Текст книги "Где бы ты ни скрывалась"

Автор книги: Элизабет Хейнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Понедельник, 17 ноября 2003 года

Ли явился ко мне около полуночи. Обещал быть в восемь и… пропал – ни звонка, ни сообщения, ничего! К одиннадцати я уже дошла до ручки, чуть было не отправилась в бар, но передумала и пошла легла. Весь вечер я боролась с искушением позвонить ему и спросить: «Ну где тебя черти носят?» – но взяла себя в руки. Должна же быть у девушки гордость! Я вымыла ванну и туалет, прибралась в доме, отправила пару писем друзьям. Но в душе копилась обида и злость.

В двенадцать в дверь постучали.

Я изучала потолок очень сосредоточенно и, услышав стук, решила, что мне померещилось. Но постучали снова, настойчивее. Может быть, вообще не открывать? Во-первых, проучу, чтобы он не смел больше так себя со мной вести! А во-вторых, я уже в пижаме.

Я вслушалась – больше не стучали, но лежать уже было невозможно. От злости даже свело живот. Вздохнув, я встала с кровати и крадущимся шагом прошла вниз, зажгла в холле свет. Потом распахнула дверь, приготовившись высказать этому типу все, что я о нем думаю.

И увидела залитое кровью лицо:

– Боже мой, что с тобой? Что случилось, черт возьми?

Как была, босиком, я выскочила на улицу, дотронулась до его щеки. Он дернулся от боли.

– Можно мне зайти? – спросил он с вымученной дерзкой улыбкой.

Он был совершенно трезвым, я-то в первый момент подумала, что набрался. А одежда… грязные, заношенные джинсы, выцветшая рубашка, видимо когда-то голубая, вся в грязи и пятнах крови, обтрепанный коричневый пиджак, столетней давности кроссовки. И ни малейшего запаха алкоголя, только запахи холодной ночи, грязи и пота.

– Да что с тобой приключилось, черт подери? – допытывалась я.

Он не ответил, но я уже тащила его в гостиную, усадила на диван, принесла в тазу теплой воды, йод и ватные шарики. В полумраке гостиной я смыла кровь с его скулы, чувствуя, как под моими пальцами на его щеке наливается здоровенный желвак. Кровь шла также из пореза над бровью.

– Ты расскажешь мне? – спросила я уже спокойно.

Он посмотрел на меня очень кротко и погладил по щеке:

– Ты такая хорошенькая в этой пижамке! Прости, что задержался.

– Ли, прекрати! Что случилось?

Он покачал головой:

– Я не имею права об этом рассказывать. Могу только извиниться за то, что не смог прийти к восьми. Не смог добраться до телефона, но я пытался…

Я перестала смывать кровь с его лица, пытливо заглянула в синие глаза. И сразу поняла, что он не лжет.

– Ну ладно, чего там, – пробормотала я. – Хорошо, что ты все-таки сумел до меня дойти. – Я протерла йодом бровь. – Хотя ужин давно остыл.

Он засмеялся и тут же скривился от боли.

– Ладно, снимай рубашку! – скомандовала я, но он, видимо, потерял последние силы и весь обмяк, откинувшись на диванную спинку. Тогда я сама начала расстегивать пуговицы на рубашке. С правой стороны грудь была покрыта жуткими царапинами – синяки еще не успели появиться. – Боже! – вырвалось у меня. – Тебе в больницу надо, и поскорее.

Но он обнял меня и прижал к груди.

– Никуда я отсюда не уйду, – шепнул он.

И начал целовать – сначала нежно, но вскоре поцелуи стали затяжными, я пылко на них отвечала. Ли обхватил ладонью мой затылок, чтобы прильнуть еще крепче. Я оторвалась от его губ лишь на несколько секунд, которые понадобились, чтобы снять пижамную майку.

В тот первый наш раз все происходило совсем не романтично. От моего любовника несло потом, машинным маслом и долго простоявшим растворимым кофе. Ли навалился на меня всем телом, отросшая щетина больно терла мне кожу. Но я все равно отчаянно хотела его. О презервативах он не вспомнил, я решила, что не буду его останавливать. Мы даже толком не разделись. Обжигая меня горячим дыханием, он овладевал мною, после пяти минут конвульсивных толчков на диване он со сдавленным всхлипом кончил мне на живот.

В полумраке гостиной я видела, как его глаза наполнились слезами, он всхлипнул еще раз, потом еще… Бедный, как ему сегодня досталось! Я обняла его, положила его голову себе на грудь. На меня закапали теплые капли – то ли слезы, то ли кровь.

– Прости меня, – шмыгая носом, прошептал он. – Я… не хотел, чтобы это произошло… вот так. Я хотел, чтобы было красиво. Вечно я ухитряюсь все испоганить! Что я за долбаный придурок!

– Ли, милый, ну что ты, – зашептала я в ответ. – Все хорошо. Мне было хорошо.

Когда Ли выплакался, я пошла приготовить чай и тосты. Ли набросился на еду, как будто его неделями морили голодом. А я, сидя на стуле рядом с диваном, смотрела, как он ест, и думала, как бы уговорить его рассказать о том, что случилось. Потом я отвела его в ванную, и мы вместе встали под душ, я взяла свою самую мягкую губку, хорошенько намылила ее и смыла кровь с его тела. Здорово все-таки его отделали: правое плечо – сплошной кровоподтек, как будто его выбросили из машины на полном ходу на асфальт, кисть правой руки опухла, на костяшках пальцев запеклась кровь – он явно давал кому-то сдачи, от левой подмышки глубокие кровавые порезы вели за спину, может быть, даже ребра были сломаны. Я намылила его волосы и над правым ухом нащупала целый комок запекшейся крови, хотя раны не обнаружила. Чья бы ни была эта кровь, ее смыло водой, унесло в сливное отверстие.

Суббота, 24 ноября 2007 года

Ноги стали ватными, я силилась оттолкнуть Робина, закричать, но спазм перехватил горло, сердце бешено билось. Я вяло попробовала ударить коленом ему в пах, но неожиданно он застонал и отпрянул.

Я не сразу сообразила, что Робина за шиворот оттаскивает от меня другой мужчина. Потом он вмазал ему, Робин шмякнулся на тротуар.

– Вали отсюда! – заорал мужчина. – Сейчас же убирайся, пока я тебе не всыпал еще!

– Я понял, дружище. – Робин резво поднялся, отряхивая брюки. – Не стоит так нервничать, ухожу.

Он стал нагонять остальных. Как ни странно, но никто из них ничего не заметил.

Моим спасителем оказался Стюарт.

Я осталась стоять, прислонившись к расписанной граффити стене. Короткие, резкие вдохи и выдохи. Не хватает воздуха, не хватает… Я стиснула кулаки, так что занемели пальцы. Сейчас начнется. Паническая атака в одиннадцать вечера посреди Хай-стрит – не-е-ет!

Стюарт подошел ко мне, остановился в нескольких шагах, напротив освещенной витрины, так чтобы я могла видеть его лицо.

– Как ты? Впрочем, что за глупости я спрашиваю! Ладно, начнем с дыхания. Дыши глубже. Не можешь? Давай попробуем вместе.

Он положил ладонь мне на плечо. Я еще больше вжалась в стену, но он не убрал руку и заглянул мне в глаза:

– Глубоко вдохни и задержи дыхание. Молодец, давай еще раз.

Его голос звучал мягко, успокаивающе. Но это на меня не действовало.

– Мне надо домой…

– Подожди минуту. Сначала выровняем дыхание.

– Мне… надо домой…

– Не волнуйся. Я с тобой. Тот идиот больше не вернется. Смотри на меня. Дыши со мной вместе. Медленнее. Вот так. Хорошо. Еще раз.

И я смогла сконцентрироваться на дыхании. Несмотря на шок, через пару минут сердцебиение немного унялось. Но меня продолжало трясти.

Стюарт продолжал на меня смотреть, молча призывая успокоиться.

– Ну вот, теперь гораздо лучше, – пробормотал он наконец. – Ты сможешь идти?

Я кивнула, не в силах ничего сказать, и оторвалась от стены. Но едва не грохнулась, ноги не желали слушаться.

– Держись за меня. – Он подал мне руку.

Несколько секунд я боролась с новой волной страха. Хотелось бежать, бежать без оглядки, но я почти справилась с собой и все-таки взяла Стюарта под руку, и мы ровным небыстрым шагом двинулись в сторону дома.

Вскоре рядом с нами затормозила полицейская машина. Из нее вылез высокий худощавый полисмен.

Меня затрясло сильнее.

– В чем дело? – спросил Стюарт.

– Мэм, вас зафиксировала камера видеонаблюдения, – сказал мне офицер. Рация, закрепленная на его бронежилете, невнятно бормотала. – Похоже, на вас напали. С вами все в порядке?

Я с усилием кивнула.

– Почему вы дрожите? – продолжал офицер, подозрительно оглядывая меня. – Много выпили?

Я отрицательно покачала головой.

– Просто… холодно, – сумела произнести я сквозь барабанную дробь зубов.

– Вы знаете этого мужчину? – спросил офицер, показывая на Стюарта.

Я опять кивнула.

– Я провожу ее домой, – сказал Стюарт. – Здесь недалеко, прямо за углом.

Полицейский, осмотрев нас обоих еще раз, кивнул. Из машины его позвали:

– Роб, давай сюда, срочный вызов!

– Ну ладно, хорошо, что все обошлось.

Он юркнул в машину, и они включили сирену, снова до смерти напугав меня.

Мы со Стюартом двинулись дальше. В ресторане я пила только воду и сок, но почему-то действительно шаталась, как пьяная.

– Значит, ты не любишь полицейских, – даже не спросил, а констатировал Стюарт.

Я не стала отвечать. Из глаз у меня капали слезы. Я просто оцепенела от ужаса при виде того офицера, особенно наручников, болтающихся у его пояса, но сирена доконала меня окончательно.

Когда мы подходили к дому, Стюарт практически нес меня на руках. Я цеплялась за него как за соломинку, боялась выпустить из рук.

– Зайдем ко мне, выпьем чая, – предложил он, отпирая дверь.

Как только входная дверь захлопнулась, я выпустила его рукав и проверила замок, подергала за ручку, провела пальцами по притолоке, дернула ручку еще раз. Я хотела повторить процедуру, но почувствовала, что Стюарт внимательно наблюдает за мной.

Я попыталась улыбнуться:

– Спасибо тебе, теперь уже все хорошо.

«Ну что же ты? Давай, иди к себе, мне надо проверить чертову дверь еще раз! Еще сто раз!»

Я выжидала, но он не уходил.

– Кэти, пожалуйста, давай поднимемся ко мне. Я угощу тебя чаем. Дверь оставим открытой, чтобы мы смогла уйти, когда тебе захочется. Давай?

Я выразительно посмотрела на него:

– Все уже хорошо. Честно!

Он не двинулся с места.

– Стюарт, пожалуйста, ты можешь возвратиться к друзьям. Я теперь сама…

– Нет, сначала ты зайдешь ко мне на чашку чая. Наружная дверь закрыта, я сам видел, как ты проверила. Ты в безопасности. – Он протянул мне руку, выжидая, когда я на нее обопрусь.

Я демонстративно проигнорировала этот галантный жест, но от новой проверки пришлось отказаться.

– Ну ладно, хорошо. Пойдем.

«Ты в безопасности»? Странно, что он так сказал, думала я, шагая за ним по лестнице. Я отвернулась, чтобы не смотреть на собственную дверь, иначе меня было бы от нее не оттащить. Сжав зубы, я шла следом за Стюартом. Все равно всю ночь буду бродить по квартире, проверять запоры. Все равно заснуть не удастся.

У себя он сразу же включил свет во всех комнатах и прошел на кухню, чтобы поставить чайник. Слева от кухни, не отгороженная стеной, размещалась просторная гостиная с двумя оконными нишами. На широких низких подоконниках стояли горшки с растениями – мне понравились их мясистые зеленые листья. Я подошла посмотреть и глянула в окно. Оттуда открывался довольно симпатичный вид на Хай-стрит; несмотря на темень, было видно, как по ней двигаются толпы беспечных горожан. А если поднять глаза, видны были крыши домов на противоположной стороне, мерцающее сияние освещенных кварталов, простирающееся до самой Темзы, а вдалеке – подмигивающие красные лампочки на крыше башни в Кэнэри-Уорфе. Немного сбоку, плоский и огромный, как летающая тарелка, переливался и сиял огнями купол. Стюарт поставил мою кружку с чаем на низкий кофейный столик и сел в кресло.

– Ну, как себя чувствуешь? – ласково спросил он.

– Нормально, – соврала я, стуча зубами.

Я присела на край низенького дивана, который оказался на редкость удобным, и обхватила руками колени. Вдруг навалилась чудовищная усталость.

– А как ты будешь у себя одна? С тобой все будет в порядке?

– Конечно, – сказала я.

Он помедлил, потом отпил из моей кружки.

– Если вдруг почувствуешь, что опять начинается паника, позови меня, хорошо? Просто поднимись и постучи в дверь.

Я пару секунд переваривала это предложение. «Хорошо», – хотелось сказать мне, ведь он был прав: меня наверняка ночью настигнет дикий страх, но я прекрасно знала, что, когда это произойдет, меня даже под дулом пистолета уже не выставишь из квартиры.

Руки уже не так тряслись, и я рискнула поднять кружку и отпить глоток чая. Странно, но Стюарт умудрился приготовить неплохой чай. Конечно, молока маловато, но в принципе вполне.

– Прости, – пробормотала я.

– Не за что! Ты ведь ни в чем не виновата!

Тут слезы закапали с новой силой, пришлось даже поставить кружку на столик. Я закрыла лицо руками. Вот сейчас он встанет с кресла, подойдет, стиснет ладонью мое плечо. Я вся сжалась, приготовившись к шоку от нового контакта, но… ничего такого не произошло. А когда я открыла глаза, на столике лежала упаковка с бумажными носовыми платками. Я благодарно усмехнулась, взяла один и высморкалась.

– А ты знаешь, что у тебя СНД – синдром навязчивых действий?

От неожиданности я не сразу ответила:

– Спасибо, что напомнил.

– Ты лечишься?

Я помотала головой:

– К чему? – Я исподлобья взглянула на него. Смотрит! Прямо не сводит с меня глаз.

Стюарт слегка пожал плечами:

– Ну как это – к чему? Хотя бы для того, чтобы обеспечить себе побольше свободного времени.

– А зачем оно мне? У меня и так его полно, спасибо! – Голос мой вдруг стал скрипучим и жестким, и я поспешила отхлебнуть еще чая.

– Извини, – сказала я через минуту, – ты тут ни при чем. Я вовсе не хотела набрасываться на тебя.

– Ничего страшного, – сказал он. – Ты права, это совершенно не мое дело. Я вообще не должен был говорить об этом.

Я слабо улыбнулась:

– А ты кто, психотерапевт?

Он засмеялся, а потом кивнул:

– Что-то вроде этого. Я работаю врачом в клинике Модсли.

– Врачом?

– Клиническим психологом. Я работаю с пациентами, которых лечат амбулаторно, не в больницах. Вообще-то, моя специализация – хроническая депрессия, но я повидал многих пациентов с твоим диагнозом.

Прекрасно! Замечательно! Теперь еще и он, кроме меня самой, знает, что я с приветом. Придется съехать с квартиры, и как можно скорее.

Стюарт допил чай и отправился на кухню. Вернувшись, он положил на столик передо мной небольшой картонный прямоугольник.

– Это что? – с опаской спросила я.

– Я больше никогда не буду говорить об этом, обещаю. Но это – визитная карточка одного из моих коллег. Если ты все-таки решишься обратиться за помощью, позвони по этому номеру и спроси его. Он у нас в больнице звезда первой величины. И специализируется как раз по навязчивым действиям.

Я поднесла к глазам визитку. «Алистер Ходж». Ниже было написано от руки «Стюарт» и номер мобильного телефона.

– Это мой номер, – сказал Стюарт. – Вдруг ночью на тебя опять накатит, позвони, я приду и посижу с тобой, если хочешь.

«Ага, прям как только, так сразу!» – мысленно огрызнулась я.

– Нет, я не могу. Как я пойду на консультацию? Что я скажу на работе? А вдруг они узнают, что я чокнутая, – меня же уволят!

Стюарт улыбнулся:

– Но ведь ты не «чокнутая», просто немного нервная. И на работе никому об этом знать не надо. Кстати, даже если ты не пойдешь лечиться, многое можно делать и самой. Могу порекомендовать несколько полезных книг: расслабляющие практики. Сама можешь лечиться дома.

Я повертела визитку в руках:

– Спасибо. Я подумаю.

Снаружи снова раздался вой сирены.

– Ладно, мне пора, – сказала я, устало поднимаясь.

Стюарт оставил дверь открытой, чтобы лишний раз меня не напрягать. Я вышла на площадку.

– Ну, спасибо еще раз, – сказала я, оборачиваясь. Мне вдруг захотелось его обнять. Интересно, что бы я ощутила в его объятиях? Покой или ничего бы не изменилось? Но я до сих пор не могла забыть, как на меня навалился Робин. Нет уж, никаких объятий. – А можно кое о чем тебя спросить? – выдавила из себя я.

– Конечно.

– А может быть, ты сам мог бы… ну… начать лечить меня… Ты же врач.

Стюарт смущенно улыбнулся. Я стояла на площадке, он – в прихожей, держась за косяк.

– Конфликт интересов, – сказал он.

– Это как же понимать?

– Если мы с тобой подружимся, – объяснил Стюарт, – я не смогу тебя лечить. Не смогу быть по отношению к тебе объективным. Понимаешь?

Пока я думала, что это может означать, он еще раз улыбнулся, пожелал мне спокойной ночи и закрыл дверь. А я отправилась вниз – проверять наружную дверь.

Понедельник, 17 ноября 2003 года

Под утро, как раз когда я наконец-то заснула, он вдруг сильно прижал меня к себе и тут же охнул от боли.

– Кэтрин, – прошептал он мне в ухо.

– Мм?

Молчание. Я приоткрыла глаза, но спросонья не смогла различить его лицо – лишь неясное пятно.

– Я тебе соврал, – сказал он.

Я попыталась сесть, но он крепко держал меня.

– Ничего не говори, просто послушай. Я не все сказал насчет своей работы. Я ведь не только вышибала в клубе, я занимаюсь и совсем другими делами.

– Какими это делами?

– Не могу рассказать тебе, пока не могу. Но обещаю – больше я тебе не буду врать никогда.

– А почему ты не можешь мне сейчас сказать?

– По многим причинам.

– А когда-нибудь расскажешь?

– Возможно. Но не скоро.

– Это что-то очень плохое?

– Иногда случается.

Мы опять замолчали. Он гладил мои волосы, бережно отводя их с лица, так трогательно, так нежно.

– Спроси меня о чем угодно, кроме работы, и я отвечу тебе как на духу, – сказал он.

– Ты женат?

– Нет!

– У тебя кто-то есть?

– Нет.

Я немного подумала:

– Я пожалею о том, что запала на тебя?

Он коротко рассмеялся и поцеловал меня в щеку.

– Вполне возможно. Хочешь еще о чем-нибудь спросить?

– Ты хороший или плохой?

– Это зависит от того, хорошая ты или плохая.

Я обдумала этот ответ и решила, что он вполне справедлив.

– Ты каждый раз будешь приходить ко мне в ранах и ссадинах?

– Надеюсь, что нет.

– А что случилось с тем парнем?

– Это ты о ком?

– О том, с кем ты дрался.

Короткая пауза.

– Он в больнице.

– О!

– Ничего, поправится.

– А можно, я познакомлю тебя со своими друзьями?

– Пока не стоит. Но скоро уже будет можно. Если захочешь.

Его прохладные пальцы пробежались по шее, по спине так ласково…

– Еще вопросы остались?

– Ты сможешь… еще раз?

Его губы приблизились к моим.

– Попробую, – прошептал он.

Суббота, 24 ноября 2007 года

Паника накрыла меня часа в четыре. Я пыталась уснуть, но, конечно, так и не смогла, ворочалась в кровати, стараясь не думать о том, что произошло, но при этом прокручивая сцену с Робином снова и снова. Идиотка! Дура набитая! Зачем вообще поперлась в ресторан, ведь не хотела же! Вот сама во всем и виновата.

Конечно, все произошло на улице, но почему-то было ощущение, что осквернена и моя квартира. Я грязная. Нечистая. И квартира нечистая. Повсюду его мерзкий запах. Везде. Помочь мне могло только одно: проверки. Что ж, попробуем.

После первого захода паника не утихла ни на йоту, и я присела на минутку, чтобы разобраться, в чем дело. Ясно! Его запах въелся в мою кожу, надо как можно скорее смыть его. Я сорвала с себя одежду, запихнула в мешок для мусора. Потом выпотрошила содержимое сумки на кухонный стол и отправила это туда же. Так, а теперь надо вынести мешок на площадку, чтобы тут не воняло.

Теперь в душ! Я включила воду, взяла щетку для ногтей и мочалкой хорошенько оттерла прикосновения Робина. Когда я закончила, кожа была красной и саднила. Я чистила зубы, пока десны не начали кровоточить, потом прополоскала рот и надела чистые треники и футболку.

Теперь можно опять заняться проверкой. Черт, ну почему не помогает? Полчаса спустя, стоя на цыпочках на крышке унитаза и шаря руками по стене вокруг наглухо закрытого окошка, я поняла причину: я все еще чувствую себя оскверненной. По моим начисто отмытым щекам бежали едкие соленые слезы.

Я снова все с себя сорвала, бросила свои чистые вещи в бак с грязным бельем и, морщась от боли, встала под душ. «Ты уже чистая, правда, – совсем, прямо-таки до дыр чистая. Посмотри на свое тело, ты смыла с себя его прикосновения, все смыла, нет его больше тут».

Не помогает… Я снова достала щетку для ногтей и антибактериальное мыло. Я терла и терла, стекающая с меня вода окрасилась в розовый цвет. И это всколыхнуло в памяти что-то болезненно-неприятное, словно заныла старая рана.

Я завернулась в очередное чистое полотенце и присела на край ванны, изнемогая от усталости. Не могу больше, не могу… Но я знала, что все равно придется снова лезть под воду.

После третьего сеанса в душе я наконец-то смогла приступить к одеванию. Достала из шкафа чистую футболку и леггинсы. Стала все это натягивать, не сняв с себя полотенце. Это был непростительный промах. Мучительно захотелось все сделать как надо, то есть начать снова. И снова проверить квартиру, убедиться, что я в безопасности. В полной безопасности. Боже!

Как холодно! Как болит голова… И руки трясутся, и одежда трет, царапает истерзанную мочалкой кожу.

И снова этот неотвратимый ритуал: я отправилась проверять засовы на своей двери.

В половине седьмого я уже падала с ног от усталости. Пока готовила себе чай, паника отступила. Грея ледяные, дрожащие руки о горячую чашку, я присела на край дивана, зная, что через несколько минут меня опять понесет к двери, и пытаясь хоть чуть-чуть оттянуть этот момент. Включила телевизор. В такую рань не показывали ничего стоящего, но я застряла на какой-то викторине. В щебечущих детских голосах было что-то успокаивающее, и я сама не заметила, как задремала. И тут же с криком проснулась от вопля полицейской сирены.

Викторина закончилась, передавали полицейский репортаж о каком-то убийстве. Сирены надрывно выли.

«Не бойся, – запоздало крикнула я себе, – это же только изображение в телевизоре», но было поздно. Трясущимися руками я схватила пульт и нажала кнопку «Выкл».

Потом свернулась калачиком в углу дивана, стараясь тише дышать, опасаясь не услышать какой-нибудь шорох. Дрожь усилилась, все тело и даже кожа на голове покрылись мурашками.

Он что, приснился мне или действительно был здесь? Он был здесь? Вот он придавливает меня своим весом, хватает меня за руки, заводит их назад, надевает наручники, они впиваются в кожу, режут ее как ножом. Его дыхание – вчерашний перегар, он дышит им прямо мне в рот.

Нет! Нет, это неправда! Его здесь нет… нет…

Я открыла глаза, но тут передо мной возникло лицо Робина. А, так это он прячется здесь! Прячется, ждет, когда я снова засну.

Когда слезы и дрожь начали утихать, за окном давно рассвело. Я была вымотана до предела, не могла пошевелиться и все равно боялась заснуть. Собрав последнюю волю в кулак, я заставила себя приподняться и сесть на диване. По-хорошему надо было бы снова все проверить, но сил не было. Ей-богу.

Дрожа от холода, я прошлепала на кухню, включила отопление на полную мощность и поставила чайник.

Садик под окном выглядел серым и безжизненным, только зеленая трава немного радовала глаз. Деревья стояли голые, гниющие бурые листья, собранные в кучки, лежали в углах у стен. Ветер гнул верхние ветки, мне казалось, даже из кухни я слышу его завывание. Чайник вдруг ожил, забурчал, забулькал. В глазах было ощущение сухости и жжения. Похоже, я выплакала все слезы на много лет вперед. Наверное, на улице было очень холодно. Я судорожно зевнула.

Я отнесла кружку с чаем в спальню, отдернула занавески, чтобы видеть качающиеся верхушки деревьев, и легла.

Я смотрела на танец ветвей на ветру, над ними весело неслись куда-то серые облака. Тонкие веточки приветственно мне махали. Всю кожу, истертую до крови мочалкой, мучительно саднило, я лежала на покрывале, не в силах пошевелиться.

Главное – выжить. И как-то перетерпеть выходные.