Текст книги "Русалка в старинном пруду"

Автор книги: Элли Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Вы хотите сказать, что Дороти так и осталась в стране Оз, а садовое пугало не получило свои мозги? – с притворным испугом спросил ее Хадсон.

– Конечно, шутите. Не могли вы, учась в частной школе, не читать Шекспира, Байрона и Китса. Это исключено.

– Почему вы решили, что я учился в частной школе? Что за несправедливое предубеждение против человека, которому волею судеб приходится таскать на себе имя Беннингтона Третьего?

– Прекратите дурачиться. Я знаю со слов одной местной жительницы, что наследник усадьбы «Клодель» учился в престижной частной школе.

– Как я мог забыть, что вы проверяете факты для местных газет! – разочарованно воскликнул мужчина.

– Итак, когда начнем? – бодро спросила Кендалл.

– Полагаю, завтра же, если вы не заняты.

– С утра пораньше – лучшее для такой работы время. Ноутбук у меня есть. После полудня я смогу вернутся к своим каждодневным обязанностям. В девять утра, это вас устроит, мистер Беннингтон?

– Полностью приветствую такой распорядок. А сейчас вы вполне могли бы воспользоваться моим прудом, что называется, авансом. Как я понимаю, купальный костюм всегда при вас.

– Вот именно, – бойко ответила купальщица…

– Меня одно удивляет, милая леди…

– Что именно, хотелось бы знать? – откликнулась она, сбрасывая топ.

– У вас так и не возникло желания мне представиться. Вы стыдитесь своего имени, мисс?

– Йорк, – ответила купальщица. – Кендалл Йорк.

– Очень приятно познакомиться, мисс Йорк, Кендалл, – проговорил Хадсон еще раз с удовольствием пожав ее мягкую маленькую ладошку. – Наслаждайтесь водными процедурами. Встретимся завтра утром, в девять.

Попрощавшись, он направился к особняку «Клодель», ни разу не оглянувшись.

Кендалл еще некоторое время простояла на берегу пруда, изумленно глядя ему вслед, после чего сбросила с себя брючки, нырнула в воду и блеснула серебристым хвостом.

За пару минут до назначенного времени Кендалл Йорк уже стояла на пороге особняка «Клодель», готовая приступить к своим новым обязанностям. Ей казалось неприемлемым прийти к работодателю с пустыми руками, поэтому она собрала свой обычный деловой портфель, в который умещался не только ее рабочий ноутбук, но также и новенький блокнот, ручки и карандаши. С этим портфелем она и позвонила в дверь помпезного здания.

Под ноутбуком, правда, еще стыдливо притаилась непрозрачная полиэтиленовая сумка, в которую Кендалл сложила свои плавательные принадлежности: купальник, полотенце, резиновые шлепки.

Возможно, ей следовало просто подыскать другое место для плаванья, вместо того чтобы окунаться в эту авантюру с самоуверенным мистером Беннингтоном. Кто может знать наверняка, что у него на уме? Кто может знать, что у нее на уме, если она сама этого не знает? В Мельбурне множество общественных бассейнов. Но до Мельбурна нужно еще доехать, да и общественные бассейны – отнюдь не то, что ей необходимо. Ей нужно уединение.

– Доброе утро, – радушно проговорил хозяин, открывая дверь. – Проходите, Кендалл.

Кендалл нервно кивнула и переступила порог. Она всегда замечала, что, стоит ей ступить на тропу официальных отношений с кем бы то ни было, все ее непринужденное остроумие и искрометность куда-то исчезают и остается скучная, замкнутая, но исполнительная особа.

В отличие от нее хозяин был настроен куда более расслабленно. Он встретил ее все в тех же поношенных джинсах, которые грозили разойтись по швам в любой момент, в майке, открывавшей на плече татуировку со словом «Мирабелла». Из особых примет в глаза бросился шрам, пересекающий бровь. От подруги Кендалл узнала, что Хадсон – «что-то вроде журналиста» и бывает в разных уголках света, в том числе в горячих точках. Но Кендалл озадачил не шрам, а загадочная Мирабелла.

– Я не слишком рано? – спросила Кендалл, не зная, что еще можно спросить.

– Я встаю с восходом солнца, дорогая, – небрежно ответил ей хозяин. – Вы уже освежились в прудике или только собираетесь?

– Рассчитываю поплавать немного после того, как мы закончим работать, – сдержанно ответила она на его вопрос. – Если вы не станете возражать, – робко добавила она в конце.

– Не стану. Если у вас самой после работы не пропадет желание, – усмехнулся Хадсон.

Кендалл испуганно посмотрела на него.

– Я пошутил, – предупредил ее Хадсон, увидев неподдельный страх в глазах Кендалл.

– Мне необходимо регулярно выполнять плавательные упражнения, мистер Беннингтон, – словно оправдываясь, объяснила Кендалл.

– Понимаю, – заговорщически проговорил Хадсон и пригласил Кендалл пройти в его кабинет.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Кендалл Йорк предполагала, что внутреннее убранство старинного особняка «Клодель» будет впечатляющим. При этом интерьер дома, в котором долгое время никто не жил, поразил молодую женщину еще и своею ухоженностью.

Кремовые стены, мраморные фризы, дубовые полы – вечная добротная классика.

Антикварная мебель в отличном состоянии.

– Кендалл, – окликнул ее хозяин роскошного особняка.

Широким жестом он обвел рабочее место, приведенное к ее появлению в безупречное состояние.

– Не стоило беспокоиться, мистер Беннингтон. Я непритязательна. Привыкла работать в обстановке попроще. Дома я часто ставлю ноутбук на кухонный стол, пока Таффи оккупирует мой стационарный компьютер.

– Это тоже не бог весть что. Стол был изготовлен аж в начале восемнадцатого века, сами понимаете, старье.

– Такое старье, кажется, зовется антиквариатом и стоит немыслимых денег.

– Так как поживает Таффи Хендерсон? Ведь вы, насколько я понял, о ней упомянули? Живете вместе?

– Да, именно так, мистер Беннингтон. Занимаем один коттедж. Таффи подросла, но вас прекрасно помнит, – хитро проговорила Кендалл, к которой внезапно вернулась ее веселая непринужденность.

– И я ее отлично помню. Передавайте привет своей соседке, мисс Йорк. Только я думал, наша малышка Таффи покоряет подмостки Бродвея. Она в юности грезила сценой, увлекалась драматическим искусством и предрекала себе великое будущее.

– Увы… В итоге наша Ирисочка стала бухгалтером. Она действительно талантливая актриса, но сценой ей служит наша общая жилплощадь.

– Ирисочка? Какое милое прозвище. Должен признать, оно чрезвычайно подходит Таффи, – расхохотался Хадсон Беннингтон. – Значит, вы единственная ее счастливая зрительница?

– Да, и поклонница таланта, – насмешливо подтвердила Кендалл.

– И вы с ней… – осторожно проговорил мужчина, вопросительно приподняв обе брови.

– Что за мысли, мистер Беннингтон?! Мы подруги и в целях экономии живем вместе. Точнее, я снимаю одну из комнат в ее доме. Но большую часть расходов мы делим пополам.

– Я ничего такого не имел в виду, мисс Йорк. Но в наше время всякое случается.

– Да мы с Ириской сто лет знакомы. Еще со школы. Хотя она на несколько лет меня старше… А в остальном это давняя и скучная история, мистер Беннингтон, – поспешно заключила Кендалл.

– И история, надо полагать, романтическая, – настойчиво предположил Хадсон.

– В некотором смысле, – согласилась молодая женщина. – В общем, я одно время встречалась с ее кузеном.

– Он местный? – полюбопытствовал Хадсон.

– Нет, конечно. Мы с Таффи учились в Мельбурне. А она какое-то время жила в доме родителей своего кузена. Как раз по соседству со мной. Так мы все втроем и сдружились.

– Действительно, давняя и скучная история, – засвидетельствовал Хадсон, чем немало рассердил свою собеседницу, поскольку для нее их с Джорджем история давней и скучной не станет никогда.

– Я готова приступить к работе, – сменила тему Кендалл, усаживаясь за помпезный рабочий стол.

– Итак, мисс Йорк, если вы удобно устроились, вы не возражаете, если я буду курсировать по кабинету в процессе диктовки? Вас это не будет раздражать и отвлекать от работы? Просто так мне легче придерживаться нужного темпа повествования.

– Полагаю, меня это не собьет, – бойко ответила ему Кендалл.

– Тогда поехали.

Хадсон сверился со своими записями и приступил к диктовке.

Порой его речь лилась непрерывно, и Кендалл еле успевала фиксировать его мысли, затем он внезапно останавливался, заглядывал в бумаги, что-то перепроверяя, или закрывал глаза и откидывал голову, словно желая припомнить что-то чрезвычайно важное. После чего спрашивал ее или заходил со спины, чтобы прочесть, на чем они остановились, и продолжал диктовать, меряя кабинет большими шагами.

Кендалл была полностью захвачена повествованием. Он диктовал ей историю последних двух месяцев своей жизни.

– Вам не скучно? – внезапно спросил ее Хадсон, остановившись.

– Нет, нисколько, – искренне заверила его молодая женщина.

– Может быть, устали? Хотите передохнуть?

– Если вы не устали мерить шагами комнату, почему я должна устать, записывая за вами?

– Ну, смотрите… – предупредительно проговорил он. – Итак, на чем мы остановились?

– Ночь, – напомнила ему Кендалл.

– Так и было… Ночь. Рыночные навесы теснились на грязной базарной площади в окружении темных жилых кварталов торгового центра города. Черные прямоугольники окон не вспыхнули и не распахнулись возмущенной рукой горожанина, когда рынок заполнился шумной толпой молодчиков в подпитии, громящих прилавки, рвущих тенты, громогласно оглашающих спящий город непотребной бранью. Люди предпочитали терпеть столь наглое вторжение в их сны, мысленно кляня негодяев, нежели выразить свое истинное отношение к происходящему. И не удивительно, потому как ни в этот час, ни позже полицейское управление никоим образом не отреагировало на происходящий вандализм… С вами все в порядке? – обеспокоенно обратился к Кендалл Хадсон, заметив, как налились краской ее щеки.

– Возмутительно, – пробормотала она, продолжая допечатывать последнюю фразу.

– Колумбия, наши дни, – проговорил журналист. – А вы уверены, что у нас такого не бывает? – с легкой иронией спросил он.

– Хочется надеяться, – неуверенно ответила Кендалл.

– Не надейтесь, – отрезал он.

– Что за книгу вы пишете? – поинтересовалась она, прервавшись и разминая уставшие пальцы.

– Замысел еще не до конца оформился, мисс Йорк. Но я должен снабдить себя рабочим материалом. Не все впечатления становятся журнальными или газетными публикациями. Многие из них не являются сенсациями. Вот именно такие обстоятельства я бы и хотел изложить в своем дневнике странствий.

– Мемуары! – воскликнула Кендалл.

– Я еще молод для этого жанра, мисс Йорк. Вам так не кажется? – шутливо укорил ее Хадсон. – Мы можем продолжать?

– Печатать ваши мемуары? Конечно, продолжаем, – шутливо поддразнила его Кендалл.

– И мы остановились на…

– На подвыпивших молодцах, – бойко напомнила ему рыжая.

– Благодарю, мисс Йорк… А кстати, у вас нет желания совместить эту работу с кое-какой другой?

– Все зависит от того, что вы предлагаете, мистер Беннингтон, – сухо произнесла молодая женщина, которой такой резкий переход показался несколько подозрительным.

– Я бы попросил вас составить каталог антикварной мебели моей тетушки. Мне показалось, что вас это может заинтересовать. Я знаю, где-то в бумагах леди Фэй лежат соответствующие документы, подтверждающие факт покупки каждого предмета.

– Вы хотите поручить мне описание антиквариата? – с нескрываемым удивлением отозвалась Кендалл.

– Но вы же проверяете факты для местных газет. Почему бы вам не выполнить ту же самую работу для частного заказчика? И потом, вам понравится, вот увидите. Тетушка Фэй завещала мне исключительную коллекцию антиквариата.

– Ой, эта работа, на мой взгляд, требует специальной подготовки. Мы только начали трудиться над вашей книгой, и неизвестно, как это дело пойдет.

– Я в шоке, мисс Йорк! Я полагал, вы загоритесь такой возможностью. Но нет. Вы без ума от моего пруда, но отказываетесь заняться коллекцией антиквариата. И это при вашем-то уме и эрудиции! У меня нет слов! – напыщенно завершил Хадсон Беннингтон Третий свою обличительную речь.

– Плаванье в вашем бассейне не каприз, а необходимость. Это нужно для моего физического восстановления, – в очередной раз отчеканила молодая женщина, не на шутку смутившись.

– Конечно, простите. Я не должен на вас давить, – отступился хозяин. – Давайте пока оставим наших разгулявшихся молодцев и заглянем в круглосуточное колумбийское кафе вместе с первыми лучами рассвета, – повествовательным тоном предложил ей Хадсон. – Выделите жирным шрифтом название, мисс Йорк: «Маленькое семейное кафе»… В окрестностях города Саленто есть множество маленьких забегаловок, которые держат простые колумбийские семейства среднего достатка. Приглашаю вас в одну такую недурную столовую, где вас накормят как традиционными бургерами, приготовленными на здешний манер, так и местными колумбийскими блюдами. Солнце еще только показалось над горизонтом, а ранние посетители уже потянулись к столикам, еще недавно занимаемым ночными завсегдатаями или водителями-дальнобойщиками.

Хадсон остановился на пару секунд, после чего продолжил вышагивать и надиктовывать:

– Помню узкий грязный тротуар, по которому я приближался ко входу в столовую. И мои походные ботинки, высвечиваемые скользящими лучами рассветного солнца, казались мне фантастически красивыми. Такое солнце, какое бывает в тех краях, способно приукрасить любое несовершенство. И в этот самый миг мне показалось, что я разгадал секрет романтического очарования Южной Америки. Глупо придавать этому чувству значение, сколько-нибудь поразмыслив, но в тот момент я именно так и думал…

– Поэтично… – произнесла себе под нос Кендалл.

– Издеваетесь? – смущенно усмехнулся Хадсон.

– Нисколько, – заверила его молодая женщина.

– Я в первую очередь фотограф, дорогая. Может быть, я не всегда верно истолковываю знаки времени, но их воплощения не ускользают от моего внимания. Я могу забыть, какая песня, передаваемая по радио, разбудила меня поутру, что я ел на завтрак, обед и ужин. Но я навечно сохраню в памяти каждый значимый, тем более поразительный, образ. Такова уж особенность моего мозга. Но самое отвратительное, о чем я должен вас предупредить, я могу разглагольствовать о своем видении мира часами. Какого оттенка Северное море, до или после шторма, какая была зыбь или барашки облаков…

– А по-моему, это замечательное свойство, – отметила Кендалл.

– Оно сделало из меня зануду.

– Не наговаривайте на себя, мистер Беннингтон, – сказала Кендалл, рассмеявшись.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Вы кофеманка? – спросил Хадсон после нескольких часов работы, перемежаемой шутками.

– То есть? – уточнила Кендалл.

– Кофе пьете? Предлагаю прерваться.

– Кофе! – воскликнула молодая женщина. – Резкие у вас переходы. Колумбия, Кения – и вдруг кофе!

– Простите, мисс Йорк. Не хотел сбивать вас с толку. Но когда мой организм требует кофеина, ни о чем другом я думать уже не могу, – признался Хадсон Беннингтон Третий. – Надеюсь, вы не обидитесь, если мы ненадолго прервемся.

Кендалл улыбнулась ему в знак согласия и озабоченно посмотрела на часы, стрелки которых неумолимо приближались к полудню.

– Вы когда-нибудь восседали за столом, знававшем четыре, а то и пять поколений владельцев, попивая кофе и делая пометки о провинциальном колумбийском семействе, держащем скромное кафе?

– Никогда, – призналась Кендалл.

– Я так и подумал. Ждите, мисс Йорк, я скоро, – сказал он и вышел из кабинета. – Обещаю!

– Вы сами выбираете места, в которые отправляетесь? – спросила Хадсона Кендалл, когда он вернулся с подносом.

– Я человек подневольный, состою на службе в «Вояжер Интерпрайзис». Куда пошлют, туда и еду. И без разочарований не обходилось. Но порой небеса настолько благосклонны ко мне, что удается за оклад и премию буквально осуществить свою мечту. Но самое интересное в моей работе то, что за неделю до командировки я могу даже не предполагать, куда ляжет путь. И что мне предстоит, я, разумеется, тоже не знаю. Это как лотерея, мисс Йорк.

– Ваша жизнь увлекательна, мистер Беннингтон.

– Только не завидуйте бродяге, дорогая, – предостерег он молодую женщину. – В моем случае судьба – не выбор, а расплата за то, что не умею ужиться на одном месте. «Клодель» – единственная точка на карте, к которой я прикипел душой, однако это вовсе не означает, что я способен жить здесь безвыездно. Увы…

– То, что вас забрасывает в разные уголки планеты, – не ваша воля, а редакционная необходимость. Не означает ли это тот прискорбный факт, что вы не хозяин своей судьбы? – осведомилась Кендалл.

Хадсон усмехнулся, затем постарался придать своему лицу как можно более серьезное выражение и продолжил:

– Да, мисс Йорк, должен признать, что я игрушка в руках случая и хозяев жизни. Я вынужден потакать капризам редакторов издания, чтобы обеспечить себе хлеб насущный. Я гонимое ветрами степное растение, не имеющее корня, чтобы врасти в почву. Но зато у меня нет и опасной иллюзии, что я хозяин своей жизни и якобы свободен от общественного суда и условностей, как некоторые, чьих имен мы не будем называть, – резко довершил Хадсон с намерением смутить Кендалл.

Молодая женщина замолчала, потупилась, еще раз посмотрела на часы.

– Вы правы, мистер Беннингтон. Мне всегда было страшно даже подумать, что однажды придется покинуть родительский дом.

– У меня не было намерения укорять вас, дорогая. Просто то, какими мы видим себя, не всегда соответствует действительности. Я сознательно бегу от всяких предвкушений и устремлений. Мое нутро жаждет неожиданностей, потому что они – испытание моей находчивости, я жажду лишений, потому что это проверка моей выносливости. Я сознательно избегаю употребления таких высоких слов, как воля, вера, истина, поскольку по личному опыту знаю, что человек для того, чтобы выжить в суровых условиях, способен на чудовищные вещи, которые вряд ли совершит, живи он в уютном предместье вроде этого. Также мне доподлинно известно, сколько кровожадных зверей в человеческом обличье обитает в пряничных домиках тихих пригородов. Я не превозношу свой опыт странствий, это всего лишь опыт, как и любой другой. Он лишь часть моей личной человеческой истории. Но я считаю себя обязанным извлечь из него уроки.

Откинув всякую иронию, Хадсон вещал пылко и искренне. Кендалл сосредоточенно выслушала его, допила свой кофе, поставила чашку перед собой, крепко зажав ее обеими руками, и, не поднимая глаз, проговорила:

– И, что бы вы ни говорили, я вам завидую, мистер Беннингтон. Хотела бы я в себе ощутить хоть малую толику вашей отваги. И никогда не оглядываться… Порой кажется, что я всю жизнь прожила, глядя себе под ноги, опасаясь оступиться. Постоянно перемалывала в мучительных воспоминаниях свои ошибки. А моей мечтой всегда было начинать каждый день с нового листа. Вместо этого я словно обречена ходить по заколдованному кругу. В юности я представляла, как стану путешествовать, знакомиться с новыми людьми, познавать неведомые миры. А все, к чему я стремлюсь теперь, так это реже сталкиваться с местным населением, поддерживать из вежливости до смерти надоевшие разговоры, меньше зависеть от эмоций и желаний окружающих.

– Когда вам это окончательно опротивеет, мисс Йорк, вы упакуете свои чемоданы и купите билет туда, куда захотите. Уж поверьте мне. Если душа не приемлет обывательского существования, она обязательно взбунтуется и проявит себя. Дайте этому импульсу созреть и не ломайте себя общепринятыми стандартами.

– Красивые слова, мистер Беннингтон. Но у меня может не хватить воли и смелости, – скептически заметила Кендалл.

– Забудьте вы вообще про волю и смелость. Оставьте их для героев рыцарских романов. Вы боитесь зачахнуть в этом сонном городишке. Так позвольте вашему страху выгнать вас отсюда. Начните с малого, Кендалл. Оформите загранпаспорт или купите машину, если ее у вас нет. И заставьте себя уехать хоть на один уикенд подальше отсюда, потом еще подальше и еще подальше. Как маленькие дети, когда учатся ходить. Каждый день на один шаг больше. Только не сопрягайте с этими попытками никаких надежд, не ждите мгновенного чуда после малейшего своего усилия. Сколько вам лет, мисс Йорк?

– Двадцать три. А вам?

– Я старше, – скромно ответил тридцатидвухлетний журналист. – Но когда я начинал, то был моложе вашего.

– Для таких поступков нужны немалые деньги, – посетовала женщина.

– Да, мисс Йорк, вы совершенно правы. А еще гарантии безопасности. Вы ведь наверняка хотите быть застрахованы на непредвиденный случай?

– Конечно, я бы не хотела, чтобы со мной происходили неприятности, – согласилась разумная женщина.

– Тогда о чем мы говорим? Вы должны быть счастливы, что живете в этом безопаснейшем из миров, каковым является наш городок. Вам почти ничего не угрожает, вы существуете изо дня в день по неизменному расписанию. Единственное, что может нарушить ваше спокойствие, – это непогода и излишне говорливые соседи. Живите и радуйтесь и не забивайте себе голову несбыточными мечтами.

– Я поняла. Вы не любите, когда посторонние люди занимают вас своими проблемами?

– Можно подумать, вы это любите, – ехидно заметил Хадсон Беннингтон Третий.

– Вы в очередной раз правы, – вынуждена была признать Кендалл Йорк. – В таком случае расскажите мне, мистер Беннингтон, о том, что вас более всего поразило. Пробудите во мне жажду странствий мастерством рассказчика, – дерзко потребовала молодая женщина.

– За мастерство рассказчика не ручаюсь. Но знаю точно, что заражу вас своим азартом, если покажу коллекцию слайдов. Фотоснимки, сделанные за годы моей кочевой работы и выдержавшие множество переизданий. Сегодня мы их увидеть уже не успеем, но я вас заинтригую тем, что однажды вы сможете увидеть театр «Глобус» в Лондоне, Нотр-Дам в Париже, руины древнего Мачу-Пикчу в Перу… Однажды, мисс Йорк.

– Мне так кажется или вы действительно относитесь ко мне снисходительно? – без обиняков спросила Хадсона Кендалл.

– Скажите-ка, мисс Йорк, вам действительно доставляет наслаждение подлавливать окружающих на невольных промахах?

– Мне показалось, что вы в некотором смысле кичитесь своими возможностями. У меня нет таких финансовых ресурсов, чтобы порхать из Лондона в Париж, а оттуда к руинам Мачу-Пикчу. Я, как бы это понятнее выразиться, едва свожу концы с концами. И мне не очень приятно сравнивать свою убогую жизнь с кипучими буднями миллионера… Вы сколько угодно можете строить из себя фотографа-скромника, напяливая эти истертые джинсы и выцветшие футболки, но ни для кого не секрет, что вам, помимо этой усадьбы, принадлежит еще и местное отделение банка, – пылко проговорила Кендалл.

– Вы правы, – подтвердил Хадсон Беннингтон Третий.

– Ваше самочувствие не зависит напрямую от размеров вашего кошелька. И если где-то высоко в горах вам и приходится испытывать свою выносливость, то, возвращаясь в цивилизацию, вы просто извлекаете из бумажника свою платиновую карточку и решаете с ее помощью мелкие бытовые проблемы. Я не права?

– Правы, – кивнул мужчина в ответ.

– И не говорите после этого, что единственное, чего мне не хватает, – решимость. Я же считаю, что без денег моя решимость ничего не стоит. И что же мне теперь, перечеркнуть все свои желания? Обвинить себя в бездействии и неспособности на радикальные поступки и замкнуться в своей скорлупе? Вы, конечно, можете привести мне в пример тех безумцев, что без цента в кармане совершали кругосветные путешествия. Я и сама знаю предостаточно таких трогательных историй. Однако можете ли вы мне ответить, каково число отважных и одаренных людей, которым повезло меньше? Полагаю, соотношение было бы не в пользу вашей теории, мистер Беннингтон, – яростно подытожила Кендалл Йорк, полыхая от негодования.

Хадсон сосредоточенно выслушал ее, с беспокойством наблюдая, как разгораются ее дотоле бледные щеки. Он продолжал молча следить за Кендалл после того, как она замолчала и уставилась колким взглядом на давно опустевшую чашку кофе. Лишь когда молодая женщина робко подняла глаза на него, он расплылся в теплой улыбке.

– Рискую предположить, – приглушенным голосом начал он, – что вы ведете дискуссию не со мной. Должно быть, вас давно волнует эта проблема, и потому вы отчаянно ищете ее решение. Могу лишь сказать, что не стану с вами спорить. Все, о чем вы говорите, имеет место. Но чудовищный разрыв между удачей и невезением невозможно устранить пропагандой идеи социальной несправедливости. Я родился в состоятельной семье, но не стыжусь своей социальной принадлежности. И мне неизвестно, кем бы я стал, появись я на свет в иной среде. Никому не дано это знать. Но я верю, что в судьбе любого человека, который не балансирует между жизнью и смертью, имеется тот благодатный момент, когда он может сам для себя решить, что должно стать определяющим в его дальнейшей судьбе. Я думаю, вы, Кендалл, достигли этого момента. И я рад за вас. Потому что в двадцать три все кажется гораздо проще, чем годы и десятилетия спустя… Вы на самом деле считаете меня высокомерным болваном? – спросил ее в довершение Хадсон.

– Да. И ваши джинсы просто ужасны, – откровенно ответила Кендалл. – Они выглядят старше этого дома. Уверена, вы раскопали их на свалке в каком-нибудь Бангалоре. Чем они вам так приглянулись, мне никогда не понять, как и любой другой каприз миллионера. И эта футболка… Не думаю, что тайной для вас является существование дыры в плечевом шве. Возможно, эта дыра – гениальное дизайнерское решение. Но мне опять-таки этого не понять, – сухо отчеканила Кендалл Йорк, нисколько не смущаясь своей хлесткости.

– Я бы с радостью выслушал конструктивные пожелания к моему внешнему виду, мисс Инквизиция.

– В Мельбурне множество отличных магазинов мужской одежды, мистер Самомнение, – невозмутимо ответила она.

– Я никогда не был силен по части формирования гардероба, мисс Ледяная Кровь.

– Наймите имиджмейкера. Вам это по карману, мистер Павлин.

– Он у меня уже есть. А в гараже стоит «бентли» тетушки Фэй. Поехали! – призывно проговорил он, вставая.

– Езжайте, – усмехнулась Кендалл.

– Только вместе с вами, мисс Объективность. Я не хочу, чтобы завтра вы устроили мне разнос из-за неправильно подобранного галстука.

– Почему я?! – недоуменно воскликнула рыжая.

– Вам так сложно помочь человеку, не сведущему в вопросах стиля? – с упреком спросил он.

– Позвольте внести предложение, мистер Беннингтон, – робко проговорила она.

– Попробуйте, – великодушно отозвался хозяин дома.

– Давайте придадим ясность нашим взаимоотношениям. Я бы хотела ограничиться рамками начатой работы. Вы диктуете, я печатаю. Никаких острых дискуссий, задушевных разговоров и, уж тем более, совместных рейдов по магазинам. Надеюсь, вы не станете возражать против моей инициативы.

– Вы воплощенное благоразумие, мисс Йорк. Я рад, что мы поняли друг друга. А посему до завтра. Можете плескаться в моем пруду, сколько сочтете нужным.

После ее ухода Хадсон Беннингтон Третий вывел тетушкин «бентли» из гаража и направил его в Мельбурн. Он любил и умел носить красивую одежду. Если бы Кендалл Йорк дипломатично воздержалась от скоропалительных выводов, то поняла бы это сама. У Хадсона просто не было времени по возвращении обзавестись новым гардеробом, поскольку старые шкафы и кладовки особняка «Клодель» были забиты его подростковыми вещами. А модные костюмы, джемпера, рубашки, туфли и прочие атрибуты элегантного горожанина дожидались его в лондонской квартире.