с этим справиться, – серьезно ответил его брат. – Я профессор богословия.

Рейф смотрел, молча моргая. На затылке Гейбриела волосы стояли дыбом, как, вероятно, и на его, Рейфа.

– В Оксфорде всего двадцать четыре профессора на весь университет.

– Думаю, у меня не было такого бремени, как титул и право рождения, – задумчиво сказал его брат. – Например, я вижу, что такой дом, как этот, мог бы оказаться сильнейшей помехой карьере.

Помехой? Это было гнездо Холбруков с… 1300 года… И назвать его помехой?

Но Рейф чувствовал, что должен задать еще один вопрос.

– У моего отца были еще дети, о которых вам известно?

Губы его были поджаты, даже когда он произнес этот вопрос вслух.

Он никогда не любил отца. Он его едва знал. Но всегда считал уважаемым человеком, дорожащим своей репутацией, если не сыновьями.

Гейб смотрел на него без гнева из-под этих черных бровей, точной копии его собственных.

– Ваш отец и моя мать были преданы друг другу. – Рейф сел, не будучи в состоянии представить, что его отец мог быть предан кому-нибудь. – Не думаю, – добавил Гейб, – что вам стоит беспокоиться об алчных братьях и сестрах, которые вдруг выпрыгнут неизвестно откуда.

– Ах, – сказал Рейф, – конечно…

Только дурак мог бы сказать о его матери, что она была предана отцу. Они так редко виделись… Если один из его родителей бывал в Лондоне, то другой непременно жил в это время в деревне.

Повисло молчание. «Мы похожи, как две горошины из одного стручка», – думал Рейф. Гейб, с его крупным телом, хотя и без излишней полноты в стане, с его темными непокорными волосами и большими ногами, с этим четко очерченным ртом и ямочкой на подбородке, с квадратной челюстью, был точно таким, как он. Все в нем было знакомо. Даже то, как Гейб постукивал средним пальцем по подлокотнику кресла, было привычкой Рейфа, когда разговор принимал неприятный для него оборот.

– Возможно, это звучит неправдоподобно, но моя мать очень сожалела о смерти вашего брата, когда услышала о ней. Она считала его замечательным человеком и очень похожим на своего отца.

Рейф быстро взглянул на собеседника:

– Она его знала?

– Да. Я тоже с ним встречался. Когда было оглашено завещание вашего отца, в нем содержалось распоряжение, касавшееся матери и меня.

– Но ведь я присутствовал при чтении завещания! – Рейф почувствовал себя так, будто скачет на жалкой кляче в надежде нагнать табун кровных лошадей. – Я не мог не заметить особого распоряжения.

Гейб пожал плечами:

– Эта его часть не подлежала оглашению. Думаю, что поверенный информировал о ней вашего брата в частном порядке.

– Он был и вашим братом, – поправил Рейф. – К тому же Питер разыскал вас.

Конечно, это сделал Питер. Он хотел убедиться в том, что любовница отца ни в чем не нуждается и хорошо обеспечена. Его – нет, их – старший брат был воплощением джентльмена.

– Его светлость пил чай с моей матерью. И она была очарована им.

Рейф отставил свой напиток.

– Почему вы так медлили, прежде чем сообщить о своем существовании? Питер умер четыре года назад.

Вместо ответа Гейб как-то странно посмотрел на него.

– Вы не похожи на брата.

– Но ведь выходит, что у меня два брата, – сказал Рейф резче, чем собирался.

Гейб не обратил на это внимания.

– Думаю, ваш брат Питер не стал бы просить незаконнорожденного брата называть его по имени. Это было бы так же невозможно, как если бы он прошелся пешком по воде.

Рейф пожал плечами:

– Похоже, что об этом вам известно больше, чем мне.

Через минуту Гейб сказал:

– Я не видел смысла в том, чтобы сообщать вам о моем существовании. Ваш отец был более чем щедр ко мне.

– Если я могу оказать вам какую-нибудь помощь, – уверил его Рейф, – вам следует не колеблясь сказать об этом. Вы мой брат, хотя все время и называете нашего отца моим.

– Не хотите ли подтверждения моего происхождения с помощью вашего поверенного?

Губы Гейба изогнулись таким образом, что в этой гримасе Рейф с трепетом узнал выражение, характерное для его брата Питера. В этом новом брате смешались черты их обоих – его и Питера.

– В этом нет необходимости, – ответил Рейф, достойно встретив взгляд брата. – Мне только жаль, что Питер не счел нужным сообщить мне о вас раньше.

Конечно, Питеру это и в голову не пришло. Его дражайший братец представлял мир как лабиринт отдаленных друг от друга ячеек, и незаконнорожденным братьям не было места там, где обитали законные.

И тут настала очередь Гейба вскочить с места и выглянуть в окно. Его напряжение выдало только то, что он держал плечи несколько скованно.

– Я прошу о самой малости, – сказал он наконец.

– Просите о чем угодно, – сказал Рейф, гадая, сколько фунтов ему придется выложить назавтра без поездки в Лондон.

– Мне надо, чтобы вы поставили пьесу.

– Что?

– Пьесу, – повторил Гейб. – В театре Холбрук-Корта.

Он обернулся и посмотрел на Рейфа. Теперь его прямые брови были сдвинуты и выглядел он как разъяренный бык.

Но Рейф не смог сдержать улыбки. Да и как ответить на столь абсурдную просьбу?

– Ради всего святого! Не говорите мне, что вы, доктор богословия, преподающий в Кембридже, питаете честолюбивый замысел потоптаться на подмостках.