Текст книги "Битва колдуньи. Сага о мечах"

Автор книги: Елизавета Дворецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Выскочив на дорогу, серый пес разом остановился, уткнулся носом в землю, стал принюхиваться. Он учуял следы Гримкеля, чужого здесь человека. Пес пошел было по его следу, потом остановился, поднял морду к вершине горы.

Между стволами показалась тонкая человеческая фигура. Это была молодая девушка в сером платье из некрашеной шерсти, с простыми медными застежками на груди, без цепочки, без звенящих украшений и амулетов. Длинные темно-русые волосы густой волной струились по ее плечам; как тень, как лесной дух, она неслась вниз по склону горы, и ни один сучок не хрустнул у нее под ногами.

«Ведьма!» – подумал Гримкель. Но тут же вспомнил, что, кажется, такую девушку он еще вчера мельком видел на дворе у Фрейвида. Но что она делает одна в лесу, почти ночью? Зачем ей эта большая собака, так похожая на волка?

А серый пес с лаем кинулся наперерез девушке, завертелся перед ней, припадая на передние лапы и оглядываясь в ту сторону, где стоял под сосной Гримкель. Девушка поняла своего пса. Она прижалась к дереву, замерла, слилась с ним и вдруг пропала. Она исчезла так стремительно, что Гримкель застыл, моргая и подозревая, что все это – тревожный пьяный сон. Однако, вглядевшись, он различил смутно светлеющие пятна ее лица и рук возле ствола.

Над сосновым склоном повисла тишина, нарушаемая только глухим шелестом ветра в иглистых ветвях. Казалось, что здесь не было ни единого живого существа, кроме серого пса. Хёрдис ждала, прижавшись к сосне, как к плечу надежного друга, какого у нее никогда не было. Мельком заметив за деревом человека, она испугалась, и от этого испуга, как бывало с ней от всякого сильного прилива чувств, весь мир вокруг стал как будто прозрачным и ясным. Зрение и слух ее резко обострились, она ощущала каждое движение ветки, каждый толчок крота, ползущего под землей. Земля и лес как будто протянули к ней тысячи невидимых нитей, она сама стала живой частью леса.

– Кто там прячется? – вдруг крикнула девушка.

Гримкель вздрогнул, но промолчал, только крепче прижался к стволу сосны. Ему казалось, что с ним заговорило дерево. А может, тролль, которому не следует отвечать!

– Если ты нечисть, то поди в землю, где твой дом! – строго крикнула девушка. – А если ты человек, то стой, где стоишь, и не смей двигаться! Сосновый корень связал тебе ноги!

Гримкель возмутился: кто она такая, кухонная замарашка, чтобы отдавать приказы ему, ярлу, родичу конунга! От возмущения страх прошел, он хотел отойти от ствола, но почему-то не смог. Руки словно приросли к сосне, а ноги пустили корни в землю. Он не мог пошевелиться, не мог даже подать голоса. Дерево опутало его невидимой сетью своей силы, почему-то взяв сторону девчонки… Это ведьма! Гримкель пытался хотя бы встряхнуть головой, но даже это ему не удавалось.

А девушка медленно отошла от своего дерева и сделала несколько шагов вниз по склону. Серый пес бросился вперед и в несколько прыжков оказался подле Гримкеля. «Разорвет!» – только и успел подумать Гримкель. Отчаянным усилием он постарался протрезветь, проснуться. А серый пес все так же скакал перед ним, припадая на лапы и заливаясь яростным лаем.

– Тише, Серый! – строго прикрикнула на пса ведьма, подойдя ближе. – Ты хочешь созвать и всю усадьбу, и всех гостей! Дай мне поглядеть, кого это мы поймали.

Она подошла к застывшему Гримкелю шага на три, вытянула шею, склонила набок голову и стала рассматривать его. Ее любопытный, бессовестный взгляд встретился со взглядом Гримкеля, и его пробрала дрожь, словно в саму его душу просунулась чужая рука с обжигающим факелом. Ему было неловко, страшно и стыдно: он, родич конунга, оказался вдруг пленником какой-то ведьмы! Вот и прогулялся вечером Середины Лета! Но страх перед ведьмой был сильнее уязвленной гордости. Да, именно ее-то он и видел в кухне Прибрежного Дома. Эта девчонка – дочь Фрейвида от рабыни, а все женщины его рода обладают колдовской силой. Фрейвид Огниво часто этим хвастал и, как видно, не слишком преувеличивал. Но это еще не основание без всякой причины связывать знатных людей по рукам и ногам!

– Я не причиню тебе зла, добрая девушка, – с трудом шевеля языком, промолвил Гримкель, и против воли речь его получилась заискивающей. – Отчего ты испугалась?

– Ах, знатный ярл! – радостно воскликнула Хёрдис. Она тоже его узнала, и в ее глазах мелькнуло ехидное торжество. – Вот как нам с тобой привелось встретиться! – воскликнула она голосом гостеприимной хозяйки, встречающей дорогого гостя. – Это я-то испугалась? На кого ты охотился в моем лесу? На троллей? Этого добра всегда полно, только они ни на что не пригодны. Туповатое племя! Или тебе нужны фьялли? Так фьялли водятся южнее, на песчаной отмели! И не следовало тебе выходить в сумерках одному – в ночь Середины Лета вся нечисть особенно опасна! Что же ты молчишь? Или разговаривать с дочерью рабыни ниже твоего высокого достоинства?

Эта дерзкая речь разъярила Гримкеля. Он не был большим храбрецом, но подобное нахальство уязвило его самолюбие, и гнев потеснил страх. Он напрягся, попытался освободиться от невидимых пут и сумел чуть-чуть пошевелиться.

– Мерзкая ведьма! – крикнул он. – Это тебе дорого обойдется! Отпусти меня сейчас же! Я сверну тебе шею!

– Да разве я тебя держу? – изумленно воскликнула ведьма. – Ты свободен делать что хочешь!

И тут же невидимые путы пропали. Гримкель в ярости бросился к ведьме, а она вскрикнула и кинулась бежать. И Гримкель разом устыдился: ему показалось, что невидимые оковы ему померещились спьяну. Должно быть, от пива фру Альмвейг он уснул, прислонясь к дереву.

– Эй, погоди! – крикнул он ей вслед. – Я тебе ничего не сделаю!

Девчонка остановилась, обернулась, на лице ее был испуг.

– Поклянись, что ты не нечисть! – потребовала она.

– Я? – изумился Гримкель. Только что он то же самое готов был требовать от нее.

– А кто же? – опасливо отозвалась Хёрдис, глуповато тараща глаза. Давно ей не случалось так веселиться. – Зачем бы человеку бродить ночью в лесу? Да еще одному? Да еще прятаться за деревьями?

Гримкель был окончательно сбит с толку. Девчонка говорила так убедительно, что он и сам подумал: а я ли это, Гримкель сын Бергтора, или какой-нибудь тролль в моем обличье?

– Да нет же, я не тролль, клянусь Одноруким Асом! – сказал он, не столько девчонке, сколько самому себе, и вынул серебряный амулет Тюра. – Я Гримкель ярл. Разве ты меня не знаешь? Я тебя знаю. Ты – дочь Фрейвида. Тебя зовут Гьёрдис?

– Меня зовут Хёрдис, – с обидой отозвалась девушка. – Гьёрдис – это из другой саги [16]16
  Имеется в виду сага о Сигурде Убийце Дракона, мать которого звали Гьёрдис.


[Закрыть]. Если я дочь рабыни, это еще не значит, что можно путать мое имя.

– Я вовсе не хотел тебя обидеть, – примирительно сказал Гримкель. Теперь он пришел в себя и готов был отнестись к замарашке снисходительно. – Иди сюда, не бойся. Чего ты бродишь здесь одна?

– Я не одна, со мной Серый. – Хёрдис кивнула на пса. – А зачем я здесь брожу… – Она скосила глаза, потом заговорщицки посмотрела на Гримкеля, будто колебалась, открыть ли ему важную тайну или не стоит.

Она сама еще не знала, что бы такое ему наплести. Ей казалось забавным напугать и подурачить знатного ярла, брата самой кюны, но она еще не придумала, можно ли извлечь из встречи с ним какую-нибудь пользу.

– Должно быть, у тебя здесь свидание с каким-нибудь парнем! – грубовато хохотнул Гримкель. – Не бойся, я не выдам.

– Вот еще! – презрительно фыркнула Хёрдис, но тут же передумала и добавила жалобным голосом: – Да что ты, добрый господин, кто же посмотрит на дочь рабыни? Всем подавай благородных девушек. А я…

Она грустно склонила голову, казалось – сейчас заплачет от жалости к себе. А ведь она так хороша – молода, стройна, и волосы ее струятся густым потоком до самых колен! Ее лицо нельзя было назвать красивым, но во всем облике ее было что-то дразнящее, раздражающее, и Гримкелю казалось, что каждое ее движение, каждый взгляд рассыпает вокруг снопы горячих искр, которые попадают прямо в душу и долго еще жгутся изнутри.

– Ну, не притворяйся! – сказал он и шагнул к ней. – Ставлю золотое кольцо, что каждый вечер кто-нибудь пытается обнять тебя в темных сенях, когда Фрейвид не видит!

Хёрдис бросила на него быстрый лукавый взгляд.

– Может, и пытаются, – пропела она. – Но едва ли кто-нибудь захочет взять меня в жены. А ведь я не так уж хуже других… Не хуже моей сестры Ингвильды. Она-то невеста всем на зависть. Как бы те рябые фьялли не увезли ее с собой! Они ведь живут вон там. – Хёрдис махнула рукой на юг, в сторону песчаной отмели. – И я приглядываю за ними: что-то они замышляют!

Лицо ее стало загадочным, глаза многозначительно округлились. Гримкель вспомнил о фьяллях, о своей стычке с Модольвом и помрачнел.

– Эти фьялли такой народ, что я удивлюсь, если они ничего не станут замышлять! – сказал он, насупившись и наморщив низкий лоб. Эти морщины так забавно ездили вверх-вниз, что Хёрдис едва сдерживала смех. – И я дорого дал бы за то, чтобы знать, что у них делается.

– Я-то знаю, что у них делается! – с намеком протянула Хёрдис.

– Да уж я не сомневаюсь, что ты много знаешь… – согласился Гримкель, пристально вглядываясь ей в лицо.

Он был уверен, что пронырливая и неробкая девчонка знает все и про всех на этом берегу. Дружба с ней может оказаться весьма полезной. Фрейвид Огниво – человек могущественный, самолюбивый, умный и скрытный. Сегодня он друг конунгу квиттов и даже воспитатель его старшего сына. Но что-то эти фьялли у него загостились, и он принимает их с почетом. Может быть, он хочет быть другом и конунгу фьяллей тоже? С одной стороны, это очень опасно, а с другой… благодаря этому можно будет навсегда избавиться от такого опасного соперника, как Фрейвид хёвдинг. И свой человек в доме Фрейвида, пусть даже этот человек – всего лишь девчонка, может быть весьма полезен!

– Послушай-ка… Хёрдис! – Гримкель даже вспомнил ее имя. – Как тебе нравится вот это кольцо?

– Какое? – Хёрдис вытянула шею, стараясь лучше рассмотреть золотое кольцо на пальце у Гримкеля, глаза ее хищно сузились.

– Вот это. – Гримкель протянул руку, чтобы она могла лучше рассмотреть. – Оно будет твое, если ты в обмен пообещаешь мне хорошенько присматривать за фьяллями, пока они здесь.

– Обещаю! – быстро сказала Хёрдис и хихикнула про себя. Наблюдать за фьяллями ей и самой было любопытно. Кто же откажется в придачу получить золотое кольцо?

– А когда к тебе придет человек и скажет… Вот. – Гримкель поднял с земли сосновый сук, разломил его и протянул одну половинку Хёрдис. – Покажет вторую половину этого сука, ты расскажешь ему обо всем любопытном, что узнаешь. Нравится тебе такой уговор?

– Нравится, – быстро сказала Хёрдис, не отводя жадного взгляда от кольца. У нее никогда в жизни не было золота.

Стянув с пальца кольцо, Гримкель протянул его Хёрдис. Она мгновенно схватила подарок с его ладони, как сорока, и тут же оказалась в десяти шагах от него. Теперь уже не отнимешь! Посмеиваясь, она вертела на пальце широкий мужской перстень. Его можно повесить на ремешке на шею – тоже будет хорошо! Не всякая дура служанка из тех, кто перед ней чванится потому, что они-то родились от свободных родителей, получит от своего дурака жениха такое сокровище! Сама Хильдигунна съест от зависти свое покрывало, когда увидит! Все будут приставать с расспросами, откуда у нее такое, а она им не скажет, и пусть они все лопнут от любопытства!

– Иди домой, доблестный ярл, и ложись спать! – крикнула она. – Ночами в этом лесу водятся ведьмы пострашнее меня! От них ты не откупишься одним кольцом!

И она исчезла. Гримкель оглянулся и вдруг заметил, что светлый вечер самого длинного дня в году сменяется ночью, что почти темно. Ветер с моря усилился, сосны шумели угрожающе. И ни одного человека, ни одного живого существа вокруг, только деревья, кустики вереска и брусники да темные тени между стволами. И сильному мужчине стало страшно, как ребенку, потерявшемуся в лесу. Торопливо отыскав взглядом тропу, Гримкель торопливо пошел к усадьбе. И всю дорогу он прибавлял шагу, не в силах избавиться от неприятного чувства, будто чей-то острый, нечеловеческий взгляд упирается ему прямо между лопаток.

Про Фрейвида Огниво все знали, что он искусно обращается и с мечом, и с секирой, и с копьем. И только вполголоса, под рукой, передавали друг другу, что он также мастер играть двумя щитами [17]17
  Поговорка, обозначавшая двуличие.


[Закрыть]. А сам Фрейвид считал умение держать нос по ветру далеко не последним из своих достоинств.

Гримкель Черная Борода отплыл на своем «Красном Волке», увозя с собой Вильмунда ярла. Многие из гостей разъехались, но в усадьбе Прибрежный Дом было еще достаточно людно. Вечером, пока в гриднице болтали и играли в кости, Фрейвид незаметно вышел в спальный покой, где сейчас было пусто, и велел Асольву позвать к нему Модольва Золотую Пряжку.

Асольв, сообразительный парень двадцати трех лет, был лицом очень похож на отца, но нрав у него был совсем другой, добродушный и покладистый. Фрейвид хёвдинг хотел бы видеть в сыне побольше смелости и огня и считал Асольва рохлей. Но толковостью и беспрекословным послушанием Асольв завоевал доверие отца, и Фрейвид часто поручал ему дела, которые требовали ответственности и сохранения тайны.

Словно невзначай Асольв присел на скамью рядом с Модольвом, немного посидел, якобы наблюдая, как Орм Проворный трясет в руке стаканчик с костями, готовясь бросить. Вот кости со стуком высыпались на доску, Орм и еще двое нагнулись, в полутьме считая метки, а Асольв слегка наклонился к уху Модольва и что-то шепнул ему.

Модольв был не менее сообразителен. Он даже не оглянулся на парня. Вот стаканчиком завладел Гутторм Бродяга, Модольв поднялся и неспешно вышел. И никто не обратил на них внимания.

Кроме Хёрдис. Она сидела среди рабов на полу возле самой двери, куда не доставал свет очага. Обняв колени и сгорбившись, закрыв лицо разлохмаченными волосами, она наблюдала за Модольвом, как тролль из чащи леса, и посмеивалась про себя. Ее очень забавляла такая опасная игра – она так близко от фьяллей, которые считают ее виновницей своей беды, но они не видят ее! Зато она отлично видела и Модольва, и Асольва. Их неприметная беседа от нее не укрылась. А Хёрдис Колдунья была не из тех, кто довольствуется маленьким кусочком. Она неизменно стремилась получить все целиком.

Пропустив Модольва вперед, Хёрдис неслышно скользнула за ним. Острое чутье, унаследованное от бабок и прабабок Фрейвида, говорило ей, что Модольв пойдет вовсе не на задний двор. Так и есть: он свернул к дверям спального покоя.

Хёрдис кинулась в девичью. Сейчас здесь было пусто: все служанки сидели в гриднице. В дальнем углу Хёрдис ловко вытащила из стены белый клок сухого мха. Всем телом прижавшись к стене, она услышала сквозь щель между бревнами голос отца.

– Нам нужно поговорить с тобой без чужих ушей, Модольв ярл, – сказал Фрейвид, и Хёрдис неслышно усмехнулась в темноте: чужое ухо было гораздо ближе, чем полагал ее отец.

Модольв все еще был невесел после ссоры с Гримкелем. Проницательный Фрейвид сразу заметил это.

– Не годится провожать Высокое Солнце с таким пасмурным лицом! – сказал хёвдинг. – Я думаю, для тебя пришло время радости, Модольв ярл. Твой племянник совсем здоров, и я хотел бы завтра видеть его у себя за столом. Вам не придется жаловаться на недостойное вас место. О чем же ты грустишь?

– Конечно, я благодарен богам за жизнь моего племянника и за всех оставшихся людей. Но, по правде сказать, я надеялся, что наш поход сложится более удачно. В Аскефьорде у меня не будет особых причин гордиться. Невелика честь привезти из мирного похода пустой корабль и меньше двух третей дружины. Я ходил на Квиттинг вовсе не за «гнилой смертью». А теперь я возвращаюсь домой с пустыми руками и должен благословлять богов, что не возвращаюсь совсем один.

– Так, значит, Гримкель ярл верно сказал, что ты хотел купить на Остром мысу железа? – спросил Фрейвид, так пристально посмотрев в лицо гостю, как будто хотел прочитать его мысли.

– Это верно, – сдержанно ответил Модольв. Он был убежден, что Фрейвид и без его ответов знает обо всем этом деле намного больше, чем говорит. – Но разве в этом содержится какое-то преступление? Разве достойный человек не имеет права предлагать настоящее, полновесное серебро за товары, в которых у него есть нужда?

– Так по каким же причинам ваша сделка не состоялась?

– Наверняка ты сам знаешь об этом, Фрейвид хёвдинг! – с досадой ответил Модольв. – Наверняка Гримкель ярл уже спел тебе свою песнь. Чтобы сделка состоялась, знаешь ли, требуется взаимное согласие обеих сторон. Нельзя купитьчто-то силой, если тебе не хотят продавать. Можно только отнять. Но мы приехали сюда не грабить. Однако Стюрмир конунг встретил нас как разбойников. А ведь цены, которые он нам предложил за свое железо, иначе как грабежом и не назовешь! Прошлым летом я за те же деньги мог купить вчетверо больше железа. Неужели квиттингские горы истощились?

– Нет, горы Медного Леса далеки от истощения. – Фрейвид покачал головой. – Возле моей большой усадьбы, возле Кремнистого Склона, мои люди копают не меньше руды и выплавляют не меньше железа, чем всегда. Дело здесь в другом.

– И я не вчера родился, – сурово ответил Модольв. – Ваш конунг Стюрмир слишком горд и притом имеет плохих советчиков. Вместо того чтобы усмирять его заносчивость и учить приобретать друзей, они еще больше ее подзадоривают и добывают ему врагов!

– Ты, как видно, говоришь о Гримкеле ярле и его родичах! – заметил Фрейвид.

– А ты, как видно, не хуже меня знаешь положение дел! – ответил Модольв. – Да, я говорю о нем. Об этом догадается всякий, кто слышал нас сегодня в гриднице. Стюрмира конунга не поздравишь с такой родней. И напрасно он женился на женщине из рода Лейрингов. Его прежняя жена была куда разумнее, чем нынешняя. А Лейринги не доведут его до добра. Они жадны, кичливы, крикливы и думают только о своей выгоде.

– Да, приятными людьми их не назовешь, – сдержанно согласился хёвдинг.

Он тоже считал, что женитьба овдовевшего Стюрмира конунга на Далле из рода Лейрингов была неумным и недальновидным поступком. А теперь эти Лейринги – жадные, как свиньи, шумливые, как вороны, и тупые, как треска, – лезут к конунгу с советами, один глупее другого, и только и ищут, как бы побольше урвать. В борьбе с ними Фрейвиду хёвдингу очень хотелось иметь надежного союзника, не зависящего от Стюрмира. И вот боги послали ему подходящий случай такого союзника приобрести. Кто может быть полезнее самого конунга фьяллей? А там, если удастся как-то потеснить Лейрингов, на смену Далле у Стюрмира, возможно, появится и третья жена… Отказывая всем женихам Ингвильды, Фрейвид не только уважал ее вкус, но и вынашивал некие тайные замыслы.

– Нашего конунга обвиняют в том, что он собирается идти походом на Квиттинг, – тем временем продолжал Модольв. – Гримкель боится, что ваше железо станет оружием против вас же.

– А разве это не так?

– Нам пока хватает серебра, и мы не собираемся платить за товары собственной кровью, – сдержанно ответил Модольв.

– Если так, то я смогу продать тебе железо по той же цене, что была прошлым летом, – предложил Фрейвид.

Модольв посмотрел в глаза хозяину, и тот опустил веки, подтверждая сказанное. Он все взвесил и принял решение.

– У меня много железа и в Кремнистом Склоне, и здесь, – продолжал он. – Сколько у тебя серебра?

– Боюсь, у меня нет времени ждать, пока ты пошлешь людей в Кремнистый Склон. Я давным-давно должен был быть дома, в Аскефьорде. Торбранд конунг ждет меня. Как бы он и в самом деле не начал снаряжать боевые корабли, подумав, что я не вернусь!

– Ему не придется ждать долго. Раньше чем через десять дней твои люди не смогут сесть на весла, а к тому времени мои успеют съездить в Кремнистый Склон и обратно. Я не задержу тебя, а Торбранд конунг будет знать, что и среди квиттов у него есть друзья. Знаешь, как говорит пословица? У каждого найдется друг среди недругов, верно?

Модольв кивнул, подавляя колебания. Голубые полупрозрачные глаза хозяина не внушали ему доверия. Но возвращаться в Аскегорд с пустыми руками не хотелось, а железо – это железо, его не подделаешь. Ведь не самого же Фрейвида ему предстоит везти во Фьялленланд!

Фрейвид был доволен уговором. Он ценил и берег свое добро, а Прибрежный Дом стоял в слишком опасной близости от моря.

Легкий ветерок, напоенный свежим запахом моря и сосновой хвои, просочился в дымовое отверстие и мягко погладил Хёрдис по щеке. Она мгновенно открыла глаза. Нет, она не спала – просто задремала, соскучившись в ожидании. В девичьей было тихо, чуткий слух Хёрдис различал мерное, уютно-сонное дыхание полутора десятка женщин. Спали все до одной.

Хёрдис осторожно приподнялась на локте, огляделась. Никто не шевельнулся, только Серый, спавший здесь же на полу, под боком у хозяйки, чутко вскинул голову и ткнулся носом в плечо Хёрдис. Она поспешно положила ладонь на его широкий крутой лоб и повелительно пригнула голову пса к полу. Серый послушно улегся.

Выскользнув из-под старого плаща, которым укрывалась вместо одеяла, Хёрдис встала на ноги. Темные волосы окутали ее до самых ног, так что в полутьме девичьей смутно белели только лицо и подол рубахи возле самого пола. Несколько мгновений Хёрдис постояла, прислушиваясь, но ни одна из женщин не проснулась. Бесшумно ступая по земляному полу, Хёрдис пробралась в глубь девичьей, где на широкой лежанке спали Ингвильда и еще две девушки. Вернее, на месте были только Ингвильда и Тордиса, а Бломма ушла вроде бы на задний двор и все еще не возвращалась. Опасно было подниматься, когда кто-то должен войти, но и ждать Хёрдис не могла – вот-вот минует полночь, время самого крепкого сна Ингвильды. Еще вечером Хёрдис незаметно подбросила в чашу Ингвильды маленький камешек, а потом вынула его и закопала в землю, под мох. Это называлось сонное заклятье – теперь Ингвильда будет спать, как камушек подо мхом, ничего не видя и не слыша. Сигнехильда Мудрая не учила такому внучек, Хёрдис сама додумалась до сонного заклятья и очень гордилась его отличным действием. Наедине с собой, конечно.

Подобравшись к лежанке, Хёрдис быстро ощупала платье Ингвильды и украшения. Кончики ее пальцев коснулись прохладной серебряной цепочки, круглой застежки, нескольких амулетов. Но того, что Хёрдис искала, здесь не было.

Тогда Хёрдис, прищурившись, склонилась над лежащей Ингвильдой. Одна рука сестры была засунута под подушку. Огниво было там, в кулаке, – Хёрдис так же твердо была уверена в этом, как если бы видела его при свете дня. Огниво было там, и оно властным голосом древнего волшебства звало Хёрдис, притягивало, обещало многократно увеличить ее силы, открыть ей новые знания. Но как его достать?

Хёрдис осторожно запустила руку под изголовье сестры. Пальцы ее коснулись чего-то твердого – в кулаке спящей Ингвильды был зажат теплый кусочек железа. Оно здесь! Дрожа от нетерпения, Хёрдис вцепилась в него кончиками пальцев и осторожно потянула. И тут же всем существом ощутила, как Ингвильда вздрогнула, как глухой камень ее сна пошел быстрыми трещинками.

С кошачьей ловкостью Хёрдис отпрыгнула от лежанки, мигом оказалась в другом конце девичьей и легла на свою соломенную подстилку, натянула плащ и застыла, как будто спит.

Скрипнула дверь, из сеней вошла Бломма. Подозрительно часто дыша и как будто смеясь про себя, она прошла к лежанке и устроилась с краю. «Любопытно, кто же ее так задержал?» – мельком подумала Хёрдис. Отлично! Если Ингвильда и проснется, то решит, что ее разбудила Бломма.

А брать огниво сейчас и в самом деле нельзя. Если оно пропадет ночью, то подумают сразу на тех, кто здесь ночевал. А Хёрдис не заблуждалась насчет родственной любви и хорошо знала, как мало доверия питают к ней домочадцы Фрейвида. Ничего, успокаивала она сама себя, незаметно поглаживая мохнатый загривок Серого. Со времени уговора Фрейвида с Модольвом и отъезда Асольва в Кремнистый Склон прошло всего пять дней. Время есть, и новолуние еще впереди.

Время приближалось к полудню, но серые тучи с такой удручающе равномерной плотностью затянули небо над Медным Лесом, что ни единого солнечного проблеска не выдалось с самого рассвета. Да и рассвета тоже не было, если строго рассудить, – его сожрали инеистые великаны, те, что живут на самых высоких горах. Конечно, на горах Фьялленланда, которые ближе всех к небу. «Одни беды от этих фьяллей!» – с рассеянной досадой думал Асольв, поглядывая на небо. Если бы Модольву не понадобилось железо, отец не стал бы посылать его в эту долгую и не слишком веселую поездку в опустевший Кремнистый Склон, где оставались только рабы, берегущие усадьбу и большое стадо. Когда дома нет никого из близких, это вроде как и не дом вовсе.

С утра уже пару раз принимался накрапывать мелкий дождь, в воздухе висела прозрачная холодная морось, и Асольв с надеждой всматривался в темнеющий впереди ельник, обещавший хоть какое-то укрытие. Если польет настоящий дождь, пережидать его негде – человеческого жилья теперь не будет до самой ночи.

Асольв и десяток работников ехали по Медному Лесу – огромному пространству, покрытому рыжими и бурыми кремневыми скалами, болотистыми и лесистыми долинами, ельниками и вересковыми полями. В горах Медного Леса таились огромные запасы железной руды, но место это славилось также своей таинственной и не слишком доброй силой. Древняя нечисть, обитавшая здесь до прихода племени квиттов, не ушла отсюда, и люди чувствовали себя тут не хозяевами, как в других частях страны, а гостями, да такими, что явились без зова и терпимы до поры. Дворы и усадьбы в Медном Лесу стояли далеко друг от друга и были немноголюдны. Здесь не прокладывали дорог, и путь отмечался стоячими камнями, разбросанными от священной горы Раудберги до самого побережья так, чтобы от одного был виден другой. Такие камни в Медном Лесу нигде больше не встречались, поэтому спутать их с другими было нельзя. Никто не знал, какие силы сумели принести их сюда.

Позади Асольва лошади тянули четыре волокуши*, нагруженные толстыми лепешками из сырого железа. Каждая лепешка была размером с собачью голову и напоминала ноздреватый, плохо пропеченный хлеб, черный, с сизой и бурой окалиной. В повозках лежало немалое богатство: железо Медного Леса заслуженно ценилось по всему Морскому Пути. Из каждой такой «головы» после перековки выйдет один хороший меч. То есть он везет с собой будущее вооружение неплохой дружины. Асольв был доволен собой – он успевал даже чуть раньше срока, назначенного отцом, и надеялся заслужить похвалу.

Вдруг его конь забеспокоился, зафыркал, словно почуял волка. Быстро оглянувшись и не заметив ничего опасного, Асольв успокаивающе потрепал коня по шее. Откуда-то долетал неясный шум – то ли водопад гудит, то ли лавина где-то сходит… Лавина?

Один из работников, ехавших возле повозок позади Асольва, внезапно охнул. Асольв обернулся к нему, хотел спросить и сам вздрогнул. На всех лицах был явный испуг, и все смотрели куда-то вперед и вбок от дороги. Асольв поспешно оглянулся.

На склоне одной из гор впереди было заметно какое-то шевеление. Что-то огромное двигалось там, раздвигая ели. Присмотревшись, Асольв различил очертания гигантской человеческой фигуры. Холодный пот хлынул по спине, Асольву хотелось зажмуриться, но он не владел ни единым мускулом и не мог пошевелиться.

По склону горы неспешно шел великан. Над верхушками елей виднелись его черноволосая голова с густой бородой и могучие плечи, покрытые плащом из косматых темных шкур. На плечах великана они казались маленькими и тоненькими лоскутками, как если бы человек вздумал сшить себе наряд из мышиных шкурок. Исполин двигался через самую чащу, не выбирая дороги и сминая по пути огромные ели, как человек сминает высокую траву. В тишине долин далеко разлетался треск и гул от его шагов. Великан шагал медленно, почти лениво, как будто ему было тяжело нести самого себя. Но в этих мнимо ленивых движениях была такая неутомимость и размеренность, что любой смельчак вспотеет от страха – а что, если Хозяин Гор пойдет на тебя? Наверное, лучше уж лавина!

– Свальнир, – севшим от страха голосом проскрипел один из рабов. – Вышел из пещеры. Пасмурный день – вот он и вышел. Видно, опять проголодался. Едем скорее, пока он нас не заметил. Мы доберемся до ельника…

Все как будто проснулись, тронули лошадей.

– Нет, нет! – поспешно остановил рабов Асольв. От страха он говорил приглушенно, почти шепотом, хотя великан был слишком далеко, чтобы их услышать. – Не двигайтесь! Как только мы сдвинемся с места, он сразу заметит нас! А пока мы стоим, он примет нас за камни. Великаны плохо видят при свете дня. Другое дело – в темноте.

– Ему днем вообще не полагается разгуливать! – сказал один из молодых рабов, по имени Гисли, стараясь показной храбростью обмануть собственный страх. – Свет обращает великанов в камень!

– А Свальнир не такой, как все! – ответил Асольв, немало запомнивший из рассказов бабушки Сигнехильды. – Он не боится света. Он даже умеет принимать облик обыкновенного человека. Он только не любит огня, и собаки его боятся.

Как положено хозяйскому сыну, Асольв старался держаться уверенно и не выказывать страха, но на самом деле ему хотелось стать маленьким-маленьким, не больше мышки, и забиться под какой-нибудь камушек на тропе. О храбрый Тюр, отведи глаза великану, пусть он идет своей дорогой и не смотрит сюда! При кажущейся медлительности великаны умеют очень быстро бегать и проворно ловят свою добычу в самом густом лесу. Пожелай он догнать людей – и лошади не спасут их.

К счастью, великан не глядел на них, а медленно удалялся на север, где лежало его обиталище – Великанья долина.

– Смотри, у него на плече косули! – Прищурившись, Гисли отважно всмотрелся. Через плечо великана была перекинута связка каких-то маленьких светло-рыжих тушек. Трудно было поверить, что это не мыши, а косули или олени.

– Слава Тюру и Видару!* – с облегчением заговорили рабы. – Он хорошо поохотился и не тронет нас.

– Поедемте скорее в ельник! Вдруг ему покажется мало?

– Да, поедем в ельник! – решил Асольв.

Ему было холодно – от фигуры великана веяло стылым ветром древней инеистой крови, иного мира, темного и загадочного.

Свальнир был уже далеко – его голова едва виднелась меж еловых вершин на дальнем гребне. Асольв тронул коня, как вдруг великан обернулся. Может, ветер переменился, а может, потомок Имира* учуял устремленные ему в спину человеческие взгляды. И Асольв застыл, как будто под взглядом великана сам превратился в холодный камень. Таинственный темный мир инеистого племени захватил людей в ледяные сети, сковал невидимой колдовской цепью, никто не мог пошевелиться. Мгновения повисли, как замороженные.