Текст книги "Жемчужина любви"

Автор книги: Эллен Сандерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

4

– Вы всегда дежурите вместо медсестры? – спросила Колетт, едва Оливье переступил порог ее палаты.

– Почему вы?.. Видимо, вы уже знаете…

– И долго вы собирались держать меня в неведении относительно состояния моего здоровья?

– Никакой чувствительности? – Взгляд Оливье изменился. В нем не осталось и следа от дружеского участия. Только профессионализм.

– Я абсолютно ничего не чувствую. Словно ниже пояса меня не существует.

Злость помогала Колетт сдерживать слезы. Когда же Оливье перешел на доверительный тон лечащего врача, Колетт лишилась своего хладнокровного спокойствия и шмыгнула носом.

– Если вы не станете упрямиться и будете в точности выполнять все мои рекомендации… скоро все вернется на круги своя.

– Скоро? – Колетт вздохнула. – Сколько может потребоваться времени? Только прошу, не обманывайте меня. Я хочу знать правду.

Оливье пожал плечами.

– Возможно месяц, три или полгода.

Колетт закрыла глаза.

Господи, полгода она будет прикована к инвалидному креслу! На полгода ее жизнь остановится! А вдруг она потеряет интерес к жизни? Впадет в тяжелую депрессию… покончит с собой?.. За полгода может измениться все! Она не может ждать так долго. Ей хотелось топать ногами, кричать… От осознания собственной беспомощности Колетт расплакалась.

Оливье присел на край кровати и погладил Колетт по голове, словно она была маленькой испуганной девочкой.

– У вас есть любимый человек. Он ждет за дверью.

Колетт перестала плакать.

– Жан-Пьер?

– Да. Он ведь ваш жених.

– Не совсем.

Оливье откашлялся.

– Извините, это не мое дело… Просто мсье Норто так переживает из-за случившегося. Нам даже пришлось сделать ему укол успокоительного. Он ведь не справился с управлением из-за того, что вы поссорились в машине, верно?

– Жан-Пьер ни в чем не виноват! – с жаром воскликнула Колетт.

Оливье изумленно вскинул брови.

– Зачем же так кричать, мадмуазель? Я ведь не прокурор, чтобы кого-то обвинять. – Он выглядел сконфуженным.

– Мы оба виноваты в равной степени. Ссорятся ведь двое?

– Как минимум. Хотя порой я так себя ругаю… – Оливье усмехнулся, но тут же стер с лица улыбку, заметив, что его шутка не произвела на Колетт должного впечатления.

– Почему вы нянчитесь со мной? – неожиданно спросила Колетт, уловив во взгляде доктора Лорана не свойственную медикам нежность и ласку.

Он опешил, словно его поймали за неподобающим для пай-мальчика занятием.

– Я… Вы мне нравитесь, Колетт. С первого взгляда…

– Ах да, я помню эту слезливую историю про воробышка на операционном столе. – Колетт улыбнулась.

– У вас чудесная улыбка. Обещайте, что будете чаще радовать меня ею.

– Вы со всеми своими пациентами так любезны, доктор Лоран?

– Нет, только с такими молоденькими и красивыми, как вы, – отшутился он.

На самом деле Оливье ругал себя за излишне фамильярный тон, который позволил себе с самого начала при общении с Колетт Вернон. Еще будучи студентом, Оливье поклялся, что никогда не переступит границы между пациенткой и врачом. Куда только подевались все его хваленые принципы?

Стоило ему увидеть худенькую Колетт с огромными карими глазами, чьи волосы были испачканы кровью, как в его сердце что-то сломалось, споткнулось… И лишь после успешного завершения операции он смог вздохнуть спокойно. Знала ли Колетт, что известие о ее параличе потрясло его до глубины души, едва ли не сильнее, чем саму пострадавшую?

В палату с опаской заглянул Жан-Пьер.

– Извините, я могу войти? – робко спросил он.

Доктор кивнул и подмигнул Колетт, пока Жан-Пьер не видел.

– Я к вам еще зайду.

– После того как навестите всех молоденьких и красивых пациенток больницы?

Оливье рассмеялся, чем удивил застывшего на пороге Жан-Пьера. Он впервые видел смеявшегося врача, чья пациентка, возможно, до конца жизни будет прикована к кровати. Верно говорят, что врачи самые настоящие извращенцы и циники. Для них ковыряться инструментами в человеческих внутренностях – все равно что столовыми приборами в спагетти. А кровь вызывает в них не больше содрогания, чем кетчуп.

– Колетт, любимая. – Жан-Пьер не решался приблизиться к ней. Колебания «жениха» не укрылись от Колетт.

– Не бойся. Я не заразна.

– Прости… я так сожалею… – Жан-Пьер приблизился к ее постели. – Колетт, сможешь ли ты простить меня когда-нибудь?

– Мне не за что тебя прощать.

– Если бы я был внимательнее на дороге…

– Уже ничего не изменить. Врачи заверяют, что я снова смогу ходить.

– Конечно. Я нисколько в этом не сомневаюсь, – быстро ответил Жан-Пьер. Однако в его голосе не было и намека на уверенность.

Колетт отвернулась от него и взглянула в окно.

На улице смеркалось. Красно-оранжевые отблески заходящего солнца играли на стекле… Колетт обожала летние вечера, когда дневной зной спадает и можно гулять по улицам любимого Парижа до поздней ночи, не торопясь укрыться в кондиционированном помещении супермаркета или кафе. Прохладный ветерок треплет волосы и заигрывает с короткими юбками… Влюбленные парочки прогуливаются по паркам Тюильри или Белльвиля, стараясь укрыться от любопытных глаз в лабиринтах подстриженных кустарников…

– Колетт, почему ты плачешь? – едва слышно спросил Жан-Пьер. – У тебя что-то болит? Может быть, вызвать врача? Давай я догоню его… пусть сделает тебе укол обезболивающего.

– Нет-нет, Жан-Пьер, у меня ничего не болит… кроме души. От этого мне не поможет ни одно лекарство.

– Колетт, я хочу, чтобы ты знала. – Жан-Пьер сглотнул слюну. – Я… я не оставлю тебя. Я по-прежнему хочу жениться на тебе. Хочу, чтобы ты стала моей женой. Я буду заботиться о тебе…

– Нет.

– Нет? Колетт, в каком смысле?

– Я не выйду за тебя замуж, Жан-Пьер.

– Но почему?

– Ты сам прекрасно знаешь причину.

– Нет, не знаю.

– Мне не нужна твоя жалость. А тебе не нужно искупать свою вину, жертвуя будущим.

– О чем ты говоришь, Колетт?! Я люблю тебя. Ты поправишься… и мы будем вместе до конца жизни.

– Жан-Пьер, ты и сам не веришь в то, что сейчас говоришь, – спокойно ответила Колетт. – Кроме того… я не люблю тебя. Да и ты вряд ли любишь меня по-настоящему. Так что расстанемся друзьями. Конечно, мы слишком привыкли друг к другу. Но ты ведь бросил курить… Считай, что и я – твоя вредная привычка.

– Колетт, ты с ума сошла? Как ты можешь сравнивать себя и… – Жан-Пьер схватился за голову. – Ты, наверное, до сих пор в состоянии шока.

– Я ни в чем тебя не виню. Слышишь? – Колетт погладила Жан-Пьера по руке.

– Колетт, я ведь люблю тебя.

– Ты любишь ощущение собственной значимости, нужности для другого человека. Так вот: ты мне не нужен. Я справлюсь сама. У меня отличный лечащий врач… Мадлен и Натали наверняка в лепешку расшибутся, чтобы поставить меня на ноги.

– Мадлен, Натали… Ты готова принять помощь от кого угодно, но только не от меня! Ты меня презираешь, признайся!

– Неправда. Я всего лишь не хочу быть для тебя обузой. Мне ни к чему твои жертвы. Считай, что я дарю тебе свободу. Можешь распоряжаться ею, как сочтешь нужным. Наверняка найдется масса желающих занять мое место в твоем сердце. Может быть, одна из них даже ближе, чем я… или ты сам подозреваешь.

Жан-Пьер похолодел. Неужели Колетт каким-то образом узнала о Флоранс и поэтому отвергает сейчас его помощь? Какой же он болван! Распинается перед ней… Колетт же смеется над ним. Уступает его без боя сопернице…

– А теперь извини, но я устала.

– Колетт, мы ведь не закончили.

Она нажала на заветную кнопку возле изголовья кровати. Интересно, на этот раз снова придет Оливье? Однако, к разочарованию Колетт, на пороге появилась молодая женщина.

– Мадмуазель Вернон, вам что-то требуется?

– Да. Будьте любезны, проводите мсье Норто. Я хочу отдохнуть.

Медсестра согласно кивнула и распахнула перед Жан-Пьером дверь.

– Сюда, пожалуйста, мсье. Мадмуазель Вернон еще очень слаба. Да и вам не мешало бы отдохнуть. После выписки мы советовали бы вам провести хотя бы два-три дня дома. Вы потеряли много крови. Необходимо восстановить силы…

– До свидания, Колетт. Я еще приду к тебе. Надеюсь, что ты передумаешь.

– Прощай, Жан-Пьер. – Колетт перевернулась на другой бок, не желая смотреть, как от нее уходит мужчина, которого она почти привыкла считать своим суженым.

Колетт снилось, что она снова в Сан-Тропе, в земном раю… Она лежала на пляже и блаженствовала под солнечными лучами. Вокруг раздавался беззаботный смех и щебетание красоток, которые охотились на пляже на знаменитостей и богачей. Голову сильно напекло… конечно, Колетт ведь забыла надеть панаму. Она провела рукой по волосам и почувствовала что-то чужеродное на собственной макушке. Она резко вскочила, где-то на краю сознания пытаясь успокоить себя, что все это ей лишь приснилось. Что могло случиться с ней в больнице? Она испуганно озиралась по сторонам и тяжело дышала.

Все в порядке, Колетт, успокойся, внушала она себе. Видишь? Ты в больничной палате. Вокруг только голые, стерильно белые стены, жалюзи на окне, капельница…

– Доктор Лоран! Что вы здесь делаете?

– Простите, я не хотел вас пугать. – Оливье смущенно улыбнулся. – Вы улыбались во сне.

– Вы смотрели на меня, пока я спала?!

– Вынужден сознаться: грешен.

– Это тоже входит в ваши обязанности?

– Нет, но я решил сделать себе приятное и навестить вас перед окончанием своей смены.

Колетт пригладила растрепавшиеся волосы.

– Боже, должно быть, я ужасно выгляжу.

Она прикусила язык. Какая, черт возьми, разница, как она сейчас выглядит? Она ведь не собиралась в самом деле флиртовать с собственным врачом.

Оливье всего лишь выполняет свою работу. Если он и уделяет ей чуть больше внимания, чем другим пациентам, так им движет то же самое чувство, которое привело к ней Жан-Пьера. Жалость. Чувство, которое ей не нужно.

– Нет, вы прекрасны, – тихо ответил Оливье, не сводя с нее восхищенного взгляда.

– Это что, какая-то новая методика психотерапии? – язвительно спросила Колетт.

– В каком смысле?

– Ну, доктор пытается внушить женщине, обреченной провести остаток жизни в инвалидной коляске, что она способна вызывать у мужчины какие-то чувства и желания…

– Колетт, вы ошибаетесь! Вы… на самом деле мне нравитесь.

– Доктор Лоран, неужели я похожа на наивную дурочку?

– На дурочку – нет. А на наивную – очень даже, – искренне ответил Оливье.

– Вы ошибаетесь.

– Возможно, это вы ошибаетесь. – Оливье лукаво улыбнулся уголками губ. – В силу своей природной наивности.

– Мне не нужно, чтобы вы или кто-либо другой нянчился со мной. Мне не нужна ваша фальшивая, показная любовь!

– Очень похвально. Я тоже не любитель фальши в отношениях.

– Раз уж вы тут, доктор Лоран…… – Колетт сменила тон на официально-деловой: – Когда меня выпишут?

– Еще слишком рано говорить о выписке. Конечно, вы поразительно быстро идете на поправку. Всего лишь за один день, который вы находитесь в сознании, большинство ваших жизненных функций пришло в норму. Но я уже сказал, что вы пострадали куда сильнее, нежели ваш жених…

– Жан-Пьер мне не жених! – возразила Колетт.

– Хорошо, ваш друг, любовник… Вас не устраивает слово «жених»?

– Нас с Жан-Пьером больше ничто не связывает. Если он придет, скажите, что я не желаю его видеть.

– Почему?

– Вы ведь не хотите, чтобы у вашей пациентки поднялось давление или разболелась голова, верно?

– Верно. – Оливье выдержал паузу и спросил: – Так чем же вам не угодил Жан-Пьер? Неужели он бросил вас, узнав, что вы временно не можете ходить?

– Вы весьма тактичны, доктор Лоран, – подметила Колетт. – Возможно, я вообще никогда не смогу ходить.

– Однако если бы он любил вас…

– Жан-Пьер уверяет, что любит. Он не отказывается от своего намерения жениться на мне. Вас ведь это интересует?

– Тогда почему же вы не желаете, чтобы он навещал вас?

– Потому что мне не нужна его жалость. Я вижу, что Жан-Пьер боится даже прикоснуться ко мне. Я вызываю у него омерзение, презрение, словно древняя, дурно пахнущая старуха, за которой он вынужден ухаживать, чтобы получить завещанное ему наследство.

– По-моему, вы преувеличиваете и драматизируете.

– В силу своей наивности, – усмехнулась Колетт.

– Вы думаете, что и у меня вызываете жалость и омерзение? – Оливье пристально посмотрел ей в глаза.

Колетт молча помотала головой из стороны в сторону.

– Вот видите. Вы способны вызывать в мужчине и иные чувства.

– Вы врач. Это совсем другое дело. Вы привыкли к человеческим увечьям и страданиям. Врач вроде как и не мужчина вовсе.

– Однако ничто человеческое нам не чуждо. – Оливье печально вздохнул.

– Сожалеете о выбранной профессии?

– Нет.

– Тогда о чем же? – не унималась Колетт. Ей нравилось разговаривать с Оливье. Даже когда они спорили.

– О том, что завтра у меня выходной и мы не увидимся.

Теперь вздохнула Колетт. Ее вздох таил в себе не меньше печали, чем его собственный.

Они переглянулись и рассмеялись.

– Зато послезавтра обещаю устроить вам какой-нибудь сюрприз.

Колетт подняла брови.

– Разве это возможно… здесь?

На секунду Оливье задумался, а затем расплылся в хитрой улыбке. В его глазах прыгали озорные искорки. Он явно задумал что-то не совсем законное.

– А почему бы нам не прогуляться завтра?

– Злая шутка.

– Я вовсе не шучу. У меня выходной. У вас, смею надеяться, пока тоже нет никаких планов на завтрашний день. К тому же завтра суббота. Мы могли бы прогуляться по парку Жоржа Брассена, это буквально в пяти минутах езды отсюда. Завтра должен быть книжный рынок… Уверен, вы любите читать.

– Я даже не знаю…

– Решено. Перестаньте ломаться, Колетт. Считайте, что мы начинаем курс интенсивной терапии.

– А вы… у вас разве не было других планов на выходной?

– Все мои планы с успехом могут быть перенесены на следующий выходной. Правда, не знаю, когда он выпадет…

– А как же ваша жена?

– О, Колетт, какая же вы плутовка. Вы ведь наверняка обратили внимание на то, что я не ношу обручальное кольцо.

– Многие мужчины не любят кольца, – с притворной беспечностью возразила Колетт.

– Если вас интересовало, есть ли у меня жена, могли бы спросить прямо.

– Вовсе меня это не интересует! Какое мне дело до вашей личной жизни?

– Я не женат, – перебил ее Оливье. – У меня было несколько более или менее серьезных романов, но ни один из них не закончился у алтаря.

– Почему?

Оливье пожал плечами.

– Все мои любовницы ревновали меня к работе.

– Неудивительно, – хмыкнула Колетт.

– В каком это смысле? Вы что, полагаете, что вы не первая пациентка, за которой я начал ухаживать?

– А разве первая?

– Первая и последняя.

– Неужели?

– Знаете что, Колетт…

Доктор Лоран не договорил. Вместо этого он склонился над ней и поцеловал в раскрывшиеся от неожиданности губы.

Быстрый поцелуй обжег губы Колетт. Она даже не успела закрыть глаза.

– Вы мне по-прежнему не верите? – охрипшим голосом спросил Оливье.

Он не дождался ее ответа и, выйдя из палаты, растворился в темноте больничного коридора.

5

– Просыпайся, соня. Уже утро!

Беззаботно-веселый голос Оливье Лорана вырвал Колетт из объятий Морфея настолько резко, что она, открыв глаза, несколько секунд не могла вспомнить, где находится и кто этот мужчина, который с улыбкой смотрит на нее.

– Оливье… Я хочу еще немного поспать. – Колетт потянулась.

– Ты так и всю жизнь проспишь. Нам пора?

– Пора? – заспанным голосом проворчала она. – Куда?

– Только не говори, что забыла о нашем ночном уговоре. – Оливье театрально насупил брови.

Колетт улыбнулась.

– Так, значит… я решила, что наш ночной разговор мне приснился… это все так нереально.

Только сейчас Колетт обратила внимание на то, что на Оливье трикотажная обтягивающая тенниска и джинсы, подчеркивающие атлетическое телосложение. Наверное, он очень сильный, подумала Колетт, но тут же отмахнулась от этой мысли, опасаясь, что она превратится в наваждение. Не хватало только влюбиться в собственного врача!

– Но… доктор Лоран, разве я могу покинуть больничную палату?

– Сегодня я для тебя не доктор Лоран, а Оливье, – с мягкой улыбкой поправил он. – Впрочем, не только сегодня. К тому же ты покидаешь стены больницы под присмотром врача.

– Боюсь, я недалеко теперь смогу уйти. – Колетт развела руками и грустно улыбнулась.

– Ерунда. Это я еще тебя не догоню. – Оливье на секунду скрылся за дверью. – Смотри, что я для тебя привез.

Он вкатил в палату инвалидную коляску.

– Настоящее чудо техники. Сенсорное управление, несколько скоростей…

Он замолчал, заметив повисшие на ресницах Колетт слезы.

– Тебе будет жаль с ним расставаться.

Колетт заставила себя улыбнуться.

– Спасибо.

– А теперь давай я тебе помогу.

Колетт не успела ответить, потому что в следующее мгновение оказалась на руках Оливье.

А он и в самом деле сильный! – с восхищением подумала она, чувствуя напряжение мускулов Оливье. Забавная штука жизнь. Сколько раз Колетт мечтала о том, чтобы любимый мужчина носил ее на руках… Жан-Пьер был слишком рационален, чтобы опуститься до подобных «романтических глупостей». Зачем себя утруждать, когда существуют лифты и автомобили?

Колетт посмотрела Оливье в глаза. Ее завораживал их проницательный взгляд. Хотелось смеяться и плакать, в то же время по спине и ногам, где ее тела касались руки Оливье, пробегали небольшие электрические разряды. С Колетт никогда не случалось ничего подобного, однако вместо страха она испытывала лишь удовольствие и удивление от новизны ощущений.

Оливье медленно опустил Колетт в коляску.

– Все в порядке?

– Да, но… – Колетт опустила глаза и критично осмотрела себя. – Не могу же я отправиться на прогулку в городской парк в больничной рубашке!

– Извини, я совершенно забыл. – Оливье протянул Колетт пакет.

Она медленно раскрыла его.

– Что это? – спросила она, растянув в руках легкий хлопчатобумажный сарафан.

Оливье смущенно пожал плечами.

– Мне кажется, тебе должно подойти.

– Ты притащил мне одежду своей любовницы?! – Колетт гневно сверкнула глазами.

Сегодня настоящий день открытий и потрясений. Сначала ее впервые носили на руках, а теперь ее ослепила незнакомая прежде вспышка ревности.

– Вообще-то это… из гардероба моей младшей сестры, – еще больше сконфузившись, ответил Оливье. – И она убьет меня, если узнает, что я копался в ее вещах без спросу.

– Если что, вали вину на меня, – облегченно вздохнув, разрешила Колетт. – Ты мне поможешь?

– Но…

– Не забывайте, доктор Лоран, что вы прежде всего мой лечащий врач. Не станете же вы смущаться при виде обнаженной пациентки. – Колетт наслаждалась смущением Оливье. В какой-то момент она поняла, что чувствует Натали, напропалую кокетничая и заигрывая с мужчинами.

Оливье приблизился к Колетт, и она покорно подняла руки, чтобы он мог снять с ее рубашку. Каждый раз, когда он случайно касался ее кожи, Колетт вздрагивала, словно от удара током. Наконец с переодеванием было покончено.

– Можем отправляться. – На лбу Оливье выступило несколько капелек пота, как после тяжелой многочасовой операции.

– Расскажи сначала, как управлять моей сказочной каретой.

– Все очень просто. Положи руки на подлокотники. Вот так… – Оливье опустился перед ней на корточки. Его волосы растрепались. Он стал чем-то напоминать коккер-спаниеля с добрыми, все понимающими глазами.

Он провел ладонью по ее руке. Пальцы дрожали.

Чтобы избавиться от неловкости, Оливье поднялся и, откашлявшись, произнес тоном профессионального гида-экскурсовода:

– Сначала отправимся в парк Жоржа Брассенса. Подышим свежим воздухом… Затем я хочу сводить тебя в винные погреба. Их совсем недавно обустроили заново.

– В винные погреба? Звучит заманчиво. Разве мне можно пить алкоголь?

– В малых количествах красное вино обладает целебными свойствами, – нравоучительно заметил Оливье. – Я научу тебя дегустации. Ты можешь его даже не пить, а выплюнуть, как делают профессиональные дегустаторы.

– Ну уж нет! – рассмеялась Колетт. – Бедняги.

– Они бы не доползали до дома после рабочей смены, если бы выпивали хотя бы по глотку каждого вина. В день им приходится пробовать по двадцать марок.

– Откуда такие познания?

– Я родился в Бордо. Мой прадед и дед были виноделами, отец и оба младших брата продолжают семейные традиции. – По лицу Оливье промелькнула тень.

– Значит, ты что-то вроде отщепенца, бунтаря?

Он пожал плечами.

– Что-то вроде того. Предпочел виноделию медицину. Отец до сих пор обижается и не желает меня знать.

– Мне жаль, – вздохнула Колетт.

– С тех пор как я покинул родной дом, прошло много лет. Раны затянулись.

Колетт подняла на него глаза и погладила по руке. Должно быть, Оливье очень несчастен вдали от родного дома.

– Я не жалуюсь, – словно угадав ее мысли, нарочито бодро продолжил Оливье. – Рядом со мной теперь Николь.

– Николь?

– Да, моя сестра. Она приехала в Париж учиться. Слава богу, семейные традиции и условности не так строги к женщинам. Ну да ладно, мы заболтались.

Оливье осторожно отворил дверь и выкатил кресло с Колетт в коридор.

– Сегодня чудесный день. – Колетт подняла лицо к солнцу и зажмурилась от ярких лучей.

– А ты хотела проспать его в больничной палате, – с легким укором заметил Оливье.

Они остановились напротив небольшого пруда, по зеркальной поверхности которого плавали, словно скользили, два белоснежных лебедя.

– Ты знаешь, что лебеди – символ любви и верности? – неожиданно спросила Колетт.

– Почему?

– Они никогда не меняют партнеров. Когда умирает один из них, второй взлетает на высокую скалу и бросается вниз, сложив крылья. Посмотри, как они кружатся вокруг друг друга…

Оливье опустил на плечи Колетт руки и слегка помассировал.

– Кроме того, они прекрасны… как ты… – добавил он.

Колетт закрыла глаза, пытаясь удержать слезы счастья и боли, душившие ее.

– Оливье…

– Да? – Хрипотца придала его голосу еще больше мужественности и сексуальности.

Колетт испугалась собственных мыслей и желаний. Пытаясь от них спастись, она предложила:

– Давай отправимся в погреба. Не терпится получить от тебя урок дегустации.

Оливье разочарованно вздохнул. Его пальцы напряглись. Колетт почувствовала минутную боль в мышцах, но она тут же отступила… вместе с Оливье.

– Хорошо. Придется немного пройтись.

Колетт плотно сжала губы, но тут же взяла себя в руки. Зачем каждый раз показывать Оливье свою слабость и беспомощность? В конце концов, у нее есть чудо-коляска. Достаточно лишь чуть сильнее надавить на кнопочку, и Оливье за ней не угонится.

– В винных погребах, в которые мы сейчас отправляемся, собраны бордоские и бургунд-ские вина.

– Честно говоря, я вряд ли их отличу, – созналась Колетт.

– Глупости. Даже ребенок в состоянии почувствовать разницу, – возразил Оливье.

Колетт рассмеялась.

– Только если этот ребенок родился и вырос в семье виноделов.

– У каждого шато – неповторимый вкус, свой букет и свое лицо, если можно так выразиться. Даже если несколько замков расположены по соседству и используют один и тот же сорт винограда – вина получаются разными. Ведь у разных шато свои секреты, которые передаются из поколения в поколение на протяжении веков.

– Теперь я понимаю гнев твоего отца, – серьезно сказала Колетт.

– Да. С раннего детства вместо сказок мне и моим братьям на ночь рассказывали секреты изготовления вина. Вместо принцев и принцесс действующими лицами историй были пробки и бутылки. Ты знаешь, ведь вино похоже на человека. Оно тоже переживает несколько периодов: детство, юность, зрелость и старость. Важно поймать момент, когда вино достигло своего расцвета. Когда оно стареет, начинает киснуть и постепенно умирает.

Колетт с любопытством посмотрела на спутника. Оливье походил на поэта, с вдохновением читающего лирические стихи.

– Ты говоришь о том, что принято называть выдержкой? – Колетт с трудом поддерживала беседу. В сущности, она знала о вине только то, что оно красного или прозрачно-желтого цвета и если его слишком много выпить за ужином, то наутро будет болеть голова.

– Да. Хотя гораздо важнее для хорошего вина не то, сколько лет бутылка пролежала в темном погребе, а то, сколько солнечных и дождливых дней было в тот год, когда собрали виноград. Исправить ошибку природы не сможет даже самый опытный винодел. Поэтому климатическая карта последних двадцати лет – обязательная принадлежность каждого солидного ресторана или винного магазина. Кстати, мы почти на месте.

Они приблизились к кованым воротам, табличка на которых гласила «Винные погреба де Берси».

– Боюсь, тебе придется ненадолго расстаться с троном, – заметил Оливье, когда они подошли к круто идущим вниз ступенькам.

Колетт снова оказалась на руках Оливье.

– Ты меня избалуешь, – пошутила она. – Меня раньше никогда не носили на руках. А тут… второй раз за день.

– Привыкай, моя принцесса. Я готов носить тебя на руках до конца своей жизни.

Колетт кокетливо посмотрела на Оливье. Нет, она и не думала ему верить! Оливье Лоран всего лишь заигрывает с ней. Обычные уловки ловеласа. Возможно, ему наскучили длинноногие красотки и потянуло на экзотику?! Колетт поёжилась от неприятных мыслей. Ей нельзя влюбляться в Оливье. У них нет никакого будущего. У нее вообще нет будущего, в котором найдется место мужчине. Тем более такому привлекательному, как Оливье Лоран.

Она инвалид. Пора свыкнуться с этой мыслью и не грезить о несбыточном. Разве ей нужна жалость? Муж-сиделка?..

– Колетт, с тобой все в порядке?

– Да-да. Я просто задумалась.

– Надеюсь, обо мне?

Оливье медленно спускался по ступенькам. Лестница была плохо освещена, и Колетт испугалась, что если он оступится и упадет, то она не сможет ничем ему помочь. Она даже не сможет самостоятельно подняться на ноги.

Однако уже через пару мгновений они оказались в светлом и неожиданно просторном помещении. Вдоль стен располагались полки, заполненные пыльными бутылками. Одни стояли, другие лежали на боку, красуясь пробками… Колетт охнула от восхищения.

– Никогда не видела столько вина? – усмехнулся Оливье. Похоже, его позабавила ее детская непосредственность. – Куда желаете сесть, мадмуазель?

– Давай вон за тот столик в углу, – предложила Колетт.

– Как прикажешь. – Оливье направился к указанному столику.

Будто из-под пола перед ними выросла коренастая фигура мужчины средних лет. На нем был белоснежный фартук.

– Добро пожаловать. Чем могу быть полезен, мсье Лоран?

Оливье опустил Колетт на высокий стул и обменялся рукопожатием с хозяином погреба.

– Добрый день, Кристоф. К чему такие церемонии? Как поживаешь?

– Давненько тебя здесь не было. Как твой достопочтенный отец? По-прежнему мечтает о троне винного короля? – Кристоф одобрительно рассмеялся.

Оливье пожал плечами.

– Да. И грозится лишить меня наследства.

– Ох уж этот старый упрямец. А как зовут твою прелестную спутницу? Это так романтично – носить женщину на руках… Эх, вернуться бы в прошлое… Без ложной скромности, я умел красиво ухаживать за женщинами. – Кристоф подошел к Колетт. – Простите, мадмуазель, но вы неважно выглядите сегодня.

– Для человека, вернувшегося всего пару дней назад с того света, Колетт красавица, – вступился за нее Оливье.

– Так, значит, вас зовут Колетт. Прелестное имя. Ваши родители, наверное, обожали Виктора Гюго?

– Как вы угадали?.. – Колетт перевела изумленный взгляд на Оливье.

– Эй, Кристоф. Прекрати обольщать мою невесту.

– Невесту?! – в один голос воскликнули Кристоф и Колетт.

– Лучше принеси нам парочку бутылок лучшего красного вина. Колетт желает научиться дегустировать.

– А ты, конечно, тут же вызвался выступить в качестве ее учителя, – усмехнулся Кристоф.

Когда хозяин погреба удалился, Колетт прошептала:

– Здесь столько вина! Наверное, оно стоит целое состояние.

Ее глаза горели, а щеки залил румянец.

– Вообще-то у французского вина есть табель о рангах. Нижнюю ступеньку занимают столовые вина. Самые дешевые и простые. Чуть выше по качеству – местные вина, которые производят в определенных регионах Франции. Следующая ступень – вина высшего качества, произведенные на ограниченной территории. Наконец настоящие аристократы – вина четвертой категории, «контролируемые по происхождению». Именно их покупают коллекционеры и продают на аукционах за сумасшедшие деньги. Требования к их изготовлению еще жестче. Например, даже если урожай винограда был обильным, элитного вина нельзя произвести больше установленных лимитов. Престижного вина не может быть много! Все, что ты видишь перед собой, – вина первых трех категорий. Настоящее сокровище Кристоф прячет в тайниках. Кстати, вот и он.

Хозяин опустил на стол поднос с двумя бутылками красного вина и дюжиной стеклянных, формой напоминавших тюльпаны бокалов на длинных высоких ножках.

– Зачем столько бокалов? – шепотом спросила изумленная Колетт, когда Кристоф степенно удалился. – Мы кого-нибудь ждем?

– Нет. Это только для нас. – Оливье снисходительно улыбнулся. Бутылки были уже открыты. Однако пробки лежали тут же, на подносе. Оливье взял одну из них и показал Колетт.

– Видишь? Здесь написано название замка и год урожая. Чем длиннее пробка, чем дороже вино и выше его качество.

– Как все сложно.

– Все просто. Главное – доверять своим чувствам и ощущениям.

Оливье налил вино в два бокала и протянул один Колетт.

– Сначала нужно опустить бокал и посмотреть на поверхность вина, определяя, насколько она зеркальная и нет ли на ней каких-нибудь частиц.

– Например, крошек или мошек? – Колетт принялась с сосредоточенным видом рассматривать свое вино. От усердия она даже высунула кончик языка.

Оливье улыбнулся.

– Что-то вроде того. Затем нужно посмотреть на бокал сбоку, на белом фоне. Заметь, какие чистые здесь скатерти.

– Я уже обратила внимание, – заговорщическим шепотом ответила Колетт, перегнувшись через столик. – Редко увидишь такую белизну даже в хорошем ресторане.

– Подержи бокал прямо, затем наклони.

Колетт выполнила его распоряжения.

– Зачем мы все это делаем? Не пора ли уже выпить?

Оливье не сдержал улыбку.

– Говоришь, как хронический алкоголик, моя дорогая.

Колетт обиженно надула губы и еще раз взглянула на свой бокал.

– Судя по пурпурному цвету, мы имеем дело с молодым элитным вином. Похоже, что виноград собрали сразу после дождя, – задумчиво произнес Оливье. – Либо с молодой лозы.

– Откуда ты знаешь? Я ничего такого не вижу, – созналась в собственной некомпетентности Колетт.

– Цвет не очень насыщенный. – Оливье поставил бокал на стол.

Колетт последовала его примеру.

Он налил немного вина в два других бокала. Колетт дала себе слово ничему не удивляться. А если и удивляться, то молча.

Оливье протянул ей новый бокал.

– Сделай выдох и понюхай вино. Это называется «первый нос».

Колетт хихикнула, но понюхала вино.

– Под действием кислорода характер летучих веществ быстро меняется. – Оливье покрутил бокал и снова понюхал вино.

– «Второй нос»? – с улыбкой спросила Колетт.

– Угадала. Чувствуешь, вино «раскрывается»?

– Когда же мы наконец?..

– Немного терпения, дорогая. Чем дольше чего-нибудь желаешь, тем больше удовольствия получаешь при обретении, не так ли? – Оливье заглянул в ее глаза.