Текст книги "Судьба: Дитя Неба"

Автор книги: Элизабет Хэйдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 54 страниц)

– Кто еще мог перенести такое испытание ради людей, по отношению к которым нет никаких обязательств? Боги, Ариа, если это не доказывает, что ты достойна титула Королевы намерьенов, я не знаю, кто его достоин. Я женился на тебе не для того, чтобы ты стала Королевой, и сделал тебя Королевой намерьенов не затем, чтобы ты стала моей женой. Я поступил так только потому, что лучшего кандидата попросту не существует. И я буду помогать и заботиться о тебе. Я возьму на себя, по крайней мере поначалу, все тревоги, связанные с правами на ежегодный отлов рыбы, хлебными тарифами, налогами на рогатый скот в Орланданских провинциях и полезными ископаемыми…

Рапсодия скорчила гримасу:

– Не могу дождаться. С меня этих глупостей и в Тириане хватало.

Его лицо сохраняло серьезное выражение.

– Рапсодия, ты простишь меня? В твоем сердце осталось для меня место? Никто из нас не мог предвидеть, как будут разворачиваться события после ночи нашей свадьбы. Я знал, что тебя ждут страдания, но не понимал, какими ужасными они будут. Ты все еще меня любишь?

Она вздохнула.

– Да. И всегда буду любить.

– И этого для тебя достаточно?

Она долго смотрела на Гвидиона. Боль была почти невыносимой, ложь едва не уничтожила их обоих. Но лгали не они, а теперь на их плечи легло бремя власти. Воспоминания о свадьбе вернули невероятное ощущение счастья, которое она испытала и увидела в его глазах, когда они обещали хранить друг другу верность. И еще нежность их любви – объединились две половинки одной души, – веселый смех и планы, которые они строили в ту ночь. Тогда она впервые испытала совершенно безграничную радость, а теперь обрела и мудрость. Она вспомнила улыбку на лице у Патриарха:

«Превыше всего остального я желаю тебе познать радость».

Ей предстояло принять легкое решение. Она собрала все неприятные воспоминания и чувства и сожгла их воображаемым огнем, превратив в пепел, оставив себе лишь то, что было священным.

Райл хайра.

– Да, – сказала она, и лицо Гвидиона осветилось счастьем, чего она не видела уже почти полгода. – Да, мне кажется, ты меня научил. Этого достаточно. Более того, мы должны смиренно возблагодарить богов за наше счастье.

– Значит, ты примешь меня обратно?

Рапсодия рассмеялась.

– Похоже, я тебя и не отдавала, но если ты спрашиваешь – да, приму. Возможно, я даже прощу тебя за то, что ты сделал из меня Королеву намерьенов, но тут тебе не следует особенно обольщаться.

– Должен тебе напомнить, что именно ты сделала меня Королем или планировала сделать, – тут мы на равных.

– Вот уж нет. Мы никогда не будем на равных. – Рапсодия немного помолчала и улыбнулась. – Приходится признать, что ты всегда будешь намного выше.

– И еще я хочу, чтобы ты знала, что я твой верный муж: у меня никогда никого не было, кроме тебя.

– Мне кажется, я поняла.

– И еще: последние шесть месяцев мне хотелось кое-что прояснить насчет одной твоей маленькой реплики.

– В самом деле?

– Да. Помнишь, в ночь нашей свадьбы, после того как я сделал предложение, но до того как рассердился на тебя, ты рассказывала мне о нашей встрече на старой земле? Когда еще не знала, кто я такой?

– Да.

– Вспоминая о том, как мы в первый раз занимались любовью под звездным небом Серендаира, одновременно потеряв невинность, ты сказала: «Одна ночь бессмысленного секса на лугу». Я правильно все запомнил? – В его глазах заплясали огоньки, а на лице появилось обиженное выражение.

Рапсодия рассмеялась и смущенно покраснела.

– Кажется, я именно так и сказала, ты не ошибся.

– О да. – Гвидион с трудом сохранял на лице обиженное выражение. – А для меня это был прекрасный, святой момент, Эмили.

Она весело рассмеялась, но ответила ему, не опуская глаз.

– Для меня тоже, Сэм, – проговорила она, воспользовавшись своим даром. – Это было подобно заключению брака, который к тому же благословили небеса.

– Именно! Я испытал то же самое. Не помню, чтобы я тогда делал тебе предложение, просто мы оба решили, что должны пожениться.

– Да, верно.

– В таком случае мне принадлежит рекорд супружеского воздержания, оно продолжалось сто сорок лет между двумя эпизодами, когда мы занимались любовью, и значительно больше, если вспомнить о времени, проведенном тобой в Корне. Тогда промежуток исчисляется столетиями, точнее, тысячелетием.

Рапсодия вновь рассмеялась.

– Мои поздравления! Таким достижением стоит гордиться.

– И вот теперь, когда мы женаты, после обмена брачными клятвами и кольцами я ждал шесть месяцев, шесть месяцев, Рапсодия. Ни один мужчина, когда-либо видевший тебя, не поверит, что такое возможно.

– И никто, кто знает меня. Впрочем, я даже не подозревала о собственном браке. Мне тоже пришлось нелегко, Сэм.

– Меня можно теперь называть лорд Терпение, не так ли?

– Определенно. Я уже сказала, что восхищаюсь твоей сдержанностью. Чего еще ты хочешь?

– Довольно глупый вопрос.

– Давай я попробую угадать: ты намерен установить новый рекорд воздержания?

– Не смешно. – Однако Эши не выдержал и захихикал.

Рапсодия ухмыльнулась.

– Иными словами, ты рассчитываешь, что я должна каким-то образом компенсировать твои страдания?

– Именно.

– Ага. Ну, в таком случае чисто математически я не сумею это сделать за одну ночь, извини.

Он наклонился над ней и прикоснулся лбом к ее лбу, так что их глаза оказались совсем рядом.

– Но ты можешь попытаться.

– Наверное. До рассвета мне все равно больше нечем заняться.

– Забудь о рассвете. Намерьены еще сейчас продолжают пить за нас. Они придут в себя не раньше полудня.

Глаза Рапсодии заискрились.

– Ладно. – Она обняла его рукой за шею.

Гвидион забрался в постель и расположился над ней, опираясь на ладони и колени.

– А после того как этот проклятый Совет закончится, твоя карточка для танцев будет занята на ближайшие шесть месяцев.

– Шесть месяцев? Нет, не думаю, Сэм. Быть может, две недели. Я слишком давно не была в Тириане.

Дракон зарычал.

– Извини, если ты хочешь сохранить меня, придется устроить свадьбу, в противном случае…

– Не говори ничего, все будет сделано.

– Хорошо.

– Тогда ты моя до тех пор, пока я тебе не надоем. Договорились?

Ее глаза сверкали в темноте.

– Договорились.

Ослепительная улыбка расцвела на его губах.

– Отлично. А теперь отдавай мою рубашку.

В Чаше и на окружающих полях горели костры – не меньше десяти тысяч, а в центре Чаши полыхало настоящее море огня. Ревущее пламя озаряло ночное небо, оранжевое сияние окутывали черные клубы дыма, постепенно бледнеющего, по мере того как он поднимался к звездам.

Немалые запасы вина и крепких напитков, заготовленные Акмедом, закончились уже через несколько часов, но опьяненные произошедшими событиями намерьены продолжали праздник. Оглушительное, но невнятное пение разносилась над Чашей, пугая болгов Канрифа.

Когда взошла луна, Акмед, равнодушно наблюдавший за праздником, предложил доставить новые запасы алкоголя со складов на посту Гриввен, и гости с радостью его поддержали. Фейдрит и его адъютант, Терион, начали собирать добровольцев для транспортировки новых запасов. Оказалось, что среди тех, кто еще способен стоять на ногах, большинство составляют наины.

Вскоре небольшой отряд добровольцев, повинуясь указаниям короля фирболгов и захватив с собой несколько фургонов, покинул Чашу. Пошатываясь, они шагали вперед в сопровождении болгов-намерьенов.

Акмед остался у входа в Чашу, а отряд вскоре скрылся в ночи, скрип колес заглушили песни тысяч голосов и веселый смех, которые уже много часов обрушивались на восприимчивую поверхность кожи Акмеда.

Ему еще никогда не приходилось ощущать своей кожей такого шума, даже во время сражений. Однажды Грунтор сказал, что самое страшное во время битвы – это оглушительный топот копыт и грохот орудий, убийственный шум ярости и уничтожения, отчаянные крики умирающих людей.

Этот шум не имел ничего общего с голосами войны. Хохот и песни, треск горящего дерева, радость, что долгие годы страданий остались позади, – все смешалось в чудовищный рев. Грохот прибоя, заглушавший все остальные звуки, производил на Акмеда похожее впечатление; сам воздух наполнился отвратительной какофонией, не имеющей ничего общего с прекрасной песней Рапсодии.

Казалось, весь мир плывет в изменчивом пламени костров, то ослепительно вспыхивающих, то скрывающихся в дыму. Когда тьма задержалась чуть дольше, чем обычно, Акмед поднял глаза и увидел возникшего рядом Грунтора. Шум заглушил пульс великана. До Совета Акмед воспринимал биение сердец всего нескольких человек. Теперь он оказался в окружении представителей Первого поколения и чувствовал их всех. Неожиданно приятное и успокаивающее ощущение вызвало у Акмеда легкую ностальгию.

Грунтор протянул ему старую флягу с дешевым элем.

– Пришлось все им отдать. Они знают, как устраивать праздники, верно, сэр?

Акмед ничего не ответил, лишь поднес флягу к губам и сделал несколько больших глотков.

Край Чаши возле Помоста Созывающего закрывала пелена черного дыма, поднимавшегося над ревущими кострами. Ослепительные вспышки пламени лишь изредка разгоняли тьму, и никто не заметил на Помосте человека, молча наблюдавшего за всеобщим весельем, даже стражники болги, пустившие по кругу мех с вином.

Никто так и не заметил, как человек отвернулся и слился с клубами дыма, точно тень из Прошлого. В кромешной тьме незнакомец склонился над Помостом, взял рог намерьенов и ушел прочь, скрываясь за тучами дыма и пепла.

81

Сладкий аромат корицы и кардамона, который сопровождался другими, более сильными запахами, наставил Гвидиона открыть глаза. Он тут же увидел свою сияющую жену, присевшую на край постели с дымящимся подносом на коленях. Она рукой направляла ароматы в сторону Гвидиона и улыбалась ему.

– Доброе утро, милорд, – произнесла она голосом вышколенной служанки. – Не хотите ли слегка перекусить перед Советом?

– Я безусловно не против, но милорд уже встал. И он не любит, когда о завтраке говорят так небрежно. – Он ухмыльнулся, наслаждаясь изумительными ароматами. – Боги, какой чудесный запах.

– Рада, что тебе нравится. Корица и более сладкие приправы подобны флейтам они ласкают ноздри, в то время…

– Я имел в виду не пищу, – с хитрым видом заявил он. – Кто позволил тебе оставить королевские объятия?

Рапсодия посмотрела на свои руки.

– Оставить? По-моему, я их нигде не оставляла.

– О, правда, а я и забыл, теперь ты тоже королева, не так ли? Королева намерьенов.

– Давай не будем о грустном, – с шутливой мрачностью отвесила она. – Это ты во всем виноват.

– Я с радостью признаю свою вину. Не исключено, что намерьены в конечном слете будут благодарить меня только за это.

– И не рассчитывай, – возразила Рапсодия. – А теперь принимайся за завтрак. Вот попки с корицей… – Гвидион расхохотался, вспомнив, как прежде называл эту часть ее тела «булочками», и чуть не перевернул поднос. – Эй, осторожнее. А еще я сварила ужасный кофе, как ты любить.

– Да благословят тебя боги. – Гвидион взял протянутую чашку и держал ее, пока Рапсодия наливала сливки. Потом он сделал глоток и ухмыльнулся: – Превосходно, благодарю тебя.

Рапсодия вздохнула, делая вид, что ее переполняем отчаяние.

– Он ненавидит мой чай, но хотя бы пьет кофе.

– Твой чай он тоже любит, он рассказал тебе об этом века назад. Он все в тебе любит. Очевидно, все это означает, что завтра утром еду буду готовить я?

– Ты совершенно прав, – серьезно ответила Рапсодия. – Я решила, что мы будем меняться каждое утро, и тогда у другого появится шанс немного поспать.

Он сделал еще пару глотков.

– Ты шутишь? Я никогда не видел тебя спящей, постоянно что-то убираешь, поешь – уж и не знаю, чем ты занималась целых три часа. Ты уже встала и оделась, а до рассвета еще два часа – снаружи темно, Эмили.

– Ну, еще несколько таких ночей, и я не сумею рано встать. Я думала, что проснусь не в постели, а в дымящемся кратере. Мне необходимо спать, чтобы выжить. – Рапсодия с интересом наблюдала, как Эши краснеет и поспешно прячет лицо за чашкой. – Кофе слишком горячий?

– Нет, спасибо, все в порядке.

Ее смех прозвучал, как звон колокольчиков, всколыхнув весь Элизиум.

– О, Сэм! Ты покраснел!

Гвидион поставил пустую чашку на поднос.

– Да, причем всем телом. Хочешь проверить? – Она засмеялась и сбросила его руку со своего колена, – Положите это на место, миледи, – строго проговорил Гвидион.

Однако она уже встала, не обращая внимания на его протянутые руки.

– Нет, извини. – Рапсодия отошла еще на несколько шагов. – Скоро нам нужно отправляться на Совет, а я очень хорошо разгадала твою уловку.

– Это не уловка, а королевский эдикт.

– Ну, тогда я должна разочаровать твой… м-м… эдикт, – заявила Рапсодия, – поскольку нас ждут десятки тысяч людей. Боюсь, они заметят наше отсутствие.

Эши провел рукой по растрепанным волосам.

– Теперь я понимаю, почему у Энвин не было ни одного шанса в борьбе с тобой, – проворчал он. – Ты жестока. Пожалуйста, Эмили, вернись в постель. Пропади пропадом Совет, у меня будет ужасное настроение, если ты откажешься.

– Извини, – повторила она, но ее улыбка получилась сочувственной. – Насколько я понимаю, нам обоим не избежать паршивого настроения на Совете. Однако я намерена принять ванну – прошу прощения, королевскую ванну. Хочешь ко мне присоединиться?

– Да! – Наступила драматическая пауза. – Надеюсь, ты не пошутила?

– Ты гадкий мальчишка. Пойдем. – Она взяла его за руку и вытащила из-под одеяла.

Гвидион обнял ее за плечи, и вдвоем они направились в ванную.

– Гадкий? Как можно так выражаться, миледи? Уверяю вас, что мои намерения…

– Полны благородства, это я уже слышала. Хочешь перед уходом получить по голове книгой?

– Неплохая мысль, – задумчиво пробормотал Гвидион, взял том, который Рапсодия швырнула в него вчера, и спрятал его за спину. – Так будет безопаснее.

Рапсодия рассмеялась, выхватила книгу из его рук и бросила на заметно выросшую гору одежды.

– Пойдем, – сказал он, и его глаза хитро сверкнули. – Сделаем нашу собственную свечу Кринеллы.

– Да?

Его губы коснулись ее волос.

– Ну, ты же знаешь, воду в огне.

Гвидион расслабленно лежал в теплой воде и вздыхал. Вода начала уходить через сливное отверстие – еще одно замечательное изобретение Гвиллиама. Вместе с водой уходили тревоги и одиночество последних шести месяцев. Гвидион посмотрел на стоявшую у зеркала жену и вновь вздохнул. Он был счастлив.

Обнаженная Рапсодия разглядывала себя в высоком серебряном зеркале. Особенно внимательно она изучала живот, и ее лицо приняло меланхолическое выражение. Гвидион схватился за края ванны и встал, с него капала вода. Он подошел к Рапсодии сзади и со смехом обнял, но она ловко выскользнула из его рук.

– Возьми полотенце. – Она поцеловала Гвидиона и повернулась к зеркалу.

Он вновь прижал ее к себе и поцеловал в затылок.

– Нет, я предпочитаю вытираться огнем, – пробормотал он, наслаждаясь прикосновением ее теплой кожи.

Рапсодия продолжала смотреть в зеркало, раньше Гвидион никогда не заставал ее за этим занятием.

– На что ты так внимательно смотришь?

Рапсодия ответила, не отрывая глаз от своего отражения:

– Я пытаюсь понять, почему мне кажется, будто у меня вырос живот, и почему Элинсинос говорила, что во мне растет нечто злое. И еще я сомневаюсь, ты ли был со мной в ту страшную ночь в Зубах. Мне ничего не приснилось?

Увидев, какая тревога появилась в ее глазах, Гвидион ласково провел ладонью по ее волосам.

– Да, да, – ответил он, повернув Рапсодию к себе лицом и крепко обняв. – Это был я, Ариа, но проявил себя не лучшим образом. Более того, с тех самых пор, как мы стали любовниками, и до той самой ночи я не отходил от тебя ни на шаг, так что, если ты не занималась любовью с кем-то похожим на меня после моего ухода, демон определенно солгал.

На лице Рапсодии, прижимавшейся к его груди, появилась неуверенная улыбка. В его голосе прозвучал вопрос, который он никогда не осмелился бы ей задать, поэтому она сама на него ответила:

– После твоего ухода я ни с кем не занималась любовью, Сэм. Мне кажется, прошлой ночью ты не мог этого не понять. Но я по-прежнему не понимаю, откуда взялись эти странные ощущения у меня в животе. Что заметила Элинсинос?

Гвидион задумчиво посмотрел на нее, взял за руку и отвел обратно в спальню, к постели.

– Приляг, – успокаивающе сказал он, я попробую посмотреть сам.

Она молча улеглась поверх одеяла, а Гвидион сел рядом и положил ладонь на ее живот, который оставался совершенно плоским.

Воспользовавшись чувством дракона, он самым тщательным образом исследовал ее тело, но лишь убедился в том, что знал с самого начала: в ней ничего не изменилось. Он запомнил все подробности, что доступно только дракону, и мог с абсолютной уверенностью утверждать: она не беременна и в ее теле нет чужеродной жизни. Однако в крови Рапсодии ему удалось обнаружить едва заметный след порчи, исчезающий с каждым биением ее сердца, словно бесконечная циркуляция продолжала ее растворять. Кроме того, Гвидион ощутил в ней сияние, происхождение которого не сумел определить, нечто вроде рассеянной энергии, – быть может, то была связь со стихией огня. Он успокаивающе улыбнулся, надеясь изгнать страх из ее глаз.

– Расскажи мне, что говорил демон, когда это случилось, – мягко попросил он.

Она задумалась.

– Вирак, ург, кэз, – содрогнувшись, ответила Рапсодия. – И еще он сказал: «Ты должна зачать». И добавил: «Мерлус» или что-то в этом роде, и еще: «Расти».

Холодок пробежал по спине Эши.

– Теперь, любимая, у тебя внутри ничего нет.

Рапсодия задрожала.

– Теперь?

Гвидион погладил ее руку.

– Ну, ничего реального в тебе и не было. Ты знаешь, что ф’дор способен оказывать влияние на людей разными способами. Вспомни, например, солдат, которые исполняли его приказы, а потом ничего не помнили.

Она кивнула.

– Демон понял, что попал в ловушку, он чувствовал приближение смерти и попытался спастись, заронив семя сомнения, а не ребенка. Ты постоянно терзалась, и семя сомнения зрело, отравляя мозг и тело, заставляя поверить в беременность. Не забывай, Рапсодия, именно ф’доры изобрели обман. К тому же все усугублялось тем, что ты Дающая Имя и в таких ситуациях особенно уязвима. Сколько раз ты мне говорила, что предпочитаешь поверить в желаемое и заставить его произойти, чем принять мир таким, какой он есть?

«Будет только лучше, если ты даже не станешь пытаться понять».

«Наверное, ты прав. Для меня лучше решить, чем все должно закончиться, и это произойдет».

– Верно, – неохотно согласилась она.

Гвидион погладил ее по щеке.

– В определенном смысле ты сама его пригласила, о том не ведая, – ласково сказал он, стараясь успокоить. – Как только ты поверила, что демон говорит правду, у него появилась возможность войти, после чего его слова стали до некоторой степени правдой. Он завладел небольшой частью твоего сознания, и чем сильнее ты верила в неблагоприятный исход, тем сильнее он становился. Семена сомнений росли. Со временем, если бы ты окончательно уверилась в том, что он сказал правду, демон завладел бы твоей душой, он стал бы твоим властелином.

Гвидион провел рукой по животу Рапсодии и почувствовал, как напряглось ее тело.

– Но теперь ф’дор над тобой не властен. Парадокс, но твоя надежда или вера тебя спасли. И с того самого мгновения, как ты узнала правду, каждый твой вдох, каждое биение сердца очищает твое тело от присутствия ф’дора. Ты от него свободна и снова принадлежишь только себе.

Рапсодия улыбнулась. Она взяла Эши за руку и поцеловала.

– Нет, неправда, – возразила она, – я целиком и полностью принадлежу тебе.

Гвидион ухмыльнулся.

– Я надеялся, что ты это скажешь, – с озорной улыбкой заявил он, склоняясь над Рапсодией. – Как ты думаешь, зачем я уложил тебя в постель?

Она притянула его к себе и поцеловала, обхватив стройными ногами.

– Сейчас попробую угадать.

82

Даже издалека до нее доносились оглушительные крики веселья, она видела высокие сполохи костров на фоне темного неба. Она стояла на вершине небольшого холма среди топей, и ветер доносил до нее запах гари и горький вкус Прошлого, вдруг сделавшийся сладким вместе с появлением надежды.

Энвин посмотрела на рог, который держала в руках. Даже в темноте он сверкал, подобно волшебной жемчужине. Металл оставался теплым, он хранил жар узурпировавшей его женщины, подносившей рог к своему идеально очерченному рту, чтобы призвать ее народ, народ, принадлежавший Энвин. Конечно, они были вынуждены прийти. Никто из тех, кто приплыл из Серендаира, даже их потомки, не смогли противостоять зову рога. Гвиллиам об этом позаботился.

Однако предательство заслуживает наказания.

Им не будет прощения.

Энвин закрыла глаза и подняла рог, воздев руки к темному звездному небу.

Слова наглой девки вернулись к ней вместе со смехом ночного ветра, пьяного от празднества.

«Энвин ап Меритин туат Элинсинос, я даю тебе новое имя: Прошлое. Твои деяния нарушают равновесие. Впредь твой язык будет рассказывать только о том, что видят глаза. А вот во владения своих сестер – в Настоящее и Будущее – доступ тебе закрыт. И никто более не станет тебя искать, кроме тех, кого заинтересует прошлое, так что отвечай на вопросы правдиво, иначе ты лишишься и этого дара и будешь молчать до окончания дней своих».

Прорицательница рассмеялась, сначала весело, но потом в ее голосе появились истерические нотки. Она закинула голову, и в ее хохоте зазвучало безумие Мэнвин, но также коварство и злоба. Она смеялась так долго, что уже было невозможно понять, хохот это или вопли безумца. Впрочем, ни одна живая душа ее не слышала – все звуки перекрыл рев костров в Чаше.

«Впредь твой язык будет рассказывать только о том, что видят глаза».

Энвин еще сильнее сжала в руках рог и открыла пронзительно голубые глаза, засиявшие в ночи.

– Очень хорошо, – громко сказала она. – Как прикажете, ваше величество.

«Мне нужны твои воспоминания», – прошептал из огня дух демона.

Ее ответ слился с воем налетевшего ветра.

– Я понимаю.

Анборн ехал по просторам Кревенсфилдской равнины, пребывая в прекрасном настроении. Если вспомнить, как начинался этот день, его окончание стало приятным сюрпризом.

Прошло много столетий, с тех пор как генерал чувствовал себя таким свободным, не отягощенным бременем забот. Анборн с удовольствием вдыхал свежий ветер, влажный предутренний воздух лета с легкой горечью дыма далеких костров. Над головой у него расстилалось чистое звездное небо. Он снял шлем и провел ладонью по волосам. Уверенный ход лошади, земля, проносящаяся мимо, – оказывается, еще остались в жизни вещи, приносящие удовольствие.

После стольких столетий разочарований неожиданно разбилась каменная стена, окружавшая его сердце. В юности Анборн был идеалистом, он еще не забыл, какой напряженной была его жизнь, какие клятвы он давал, обещая следовать призыву Кузенов, древнего братства воинов, в которое вступил. Все прежние обязательства умерли на полях сражений Великой войны вместе с его душой так он думал.

Он вспомнил слова своей наставницы Элендры Андарис:

«Я не служу никакому королю или королеве. Когда они сами начнут служить, я принесу клятву короне».

Они оба, Анборн и Элендра, были Кузенами, в их душах война оставила жестокий след, но теперь для них пришло время надежды. Подобно рассвету на горизонте, к ним приближался мир.

Мысли Анборна обратились к Рапсодии, как часто бывало в последнее время, когда он не занимался решением конкретных проблем. «Интересно, что она сейчас делает», – подумал он, но тут же постарался выбросить из головы эту мысль. Он сумел перехватить взгляд, которым она обменялась с Гвидионом. Если его племянник не полнейший болван, он не может не понимать, что с ней происходит. Размышлять о возможном продолжении не пристало приличному человеку.

Анборн громко рассмеялся, довольный тем, как все сложилось, предвкушая начало новой жизни. Радость пронеслась над ним, словно волна, взметнув волосы, как ветер, игравший полами его плаща. Дух Анборна устремился к звездному небу, а бесконечный горизонт впереди начал светлеть – приближалось утро.

Энвин поднесла рог к губам и протрубила призыв.

Однако ни одна живая душа не услышала пения рога. Он эхом отразился в царстве Прошлого, как уже не раз звучал в минувшие столетия. Неслышимые обычными людьми звуки оторвались от серебряного рога и повисли в тяжелом воздухе воспоминаний.

Затем, после множества отражений, призыв медленно опустился на землю.

Энвин улыбнулась, закрыла глаза и начала долгую заунывную песнь.

Рейд на Фарроу Даун.

Осада Бет-Корбэра.

Смертельный Марш намерьенских наинов.

Сожжение западных поселений.

Кэсел Тай.

Томингоролло.

Топь Линген.

Бойня у Твердыни Виннарта.

Похищение у водяного лагеря в Яремисе.

Атака юго-восточного Склона.

Разгром Четвертой колонны.

Массовое избиение крестьянских поселений Первого флота.

Сражение в Кандерианских полях.

Она вспоминала мрачную историю битв и насилия, каждый кровавый эпизод Великой войны, конфликты, разжигаемые ф’дором, но вызванные самыми обычными причинами – яростью, предательством, ревностью и жаждой власти. Ненавистью более древней, чем Преждевременье.

Перечислив все великие сражения войны, Энвин двинулась дальше, вспоминая каждое столкновение, каждое место, где люди пали жертвами демона.

Наконец, когда список его деяний подошел к концу, она вновь поднесла к губам рог.

Энвин открыла глаза. Она улыбалась.

Анборн выехал на вершину холма, и вдруг его конь неожиданно встал на дыбы. Анборн успокоил благородное животное, а потом огляделся в поисках причины его страха.

Некоторое время он ничего не видел в темноте. Затем его зрение обострилось, кровь дракона закипела от ужаса.

– О Создатель, – пробормотал он, и у него перехватило горло.

Мрак у него под ногами дрогнул.

Бескрайние пространства Кревенсфилдской равнины зашевелились.

Не теряя ни секунды, Анборн развернулся, пришпорил коня и галопом помчался обратно к Чаше, а земля под копытами его скакуна рвалась на части.