Текст книги "Ящик Пандоры. Книги 3 – 4"
Автор книги: Элизабет Гейдж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
X
Десять минут спустя Тесс сидела на заднем сиденье своего лимузина, возвращаясь в свои апартаменты. Ей нужно было побыть одной и поразмыслить прежде, чем поехать в Ла Гуардиа и лететь назад в Небраску.
Она не нашла подход к этой девице Керран и понимала это. Вероятно, у Лесли была сильней поддержка, чем она считала, или, возможно, больше страха, чем ей показалось. Во всяком случае, она осталась непреклонной.
Хуже того, Тесс так и не поняла, обладает ли эта девица информацией, которая могла бы связать Боуза со скандалом Линдстрэма. Ниточка Рона никуда не привела.
Она ужасно промахнулась. Не оставалось ничего, как признаться Рону в своем поражении и надеяться, что он придумает что-нибудь другое.
Когда она открыла сумочку, чтобы достать носовой платок, она заметила скомканную телеграмму, полученную утром. «ТРИ ДНЯ МИССИС ЛАНКАСТЕР»
Она не могла видеть этот листок, отвела глаза и глянула в окно своего лимузина.
И в это время на глаза ей попался рекламный плакат на проезжающем мимо автобусе.
В МУЗЕЕ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА «ЯЩИК ПАНДОРЫ»
Выставка фотографий
ЛАУРЫ БЛЭЙК
До 1-го июля
Тесс посмотрела на часы. Ей надо было быть в аэропорту через полтора часа. Секунду подумав, она сказала шоферу: – Джеймс, отвезите меня в Музей современного искусства. Поездка в Небраску может и подождать.
Прежде чем войти в музей, Тесс замаскировалась солнцезащитными очками и шарфом. Заплатив за билет, она прошла по музею и нашла то крыло, где разместилась выставка.
Жуткое смущение, нараставшее, пока она подходила к выставке, охватывало ее с большей силой по мере того, как она рассматривала висящие на стенах фотографии Лауры Блэйк. Почти без исключения это были крупные планы, схваченные в момент, удивительно раскрывающий выражения лиц. Увеличенные до восьми-десяти футов в высоту снимки подавляли своей силой. Они были слишком человечные, слишком ранящие душу и вызывали бы болезненное чувство, если бы Лаура не раскрывала при этом странное благородство тех, кого она снимала.
Первый зал был занят фотографиями самых разных людей разных слоев общества, профессий и возрастов. Много бедняков. Второй зал включал фото знаменитостей. Портреты, казалось, документально запечатлели хрупкие эго своих оригиналов, которые стремились выглядеть на фотографиях достойно, но в то же время боялись, что их разоблачит камера Лауры. Она безжалостно проникала под их маски, но избегала искушения посмеяться над ними. Вместо этого она великодушно подчеркивала их человечность.
Тесс вступала в третий зал не без содрогания. Едва войдя в него, она почувствовала, будто начинает распадаться на куски.
Стены были увешаны огромными, невероятно красноречивыми изображениями маленького мальчика, Майкла. Они запечатлевали его с двух лет и по сей день, показывая в дюжине ипостасей его растущую личность, и каждое изображение было шедевром. Казалось, его лицо таит в себе тысячу возможностей и в то же время раскрывается в тысяче нюансов.
Этот зал отличался от других не только мощной сосредоточенностью камеры на единственном объекте, но и интенсивностью любви, излучаемой каждым фото. Хотя она и не была знатоком фотографии, Тесс сразу же поняла, что перед ней гений в этой области. Фотографии Лауры Блэйк были полны женственной жертвенности, способности любить, понимать, так что захватывало дыхание.
Хотя первые два зала драматическим образом передавали этот редкий дар, третий зал, посвященный мальчику, доводил его до вершины. Фотографии были оживлены любовью матери к сыну. Но не сентиментальной или пресыщенной, совсем напротив. Они преследовали, даже пугали своей объективностью. Лаура использовала силу своих чувств к мальчику не для того, чтобы идеализировать или приукрашивать его, но чтобы показать его внутреннюю суть. Как женщина Тесс могла понять, какой жертвы это потребовало.
Но для Тесс эти фото значили еще больше, так как мальчик был ребенком Хэла, его частью, за обладание им она отдала бы все, что имела. Хотя бы только раз коснуться.
Если бы он был моим. Слова кружились в ее мозгу, и она не замечала их двусмысленности. Она знала только, что образ мальчика наполняет ее бесконечной жаждой и столь же беспредельной печалью.
И подумать только, что этот ребенок, столь открыто и великолепно представленный здесь всему миру, тот же самый, что и в этом ужасном тайном конверте, который она получила всего несколько дней назад, конверте, который содержал семена ее разрушения и Хэла тоже. Тот же самый мальчик! Дело лишь в знаке, коэффициенте, который кто-то добавляет к этому серьезному личику.
Весь мир может увидеть Хэла на этих снимках, если кто-то обратит внимание на его скрытое присутствие. При этой мысли Тесс почувствовала головокружение. Нетвердыми шагами она двинулась на середину зала, где можно было присесть на скамью. На секунду ей показалось, что она не сумеет этого сделать. Кошмарное собрание портретов, смотрящих на нее чистосердечными невинными глазами, было невыносимо.
Из замешательства ее вывел тихий голос, и она почувствовала чью-то руку на своем плече.
– С вами все в порядке? Я не могу вам помочь?
Тесс обернулась и увидела улыбающуюся ей маленькую женщину. Она была одета в привлекательный весенний наряд с яркой юбкой и рисунчатым верхом. У нее были волосы до плеч и дружелюбные глаза. Поскольку на ней не было ни плаща, ни какой-либо другой верхней одежды, можно было предположить, что она работала в музее или занималась здесь, будучи студенткой.
Но в следующий миг правда стукнула Тесс обухом по голове. Это же Лаура и есть!
К счастью, скамейка оказалась рядом, и Лаура помогла ей сесть.
– Может, вам стакан воды или еще что-нибудь? – спросила Лаура.
Тесс покачала головой.
– Извините, – проговорила она, прикладывая руку к груди. – У меня немного закружилась голова. Я сегодня ничего не ела. Очень мило, что вы не дали мне упасть перед всей публикой.
– Ну, что вы, – возразила Лаура. – Я всегда здесь брожу, пытаясь узнать, как понравились публике снимки. Я сама, кажется, не могу оторваться. Но, честно говоря, не знаю, что и думать, если кто-то потеряет перед ними сознание.
Тесс вымучила улыбку.
– О, не беспокойтесь, если я упаду в обморок, то не от возмущения. Это прекрасные снимки, настолько прекрасные…
Она заглянула в глаза женщине, которая сидела теперь рядом с ней.
– Вы – Лаура, да? – спросила она. Лаура кивнула.
– Верно, – она улыбнулась. – Надеюсь, вас не смущает, что фотограф расхаживает вокруг, когда вы рассматриваете фото. Не волнуйтесь. Если вы находите их смешными, смейтесь, я толстокожая.
– О, нет… – Эта мысль была для Тесс почти невыносима. – Я не могу поверить, что кто-нибудь может смеяться над такими снимками. Скорее напротив. Они разрывают сердце. Я почти хотела бы никогда их не видеть…
Ужасная ирония, скрывающаяся за ее словами, была ощутима лишь ей самой.
– Я… мне очень хотелось с вами встретиться, – смогла прибавить она. – Я не знала ваших работ до этой выставки, но поверьте, что теперь я ваша почитательница.
Она расстроенно развела руками.
– Мне следовало купить каталог – я хотела бы получить ваш автограф.
– Я подарю вам его перед вашим уходом, – проговорила Лаура. – Это доставит мне удовольствие.
Тесс чувствовала себя слабее, чем когда-либо. Посидев, она не восстановила равновесия. Близость другой женщины, казалось, высасывала из нее последние силы.
Как-то сразу она поняла, что ее маскировка не провела Лауру. Взгляд этих милых темных глаз не оставлял никакого сомнения.
– Вы знаете, кто я? – спросила Тесс. Лаура понимающе взглянула на нее.
– Нет, если вы этого не хотите, – проговорила она. – Я догадываюсь, что вы не хотите быть узнанной. Я знаю, какой деловой и важной персоной вы являетесь, и очень ценю, что вы нашли время прийти сюда, Тесс не знала, что ответить. Но сказать что-то надо было, и само собой с языка сорвалось:
– Ваш мальчик… – Она показала на фото. – Каталог говорит, что это ваш сын. Я… он очень красив. Вы, должно быть, очень его любите.
Лаура утвердительно кивнула. Очевидно, что слова не могли передать чувств, которые вызывали фотографии.
– Ваш муж, – бормотнула Тесс. – Он тоже, должно быть, очень горд. Я имею в виду видеть мальчика подобным образом… – Она понимала, о чем она спрашивала, но не могла остановиться.
На улыбку Лауры на этот раз упала тень, но она осталась такой же искренней.
– Мы разведены, – проговорила она. – Он живет в Калифорнии.
– О, извините, – сказала Тесс. – Я не то спросила?
– Вовсе нет, – улыбнулась Лаура. – Я просила не упоминать о моем браке в каталоге. Мой бывший муж не… Это был полный разрыв. Вы понимаете, что я хочу сказать…
– Конечно! – подтвердила Тесс, изо всех сил стараясь подавить дрожь в голосе. – Право же, я весьма сожалею, что спросила. Это вовсе не мое дело.
Лаура ничего не сказала. Она не казалась ни смущенной, ни осуждающей. Взгляд оставался просто радушным и дружелюбным, как и прежде.
– В каталоге упоминается, что вы та самая Лаура из «Лаура, Лимитед». Я просто не могу вам передать, как восхищаюсь тем, что вы перешли из одной области в другую с таким успехом. Ведь это, наверное, было вовсе не просто. Лаура пожала плечами.
– Когда это делаешь, то так не кажется, – проговорила она. – Скорее, чувствуешь, как набираешь необходимый опыт, и жизнь постепенно меняется. Одно побеждает другое, и начинаешь заниматься им все больше и больше.
– Мне жаль, что я не носила вашей одежды, – проговорила Тесс. – Так много моих друзей носили… Я все еще не могу понять, как это я вас упустила.
– Извините, если я скажу вам правду: вы всегда отлично выглядели в моделях Гивенчи, и я сомневаюсь, что я смогла бы воздать вам должное.
Тесс вспыхнула. Она лихорадочно пыталась представить себе, что бы произошло, если бы она встретилась с Лаурой много лет назад, была бы ее клиенткой, носила бы сшитую ею одежду. Что бы это изменило? Что из этого могло выйти?
Слишком ошеломляло все, чтобы пытаться анализировать. Новые предположения лишь усложняли и так запутанное уравнение, выражавшее непрямые отношения с этой милой маленькой женщиной.
– Мой муж… – начала она. – Его первая жена, Диана… Она роскошно выглядела в ваших костюмах. Я… – Голос у нее задрожал. Казалось, о чем бы она ни заговорила с Лаурой, было какое-то табу.
Она просто улыбнулась.
– Я полагаю, это случай, когда женщина делает одежду, а не одежда женщину, – проговорила Лаура. – Диана такая красавица…
Выражение ее лица ни чуточки не изменилось. Если упоминание о Диане и причиняло ей боль, она этого не показала.
– Кстати, – добавила она, – поздравляю с успехами вашего мужа. Не знаю никого, кто бы не собирался голосовать за него. Я уверена, что он станет кандидатом в президенты. И в ноябре он будет восхитительным кандидатом.
Тесс сумела изобразить бледную улыбку.
– Я ценю ваше чувство, особенно сейчас, – проговорила Тесс. – У нас кое-какие неприятности, вы ведь знаете.
– О, я уверена, что они быстро пройдут, – заявила Лаура.
– Благодарю, – повторила Тесс, бросая на хозяйку косой взгляд, который та, казалось, не заметила.
Тесс не верила своим ушам. Как могла Лаура сидеть рядом и так спокойно, вежливо и дружелюбно разговаривать с ней о человеке, которого обе они любили и который был отцом мальчика на фотографиях? Судьба его висела на волоске в эту самую минуту именно из-за этого самого мальчика и этой привлекательной молодой женщины, улыбающейся Тесс в глаза.
Как такое может происходить на земле? Какое сумасшествие охватило богов, что они устраивают такие жестокие игры, вынуждая людей участвовать в них?
Лаура посмотрела на Тесс чуть внимательнее.
– Простите наблюдение фотографа, – сказала она. – Но фотографии в прессе не отдают вам должного. Даже в своей маскировке вы очаровательная женщина.
– О, я… благодарю вас, – заикаясь, проговорила Тесс. – Право же, вы слишком добры. В эти дни я не чувствую себя особенно в форме.
– Ну, не надо поощрять меня, или я попрошу вас позволить мне сделать ваше фото.
Тесс была основательно смущена. Доброта в глазах этой, другой, женщины казалась даже глубже, чем боль самой Тесс. В них было что-то божественное.
Но в то же время была и проницательность, и интуиция в этих темных глазах, которые заставляли и опасаться, что перед ними недолго утаишь свои секреты. Тесс захотелось как можно быстрее выбраться отсюда.
– Знаете, – проговорила Лаура, – я когда-то давно встречалась с вашим мужем. Когда я доставляла костюмы Диане. Он был знаменит уже тогда, а я была никто, но он очень мило держался со мной.
Вдруг она прикрыла рукой рот, словно спохватившись.
– Ой, извините. Это было так давно. До его брака. Я, кажется, ничего страшного не сказала.
– Конечно же нет, – уверила ее Тесс, почувствовавшая облегчение, оттого что ее собеседница ухватилась за ложную уловку. – Это было задолго до меня. Поверьте, я вовсе не испытываю горечи или неприязни к Диане. Фактически она разошлась с Хэлом еще до того, как появилась я. Я очень мало ее знаю, но она скорее дочь для меня. Понимаете, я ведь к тому времени уже дважды овдовела.
Она засмеялась.
– Я должна казаться вам старой каргой. Иногда меня удивляет мое прошлое. Оно проходит передо мной снова и снова…
Наступила тишина. Казалось, сестринская близость связала женщин, вызывая у Тесс желание излить Лауре все, что у нее было на душе. Но она понимала, как опасна эта откровенность, и хранила молчание.
Лаура первой нарушила его.
– Я сейчас убегу на минутку, – сказала она, взглянув на часы, – Сюда придет фотокритик, чтобы взять у меня интервью, и директор выставки. Мы должны быть сверхмилы с ним. Вы уверены, что чувствуете себя хорошо?
– Отлично, – успокоила Тесс, – право же.
– Подождите минуточку, – проговорила Лаура, вставая. – Я скоро вернусь.
Она отсутствовала довольно долго. Тесс сидела, беспомощно уставившись на снимки мальчика, загадочно глядящего с холодных белых стен. Его мир выходил из-под контроля. Лаура оказалась такой восхитительной молодой женщиной. Она, очевидно обожала мальчика всей душой. Думать о том, чтобы мстить ей, было так же трудно, как думать о самоуничтожении.
Но именно привлекательность Лауры, ее глубокие глаза, полные мудрости, человечности и готовности любить, должны были покорить Хэла…
Тесс смежила веки. Об этом было слишком тяжело думать. Следовало выбраться отсюда, пока здешние тайны не свели ее с ума.
Наконец Лаура появилась снова с каталогом выставки в руках.
– Это для вас, – проговорила она, вручая каталог Тесс. – Я его подписала. Право же, я вам очень благодарна за ваше посещение.
– О, я получила такое удовольствие, – сказала Тесс, пожимая ее маленькую ручку. – Совершенствуйтесь и дальше, я надеюсь увидеть еще много новых ваших работ.
– Постараюсь, – улыбнулась Лаура. – Удачи вам в вашей избирательной кампании. Я уверена, что все уладится, – она вдруг прошептала: – Я никому не скажу, что вы здесь были, если вы этого не хотите.
Тесс задумчиво взглянула на нее.
– Знаете, а это неплохая идея, – проговорила она. – Как раз сейчас я должна была произносить речь в Линкольне, в Небраске, но вынуждена была вернуться сюда по одному неотложному делу, пока у меня есть возможность.
– Тогда это будет нашим секретом, – заявила Лаура. Тесс кивнула, заметив, как странно звучат эти слова. Лаура провела ее через залы назад, в вестибюль музея. Когда они собирались попрощаться, Тесс задала вопрос, который возник у нее, как только она вошла.
– Скажите, пожалуйста, когда вам впервые пришла мысль стать фотографом? Я хочу сказать, с чего все это началось? Вы ведь были таким восхитительным модельером… Не так-то легко оторваться от того, что тебя так поглощает.
Лаура задумчиво улыбнулась.
– Знаете, я сама себя об этом часто спрашивала. Однажды одна из наших моделей, девочка по имени Пенни, пришла ко мне, чтобы поделиться новостью, которая ее волновала. Я сделала ее снимок в тот день, и он чем-то очаровал меня. Я часто говорю, что с этого все и началось…
– Но это не так? – спросила Тесс.
Лаура покачала головой.
– Не совсем, – проговорила она. – Был другой случай, много лет назад, хотя я не понимала его важности, пока не прошло значительное время. Я была с… я была со своим мужем в плавательном бассейне и сняла его там.
Она засмеялась.
– Не знаю, была ли виновата камера или я просто влюбилась. Во всяком случае, я сохранила этот снимок. Возможно, с этого все и началось. Я и сама не знаю.
Она пожала плечами.
– Я не дала ответ на ваш вопрос, правда? Тесс улыбнулась.
– Есть вопросы, на которые нет простых ответов, – проговорила она. – Благодарю вас, Лаура. Надеюсь, мы еще встретимся.
– Спасибо, что зашли. И передайте… – Лаура остановилась. – Нет, ничего. Я уже собиралась передать вашему мужу наилучшие пожелания в его избирательной кампании. Но он, конечно, не помнит меня после стольких лет. Да и кроме того, – заговорщически улыбнулась она. – Вас ведь здесь не было, не так ли?
– Именно так, – кивнула Тесс. – До свидания, Лаура.
– До свидания.
Тесс вышла через вращающуюся дверь. Уже снаружи она обернулась и увидела Лауру, уходящую из вестибюля.
Зачем я сюда приходила? – спрашивала себя Тесс. – Что со мной?
Насколько разумнее было бы ненавидеть эту женщину на расстоянии, не входя в орбиту ее уникальных, обезоруживающих чар. Гораздо проще было бы строить планы, а затем осуществить их или попросить это сделать Рона, если бы не это посещение выставки и не разговор с Лаурой.
Нетвердыми шагами Тесс направилась к ожидавшей ее машине. Но вдруг она остановилась. У нее перехватило дыхание – загадка Сибил, выплывшая из прошлого, получила разгадку, сверкавшую кристальной ясностью истины, что только усиливало ее жестокость.
Спросите того, кто в бассейне.
Если любовь, сияющая на миловидном лице Лауры Блэйк и явленная в фотографиях мальчика и не подтвердила бы худших опасений Тесс, то нечаянное упоминание о плавательном бассейне, спровоцированное последним вопросом Тесс, закрыло дверь всем сомнениям.
Это она, решила Тесс, только она. Единственная.
Тесс села в свой автомобиль и велела шоферу отвезти ее в аэропорт. Ее дипломат лежал в багажнике, она не собиралась возвращаться домой.
Она сидела на заднем сиденье с каталогом выставки на коленях. Ей незачем было смотреть в него еще раз. Она получила то, за чем приходила, и даже гораздо больше.
Теперь пора возвращаться в мир и биться в своем последнем бою. Если она его проиграет и потеряет в результате Хэла, то и святая красотка Лаура, и ее маленький сынишка не переживут бойни, которая должна последовать за этой потерей. Потому что тогда наступит конец света.
А конец света никого не оставит в живых.
XI
Олбани, Нью-Йорк, 28 апреля 1964 года
Эмори Боуз заставил Тесс прождать целый час. Она прибыла в его офис в Парламенте штата точно в четыре. При появлении столь известной посетительницы брови у его личной секретарши полезли вверх, и она тотчас же доложила о Тесс своему шефу по интеркому.
Но ничего не произошло. Тесс сидела на диване в офисе, скрежеща зубами при виде того, как визитеры один за другим заходили к Боузу. Несмотря на свои гнев и унижение, она испытывала жалость к бедной секретарше, замешательство которой росло с каждой минутой.
В пять секретарша ушла домой, и Тесс осталась одна, слушая бормотание доносившихся из кабинета голосов. Она открыла сумочку, чтобы достать свой косметический набор. При этом она вновь увидела сегодняшнюю телеграмму, аккуратно сложенную рядом с ключами и другой мелочью.
«ДВА ДНЯ»
Тесс глубоко вздохнула. Ей как-то надо через это пройти. Из зеркальца в пудренице на нее глянуло исхудавшее, осунувшееся лицо, она почти не ела и не спала последние пять дней, нервы ее лихорадочно трепетали. Но, несмотря на все, она должна была пережить эту неделю.
Наконец дверь открылась. Ушел какой-то посетитель, и в проеме показался улыбающийся ей Эмори Боуз.
– Милая леди, – проговорил он. – Я искренне рад вас видеть. Заходите.
Он был без пиджака, подтяжки поддерживали серые брюки на его грузной фигуре. Она не помнила, чтобы он был таким толстым. Выглядел он постаревшим, более напыщенным и странно удовлетворенным. На ум ей пришло выражение «цветет и пахнет».
Он провел ее в свой кабинет, не говоря ни слова показал на кресло для посетителя и сел за свой стол. В пепельнице тлела сигара.
– Эта обстановка едва ли отдает должное вашей красоте, дорогая моя, – проговорил он. – Чем я обязан посещению столь выдающейся персоны?
Тесс чуточку подумала. Ее не обманула любезность Эмори Боуза. Он пригласил ее сюда, чтобы унизить, поэтому нет смысла тратить время, ублажая его вежливыми формулировками. Господствовала политика силы, и, следовательно, она могла сразу приступать к делу.
Открыв сумочку, она вынула небольшой магнитофон и включила его. Пока Боуз рассматривал ее, дым от сигары поднимался к потолку кабинета и звучала заново кассета с записанной Роном беседой между Боузом и его помощником о Диане и кампании шантажа Хэла.
Боуз не отрывал глаз от Тесс. Он улыбался и попыхивал сигарой, а его беседа с Эрлом звучала между тем.
«Она легко не сдастся, это боец! – раздавался его голос, характеризующий Тесс. – Но мы загнали ее в угол».
Услышав эти слова, Эмори Боуз сделал Тесс жест своей сигарой, и на губах у него появилась улыбка узнавания.
Пленка кончилась, Тесс положила кассету обратно в сумочку и посмотрела Боузу в глаза.
– Ну, Эмори, – проговорила она. – Не будем тратить времени. Какова твоя цена?
Он поднял бровь.
– Цена, мадам? Извините, что вы имеете в виду?
Тесс, с трудом держа себя в руках, не отрывала от него глаз.
– Мы оба знаем, на чем стоим, – проговорила она. – Вы знаете меня, Эмори. И я знаю вас. Итак, скажите, что вы хотите?
– Что я хочу? – Он покачнулся на стуле и вдруг хохотнул. – Сомневаюсь, мадам, что вы сможете понять, что я хочу.
Тесс промолчала. Эмори Боуз смотрел на нее с яростью и триумфом.
– Позвольте мне кое-что вам рассказать, миссис Ланкастер, – заговорил он. – Тридцать пять лет назад, когда я был еще мальчишкой, я работал по двенадцать часов в сутки, собирая яблоки в отцовском саду. Мы должны были выручить достаточно денег и сохранить клочок земли, которую предки обрабатывали на протяжении четырех поколений. Я не знаю, миссис Ланкастер, помните ли вы историю? Если помните, то знаете, что яблоки продавались на улицах Нью-Йорк-Сити людьми, потерявшими работу, которые не могли заработать другим путем себе на обед.
Он помолчал, попыхивая сигарой.
– Но, – продолжал он, – несмотря на мою упорную работу и труды моего отца и братьев, нам не удалось сохранить свою землю, дорогая леди. Первый национальный банк «Олин», Нью-Йорк, забрал ее у отца. Тот же самый банк забрал и наш дом. У этого небольшого банка была закладная на этот дом и землю уже многие годы, и теперь она была закрыта.
Он улыбнулся.
– Ну так знаете, мадам, кто владел этим банком? Он принадлежал одной из нью-йоркских холдинговых компаний, компании, главным держателем акций которой была семья по фамилии Ланкастер.
Он сделал паузу, чтобы улыбнуться ей, пока его слова доходили до ее сознания…
– Итак, понимаете, миссис Ланкастер, – снова заговорил Боуз, – те же самые люди, владеющие угольными шахтами, промышленными компаниями и банковскими фирмами, которые руководят нашей нацией, люди, чьи спекуляции привели к Депрессии,[4]4
Великая Депрессия начала 30-х годов. (Прим. перев.)
[Закрыть] – это те, что владели и маленьким банком, а этот банк владел нашим домом и участком земли. Моим, моих отца и матери, братьев и сестер.
Он засмеялся.
– Ну, разве это не шутка, Бесс? Мы с отцом потели, и все для чужого дяди, не так ли? Того, что сидел в удобном кресле Юнион-клуба в Манхэттене и ни на минуту не задумывался о тех, кто вкалывал по двенадцать часов в сутки, чтобы множить деньги на его счету в «Чейз-Манхэттен». А поскольку он не знал и не заботился о тех, кто потел, чтобы сделать его богатым, он не замечал, как эти людишки гибли, чтобы помочь его банкам подвести баланс в своих книгах. Так ведь?
Тесс слушала молча. Она не понимала глубины личных претензий Эмори Боуза к семье Хэла.
– Когда я занялся политикой, – продолжал он, – и начал пытаться выжать ценовую поддержку для наших фермеров у правительства, я узнал, какими патриотами были эти дяди с Уолл-стрит. Вот почему, миссис Ланкастер, я стал демократом. Я знал, что богатые не отдадут беднякам ни цента до тех пор, пока их не заставят это сделать. И есть только один путь вывернуть им руки: политика.
Тесс подала голос:
– Мой муж тоже демократ, Эмори. Эмори Боуз откинулся назад и захохотал.
– Демократ! – выговорил он наконец. – Мадам, вам следует освежить в памяти историю. Ваш муж не демократ… Он – испорченное отродье богатого общества, и его политическая карьера была преподнесена ему его же семьей на блюдечке с голубой каемочкой, я бы добавил, семьей республиканцев. Он ничего не понимает в том, как работает эта страна. Он только знает, как считать деньги, заработанные потом людей, которых он никогда не видел. Вот почему, моя леди, он не понимает угрозы, которую представляют для нашего образа жизни коммунисты. Понимаете, Советская Россия – это страна, где простые люди отдают в рабство свои души, не имея ни собственной земли, ни собственной судьбы. Там не распоряжаются своей судьбой так же, как и в Америке Ланкастеров и других благопристойных уголовников – стране, где простые люди работают на кого-то. Таким образом, мадам, ваш муж может быть кем угодно – только не демократом.
Тесс была в замешательстве. Сначала она решила, что Боуз искренен в своей реакционной демагогии. Он ненавидел Хэла не только по личным причинам. Он действительно видел в нем опасность для нации. Боуз был настоящим фанатиком.
– И теперь, – закончил он, положив сигару в пепельницу и сложив на столе руки, – теперь вы приходите сюда, чтобы соблазнить меня деньгами. Я могу понять это, исходя из ваших соображений. Ваш муж с этим родился. А вы вышли за все это замуж – за одно и за другое. Вы думаете, я и любой другой работающий американец будут кланяться вам за деньги. Как печально, мадам, что вы не поняли меня. Как печально, что вы меня недооценили.
Тесс старалась вникнуть в смысл его слов. Теперь она знала, что имеет дело не только с политическим врагом. Боуз слишком долго ждал реванша, и так просто он от него не откажется.
– Эмори, – заботливо произнесла она. – Я не прошу вас любить Хэла. Мы можем обойтись и без любви друг к другу. Это, в конце концов, политика. Я лишь прошу вас не стоять у него на пути.
– Стоять у него на пути! – разразился Боуз, и его голос эхом отлетел от старых стен Офиса. – Почему, Бесс? Что вообще может стоять у него на пути? У него есть имя, семья, Медаль Чести, прелестная и самостоятельная молодая жена, которая, позвольте заметить, имеет определенную договоренность со средствами массовой информации, как нам хорошо известно. Он обладает всеми сексуальными данными, всем обаянием, которое только ему необходимо. Так что же вообще может стоять у него на пути? Ему предлагают раскрытые двери Белого дома, как игрушку капризному ребенку, не так ли? Так же, как и шесть лет назад место в Сенате, где я проработал всю свою жизнь. Разве это не так? И что же может стоять у него на пути, дорогая моя, кроме одной маленькой ошибки, которую он допустил, будучи у власти? Он посеял маленькое безнравственное зернышко, которое пустило ростки в таком укромном уголке, где никто этого не может заметить. До сегодняшнего дня.
Тесс увидела непостижимую ненависть в его глазах. Она с трудом смотрела в них.
– Оставьте того, кто без греха бросил первый камень, – тихо произнесла она. – Если вы начнете войну в прессе, Эмори, вы не выйдете не запятнанным кровью.
Он посмотрел на нее с легкой, милой улыбкой, как кот, поймавший канарейку.
– Я давно занимаюсь политикой, Бесс, – сказал он. – Я старый картежник, очень старый. Более того, я знаю вас, моя леди. Я знаю, как вы действовали шесть лет назад, и я знаю, как вы действуете сейчас. Если бы у вас для игры были карты, вы не сидели бы здесь. Вы бы уже сыграли ими.
У Тесс оборвалось сердце. Действительно, все карты были у Эмори Боуза. Она сегодня пришла сюда, чтобы попробовать подкупить его и запугать. Но он видел ее насквозь. Он ждал этого момента много лет, и сейчас пришло его время.
Он видел ее бессилие. Тесс побледнела, выглядела слабой и впервые в жизни беззащитной.
– Хорошо, – сказала она, и по ее щеке скатилась слеза. – Предположим, я смогу убедить его отступить. Я не знаю, как сделаю это, но, предположим, я смогу. Вы не станете разглашать ту информацию, которая у вас есть? Вы оставите ему его политическое будущее?
На губах Эмори Боуза появилась загадочная улыбка. Он откинулся в кресле, наслаждаясь ее отчаянием.
– Вы сделаете это? – спросила Тесс. – Вы пощадите его? Она была ошеломлена тем, о чем просила, и тем, что уже предложила. Но ставка была сделана на безупречное будущее Хэла, а также и на ее последнюю надежду, на ее с ним жизнь.
– Вы оставите ему его будущее? – жалостно повторила она. – Если вы сделаете это, я уберу Хэла с вашего пути в этом году.
Она видела, что он наслаждается ее унижением. Он взял сигарету и затянулся, не отрывая от нее взгляда. Тесс посмотрела на Боуза полными слез глазами.
– Как я могу убедить вас? – спросила она. – Я сделаю что-нибудь…
В его глазах вдруг появился похотливый отблеск, взгляд садистского ожидания. Он вопрошающе поднял брови.
И она поняла, чего хочет Боуз. Это была высокая цена, но она бы и этим заплатила за Хэла.
Она поднялась, обошла стол и подошла к нему. Сделав это, Тесс бросила взгляд на матовое стеклянное окошко в старой дубовой двери. Она знала, что в помещении офиса было пусто, все ушли домой.
– Все, что у меня есть, – сказала она, – ваше. Только скажите слово. Скажите мне, чего вы хотите.
Она заметила, что взгляд Боуза устремился на ее грудь, затем снова на лицо. Тесс поняла этот знак. Преодолевая в пальцах дрожь, она потянула за край блузки. Блузка расстегнулась. Боуз с интересом следил за Тесс, не выпуская сигары изо рта.
Она расстегнула юбку, и юбка упала к ее ногам. За юбкой последовала блузка, и Тесс осталась в бюстгальтере и чулках. Эмори Боуз внимательно рассматривал ее оценивающим похотливым взглядом.
Чувствуя обступающий ее мертвящий холод, Тесс сбросила нижнее белье и стояла перед ним голая.
– Что-нибудь… – четко повторил он, выпуская сигарой клубы дыма перед собой.
Содрогаясь обнаженным телом, она кивнула. «Что-нибудь».
Какое-то время он восхищался ее грудью, чистой кожей на плечах, превосходной талией, бедрами. Потом он схватил ее за запястье. Тесс почувствовала, как он с силой потянул ее вниз. Она послушно опустилась перед ним на колени. Держа во рту сигару, он легким движением коснулся молнии на своих брюках, а потом похлопал себя по животу.
