Текст книги "Ангел мести"

Автор книги: Элизабет Грегг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

2

После краткого момента бодрствования раненый гость опять погрузился в забытье. Девушка долго сидела у постели, глядя, как неровно вздымается и опадает его грудь, как на впалые щеки ложатся глубокие тени от черных длинных ресниц. В ее полудетском еще воображении рождались дивные картины безумной романтической страсти, и героем ее грез был если не Рид Бэннон, то человек, очень на него похожий. Конечно, он представлялся ей более крепким и мускулистым, но у него была такая же великолепная золотисто-смуглая кожа, те же грустные бездонные глаза… и такое же загадочное прошлое.

Тресси решительно тряхнула головой, отгоняя нелепые фантазии, сняла с крючка ружье и котомку и отправилась охотиться на кроликов. Сейчас, когда рана уже промыта и перевязана, больше всего на свете Риду Бэннону нужна сытная еда. Пускай этот человек окрепнет и наберется сил – ведь ему предстоит увезти Тресси из этой унылой глуши, помочь ей отыскать легкомысленного труса, который зовется ее отцом.

От подобных мыслей на глаза Тресси навернулись слезы, а это изрядно мешало выслеживать добычу.

Когда она была маленькой, отец часто играл с ней, брал на руки и подбрасывал высоко-высоко, щекотал бородой животик, и девочка заливалась счастливым смехом. А мама очень любила отца, просто не сводила с него своих карих глаз. Порой Тресси примечала, как она, занятая каким-либо делом, вдруг замирала и с обожанием следила за отцом, который тоже возился неподалеку с какой-нибудь немудреной работой. Ночами в тесной хижине Тресси изо всех сил притворялась, что спит и не слышит, как родители возятся и перешептываются на скрипучей старой кровати. Потом она подросла, и отец любил гладить ее по рыжекудрой головке и называть своей милой доченькой. Он все время твердил, что Тресси вылитая красавица мать.

Бредя по равнине, Тресси так углубилась в свои мысли, что забыла, зачем вообще оказалась здесь, и кролик, вынырнувший из густой травы, застиг ее врасплох. Девушка поспешно вскинула ружье, пальнула – и, конечно же, промахнулась. Пуля только взрыхлила пыль под лапами удиравшего зверька.

– Черт, черт, черт! – негромко выругалась Тресси и остановилась перезарядить ружье, на все корки ругая себя за невнимательность. Голодная пустота в желудке недвусмысленно намекала, что ее не худо бы заполнить, да и мысленный образ мужчины, оставшегося в хижине, тоже как бы безмолвно упрекал ее в разгильдяйстве.

Только час спустя в нескольких милях к северо-западу от хижины Тресси наконец спугнула другого кролика – и на сей раз уже не промахнулась.

К тому времени, когда Тресси вернулась домой, спина у нее взмокла от пота, а ружье казалось тяжелее пудового камня. Конская туша так и валялась во дворе хижины, назойливо лезла в глаза. Да, не худо бы ею заняться. Но прежде Тресси принесла воды, водрузила котел на огонь и освежевала добычу. Кроличья похлебка потихоньку закипала, а девушка между тем задумалась, как же быть с павшей клячей. Работка предстоит – хуже не придумаешь: рубить тушу на куски и потом тащить куда-нибудь подальше от хижины… а что поделаешь? Другого выхода все равно нет.

На соломенном тюфяке застонал Рид Бэннон, бормоча что-то совсем неразборчивое. Тресси подошла к нему, приложила ладонь ко лбу. Так и есть – горячка. «Боже милостивый, – взмолилась Тресси, – сделай так, чтобы в рану не попала грязь, ведь тогда он умрет, сколько б я о нем ни заботилась! И придется мне оттаскивать подальше от хижины не один труп, а целых два – а второй еще и хоронить».

Девушка решительно тряхнула головой. Всему свое время, детка, – так ведь, кажется, любил говорить отец? Ничего не скажешь, славный пример для подражания… и тем не менее он прав. «Успокойся, – велела себе Тресси, – соберись с силами и, пока варится похлебка, займись наконец дохлой клячей».

Бэннон облизал пересохшие губы. Тресси зачерпнула из ведра кружку холодной воды. Пить он не мог, и девушка обмакнула в воду чистый лоскут, смочила им растрескавшиеся от жара губы раненого. Рид невнятно вздохнул и принялся с жадностью младенца сосать влажную тряпку; при каждом глотке его кадык судорожно дергался. Когда Тресси наконец отняла тряпку, раненый, не открывая глаз, потянулся за ней.

Тресси принесла еще воды и мимолетно коснулась кончиками пальцев его небритой горячей щеки. Глаза ее наполнились слезами. Она почти не знает этого человека, но все же должна спасти его от смерти, чтобы выжить самой. Да и не только в этом дело, призналась себе Тресси, с жалостью глядя на беспомощного Рида. Она попросту не хочет, чтобы он умер – это было бы уже непереносимо. Как будто смерть преследует ее, не желая выпускать отсюда.

Огонь трещал и приплясывал в очаге, и раненый, не разжимая губ, хрипло постанывал. Завороженная, Тресси старательно поила его водой, покуда он опять не впал в тревожное забытье.

Весь остаток дня, едва только раненый приходил в себя, девушка кормила его похлебкой из кроличьего мяса.

Когда совсем стемнело и на небе высыпали звезды, Тресси наконец вымылась у колодца с ног до головы и, вернувшись в хижину, задремала на своем тюфячке у очага. Сил, казалось, уже не было никаких, но ночью она то и дело просыпалась, чтобы подбросить дров в огонь под котлом.

К утру посеревшее лицо Рида Бэннона обрело наконец здоровый оттенок. Жар спал. Раненый выглядел свежим и отдохнувшим, и Тресси в душе порадовалась за него. Хвала господу, похоже, этот чужак все же будет жить!

Она выждала еще несколько дней и в первый же вечер, когда Рид Бэннон смог подняться с постели, чтобы наконец поужинать за столом, без обиняков высказала ему свою просьбу. Реакция Бэннона неприятно удивила девушку – если вспомнить, чем он, в конце концов, ей обязан. Впрочем, сказала она себе, так рассуждать несправедливо. Рид понятия не имеет, как он был близок к смерти, и уж тем более откуда ему знать, каково пришлось самой Тресси. Разве он виноват в том, что жизнь в прериях так сурова и беспощадна?

– Чего-чего ты от меня хочешь? – переспросил он, набив рот вареной крольчатиной.

Отблеск керосиновой лампы играл причудливыми тенями на его худом жестком лице, отчего Рид Бэннон становился пугающе похожим на дикаря.

Тресси, ничуть не смутившись, повторила:

– Чтобы ты взял меня с собой в старательские лагеря и помог отыскать моего отца.

– Да ты хотя бы понимаешь, о чем просишь? – осведомился Рид, шумно хлебая из миски горячую мясную жижу. – Хм, недурная жратва. Можно еще?

– Что значит – недурная? Можно подумать, тебя здесь голодом морят. – Тресси плеснула ему добавки.

– Стреляю я хорошо, и хлопот со мной не будет. Ты ел мою похлебку, спал в моей постели, я тебя обихаживала… – Она запнулась, покраснела, вспомнив сейчас, как в полудетских грезах Рид Бэннон представлялся ей рыцарем на белом коне, который прискакал спасти принцессу Тресси от злой и коварной мачехи.

– Что ж, за это я тебе благодарен, – отрывисто бросил он, глядя на Тресси поверх миски с варевом. Жаркий отсвет пламени бесовскими угольками плясал в его черных глазах. Ничего не скажешь, дьявольски красив… но до чего же этот человек злил Тресси!

Она поджала губы, чтобы не дать раздражению выплеснуться наружу.

– Но твоей благодарности недостанет, чтобы мне помочь. Верно?

Да как он смел ответить ей отказом?! Она, Тресси, буквально вернула его с того света, а ведь куда проще было бы бросить его на верную погибель. И все же она рада, что сохранила жизнь Риду Бэннону, хотя хлопот ей это стоило немалых.

Рид управился с похлебкой в два счета, но о просьбе Тресси говорить больше упрямо не хотел. Отодвинувшись от стола, он потянулся всем своим длинным худощавым телом. Сейчас на нем были чистая рубаха и брюки, отыскавшиеся в седельных сумках. Надо же, подумала Тресси, всего-то пару дней поел как следует, и уже не похож на живой скелет с обвисшей кожей. Рид поглядел на девушку, но не сказал ни слова. В отличие от большинства мужчин, он словно и не замечал, что рядом с ним особа женского пола. И еще до сих пор он так и ни словечка не рассказал о себе. Что гнало его через прерии, раненного и умирающего с голоду?!

Выйдя во двор, он принялся описывать руками круги, по-прежнему двигая правой весьма осторожно. Рид начал упражнять раненое плечо еще до того, как встал с постели, и Тресси получила немало удовольствия, украдкой наблюдая за его упражнениями. Было даже чуточку стыдно, что ей так приятно глазеть на чужого мужчину. Что подумал бы о ней Рид Бэннон, если бы понял, чем она занимается?

Она быстро вымыла посуду и тоже вышла во двор. К тому времени Рид уже перестал размахивать руками. Широко расставив ноги, он стоял у колодца и смотрел на запад, на пурпурно-золотистое буйство закатных красок. На его чеканном дерзком лице светилось откровенное желание поскорее двинуться в путь. Тресси видела его насквозь. Если она ничего не предпримет, Рид Бэннон сорвется в дорогу – и только его и видели. Ему просто не терпится избавиться от обузы – то есть от нее, Тресси, – не терпится уйти и ни разу не оглянуться назад. Как и ее отцу. Как почти всем мужчинам, которых она знала до сих пор.

Тресси содрогнулась при мысли, что опять останется одна. Проснется однажды утром и обнаружит, что Рид Бэннон исчез. Этому надо помешать во что бы то ни стало!

Мягкий степной ветерок приятно холодил кожу, и Тресси вскинула руки, наслаждаясь тем, как вечерняя прохлада проникает сквозь тонкое платье. Постояв так молча, она сказала:

– При хорошей скорости мы могли бы за два-три дня добраться до Платта.

Бэннон ничего не ответил, лишь вздохнул и переступил с ноги на ногу, засунув большие пальцы рук за пояс потертых штанов. Тресси почти видела, как он взвешивает ее слова… и прочие возможности.

– И что дальше? – наконец спросил он.

– Задержимся ненадолго в Козаде, заработаем денег и отправимся в Орегон.

– Отчего бы тебе не отправиться туда без меня? Тресси поджала губы – ну и вопросец!

Всем телом ощутив испытующий взгляд Рида, она заговорила:

– Разве женщина может в одиночку путешествовать там, где добывают золото? Ты же понимаешь, сама я никак не сумею себя защитить – я не слишком сильная. Кроме того, я хочу выбирать сама, а не ожидать, что меня возьмет себе в жены первый встречный. А здесь у нас такое запросто может случиться.

– Ух ты, какая разборчивая! – хмыкнул Рид. Тресси его убить была готова, но помимо воли восхитилась тем, как красит его чеканное лицо даже эта зловредная усмешка.

– Совершенно верно, мистер умник! Я разборчива и считаю, что имею на это право! Тебе, конечно, кажется, что женщина должна возблагодарить всевышнего за всякого мужчину, какой подвернется ей на пути, а уж каким этот мужчина окажется – дело десятое, даже если он вечно жует табак и воняет не хуже твоей дохлой клячи. Нет уж, мистер Бэннон, спасибочки! – Еще не договорив, Тресси поняла, что чересчур распустила язык и сгоряча сболтнула лишнее. Вот уж сейчас Рид повеселится вволю… и собеседник не обманул ее ожиданий.

– Так ты, значит, ищешь мужчину, который будет само совершенство? И какими же добродетелями должен обладать этот герой?

Разговор, похоже, изрядно развлек Бэннона, и Тресси уже не знала, то ли вспылить от души, то ли серьезно ответить на его вопрос.

– Я вовсе не ищу себе мужчину, – сказала она. – Моя воля, так я бы и вовсе без него обошлась, просто господь уж так создал мир, что женщины и мужчины не могут жить друг без друга. Так что рано или поздно придется подыскать себе пару. Только вот что я скажу тебе, Рид Бэннон, – прибавила Тресси, решительно уперев руки в бока. – Пусть хоть небо валится на землю, а до начала зимы я отправлюсь в Баннак. Не захочешь взять меня с собой, так сыщется кто-нибудь другой, посговорчивей. Если я здесь останусь, то, как пить дать, умру, и это истинная правда!

С этими словами она круто развернулась и зашагала к хижине, торопясь уйти прежде, чем Рид заметит, что она вот-вот разревется, как маленькая.

Уже совсем стемнело. На небе искрились мириады серебристых звезд. Оглушенная гневом, Тресси не расслышала злобного пощелкивания гремучей змеи. Рид Бэннон быстрее молнии метнулся к девушке и успел сбить ее с ног в тот самый миг, когда ядовитая гадина бросилась в атаку. Тресси всем телом с размаху грянулась о землю и вскрикнула от боли и неожиданности. Вначале она даже не поняла, что случилось. Приподнявшись, Тресси посмотрела на Бэннона – он упал на четвереньки и замер, неотрывно глядя на змею. Под рукой у него не было ни камня, ни палки, и Риду оставалось лишь одно: застыть на месте, не сводя глаз с опасной твари. Гремучка, разочарованная первой неудачей, свернулась в тугой клубок, и над тропой опять раздалось леденящее душу сухое пощелкивание. В темноте Тресси едва различала смутный абрис зловещей треугольной головки, которая мерно раскачивалась взад-вперед, изготавливаясь для нового удара.

Не шевелясь, почти не дыша, Рид Бэннон хладнокровно следил за тем, как чешуйчатая тварь решает, отнять у него жизнь или пощадить. Цепенящий ужас мертвой хваткой держал Тресси. Наконец она опомнилась и торопливо зашарила вокруг себя, подбирая камни.

– Не надо, – едва слышно, сквозь зубы процедил Рид. – Не раздражай ее.

Тресси осторожно положила камни обратно на землю.

– Я сейчас принесу ружье, – почти беззвучно выдохнула она. – Ты только не двигайся, ладно? Я мигом.

И на четвереньках поползла назад, не в силах оторвать глаз от жуткой сцены.

Когда змея и замерший перед ней человек растворились в сумраке ночи, Тресси неуклюже вскочила и опрометью бросилась к хижине. В очаге угасал огонь, по стенам метались причудливые и грозные тени. Одной рукой придерживая увесистое ружье, Тресси дрожащими пальцами нашарила капсюль… и тут же его уронила. Выругавшись шепотом, она достала другой и зарядила ружье, в душе благословляя отцовские наставления.

Снаружи теперь стояла почти непроглядная тьма, и Тресси едва сумела разглядеть Рида, а в нескольких дюймах от него – гремучку, которая все еще исполняла свой смертоносный танец. Девушка протерла пальцами слезящиеся глаза и вскинула на плечо тяжелый ружейный приклад. Рид нервно втянул воздух, и этот едва слышный звук явно насторожил гадину. Треугольная головка угрожающе дернулась.

Прищурив левый глаз, Тресси тщательно навела дуло ружья на едва различимый в темноте смертоносный клубок. Стрелять придется издалека, но что поделаешь – медлить больше нельзя. Она нажала на спуск, раздался оглушительный грохот, из дула вырвалось дымное пламя.

Тело мертвой рептилии пуля разорвала в клочья. Эхо выстрела еще звучало в ушах Тресси, но сквозь этот не до конца рассеявшийся гром она слышала, как Рид Бэннон монотонно повторяет, точно молитву:

– Ты прикончила эту суку, ей-богу, прикончила!

Тресси опустила ружье прикладом вниз, оперлась на него и лишь тогда позволила себе перевести дыхание.

– Мистер Бэннон, – строго сказала она, – будьте так добры не употреблять грязных слов, даже если речь идет о змее.

При этих словах Рид, сидевший на земле, расхохотался так оглушительно, что, казалось, дрогнул безлюдный сумрак прерии. Тресси, не удержавшись от искушения, очень скоро присоединилась к нему – просто потому, что смеяться было очень приятно. Неважно, что она говорила всерьез, а Рид воспринял ее слова как удачную шутку. Очень скоро она хохотала даже громче, чем он.

Так же внезапно Рид оборвал смех и лег навзничь, прикрыв локтем глаза. Правая, раненая рука лежала на животе и заметно дрожала.

Уняв смех и отдышавшись, Тресси сказала:

– Давай-ка вернемся в хижину, пока подружка этой твари не решила посмотреть, что здесь стряслось.

Рид протянул к ней руку.

– Честно говоря, я не смогу встать без твоей помощи. Что-то мне нехорошо – должно быть, еще не совсем оправился от раны.

Тресси рывком подняла его на ноги, ощутив, как мелко дрожат напряженные мышцы. Как видно, происшествие со змеей испугало Бэннона куда сильнее, чем он хотел показать.

Вторая рука его, тяжелая и теплая, обвила плечи девушки, и Тресси вдруг со стыдом сообразила, что под платьем на ней ничего нет, и Рид, конечно же, это заметит. Что делать – все ее нижнее белье давным-давно превратилось в ветошь. Тресси повела плечом, ускользая от этого обжигающего объятия.

– Идти ты сможешь и сам, Бэннон. Рид поспешно отдернул руку.

– Извини, – пробормотал он и торопливо зашагал к дому, предоставив Тресси самой тащить тяжелое ружье.

Отповедь явно задела его, а ведь девушка совсем не хотела этого. В конце концов, Рид только что спас ее от смертоносной гадины – и вполне мог заплатить за свое благородство жизнью. Войдя в дом, Тресси обнаружила, что ее постоялец уже выдернул из метлы сухой прутик и зажег керосиновую лампу.

Девушка быстро искоса глянула на него и молча уселась у стола чистить ружье.

Опустившись в плетеное кресло напротив, Рид без единого слова следил за ее работой. Наконец они заговорили разом, но тут же осеклись и смолкли. И снова одновременно открыли рот.

– Говори ты первая, – предложил наконец Рид.

– Нет, лучше ты.

– Черт возьми, женщина, не мешай мне проявить галантность!

– Галантность? – в устах Рида Бэннона это слово прозвучало как-то дико.

В смущении он уставился на свои ногти.

– Во всяком случае, я попытался быть галантным. Ты спасла мне жизнь, и я хотел от души поблагодарить тебя. Черт, ведь ты могла бы просто убежать в дом и ждать, чем дело кончится. Рано или поздно один из нас не выдержал бы – либо я, либо эта старая змеюка. Глядишь, ты от меня бы и избавилась.

– Да не хочу я вовсе от тебя избавляться! А кроме того, ты оказался нос к носу с гремучкой только потому, что оттолкнул меня. Я хочу только одного – пойти с тобой. Теперь-то признаешь, что я не буду тебе обузой? Твое плечо еще не скоро выдержит отдачу от выстрела, а если бы и выдержало – так у тебя и ружья-то нет. Впрочем, можешь украсть мое – я ведь все равно не сумею тебе помешать.

Бронзово-смуглое лицо Бэннона вспыхнуло от гнева.

– Да с чего ты взяла, что я стану красть этакое старье?.. Ладно, хватит. Сколько тебе лет, девочка?

– Скоро будет восемнадцать.

– Святые угодники! Когда это «скоро»?

– Через пару месяцев.

– А если точнее?

Прежде чем ответить, Тресси поглубже запихнула ветошь в ствол ружья и неспешно выдернула. Рид Бэннон раздражал ее ужасно. И, разумеется, она ни в коем случае не собиралась ему сообщать, что восемнадцать ей стукнет только в будущем феврале – Рид и без того обращается с ней, точно с сопливым ребенком.

– Какая разница? – наконец отозвалась она. – Перед твоим появлением я похоронила мать. Я помогала ей при родах, и ребенок родился мертвым. По-моему, я уже достаточно взрослая.

Рид Бэннон одарил ее тяжелым взглядом. Черные глаза его холодно поблескивали. Тресси уже поняла, что он вовсе не склонен к состраданию. Вздумай она рассказать подробнее о своих горестях, он лишь отвернется, пожав плечами: чего, мол, на свете не бывает. Как бывало в те дни, когда Рид по слабости еще не вставал с постели… Тресси ведь не только кормила и обихаживала его, но даже подставляла горшок, чтобы он мог облегчиться. Она уже довольно повидала в жизни, чтобы не морщить нос при мысли о естественных человеческих надобностях… но вот Рида Бэннона эта неизбежность крайне смущала. Уж, верно, ему ничуточки не хотелось вспоминать об этом и жалеть Тресси за то, что ей довелось столько пережить. Дескать, прошлые беды остались в прошлом, а сейчас надо думать о том, как жить дальше и выжить…

– Знаешь, это ведь даже к лучшему, – услышала Тресси шепот Рида. Взгляд его неожиданно смягчился, и черные глаза блестели теперь бархатисто и влажно. – Я хочу сказать – может, и к лучшему, что малыш родился мертвым. Без твоей мамы он бы все одно не выжил, а тебе пришлось бы куда горше – ты ведь успела бы полюбить его.

– Знаю, – только и сказала Тресси, и опустила взгляд, отмеряя очередную порцию пороха. «Каков же он на самом деле, этот непостижимый человек?» – задумалась она.

Рид прокашлялся и встал.

– Больше я не буду спать на кровати, – объявил он. – Спи ты, а я устроюсь на полу. Плечо у меня совсем уже зажило.

Тресси коротко кивнула.

– Так ты возьмешь меня с собой в город?

– Черт подери, детка, я же сказал!..

Девушка прикусила губу и встала, обеими руками прижимая к груди тяжелое ружье. Повесив его на место, она задула лампу и впотьмах пробралась к постели. Сбросив нескладные башмаки, Тресси легла, не раздеваясь. Ей отчаянно хотелось спать, как привыкла, нагишом, но разве можно это себе позволить, когда Рид Бэннон совсем рядом?

Когда-то, еще в Миссури, отец и мама долго пытались научить приличиям свою «маленькую горную фею», но в конце концов отказались от этого безнадежного дела. Отец все смеялся и уговаривал маму подождать, пока девочка не повзрослеет. Уж тогда-то ей самой захочется ходить одетой!

Вот интересно – что подумал бы о ней Рид Бэннон, если б знал об этой ее привычке? А впрочем, неважно. Он ведь скоро уйдет насовсем и оставит ее одну. Тресси еще могла бы выжить в глухой чащобе, но безлюдная, безжалостная прерия, протянувшаяся от края до края, прикончит ее наверняка. До чего же это тоскливо, когда на сотни миль вокруг не видно ничего, кроме выжженной солнцем земли! Тоскливо до смерти.

Рид шумно возился, устраиваясь на полу. Тресси повернулась к нему спиной, чтобы не было слышно, как она плачет. Больше всего на свете девушке хотелось сейчас свернуться калачиком в мамином кресле-качалке и вообразить, что родные, бесплотные руки незримо обнимают ее, утешая в тоске и горе…

– Я плохо знаю женщин и потому, наверно, порой веду себя слишком грубо.

Тресси ничего не ответила, лишь шумно вздохнула.

– Черт, да ты плачешь, что ли?

Она опять промолчала.

В темноте Рид Бэннон медленно проговорил:

– Моя мать умерла в ту самую минуту, когда я появился на свет. Говорят, что роды принимал мой отец. Он проклял меня за то, что я убил дорогую ему женщину. Он даже хотел прикончить меня, но бабушка не позволила. Моя мать была из Дакоты, из племени индейцев сиу. Ее звали Умная Лиса. Отец был траппером, и, когда мать умерла, он попросту уехал, оставив меня у индейцев. А потом так и не вернулся.

Рид умолк. Тресси ждала продолжения, но, так и не дождавшись, спросила:

– Значит, тебя воспитывали индейцы?

– Ну да, – хмыкнул он. – Может, я и похож с виду на белого, но на самом деле как был полукровкой, так и остался. Я удрал из племени, едва достиг возраста мужчины. Двенадцати лет, – пояснил он, неловко повернулся на бок и едва слышно застонал.

– Рид! – после долгого молчания окликнула Тресси.

– Чего?

– Если плечо у тебя все-таки болит, можешь спать в кровати.

– Обойдусь. Что же я буду сгонять тебя.

– Да я просто подвинусь.

– А-а, – протянул он, и наступила неловкая тишина. – Ну… не знаю, стоит ли…

– Я одета, и ты тоже. К чему тебе мучиться на полу, если здесь удобнее?

Сердце Тресси колотилось так гулко, что она едва могла говорить. Если попытаться купить согласие Рида своим телом – хорошо это или плохо? Шлюха она или просто стремится выжить любой ценой? Девушка услышала, как Рид встал, и в висках у нее неистово застучала кровь. В тот самый миг, когда он тяжело опустился на край соломенного тюфяка, Тресси дрожащими пальцами успела расстегнуть верхние пуговички платья.

Рид улегся, вытянувшись на спине. Тресси повернулась к нему и положила руку на плоский мускулистый живот. Мужчина коротко, судорожно вздохнул и, помедлив, накрыл ладонь Тресси своей. Девушка взяла его руку и положила на свою обнаженную грудь.

Жесткими горячими пальцами Рид коснулся соска, и Тресси тихо застонала, зачарованно глядя в его глаза, где отражалась она сама. Эти удивительные, бархатисто-черные глаза так бесстыдно выдавали слабость и уязвимость их обладателя. Конечно, рана отняла у него немало сил, но ведь на самом деле очень скоро он вновь окрепнет и тогда уйдет, бросив ее. Разве она должна безропотно с этим смириться?

Тресси подвинулась ближе. Рид коснулся ее соска кончиком языка. Ее охватил сладкий трепет. Она всего лишь собиралась заманить этого человека в ловушку, но первые же его нежные ласки пробудили в ее душе дремавшую доселе страсть. Тяжкий труд и лишения приглушили юную женственность Тресси, но сейчас она в полной мере ощутила себя женщиной… и испугалась. То, что было вначале лишь тщательно рассчитанной ловушкой, доставляло ей сейчас неизъяснимое наслаждение.

Рид облизал пересохшие губы и в зыбком свете пламени пристально вгляделся в лицо девушки. Странное, непостижимое выражение мелькнуло в его глазах. Приподнявшись на локте, он обхватил ладонью затылок Тресси и потянулся к ее полным нежным губам. Забыв о своих хитроумных планах, девушка счастливо вздохнула и прильнула к его широкой горячей груди. Рид целовал ее все крепче, настойчиво проникая языком во влажную жаркую глубину рта. Тресси сама запустила пальцы в его жесткие черные волосы, чтобы продлить этот сладостный, незабываемый миг.

Наконец поцелуй оборвался, но Рид все так же тесно прижимал девушку к себе, щекоча дыханием ее разгоряченную щеку.

– Тресси, – позвал он со странным смущением в голосе, – послушай, Тресси… Мне отчего-то кажется, что все это уже было с нами, что мы уже были вместе… но разве такое возможно? Как ты думаешь?

– Это просто сон. А может быть, судьба. – Любимое бабушкино слово. Она часто говорила, что человеку суждено то либо другое, что от судьбы не уйдешь, и Тресси привыкла ей верить. Хорошо бы еще в это поверил и Рид Бэннон. Его объятия повергали ее плоть в жаркий трепет и заставляли кровь быстрее бежать по жилам. Тресси изо всех сил старалась не забыть, зачем она все это затеяла, но собственное тело с удивительной легкостью предавало ее. Рид вздохнул, и его теплая кожа дрогнула под ладонью Тресси.

– Это просто зов плоти, – сказал он едва слышно. – Одно плотское желание, и ничего больше, понимаешь, Тресси? Ничего больше.

О да, уж это Тресси понимала. И не могла допустить, чтобы первым ее мужчиной стал вот этот чужак, пришедший неведомо откуда. Она закрыла глаза и мысленно помолилась, прося господа простить ей этот обман.

– О нет, – прошептала она, – это больше, гораздо больше. – «Это ловушка, дурачок, – добавила в мыслях Тресси, – это нужно для того, чтобы ты не смог обойтись без меня и непременно взял с собой». Но самое ужасное – в глубине души она сознавала, что действительно не хочет разлучаться с Ридом, что жаждет соединиться с ним раз и навсегда.

Наклонившись, она провела языком по его мускулистой твердой груди, бережно коснулась губами жесткой щеки.

– Пожалуйста, – шепнула Тресси, – пожалуйста, возьми меня с собой.

Сильные ладони Рида обхватили ее тонкую гибкую талию.

– Тресси! – выдохнул он почти беззвучно. Потом повернул голову – и губы их опять слились в поцелуе.

Девушка тихо застонала, чувствуя, как растет, как набирает силу его неодолимое желание. Ей стоило немалого труда напомнить себе, что с самого начала цель ее была совсем иной: соблазнить этого человека, посулить ему немыслимые восторги, если только он возьмет ее с собой. Сейчас она убеждалась, что цели этой в каком-то смысле достигла, потому что Рид от страсти уже не владел собой. Беда только, что сама Тресси пылала тем же огнем.

Рид крепко прижал ее к себе, стиснул в жарких объятиях, задышав прерывисто и часто, и Тресси невольно упивалась его безумием, которое сама же и пробудила. Как это восхитительно – знать, чувствовать, что мужчина желает тебя! Пусть бы этот миг длился вечно, но, увы, Тресси понимала, что должна держать себя в руках. Пора отступить. Сейчас не время и не место для того, чтобы идти до конца. И уж конечно, она не отдаст свою девственность бродяге, который вполне может оказаться ничем не лучше ее отца!

– Тресси, я хочу тебя… Пожалуйста, Тресси! – взмолился Рид, неловкими пальцами нашаривая пуговички на ее платье.

– Нет, нет, не надо. – Тресси резко отстранилась, ощутив его разочарование и мимолетно порадовавшись этому. Если б только Рид покрепче сжал ее в объятиях – она ни за что бы не устояла… – Уйдем отсюда, хорошо? Я не могу… только не здесь, не в маминой постели…

Внезапно Рид с силой схватил ее за запястье. Тресси не на шутку испугалась. Что, если он не захочет остановиться и возьмет ее силой? Вряд ли она сумеет справиться с распаленным мужчиной.

Сердце Тресси забилось гулко и часто, и она изо всех сил уперлась кулачками в широкую грудь Рида, пытаясь оттолкнуть его.

Лицо Рида исказила гримаса, и, о чудо, он разжал руки.

Тресси знала, что причинила ему боль, и жалела об этом, но все равно вздохнула с облегчением. Она поспешно отодвинулась, повернувшись лицом к стене, задышала ровно, стараясь усмирить пылавшую в ней страсть.

Так вот что это такое – желать мужчину! Тресси втихомолку дивилась тому, какой огонь горит в ее жилах, сладостным, нестерпимым трепетом растекаясь по всему телу, как отвердели соски, изнывая по жаркой и властной мужской ласке… Рядом шевельнулся Бэннон. Тресси на миг оцепенела, ожидая худшего… но нет, он всего лишь устраивался поудобнее. Девушке до смерти хотелось прямо сейчас спросить – возьмет ли он ее с собой или же, разгадав ее тайные замыслы, оскорбился и озлобился.

По щеке Тресси скользнула слезинка, и девушка сердито смахнула ее ладонью. И почему только, почему все решения в этой жизни принимают лишь мужчины, а женщинам остается одно – страдать?