Текст книги "Алый ангел"

Автор книги: Элизабет Торнтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Глава 2

Дом, который Кэм снимал для своей любовницы, находился на Глостер-сквер в районе Марилебон и был всего в нескольких минутах ходьбы от северной части более фешенебельного Мейфэра, где находилась личная резиденция герцога. За последние годы из-за наплыва переселенцев из Франции Марилебон изменился и стал чем-то вроде французского квартала.

Это обстоятельство могло быть только на руку Луизе Пельтье. Луиза сама была французской иммигранткой. Она приехала в Англию почти восемь лет назад вместе со своей овдовевшей матерью, которая вскорости умерла. Девушке тогда было двадцать лет. У нее не осталось практически ничего, кроме платьев. При отсутствии связей в Англии выбор Луизы был весьма ограничен. В течение нескольких месяцев, проведенных в Лондоне, ей предложили два варианта. Первый – стать гувернанткой детей лорда Таттла; второй, предложенный скорее в качестве компенсации, – быть его любовницей.

Луиза избрала второй вариант и ни разу не пожалела о своем решении. Хотя за эти годы француженка сменила несколько покровителей, именно она всегда давала им conge[13]13
  Conge – отставка, разрешение на уход (фр.)


[Закрыть] и только после того, как находила себе нового почитателя. Кроме того, при выборе ею двигала не только алчность. У Луизы были свои стандарты. Она была элегантной, изящной женщиной и обладала хорошим вкусом. Кэм Колбурн, герцог Дайсон, превзошел все ее ожидания.

Этим вечером Луиза взяла Кэма под руку, не успел он переступить порог ее дома, и не отпускала от себя весь вечер. Она была образованнее большинства женщин и далеко не глупа. Эти обманчиво кроткие карие глаза могли внезапно вспыхнуть огнем, если какая-нибудь женщина пыталась заигрывать с герцогом. И не одна из присутствующих леди знала, что означает попасть на острый язычок Луизе. Луиза Пельтье могла при желании выпустить коготки. Но Кэм ничего этого не замечал. Его любовница прилагала определенные усилия, чтобы скрывать эту отталкивающую черту своего характера: герцог не терпел ревнивых женщин.

Вечер прошел довольно приятно. Хотя общество было не самым изысканным, за исключением джентльменов, вхожих как в beau monde,[14]14
  Beau monde – высшее общество, бомонд (фр.).


[Закрыть] так и в demi-monde,[15]15
  Demi-mone – «среднее» общество, полусвет (фр.).


[Закрыть] гости беседовали оживленно и, по большей части, о первом консуле Франции. Кэм внимательно слушал, но ни одно хоть сколько-нибудь интересующее его имя не было упомянуто. Герцог отнюдь не расстроился, когда гости наконец начали расходиться.

Из-под полуприкрытых век Кэм наблюдал за грациозной фигурой Луизы, когда та провожала последних гостей. Дайсону вспомнились слова Лэнсинга. Кэм подумал о том, не изменяет ли ему Луиза. Хотя себя герцог ни в чем не ограничивал, от своих любовниц он ожидал верности. За эту привилегию он дорого платил.

Кэм устало оперся о железные кованые перила лестницы, ожидая, пока Луиза завершит свои adieux.[16]16
  Adieux – прощания (фр.).


[Закрыть] «Подобно своей хозяйке, дом поражает изяществом», – подумал Кэм. Колбурн стал с интересом осматриваться. За несколько месяцев его отсутствия Луиза переделала каждую комнату. Кэм позволял своей любовнице тратить столько денег, сколько ей вздумается. Он просматривал счета и полагал, что ни один пенс не истрачен впустую. Обставленный белой и позолоченной французской мебелью дом прекрасно подходил для Луизы.

Кэм подумал о Данрадене, своем замке в Корнуолле. По сравнению с жилищем, которое создала для себя Луиза, его имение выглядело грубым, деревенским. Кэм любил изящество, но семейные реликвии были для него превыше всего. Дайсон понимал, что при первой же возможности Луиза полностью поменяет безнадежно устаревшую обстановку Данрадена: его любовница все стремилась довести до совершенства. Кэм подумал об акварелях, милых, но ничем не выдающихся, которые нарисовала его мать и которые служили украшением столовой в Данрадене. Были и другие старинные вещи, ценные для Кэма только потому, что они что-то значили для предыдущих поколений Колбурнов. «О нет, – подумал он. – Предоставить Луизе свободу действий в Данрадене значит согласиться на перемены, вследствие которых моя жизнь совсем не станет комфортнее».

Когда за последними гостями захлопнулись двери, Луиза повернулась к Кэму и на секунду застыла, чтобы он мог полюбоваться ею.

«А почему бы и нет?» – подумал Кэм, еле заметно улыбнувшись этому отточенному жесту. Луиза была очень красива. Ее великолепную фигуру подчеркивало новое, классического покроя платье с высокой талией и накидкой из прозрачного газа.

Луиза широко раскинула руки и быстро преодолела разделявшее их с герцогом расстояние.

– Кэм, – сказала она, – О, Кэм! – и обвила руками шею Колбурна, нежно обнимая его. – Я ужасно по тебе скучала! – прошептала она, прижавшись к груди Кэма.

– Неужели ужасно? – тихо спросил он, длинными пальцами повернув ее лицо к себе, чтобы не спеша его рассмотреть.

Луиза посмотрела ему прямо в глаза.

– Верю, – весело сказал Кэм.

В этот момент он понял, что слова Лэнсинга были скорее упреком. Возможно, Луизе действительно было одиноко.

Кэм одной рукой обнял любовницу за плечи и повел ее наверх в спальню.

Его аппетит немного притупился – три изнурительных дня в дороге давали о себе знать. Кэм намеревался отложить встречу с Луизой, по крайней мере, до следующего вечера. Но он находился под впечатлением от слов Лэнсинга. Кэм не мог отрицать, что непростительно пренебрегал Луизой.

Француженка была искусна в постели. Она привносила изящество и утонченность в интимные отношения, как впрочем и во все, что ее окружало. Ее умелые ласки вскоре развеяли усталость герцога.

За последние несколько месяцев, которые Кэм провел в диких корнуоллских краях, его немногочисленными сексуальными партнершами были похотливые прислужницы из баров и таверн. Они утоляли плотский голод герцога, но не могли полностью удовлетворить его. Кожа Луизы была нежной, словно бархат, и едва уловимо пахла фиалками. Кэму нравилось, как она баловала себя. В Луизе было все, что может требовать мужчина от любовницы, как в гостиной, так и в будуаре – особенно в будуаре.

Он овладел ею медленно и очень чувственно. Кэм нагнетал волну удовольствия между ними до тех пор, пока Луиза была уже не в силах выносить наслаждение и, задыхаясь, не попросила о пощаде. Улыбнувшись, Кэм поднялся над ней и плавно вошел в нее. Она достигла кульминации почти мгновенно, и Кэм предался собственному наслаждению.

Однако Луиза еще не насытилась своим любовником, и для нее удовлетворение наступило, только когда Кэм еще раз довел ее до оргазма. Когда герцог наконец отстранился от Луизы, она тихонько сказала:

– Кэм?

– М-м-м?

Он встал и уже потянулся за одеждой.

– Можешь ты хотя бы раз остаться на ночь?

Луиза наслаждалась видом своего обнаженного любовника.

Без тени смущения взгляд ее темных глаз открыто спускался по широкой мускулистой груди Кэма, покрытой густыми черными волосами, к его подтянутому животу, бедрам и крепким, сильным ногам. «У него тело спортсмена, – подумала Луиза, – спартанское тело, способное перенести любые трудности». Губы Кэма медленно расплылись в улыбке, смягчившей его суровые черты. От этой улыбки внутри у Луизы творилось что-то невероятное. У нее невольно перехватило дыхание.

– Я не могу остаться, – как всегда спокойно ответил Кэм. – Без своего камердинера я беспомощен как ребенок.

Это была слабая отговорка, но они оба знали, что Луиза не будет настаивать. Любовницам платят, чтобы они были уступчивыми. Когда-то Луиза надеялась, что со временем именно она сможет пробиться сквозь стену, которой герцог Дайсон отгородился от всего мира. Но даже в момент наибольшей близости, когда их тела сливались воедино, Кэм не отдавался чувствам полностью, оставляя какую-то часть себя скрытой от посторонних глаз. Кэм Колбурн не желал никого пускать к себе в душу.

Луиза понимала, что ее влияние на герцога Дайсона было, мягко говоря, незначительным. Как-то ей пришла в голову мысль, что если бы она забеременела от Кэма, их связали бы неразрывные узы. Но Луиза не была настолько безрассудной, чтобы пойти против явно выраженных желаний своего покровителя. Кэм с самого начала четко определил свое к этому отношение; дошло даже до того, что он рассказал Луизе, как следует предохраняться. Как будто она сама этого не знала! Нет. Она не смела вызвать гнев Колбурна, нарушив его указания. Кэм не потерпит подобного предательства.

Когда-нибудь Кэм женится. Он, конечно, ни о чем таком с Луизой не говорил, но так было принято в их мире: у человека его положения должны быть наследники. Невестой герцога станет какая-нибудь подходящая девушка с незапятнанной репутацией. Луизу утешало только то, что, по словам Лэнсинга, подобные девушки совсем не интересовали Кэма. В его жизни всегда будет место для такой женщины, как она, Луиза. И в планы француженки совсем не входило позволить какой-нибудь другой особе занять ее место.

Заставив себя улыбнуться, Луиза спросила:

– Долго ли ты пробудешь в городе на этот раз?

– До конца недели.

Кэм нашел свои туфли с пряжками и присел на край кровати, чтобы обуть их поверх шелковых чулок.

– Кстати, мне нужно поговорить с тобой на эту тему.

Луиза почувствовала на себе пристальный взгляд ослепительно голубых глаз Кэма.

– Да? – осторожно произнесла Луиза.

– Во Франции у меня есть подопечная, юная девушка. Я намерен увезти ее оттуда и поселить в Данрадене. Она не захочет покидать свою страну, поэтому, боюсь, что мне придется сделать ее в некотором роде пленницей до тех пор, пока она не смирится со своей судьбой. Конечно, в замке есть слуги, но нет женщины, которая смогла бы составить бедняжке компанию. Я даже не знаю, говорит ли это дитя по-английски. Я подумал, может быть ты захочешь подружиться с моей подопечной.

У Луизы отвисла челюсть. Словно громом пораженная, француженка спросила:

– Ты хочешь, чтобы я отправилась в Данраден?

Это была привилегия, честь, о которой Луиза могла только мечтать. Немыслимо, чтобы джентльмен, нет, аристократ, потомок благородного и могущественного рода, поселил любовницу в вековом фамильном гнезде, самом важном из всех своих имений. Точно так же было невероятно, что женщину ее социального положения аристократ знакомил со своими родственницами. Это было просто неслыханно. Разве только… На долю секунды в душе Луизы вспыхнула надежда.

Словно прочитав мысли любовницы, Кэм усмехнулся и прикоснулся пальцем к щеке Луизы.

– Никто не должен знать о твоем пребывании в Данрадене, – сказал он. – И никто не должен знать, что моя подопечная приезжает из Франции.

На немой вопрос Луизы Кэм ответил:

– Охотники за приданым.

– Я с удовольствием приеду, – быстро ответила Луиза.

– Возможно, тебе стоит подумать. Замок находится в глуши. Боюсь, там не будет развлечений и приятного общества. Возможно, через пару недель ты сама почувствуешь себя пленницей. А я не могу там надолго остаться. Но если ты все же захочешь помочь мне в этой затруднительной ситуации…

– Конечно же, я приеду! – перебила его француженка.

– Луиза, – предупредил Кэм, – это не увеселительная прогулка. Моя подопечная будет находиться там не по своей воле. Она, возможно, станет рыдать часами. Или неделями дуться.

– Сколько ей лет?

– По-моему, восемнадцать.

– Я справлюсь с восемнадцатилетней девушкой. Что она собой представляет?

– Не знаю. Я не видел ее уже более десяти лет.

Наступила пауза. Луиза задышала немного спокойнее.

– Когда мы поедем? – спросила она.

– Я дам тебе знать.

Кэм облачился в великолепный голубой пиджак, тот самый, что идеально сидел на нем, подчеркивая его широкие плечи.

Луиза хотела задать Кэму еще миллион вопросов, но не успела она озвучить хотя бы один из них, как герцог коснулся теплыми губами ее щеки и вышел вон.

Оказавшись на улице, Кэм поймал экипаж. Он бы предпочел преодолеть короткое расстояние от Глостер-сквер до Ганновер-сквер пешком. Несмотря на приятную интерлюдию с Луизой, в нем кипела энергия. Но моросил дождь, а костюм Кэма не мог защитить его от превратностей английского климата.

«Это нетерпение дает о себе знать», – решил Кэм. Теперь, когда все было готово, ему хотелось поскорее приступить к делу. Кэм был близок, так близок к выполнению своей клятвы. О боги, какой же сладкой была месть! Он почти ощущал ее вкус.

Нет, не месть, поправил себя Колбурн. Правосудие. Подобные Маскарону не должны оставаться безнаказанными, в то время как кости их жертв гниют в безымянных могилах. Дантон, Марат и Робеспьер – организаторы сентябрьских убийств и зверского террора, последовавшего за ними, – какое-то время купались в лучах славы, но поплатились за свои грехи. А люди, которые держались в тени, смогли ускользнуть.

На протяжении многих лет Маскарону и Майяру удавалось скрываться от герцога Дайсона. Остальные «судьи» этих фальшивых трибуналов один за другим попадали к нему в руки. Нет, сам Кэм не наносил смертельного удара. Но все равно, именно герцог Дайсон с помощью Родьера и его агентов уничтожал всех этих людей. Только Маскарону и Майяру удавалось не попасться в длинные руки Колбурна.

Майяр оказался осторожнее своего бывшего начальника. Родьер обнаружил, что тот живет в Париже под вымышленным именем. Даже приход к власти Наполеона Бонапарта не заставил Майяра утратить бдительность.

«Как он умен, – подумал Кэм, – и все же бессилен избежать расплаты». Все оказалось легко организовать. Пару слов, сказанных выжившим родственникам одной из жертв фальшивых трибуналов Майяра, и правосудие свершилось. Тело Майяра со сломанной шеей вытащили из Сены всего месяц назад.

С Маскароном же нельзя было так просто расправиться. Официально было признано, что он не принимал никакого участия в тюремных побоищах. А когда во главе государства оказался Бонапарт, Маскарон молниеносно получил власть и состояние. «Таким же молниеносным будет его падение», – мрачно пообещал себе Кэм.

И в то же время Маскарон уже не раз доказывал, что у него, как у кота, девять жизней, а то и больше. Снова и снова, даже когда весной девяносто четвертого, после того, как Дантон и его последователи отправились на гильотину, Маскарон исчез. Ему чудом удалось ускользнуть от Кэма. Родьер дюжину раз выходил на след Маскарона и снова терял его. Поиски Габриель де Бриенн, которая, как был уверен Кэм, в конце концов, приведет их к Маскарону, оказались бесплодными. Складывалось такое впечатление, что после бойни в тюрьме Аббей девочка исчезла с лица земли.

Но вскоре после тех ужасных событий Родьер, к своему глубочайшему изумлению, обнаружил одну интересную вещь: Габриель де Бриенн была внучкой Маскарона. Кэма же эта новость нисколько не удивила. Он предполагал нечто подобное с того самого момента, как взглянул в изумрудно-зеленые глаза ребенка. Глаза Маскарона. Поначалу Кэму не удавалось убедить в этом Родьера. Последнему было кое-что известно о Маскароне еще задолго до Французской революции. Будучи парижскими юристами, они вращались в одних и тех же кругах. Если кто-то из родственников Маскарона и выжил, никто не знал об этом.

Родьеру понадобился почти год, чтобы как-то разобраться и этой истории. Он выяснил, что Антуан Маскарон и его внучка были чужими друг другу. Мать девочки воспитывались в деревне под присмотром родителей жены Маскарона. Тогда Антуан еще поддерживал отношения с родней жены. Спустя некоторое время Маскарон, в сущности, перестал общаться с дочерью. А когда она вышла замуж за де Бриенна и родила Габриель, разрыв стал полным. Для Маскарона его дочь перестала существовать.

«Так было до той ужасной ночи, когда в тюрьмах устроили бойню», – думал Кэм.

Даже для такого черствого и расчетливого человека, как Антуан Маскарон, немыслимо было не попытаться спасти спою плоть и кровь. Если бы Габриель и ее мать постигла участь остальных заключенных, Маскарон понес бы заслуженное наказание. Ведь именно Маскарон и Дантон позволили черни излить свой гнев на беззащитных обитателей тюрем. Похоже, Маскарон слишком поздно узнал, что Элиза де Бриенн находится в тюрьме, и не мог изменить ход событий, спровоцированных им самим.

«Когда Маскарон неожиданно вновь возник на сцене и качестве лидера нового французского общества, у меня появился еще один шанс, – подумал Кэм, почувствовав, как ликование поднимается в нем волной. – Скоро, – обещал себе Колбурн, – скоро возмездие настигнет его».

Кэм расплатился с кучером и, с шумом захлопнув двери, вошел в огромный пустой дом на Ганновер-сквер. Герцог позвал слуг, приказав им разжечь камин в его кабинете и принести из погребов бутылку лучшего бренди.

Ожидая, пока слуги исполнят его распоряжения, Кэм открыл ящик стола и достал оттуда письмо. Положив его на стол, Дайсон взял свечку и углубился в чтение мелко исписанных страниц, как будто он не знал каждое слово на память.

Наконец удалось найти Габриель де Бриенн, писал Родьер. И хотя ее местонахождение в период, когда Маскарон был в бегах, остается загадкой, которую еще предстоит разгадать, теперь не предпринимается никаких попыток спрятать девушку. Маскарон открыто признал в Габриель де Бриенн свою внучку. Недавно она недолго пробыла с Маскароном в Париже. Но затем, по непонятным причинам, Габриель переехала в уединенный замок на берегу Сены. Один из агентов Родьера под видом садовника уже был на месте.

«Замок Шато-Ригон, неподалеку от Шато-Гайяр», – прочел Кэм. Шато-Гайяр была огромной крепостью, построенной Ричардом Львиное Сердце, чтобы покорить французов. «В Шато-Гайяр, – думал Кэм, – потом по Сене в Руан и к берегам Нормандии. А потом – через Ла-Манш в Корнуолл». Все было так просто. Задача выполнима. Девушку легко можно похитить.

Кэм щедрой рукой налил себе бренди и двумя глотками осушил стакан. Герцог подумал, что в последний раз он так нервничал, когда помогал друзьям Родьера, жирондистам, спастись после казни Марии-Антуанетты зимой девяносто третьего. Тогда мир сошел с ума. За десять лет казнили сорок тысяч мужчин, женщин и детей! И Чарльзу Фоксу хватает наглости проповедовать принципы и идеалы революции! А Лэнсинг перечит Кэму из-за какой-то девчонки!

«Габриель де Бриенн, огненный ангел», – подумал Кэм. Он небрежно развалился в кресле возле пылающего камина. Кэм снова наполнил стакан, вытянул ноги и стал медленно пить, наслаждаясь каждым глотком.

Кэм сказал Саймону то, что думал: он не собирается причинять девушке вред. Она просто пешка в его игре. Цель Колбурна – Маскарон. Что касается этого дьявола, в отношении него Кэм вынашивал планы, которыми поделился только с Родьером. Саймон был мягкосердечным человеком, но, тем не менее, занимал важное место в предстоящем похищении. Преданность Лэнсинга друзьям доходила до абсурда.

Кэм подумал, что и сам, наверное, становится мягче. Он усмехнулся, мысленно упрекая себя. Что на него нашло? Зачем он пригласил Луизу в Корнуолл? Это никогда не входило в его планы. Опять виноват Саймон! У Лэнсинга был уникальный дар незаметно влиять на чужое сознание.

Что ж, ничего страшного не произошло. Присутствие Луизы в Данрадене может оказаться полезным во всех отношениях. Его пленнице будет приятна женская компания, и уж он наверняка не станет возражать, чтобы холеное благоухающее тело Луизы было доступным, когда женская компания понадобится ему самому. Это будет гораздо приятнее общества местных корнуоллских девушек, ужасно пахнущих сардинами – основной составляющей их рациона.

Мысли Кэма вновь обратились к Габриель де Бриенн. Какая девушка выросла из той девочки? Что она помнит про Аббей? Как повлияла на нее кровавая история Франции? Маскарон был на волосок от свидания с мадам Гильотиной. И его внучка тоже.

Как только Габриель поймет, что ее похитили, она испугается. Жаль, но ничего не поделаешь. Кэм должен внушить ей, что она в безопасности до тех пор, пока выполняет его указания. Через пару месяцев это суровое испытание для нее закончится. Ведь не дольше? Судя по докладам, Бонапарт уже собирает флотилию, чтобы напасть на Англию. Как только Маскарон передаст англичанам информацию, в которой они так нуждаются, девушку вернут во Францию. Вот тогда у Кэма будут развязаны руки и он сможет воздать Маскарону по заслугам.

Мысли герцога потеряли четкость. Перед глазами мелькнули картины из его прежней безоблачной жизни, когда мачеха и сестра были живы. Возможно, виной всему было бренди, большое количество которого он выпил слишком быстро, но у Кэма стоял комок в горле и герцогу стало трудно дышать.

Через мгновение ему показалось, что он перенесся в прошлое, в тюрьму Аббей. Он почти ощущал жар от костров, почти слышал крики жертв и, самое страшное, чувствовал боль и страдания девятнадцатилетнего юноши, каким он был тогда. Он не мог спасти свою семью. Кэм подумал, что может сойти с ума от воспоминаний, и попытался подавить свои грустные мысли. Но они не желали повиноваться. Кэм осушил стакан бренди и налил себе следующий.

Габриель де Бриенн, ангел Аббей, какой она впервые перед ним предстала, заполнила собой мысли Кэма. Первым его побуждением было боготворить ее. Боже, как он ошибся! И сколько раз с тех пор он проклинал ее за то, что она сделала. Настанет день, думал он, настанет…

Бог мой, но ведь это абсурд! Ведь не мог же он ненавидеть за это девочку – семилетнего ребенка? Но бренди разбудило в нем демона, который не желал молчать.

Свершить праведный суд над Маскароном можно и без участия девочки. Зачем вообще впутывать ее в это? Кэм устало провел рукой по глазам. Напрасно он старался подавить тревожные мысли.

Кэму хотелось, чтобы Габриель де Бриенн оказалась в его власти. Он тайно мечтал сделать ее своей пленницей, желал, чтобы она хоть немного пострадала за то, что натворила в ту ночь. Кэм хотел, по крайней мере, бросить ей свои обвинения в лицо. И разве не было оскорбительным отдать Габриель на попечение его любовницы? Боже правый, да он с ума сошел! Мучить себя такими нелепыми фантазиями!

Внезапно вскочив, Кэм отшвырнул пустой стакан, и он разбился вдребезги о мраморный камин. Пару секунд спустя в комнату влетел лакей.

– В-ваша светлость? – пролепетал слуга, резко остановившись.

– Вели запрягать, – сказал Кэм, уже выходя из комнаты. – Мы едем в Ричмонд.

– В Ричмонд, ваша светлость?

Было четыре утра, и Ричмонд находился от них в добрых восьми милях.[17]17
  1 миля =1609 метров


[Закрыть] Кроме того, даже в те времена на дорогах еще встречались разбойники.

– Я буду кучером. Я возьму с собой четырех слуг, они будут меня сопровождать. Скажи, чтобы запрягли моих самых быстрых лошадей. Да, на всякий случай, пусть вооружатся как следует.

– Но ваша светлость?..

– Да, в чем дело?

Они вышли из кабинета, и Кэм уже поставил одну ногу ни первую ступеньку белой мраморной лестницы.

– Какой адрес мне следует сообщить Томасу?

– Никакого. Я просто хочу проехаться, чтобы все эти глупости выветрились у меня из головы.

Но Кэму не повезло. Его фантазии слишком глубоко засели в нем, и так просто их не прогнать. Они еще долго терзали герцога, после того как он погрузился в сон.