Текст книги "Ящик Пандоры. Книги 3 – 4"
Автор книги: Элизабет Гейдж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)
XV
29 апреля 1964 года, 18:45
Лаура сидела на кухне с Майклом. Мальчик смотрел на мать и пил шоколад, заедая крекером. Лаура старалась улыбаться.
У них в квартире было четверо полицейских офицеров, двое в форме, двое в штатском. Они прибыли через полчаса после ее вызова. Один из них искал отпечатки пальцев в студии и темной комнате, другой фотографировал беспорядок в квартире.
В замешательстве от происшедшего, Лаура старалась, чтобы Майкл не заметил, что случилось с кроватью. Он только видел разбросанные повсюду бумаги, книги, предметы обихода, перевернутые ящики. Но по глазам его было видно, что это вторжение в их дом произвело на него ужасное впечатление. Лаура никогда не видела его таким испуганным. Он цеплялся за нее, ища защиты. Даже его детская доверчивость не принимала явно враждебной акции.
Лаура тщательно проверила, в порядке ли все его игрушки, не нанесено ли вреда «Феликсу» нарисованному на ночнике, а Майкла попросила посмотреть, в порядке ли его воображаемый друг Альфа-Альфа.
– Ну вот, – сказала она ему, когда он вместе с ней выполнил этот ритуал. – У нас все хорошо. Я сегодня буду спать в твоей комнате, так что мы будем все вместе. Тот, кто это сделал, очень глуп, а может быть – очень труслив. Если бы он был моим сыном, я задала бы ему хорошую трепку. Но не беспокойся: все будет как было, когда мы с полицейскими наведем порядок.
Она старалась занимать и развлекать его и помогала полицейским определить, что пропало.
Но в том и была загвоздка, что ничего не пропало, по крайней мере, ничего личного или домашнего.
– Кто бы это ни сделал, – сказал старший детектив, – он или что-то искал здесь, но не нашел и в ярости нанес ущерб, или нашел что-то, просто вы еще не заметили. – Он покачал головой, глядя на закрытую дверь спальни. – Но мне не нравится кровать. Случайный человек не сделал бы этого.
Офицер задавал ей обычные вопросы о соседях, жильцах дома, личной и профессиональной жизни, о том, подозревает ли она кого-нибудь. Она давала обычные ответы.
Больше всего ее беспокоило, что все фотографии в страшном беспорядке, и потребуются дни, а то и недели, чтобы порядок восстановить. Даже аккуратная система нумерации не намного облегчит эту работу. Она начнет ее, когда уложит Майкла.
Она сидела с ним за столом, смотрела, как он пьет шоколад, и думала о случившемся. Хотя она жила в Манхэттене с восемнадцати лет, она еще не сталкивалась со взломщиками. Ну, думала она, все когда-нибудь да случается. Но ей было неприятно прикосновение чужих рук к ее личной жизни. И, как и детектива, ее встревожило то, что сделано было с кроватью.
– Мисс Блэйк?
Она подняла голову, услышав низкий голос. Лицо у человека в дверях было знакомое.
– Дэн Агирре. Помните меня?
Она была слишком растревожена сегодняшними неприятностями, чтобы узнать его сразу. Потом с отчетливой ясностью вспомнила, кто это.
Он вошел в кухню, протягивая руку. Она пожала ее и улыбнулась.
– Конечно, помню. Как у вас дела?
– Хорошо, – ответил он, – постарел, но все тот же.
На взгляд Лауры Дэн Агирре не выглядел старше. У него было все то же сильное тело, усы матадора и загар, все такая же хладнокровная деловитость, которая произвела на нее впечатление при знакомстве. Но он стал какой-то более сдержанный. Изменился и взгляд. Тогда у него были глаза полисмена, полные недоверчивости и подозрительности. Сейчас они казались мудрее и добрее. И это придавало ему даже более привлекательный вид, чем раньше.
– Вы – с ними, то есть… они… – начала Лаура, показывая на офицеров.
– То есть занимаюсь ли этим делом? – Он покачал головой. – Я сейчас занимаюсь убийствами, мисс Блэйк. Но коллеги рассказали мне о том, что случилось, и я пришел посмотреть сам. Надеюсь, вы не возражаете?
– Нет, нет. Хотите кофе?
– Нет, спасибо. А вы не возражаете против небольшой прогулки по квартире?
– Хорошо. – Она повернулась к мальчику. – Майкл, познакомься с детективом Агирре. Это мой старый друг. Я собираюсь показать ему кое-что в соседней комнате.
Детектив наклонился к мальчику.
– Ну как, Майкл, – спросил он, – ты не возражаешь, если я на минутку заберу твою маму?
Майкл кивнул, несмело улыбаясь, слишком подавленный происходящим, чтобы ответить.
Когда они вышли, Агирре сказал Лауре:
– Милый мальчик. Вы, должно быть, очень им гордитесь. А у меня – две девочки, обе немножко постарше.
Она провела его по квартире. Он, посмотрев на разгром, сказал пару слов другим офицерам.
– Вы не думали, что это связано с вашим занятием фотографией? – он обратился к Лауре, показывая на разбросанные негативы и отпечатки.
– Да нет. Мне это не приходило в голову.
– Подумайте об этом. Ведь на месте все, чем интересуются обычные взломщики. Телевизор, стерео, радио, деньги, драгоценности. А в этих растерзанных папках я не вижу смысла, если только человек не искал что-то важное для себя.
– Ну, – пожала плечами Лаура, – не знаю. Мои фотографии не стоят того, чтобы их красть. Я не думаю, чтобы они для кого-то имели особое значение.
Детектив заметил «Искусство и досуг» на кофейном столе и взял выпуск в руки.
– Поздравляю с успехом. Я помню, как вы начинали фотографировать. Вам есть чем гордиться. – Он поглядел на увеличенные фотографии на стенах.
– Спасибо, – сказала Лаура.
Он держал в руках газету, приглашая Лауру к двери спальни.
– Разрешите мне посмотреть?
Она открыла дверь, они вошли; к ее удивлению, он закрыл за ними дверь.
Он поглядел на кровать с растерзанным матрасом, обратил внимание на распахнутый шкафчик с документами, на разбросанные пачки бумаг на полу. Потом повернулся к ней и тихо сказал:
– Позвольте кое о чем вас спросить, мисс Блэйк. И, пожалуйста, не лгите мне.
– Почему я должна вам лгать? – спросила она, искренне удивленная.
– Не взяли ли чего-то, о чем вы не сказали другим офицерам? – спросил он.
– Ничего, – ответила она, – по крайней мере, я ничего не обнаружила.
– Это – не вор-взломщик, – сказал он. И взгляд его темных глаз был страшно серьезным.
Лаура недоуменно спросила:
– Что вы хотите этим сказать?
– Сегодня я звонил в Калифорнию, – ответил он. – Ваш бывший муж, мистер Райордан, внезапно уехал из дома вчера утром. Где он, не знает ни его жена, ни коллеги.
Лаура посмотрела на него большими глазами. Она и не знала, что Тим женился. Уже годы прошли с тех пор, как она смогла думать об этом человека спокойно.
– Человек, соответствующий описанию вашего мужа, вчера купил билет в Нью-Йорк в аэропорту Лос-Анджелеса, – продолжал он, – и я думаю, он приходил сюда, мисс Блэйк.
Лаура вздрогнула. Она посмотрела в глаза детективу с недоверием и растущей тревогой.
– Тим? Но почему? Прошло столько времени… Зачем? Дэн Агирре протянул ей газету:
– «Нью-Йорк Таймс» была одной из газет, которую ваш бывший муж читал вчера утром, когда его жена вышла по делам. Я попросил ее около часа назад перелистать газету. Этого раздела не хватает. – Он показал ей первую страницу «Искусства и досуга», с которой смотрел своими детскими невинными глазами маленький Майкл. Она посмотрела на лист, на офицера, потом на изрезанную кровать позади него.
– Я не могу поверить этому, – сказала она дрожащим голосом, – это невозможно.
Взгляд его стал тяжелым и таким же подозрительным и настороженным, который заметила она у него, когда он спас ее от Тима пять лет назад.
– Нет ничего невозможного, мисс Блэйк, – сказал он.
XVI
30 апреля 1964 года, 11:00
Тесс сидела перед камерой в телестудии в Вашингтоне. Через две минуты у нее произойдет диалог в эфире с Хэлом благодаря связистам Эн-Би-Си.
Хэл был в Детройте. Сразу после разговора с ней он улетает в Индиану, чтобы выступить с важной речью перед ветеранами зарубежных войн. Самой Тесс после двух выступлений в Вашингтоне следовало быть в Филадельфии сегодня вечером и в Нью-Йорке завтра утром. Уже час она пыталась позвонить Хэлу по телефону, но не могла дозвониться. После последнего выступления он сразу отправился в детройтскую студию Эн-Би-Си. Раньше она десять раз звонила участникам его кампании, но тогда он летел из Огайо и был недоступен.
Тесс проклинала эти бесконечные выступления, воздушные рейсы и другие дела, мешавшие их телефонному общению во время кампании. Она решила, что, когда это испытание кончится, она не отступит от него больше чем на шесть футов целый год и не позволит ему летать одному, раз ее жизнь так зависит от него.
Но сегодня ее нетерпение была особенно невыносимым: ведь у нее были хорошие, важные, чудесные новости для Хэла, а она была не в состоянии с ним связаться…
В тот момент, когда гримерша накладывала последние мазки на утомленное лицо Тесс, она увидела Хэла на мониторе. Он что-то говорил кому-то невидимому и смотрел на отпечатанную страницу, вероятно на записку Тома Россмэна о последних событиях кампании.
Завтра начнутся первичные выборы. Хотя Хэл сделал все возможное, чтобы опровергнуть множество слухов о его кандидатстве, но предварительные данные показывали, что ему трудно будет завтра выиграть первичные выборы. Оппоненты немалого добились, назойливо повторяя в прессе версии о близком снятии им своей кандидатуры, и предполагалась упорная борьба на четырех первичных выборах и пяти партийных совещаниях.
Послезавтра начнутся с новой силой избирательные гонки. Первое место Хэла станет делом прошлого. И на приближающихся выборах надо будет предпринять экстренные меры, чтобы все же сохранить кандидатство.
Если бы она могла поговорить с ним! Но все, что она могла сделать, это смотреть на его лицо на мониторе и проклинать дальнюю связь, которая приблизила ее к мужу, но вместе с тем расстояние осталось слишком велико для частной беседы.
Она видела, как Хэл улыбается кому-то мальчишеской улыбкой.
– Ку-ку! – донесся до нее его голос через усилители в вашингтонской студии. – Я тебя вижу.
Тесс покраснела, поняв, что он обращается к ней. Должно быть, он смотрит на ее лицо на мониторе в детройтской студии.
– Ну разве она не хороша? – спросил он, адресуясь к окружающим, приглашая их взглянуть на Тесс. – Она выглядит лучше меня. Это не дело. Она разрушает мой имидж.
Тесс улыбнулась шутке и послала воздушный поцелуй в камеру. Не очень-то она была сегодня хороша, по ее мнению. И на мониторе ее лицо выглядело побледневшим и похудевшим. Но она понимала, как ей повезло с этим собеседованием в эфире. Это давало им возможность выступить заодно перед публикой в последний вечер перед первичными выборами.
Хотя об этом не говорилось прямо, но у последних слухов о Хэле была сексуальная подоплека. Видимо, сама биография его была насыщена сексуальным подтекстом – неудачная женитьба на Диане Столворт, мальчишеское поведение, красота и Дианы и Бесс, как и его чрезмерная апелляция к женской аудитории и, наконец, постоянный шепот о его больших возможностях как любовника. Так что было важно, чтобы он и Бесс появились перед национальной аудиторией как счастливая пара.
Но все это мало что значило в сравнении с новостями Тесс для Хэла. Небольшой пакет, который она получила по специальной связи этим утром, содержал как раз то оружие, которое было нужно, чтобы раз и навсегда отвести угрозу от Хэла. Хотя она сейчас не могла открыть ему содержание пакета или рассказать о страшном секрете, стоявшем за ее страданиями последних шести дней, она хотя бы могла сообщить ему, что опасность и все худшее позади. Если бы только она могла сказать ему хоть слово наедине!
Режиссер в студии отсчитывал последние секунды до начала передачи. На мониторе появилось лицо комментатора. Он представил телезрителям Хэла и Бесс и задал первый вопрос.
– Сенатор Ланкастер, ваша предвыборная кампания понесла за последнюю неделю урон от постоянных слухов, якобы вы сойдете с дистанции первичных выборов. Хотя вы выше слухов, данные о мнении избирателей показывают заметное ослабление ваших позиций. Некоторые наблюдатели предсказывают ваше поражение на завтрашних праймериз. Скажите, какова будет ваша стратегия в случае подобного поражения? Как вы будете пытаться спасти свое положение – при условии, что такое вообще возможно?
Это был трудный вопрос, как и боялась Тесс. – Ну, Дэвид, – заговорил Хэл, – рискую быть невежливым. Я все-таки хочу сначала приветствовать мою жену, которую я не видел девять дней и восемь часов, а потом ответить вам. Привет, Бесс. Как ты?
Тесс почувствовала, как вздрогнула, когда его голос раздался в пустой студии. Как это умно и тактично с его стороны начать разговор именно таким образом. Она подавила непрошеные слезы, словно ощутив волну исходящей от него нежности.
– Хорошо, Хэл, – произнесла она, еле удержавшись, чтобы не добавить «милый». – Я скучаю по тебе.
– Взаимно, – улыбнулся он. – Я скажу вам, Дэвид, что иметь жену, так активно участвующую в кампании, как Бесс, – и хорошо и плохо. Я люблю читать о ней каждый день в газетах и смотреть ее по телевизору, но здесь некому помочь завязать мне галстук. От этого чувствуешь себя одиноко.
Тесс была просто в восхищении от мужа. Он не только приветствовал ее на большом расстоянии и выразил ей свою любовь перед миллионами телезрителей, но и нашел верный тон для разговора с этими людьми. Он любит свою жену, скучает по ней, нуждается в ней. Это делает его человечнее и показывает публике, что его брак счастливый.
Потом он стал отвечать на основной вопрос комментатора, заявив, что слухи ложны. Очевидно, объяснил он, что предвыборная борьба сейчас накаляется, предвидится агрессивная, трудная кампания, которая, как он ожидает, принесет ему победу на первой баллотировке на съезде в августе.
– Следующий вопрос к миссис Ланкастер, – продолжал телевизионщик, когда Хэл закончил. – Скажите, миссис Ланкастер, что надо сделать во время кампании вашему мужу, чтобы развеять тучу, которая сгустилась за последнюю неделю?
Тесс, хотя в ней все кипело, смогла улыбнуться.
– Знаете, Дэвид, – сказала она, – по-моему, лучшее, что следует делать Хэлу Ланкастеру в ближайшее время – быть самим собой. По-моему, кое-кто, боящийся его популярности у американского народа, создал эту дымовую завесу отчаянной попыткой замедлить его продвижение. Иными словами, Хэл платит за свое лидирование. Но избиратели знают, за что он стоит, и в конце концов все решат их голоса. Я так же верю в Хэла, как миллионы других американцев. Не с помощью беспочвенных слухов можно пошатнуть эту веру.
– Спасибо, миссис Ланкастер, – сказал комментатор, – к сожалению, у нас уже мало времени. Разрешите пожелать вам обоим удачи на завтра. Не хотите ли вы еще что-нибудь добавить на прощание?
Она подумала, но нужных слов не находилось.
Все хорошо, дорогой. Все прошло, мы вне опасности. Я люблю тебя.
В эти доли секунды она почувствовала всю иронию того, что она отделена от Хэла тем самым средством информации, которым она занималась столько лет. Телевидение сделало его совсем близким, но между ними были миллионы, ловившие каждое их слово. И ради них она старается держаться как можно более непринужденно, даже когда невыносимо хочется рассказать ему все, что у нее на сердце. Видя ее оцепенение, Хэл пришел на помощь:
– Не забудь завтра проголосовать, дорогая. И не забудь за кого.
– Не забуду, – слабым голосом сказала она, стараясь своей улыбкой дать ему понять, как она любит его и как хочет увидеться с ним. Встреча в эфире окончилась.
Волнуясь, она постаралась поскорее освободиться в студии, чтобы позвонить ему. Она позвонила в Детройт, в Эн-Би-Си, и попросила сенатора Ланкастера. Ей пришлось долго объяснять недоверчивому служащему, кто она такая и почему сенатор ей нужен немедленно. Затем еще была пауза, пока телефонист связывался с персоналом студии. Она ждала как на иголках.
– Прошу прощения, миссис Ланкастер, – раздался в трубке голос через пару минут, – ваш супруг уехал сразу после выступления. Кажется, он торопился на самолет. Что-нибудь передать?
– Нет, ничего, – сказала она с тоской, – благодарю вас.
Она повесила трубку. Опять средства связи упорно разлучают их. Им надо было увидеться как можно скорее. Но есть и еще одно дело, даже более неотложное, чем эта встреча.
Надо снять копию с той пленки, что она получила от Лесли Керран нынче утром, и не позднее нынешнего вечера послать ее по назначению.
XVII
Нью-Йорк, 14:15
Лаура пристроилась на кушетке в углу гостиной, чувствуя себя как виноватый ребенок, которому не хочется сознаться в проступке терпеливо ожидающим родителям. В кресле напротив с газетой на коленях сидел детектив Агирре. Она, конечно, знала, что он все время на нее смотрит, но не поднимала глаз. Был включен телевизор, но оба они не обращали на него никакого внимания.
Майкл в это время занимался в школе, и вскоре они вместе должны были отправиться за ним.
Ночью Агирре дремал на кушетке и отвечал на случайные звонки от его коллег-офицеров. Майкл удивился новому человеку в квартире, когда утром, заспанный, вышел из своей комнаты. Но Дэн Агирре сумел очаровать и успокоить мальчика.
Когда они в половине двенадцатого отправились в школу, между ними уже существовало особое взаимопонимание, словно они оба были ответственны за защиту Лауры. На Майкла произвело хорошее впечатление спокойное дружелюбие детектива. Агирре со своей стороны относился к мальчику с уважением, избегая покровительственности.
– Хорошо бы тебе познакомиться с моими двумя дочерьми, – сказал он мальчику за завтраком. – Дениза немного постарше тебя. Дебби восемь лет. Ты любишь пикники?
Мальчик, заинтересованный, оторвался от своих кукурузных хлопьев.
– Я люблю ореховое масло и желе. Детектив понимающе кивнул:
– Дениза тоже, – сказал он, сам не понимая, какое большое дело сделал, разговорив застенчивого мальчика. – Дебби любит болонские колбаски, – добавил он. – А ты бывал в цирке?
– Мама водила меня зимой, – ответил Майкл, – мне понравились слоны.
В ответ на расспросы Лауры Агирре упомянул, что развелся. Жена жила в Нью-Джерси с дочерьми, которые проводили с отцом уик-энды и праздники.
Лаура спала ночью на койке рядом с кроваткой Майкла. Она восстановила порядок, насколько смогла, так что к утру, если не принимать во внимание нескольких куч фотографий, квартира была более или менее похожа на квартиру.
Когда они забрали мальчика из школы, Агирре усадил Лауру для серьезного разговора.
– Я звонил в лабораторию, – сказал он, – отпечатков не найдено. Мы проверили в соседних гостиницах и ночлежных домах; я передал фотографии вашего мужа шестилетней давности для демонстрации в районе. Опять никаких результатов. Снова позвонил его жене. Она ничего о нем не слыхала с тех пор, она волнуется.
Лаура ничего не сказала, она думала об этой далекой жене Тима. Что думает эта несчастная женщина сейчас, после звонков из нью-йоркской полиции, об исчезновении своего мужа?
– Чтобы обезопасить себя, – сказал Агирре, – мы должны иметь в виду, что он может еще вернуться.
– Я просто не понимаю, – повторила Лаура. – После стольких лет… Это бессмысленно.
Детектив поглядел на нее своими темными, непроницаемыми глазами, однако взгляд его был острым и внимательным.
– Вы думали о причинах? – спросил он.
– Нет. Честно, ничего в голову не приходит. Прошло столько времени. У него там своя жизнь… жена. Не понимаю.
Агирре посмотрел на нее недоверчиво, взглядом настоящего полисмена. Ясно было, что он слышал ее слова, но не убежден ее протестами.
Он показал на «Искусство и досуг», все еще лежавший на кофейном столе.
– Ведь именно фотография в первую очередь встала между вами и вашим бывшим мужем, не так ли?
Она отвернулась. Острота его памяти по-прежнему поражала ее. Следующий его вопрос был таким, что у нее перехватило дыхание:
– Кто отец мальчика, мисс Блэйк?
Она побледнела и сжалась на кушетке. Детектив продолжал спокойно смотреть на нее.
– Почему вы спрашиваете?
– По-моему, это важно, – ответил он. Лаура покачала головой:
– Это… не относится к делу, – сказала она, раздражаясь от собственной манеры говорить. – Это здесь ни при чем. Больше мне нечего вам сказать.
– Я думаю, это надо сделать.
– Это – не ваше дело, – вскрикнула она. – То есть… – Она справилась с собой. – Это касается только меня. Пожалуйста, я не хочу об этом говорить.
Выражение лица Агирре смягчилось. Она была удивлена глубиной его взгляда. В нем была какая-то мировая усталость, но и еще чисто мужская симпатия.
– Лаура, – сказал он, – можно я буду вас так называть?
Она кивнула, с усилием улыбнувшись.
Он показал на увеличенные фотографии Майкла на стенах.
– Ведь все это связано с мальчиком? – спросил он. – Все, что произошло?..
Она закрыла глаза:
– Мне нечего больше сказать.
С этого момента разговор утратил доверительность и теплоту. Прошло около трех часов. Дэн Агирре беседовал с Лаурой о Майкле, о выставке, о том о сем от ветрянки у его дочерей до инфляции в графстве Пассау. Но оба они знали, что он ждет ответа на вопрос. И все время она вспоминала его пугающее предсказание, что Тим еще вернется.
Не раз звонил телефон, и Агирре отвечал. Почти все звонки были ему. Один раз он отошел от телефона с запиской и прочел ее Лауре.
– Майкл Стюарт Блэйк. Родился 9 сентября 1959 года. Мать – Лаура Белохлавек. Отец – Майкл X. Стюарт. – Он покачал головой. – Номер социального сертификата на отца не значится. Его не существует. – Последовала пауза. – Лаура, – продолжал он, – может, вы думаете, что своим молчанием вы кого-то защищаете? Не знаю кого. Но знаю, что так вы подвергаете опасности вашего сына, потому что не помогаете мне всем чем можно.
Она посмотрела на него с испугом и упрямством.
– Мне больше нечего сказать, – упорствовала она. Его взгляд, казалось, проникал в ее душу.
– Все вопросы, – сказал он, – которые приходят мне в голову о вашем сыне, могут прийти в голову и вашему бывшему мужу в любой момент. Может быть, он уже получил и ответы. Может быть, именно их он нашел здесь. Пожалуйста, помогите мне, Лаура.
Лаура глубоко вздохнула: в его словах была логика.
– Это было очень давно, – сказала она, – и это были недолговременные отношения. По-моему, это можно назвать «на одну ночь». Этот человек ничего не знал. Я… никогда его больше не увижу. Я не скажу вам его имя. Ответственность на мне. Вас это удовлетворяет?
В ответ он просто вопросительно посмотрел на нее. Она не знала, доверяет ли он ей.
Но она сказала все, что собиралась. Это было для нее решено. Дэн Агирре думал об этой загадочной женщине и ее необычной жизни. Все было загадочным, от ее резкой смены профессии и агрессивного мужа до этого маленького мальчика, вошедшего в ее жизнь с тех пор, как Агирре ее не видел. Он был под впечатлением детской мольбы и безвозрастной печали в ее глазах. Ее явная боль только подтверждала его подозрения, что она скрывает от него что-то важное. Единственное в этом сценарии, что не было таинственным, это Тим Райордан.
Такие люди ему уже попадались за годы службы в полиции. Он сам помнил этот взгляд в глазах Райордана, когда повалил его на землю и скрутил, а его жена в страхе смотрела на все это.
Это был взгляд фанатика. Агирре это хорошо знал. Такого рода человек может уехать на край света: миссионером в Африку, монахом в Тибет, коммерсантом в Бразилию, но, увидев карточку Лауры или услышав ее имя, в момент слабости, даже через много лет может выйти из равновесия и отправиться на поиски.
У них навязчивые идеи не умирают. Такие люди не раз могут пытаться начать новую жизнь. Но, подобно алкоголику, который может не пить несколько лет, но срывается, такой Тим Райордан, побуждаемый чувством собственности и яростью, рано или поздно вернется к прошлому. Рапорты от полицейских и тюремных властей явно указывали, что Райордан старался забыть Лауру. Образцовый заключенный в Аттике, он был условно освобожден через два года. Он достиг успехов в гостинично-ресторанном бизнесе в Южной Калифорнии. У него была новая привлекательная жена, «мерседес» и катер, он был членом местного престижного клуба.
Но два дня назад «Нью-Йорк Таймс», на которую он подписывался, напечатала на видном месте рассказ о выставке Лауры.
А вчера Райордан исчез из Калифорнии. Так что именно он вломился сюда. Пока не будет доказано обратное, Агирре будет следовать своей теории.
Но оставалось еще много вопросов. Почему Тим вчера не причинил зла Лауре или мальчику? Почему он ушел, все перевернув здесь, но ничего не взяв? Где он теперь и что собирается делать? С другой стороны, может быть, он все же что-то взял? И если да, то знает ли об этом Лаура?
Девятнадцать лет Агирре работал в полиции, двенадцать был детективом. Он видел все разнообразие человеческой страсти и человеческого насилия, какие только можно увидеть в Нью-Йорке. У него появилось чутье на такие вещи. Оно подсказывало ему, почему Тим Райордан приходил сюда: из-за маленького мальчика.
Агирре помнил, что предшествовало осуждению Райордана и его насилию по отношению к жене пять лет назад: это был выкидыш. Неродившийся ребенок вывел его из равновесия, тем более, что к этому имела отношение ее любовная жизнь. Агирре еще помнил его животную ярость: «Ты погубила моего ребенка!»
А пять лет спустя у Лауры появился ребенок. И по каким-то ей одной известным причинам она сделала мальчика центром своей первой персональной выставки.
И именно лицо мальчика, а не Лауры, увидел Тим на первой странице «Искусства и досуга».
Зачем она это сделала? Агирре знал: могли быть художнические причины, сложные и многочисленные. Но то обстоятельство, что он был полицейский, а не художник, давало ему преимущество в этом случае. Он подозревал, что, каковы бы ни были ее эстетические резоны, у нее были еще и очень личные и скрытые причины, чтобы показать лицо мальчика всему миру.
Какие? Любовь? Гордость? Он просматривал каталог выставки на кофейном столике. Странное название «Ящик Пандоры» удивило его. Название одной карточки мальчика, оно стало названием всей выставки. Понимала ли Лаура, что, выставляя его на общее обозрение, она рискует, искушает судьбу?
Согласно свидетельству о рождении, мальчик родился четыре с половиной года назад. Значит, он был зачат, уже когда ее муж был в заключении, но еще незадолго до окончательного оформления развода. Агирре сам разведенный, понимал значение этого факта. Уж конечно, понимал это и Райордан. Но в одном Агирре был уверен: Лаура лжет насчет «одной» ночи и незначительности личности отца ребенка. Это – не ее стиль.
Установить личность отца – центральная задача в этом деле. Он думал об этом, глядя на увеличенные фото на стенах. А поговорив с мальчиком сегодня утром, он еще больше был озадачен. Это спокойное личико напоминало о загадке сфинкса. Постоянное внимание ее аппарата к образу означало не только ее любовь к мальчику и физическую связь с ним, но также и связь с неизвестным мужчиной, которую воплощал этот мальчик.
Кто это был? Почему Лаура так болезненно скрывала его все эти годы, только косвенно напомнив о нем на своей выставке? Была ли она уверена, что при этом ее тайное знание останется тайной и для других? Не опасалась ли она, что ее секрет станет всем известен, подобно секрету голого короля?
Агирре нужны были ответы на все эти вопросы. Но он видел, что Лаура не хочет отвечать.
Поэтому, как упорный вестник совести, он находился постоянно рядом, соревнуясь с ней, кто кого перемолчит, часами глядя на карточки мальчика и ожидая, не явится ли снова Тим Райордан.
Один и тот же вопрос он постоянно повторял про себя, почти так же болезненно, как если бы он сам был ревнивый любовник: «Кто он?»
