Текст книги "Последняя встреча"

Автор книги: Эллен Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– А стоит? – спросила Роксана, плетясь вслед за ним по коридору.

– Стоит. Конечно же, стоит. – Брэм зашел в комнату отдыха, зажег свет и скомандовал: – Вылезай из енота, живо!

Шуба и пальто пристроились рядом друг с другом на вешалке, а Брэм подошел к автомату, опустил несколько монет и принес две дымящиеся чашки.

– Куриный бульон, – объявил он.

Роксана жадно глотнула горячее содержимое.

– Лучше, чем дома у мамы, – с удовлетворением констатировала она, повернула кресло и подставила ноги под тепло кондиционера. – Мне кажется, что я начинаю оттаивать.

– Значит, срочно пора лечить! – Брэм отыскал в шкафчике бело-голубую аптечку, затем вымыл руки и приготовил несколько влажных бумажных полотенец. – А вот и доктор пришел!

Потоптавшись возле нее, он озадаченно хмыкнул.

– Кто-то обвинял меня, что я только и делаю, что мычу, – напомнила Роксана.

– Боюсь, что дело нешуточное. По мне – надо бы сделать рентген и наложить швы.

– Раны на голове всегда смотрятся страшнее, чем есть на самом деле. Все, что надо сделать, – свести края и залепить ее пластырем.

– Спасибо, глубокоуважаемый профессор, – поблагодарил Брэм и отшвырнул в сторону окровавленный бумажный тампон. – Если не секрет, откуда у тебя такие познания в медицине?

– У меня четыре младших брата, и все четверо играют в американский футбол, – сообщила Роксана.

– Четыре брата? И сколько же им? – спросил Брэм, читая инструкцию по пользованию антисептиком.

– Пятнадцать и тринадцать.

– Это двое. А другие?

– А других нет. Они близнецы, и рождались по двое.

Роксана покачала головой, заметив желто-синюю ссадину возле локтя. "Ну и вид у меня, – подумала она. – Будто только что сошла с ринга после боя, причем проигранного".

– Семейка что надо! – сказал Брэм. – Четыре брата, шутка ли сказать. А сейчас зажмурь глаза – будет щипать.

Он начал накладывать на голову повязку, когда до него дошел смысл сказанных Роксаной слов…

– Близнецы? Пятнадцать и тринадцать лет?!!

Роксана засмеялась.

– Не строй таких глаз, иначе я подумаю, что это ты стукнулся головой о лобовое стекло.

– Нет, но такая разница в возрасте с тобой!..

– Пятнадцать лет? Это отдельная история – для длинного и обстоятельного разговора.

– Что мы сейчас и имеем. Я принесу еще одну чашку бульона, и ты посвятишь меня в обстоятельства дела.

– Спасибо, не надо бульона!..

Голос Роксаны неожиданно ослаб, и Брэм резко повернулся к ней.

– Тебе нездоровится?

Роксана пожала плечами и судорожно сглотнула.

– Ничего страшного. Просто я чувствую себя неуютно в этом дурацком мокром наряде, совершенно не приспособленном для зимы.

– Тебе надо во что-то переодеться. Пойду посмотрю, может быть, кто-нибудь из секретарш держит на работе сменную одежду.

Брэм вышел, а Роксана тем временем положила его носки на кондиционер и переставила мокрую обувь поближе к теплой струе воздуха. Едва она разогнулась, как начала нестерпимо болеть голова, а в ушах снова послышался неприятный шум. С трудом добравшись до диванчика, Роксана примостила голову на валике и в ожидании Брэма прикрыла глаза.

– Извини, что так долго, зато… Эй, что с тобой? – Брэм подбежал к ней и тыльной стороной ладони потрогал лоб и щеки. – Да у тебя испарина!.. Роксана, отзовись!

Сердце у него бешено колотилось. Что, если у нее внутреннее кровоизлияние? Или, не дай Бог, травма мозга? Или…

– Я просто отдыхаю, – сообщила она, не открывая глаз. – Не беспокойся, со мной все в порядке.

Брэм облегченно выпрямился и полюбовался высоким лбом, мягко очерченными щеками, чуть приоткрытыми губами.

– Какая жалость! – сказал он шутливо. – А я уже собирался снова прибегнуть к искусственному дыханию… Кстати, оно помогает вернуть цвет лица.

– А что, мое лицо нуждается в этом?

– Еще как!

– Тогда добро пожаловать.

Сильные губы овладели ртом Роксаны, и она почувствовала, как тает от блаженства. Руки Брэма, его губы дарили ей ощущение уюта и безопасности, и дело было не в том, что она только что пережила автокатастрофу, а потом чуть не замерзла – дело было в самом Абрахаме Тэйлоре.

Впрочем, что-то, вероятно, все же произошло, что-то, притупившее ее обычную настороженность и высвободившее обычно дремавшие чувства, потому что никогда в нормальных обстоятельствах она не предложила бы мужчине поцеловать ее.

"Вот достойное занятие, которому я готов посвятить каждый день моей жизни!" – мелькнуло в голове у Брэма, пока пальцы его скользили по обнаженным плечам Роксаны, по шелковистой коже ее спины. Глаза Роксаны светились умом, теплотой и чувственностью: качества, которые он скорее угадал, чем увидел в ней два года назад, и вот столкнулся с ними воочию. Женщина эта, несмотря на свой причудливый костюм, не была одной лишь игрой воображения. Наоборот, она была слишком осязаема и слишком реальна, и реальностью своей пугала его. Следовало бы остановиться, прервать поцелуй… Но Брэм не мог.

За него это сделала сама Роксана, когда пальцы ее, скользнув по шее, вместо ожидаемого пиджака нащупали ворсистую материю белой тенниски.

– Откуда это? – изумилась она и открыла глаза.

Брэм пальцем прижал ей нос.

– Это то, о чем я начал говорить прежде, чем ты меня испугала. – Он критически осмотрел ее. – Цвет лица практически восстановился.

– Ты профессионально уходишь от ответа. А тебе не кажется, что белые шорты и тенниска не вполне подходят для сегодняшней погоды?

Брэм ухмыльнулся.

– Вообще-то весь этот наряд я должен был извлечь на свет завтра утром перед тем, как выйти на теннисный корт в Санта-Крусе. Но поскольку брюки мои сушатся на батарее в кабинете, выбирать не приходится. Что касается тебя – к сожалению, могу предложить только это…

– Чудесно! – Роксана с радостью выхватила у него из рук мужскую сине-белую рубашку с длинными рукавами. – У меня от моего костюма вот-вот начнется чесотка, так что я очень признательна.

С этими словами она накинула рубашку и застегнула ее. – А куда ты спрятал теннисные туфли?

– В кейс. Упаковал вместе с предметами личного туалета, чтобы взять в качестве ручного багажа в самолет. В мои последние две командировки багаж прибывал как раз в день отлета домой, и я сделал выводы…

Роксана покачала головой.

– Воистину говорят: от оптимизма до пессимизма – один шаг.

– Я просто прагматик, – пожал плечами Брэм и протянул ей пару белых носков. – Надень! Мои сейчас должны высохнуть.

Глядя, как Роксана направляется переодеваться, Брэм шумно вздохнул.

– Сзади ты выглядишь не менее возбуждающе, чем спереди, – сообщил он.

Роксана замерла в дверном проеме.

– Скажи спасибо своим коллегам, что они не заказали номер с гориллой. Парень, который ее играет, весит килограммов сто, и чтобы вернуть ему нормальный цвет лица, пришлось бы по крайней мере час делать ему искусственное дыхание.

Дамская комната на четвертом этаже больше походила на благоухающий сад. Мягкое зеленое ковровое покрытие создавало впечатление молоденькой травки под ногами. Повсюду висели горшочки с экзотическими цветами. Но, увидев себя в зеркале, Роксана не смогла удержаться от стона: накрашенные глаза с огромными зрачками – как два горящих факела на мертвенно-бледном лице, белая повязка посреди растрепанных волос.

– И он тебя поцеловал? Ах ты дитя Франкенштейна! – Роксана показала язык отражению.

Смыв косметику с ресниц и приведя в порядок волосы, Роксана затолкала остатки своего костюма в мусорный контейнер. Рубашка Брэма смотрелась вполне прилично и укрывала от глаз все те неисчислимые прелести, которыми может похвалиться молодая и красивая тридцатилетняя женщина.

Натянув длинные носки, доходившие ей почти до колен, Роксана снова подошла к зеркалу.

– Вот я и готова к подростковой вечеринке, – сказала она со вздохом.

Снова накатили усталость и головная боль. Порывшись в сумочке, Роксана нашла упаковку аспирина и выпила сразу три таблетки.

Возвращаясь, она услышала сводку погоды – это работало радио в кабинете Брэма: "…скорость ветра – сорок миль в час с порывами до шестидесяти. Видимость в снегопаде – до нуля. На 94-м шоссе – авария, трое погибших. Прервана работа энергетической и телефонной служб, миллион жителей Твин-Сити остались без света и связи. Школы и церкви распахивают свои двери, предоставляя убежище жителям…"

– Подумать только, через что мы с тобой прошли! – бросила она, входя.

Брэм повернулся лицом к двери и выключил радио.

– Мне тоже не верится, – сказал он, поднимаясь из кожаного кресла. – Принести что-нибудь попить? И как твоя голова?

– Ничего приносить не надо, а голова в порядке – я приняла аспирин.

Брэм снова был в брюках и носках. Роксана уселась на диванчик у стены, с трудом сдерживая зевоту.

– Не возражаешь, если я немного сосну?

– Возражаю. Тебе нельзя спать.

– Почему?

– Я где-то читал, что людям с сотрясением мозга нельзя давать спать.

Роксана возвела глаза к потолку.

– Бред какой-то. Я устала, я хочу спать.

– Это из-за сотрясения, – парировал Брэм, усаживаясь рядом.

– А не из-за того, что в это время я обычно ложусь спать, что я с шести утра на ногах и что я пережила самую сильную за последние сто лет снежную бурю?

– Ха! – вызывающе ответил Брэм, приподнял повязку и осмотрел рану. – Уже не кровоточит.

– Так я могу поспать?

– А не отыскать ли мне по радио какую-нибудь забойную музыку, чтобы…

– Танцевать не буду, даже не надейся!

Роксана снова зевнула и решила испробовать иную тактику.

– А почему бы нам не отдохнуть вместе? Вот диван, на котором мы сидим… – Роксана, невинно моргая, посмотрела ему в глаза. Ее пальцы теребили ворот его тенниски. – Я положу голову тебе на плечо, а ты можешь обнять меня и тихонько рассказать о своем житье-бытье, о братьях и сестрах, о деревушке, где ты вырос…

– Я единственный ребенок в семье, вырос в большом городе и ясно вижу, куда ты клонишь, – коротко заметил Брэм.

Роксана пропустила его слова мимо ушей.

– Тогда расскажи мне о своей собаке.

– Ты просто ищешь способ уснуть, и я тебе нужен вместо подушки.

– А тебя никогда еще женщины не использовали в качестве подушки? – Широко раскрытые глаза Роксаны смотрели ясно и простодушно.

Брэм приподнял ей подбородок.

– Тебе не идет игра в кокетку, Роксана Мердок. Ты слишком честная и приземленная.

Нащупав пальцами тонкую золотую цепочку на ее шее, Брэм поднял к самым глазам маленький золотой медальон.

– Никак не можешь расстаться со своими гаремными побрякушками.

Роксана ничего не сказала, а Брэм рассмотрел медальон. На одной его стороне была изображена женщина с колосьями в руках, на другой – астрологический знак.

– Ты веришь в гороскопы?

– Моя тетя была астрологом и подарила мне этот медальон на восемнадцатилетие, – пояснила Роксана. – Она составляла гороскопы по заявкам, а я тогда помогала ей. Астрологии больше двух тысяч лет, и при всем нашем скептицизме…

– Ммм! Мой скептицизм значительно убавился после того, как природа не позволила мне добраться до Виргинских островов.

Роксана усмехнулась.

– Например, мне кажется, что ты – "телец", они все ужасные развратники.

– Я родился двадцать третьего апреля.

– Вот видишь, я попала в точку. Ты к тому же задумчивый, внушающий приязнь, обаятельный…

Брэм щелкнул пальцами.

– Один к одному. А если бы ты знала, как мне не терпится поразвратничать… – Роксана вздрогнула, и он быстро спросил: – Холодно? На термометре двадцать градусов. Надо придумать что-нибудь вроде одеяла.

Он пощупал свое пальто и Роксанину шубку и, убедившись, что они все еще мокрые, взобрался на стул и снял с окна тяжелую портьеру.

– Отличное покрывало, правда ведь?

Но Роксана уже слышала его слова откуда-то издалека. Брэм полюбовался на изящные изгибы ее тела, прикрытые рубашкой, затем накрыл Роксану портьерой и начал сооружать себе ложе на полу рядом с ней.

Ночью Роксану разбудил бьющий в глаза свет.

– Что такое? – захныкала она спросонья и закрылась рукой.

Брэм выключил фонарик.

– Удостоверяюсь, что моя пациентка жива. Тепло?

– Да. А чем это я укрыта?

– Портьерой.

– Мужчины-"тельцы" еще и хорошие добытчики.

4

Не открывая глаз, Роксана сладко потянулась, и широченная портьера, претендовавшая на звание одеяла, сползла на пол. Секундой позже с пола послышалось сонное бурчание.

– Ой! Прошу прощенья! – Роксана подхватила портьеру. – Как там внизу?

– Нормально, не беспокойся, – позевывая, сообщил Брэм. – А ты? Как голова?

Не дожидаясь ответа, он поднялся и присел рядом.

– Голова в порядке, а вот тело будто не мое. На этой кушетке способен спать только человек-змея, да и то с трудом… – Роксана насторожилась, когда пальцы Брэма начали ощупывать ее голову, скорее играя с волосами, чем выполняя медицинскую задачу. – Ну? И как?

– С виду – воспаленная и опухшая. Как же это я забыл вечером положить на рану лед!

Брэм старался не смотреть в глаза Роксане, но не мог. И чем больше он смотрел, тем красивее она ему казалась и тем больше ему хотелось на нее смотреть.

Она не принадлежала к выдающимся красавицам. При ее появлении, вероятно, не прекращались разговоры и не поворачивались головы, но ее неброская красота запечатлевалась в памяти, не давала покоя ночью, и утром глаза отказывались смотреть на что-либо другое, кроме ее лица.

Роксана испуганно замигала.

– Лед? Насколько я помню, вчера у меня температура и без того была ниже нуля.

Брэм провел пальцами по ее лбу, отбрасывая пряди, и, нагнувшись, спросил:

– А какая температура у пациентки сегодня?

Роксана почувствовала, как начинает куда-то проваливаться.

– Тридцать шесть и шесть, – торопливо сказала она и, прежде чем Брэм успел обнять ее, спрыгнула с диванчика, оправила рубашку и преувеличенно жизнерадостно прощебетала: – А что у нас там с погодой?

Брэм, пробормотав что-то, подошел к окну. Роксана встала рядом, и оба устремили взгляд за стекло, где не было ничего, кроме белой каши. Роксана поспешно ухватила Брэма под руку.

– Ну и картинка!.. Попробуй поймать что-нибудь по радио.

Но едва Брэм включил приемник, комнату наполнили скрежещущие шумы радиопомех.

– Черт, это же та самая частота, на которой мы вчера слушали городскую программу!

Брэм начал вертеть колесико настройки, пытаясь поймать хоть какой-нибудь передатчик.

– А не включить ли станцию чрезвычайного вещания? – спросила Роксана.

Брэм покачал головой.

– Роксана, это всего лишь снежная буря, а не ядерная атака, так что станция скорей всего не работает.

Роксана снова взглянула в окно.

– Господи, какое зрелище! Никогда не видела Миннеаполис таким!

– Ты еще что-то видишь в этой пурге? – саркастически спросил Брэм. Переключив приемник на ультракороткий диапазон, он принялся крутить антенну, потом переставил радио на окно и принялся шарить по длинным волнам. Тишину прервала музыка.

– Смотри-ка! – Лицо Брэма расплылось в улыбке. – Люди на местной радиостанции работают.

Роксана чихнула и, повеселев, стала складывать портьеру. Передавали последний хит Кенни Роджерса. За ним последовала композиция Гленна Кемпбелла, а затем реклама пилюль для тех, кто желает похудеть, и позывные радиостанции. Роксана уже собралась выругаться по поводу такой бездарной программы, как к микрофону вернулся ведущий.

– Я сижу с плиткой шоколада "Хершис" вместо завтрака, – игриво-небрежно сообщил он. – Выслушайте Расса Майера с новостями. Если вы, дорогие мои, выглянете в окно, то поймете, что сегодня только одна новость – погода. Вообще-то я на станции с четырех до полуночи, но благодаря старушке-зиме сижу здесь со вчерашнего дня. Интересно, заплатят ли мне сверхурочные?

Брэм зарычал и ударил кулаком по приемнику.

– А ну, придурок, выкладывай новости!

– Итак, – невозмутимо продолжал Расс Майер, – на улицы Твин-Сити выпало семьдесят сантиметров осадков, а снег, между прочим, ребята, все еще продолжает идти. Вчерашний циклон принес нам снегопад и ураганной силы ветер. Город практически парализован. Все закрыто, движения никакого. Городские власти предлагают жителям оставаться там, где они находятся. Северная электроцентраль сообщает об увеличении утечек энергии из-за ветра, который валит линии электропередач. Нам сообщили об одиннадцати замерзших автомобилистах, так что общее количество погибших перевалило за три десятка. Значит ли это, что будет побит рекорд восемьдесят восьмого года, когда за три дня северную часть побережья укутал более чем метровый слой снега? Не знаю, не знаю… Мой прогноз: через девять месяцев начнется эпидемия детских имен типа Снежана, Метелица и тому…

Роксана покрутила пальцем у виска, и Брэм выключил радио.

– Ненавижу, когда с утра начинают изощряться в остроумии, – фыркнула она. – Проклятье! У меня столько дел, а я торчу в этом паршивом банке.

– Будь моей гостьей! – беззаботно предложил Брэм и сделал широкий жест. Заметив ее скривившиеся губы, он добавил: – Впрочем, ты вольна выйти на радость этому болтуну. Представляешь: Роксана Мердок, тридцать такая-то жертва стихии.

– Ты не будешь любезен заткнуться? – Роксана уселась на письменный стол и поболтала ногами. – Я чувствую себя дикаркой, пока не почищу зубы и не выпью чашечку кофе. Кроме того, я не понимаю причин твоего радостного настроения. Ты лишился возможности загорать, купаться и играть в теннис в Санта-Крусе.

– У меня хватило ума застраховать отпуск, – усмехнулся Брэм, – так что два потерянных дня для меня не трагедия.

Он подошел к столу и положил руки ей на плечи.

– К тому же моя рубашка и я чудесно проводим время. Ты прекрасно смотришься в мужской одежде. Кроме того, тебе очень идет эта шапка. Что за ухажер тебе ее подарил?

Роксана попыталась сохранить холодность и достоинство, но оказалось, это очень трудно сделать, когда все эти развратные мысли о его губах и руках разъедают сознание. Черт побери, она же не девочка-восьмиклассница! Ей тридцать лет, и она руководитель фирмы!

– Нет, – сказала она сухо, – шапку я сама себе купила, чтобы голова зимой не мерзла.

– Итак, с шапкой все ясно… А как насчет ухажера?

– А как насчет завтрака? – вызывающе спросила Роксана.

Брэм залез в карман и вытащил мелочь.

– Еда делает тебя более терпимой и разговорчивой?

– Накорми меня завтраком, а я досыта накормлю тебя информацией, – парировала Роксана.

Руки Брэма отпустили ее, и она тут же обрела обычное расположение духа.

– Начинается наш второй совместный день, – пояснил Брэм, – и я бы хотел знать, не действую ли я на чужой территории.

– На чужой территории? – глаза Роксаны округлились чуть ли не в пол-лица. – Я не собственность, которую можно купить или продать, мистер Тэйлор. У меня есть свое дело, и я ни от кого не желаю зависеть!

Брэм расхохотался.

– Ну что ж, на вопрос об ухажере ты ответила!

– И долго мне ждать завтрак? – спросила Роксана, стараясь не показать своего веселья. Главная проблема с Брэмом Тэйлором, отметила она, то, что он – бесспорно приятный человек.

– Итак, раз-два-три!.. Завтрак и зубная паста! – провозгласил Брэм и на глазах у недоумевающей Роксаны протянул руку и достал из-под стола кейс. – Там внутри пакет со всякими туалетными принадлежностями, мылом, зубной пастой и прочим барахлом. Открывай и займись самообслуживанием.

Увидев, что Роксана колеблется, он спросил:

– В чем дело?

Роксана заерзала на месте.

– Кейс это… как женская сумочка. Слишком личная вещь, чтобы в него лазил кто-то, кроме владельца. Может быть, лучше…

– Роксана! – Брэм щелчком приоткрыл крышку, достал пакет и протянул ей. – Ты одна такая или все "девы" столь щепетильны?

– Боюсь, только я. Мама и тетя заложили в меня повышенную щепетильность и чопорность. Я и по сей день спрашиваю у мамы разрешения открыть холодильник.

– Ты ждешь разрешения?! Ты – удачливый, процветающий антрепренер? – Брэм покачал головой. – Обо всем этом ты мне расскажешь за ленчем.

Он остановился, чтобы набрать побольше мелочи.

– Что ты желаешь кроме кофе? Там есть автоматы со сладостями, с вареными яйцами, с йогуртами…

Роксана, рассматривавшая кусок жасминового мыла, снова подняла глаза.

– Побольше сахара и сливок в кофе, – сказала она, отыскивая зубную щетку и маленький тюбик зубной пасты. – Еще возьми яйцо и крекеры с арахисовым маслом.

Ее пальцы извлекли маленькую серебряную коробочку с красной этикеткой.

– Брэм, – с кривой усмешкой спросила она, – сколько, ты сказал, у тебя длятся каникулы?

– Две недели. – Он сложил руки вместе и нанес воображаемый удар ракеткой слева. – Четырнадцать славных солнечных денечков на Карибских островах. Правда, цифра эта уже уменьшилась до двенадцати. При условии, что я вылечу сегодня последним рейсом… А почему ты спрашиваешь?

– Потому что ночи ты, как я понимаю, собирался проводить не менее весело. – В руках у Роксаны была коробочка с презервативами. – Хватит как раз на двенадцать прелестниц. – Роксана швырнула ему упаковку. – Пылкое же у тебя сердце, Абрахам Тэйлор!

Брэм поймал коробочку и, поморщившись, положил ее в карман.

– Ну что мне тебе сказать? В детстве я был бойскаутом и нашим девизом было "Будь готов!". Не подходи к этому так ханжески. Я думал, что дополнительные меры предосторожности будут выглядеть учтиво и добропорядочно с моей стороны.

– О, да! Ты учтив и добропорядочен. Ты даже дал мне рубашку со своего плеча и сделал искусственное дыхание.

– Ты и в самом деле дикая, пока не почистишь зубы и не выпьешь кофе. – Брэм нервно передернул плечами и вышел из комнаты.

В дамской комнате Роксана бросила взгляд в зеркало, и лицо у нее из холодного стало задумчивым. Брэм действительно был учтив, просто она сама – слишком разборчивая.

Разборчивая? Она, восточная танцовщица! Роксана невольно хихикнула. И все-таки она очень разборчива, когда дело касается секса. Она не предавалась радостям свободной любви в семидесятые, не рукоплескала сексуальной революции восьмидесятых, и от одной мысли о том, что утром она может проснуться рядом с незнакомым мужчиной, ей становилось дурно. Да, разборчивая – это лучше, чем фригидная!

Впрочем, Ричард никогда не называл ее фригидной, только сексуально заторможенной. Он говорил об этом и после того, как они обручились и она уступила-таки его настойчивым притязаниям. Ричард! Роксана нахмурилась. Почему она вдруг вспомнила о Ричарде Бэке?

Сравнивать только что встреченного мужчину с предыдущим – естественно для женщины, даже если предыдущего ты изо всех сил стараешься забыть. Но Абрахам Тэйлор и Ричард Бэк – две полные противоположности, лед и пламень, вода и камень. Брэм – классический брюнет с крупными чертами лица, тогда как Ричард – худосочный блондин с мальчишеской физиономией. Брэм – весельчак, с ним легко и приятно разговаривать, а Ричард… ну, Ричард маленькое напыщенное ничтожество. Роксана снова хихикнула: это Ричарду полагалось быть банкиром – он прекрасно вписался бы в этот претенциозно-мрачный интерьер с мраморными полами и темными панелями.

А ведь когда-то она была уже почти готова влюбиться в Ричарда… Он был из тех, кого маменьки желают своим дочерям: добрый, вежливый, работящий, перспективный, без вредных привычек и скрытых пороков жених. А Роксана старалась быть той, кого каждая мать желает собственному сыну: воспитанной, послушной, нежной, любящей. Но что-то не давало ей покоя, и тогда она пошла ва-банк и представила Ричарда тете Матильде.

Тете Матильде Ричард не понравился. Верхняя губа с вечной испариной, мокрые ладони, улыбка, никогда не затрагивавшая глаз… Тетя как в воду глядела! Ричарда аж передернуло, когда Роксана сообщила ему о том, что открывает "Приветствия и Поздравления". Его будущая жена, одетая в шутовские одежды, а то и вовсе в неглиже, будет петь и плясать! Никогда! Роксана оказалась перед выбором – либо работа, либо замужество.

Победила работа. После двух месяцев сомнений и переживаний Роксана поняла, что роль прекрасной половины мистера Ричарда Бэка не по ней, и вообще к двадцати пяти годам она еще не созрела для того, чтобы быть чьей-то миссис.

После этого все стало на свои места. Роксана теперь точно знала, чего она не хочет от мужчин: она не хочет экспериментировать. Мистера Избранника она распознает сразу и без посторонней помощи. А пока… Пока что она, не лукавя, могла сказать, что нисколько не страдает из-за отсутствия мужчин в своей жизни. Она ни разу не почувствовала себя ненужной или ущербной. Ей и без них было хорошо.

Роксана начала расстегивать рубашку и невольно вспомнила про Брэма. Какое-то незнакомое чувство снова охватило ее. Она знала, что он ей нравится, но ей нравился еще пяток мужчин, и с ними она умела оставаться не более чем хорошим другом. Ни один из них не заставлял ее сердце пускаться вскачь – даже Ричард в лучшую пору их романа.

Роксана развернула упаковку с мылом, намылила лицо.

– Это просто последствия автокатастрофы, – сказала она вслух и от звука собственного голоса разом успокоилась. – Просто нервное потрясение, и ничего больше!

Почувствовав себя необыкновенно легко, Роксана принялась напевать себе под нос.

Брэм за стенкой заканчивал бриться, когда услышал мелодию "Американец в Париже" Гершвина, за которой последовали "Они и Музыка" Берлина. Усмехнувшись, он выдавил на ладонь немного крема и начал размазывать по свежевыбритому лицу. Насколько замечательным был у Роксаны голос, настолько необычным – репертуар.

Обычно люди напевают под нос что-нибудь из последней десятки хитов или старую полюбившуюся мелодию времен юности, но Гершвин и Берлин звучали бы к месту году этак в двадцать третьем – примерно тогда, когда была в моде ее шуба. Эта женщина определенно интриговала его. Независимая, умная, деловая – но со старомодными манерами и приступами застенчивости. Сотканная из контрастов и противоречий, она с каждой минутой нравилась ему все больше и больше.

Брэм натянул через голову рубашку, причесал и уложил седеющие виски. В последние месяцы он не раз ощущал себя стариком. Это и послужило причиной двухнедельного отпуска – отчаянно захотелось оттянуться под колышущимися пальмами и тропическим солнцем, снова почувствовать себя молодым… За стенкой уже пели "Реку старика", и Брэм улыбнулся.

Давно он не чувствовал себя таким юным и окрыленным, как сегодня, и это несмотря на погоду. А впрочем, может быть, благодаря ей. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы этот раскардаш за окном продолжался как можно дольше.

– Да будет снег! Да не умолкнет вьюга! – провозгласил он вслух и закрыл воду.

Когда Роксана вернулась в комнату, он расставил завтрак.

– Ты чудесно пела, – сказал он с улыбкой. – Завтрак готов.

Роксана неуверенно переминалась с ноги на ногу. Брэм галантно пододвинул ей кресло.

– Чувствуй себя как дома! – сказал он.

– Или перед началом допроса? – пошутила она, усаживаясь, и взяла чашку в руки.

– Все для того, чтобы получше тебя узнать, моя дорогая Роксана. В конце концов, мы здесь одни – ты и я.

Брови его многозначительно пошевелились. Роксана хихикнула.

– Ты это делаешь как страшный-страшный серый волк из детского спектакля.

– И ты не боишься меня?

– Ни капельки! – Роксана постучала вареным яйцом о стол, разбивая скорлупу. – Тетя научила меня, как обращаться с большими нехорошими волками.

– О Господи, куда ни сунешься – везде тетя! – Брэм распаковал стаканчик с ананасовым йогуртом. – А тебе известно, что эти профессиональные старые девы-тети губительно действуют на психику молоденьких особ женского пола?

– А с чего ты взял, что она была старой девой?

– Ты хочешь сказать, что это не так?

Роксана потянулась за солью.

– Все так. Правда, тетя Матильда говорила, что не вышла замуж лишь потому, что не увидела в этом смысла.

Брэм театрально всплеснул руками.

– Ну, что я говорил! Вот откуда в тебе это стародевическое жеманство…

– Жеманство – это слишком сильно сказано. Простое…

– Не спорь, – прервал ее Брэм. – Я по роду профессии немножко психолог, и читать чужие души для меня дело обычное.

– Так ты у нас душевед, – сказала Роксана, расправляясь с яйцом. – И ты всегда попадаешь в точку?

– Всегда, – горделиво отозвался Брэм. – Итак, я жду рассказа о жизни, о семье и особенно о тетушке Матильде.

Роксана открыла пакет с крекерами, приводя в порядок мысли и чувствуя, что Брэм наблюдает за выражением ее лица, за каждым ее движением. Она подняла голову.

– О братьях-близнецах и о том, что я из Чикаго, ты уже знаешь!

Голова Брэма утвердительно качнулась.

– Зато не знаю, каким образом Роксана Мердок оказалась в Миннеаполисе.

– Все дело в тете Матильде. – Проигнорировав его громогласное "Ага!", Роксана продолжила: – Она на двадцать лет старше мамы, и сразу после окончания мною школы попала в аварию, сломала позвоночник и оказалась прикованной к инвалидной коляске. Поскольку в Миннеаполисе неплохой финансовый факультет, я переехала к ней. Три года назад она умерла – ей был восемьдесят один год.

– И тогда же ты ощутила себя большой и открыла свою контору?

– Нет. Контору я открыла два года назад, – уточнила Роксана и глотнула кофе. – Я пять лет проработала простой служащей и усвоила, что незамужние женщины до конца жизни всего лишь "девочки", а холостые мужчины – "коллеги".

Беспечность слетела с лица Роксаны, а в голосе ее зазвенели металлические нотки.

– Каждый раз, когда я пыталась продвинуться по работе, менее квалифицированный сотрудник-мужчина получал должность, прибавку и все остальное, а мне доставалось его прежнее место. Я решила открыть собственное дело потому, что плясать под чужую дуду мне надоело. Я знала, что если мой бизнес и прогорит, то не из-за моего плохого руководства…

– И вовсе не так все было, – категорически возразил Брэм. – Просто ты подсознательно стремилась освободиться от чужого авторитета и отказаться от роли вечной няньки… А что, маме и братьям ты тоже все время помогала, а?

– Предположим. И что из этого?

Брэм развел руками.

– Сначала, сама еще школьница, – нянька для тетки. Затем – последующие лет десять – вторая мама для собственных братьев. При этом – сплошные успехи на личном фронте и в служебной карьере…

Губы Роксаны дрогнули.

– Понимаешь, о чем я говорю? – спросил Брэм. – Ты все это время исполняла обязанности, а не жила. И когда ты открыла "Приветствия", накопленная энергия вырвалась наружу. И все же не очень-то уютно ты чувствуешь себя под этими костюмами и масками.

– Гм! Никогда не смотрела на себя с такой стороны. Впрочем, я же не психолог…

– Кстати, университет ты закончила?

Роксана помедлила, прежде чем ответить:

– Нет. Я поняла вдруг, что жизненный опыт – сам по себе непреходящая ценность. Работа в офисе тоже была своего рода образованием: когда постоянно общаешься с людьми, растешь очень быстро.

– И ты с головой ушла в работу?

– Откуда такая смелость в выводах? – Роксана собрала мусор со стола и бросила его в чашку.

Брэм откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Можешь называть это шестым чувством.

– Сперва абсолютная память, потом – дар психолога, а теперь еще и шестое чувство… Самоуверены же вы, мистер Тэйлор!