Текст книги "Щит побережья. Книга 2: Блуждающий огонь"

Автор книги: Елизавета Дворецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

От Каменного Мыса до усадьбы конунга путь неблизкий, и в полдень остановились передохнуть. Гудфинн Мешок Овса тут же разложил костерок, Асмунд хлопотал вместе с хозяином, насаживал на палочки куски жареного мяса, чтобы они погрелись возле огня. Брендольв прошелся по берегу. Дорога пролегала над самым озером, чуть поодаль темнел чахлый березняк, а все пространство между березняком и обрывом было заполнено шевелящимися людьми, конями, клубами дыма. Для кюны Даллы зачем-то раскинули цветной шатер, как будто она собиралась здесь ночевать.

– Привет тебе, Брендольв сын Гудмода! – раздался у него за плечом негромкий голос.

Брендольв вздрогнул, но не сразу обернулся. Как вчера, этот мягкий, теплый голос повеял на него сладостью прозрачного ручья в жаркий день, но после вчерашнего ему еще труднее верилось в такое чудо. Мигом все его существо пронизала сладкая дрожь, сердце забилось так часто, что Брендольв боялся открыть рот, подать голос, чтобы не выдать этой дрожи.

– Ты не хочешь со мной говорить? – сказала Ингвильда, и Брендольв обернулся почти с ужасом – она может обидеться!

Йомфру Ингвильда стояла в шаге от него, а за ее спиной возвышался ее воспитатель. Брендольв мельком отметил его странный меч – с железным кольцом на конце рукояти, точно у огромного ключа.

– Нет, я… – торопливо, хрипло ответил он и запнулся. Непрошеная краска бросилась ему в лицо, он ущипнул бородку, злясь на себя и не в силах побороть растерянность.

– А я думала, ты обиделся, что я вчера не донесла до тебя рог! – продолжила Ингвильда и чуть-чуть улыбнулась. Лицо ее стало мягче, сквозь строгость мерещилась нежность, и у Брендольва кружилась голова. Даже стоя рядом, она была далека, как богиня, но она так прекрасна! – Я не хотела обидеть тебя. Я поступила несправедливо, потому что ты заслужил награду. Ты ничем не запятнал себя. Я виновата перед тобой, но слова конунга слишком разозлили меня, и я не могла уже думать ни о чем другом. Хочешь, я подарю тебе что-нибудь в знак моего уважения?

Она стянула с пальца золотое колечко и на ладони подала Брендольву. Он поспешно взял его, как величайшую драгоценность; он бы и простой камешек из озера схватил с той же готовностью, лишь бы камешек освятило прикосновение ее руки. Иметь всегда с собой ее вещь, ее подарок! Брендольв был так счастлив, что не сразу сообразил поблагодарить.

– Я не обиделся, – выговорил он наконец. – Я с радостью приму твой подарок, йомфру Ингвильда, но я не усмотрел обиды… Я был рад услышать то, что ты сказала. Я тоже думаю так. Нам давно пора действовать, а не тратить время в забавах. Я хотел бы так же отличиться в битве, как отличился вчера…

– Так что же вы не скажете об этом конунгу? – Ингвильда перестала улыбаться и взглянула на него строго. – Скажите ему! Скажите, что вы – мужчины, и не позволите превращать себя в болтливых женщин! Что конунг только тогда чего-то стоит, когда ведет воинов в битву. А иначе кому и зачем он нужен? Негодная уздечка лошадке ни к чему!

– Но что он может сделать один? – возразил Брендольв. После вчерашнего, когда Вильмунд конунг при всех унизился до перепалки, да еще и ревнивой перепалки с женщиной, Брендольв больше не верил в его способность что-то сделать и знал причины этого. – Ведь у него почти нет войска. Здесь, возле озера Фрейра, едва наберется полтысячи человек. А у фьяллей и раудов вместе, говорят, не меньше десяти тысяч! Чтобы их одолеть, нужно собрать всех квиттов, способных носить оружие. А мы уже лишились Севера. Остались три четверти страны. Где же твой отец? Почему ты не поторопишь его с войском?

– Как я могу его поторопить, если я даже не знаю, где он? – негромко ответила Ингвильда и отвела глаза. Ее лицо погасло. – Ты напрасно думаешь, что мой отец считается со мной. Если бы он спрашивал о моих желаниях, я не была бы сейчас здесь.

Она замолчала, а Брендольв вспомнил еще кое-что, сказанное на вчерашнем пиру. «…готовит вашу свадьбу с рябым фьяллем!» – «Я была бы рада, если бы это было так! Хродмар сын Кари из тех людей…» Что-то вроде этого. Значит, есть какой-то Хродмар сын Кари, которого она предпочитает всем и даже своему жениху-конунгу. И Брендольва она похвалила только за те качества, которые у него общие с ее избранником. «Хродмар сын Кари – не из тех, кто станет пьянствовать, забыв о деле… Тот мужчина, кто не боится действовать…» Как холодная вода, плеснувшая в огонь, эти мысли загасили радость Брендольва. Светлая богиня любит другого. Брендольв и раньше не думал, что она полюбит его, но убедиться в невозможности этого было невыразимо горько. И даже образ Хельги, призванный на помощь, не помог. Бледный и мелкий, он потерялся, как теряется спинка светлячка рядом с ослепительной звездой.

– Но Вильмунд конунг напрасно обвиняет моего отца в предательстве! – сказала Ингвильда. За эти мгновения она успела далеко унестись в своих мыслях и вернулась на берег озера Фрейра неохотно. – Я вовсе не жду, что он будет договариваться с фьяллями. Они нанесли обиду и нашему роду. Так что раньше или позже мой отец приведет войско, и вы еще пойдете в битву. Я желаю тебе, чтобы твой меч… Откуда у тебя этот меч? – Взгляд Ингвильды вдруг уперся в меч на поясе Брендольва, и удивление на ее лице показало, что он ей знаком.

– Его подарил мне Хельги хёвдинг. На обручение, – ответил Брендольв. В один миг он успел и пожалеть о том, что у него вырвались слова об обручении, и порадоваться этому.

– На обручение? – повторила Ингвильда, потом кивнула: – Ах, да! Мне говорили, что ты обручен с дочерью Хельги хёвдинга. Потому-то Вильмунд так к тебе расположен – ему очень нужно дружить с восточным берегом. С Хельги хёвдингом у нас еще никто не успел поссориться. Даже странно! Но я видела этот меч у Стюрмира конунга. Или очень похожий.

Она только хотела повернуть голову к своему воспитателю, но Оддбранд Наследство ответил из-за ее плеча, не дожидаясь вопроса:

– Этот самый. Там еще у основания клинка руна «тюр», с одной и с другой стороны.

Брендольв кивнул – такие руны у основания клинка имелись.

– Это и есть меч Стюрмира конунга, – подтвердил он. – Конунг подарил его Хельги хёвдингу, когда плыл мимо его усадьбы к слэттам. Тогда рауды еще не вступили в войну и мимо их земель можно было плавать. А Хельги хёвдинг подарил мне.

– Конечно, Хельги хёвдинг был вправе подарить его любому достойному человеку. – Ингвильда кивнула. – Но я удивлена… Как же ты мог, имея на поясе меч одного конунга, прийти служить его сопернику?

– Я… – Брендольв смутился. А ведь и Хельга при их последнем свидании сказала ему почти то же самое. – Мы думаем, что он погиб. Имея такой меч, стыдно сидеть дома. Ведь только тот мужчина, кто не боится действовать, верно?

– Верно! – Ингвильда снова кивнула, но взгляд ее был озабоченным, словно ее постоянно отвлекают тяжелые мысли. – Так и нужно брать в руки меч – чтобы биться! А не так…

Она обернулась назад, туда, где расположился на отдых Вильмунд конунг, и вдруг, не договорив, быстро шагнула в сторону и торопливо пошла прочь. Брендольв оглянулся: у полога шатра кюны Даллы стоял Вильмунд конунг и напряженно смотрел в спину Оддбранда Наследство, который шел позади Ингвильды и загораживал ее от глаз жениха.

– Куда ты так поспешно убежала, о Фригг пламени моря? – тихо, так чтобы другие не слышали, спросил Оддбранд у Ингвильды, и Брендольв был бы изумлен, услышав, что воспитатель разговаривает со «светлой богиней» с небрежной дружеской усмешкой в голосе. – Боишься огорчить жениха? Да, конунг будет очень огорчен, если увидит, как ты любезничаешь с этим Бальдром* конских боев.

– Совсем наоборот, – без улыбки, непримиримо ответила Ингвильда. – Я не хочу его порадовать. Если он увидит, как я любезничаю с другим, то решит, что я хочу его уязвить, вызвать ревность. То есть что мне есть до него дело. А мне нет до него никакого дела!

– Сам Локи* не придумал бы уязвить его сильнее, чем ты вчера! – Оддбранд усмехнулся, как будто это и впрямь было очень забавно. – Ты ведь при всей гриднице заявила, что любишь другого. Да еще и фьялля! Куда уж хуже!

– Он первый начал! – по-детски, но со взрослой серьезностью ответила Ингвильда. – Это он чуть ли не вслух при всей гриднице обвинил меня, что я отдалась фьяллю. Добрые дисы*! Мне уже жаль, что это не так! Если бы я знала, что все так обернется…

– То Хродмар сын Кари был бы утешен так, как ему самому бы хотелось! – насмешливо окончил за нее Оддбранд.

Ингвильда вздохнула. Еще полгода назад ей не пришло бы в голову, что она, гордая дочь хёвдинга, счастливая и «славная разумом добрым»,[3]3
  Намек на стих из Старшей Эдды: «Счастливы те,/ кто в жизни славны/ разумом добрым». Переревод А. Корсуна.


[Закрыть] будет сама себе желать бесчестья и сожалеть, что этого не случилось! Но судьба сыграла с ней странную шутку: ее мечтал взять в жены молодой конунг, а она всем существом стремилась к человеку, чье лицо изуродовали следы болезни и который к тому же приходился ближайшим другом Торбранда, конунга фьяллей. Но что поделать, если даже сейчас, после полугода разлуки, образ Хродмара с яркими голубыми глазами, блестящими с почти бесформенного лица, покрытого глубокими красными рубцами, казался ей прекраснее всех на свете. Острая тоска по нему, уже ставшая привычной, но от этого не менее мучительная, снова разлилась в душе, и Ингвильда брела по мокрому снегу над берегом, не видя ничего вокруг. Ах, как беспечна, как расточительна она была в тот месяц, который Хродмар со своим кораблем поневоле, одолеваемый смертельной болезнью, провел в гостях у ее отца! Теперь Ингвильде казалось, что тогда она не ценила своего счастья, потратила время даром, не радовалась каждому мгновению, проведенному рядом с Хродмаром, так, как должна бы. В такие часы, как сейчас, ей казалось, что еще немного, еще одно горькое и мучительное усилие – и душа покинет тело и полетит к нему, туда, где он есть…

– И напрасно ты думаешь, что Вильмунд конунг способен на такой тонкий ход рассуждений, как ты сама, – Оддбранд тем временем вернулся к тому, с чего начал. – Он не подумает, что ты хочешь его уязвить, и не обрадуется. Он на самом деле уязвится. Не стоит судить о людях по себе. Опасно недооценить противника, но переоценивать его… неумно. Это значит доставлять себе лишний труд. А тебе не стоит этого делать. Видишь ли, любая сила приносит достойные плоды только тогда, когда она направлена в нужную сторону.

– Для этого все же надо иметь, что направить! – огрызнулась Ингвильда, глянув в сторону шатра. Ее досада предназначалась вовсе не Оддбранду, а Вильмунду конунгу, который стоял возле своего коня и обиженно не смотрел в ее сторону.

– Сила может быть и маленькой. – Оддбранд пожал плечами. – Главное – знать, к чему и как ее приложить. Как говорится, много маленьких ручьев делают большую реку.

* * *

На другое утро после приезда с Каменного мыса Вильмунд конунг поднялся поздно. Покой уже был пуст, все мужчины, спавшие здесь, давно встали и разошлись – со двора слышались приглушенные толстыми бревенчатыми стенами обрывки криков, возгласов, взлетавших и опадавших, как волна. Наверное, борются или в мяч играют. Можно бы пойти присоединиться… Но, честно говоря, Вильмунду конунгу вообще не хотелось вставать. Собственно, зачем? Слоняться без дела по усадьбе, ловить вопросительные взгляды, видеть в них одно: когда же? Когда? Вильмунд конунг и сам хотел бы знать – когда? Когда Фрейвид Огниво, его суровый, властный и непреклонный воспитатель, перед которым Вильмунд до сих пор робел, как мальчишка, соблаговолит выполнить свои обещания и приведет войско, с которым не стыдно выйти навстречу проклятому Торбранду Троллю, которого фьялли называют своим конунгом? Но любая мысль о фьяллях была мучительна, поскольку приводила на ум Ингвильду и Хродмара сына Кари. Чтоб тролли взяли их обоих!

Натягивая на ногу башмак, Вильмунд хмурился и кусал губы, как будто это простое действие причиняло ему страдания. На самом деле во всем виновата она, Ингвильда! Ни полчища фьяллей на Квиттингском Севере, ни страх перед возвращением отца, ни досада на Фрейвида Огниво не терзали Вильмунда конунга так, как измена Ингвильды. Это казалось ему изменой: ведь раньше, пока он жил в усадьбе Фрейвида, они с Ингвильдой не ссорились, и она улыбалась ему, а не кому-то другому. А потом появился этот фьялль со своей «гнилой смертью» – почему он от нее не подох?! И Ингвильда забыла все прежнее, точно рябой тролль околдовал ее. Даже в день их обручения с Вильмундом она говорила, что не полюбит его. Даже сейчас…

К счастью, Вильмунд плохо помнил, что они оба говорили на том пиру в усадьбе Каменный Мыс. Он был тогда слишком пьян, чтобы помнить слова, но у него осталось общее впечатление чего-то досадного, постыдного, и углубляться в воспоминания не хотелось, как не хочется мешать руками болотную муть. Но изменница Ингвильда, желанная и ненавистная, казалась ему причиной всех прошлых и будущих несчастий. Люби она его, он сейчас выходил бы из спального покоя совсем в другом настроении.

За дверью Вильмунд конунг сразу наткнулся на няньку маленького Бергвида, сына кюны Даллы.

– Приветствую тебя, конунг! – Рабыня поклонилась, и Вильмунд приостановился. Фрегна, круглолицая и веснушчатая женщина средних лет, была доверенной служанкой кюны Даллы и обычно приходила с вестями от нее. – Кюна прислала меня сказать, что ей бы хотелось поговорить с тобой, – продолжала рабыня. – Она была бы рада, если бы ты пришел к ней прямо сейчас.

Молча кивнув, Вильмунд конунг вслед за рабыней направился к девичьей. Мачеха уже ждала его, сидя на краю пышно убранной лежанки и держа на руках маленького Бергвида. При виде Вильмунда ее миловидное лицо озарилось ласковой улыбкой, и Вильмунд не удержался от улыбки в ответ. Мачеха была старше его всего на четыре года, и ее красота, ее ласковое обращение заметно утешали его в потере Ингвильды. Чем суровее обходилась с ним невеста, тем приветливее делалась мачеха, и Вильмунд испытывал к ней благодарность за это.

– Садись-ка рядом со мной, конунг! – сердечно сказала Далла, передавая ребенка Фрегне.

Ни в чьих других устах слово «конунг» не доставляло Вильмунду такого удовольствия. Сев рядом, он взял руку Даллы и крепко сжал. Нет, жизнь может быть совсем не плохой, когда где-то рядом есть такая приветливая женщина, такая нарядная и красивая в зеленом платье с отделкой из полос синего шелка, с золотыми цепями на груди и золотыми браслетами на обеих руках. Вильмунд придвинулся к ней поближе, и Далла бросила на него многозначительный взгляд, ласковый и чуть смущенный одновременно. Свободной рукой она разглаживала на коленях передник из тонкого говорлинского льна, вышитый крупными стежками синей шерсти и безупречно чистый, носимый только ради обычая.[4]4
  Передник, как и головное покрывало, был частью костюма замужней женщины.


[Закрыть] Так и казалось, что она хочет броситься ему на шею, но стесняется рабынь, сидящих поодаль за прялками. Рядом с этой маленькой женщиной Вильмунд чувствовал себя настоящим конунгом. И притом она так добра, так деятельно и внимательно заботится о его пользе, дает такие умные советы! Вильмунд потянулся обнять ее сзади, но она бросила взгляд на женщин и оттолкнула его руку.

– Послушай-ка, что я хотела тебе сказать, – торопливо, словно боясь отвлечься и забыть, начала кюна Далла. – Конечно, ты правильно поступил, что поручил этому Брендольву с восточного берега выводить такого хорошего коня и тем дал ему возможность стать победителем. Но я боюсь, что он не очень хорошо тебя отблагодарил.

– Что такое? – Вильмунд нахмурился. Сама Далла посоветовала ему дать коня Брендольву, и он был очень доволен исходом дела, которое и прославило его как владельца коня, и позволило оказать честь будущему родичу Хельги хёвдинга.

– Ты ведь заметил, что на обратном пути он беседовал с Ингвильдой? – с намеком глянув ему в глаза, произнесла Далла.

Вильмунд опустил взгляд. Он не любил говорить об Ингвильде даже с Даллой. И именно потому, что кюна Далла знала все неприятные для Вильмунда особенности отношений с невестой.

– Конечно, ты видел! – без прежней мягкости, настойчиво продолжала Далла. – Этого не видел разве что слепой! Все видели, как она приветливо говорила с ним, чтобы побольше уязвить тебя! На глазах у всех людей! Она ни перед чем не остановится, чтобы тебя опозорить! И все видели, как она подарила ему кольцо. Я не слышала, о чем у них шла речь, но боюсь, что эта дружба плохо кончится!

– Но что там может быть? – не поднимая глаз, хмуро ответил Вильмунд. – Она же вслух говорит, что любит рябого тролля. Не может же она полюбить еще и этого… Правда, он тоже рябой, хотя до того ему далеко.

– Зато он может полюбить ее! – горячо воскликнула кюна Далла. Так говорят: «Но ведь дом может загореться!» – О, я-то видела, какими глазами он на нее смотрит! И тогда, на пиру, когда она хотела подать ему рог, и потом на дороге, и еще раньше, здесь, в усадьбе! Он просто ест ее глазами! Того гляди, он передумает жениться на дочке Хельги хёвдинга.

Кюна Далла замолчала, давая Вильмунду самому сделать нерадостные выводы. Но он пожал плечами: ну и что?

– Ты не понимаешь! – сокрушенно втолковывала кюна Далла. – Ведь Брендольв – твой человек. Он сам, без зова, приехал сюда, чтобы сражаться вместе с тобой. А Хельги хёвдинг не приехал и не собирается. Если Брендольв женится на его дочке, то сможет гораздо легче собрать войско восточного берега и привести сюда. Он знатного рода, знатнее Хельги Птичьего Носа. Если наши дела пойдут хорошо, то можно будет заставить восточный берег выбрать в хёвдинги его, Брендольва! И тогда восточный берег будет весь в наших руках! Понимаешь? А для этого нужно, чтобы он женился на дочке Хельги, а не бросил ее ради Ингвильды!

– Но как он бросит ее ради Ингвильды, если Ингвильда его не любит?

– Она может притвориться! Ты не знаешь, как хитры могут быть женщины, как умело они притворяются! – горячо убеждала кюна, а у Вильмунда, увы, не хватило сообразительности принять это к сведению. Он был слишком сокрушен и не имел желания искать себе другие беды, кроме тех, что находили его сами. – Она может сделать вид, что любит его, и тогда он поможет ей бежать отсюда!

– Бежать? – Изумленный Вильмунд поднял глаза на кюну. Ничего подобного не приходило ему в голову, и при всей его досаде на Ингвильду лишиться ее, да еще таким непочетным образом, казалось хуже смерти.

– Конечно! Он увезет ее к себе на восточный берег и тем опозорит тебя, лишит поддержки Хельги хёвдинга! От него надо избавиться.

– Как?

– Это не трудно. – Кюна небрежно махнула рукой. – Ты сейчас позови его и скажи, чтобы он ехал к моему брату Гримкелю… Или лучше пусть отправляется к себе на восточный берег и поторопит Хельги хёвдинга собирать войско. Нечего ему сидеть здесь, потому что без большого войска битвы все равно не будет.

Гест*, посланный на поиски Брендольва сына Гудмода, нашел его в спальном покое на лежанке за созерцанием потолка.

– Там пришел Торстейн из Утиного Озера, – рассказывал сидящий рядом Асмунд, напрасно пытаясь расшевелить друзей. – Приглашает завтра к себе метать камни. Говорит, он достал такой залог, что даже однорукий согласится попробовать. И что на этот раз он непременно одолеет Ингвара Косматого. Пойдемте? Вот посмеемся!

Брендольв пожал плечами.

– А еще парни придумали состязаться, кто лучше метнет нож за спину, – чуть помолчав, вспомнил Асмунд. – Не хотите попробовать?

– А еще можно сыграть, кто дальше плюнет, – с той же насильственной бодростью, передразнивая, предложил Эрнгельд.

Оба друга засмеялись, но в шутке была большая доля правды. До подобных детских забав оставалось недалеко.

– Брендольв сын Гудмода! – окликнул вошедший гест. – Конунг зовет тебя.

Как ужаленный, Брендольв дрыгнул в воздухе ногами и стремительно поднялся, стал оправлять рубаху, накидку и пояс. Неужели что-то начнет происходить? Наконец-то!

– Иди, иди! – насмешливо напутствовал Эрнгельд. – Должно быть, конунг хочет, чтобы ты вывел на бой еще одного жеребца.

– Или борова! – подхватил Асмунд. – Лучше всего было бы устроить бой свирепых жаб, но боюсь, они не проснутся даже ради конунга…

Брендольв их уже не слушал. Он бежал за гестом, убежденный, что наконец-то его ждет серьезное дело.

Против обыкновения, конунг ждал его не в гриднице, а в девичьей. Брендольв тут еще не бывал и с некоторой неуверенностью вступил во владения кюны Даллы. Сама она тоже находилась здесь и нянчила младенца, сидя на пышно убранной мехами лежанке. Резные столбы по углам делали лежанку похожей на почетное сиденье конунга и придавали молодой женщине истинно царственный вид. Но Брендольву было неприятно ее видеть: эта маленькая миловидная женщина с острыми хитроватыми глазками, с подвижным, но не слишком умным лицом чем-то не нравилась ему. При всей пестроте и пышности ее наряда, при всей надменности, которую она умела напускать на себя, она казалась полным ничтожеством рядом со спокойной, сдержанной Ингвильдой. Почему-то казалось, что кюна Далла как-то мешает Вильмунду сыну Стюрмира быть тем, кем он должен быть, имея на поясе освященный меч конунга.

– Я вижу, ты немного заскучал! – сказал Брендольву Вильмунд. – Смелому скучно сидеть без дела, верно?

Молодой конунг старался держаться бодро и говорить весело, но Брендольв видел, что тот чем-то угнетен, и это наполняло его самого неприятным чувством. Впрочем, чему удивляться? На месте Вильмунда каждый был бы невесел.

– Я хочу, чтобы ты поехал на Острый мыс и посмотрел, как там идут дела у моего родича Гримкеля ярла*, – продолжал Вильмунд конунг. – А потом тебе следует поехать на восточное побережье и передать Хельги хёвдингу мое приказание: немедленно собирать войско и вести его сюда. Теперь уже ясно, что фьялли и рауды не будут обходить Медный Лес с восточной стороны и восточному побережью ничего не угрожает. Хельги хёвдинг должен помочь нам отстоять западный берег. Скажи ему об этом. Ты – доблестный человек, и я уверен, что ты сможешь выполнить это дело.

Брендольв промолчал. Ему было неприятно, что его отсылают прочь, хотя бы и с таким почетным поручением. Он хотел что-то сделать сам, а ему досталось только подгонять Хельги хёвдинга. Который, по правде говоря, не нуждается в понукании и сам знает, что и когда ему делать.

– Вильмунду конунгу нужны верные люди на восточном побережье, – сказала кюна Далла. – Мы верим в твою преданность и будем рады узнать, что ты женился на дочери Хельги хёвдинга. Тогда мы сможем не опасаться предательства с его стороны. Тогда он не повторит ошибок Фрейвида Огниво.

– Хельги хёвдинг не может быть предателем! – горячо воскликнул Брендольв. Сомнение в чести Хельги хёвдинга задело его так же сильно, как если бы в предательстве обвинили его самого, и он враждебно глянул на кюну. Он неосознанно считал своим долгом защитить оставшихся за спиной близких от нападок этой женщины, которая так легко предала своего мужа и променяла его на пасынка. – Он – смелый, высокородный, доблестный человек! Я уверен, что он уже собирает войско! Просто он не хочет погубить его впустую и ждет, чтобы убедиться… Что весь Квиттинг пойдет в бой единой дружиной!

– Он сможет верить в это крепче, когда отдаст тебе дочку и в придачу войско, чтобы ты привел его сюда! – твердо, повелительно сказала кюна Далла. С неженской суровостью она глянула Брендольву в глаза, и он со всей ясностью ощутил, что власть здесь принадлежит именно кюне Далле, хочет он того или нет. – И чем быстрее все это произойдет, тем лучше. Будет хорошо, если ты отправишься в путь прямо завтра. Дорога неблизкая. Фьялли, может быть, сегодня ближе к нам, чем Хельги с его войском!

Брендольв вышел, и кюна Далла проводила его взглядом. В ее острых глазках светилось скрытое торжество. Вот она и одержала еще одну маленькую, но важную победу, выбила еще один камень из-под ног у своей соперницы. Брендольв пылок и решителен, он мог бы стать серьезной опорой для Ингвильды, если бы та успела его приручить. Кюна Далла была уверена, что точно разгадала замыслы ненавистной гордячки. Ведь склонность судить о других по себе – весьма распространенный недостаток, ему подвержены многие как благородные по духу люди, так и совсем наоборот. Как сказал бы Оддбранд Наследство, вор всех ворами считает. День за днем кюна Далла незаметно и умело разжигала в душе Вильмунда все большую вражду к невесте, которая, обернись все по-другому, могла бы вертеть им так же легко, как Далла. Только, разумеется, к своей собственной выгоде. Нет, Далле не нужна была женитьба Вильмунда и рождение его детей, которые преградят дорогу к власти маленькому Бергвиду, не нужно было усиление Фрейвида в ущерб ее брату Гримкелю, хёвдингу южной четверти Квиттинга. Ну, и себе самой она приобретет, если все сложится удачно, гораздо более приятного и удобного мужа, чем старый и грубый Стюрмир по прозвищу Метельный Великан.