Текст книги "Берегись вурдалака"

Автор книги: Елизавета Абаринова-Кожухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ДАМА С СОБАЧКОЙ БАСКЕРВИЛЕЙ

Запершись в туалете, Ибикусов извлек свой знаменитый мобильник и позвонил на коммерческую радиостанцию «Икс-Игрек-Зет-плюс» ведущему Якову Кулькову, который, едва заслышав знакомый голос, с радостью пустил его в прямой эфир передачи «Ночной кошмар». Выдержав многозначительную паузу, Ибикусов начал:

– Всем, всем, всем! Имеющий уши да услышит. Говорит Ибикусов из особняка банкира Грымзина. Ползучий переворот, о котором я столько говорил, наконец-то начался. Начался этой ночью. И начался в доме Грымзина под аккомпанемент генеральной репетиции завтрашнего благотворительного спектакля. Темные силы похитили жену хозяина дома, оставив от нее лишь панцирь черепахи Тортилы. Уже нет сомнений, что Лидия Владимировна стала жертвой ритуального приношения тем идолам, которые хотят захватить власть в нашем городе, а затем и во всем мире. Не удивлюсь, если ее окровавленные останки завтра мы увидим на центральной площади Кислоярска. Далее, некто неизвестный совершил нападение на исполнительницу лисы Алисы, проломил ей череп, и ее, посчитав мертвой, отвезли в морг. Морговские эскулапы пытались ее изнасиловать с тем чтобы в дальнейшем расчленить и съесть, а кровью запить, и лишь чудом ей удалось сбежать из этого дикого дома. Но вернулась она в другой дикий дом – в Грымзинский особняк, и не нужно быть ясновидящим, чтобы предсказать ее дальнейшую судьбу. Пассивность присутствующих в доме инспектора милиции Столбового и его подчиненных наводит на мысль и на их причастность к этим темным силам. Не сомневаюсь, что следующей жертвой стану я – единственный человек, имеющий смелость открыто говорить о бесчинствах, творящихся в нашей стране. Я воочию вижу, как они перережут мне глотку, а потом, насладившись потоком моей крови, разрубят тело на куски, освежуют и съедят под стук барабанов, обитых моею же кожей. Поэтому, чтобы не допустить вакханалии насилия во всем городе, вы, дорогие земляки, обязаны принять меры. Берите оружие, вилы, топоры, и идите на Незнанскую улицу кдому Грымзина. Лишь решимость всего общества противостоять темным силам способна заставить их отступить. И если вы больше не услышите моего голоса, то знайте: люди, я любил вас – будьте бдительны!

Ибикусов сунул телефон в карман и в задумчивости присел на унитаз. «Все, это за мной, пришел мой последний миг», подумал репортер, заслышав, как ломятся в дверь. Ибикусов встал и со вздохом обреченности откинул крючок.

– Ну, убивайте, злодеи, – спокойно сказал он. – Я не страшусь ни вас, ни смерти.

На пороге, поддерживая пышный песцовый хвост и переминаясь с ноги на ногу, стояла поэтесса Софья Кассирова.

– Ах, извините, я не знала, что занято.

– Да ничего страшного, – ответил разочарованный Базилио-Ибикусов и побрел в залу.

(Елизавета Абаринова-Кожухова, «Искусство наступать на швабру»)

Когда Гробослав в разговоре с Надеждой предположил, что она приехала из Москвы, чтобы написать репортаж об историко-ролевом клубе, он был довольно близок к истине. Но и Надежда, ответив, что вообще-то она журналистка широкого профиля, тоже не очень сильно кривила душой. Хотя в действительности круг ее интересов был еще шире – оказавшись занесенной из московской круговерти в небольшой провинциальный город, она обнаружила, что и в провинции жизнь порой бурлит не хуже, чем в блистательных столицах.

Естественно, Надежда не могда пройти и мимо таинственного исчезновения Ольги Ивановны Шушаковой. Многочисленные версии, выдаваемые местными газетами и радиостанциями, Надю не очень удовлетворяли – их фантазии не простирались далее подземного хода, прорытого еще покойным Иваном Владимировичем, или банального подкупа стражников. А Наде хотелось знать истину – даже не для очередной сенсационной статьи, а, скорее, для себя.

Не то чтобы Надя стремилась еще раз попасть в шушаковский особняк, но, когда она просто прогуливалась по городу, наслаждаясь солнечным весенним деньком, ноги сами принесли ее на Липовую улицу. Проходя мимо небольшого безымянного скверика, Надя замедлила шаги – по прошлогодней травке степенно прогуливался огромный черный водолаз, очень похожий на покойного Фредика, только с небольшим светлым пятнышком на шее, которого у Фредика не было. Надежда вздохнула – она вспомнила, как Фредик сразу потянулся к ней, едва Надя в первый раз явилась в дом Шушаковых, чтобы взять интервью у Ольги Ивановны. Увидев это, вдова печально проговорила: «Он хороших людей за версту чует».

– Ага, так это же та собака, которую приобрела Ольга на замену Фредику, – смекнула Надя. Оглядевшись, она увидела и саму Ольгу – девушка сидела на скамейке и читала книжку.

И вдруг пес сорвался с места и с радостным лаем бросился к Наде. Журналистка уже решила, что черное чудовище вот-вот вцепится ей в глотку, словно сэру Генри, но вместо этого он положил лапы ей на плечи и лизнул в щеку.

– Фре… Джорджик, как ты себя ведешь! – закричала Ольга, вскочив со скамейки. – Ах, Надежда Федоровна, это вы? Извините его – такой глупый пес!

Услышав это, Джорджик опустил лапы на землю и укоризненно глянул на хозяйку.

– А знаете, Ольга Ивановна, я его сыздаля приняла за Фредика, – засмеялась Надя.

– И не удивительно, они ведь родные братья, – закивала Ольга. – Или даже вообще близнецы.

– А-а, понятно, – закивала Надежда. – И, видимо, чуять хороших людей за версту – это у них семейная черта?

Ольга обернулась и, убедившись, что никого поблизости нет, заговорила, понизив голос:

– Надя, вы так помогли маме и вообще нашей семье, что я не хочу вас обманывать: Фредик и Джорджик – один и тот же человек.

– А кого же вы тогда хоронили? – изумилась Надежда.

– Никого, – рассмеялась Ольга. – Все это мы затеяли, чтобы вывезти маму из дома.

– В гробу?!

– Ну да, в гробу. А Фредику я только пятно пририсовала, и все дела… Но это строго между нами!

– Конечно, что за вопрос! – закивала Надежда. – А вы молодцы, такую операцию вдвоем провернули.

Ольга лишь загадочно улыбнулась – до того, чтобы назвать Наде имена сообщников, ее откровенность не заходила.

И тут девушка резко переменилась в лице – прямо в их сторону вразвалочку шел собственной персоной ди-джей Гроб.

– Мерзавец, он еще смеет являться мне на глаза, – прошипела Ольга. – Ну, я ему покажу!

– Оленька, успокойтесь, – пыталась увещевать ее Надя. – Мы, журналисты, люди подневольные, что нам закажут, то и поем.

– Вот сейчас и узнаем, под чью дудку он визжит, – зловеще пообещала Ольга и, схватив Джорджика за ошейник, изобразила на лице самую разлюбезную улыбочку, на какую только была способна.

Тем временем Гроб добрался до девушек, как ни в чем не бывало сердечно поздоровался и с ходу сунул под нос Ольге микрофон:

– Ольга Ивановна, позвольте один нескромный вопросик. Наши радиослушатели жаждут поиметь эксклюзивную информацию. Поведайте нам, сколько миллионов награбленных у народа денег ваша матушка утащила с собой в Лондон?

Но Ольга, вместо того, чтобы честно удовлетворить здоровое любопытство ограбленного народа, все так же любезно улыбаясь, шепнула Джорджику:

– Фас.

Джорджик с самого появления ди-джея поглядывал на него без особых симпатий, а услышав долгожданную команду, задергался и грозно залаял на Гроба. Тот невольно отшатнулся.

– А хотите, я спущу его на вас? – любезно осведомилась Ольга.

– Н-нет, не надо, – дрожа, пролепетал ди-джей. – Он же меня на куски разорвет!

– Тогда отвечай, продажная шкура, какая сволочь наняла тебя распускать гадости про нашу семью, – все так же улыбаясь, предложила Ольга и как бы невзначай немного ослабила хватку на ошейнике.

– Все, все скажу, – залепетал Гроб, покосившись на Надежду. Ольга схватила собаку в охапку, и ди-джей что-то шепнул ей на ухо.

– Что-о?! – вспылила девушка. – Ты еще на честных людей будешь напраслину возводить? Урод, я тебя из-под земли достану! И твоих хозяев тоже!..

Но Гроб уже улепетывал прочь, даже не замечая, что его микрофон, будто хвост, волочится по лужам и прошлогодней траве.

Надежде, конечно, очень хотелось узнать, что же сказал ди-джей Ольге, отчего она пришла в такое негодование, но приходилось сдерживать жуналистское любопытство: если бы Ольга пожелала, то сказала бы сама.

Однако вместо этого девушка заговорила о другом:

– Надежда Федоровна, у меня к вам будет деловое предложение. На днях состоится расширенное собрание акционеров «Шушекса», и, скорее всего, меня изберут главой правления. Поверьте, мне лично это совсем ни к чему, но я согласилась из уважения к памяти отца. А предложение у меня к вам вот какое. Наш банк известен и во Франции, и в Швейцарии, с Германией так и вообще очень тесные контакты. А вот в собственном Отечестве, за пределами области, никто о нем и не слышал. Разве это справедливо?

– Конечно, несправедливо, – с готовностью закивала Надя, уже догадываясь, к чему клонит ее собеседница.

– Нет-нет, упаси Боже, никакого «пиара», никакой «джинсы» – так ведь это, кажется, называется у вашего брата-журналиста? Но если вы опубликуете где-нибудь в московской прессе статью, в которой объективно расскажете о нашем банке, не скрывая всех его достоинств и недостатков, то мы вам будем очень-очень благодарны!

Надя задумалась. Все-таки, как ни крути, Ольга предлагала ей заказную статью. Однако было что-то такое, что не позволяло Надежде вежливо, но твердо отклонить заманчивое предложение.

– Пожалуй, Ольга Ивановна, я попытаюсь выполнить вашу просьбу, – не очень уверенно заговорила Надежда. – Но для этого я должна основательно ознакомиться не только с витриной банка, но и с его внутренним устройством. Нет, конечно, я не собираюсь лезть в коммерческие тайны и все такое прочее, однако… Ну, вы меня понимаете.

– Да-да, разумеется, – тут же ухватила мысль Ольга Ивановна. – Я поговорю с Григорием, и он… с Григорием Алексеичем Семеновым, нашим временным управляющим, и он вам выдаст пропуск. Постойте, Наденька, куда вы? Я хочу пригласить вас на чашку чаю.

– Ну что вы, Ольга Ивановна, право же, не стоит, – принялась было отнекиваться Надя.

– Хорошо, не на чашку чая. А как насчет эксклюзивного интервью с будущей главой банка?

От такого искушения ни один журналист не смог бы отказаться, и минуту спустя девушки уже всходили на мраморное крыльцо банкирского особняка. Джорджик, весело виляя пушистым хвостом, не спеша поспешал следом за ними.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ЛЮДОЕДСТВО: В КАЖДОЙ ШУТКЕ ЕСТЬ ДОЛЯ ШУТКИ

За ужином обстановка была совсем безрадостной. Все, кто находились за столом, ели мало, угрюмо уткнувшись в тарелки, и даже неуклюжие попытки короля Александра развеселить своих сотрапезников никак не могли повлиять на их настроение. Скорее, наоборот.

– Кушайте, господа, – радушно потчевал Александр, – а главное, запивайте. Конечно, пьянство – дело негодное, но стаканчик старого доброго винца на сон грядущий, знаете…

Первой не выдержала госпожа Сафо:

– Это чтобы послужить одновременно и выпивкой, и закуской?

– Не понимаю, о чем вы, сударыня, – благодушно глянул на нее король.

– Ну так я вам объясню, Ваше Величество, – запальчиво вскочила поэтесса, грозно уперев ручки в полные бедра, но король жестом усадил ее на место:

– Не нужно, не нужно, Ну зачем такие мрачные мысли? Может быть, нынче ночью, гм, ничего и не произойдет… Перси, налей мне вина!

Паж, внимательно наблюдавший за госпожой Сафо и прочими, кто был за столом, вздрогнул и, конечно же, опять пролил мимо.

– Ну, за ваше здоровье, господа! – поднял кубок Александр. – И чтобы нынешняя ночь прошла спокойно.

– Предупреждаю, что со мной это дело не пройдет! – вдруг заявила доселе молчавшая донна Клара. – И если господин людоед сунется ко мне в опочивальню…

– То сам будет съеден! – докончил мысль синьор Данте.

– Я предупредила! – высокомерно бросила донна Клара, окинув всех пламенным взором черных очей.

– Такова есть наша жизнь, – философически заметил Иоганн Вольфгангович. – Сначала мы кого-то кушаем, а потом червячки кушают нас.

(Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)

Хотя господин Семенов уже второй месяц временно исполнял обязанности главы банка, привычки он сохранил самые демократические. К примеру, обедать Григорий Алексеич продолжал в банковском буфете, где любой сотрудник мог запросто к нему обратиться со своими вопросами.

На сей раз Григорий Алексеич обедал в обществе Герхарда Бернгардовича Мюллера, который все более осваивался и в Шушаковском учреждении, да и за его пределами. Поглощая вареники с вишнями, Герхард Бернгардович увлеченно рассказывал Григорию Алексеичу о своих успехах в театре: режиссер Святослав Иваныч был очень доволен им в «Ревизоре» и уже намекал, что если бы герр Мюллер задержался в городе подольше, то вполне мог бы сыграть Мефистофеля в намечаемой постановке гетевского «Фауста».

– Ну так оставайтесь, Герхард Бернгардович, куда вам торопиться? – подхватил Григорий Алексеич. – Вот скажите, вам в вашей Германии кто-нибудь предлагал сыграть Мефистофеля?

– И бин не артист, а работник банк, – резонно возразил Мюллер.

– А разве одно другому помеха? Ну ладно, я вам открою то, что пока что не для широкой огласки. – Григорий Алексеич огляделся, не подслушивают ли. – На днях наш банк возглавит Ольга Ивановна Шушакова, наследница покойного Ивана Владимировича, после чего в должности управляющего делами она утвердит вашего покорного слугу. А вас, дорогой Герхард Бернгардович, мы с Ольгой Ивановной хотели бы видеть на посту советника по зарубежным связям!

– Менья? Затшем? – изумился господин Мюллер.

– Затем, что вы толковый специалист, – объяснил Семенов. – Да не беспокойтесь, друг мой, с вашим руководством я уже договорился, и как только пожелаете, то сможете вернуться к себе в Штутгарт на прежнюю должность… Хотя я бы на вашем месте домой особо не торопился. Ну вот кто вы у себя на родине? – продолжал искушать будущий управляющий. – Обычный клерк, каких много. Ну, может быть, лет через десять сделаетесь каким-нибудь столоначальником, а там, глядишь, и до пенсии недалеко. А здесь… Да вы сами видите! – Семенов заговорщически прищурился. – А девушки у нас – вашим не чета. И вообще, Герхард Бернгардович, ежели вы не согласитесь, что девушки нашего города – самые красивые в мире, то вы мой злейший враг. Да вот взгляните – разве это не прелесть?

Последние слова относились к Любочке – секретарше покойного Ивана Владимировича, перешедшей «по наследству» к Григорию Алексеичу. Она уже с минуту стояла возле столика и, улыбаясь, слушала, как Семенов уговаривал господина Мюллера остаться.

– Григорий Алексеич, только что принесли почту, – Любочка положила перед шефом стопку писем, а одно послание подала Мюллеру: – Это для вас, Гер… Хер… Бер…

Так и не выговорив трудного имени, Любочка отошла от столика, звонко цокая туфельками на высоких каблучках.

– Да вот хоть Любочка – чем не невеста? – говорил Григорий Алексеич, покамест потенциальный жених распечатывал конверт. – И умница, и красавица, а что про нее гуторят, будто с Иваном Владимировичем шуры-муры крутила, то вы не верьте, это все из зависти… Ах, что с вами, Герхард Бернгардович?

Мюллер резко выскочил из-за стола и, прикрывая рот, побежал прочь из буфета.

– Неужто варениками, бедняга, объелся? – озабоченно вздохнул Семенов. – Вот уж верно говорят: что одним здорово, то другим – смерть.

Через несколько минут господин Мюллер вернулся. Бледный и тяжело дыша, он плюхнулся за столик напротив господина Семенова и молча пододвинул к нему письмо.

Григорий Алексеич негромко, но с выражением зачитал:

– «Многоуважаемый Герхард Бернгардович! Извещаем Вас, что котлетки по-киевски, которыми Вы вчера обедали, были изготовлены из человеческого мяса. Впредь будьте более разборчивы в еде. С наилучшими пожеланиями, Ваш искренний доброжелатель». – Григорий Алексеич рассмеялся и положил послание на стол. – Да ну что вы, Герхард Бернгардович, не берите в голову. Есть у нас тут в банке шутники, меня тоже сколько раз по-всякому разыгрывали, и ничего – жив-здоров. Главное, воспринимайте все это с юмором.

– Дас ист отшень глюпий шутка, – проворчал Мюллер, понемногу приходя в себя.

– Да уж, шутка не из удачных, – согласился Григорий Алексеич. – Думаю, что доморощенный юморист решил вас «подколоть» тем, что один ваш соотечественник съел другого человека, причем с его же согласия.

– Мне есть стыдно, что он мой сооче… что у меня и он айн фатерлянд! – не без пафоса заявил Герхард Бернгардович.

– Ну не волнуйтесь вы так, – принялся успокаивать Григорий Алексеич. – Мне так же само бывает неловко, когда я слушаю в новостях о том, что происходит в моей стране. Так что забудьте об этой глупой записке, и если что-то похожее получите, то выбрасывайте в мусорник, не глядя.

– А самый большой шутка в это дело, что обышно их бин вегетериан, то есть не кушат мясо, – доверительно сообщил Герхард Бернгардович, вновь принимаясь за вареники. – Просто фчера Вадик мне уговориль покушат эти… как их, киевски котлеттен. Сказаль, как будто дас ист фирменный блюд в ваш буфет. И вот что означайт один раз нарушайть установленный орднунг!

– Да-да, порядок лучше не нарушать, – посочувствовал Григорий Алексеич. И вдруг, чуть подавшись в сторону сотрапезника, понизил голос: – Герхард Бернгардович, а может быть, ваше вегетерианство – это подсознательное бегство от неких тайных желаний?

– В какой смысле, Григори Алексеевитш? – недоуменно глянул на него Мюллер.

– Неужели вам никогда не хотелось полакомиться свежим человеческим мясцом? – продолжал Григорий Алексеевич не то почти в шутку, не то почти всерьез. – И лучше всего – человека, близкого вам. Например, молодой девушки, которая вам очень нравится?

– А-а-а, фройляйн Люботшка! – радостно закивал Герхард Бернгардович. Он понял, что Григорий Алексеич, подобно неизвестному шутнику, тоже его разыгрывает, и решил поддержать игру. – Отшен аппетитный девушка, это есть правда.

– Нет-нет, Любочка мне самому нужна, – поспешно перебил Семенов. – Как секретарша, не более того. Но если бы к вам пришла другая девушка и сказала: «Герхард Бернгардович, давайте займемся любовью, а потом вы меня расчлените и съедите». Или нет, это слишком просто. Лучше так – давайте бросим жребий, и кому выпадет, тот зажарит и съест другого. Неужели вы отказались бы?

Господин Мюллер доел последний вареник, аккуратно вылизал кусочком хлеба оставшуюся сметану:

– Данке шон, херр Григори Алексеитш, я очень оценить ваше чуфство хумор.

Григорий Алексеич успокаивающе положил ладонь на руку собеседника:

– Простите, Герхард Бернгардович, я не знал, что с вами о таких вещах шутить нехорошо. Обещаю, что с моей стороны подобных шуток больше не будет. – Мюллер молча кивнул. – Кстати, мое предложение насчет поста советника – это не шутка!

– Я буду подумать, – сдержанно ответил Герхард Бернгардович, вставая из-за стола.

Григорий Алексеевич задумчиво посмотрел в стакан с остатками чая, перечитал забытую Мюллером «людоедскую» анонимку, усмехнулся и, вложив ее обратно в конверт, небрежно сунул в карман.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
СГОВОР

В коридоре на Дубова чуть не налетела Анна Сергеевна.

– Здравствуйте, Василий Николаич! – скривив губки, деланно обрадовалась она.

– Добрый день, Анна Сергеевна, – как ни в чем не бывало поздоровался детектив. Теофил деликатно прошел вперед и дожидался боярина Василия в конце коридора.

– Явились, чтобы вредить мне? – сощурившись, продолжала Анна Сергеевна. Дубов вздохнул:

– Вы сами себе вредите и своими действиями, и всем образом жизни. А я сюда явился в поисках истины и справедливости!

– Слова, слова… – покачала головой Глухарева. – А я вам предлагаю действовать заодно – у меня уже есть парочку заманчивых делишек на примете!

– Этого не будет никогда, Анна Сергеевна, – тихо, но непреклонно ответил Дубов. A госпожа Глухарева уже решительно запускала руку за корсаж.

– Если вы отвергаете меня, – с пафосом говорила она, откупоривая скляночку с прозрачной жидкостью, – то и жизнь мне ни к чему! – C этими словами Анна Сергеевна основательно приложилась к бутылочке и, крякнув, вытерла рукавом рот. – Ах, я умираю! – решительно заявила она.

– Ну и на здоровье, – улыбнулся Дубов.

Анна Сергеевна начала плавно оседать, томно закатывая глаза и издавая предсмертные стоны. Василий галантно подхватил даму одной рукой, другой же незаметно ущипнул ее.

– Ах вы противный! – взвилась лже-покойница, и тут же, изогнувшись, как кошка, прошипела: – Значит, война?

– Между нами другие отношения просто невозможны, – усмехнулся Василий. – Извините, Анна Сергеевна, если у вас ко мне все, то я должен спешить – меня ждет Его Высочество.

Анна Сергеевна посторонилась, и Дубов поспешил вслед за Теофилом. Но даже затылком он ощущал полный холодной ненависти взгляд госпожи Глухаревой.

– Вздорная женщина, – заметил Теофил. – Его Величество Александр такую и на порог не пустил бы.

(Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)

Анна Сергеевна брела домой из школы, едва разбирая дорогу. Ее угнетали даже не столько собственные неприятности, сколько то, что она, сама того не желая, впутала в них совершенно непричастных людей. Слегка утешало лишь последнее сообщение из больницы, что здоровье Миши Сидорова медленно, но верно идет на поправку.

Зато накануне вечером снова зазвонил телефон, и тот же голос, который Анна Сергеевна месяц назад приняла за Мишин, осведомился, готова ли Анна Сергеевна выполнить возложенное на нее почетное поручение. Несомненно, речь шла о предстоящем убийстве Дубова-Щепочкина.

И хотя сообщение об этом звонке Вася воспринял со своими обычными прибауточками, Глухарева поняла, что он встревожился не на шутку. И даже не столько за себя, сколько за нее.

Когда Анна Сергеевна, вся в невеселых раздумьях, шла по малолюдному переулку, кто-то ее негромко позвал по имени-отчеству. Глухарева оглянулась – в подворотне ее поджидал барон Альберт.

Анна Сергеевна предполагала, что встреча с бароном состоится в самое ближайшее время. И означать она могла одно – от общих разговоров о готовности к действию вурдалаки переходили к практическому выполнению. Вернее, к уточнению деталей: где, когда и каким способом Анна Сергеевна Глухарева должна «замочить» частного сыщика Василия Дубова.

Вообще-то Анна Сергеевна ожидала, что Альберт, как и в прошлый раз, пожалует к ней на дом. «Светиться» с ней на улице, пусть и столь малолюдной, его могли заставить лишь некие особые обстоятельства.

– Вы уж извините, милейший барон, что я сегодня без кожаной одежды и прочего садо-мазохического антуража, – ухмыльнулась Анна Сергеевна, мгновенно входя в роль. – Сами понимаете, конспирация. Но плетка при мне, не беспокойтесь!

Анна Сергеевна сделала вид, будто лезет в сумку за плеткой, чем вызвала на лице Альберта непритворный ужас:

– Нет-нет, не надо. У меня к вам один вопрос. И от вашего ответа, уважаемая Анна Сегреевна, зависят дальнейшие распоряжения Его Злодейства князя Григория.

– Ближе к делу! – прикрикнула Анна Сергеевна, будто плеткой хлестанула.

– Тише, пожалуйста, нас ведь услышат! – взмолился барон Альберт. – Речь пойдет об известном вам лице…

– О Дубове, что ли? – Анна Сергеевна словно и не слышала призыва говорить потише.

Поняв, что госпоже Глухаревой на конспирацию плевать с высокой башни, Альберт, боязливо озираясь, увлек ее в подворотню:

– Анна Сергеевна, вам было поручено, гм, так сказать, произвести некоторые действия над известной особой, а вы вместо этого вступаете с означенною особой в некие не совсем понятные сношения…

Этого разговора Анна Сергеевна ждала – и она, и Василий Щепочкин предполагали, что за ними наблюдают, а следовательно, людям князя Григория известно и об их встречах.

Анна Сергеевна надменно посмотрела на Альберта:

– Замочить? Это всегда успеется. Дубов – ценный кадр, он еще нам пригодится. Я решила перетянуть его на нашу сторону.

– Но князь Григорий…

– Князь Григорий сам еще мне спасибо скажет.

– Да, разумеется, но…

– И потом, это даже в книге написано, – как бы не замечая баронских возражений, столь же самоуверенно продолжала Глухарева. – «Дверь в преисподнюю», часть третья, «Золотая стрела», глава первая. Место действия – Новая Ютландия, королевский дворец.

– Анна Сегреевна, книгу и я читал, – с трудом вклинился Альберт. – Но, насколько я помню, ваши попытки ничем хорошим так и не кончились.

– А теперь я его уже почти уговорила, – пробурчала Анна Сергеевна. – Так и передайте вашему пахану. То есть, пардон, Его Злодейству.

– Передам, конечно, – осторожно ответил барон. – Хотя, право, не знаю, даст ли он добро на такую самодеятельность…

– Не даст – замочу, – отрезала Анна Сергеевна, не уточняя, кого она «замочит»: сыщика Дубова, барона Альберта, или князя Григория. – У вас все?

– Все, Анна Сергеевна, – растерянно пролепетал Альберт.

– А у меня не все, – вспомнила Глухарева. – Могу вас обрадовать: к нам едет Каширский.

Однако барон Альберт особой радости не выразил:

– На что мне этот бездельник?

– Зато установки дает – будь здоров, – хмыкнула госпожа Глухарева. – А без установок я «мочить» не согласна, так и доложите вашему боссу!

– Ладно, доложу, – нехотя пообещал Альберт.

– Тогда счастливо оставаться. – Анна Сергеевна высокомерно кивнула барону и, не оглядываясь, поспешила прочь, оставив сообщника в подворотне и в самых растерянных чувствах.