Текст книги "Оружие скальда"

Автор книги: Елизавета Дворецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

А маленькая рыжая ведьма видела их белеющие кости, слышала их горестные тяжкие стоны, чуяла отчаяние неизбежного. Перед мысленным ее взором равнина стала такой же, какой была в ту ночь, – полной мертвых тел, залитой кровью. И ведьма запела:

 
Ночью сильнее
становятся все
мертвые воины,
чем днем при солнце!
Мертвые, встаньте!
Время пришло!
Жизнью наполнитесь,
мертвых тела!
 

Заклинание ее змеями ползло по равнине, растекалось по земле, проникало под землю. Как весною от тепла и воды в земле оживают корни, так мертвые кости зашевелились, разбуженные заклинанием. Ведьма слышала толчки земли под ногами и смеялась, хлопала в ладоши, прыгала на месте.

– Ты видишь, Жадный! – в ликовании кричала она, как девочка, видя действие своего колдовства. – Они встают, они встают!

– Не нравится мне здесь! – сердито сказал Эйнар и сплюнул в сторону от костра. – Здесь пахнет какой-то дрянью!

– Сидел бы дома! – рявкнул Ормкель. – Никого сюда не тащили силой! В Аскргорде осталось еще шесть десятков человек, кто мог бы пойти с нами, и каждый из них ничуть не хуже тебя!

– А лучшего ночлега здесь все равно не найдешь! – сказал Торир. Теперь он крепко держал свой щит, словно опасался, что жадные и вредные тролли снова вырвут его из рук хозяина. – Здесь вся долина паршивая. Если не весь полуостров. А ведь когда-то я бывал здесь. Пока… Ну, в общем, тут были неплохие места…

Торир смутился и не стал продолжать. Неплохие места встречались на Квиттинге до того, как двум конунгам вздумалось завладеть им, а третий не захотел отдавать своих владений. Исход их борьбы вызывал содрогание, но разве теперь поймешь – кто виноват?

– Ладно! – резко отозвался Торвард. – Что толку вспоминать о том, что было? Этим ничего не изменишь.

– Я тоже помню кое-что! – буркнул Ормкель. – И я за все золото Хеймира конунга не хотел бы вернуть это назад!

Может быть, ему вспомнилась битва перед Медным Лесом. Одна из последних битв, в которых был разбит конунг квиттов Стюрмир.

– Эй, помолчите-ка! – вдруг крикнул Хавард. По привычке все замолчали. Отблески костра освещали лицо Хаварда, он напряженно прислушивался к чему-то. И вдруг румянец сошел с его щек, лицо побелело так, что даже веснушки исчезли, как будто хотели от страха спрятаться поглубже под кожу. Такого откровенного страха никто не видел на лице воина. И всем остальным тут же стало не по себе.

– Что ты услышал? – с беспокойством спросил Ормкель. – Опять корабль на сорок скамей?

Но Хавард даже не заметил насмешки. У него волосы шевелились на голове, в глазах выступили слезы ужаса.

– Я слышу… – осипшим голосом прошептал он, задыхаясь, как будто чьи-то холодные цепкие пальцы уже взяли его за горло. – Слышу… Сам не знаю… Как будто земля шуршит, как будто копают без лопаты. Как будто что-то скрипит… Так кости скрипят… И еще что-то. Не знаю, как и сказать. Будите всех! И огня побольше!

Хирдманы уже и сами поспешно бросали в костер новые охапки хвороста. Люди со своим огоньком казались маленькими и беззащитными на темной огромной равнине, полной таинственного, невидимого зла! Темнота и неизвестность были страшнее любого врага. Каждый предпочел бы увидеть перед собой многосотенное войско, но светлым днем и состоящее из живых людей. А сейчас казалось, что во тьме прямо над головами людей возвышаются тяжелые фигуры великанов, тех самых, что были изгнаны отсюда людьми. Но они могут вернуться. А до зари и солнечного света так далеко!

И вдруг в темноте прямо перед костром появился свет. Бело-голубоватый призрачный свет засиял сначала бледным расплывчатым пятном, потом стал ярче, как будто лился в щелку приоткрытой двери. Свет разгорался все ярче. Теперь уже можно было разглядеть, что это светился старый, оплывший курган. Он стал вдруг почти прозрачным, и сквозь землю люди увидели, что весь курган состоит из наваленных в беспорядке человеческих тел, даже не тел, а каких-то страшных обрубков. И вот эти обрубки стали шевелиться, биться друг о друга. Земля раздалась, как будто открылась пасть чудовища, и ожившие мертвецы повалили наружу.

Не помня себя, фьялли повскакали на ноги и схватились за оружие. А мертвецы уже поднялись, и у каждого из них в руках был зазубренный меч или секира. На глазах у потрясенных фьяллей мертвецы наливались силой, их истлевшие тела делались плотнее, шаги тверже. На всех телах зияли страшные раны, у кого не хватало конечностей, у кого – даже головы, черная кровь блестела под призрачным светом земли. И вдруг они всем скопом кинулись на людей.

Фьялли испустили боевой клич, похожий больше на крик ужаса. На счастье, никто из них не побежал. Мгновенно образовав круг с костром посередине, фьялли встретили мертвецов ударами мечей и копий. Но их нельзя было убить одним ударом. В них уже не было жизни, их вело вперед злое колдовство, и силы их не иссякнут, пока это колдовство не кончится. Фьялли отбивались изо всех сил, кололи и рубили, но от всей их доблести сейчас было мало толку. Торвард разрубал мертвые тела сверху донизу, но две половины снова лезли на него уже с двух сторон. Густой трупный запах окутывал живых, не давал дышать. Это все было похоже на тяжелый кошмар без надежды на пробуждение.

Только разрубив мертвеца на мелкие кусочки, не оставив ни единой целой кости, можно было его остановить. Уже горы обрубков покрывали землю, но мертвецов не становилось меньше. Все новые и новые их толпы выступали из темноты, словно сама темнота их порождала.

Ормкель держал свой длинный меч двумя руками и рубил во все стороны. Старый ярл уже запыхался и дышал со свистом – давала себя знать давняя глубокая рана в груди, – но не намерен был отступать. Он не мог браниться, но весь поток его мыслей был одной непрерывной бранью. Да будет ли конец этой тухлой рати? Или они идут прямо из Нифльхейма?

Вдруг из темноты перед ним выросла огромная тень. Отблеск затухающего костра осветил черную бороду и багровое от натуги лицо с одним глазом. Правого глаза не было, потому что вся правая сторона лба и глаз были начисто снесены. Кровь из разрубленной головы заливала всю фигуру великана. Секира в его руке была занесена над самой головой Ормкеля.

Увидев чернобородого, Ормкель невольно вскрикнул и едва сумел увернуться от удара. Руки его делали привычное дело, но он был так потрясен, что едва не лишился сознания. За долгую жизнь ему приходилось встречаться с великим множеством противников и у многих отнять жизнь, но этого человека он помнил. Это был Гримкель Черная Борода, один из самых знатных квиттингских хельдов, двадцать лет назад собравший войско против фьяллей. И он, Ормкель, убил Гримкеля в битве двадцать лет назад где-то в этих местах. Именно его рукой был нанесен удар, снесший Гримкелю половину черепа.

Осознав это, Ормкель едва не упал, обессиленный ужасом и безнадежностью, – с ними бились те, кого они уже однажды убивали. Прошлая доблесть сейчас обернулась бедой.

– Тор и Мйольнир! – кричал где-то рядом Торвард, взывая к Рыжебородому Асу, покровителю племени фьяллей. – Гроза Великанов, взгляни на нас!

Высоко в темном небе гулко ударил гром и радостью отозвался в сердцах измученных фьяллей – Повелитель Битв услышал призыв Торварда. Сверкающая молния прорезала небосклон, яркая звезда пронеслась над полем битвы, белый свет вспышкой озарил темнеющий вдали ельник, так что можно было бы разглядеть каждое дерево на опушке, раскрытые холмы на равнине, выпустившие своих жителей. Что-то живое, то ли зверь, то ли тролль, мелькнуло на дальнем холме возле самой опушки и исчезло. А над равниной уже летела сияющая светом фигура в боевом доспехе: в кольчуге и шлеме, с длинным мечом в сильной руке. Словно плащ, неслась за ней грива блестящих черных волос, и фьялли закричали:

– Регинлейв! Регинлейв с нами!

Длинный меч в руке валькирии ударил по войску мертвецов, словно молния. От одного прикосновения небесного меча, в котором вечно жила сила молний, мертвецы рассыпались прахом. Словно паутину, Дева Битвы в мгновение ока смела мертвую рать с равнины, земля захлопнула свои многочисленные пасти. И все кончилось, словно вся эта битва была дурным сном. Только раны, нанесенные мертвым оружием, были настоящими. Эйнар Дерзкий, кривясь от боли и кусая губы, зажимал ладонью рану в предплечье. Торир лежал неподвижно, уронив разрубленную голову на расколотый щит. Дурное предзнаменование и клятва маленькой рыжей ведьмы оправдались: Ториру и Бедвару не придется увидеть завтрашний рассвет.

Костер давно погас, только три-четыре красных глаза тлеющих углей мигали в серой куче золы. Но на площадке было светло – меч валькирии сиял, как застывшая молния. Опираясь концом меча о землю, Регинлейв стояла неподвижно, и казалось, что сама она излучает теплое золотистое сияние.

– Регинлейв! – выдохнул Торвард и шагнул к ней. Его лицо блестело от пота, тыльной стороной ладони он смахнул со лба и щек намокшие пряди волос. По клинку его опущенного меча медленно, словно нехотя, сползали капли черной мертвой крови.

– Благодарю тебя за помощь! – с облегчением и радостью говорил Торвард. – Но ты могла бы появиться и пораньше! Ты знаешь – ни в одной битве я не испытывал страха, но биться с мертвецами…

– Не ты ли говорил, что я чересчур ухаживаю за тобой и не даю тебе проявить доблесть? – ответила валькирия. Голос ее был звучен и звонок, синие глаза сверкали на румяном лице с немного вздернутым носом. Но эта черта не портила ее, и вся ее фигура, по-женски стройная, но полная силы, была гордой и величавой. Черные кудрявые волосы красиво оттеняли высокий белый лоб, вились волнами по стальным колечкам кольчуги. – Не ты ли говорил, Торвард сын Торбранда, что тебя никто не считает храбрецом, потому что с такой защитой человеку нечего бояться? Не ты ли требовал, чтобы я дала тебе самому позаботиться о себе?

Торвард подошел к Регинлейв. Они были одного роста, и только шириной плеч конунг превосходил валькирию. Он еще не отдышался после битвы, но улыбался. Ему всегда было приятно видеть Регинлейв, и он был уверен, что ни на земле, ни на небе не найдешь другой такой красавицы. Может быть, потому он до сих пор и не женился, что не мог найти в своем сердце места для другой женщины. Да разве могла бы какая-то из земных девушек равняться с валькирией?

– Вот оно! – проворчал Ормкель. – Все женщины одинаковы!

Едва только толпа мертвецов схлынула, ярл сел на землю прямо где стоял, меч сам выпал из его рук. Он так и сидел на земле, боясь обнаружить предательскую дрожь в ногах, если встанет. То и дело он тревожно оглядывался – ему все казалось, что сейчас Гримкель Черная Борода выскочит из мрака у него за спиной и нападет, чтобы в отместку снести и ему полголовы.

– Не сердись, Регинлейв! – Торвард взял горячую руку валькирии и прижал к своей щеке со шрамом. – Когда бы ты ни появилась, я всегда очень рад тебе!

Регинлейв смотрела на него со снисходительным дружелюбием. Она казалась молодой, не старше двадцати пяти лет, но именно ее Один когда-то послал к деду Торварда, чтобы предсказать ему рождение сына и назвать его судьбу. И с тех пор она ничуть не изменилась.

– Лучше бы она успела до того, как тот тухлый тюлень попал мне в плечо секирой! – ворчал во тьме Эйнар.

– Но раз я успела только теперь, поди ко мне, я помогу тебе! – ответила валькирия.

Эйнар подошел, все с тем же злым лицом – его трудно было заставить почтительно обращаться хоть с кем-нибудь. Регинлейв провела ладонью по его ране, и кровь мигом унялась.

– Подойдите ко мне все, у кого есть хоть царапина! – велела она. – Вас ранило злое оружие, мертвое. От любой царапины можно умереть.

Раны оказались почти у всех. Грустный Хавард сидел возле тел Торира и Бедвара.

– Послушай, Регинлейв! – окликнул он валькирию. – А им ты не можешь помочь?

– Конечно, могу! – уверенно ответила она. – Я и пришла за ними. Я отведу их в Валхаллу! Там их хорошо встретят, и они будут в пирах и битвах ждать, пока и вы все присоединитесь к ним!

– Это хорошо! – уныло одобрил Хавард. – Каждый из нас мечтает об этом. Но я спросил, не сможешь ли ты… Ну, чтобы они еще немного побыли с нами. У Одина и без них, должно быть, хватает дружины…

Регинлейв покачала головой.

– Нет, вернуть им утраченную жизнь я не могу.Пусть ведьмы оживляют мертвецов своим колдовством – вы видели, что из этого не выходит ничего хорошего. А жизнь всему живому боги дают только один раз. Если она потеряна – вернуть ее невозможно. Ты ведь знаешь – даже Бальдр остался у Хель, раз уж однажды попал туда.

Хавард грустно покачал головой. Конечно, он это знал, но от этого не делалось легче.

В дружине Торварда осталось девять человек.

Маленькая ведьма сидела скорчившись возле можжевелового куста на заднем склоне холма. Жадный, вытянувшись и прижав уши, лежал на земле рядом с ней, похожий на длинный плоский валун. Маленькая ведьма настороженно прислушивалась к тому, что происходило у людей. Их костер снова запылал, там слышался говор. Среди голосов мужчин ведьма различала голос Регинлейв, хорошо ей знакомый. Но вот голоса стали затихать – люди устраивались спать. После такой битвы им был необходим отдых, и сам Торвард конунг вместе с валькирией вызвался охранять их покой.

– Пусть будет так, Жадный! – тихо шептала ведьма в ухо своему товарищу, и чуткая дрожь волчьего уха давала знать, что он слушает и понимает ее. – Дорога к Великаньей Долине далека и трудна! Много всего есть на пути такого, чего мой братец и не знает! Он не дойдет туда! Не дойдет! Ему не владеть снова мечом моего отца, которого убил его отец!

Человеческие голоса затихли. Ведьма осторожно поползла вверх по склону, похожая на огромного ежа. Выбравшись снова на вершину холма, она посмотрела на маленький лепесток костра, встала на колени, поднесла руки ко рту, словно собираясь наговорить полную горсть слов, и еле слышно зашептала:

 
Крепче веревок
сон я совью,
опутает сетью
он всех, кто заснул!
Очи не видят,
уши не слышат,
члены недвижны,
как мертвые камни!
 

Окончив заклинание, маленькая ведьма соскользнула с вершины холма. Жадный, поднявшись на лапы, уже ждал ее под елями опушки. Всадница Мрака привычно вскочила на его мохнатую спину и ласково хлопнула волка по боку. Повинуясь знаку, огромный волк метнулся в лес и неслышной тенью растворился во мраке.

Утром на равнине было пронзительно холодно – так бывает только в начале рассвета. Всякий, кому придется ночевать под открытым небом, проснется от такого холода и бросится раздувать угли костра. Но вот уже рассвело, стало ясно видно и равнину, покрытую моховыми холмиками, и кустики вереска с лиловыми цветочками, и темный ельник в сотне шагов от места ночлега. Но никто из хирдманов Торварда, спавших вокруг остывшего кострища, не просыпался. Сам Торвард лежал на том месте, где начал сторожить, – он заснул сидя и уже во сне упал головой прямо на землю.

К нему подошла Регинлейв, опустилась на колени, потрясла его за плечо, перевернула.

– Торвард сын Торбранда! Ты собираешься просыпаться? Или ты никуда не идешь и зимуешь здесь? Тогда хотя бы позаботься о берлоге! Самый глупый медведь и тот догадается нагрести охапку листьев, чтобы зимой не отморозить хвост. Торвард! Ты меня слышишь? Проснись!

Сильные руки валькирии трясли Торварда за плечи, но он не просыпался. С таким же успехом можно было бы будить мертвого. Только слабое, медленное дыхание давало понять, что он еще жив.

Регинлейв встревожилась. Дева Битвы не знала усталости и страха, но искусством ворожбы валькирии не славятся. А такой каменный сон мог происходить только от ворожбы.

Регинлейв перестала трясти Торварда, нахмурила брови, подняла голову, оглядела хирдманов. Все они лежали неподвижно, и только маленькие белые облачка пара над их лицами говорили о том, что они живы. Регинлейв посмотрела на небо, стараясь прогнать чувство беспомощности. Много лет она была покровительницей рода конунгов фьяллей и не могла бросить Торварда в таком беспомощном положении, на мертвой земле Квиттинга, во власти чужого колдовства. А того, кто сумел вчера наслать на фьяллей мертвое войско, нельзя назвать слабым колдуном. И к друзьям его тоже не причислишь.

Все еще хмурясь, Регинлейв постаралась сосредоточиться. Она положила ладонь на лоб спящему Торварду, закрыла глаза. Небесный Огонь, живший в ее крови, побежал через ладонь в тело Торварда, влился в его кровь, согрел сердце. Торвард вздохнул глубже, свободнее.

– Торвард! – позвала Регинлейв. – Проснись!

И Торвард открыл глаза. Глядя в серое небо, он не сразу понял, где он и что с ним. Потом он сел, протер глаза, встряхнул головой.

– Ой, какая дрянь мне приснилась! – протянул он. – Это все не к добру! Как будто из-под каждой кочки лезли мертвецы, и двоих убили, Торира и… Регинлейв? – Взгляд конунга вдруг остановился на Деве Битв. – Почему ты здесь? Разве мы…

На глаза ему попались тела Торира и Бедвара, завернутые в плащи, с щитами под головой. Торвард молчал, глядя то на них, то на Регинлейв, то на спящих хирдманов. Без новых вопросов он понял, что мертвое войско было вовсе не сном.

– Эй, Ормкель! – Торвард толкнул ярла, спавшего рядом с ним. – Просыпайся, а то у тебя вся борода заиндевела! Так ты сам превратишься в инеистого великана!

Но Ормкель его не слышал. Регинлейв молча смотрела, как Торвард пытается разбудить сначала Ормкеля, потом других – и все безуспешно.

– Это колдовство! – сказала она наконец, когда Торвард растерянно повернулся к ней. – Ты был точно такой же. Я едва сумела тебя разбудить. А у тебя самого уж верно ничего не выйдет! Я вот все думаю – кто это так сильно хочет помешать тебе?

Торвард протяжно просвистел в ответ и снова сел на землю рядом с Регинлейв.

– Я знаю только одно существо, которое захотело бы мне помешать и сумело бы все это сделать! – сказал он наконец. – Это моя сестра. Дагейда. Она знает, как мне нужен Дракон Битвы. Но она не хочет мне его отдать.

– Это я знаю! – сказала валькирия. – Я даже помню, как год назад ты просил ее найти и отдать тебе меч. И как она поклялась, что ты его не получишь.

– Туман, дорога назад, потерянный щит, мертвое войско! – вспоминал Торвард. – Кому же, кроме нее, такое под силу? Да еще на берегу у нас было дело…

– Я знаю! – снова сказала Регинлейв. – Но ведь слэттов было не больше, чем вас, и я не стала вмешиваться. Ты и без меня неплохо справился, даже убил Скельвира хельда.

– Что? – Торвард посмотрел на нее с изумлением. – Скельвира хельда? Из Льюнгвэлира?

– А ты не знал? – в свою очередь удивилась Регинлейв.

Торвард молча покачал головой, потер шрам на щеке.

– Мы-то думали, что перед нами войско человек в сто! – сказал он чуть погодя. – Я даже удивлялся, почему ты не помогаешь. Даже боялся, не слишком ли сильно обидел тебя тогда…

– Ах, тебя это всё-таки заботит? – Регинлейв лукаво сверкнула на него ярко-синими глазами. – А я думала, что ты был бы рад от меня избавиться и добывать себе славу без моей помощи!

– Что ты говоришь! – с упреком сказал Торвард. И попытался обнять ее, но Регинлейв отстранилась и встала на ноги. Торвард вскочил следом и сделал шаг к ней.

– Регинлейв! – воскликнул он почти с мольбой. Валькирия обернулась и бросила на него сияющий взгляд. – Регинлейв! – повторил Торвард, снова приближаясь. – Что я должен сделать, какой подвиг совершить, чтобы Отец Ратей отдал тебя мне в жены? Ведь Вёлунду…

Но Регинлейв не дала ему вспомнить о герое древности. Глаза ее сверкнули возмущением, и она с силой оттолкнула Торварда, снова протянувшего к ней руки.

– Да ты спятил, Торвард конунг! – яростно воскликнула она. – Какой подвиг? Скажи лучше – чем я так должна провиниться перед Властителем, чтобы он отдал меня в жены смертному, заставил жить на земле, пока ты не умрешь? А ты, видят боги, способен прожить еще сорок лет!

Торвард опустил глаза, пристыженный и униженный, потом посмотрел на Регинлейв, и в глазах его был такой явственный упрек, что даже Небесная Дева немного смутилась. Она и забыла, что у смертных тоже есть своя гордость.

– Что тебе сорок лет? – только и спросил Торвард.

Регинлейв не ответила. Валькирия была прекрасна, как может быть прекрасна только Небесная Дева, но сердце ее было холодным, как железные звенья кольчуги.

– Так что ты думаешь делать? – спросила Регинлейв чуть позже. – Оставаться здесь и ждать, пока возвратится Бальдр и весна пробудит твою дружину от зимней спячки?

– Нет, нужно идти дальше. Смотри – светло, дорогу видно. Теперь ты, Ормкель, нашел бы дорогу на север гораздо лучше, чем твой сапог. Ормкель! Не слышит! – Торвард махнул рукой и поднялся.

– Давай я попробую, – предложила Регинлейв.

– Не надо. Пусть спят. Моя рыжеволосая сестричка уж очень ясно намекает, что не ждала нас в гости и ничуть нам не рада. Думается мне, что чем дальше на север, тем хуже нас будут встречать. Ормкель вчера сказал, что ведьмина дорога приведет нас прямо в пасть великану. Мой старый ворчун довольно часто бывает прав. А в пасть великану я лучше пойду один. Только вот…

Торвард оглядел лежащих хирдманов. Ему совсем не хотелось оставлять их здесь одних, таких беспомощных и беззащитных в колдовском беспробудном сне.

– А мне думается, что за них можно не бояться! – сказала Регинлейв. – У Дагейды хватило бы сил приказать вон тем валунам затоптать вас всех, пока вы спали, а я была у Властителя. Раз уж она этого не сделала, значит, ей не очень-то нужна ваша смерть.

– Смерть и так глядит здесь из каждой кочки! – Торвард поежился. – Мне так и кажется, что кто-то смотрит мне в спину. И не просто смотрит, а целится.

Регинлейв пожала плечами и взяла с земли свое длинное копье.

– Что ж! – сказала она. – Может быть, и так!

Великанья Долина – Турсдален – была, казалось, самими богами при создании Среднего Мира предназначена для того, чтобы стать сначала жилищем, а потом могилой великана. Тридцать пять лет назад здесь жил великан Свальнир. Огромный черный зев пещеры в горе, замыкавшей долину с севера, был хорошо виден издалека. Ее темный провал можно было разглядеть и из святилища на вершине Раудберга. Свальнир был из тех упрямых великанов, кто не захотел уйти с привычного места, когда на Квиттинге несколько веков назад появились люди. Его упрямство проистекало из сознания собственной силы, и мало нашлось бы великанов сильнее. Свальнир не только удержал за собой свою долину, но и вынудил квиттов платить ему дань.

Тридцать пять лет назад к нему привели молодую девушку по имени Хёрдис. Она славилась умением ворожить и недобрым нравом. Родичи хотели просто избавиться от нее. Если бы они знали, что из этого выйдет, то скорее отвели бы ее к глубокому омуту с кожаным мешком на голове и мельничным жерновом на шее.

Но она вошла в пещеру Свальнира и стала там хозяйкой. В этой темной пещере, которую никогда не мог целиком согреть даже самый жаркий огонь, родилась дочь великана. Свальнир назвал ее Дагейдой, что значит – Теплая, потому что инеистому великану тельце девочки казалось слишком горячим, хотя кровь ее была человеческой только наполовину. Она уродилась очень маленькой, меньше даже своей матери, и великан до самой смерти боялся, что как-нибудь ненароком растопчет ее в темноте. Из двух детей кюны Хёрдис Торвард гораздо больше Дагейды походил на дитя великана.

Из этой пещеры однажды крадучись вышла Хёрдис, с усилием держа в руках огромный тяжелый меч – Дракон Битвы. И здесь рыдала возле навек остывшего очага маленькая рыжеволосая девочка-ведьма, знающая, что ни отца, ни матери она больше никогда не увидит.

Дагейда не любила обо всем этом вспоминать. При мыслях о предательстве матери и смерти отца в ее груди как будто поворачивался горячий нож, а сердце начинало дрожать, как ком снега возле огня. Она не жила в отцовской пещере – прежнее жилье было слишком велико для нее одной и Дагейде было здесь неуютно. Она любила маленькие пещерки в склонах оврагов, звериные норы, брошенные обитателями, дупла толстых деревьев, просто густые кустарники. В Турсдален она приходила лишь иногда, когда ей требовались силы. Здесь она всегда могла получить их.

Она стояла на самом высоком месте длинной пологой скалы, пересекавшей Турсдален. Холодный северный ветер трепал ее густые рыжие волосы, и в голосе его Дагейда слышала голос отца. Темная сила древнего рода инеистых великанов летела по ветру, струилась по склонам гор, поднималась от земли, подобно туману, и наполняла сердце маленькой ведьмы. Дагейда подняла руки и широко раскинула их, словно хотела поймать в объятия ветер. Сейчас она могла бы оседлать его и полететь над Турсдаленом, над Медным Лесом, над всем полуостровом… Что находится дальше, она не знала. Квиттинг с его ельниками, мхами и рыжими сколами болотной руды был ее миром, ее владением, и она никому не хотела его уступать.

Но почему напрасно поет ветер, зовя ее в дорогу? Почему маленькая ведьма с бьющейся на ветру гривой тускло-рыжих волос не летит вслед за ним? Груз тяжелее камня держал Дагейду на земле. Печаль переполняла ее сердце, и так бывало всегда, когда она приходила в эту долину. Сила не дается сама по себе. Когда она черпается в памяти рода, вместе с ней неизбежно приходит печаль. С этой силой и этой печалью можно идти далеко-далеко, можно переплыть море и свернуть горы. Но летать с ней нельзя.

– Отец! Ты слышишь меня? – во весь голос закричала Дагейда. Голос ее поймала ухом старая рыжаяскала и бросила обратно, усилив и повторив десятком похожих глуховатых голосов. – Я не пущу его к твоему мечу! Я не дам сыну твоего убийцы владеть твоим сокровищем! Не дам! Ты слышишь меня?

Длинная пологая скала слабо содрогнулась под ее ногами, и Дагейда испустила пронзительный ликующий крик. Отец услышал ее.

На третий день Регинлейв уже почти не разговаривала с Торвардом, а только хмурилась. Ее синие глаза потемнели, как небо в грозу. Валькирии не знают усталости, она могла бы и не идти, а спокойно лететь над землей, минуя и болотную мокроту, и завалы буреломов, и овраги, и скалы. Но она же обещала Торварду провожать его на всем пути до цели! Регинлейв крепилась, твердо намереваясь сдержать слово, но Торвард видел, что ей это нелегко. Ее мучила не усталость, а унижение – ей, гордой Деве Битв, перелезать через полусгнившие бревна и мочить ноги в болотных лужах!

Торвард тоже был невесел. Оглядываясь вокруг, он не мог понять, каким образом отцу когда-то удалось провести здесь целое войско, дать несколько битв! А где жили квитты? Неужели в этих болотах? Через два дня Торварду уже казалось, что весь Квиттинг состоит из ельников и болот. Изредка им попадались на пути проплешины в лесу и заросшие ямы, но Торвард не мог вообразить, что перед ним площадки для тинга и остатки разрушенного жилья. За двадцать-тридцать лет следы человеческих поселений не могут исчезнуть полностью!

– Все это сады твоей сестры! – с тайным упреком говорила ему Регинлейв. – Это она сеет здесь ельник, она поднимает воду из-под земли! И гадюк она разводит! Смотри, вон какая поползла!

Торвард только вздыхал, не отвечая. Ему казалось, что, пробудь он еще немного в этих местах, сам станет покрываться коричневой еловой корой.

– Она где-то близко! – сказала Регинлейв утром на третий день. – Я ее чую. Она не хочет нам показываться. Боится. Но я все время чувствую, как ее противные желтые глаза смотрят на нас.

– Я тоже чувствую, – устало отозвался Торвард. – Только у нее зеленые глаза. Желтые у ее волка.

– Все равно! – досадливо отмахнулась Регинлейв. – Вот попадись она мне!

Но Дагейда была не так глупа, чтобы им попадаться. Благодаря Жадному она не мочила ног и не уставала, а следила за конунгом и валькирией издалека, не отставая, иногда опережая их. Утром третьего дня она была весела и ласково трепала Жадного по ушам.

– Как хорошо мы все с тобой сделали, мой серый! – шептала она, посмеиваясь про себя. – Они с самого рассвета идут туда, куда надо нам с тобой. А вовсе не туда, куда надо им!

Жадный с довольным видом наклонял голову и терся лбом о плечо хозяйки.

Около полудня Торвард вдруг опомнился и посмотрел на небо.

– Постой, Регинлейв! – окликнул он свою спутницу.

– Да я хоть вовсе никуда не пойду! – с досадливой готовностью ответила она и села на ближайший камень.

– Посмотри на дерево. Или на лишайник. Мне сдается, что мы идем вовсе не на север.

Регинлейв насмешливо фыркнула и отвернулась.

– Но мы же шли на север! На север, и больше никуда! – начиная злиться, воскликнул Торвард. Он злился на весь свет: на дорогу, которая опять, уже в который раз, заводила их не туда, на Дагейду, на мать, даже на Регинлейв. – Как будто сам север увернулся и оказался у нас сбоку, а не впереди!

– Север слишком тяжел и неповоротлив, чтобы перебегать с места на место! – ответила Регинлейв. – Тем более ради какого-то конунга!

– Может, он старается ради одной прекрасной валькирии! – съязвил в ответ Торвард. Увидев, что лицо Регинлейв вспыхнуло ярким румянцем возмущения, он поспешно добавил: – Ну не сердись на меня! Чем я виноват? Если тебе здесь надоело, оставь меня. Возвращайся в Валхаллу. Отец Ратей заждался тебя. Валькирии не к лицу бродить по болотам.

Регинлейв смягчилась.

– Я не могу тебя бросить – как видно, один ты и вовсе тут пропадешь. Лучше я сама посмотрю правильную дорогу.

Регинлейв соскочила с камня, бросила на него свой щит и копье и мигом взлетела в воздух. Ей, небесной деве, это не составляло никакого труда. Задрав голову, Торвард любовался ее свободным и стремительным полетом. Ее черные вьющиеся волосы кипели и струились по ветру, как крылья, она была похожа на черную звезду, загоревшуюся на бледно-голубом дневном небосклоне. Хоть иногда боги дарят смертным такое счастье – видеть подобную красоту небес. Но и расплата за нее нелегка – мало есть грузов тяжелее, чем неразделенная любовь. Разве что нечистая совесть да неоплаченный долг мести.

Регинлейв остановилась высоко над Медным Лесом, огляделась по сторонам, потом спустилась вниз. Торварду всегда хотелось при этом поймать ее на руки, но Регинлейв не любила таких вольностей. Она питала к Торварду добрые чувства, но не позволяла забыть, что он отнюдь ей не ровня.

– Я видела курган! – сказала она. – До него совсем близко, полдня пути. Полдня по этим топям и завалам. По хорошей дороге мы дошли бы втрое быстрее. Он там!

Она показала на северо-восток.

– А мы с самого рассвета шли на северо-запад! – добавила она. – Если бы мы сразу встали на верную дорогу, то уже были бы там!

Торвард вздохнул и стал собирать с земли свое оружие, которое сбросил, чтобы немного передохнуть. Каждый шаг по этим местам давался ему с трудом. Все время казалось, что какие-то маленькие, но цепкие лапки хватают за сапоги, мешают идти, и он все время топал ногами, стряхивая этих невидимых троллей. Но это мало помогало.