Текст книги "Если это любовь"
Автор книги: Элизабет Ренье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Глава 2
Прошло всего три часа с того момента, как капитан Пенуорден пригласил сына своей сестры в Трендэрроу. Первоначальное изумление капитана сменилось полным восторгом. Он раздавал громогласные приказы слугам, его тяжелые шаги слышались во всех комнатах, когда он знакомил Майлса с родовым гнездом. В галерее он попросил молодого человека встать у портрета Мэри Пенуорден, сравнивая их черты лица, и долго сокрушённо качал головой, узнав, что она умерла. Показав весь дом, не пропустив даже подвала, он ободряюще хлопнул Майлса по плечу и пообещал, что к обеду подадут самое лучшее вино.
Накрытый стол сиял великолепием. Нежнейший лосось, выловленный только сегодня утром в Тэмере, был окружен серебряными блюдами с цукатами и свежими фруктами. Бокалы из тончайшего венецианского стекла отражались в полированной поверхности стола, в центре которого красовалась ваза с розами. Майлсу отвели почетное место, рядом поместили его крестника Пирса, мальчика лет девяти-десяти, приехавшего с ним из Америки. Напротив Майлса села Кэролайн, стараясь скрыть огорчение оттого, что все забыли о ее дне рождения. Ее к тому же очень огорчало, что от Тимоти до сих пор не было никаких известий.
После ужина Майлс уже в десятый раз рассказывал свою историю, а капитан по-прежнему расспрашивал молодого человека.
– Так ты говоришь, твоя мать умерла два года назад?
– Да, от инфлюэнции.
Капитан вздохнул:
– Бедная Мэри. Я так любил свою сестричку.
– И она вас любила, сэр. Мама часто рассказывала мне о вас и о Трендэрроу. Хотя ни слова не говорила о своих родителях.
– Это понятно. Отец не очень-то нас баловал. Его желание было для всех законом. Мы шагу не могли ступить без его разрешения, а уж то, что касается брака…
Кэролайн заметила, что при этих словах Амелия поджала губы. Во время беседы мужа с племянником она хранила молчание, занимаясь вышиванием.
– Твой отец, говоришь, погиб страшной смертью?
– Да, от рук индейцев.
– Но ведь вы описываете Виргинию как мирный и благоденствующий штат, – возразила Кэролайн.
– Сейчас так оно и есть, мисс, – вежливо ответил ей Майлс. – Но когда французы натравили индейцев на переселенцев, мой отец вступил в ополчение, которое послали им на помощь.
Пирс обвел круг над своей головой и возбужденно вскричал:
– Его скальпировали. Когда я вырасту, я тоже буду убивать индейцев и снимать с них скальпы.
– Ничего подобного ты делать не станешь, – мягко заметил ему Майлс. – Теперь между нами заключен мир.
– Подумаешь! Он долго не продлится. Кроме того, мужчина должен сражаться. – Пирс обратился к капитану: – Разве не так, сэр?
Тот снисходительно улыбнулся мальчугану:
– Согласен, что нет лучшей доли, чем служить своей стране. В свое время тебя призовут на войну, не важно, станешь ты солдатом или матросом.
Майлс спокойно заметил:
– Надеюсь, сэр, я не оскорблю вас, если скажу, что существуют и другие способы выразить любовь своей стране… – И, обернувшись к Кэролайн, добавил:
– Кузина Кэролайн, не окажете ли любезность показать мне пруд с лилиями и летний домик? Еще хотелось бы увидеть туннель под дорогой, где над головой, как гром, слышится стук подков.
Она изумленно посмотрела на него:
– Откуда вы все это знаете? Вы же никогда здесь не бывали!
– Как я вам объяснил, от своей матери. Мне кажется, я смог бы ходить по Трендэрроу с завязанными глазами. – Он кинул взгляд на Пирса, который от скуки ковырял землю носком сапога. – Конюшни находятся за домом, – сказал он мальчику. – Там тебе будет интереснее, чем в саду. Думаю, лошади не будет обижаться на твои высказывания.
Майлс засмеялся, глядя вслед крестнику, который радостно умчался, лихо перепрыгивая сразу через две ступеньки.
– На протяжении четырех веков Трендэрроу принадлежал нашей семье, переходя от одного наследника по прямой линии к другому. – Он обернулся к девушке, смущенно улыбнувшись. – Вы можете заметить, что, воспитываясь вдали от этих мест, я горжусь родовым гнездом, горжусь тем, что в моих жилах течет кровь Пенуорденов. Разве вы, кузина, не испытываете такую же гордость?
Внезапно покраснев, она потупила голову и, запинаясь, произнесла:
– Я… Другого дома не пожелала бы.
Он тепло улыбнулся и предложил девушке опереться на его руку. Забыв о муках совести, она направилась с ним по дорожке, затененной высокими деревьями, к темному туннелю, у входа которого колыхались густые заросли папоротника.
Майлс поставил ногу на камень, лежащий на берегу пруда, и устремил взгляд на воду. В лесу весело гомонили птицы, из голубятни доносилось отдаленное воркование.
– Мой отец был сыном священника, из благородной, но обедневшей семьи, – заговорил тихо Майлс. – Он был домашним учителем в одной лондонской семье, где мои родители и встретились, когда мама приехала погостить к тете. Они сразу влюбились друг в друга. Мамин отец – наш с вами дедушка – никогда не согласился бы на этот брак. Он приказал дочери сразу же вернуться домой и выйти замуж за человека на двадцать лет старше ее. Моя мать даже в юности была очень смелой женщиной, и это качество отличало ее до самых последних дней жизни. Она продала имеющиеся у нее драгоценности, тайно обвенчалась с отцом и уехала с ним в Америку. Отец получил место домашнего учителя в семье богатого плантатора, а мама стала горничной его жены, которой не хотелось иметь чернокожую служанку. Эти добрые супруги вскоре стали относиться к моим родителям как к своим детям. Мистер Николсон научил отца выращивать табак и даже ссудил его деньгами, чтобы он мог основать собственную плантацию. Тяжело было налаживать свое дело, но родители все преодолели. И теперь…
– И сейчас вы стали в колонии богатым и влиятельным человеком?
– У меня плантация в несколько тысяч акров и собственные пристани на Джеймс-Ривер, лесопилки, кожевенные заводы, отличные экипажи, породистые лошади, три сотни рабов.
– Рабов? – в ужасе переспросила девушка.
Он удивился:
– Конечно. Все крупные плантаторы имеют рабов.
– Но ведь это грешно, жестоко! – Ее голос задрожал от негодования.
– На моей плантации вы не найдете жестокости, – заверил он девушку. – Негры хорошо питаются, и я запретил любые телесные наказания. Я сам работаю от зари до зари.
– Но вы свободный человек, – настаивала она. – Вы вольны сами выбирать, как вам жить.
– А вы не находите, что им лучше жить на моей плантации? Они уверены, что всегда будут иметь пищу и кров, им никто и ничто не угрожает, о них заботятся, когда они болеют. Думаете, лучше жить в дикой Африке, полной всяких опасностей?
– Америка – чужая им страна. Я слышала, как их привозят туда, набивая в трюмы пароходов, как какой-нибудь скот.
– Не я захватил их в рабство, мисс, и не я привез их в Америку. Но если уж они там очутились и их выставили на продажу, а мне нужны рабочие руки, то что плохого я совершил?
– Если вы этого не понимаете…
Он не дал ей закончить фразу:
– Думаю, вы восхищаетесь своим отцом, мисс, не так ли? Но задумывались ли вы когда-нибудь о том, в каких условиях живут матросы на его кораблях, о душевном состоянии людей, обманутых подлыми вербовщиками?
– Да как вы можете сравнивать?! – возмущенно воскликнула она. – Чтобы мой отец одобрял такую… такую…
Он успокаивающе похлопал ее по руке, как будто девушка была ребенком.
– Прошу меня извинить, дорогая кузина. В тихой долине вы живете в уютном мирке, защищенная от всяческих проблем. С моей стороны просто грешно нарушать вашу безмятежность.
Она резко выдернула свою руку.
– Сначала вы надо мной подшучивали, а теперь явно насмехаетесь. Может, вы и рады, что приобрели кузину, мистер Куртни. Но уверяю вас, я этому вовсе не рада!
Она круто повернулась, взмахнув пышным подолом, и решительно направилась к дому.
Если быть до конца честной, невольно подумалось девушке, то нужно признать, что ее задевало не столько поведение, молодого человека, сколько его высказывания. «В течение четырех веков Трендэрроу принадлежал нашей семье, переходя от потомка к потомку по прямой линии». Он и был прямым потомком, тогда как у нее в жилах нет ни единой капли крови Пенуорденов. Когда Майлс об этом узнает, разве он не потребует своего наследства?
Кэролайн медленно вернулась к пруду, где все еще стоял Майлс. Потупив голову, она тихо сказала:
– Прошу вас, сэр, простите меня. – Отец очень рассердится, если узнает, что я была с вами нелюбезна.
– Признаюсь, сейчас меня меньше всего беспокоит реакция капитана Пенуордена. Я пытался понять, чем я смог так глубоко оскорбить вас? Вы просто не переносите мое присутствие. Вероятно, дамы из моего окружения живут в более реалистичном мире, вероятно, в Англии мне необходимо научиться иначе себя вести. Если я допустил ошибку в поведении по отношению к вам, прошу меня простить. Вы простите меня? – Он протянул ей руку.
Она хотела позволить ему лишь слегка коснуться своих пальцев, но Майлс поднес их к губам, а потом крепко сжал.
– Вы должны научить меня, моя маленькая кузина, как вести себя в Англии. И если я окажусь примерным учеником, может быть, я удостоюсь чести танцевать на вашей свадьбе?
– Свадьба? Я поняла так, что вы намерены провести в Англии очень мало времени?
– Кто знает? – Он пожал плечами. – Мне нужно устроить Пирса в английскую школу, а затем в Лондоне заключить несколько сделок и получить аудиенцию у некоторых министров по поручению моих товарищей из Виргинии. Если дядя согласится меня принять, я с удовольствием поживу в Трендэрроу. Этот дом полностью овладел моей душой.
Она высвободила свою руку и отвернулась, чтобы он не заметил, какой ужас охватил ее при этих словах. Всем сердцем она желала, чтобы поскорее приехал Тимоти и своим смехом развеял ее страхи, убедил ее, что она вообразила угрозу там, где ее не существует. Ах, как ей в эту минуту недоставало Тимоти, такого спокойного и надежного, такого предсказуемого.
Почувствовав в ушах нарастающий шум, который предшествовал обморокам, девушка ухватилась за грубые камни стены голубятни, из последних сил сопротивляясь постепенно обволакивающей ее темноте и головокружению.
Словно издалека до нее доносился голос Майлса. Сквозь застилающий зрение туман она увидела Томаса, однорукого лакея, каким-то образом оказавшегося совсем рядом. Огромным усилием воли Кэролайн заставила себя сконцентрироваться на том, что он говорил.
– Капитан Пенуорден прислал меня сказать вам, мисс, что вчерашний ночной шторм снес мост через реку. А вода поднялась так высоко и течение такое сильное, что переплыть ее на лошади невозможно. Мистер Бренкомб не приедет сегодня, мисс.
Еще доли секунды Кэролайн цеплялась за стену и за ускользающее сознание, но последнее известие полностью лишило ее сил. Нахлынувшая на нее темнота теперь казалась ей счастливым избавлением от этого дня разрушенных надежд. Качнувшись вперед, словно сквозь туман она еще увидела, как Майлс, оттолкнув испуганного лакея, подхватил ее на руки. Голова ее упала ему на плечо, и больше она ничего не чувствовала.
– Господь с вами, мисс! – воскликнула горничная Полли, смахивая с кровати жженые перья. – Вот уж не думала, что вы вот так сразу и упадете в обморок.
– Уж не представляешь ли ты, – возмущенно сказала Кэролайн, – что я сделала это нарочно, да еще в присутствии мистера Куртни? Ты что, думаешь я способна на подобные глупости?
– Ну, успокойтесь, мисс, не надо сердиться. Я же предупреждала утром, что вы слишком туго зашнуровали корсаж. Если бы вы потрудились ослабить шнуровку после обеда…
– Это не из-за шнуровки. Это из-за того, что мистер… Я испугалась, Полли.
Горничная успокаивающе похлопала ее по руке.
– Наверное, мисс, вы подумали, что мистер Бренкомб утонул в реке, да? Небось этот дурачина Томас взял да и брякнул вам про снесенный мост, а вы решили, что с ним и мистер Бренкомб пропал, верно?
– Да, наверное, это и стало причиной моего обморока, – поспешила согласиться Кэролайн.
Полли отошла от постели и тут же присела в реверансе, увидев входящую Амелию со стаканом успокоительного настоя. Отпустив горничную, мать села в кресло и запретила Кэролайн говорить, пока та не выпьет микстуру.
На лице Амелии застыло выражение, которое про себя Кэролайн называла «зимним», хотя уже много лет назад поняла, что за ледяной маской и сдержанной речью скрывались глубокие эмоции, которые мать постоянно подавляла, никому не позволяя проникнуть в тайны своего сердца.
– А теперь признайся мне в настоящей причине обморока, – твердо велела Амелия.
Кэролайн поудобнее устроилась на подушке.
– Я скажу тебе, мама, мне не терпится с тобой поделиться. Но сначала, пожалуйста, скажи мне, какого ты мнения о мистере Куртни.
Амелия стиснула худые пальцы и нахмурилась:
– Я нахожу его слишком самолюбивым и амбициозным молодым человеком, он слишком высокого мнения о своей особе. Не стоит заблуждаться относительно его элегантных манер, небрежной речи и терять голову от его комплиментов. Это просто игра, он решителен и жесток, как и твой отец.
– Но папа вовсе не жесток, – возразила Кэролайн.
– Когда ему нужно добиться поставленной цели, он именно таков. Французские моряки, которые на себе испытали его характер, поддержали бы меня… Но мы отвлеклись от заданного вопроса. Так почему же ты потеряла сознание?
Кэролайн подперла щеку кулачком, чтобы лучше видеть лицо матери, и отчетливо произнесла:
– Я выслушала признание мистера Куртни о том, что привело его сюда.
Лицо Амелии оставалось непроницаемым.
– В самом деле? И что же?
– Стать наследником Трендэрроу.
Амелия медленно подошла к окну и машинально забарабанила пальцами по подоконнику.
– Именно этого я и опасалась с первого момента его появления. Он намеренно играет чувствами твоего отца, постоянно говоря о своей матери. При каждой возможности упоминает о ее преданности Николасу и Трендэрроу. Ничего себе преданность! За двадцать пять лет прислала одно-единственное письмо и ни разу не приехала домой. Она порвала все отношения со своей семьей, когда сбежала из дома и вышла замуж наперекор желанию отца.
Потрясенная тоном матери, Кэролайн прошептала:
– Мама! Ты… Ты ее ненавидишь!
– Вовсе нет. Скорее завидую, но не одобряю ее поступок. Меня вот воспитали в духе беспрекословного повиновения отцу. Я не смела забыть о своем дочернем долге, хотя мое сердце… Впрочем, это не имеет отношения к нашему разговору. Повтори мне в точности слова мистера Куртни.
Кэролайн пересказала матери свой разговор с Майлсом. Амелия некоторое время пребывала в полной растерянности.
– Даже внешне он очень похож на Пенуорденов, такой же белокурый. Что ж, в его пользу многое говорит.
– Значит, Трендэрроу должно перейти к нему? – осторожно спросила Кэролайн.
Амелия резко повернулась, решительно сдвинув брови:
– С какой стати? Заявился сюда, его никто не ждал и не приглашал, из-за тридевяти земель? А ты прожила здесь восемнадцать лет! – И спросила более мягким тоном: – Ты привязана к Трендэрроу всем сердцем, дитя мое, не так ли?
Кэролайн кивнула, хотя в глазах у нее была тревога.
– Я знаю, мама, что ты считаешь эту привязанность глупой.
– Глупо это или нет, но ты будешь владеть Трендэрроу, не бойся.
– Но если папа захочет изменить завещание? – спросила девушка. – Если он попросит меня отказаться от моих притязаний в пользу своего племянника?
– Тогда ты скажешь: «Нет». Постой, дай мне подумать… – Амелия оперлась подбородком на руку, а Кэролайн со стесненным сердцем устремила тоскливый взгляд в окно. Амелия стала рассуждать вслух: – Нет, тебе нельзя выступать против его желания, чтобы между вами не возникло вражды. И не стоит быть слишком упрямой, это тебе не поможет. Здесь нужно знать подход… А, поняла! Ты скажешь ему, что раздумала выходить замуж за Тимоти Бренкомба и твоим единственным домом остается Трендэрроу.
Кэролайн от удивления села и воззрилась на Амелию:
– Но, мама…
– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе, чтобы я устроила так, чтобы этот… этот иностранец не захватил Трендэрроу?
– Да, мама, – опустив голову, прошептала девушка, – если ты этого хочешь.
– Тогда нам не о чем спорить.
Амелия поднялась и покинула комнату.
Как только дверь за ней закрылась, Кэролайн еще плотнее завернулась в одеяло, готовая зарыдать от горя. Только сегодня утром она широко распахнула ставни навстречу солнечному свету, навстречу этому долгожданному дню, который должен был принести исполнение всех ее желаний и светлое будущее. И вот…
Но ее радость закончилась в тот момент, когда она встретила у часовни Майлса Куртни. С его появлением сердце ее наполнилось сомнениями и тревогой. Она боялась, что любовь отца окажется сильнее, чем узы крови, что ее собственная совесть заставит ее в конце концов потерять Трендэрроу, без которого она не мыслила себе жизни.
Если бы только приехал Тимоти! Конечно, он вряд ли разрешит ее проблемы, но, может, все-таки попытается? В этот момент больше всего на свете ей хотелось увидеть его улыбающееся лицо и веселые голубые глаза.
Вечером Кэролайн спустилась в гостиную в малиновом платье с шлейфом, ниспадающим изящными складками с ее плеч, рукава украшали кружева. Волосы она зачесала, спустив на щечки завитые локоны. Она очень тщательно подбирала вечерний туалет. Это платье больше всех нравилось ее отцу. Золотая цепочка, обвивающая ее стройную шейку, была подарена ей капитаном после захвата испанского корабля. Искусная прическа, умело наложенные румяна и пудра должны были показать надменному чужаку, что она не простушка, какой он, по всей видимости, ее считает. Кэролайн вновь обрела смелость и решительность и чувствовала себя готовой к предстоящей борьбе за Трендэрроу.
Девушка была уверена, что Майлс, выходец из какой-то колонии, находящейся от Англии за три тысячи миль, наверняка отстал от моды и вряд ли умеет элегантно одеваться. Она не заметила, чтобы ему доставили какой-либо багаж, не было у него и слуг, а Полли, ее постоянная наушница, была полностью занята туалетом своей госпожи и не отлучалась от нее.
У Кэролайн сразу поднялось настроение, когда при виде ее отец просиял от удовольствия. Он встал, проводил к дивану, нежно похлопал ее по руке и заботливо спросил, вполне ли она оправилась после обморока.
Пирс стеснительно поклонился ей, и она заметила в его глазах невольное восхищение. Взгляд матери дал девушке понять, что та полностью одобряет ее туалет. Она ждала, когда Майлс покинет темный уголок гостиной, где он перебирал ноты, стоя у клавикордов.
Он повернулся к ней, держа в руках ноты, и отвесил ей почтительный поклон. Увидев его наряд, Кэролайн остолбенела. Фиолетовый камзол самого современного покроя, с длинными полами и широкими отворотами, белые панталоны и чулки, на черных башмаках сияли серебряные застежки, рубашка отделана роскошными кружевами. Белокурые волосы стянуты на затылке изящным черным бантом. Такой кавалер вскружил бы голову любой женщине в Лондоне. Когда он склонился над ее рукой, она опустила глаза, чтобы скрыть впечатление, которое произвела на нее его внешность. И благодаря этому увидела у него на пальце кольцо с печаткой, на которой был изображен родовой герб Пенуорденов. Кольцо наверняка подарил ему ее отец.
Она чуть быстрее, чем требовали приличия, высвободила руку из его пальцев и гордо выпрямилась, воинственно подняв подбородок. Каким бы красивым и элегантным ни казался мистер Куртни, он был ее врагом.
– Если вы хорошо себя чувствуете, – сказал он, – я бы попросил вас оказать мне одну любезность. Я заметил среди нот несколько песен, которые пела моя мать. О да, это так, – продолжал он, заметив ее удивленный взгляд. – У нее был инструмент, выписанный из Англии. Последние два года, к моему огромному сожалению, на нем никто не играет.
Капитан с гордостью воскликнул:
– Кэролайн замечательно поет, у нее божественный голос, гораздо лучше, чем у моей бедной сестры. Уверен, ее пение доставит нам удовольствие. Споешь что-нибудь веселое на свой день рождения, а, девочка?
Слегка пожав плечами, она небрежным движением поправила шлейф и положила руки на клавиши.
В печальной песне говорилось о любимом доме, оставшемся далеко за морем. Кэролайн пела, и чудные слова и музыка окрасили ее голос глубиной переживаний, которых ей не довелось еще испытать.
Когда замер последний звук, она услышала глубокий вздох Майлса.
Он тихо сказал:
– Примите мою самую сердечную признательность, дорогая кузина. Вы пели с такой нежностью, с таким пониманием, как будто это ожила моя мать.
В гостиной воцарилась тишина, затем под ее отцом затрещал стул, когда он тяжело поднялся на ноги.
– Добро пожаловать, мальчик мой! – загремел его голос.
Девушка оглянулась, и сердце ее подпрыгнуло, как мячик.
– Тимоти! – радостно вскричала она и бросилась было к любимому, но вдруг остановилась на полпути.
Тимоти замер в картинной позе, красуясь в дверном проеме, одной рукой, пальцы которой были унизаны кольцами, касаясь притолоки, а другой небрежно опираясь на трость из черного дерева. Короткий камзол с узкими рукавами был светло-голубого шелка, короткие штаны у колен схвачены лентами, а на туфлях с острыми мысами тоже красовались банты из ленты. Острые концы галстука почти касались ушей, а на голову был водружен парик с буклями высотой двенадцать дюймов, увенчанный крошечной и нелепой шляпой. Лицо его было накрашено, как у публичной женщины, и на щеках нарисованы родинки.
Он отвесил несколько изящных поклонов, выразительно размахивая кружевным носовым платком, и отрывисто бормотал:
– Прошу прощения, мисс, прошу прощения, сэр. Я не знал, что у вас гости.
Кэролайн в восторге рассмеялась:
– Тимоти, что означает этот нелепый маскарад?
Она двинулась навстречу ему и заметила, что его намеренно фатовское выражение сменилось растерянностью.
– Что случилось? – спросила она.
Даже сквозь слой пудры стало заметно, как он густо покраснел. Наклонив голову, Тимоти пробормотал:
– Прости! Я просто хотел пошутить.
– Я знаю. Но зачем?
Она повернулась, только теперь сообразив, что с момента его появления никто не проронил ни слова.
Отец посматривал из-под нахмуренных бровей на Майлса. Лицо Амелии сохраняло самое холодное выражение. Пирс раскрыл рот, и в глазах у него застыло недоверие, смешанное с ужасом. А Майлс… Майлс, с надменно изогнутыми бровями и подрагивающими от брезгливости ноздрями, окинул холодным взглядом беднягу, словно вылил на него ведро холодной воды. Невозможно было более явно выказать свое отвращение.
Но, заметив растерянный взгляд Кэролайн, быстро изобразил вежливую улыбку и двинулся вперед, приглаживая и без того безупречно зачесанные волосы.
Покраснев не меньше Тимоти, Кэролайн крепко взяла друга за руку и громко произнесла:
– Поскольку, кажется, никто не намерен это сделать, позвольте мне представить вам благородного Тимоти Бренкомба. Тимоти, это мистер Куртни из Виргинии. – Она произнесла это таким ледяным голосом, что Виргиния должна была представиться молодому человеку самым жалким местом на земле.
Тимоти снова поклонился, на этот раз самым светским образом.
– Я польщен, сэр, – смущенно пробормотал он. – Не сомневаюсь, что показался вам странным человеком. Я пошутил, чтобы позабавить Кэролайн. Так одеваются некоторые молодые люди в Лондоне. Их называют франтами. На мой взгляд, они выглядят невероятно смешными.
Майлс улыбнулся одними губами, глаза его сохраняли прежнее холодное выражение. Он отвесил короткий поклон и произнес обычное: «К вашим услугам, сэр» – без малейшего намека на искренность и теплоту.
Кэролайн, еще крепче сжав пальцы Тимоти, сухо сказала:
– Тимоти, вряд ли мистер Куртни по достоинству оценил твою шутку. Он иностранец, жизнь в Америке располагает к глубочайшей серьезности. Жизнь же лондонского общества ему совершенно незнакома.
Она почувствовала, что ее охватила ярость. Если бы не Майлс, реакция на фарс окружающих была бы совершенно иной. Капитан хлопнул бы себя по колену и расхохотался так, что заколебалось бы пламя свечей. Амелия улыбнулась бы Тимоти своей сдержанной улыбкой и поближе придвинула к нему закуски. Она с удовольствием подхватила бы его шутку, и в комнате зазвучал бы непрерывный смех. Поднимали бы тосты в честь их помолвки. А когда задули бы последнюю свечу и ее голова коснулась подушки, чувство полного удовлетворения охватило бы ее, сердце наполнилось счастьем и радостью.
А вместо этого… Теперь она ясно видела, что Майлс, красивый внешне, имеет дурную сущность. Он испортил ей день рождения, унизил Тимоти, который предпринял такие усилия, чтобы позабавить ее и доставить удовольствие. Его появление в этом доме, вдруг отчетливо осознала она, разрушит и ее жизнь и жизнь самых дорогих ей людей. Присутствие Майлса угрожало ее будущему, и это было нестерпимо.
Гордо вскинув голову, Кэролайн посмотрела прямо в глаза Майлса и испытала торжество, когда он невольно отступил на шаг назад и поднял руку, словно защищаясь от удара. Теперь он ее враг, и никакие уговоры и мольбы не смогут убедить ее не вступать с ним в поединок.
