Текст книги "Русалка в старинном пруду"

Автор книги: Элли Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Кендалл Йорк, женщина рассудительная и основательная, не часто отправлялась в страну грез. Но именно сегодня ей в голову лезли романтические мечтания, от которых ее отвлекла соседка.

Таффи, как всегда, громко хлопнула дверью, вернувшись с работы.

В этот момент Кендалл обнаружила еще одно обстоятельство, которое ее сознание долгое время обходило стороной. По несчастному виду Орландо можно было с уверенностью заключить, что бедняга уже давненько трется об ее ногу, стараясь привлечь к себе внимание.

– Дорогая! – воскликнула Таффи. – Я дома! Я так устала. Завтра же скажусь больной, и мы отправимся с тобой восстанавливать силы в Мельбурн. Подумываю о паре новых туфель. Чем не предлог потратить сотню-другую долларов?

– Без меня, леденчик, – тихо проговорила Кендалл.

– Что значит – без тебя? Абсурд, подруга! Ты знаешь, что полагается за дезертирство? Сейчас во всех магазинах распродажа! – увещевала Таффи.

– Прими как факт. Завтра я занята, – как можно более бесцветным голосом сообщила рыжая.

– Занята! – возмущенно повторила Таффи. – И чем это, интересно знать, ты так занята, что не выделишь нескольких часов для магазинов?

– Работой, – спокойно ответила Кендалл.

– Раньше работа не была помехой развлечениям.

– Я взяла на себя новые обязательства. Печатаю под диктовку с девяти до полудня. Так что первая половина дня у меня занята. А после сеанса диктовки я должна буду выполнить свою обычную работу, – подробно растолковала она соседке.

– И кто же этот работодатель, который откажется войти в положение девушки, чахнущей по обновкам? – осведомилась Таффи.

– В отличие от тебя я не чахну по обновкам, и у меня пока нет лишних двухсот долларов, – упрямо проговорила Кендалл.

– Но я задала совершенно другой вопрос, дорогая. У кого ты подрабатываешь?

– У третьего Беннингтона, – раздраженно призналась та.

– У Хадсона?! – недоверчиво воскликнула Таффи.

– Если третий – это Хадсон, значит, у него самого, – пробурчала Кендалл.

– Ого! – воодушевленно произнесла Таффи. – Ты и Хадсон… Быстро… И неожиданно, – одобрительно закивала она.

– Не выдумывай лишнего, конфетка. Мы с ним заключили деловое соглашение. Этот Хадсон – просто супермен: журналист, фотограф, путешественник, мыслитель. Я лишь записываю за ним его гениальные мысли.

– Опять иронизируешь, Кендалл? – спросила Таффи.

– Тебя это задевает? Прости. Если хочешь, можешь пойти завтра со мной. Поностальгируете вместе. Может, что путное выйдет. Ты, главное, карамелька, с ним никогда не спорь, он этого не любит. Увидит твои влюбленные преданные глаза и возьмет в жены. Будете жить с ним долго и счастливо в замке из слоновой кости. Кстати, он его вокруг себя уже воздвиг.

– Он спрашивал обо мне? – робко пролепетала Таффи.

– Он тебя помнит. Помнит, какой ты была… жизнерадостной.

– Он… холост? – с замиранием сердца спросила Таффи.

Кендалл закатила глаза.

– Полагаю, что холост.

– О! – выдохнула ее подруга. – Но ты не уверена? – уточнила она чуть погодя.

– Мы не касались этой темы в разговоре. Я же тебе сказала, я общаюсь с ним только по работе.

– Тогда почему ты думаешь, что Хадсон не женат?

– Он выглядит очень запущенным. Ты даже не представляешь, до какой степени. Я сомневаюсь, что у него есть бритва и второй комплект одежды. Хотя не исключено, что они с супругой живут духовными ценностями.

– Кольцо видела? – допытывалась Таффи.

Кендалл задумалась.

– Нет, кольца не видела, – ответила она, предварительно помучив подругу ожиданием.

Таффи схватила Кендалл за руку и, прижимая ее к своей груди, взволнованно пробормотала:

– Как же я тебе завидую, дорогая. Далеко не каждой девушке выпадает возможность проводить дни с таким мужчиной, как Хадсон. Ты должна понять, что это твой шанс…

– Таффи, я же тебе говорила… – попробовала перебить ее Кендалл, вырывая свою руку из дружеских тисков.

– Заткнись, дура! – неожиданно резко осадила ее та, чего прежде никогда не случалось. – Спрячь свою гордыню и включи мозги! Если будешь продолжать в том же духе, очень скоро пожалеешь. Я бы еще поняла твой скептицизм, если бы он касался кого-нибудь другого. Но не внушай мне, что Хадсон – неинтересный мужчина. И не внушай это себе, если не хочешь умереть старой девой!

– Да что с тобой такое?! – испуганно воскликнула Кендалл, не ожидавшая столь резких слов. – Не думаешь же ты, то я стану предлагать ему себя?

– Между «предлагать себя» и «отталкивать» огромный диапазон возможностей. А я тебя знаю, дорогая. Ты вечно носишься со своей бескомпромиссностью! Отпугиваешь людей своими хлесткими ремарками. Я готова признать, что ты чрезвычайно остроумна. Хотела бы я быть вполовину такой находчивой, как ты. Но как, по-твоему, чувствуют себя люди, на которых ты обрушиваешь свою необузданную критику? Не знаешь? Я знаю. Лично я. Если бы не знала тебя все эти годы и не любила бы как близкого человека, то непременно возненавидела бы. И считаю, что запоздала с этим признанием. Долг подруги давно требовал от меня принять меры! Я все сказала, – с облегчением выдохнув, довершила Таффи.

– Но Хадсон нахальный! – беспомощно парировала Кендалл.

– А ты не нахальная? – ввернула Таффи.

– У него на плече татуировка с женским именем.

– Что с того?

– Совершенно очевидно, что его сердце не свободно.

– Может быть, когда-то так и было. У тебя тоже не всегда оно было свободно. Но пора начинать жить, Кендалл. Для меня не секрет, как ты любила Джорджа. Но ему не суждено было выжить в той аварии. Тебе повезло. Не зарывай себя во прах живьем. Джорджу ты больше ничем не обязана. Даже брачные клятвы блекнут перед лицом смерти, – прошептала Таффи, трепетно обнимая подругу, взор которой затуманился от слез.

– Я…

– Ты молодая и привлекательная, здоровая и умная. Тебе достаточно сделать прическу и маникюр, чтобы ощутить прилив жизненных сил. Ты знаешь, как на тебя реагирует мужская половина нашей конторы, когда ты приезжаешь… Тебе потребовались годы для душевного и физического восстановления. Но не бесконечно же пребывать в изоляции. Теперь ты в полном порядке. Настало время менять стиль жизни, – внушала подруга.

– Но мы не знаем, надолго ли он сюда приехал.

– И это мешает тебе быть ласковой с ним, или с другими молодыми людьми, которые проявляют к тебе интерес? – материнским тоном спросила ее Таффи.

Кендалл тяжело вздохнула. Она не была готова к такому разговору. Она привыкла к беспечной и компанейской подруге и соседке. Но сегодня Таффи проявила себя совсем с другой стороны.

– Я так давно одна. Я, честно говоря, не знаю, смогу ли снова бегать на свидания, вздыхать в ожидании признаний, переживать размолвки.

– О, бедная моя старушенция двадцати трех лет! – насмешливо проговорила Таффи, вытирая кончиком рукава ее слезы.

– Эти переживания… Не думаю, что готова к ним.

– А я готова, – сообщила Таффи. – Джон наконец отважился и пригласил меня на свидание.

– Правда! – воскликнула Кендалл, вмиг оправившись от своих томлений. – Главбух хочет встречаться с тобой?

– Угу.

– Теперь понятно, почему нашей кокетке понадобились обновки, – глубокомысленно проговорила рыжая и крепко обняла подругу. – Тогда я непременно отправлюсь завтра с тобой по магазинам, – пообещала Кендалл.

– Ни в коем случае, дорогая. Завтра ты выполняешь свои обязательства перед новым работодателем, и веди себя с ним цивилизованно, – напутствовала мудрая Таффи.

Следующим утром Кендалл Йорк существенно опаздывала.

Хадсон постоянно поглядывал то на наручные, то на каминные часы. Четверть часа, затем еще минута, другая, третья… Рабочее расписание грозило быть сорванным. Хадсон Беннингтон Третий не на шутку встревожился.

Он нервно ходил по дому, бесцельно брал мелкие предметы, вертел их в руках, ставил на место, вновь принимался расхаживать. Он терпеть не мог подобную непунктуальность.

Наконец она позвонила в дверь. Хадсон еще раз посмотрел на часы. Кендалл опоздала почти на двадцать минут. За это время он мог надиктовать несколько страниц текста!

Он открыл дверь и молча кивнул, когда она сбивчиво с ним поздоровалась, жестом велел проследовать в свой кабинет, пока она вещала на ходу:

– Прошу меня простить, мистер Беннингтон. Я опоздала.

– Тогда не будем больше терять ни минуты и приступим к работе, – сухо проговорил он.

Кендалл Йорк поспешно заняла место за старинным рабочим столом, раскрыла ноутбук и нашла текстовый документ, который создала накануне.

– Мы остановились на колумбийском семействе, державшем столовую, – пробормотала она, вперив глаза в экран.

Она даже не удосужилась взглянуть на обновленного Хадсона.

Он медлил с началом диктовки. Вместо того чтобы вышагивать по кабинету, чеканя слова, он молча сидел на диване напротив Кендалл.

Молодая женщина была вынуждена посмотреть на него.

Он был все в тех же джинсах и странной футболке, но выглядел совершенно иначе. Его холодный взгляд прожигал Кендалл насквозь, она смутилась и потому не сразу отметила, что Хадсон раздобыл бритву и отполировал до зеркальной гладкости подбородок, щеки и скулы. Шевелюра его также приобрела ухоженный вид. Если бы ей хватило хладнокровия, она заметила бы и то обстоятельство, что он благоухает свежестью, наодеколонившись после утренних процедур.

– Что? – спросила Кендалл, озадаченная его молчанием.

– Успокойтесь и отдышитесь, – сказал он. – А после начнем.

– Я спокойна, – пробормотала Кендалл и заметила, что он смотрит куда-то под стол, возможно на ее ноги.

Она глянула в том же направлении и с неудовольствием заметила, что заплела ноги чуть ли не в косичку, как делала всякий раз, когда нервничала. Понятно, что человеку с классическим образованием и аристократическими корнями такая поза не могла понравиться, что и читалось на его хмуром лице.

Кендалл Йорк поставила ноги рядом, наклонив чуть по диагонали, как видела однажды на пожелтевших страницах иллюстрированного учебника по этикету.

Она с замиранием сердца вновь посмотрела на Хадсона.

Какова же была ее досада, когда она увидела его насмешливое лицо!

Кендалл закусила нижнюю губу, боясь, что вот-вот расплачется. Давно она не чувствовала себя неуклюжей школьницей.

– Давайте не будем так стараться понравиться друг другу, мисс Йорк, – предложил Хадсон, подавив приступ смеха.

– Согласна, – пробубнила молодая женщина.

– Ну, вот и отлично, – подытожил он. – Сегодня очень жарко.

– Да, выше тридцати, – подтвердила она.

– И душно, – добавил Хадсон.

– Очень высокая влажность.

– Учитывая ваше состояние, было бы бесчеловечно заставлять вас работать в такую погоду. Предлагаю прогуляться по сосновому бору. Там всегда прохладно.

– Вы протягиваете мне трубку мира? – осторожно спросила Кендалл.

– Можно и так сказать… Вы ведь не местная жительница?

– Нет, но живу здесь уже три года.

– Сделаем бутерброды и отправимся в лес. Прогулка пойдет вам на пользу, Кендалл, – предложил Хадсон Беннингтон.

– Отличная идея, – тихо отозвалась рыжая, следуя по коридору за ним. – Однако работа над книгой затянется…

– Не волнуйтесь, мисс Йорк, работа идет своим чередом. Я по вечерам сажусь делать заметки… Хлеб, помидоры, бекон… Нарезайте, как вам нравится, – проговорил он, проводив Кендалл на кухню и выложив продукты из холодильника на столешницу.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Как и все прочие помещения в особняке «Клодель», кухня отличалась элегантностью обстановки. Просторная, со старинной плитой и огромным столом для разделки продуктов, кухня сразу понравилась Кендалл.

Она нагнулась, чтобы посмотреть духовку, которая оказалась весьма вместительной. Молодая женщина тотчас в уме прикинула, сколько бисквитов «Амаретто» можно испечь в ней в один заход.

Нарезав бутербродов, Кендалл сложила их в пластиковый контейнер, который с легкой руки хозяина дома отправился в компактный переносной кулер. Туда же он поместил пару бутылочек с минеральной водой. Подготовившись к пикнику, хозяин и гостья покинули стены раскалившегося на солнце особняка и, проделав несколько шагов, ступили в спасительную прохладу соснового бора.

Хадсон пропустил Кендалл вперед, поддерживая ее рукой за спину. В этом жесте молодая женщина ощутила не столько попытку сблизиться с ней, сколько обычное дружеское прикосновение.

– Не пора ли уже сказать, куда вы ведете меня? – придав своему вопросу бодрое звучание, спросила Кендалл.

– Еще пройдем немного вглубь. Не пожалеете, – отозвался Хадсон Беннингтон.

Они пересекли сосновый бор, и на границе его Кендалл увидела увитую разросшимся плющом кованую ажурную калитку. Прежде молодая женщина никогда ее не видела.

– Это мой тайный садик, – доверительно сообщил Хадсон.

Он открыл перед спутницей скрипучую дверь и пропустил перед собой.

– Дорожки немного заросли. Но это поправимо.

Кендалл продвигалась вперед по заросшей садовой дорожке и через некоторое время меж запущенными садовыми деревьями смогла разглядеть сначала крышу, а потом и стены небольшого строения.

Хадсон раскрыл перед ней еще одну скрипучую дверь, и они оказались внутри миниатюрного садового павильона, у одной стены которого сгрудились коробки и ящики со старыми вещами. Зачем Хадсон привел ее сюда?

– Вот он где! – воскликнул, искренне обрадовавшись, Хадсон. – Мой велосипед! – Он подошел к свалке хлама и звякнул хриплым велосипедным звоночком. – Мой старый друг, – протяжно проговорил мужчина.

Старый друг выглядел бесконечно трогательно. Тонкий остов, еще более тонкие спицы, покрытые толщей пыли. Эмаль и никель давно и основательно утонули в ее пуху. Колеса были опутаны паучьими сетями.

– Я уверен, он до сих пор исправен. Он не так стар, каким может показаться. Я ездил на нем в старших классах, – взволнованно проговорил Хадсон, не отрывая взгляда от своего старого друга.

– И что? – непонимающе спросила Кендалл.

– Так… Мисс Йорк, – деловито произнес хозяин велосипеда. – За сиденьем в кожаном боксе лежит тряпка, масленка и разводные ключи.

– Зачем они нам? – продолжала удивляться молодая женщина, с недоумением наблюдая за Хадсоном, который рылся в кожаной сумочке, прикрепленной к сиденью старого велосипеда.

– Мы приведем его в порядок, почистим, промаслим, затянем гайки и покатаемся! – загорелся Хадсон Беннингтон.

– Вы как хотите. Но я на него не сяду, – категорически предупредила молодая женщина.

– Почему? – искренне удивился Хадсон.

– Ну, наверное, потому что я уже не в том возрасте, чтобы кататься на велосипедах, случайно найденных в сараях. Это не мой стиль, мистер Беннингтон. Я не хочу сломать себе ногу, руку или шею из-за ваших мальчишеских капризов.

Хадсон нахмурился, строго глядя на Кендалл. Но потом пожал плечами и подытожил:

– Ну, что же, мисс Йорк. Не стану настаивать. Пожалуй, вы действительно не в том возрасте, чтобы я возил вас на своей раме. Раньше я постоянно катал соседских девчонок. Но они были значительно более худыми, чем вы.

– Как здорово получается! – вспыхнула Кендалл. – Я отказываюсь делать вместе с вами глупости, и вы тут же принимаетесь меня оскорблять. Да, мистер Беннингтон, я не скрываю, что мне двадцать три года, а не тринадцать, как вашим первым поклонницам. И я не претендую на то, чтобы покататься на вашей раме. Понимайте мои слова как хотите, – гневно и отрывисто проговорила Кендалл, намереваясь выйти из садового павильона.

– Ну, простите меня, мисс Йорк. Я действительно неуклюже выразил свою мысль. Но нам обоим следует развеяться, ощутить что-то новое, возможно, вернуться к истокам. Почувствовать себя детьми. Вы устали от монотонности вашей жизни, мне надоели бесконечные перелеты. Я подумал, что велосипедная прогулка пойдет на пользу нам обоим. Мне следовало убеждать вас иначе, а не глупыми мальчишескими доводами. Простите.

– Я рада, что вы понимаете, сколь глупы были ваши доводы, мистер Беннингтон. Вряд ли вы найдете женщину, которой захочется услышать, что она уже давно не девочка.

– Но вы всегда можете вновь ею стать, мисс Йорк, – осторожно произнес Хадсон.

– Усевшись на раму вашего дряхлого велосипеда?

– Хотя бы, – энергично закивал он головой.

– Это просто смешно, мистер Беннингтон. Вести себя незрело и безответственно – вовсе не значит вновь стать девочкой. Я добьюсь только того, что буду выглядеть нелепо.

– Мисс Йорк, не сочтите за лесть, но вы никогда не будете выглядеть нелепо.

– Это невозможно, – упрямо проговорила Кендалл, внимательно наблюдая за тем, как, благодаря усилиям Хадсона, велосипед постепенно обретал свой изначальный вид.

Хадсон методично водил тряпкой по литым бокам и ворсистой щеточкой по местам соединений деталей, любовно осматривая своего «друга».

– Невозможно? – с сомнением спросил он, отполировав до первозданного блеска раму. – Почему невозможно?

– Просто я и в юности никогда не каталась на рамах чужих велосипедов, – смущенно призналась Кендалл.

– Не поверю, что у ваших сверстников не возникало желания вас покатать, – усмехнулся Хадсон.

Кендалл Йорк лишь пожала плечами.

– А что же Мирабелла? – спросила Кендалл.

– Мирабелла? – тоном искреннего удивления переспросил Хадсон.

– Да, Мирабелла, – подтвердила молодая женщина, кивнув в сторону его татуированного плеча. – Ее вы тоже катали на раме своего велосипеда?

– Ах, вот вы о чем! – с чувством облегчения воскликнул Хадсон. – Мирабелла – это имя моей камеры. Я сам его придумал. Ну, знаете, маленький талисман на удачу. Без нее весь мой талант ничего не стоит. Фотограф неотделим от своего главного оружия.

– Вы накололи воображаемое имя фотоаппарата на своем плече? – озадаченно проговорила Кендалл. – На мой взгляд, это более чем эксцентричный поступок.

– Я эксцентричен, – подтвердил Хадсон. – Поэтому и предлагаю вам прокатиться на моем велосипеде.

– Только поэтому? – недоверчиво спросила она.

– Только.

– Тогда я согласна, – поддалась-таки на уговоры Кендалл Йорк.

– Странно. Мне удалось убедить вас только потому, что я люблю давать имена вещам, которые меня окружают.

– Это увлечение не кажется мне таким уж опасным, – объяснилась Кендалл.

– Понятно, – произнес Хадсон, больше занятый своим стареньким велосипедом, чем ходом разговора.

– И куда вы намерены на нем отправиться, мистер Беннингтон?

– Я намерен вас удивить, мисс Йорк. Надеюсь, вы любите сюрпризы?

– Я тоже на это надеюсь, – осторожно отозвалась благоразумная молодая женщина.

– Вы когда-нибудь одевались в обтягивающие джинсы и топики? Пользовались репутацией рисковой девчонки? – осведомился он.

– Я никогда не носила вызывающих нарядов и всегда дорожила своей репутацией благоразумной девушки, – усмехнулась Кендалл.

– Скучно, – тотчас отозвался Хадсон. – Однако еще можно наверстать упущенное… И не курили?

– Никогда, – решительно ответила рыжая.

– Это что-то феноменальное, – подметил он. – Хотя откуда мне знать, что вы говорите правду?

– Я протестую! – воскликнула Кендалл.

– Вопрос снимается, – произнес Хадсон, выставив на ее обозрение, казалось, совершенно новехонький велосипед.

Кендалл Йорк широко улыбнулась. Ей определенно понравилось то, что она увидела.

Хадсон Беннингтон Третий выкатил начищенный до блеска велосипед на поросшую сорняком дорожку сада.

Солнце приближалась к своей наивысшей точке. Травы и цветы благоухали.

Кендалл Йорк откинула волосы с лица и тяжело вздохнула, предвкушая невыносимо душный полдень. Она на мгновение даже пожалела о том, что вместе с Таффи не отправилась по магазинам, в которых всегда исправно работает система кондиционирования. Но пора сожаления длилась недолго, поскольку, выведя велосипед за чугунную ограду сада и поставив его на широкую дорожку, пролегавшую вдоль соснового бора, Хадсон Беннингтон Третий провозгласил:

– Ну что, мисс Йорк, прокатимся с ветерком?

– Если только с ветерком, потому что этот душный воздух меня угнетает. Вы не будете возражать, если я займу место на вашем багажнике?

– Вам не будет жестко? – осведомился он.

– Думаю, что смогу приспособиться, – с улыбкой ответила она.

Но оказалось, что ехать на багажнике неудобно по двум причинам. Как бы крепко Кендалл не держалась за торс Хадсона, она постоянно теряла равновесие и, кроме того, ноги норовили задеть спицы. Пришлось остановиться и пересесть на раму, как и предлагал с самого начала инициатор велосипедной прогулки.

Кендалл с удивлением обнаружила, что сидеть на раме гораздо удобнее, чем на багажнике.

Хадсон Беннингтон неутомимо крутил педали.

– Надо же, я не потерял навык!

– Возить девчонок? – уточнила Кендалл.

– Управлять велосипедом.

– Говорят, что разучиться ездить на велосипеде невозможно по определению.

– И мы в этом убедились, – подытожил он. – Как вы, мисс Йорк?

– Поездку с ветерком я воспринимаю как спасение.

– Рад, что вы не разочарованы.

– Не разочарована, но проголодалась, – сообщила она, удерживая на коленях кулер с приготовленной едой.

– Тогда имеет смысл перекусить… Вернемся к вашему любимому пруду и окунемся. Что скажете?

– Неплохая идея, – отозвалась Кендалл.

– Я знал, что вы ее непременно поддержите, – резюмировал Хадсон, поворачивая велосипед в сторону особняка.

Расположившись для пикника, он продолжил размышлять вслух:

– Странное чувство охватывает в окружении напоминаний о детстве. Кажется, оно было так недавно, а считаешь годы, создается впечатление, что с каждым прожитым днем время несется все быстрее и быстрее.

– Быстрее и быстрее с каждым днем… – повторила вслед за ним Кендалл. – Я согласна с вами, Хадсон. Я разделяю это ощущение, и оно меня пугает. Особенно неприятно это сознавать тогда, когда надежды потерпели крушение.

– В ваши годы не должно предаваться унынию, Кендалл, – упрекнул ее мужчина.

– Но это так. То, к чему я стремилась с юности, стало невозможным по ряду причин.

– Но всегда остается масса возможностей. Человеческая судьба не может исчерпаться одним-единственным несостоявшимся вариантом. Всегда есть резервы и основания не только продолжать жить, но и радоваться жизни.

– Я больше не хочу испытывать судьбу, Хадсон. Я стремлюсь к тому, чтобы каждый день своей жизни чувствовать твердую почву под ногами. Я хочу, чтобы моя жизнь была предсказуемой, без тревог и потрясений, – убежденно проговорила молодая женщина.

– Вы уже готовы рассказать старому доброму Хадсону, что сделало вас такой пугливой? – полюбопытствовал Хадсон.

– Только если вы готовы рассказать, что заставило вас вернуться в родные пенаты, – хитро проговорила рыжая.

– Ммм, – протянул озадаченный мужчина. – А вы проницательнее, чем может показаться. Я-то был уверен, что вы помешаны на своих проблемах и переживаниях и не замечаете ничего вокруг, – откровенно признался он.

– Человеку свойственно ошибаться, – глубокомысленно изрекла Кендалл Йорк.

– Что, если мы сегодня воздержимся от скользких тем, дабы не сорваться в пропасть взаимонепонимания? – предложил ей Хадсон Беннингтон.

– Учитывая, что мы пока недостаточно хорошо знаем друг друга, я полностью поддерживаю ваше предложение, – отозвалась она, и оба сосредоточились на бутербродах.

* * *

– Кендалл, – первым заговорил Хадсон после продолжительного молчания. – У вас было прозвище в школьные годы?

– Было, как и у всех. Но я вам его не назову, – ответила она, смутившись.

– Боитесь, буду дразнить? – рассмеялся он.

– От вас всего можно ожидать, Хадсон.

– Тут вы правы, дорогая. Меня, например, звали третьим: «Эй, ты, третий!», «Как делишки, третий?», «Че пялишься, третий?».

– Интересно, с чего бы они вас так? – рассмеялась вслед за Хадсоном Кендалл. – Меня звали Кен Долл – кукла Кен.

– Милое прозвище, – проговорил Хадсон.

– Достаточно кому-то одному пустить в ход что-нибудь оскорбительное, все тут же подхватывают… Однако ваше прозвище мне кажется куда более отвратительным, – добавила Кендалл.

– Это почему еще? Третий – часть моего имени, – шутливо возмутился Хадсон Беннингтон Третий.

– Но, вырванное из контекста, оно звучит обидно. Приходит на ум «третий – лишний», «третий сорт».

– Тем не менее сверстники меня уважали и не давали повода обижаться, – заверил ее мужчина. – Давайте лучше искупаемся.

– Не сейчас, – возразила Кендалл.

– Странно слышать. Я думал, вы обожаете мой пруд.

– Обожаю, но все же не сейчас, – упрямилась Кендалл. – Я не захватила купальник.

– Тоже мне проблема! Купайтесь в нижнем белье. Я вас не осужу, дорогая, – великодушно предложил молодой мужчина.

– Ну, это не совсем прилично.

– Женщины всегда интересовали меня больше, чем их белье. Так что ничего неприличного не вижу. Я отвернусь, и вы нырнете. А потом я снова отвернусь, когда вы решите вернуться на берег.

– Но тогда мне придется просыхать на солнце в неглиже.

– Ладно, – согласился Хадсон. – Больше не уговариваю. Поступайте, как хотите, а я иду купаться, – сообщил он, расстегнул «молнию» на своих истрепанных джинсах, скинул обувь, футболку и с разбега бросился в водоем.

Кендалл долго с завистью наблюдала за тем, как Хадсон плещется в прохладной воде. Он всем своим видом выказывал наслаждение, словно поддразнивая ее.

В очередной раз вынырнув на поверхность, он прокричал:

– В моей профессии существует особая категория людей, которые умеют проницательно наблюдать жизнь, всесторонне изучать и исключительно талантливо описывать ее. Но сами они не живут. Складывается такое ощущение, что они родились для того, чтобы стать свидетелями чужих судеб. Я четко сознаю, что не способен на такую жертву. Я не стремлюсь быть всеобъемлющим и объективным. Я хочу быть однобоко и субъективно счастливым, мисс Йорк. А вам я позволяю сидеть на берегу и созерцать мое маленькое человеческое счастье.

– Могу я напомнить вам, что какие-нибудь четыре дня назад мы еще ничего не знали друг о друге?

– Я помню это, Кендалл. Но, возможно, в том-то и прелесть.

– Бывает, вы живете полной жизнью и точно знаете, что для вас наиболее значимо. Но случается нечто, обрывающее эту жизнь. И все, что происходило до рокового мгновения, теряет краски, тускнеет и омрачается, превращаясь в череду тягостных воспоминаний. И сложно становится представить, что этот затертый след когда-то был твоей жизнью.

– Неплохо сказано, мисс Йорк. Но непростительно трагично для двадцатитрехлетней красивой и здоровой женщины, – отозвался Хадсон, невольно напомнив ей состоявшийся накануне разговор с Таффи. – Знаете, Кендалл, мои родители были антропологами. Они изучали представителей древних цивилизаций и были настоящими фанатиками своего дела. Они постоянно путешествовали. Забрасывали меня в имение заботливой тетушки Фэй и полностью погружались в свои изыскания… Они обещали взять меня с собой в экспедицию после того, как я закончу школу. Я с нетерпением ждал этого мгновенья. Но они погибли в горах Гватемалы за год до того, как я получил аттестат.

– Моя мама умерла, когда мне было восемь. Тогда я завела себе тетрадку, в которую регулярно записывала все, что вспоминала о своей маме. Папа всегда понимал, как мне не хватает ее. Он был очень… добр ко мне, но друзьями мы так и не стали.

– А сейчас вы часто общаетесь?

– Звонки на дни рожденья, звонки на Рождество, – ответила Кендалл. – Мне иногда кажется, что я выросла сама по себе.

– Такого не бывает, – возразил Хадсон. – Хотел бы я обходиться без человеческого влияния извне, но, к сожалению, это невозможно. Нас формирует все, что нас окружает. Другой вопрос, как мы это преломляем в себе…

– И от чего зависит ответ на ваш вопрос?

– Я думаю, от идеалов, от надежд и стремлений, от понимания ценностей.

– Но они тоже должны откуда-то взяться.

– Верно… Полагаю, между всеми людьми на планете существует своеобразный круговорот идей.

– Глобально мыслите! – отметила Кендалл Йорк и рассмеялась, а Хадсон с охотой присоединился к ней. – Скажите, Хадсон, а что для вас фотография? Мгновение, которое никогда больше не повторится, но навсегда останется с тобой?

– Нет, Кендалл, я отношусь к этому несколько иначе. Когда я стремлюсь запечатлеть визуальный образ, самой важной для меня задачей является возможность передать зрителям мои собственные эмоции в тот момент. Как видите, все очень эгоцентрично. Именно из таких фотографий я формирую свое портфолио.

– Портфолио? Вы собираетесь сменить работу? – удивленно воскликнула Кендалл, но Хадсон вновь ушел с головой под воду.