Текст книги "Страсть и скандал"
Автор книги: Элизабет Эссекс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Словоохотливых родственников на базаре?
– И в гарнизоне. Раньше или позже, но все в Сахаранпуре, особенно жены, приходят на базар. – Это была чудесная неспешная игра слов.
– Кроме англичан? Но ведь ясно, что они… – Она махнула рукой в сторону тропинки, по которой они только что прошли, имея в виду лейтенанта и свою тетку, – не особо заботятся о скрытности, если назначают свидания во время званого обеда. Уверена, что не только я их видела.
– Люди о чем знают, да предпочитают не замечать и держать рот на замке. Сложное это дело – разбирать малые и путаные тропы, которыми идут по жизни люди малозначительные, подчиненные. Как и более заметные и уверенные тропы честолюбивых обитателей гарнизона. Многие боятся лейтенанта, даже если уважать его никак не могут.
– О-о. Понятно. – Но затем она покачала головой. – Что ж, я не стану ни бояться, ни уважать его. О Боже! – Новая мысль заставила побледнеть ее еще сильнее. – А как быть с дядей? Лордом Саммерсом, резидентом компании? Вы думаете, он знает? Прошу вас, скажите, что я не пешка в какой-то жуткой игре, в которую он играет с моей тетей. – Она снова покачала головой и протянула руку, словно отгоняя зло. – Прошу, скажите, что он толкал меня в объятия лейтенанта не для того, чтобы просто попытаться ей досадить.
Об этой возможности Томас как-то не подумал. Она умница, эта девочка, наделенная недюжинной интуицией куколка в газовом платье.
– Какой мужчина по собственной охоте позволил бы жене крутить любовь с другим мужчиной, если бы знал об этом? Лорд Саммерс, мне кажется, не из таких, мэм. Думаю, что он ничего не знает.
Некоторое время она обдумывала его ответ, прежде чем снова подняла на него глаза.
– Хорошо. Но прежде чем какой-нибудь мужчина – соблазном или лестью – заставит меня снова выставить себя дурой, скажите, есть ли другие навозные жуки, притворяющиеся джентльменами, кого мне следует избегать? Мои родственники жаждут выдать меня замуж. Но я считаю, что с этой точки зрения стоит быть осмотрительной и меньше доверять их суждениям. Вы согласны?
Несмотря на ее откровенность, она не могла надеяться на то, что сумеет скрыть от него свои истинные чувства. Ведь он давно научился наблюдать и понимать. На дне ее глаз все еще плескалась боль, заставляя сжимать зубы и прикусывать губы. А главное – она выдавала себя тем, что без видимых причин безостановочно пыталась разгладить складки платья, словно хотела внести хоть малую толику порядка в сумбур своих речей.
– Это было для тебя большим ударом.
Она приняла его сочувствие несколько философски.
– Да, наверное. Действительно, это удар – узнать, что моя тетя изменяет своему мужу. Да еще с одним из подчиненных ему офицеров, что особенно важно. Что ж, я рада, что в свете этого открытия мне больше не нужно искать причину, чтобы его не любить – то есть лейтенанта, – или ее. Мне на ум приходит строчка из моей любимой книги. «Былая неприязнь обернулась для нее удовольствием». Это про меня.
Так значит, у нее есть чувство юмора, у этой богини с волосами цвета красного золота!
– Я рад, что ты смогла улыбнуться. А я боялся, что своими бездумными словами лейтенант сахиб совсем тебя расстроил.
– Расстроил. И моя тетя тоже – мне не забыть, какую роль сыграла она в этом гнусном деле. Но я пытаюсь это пережить. Оправиться от удара, нанесенного моей гордости, – а он получился сильнее, чем мне вначале казалось.
Забавная она и очень милая. Томас не мог припомнить, когда в последний раз ему хотелось вот так болтать с девушкой. Тем более с англичанкой. Но ему действительно хотелось с ней разговаривать. Когда Катриона смотрела на него, ему казалось, что видит она именно его, Томаса, а не человека, которого он из себя старательно сотворил посредством тюрбана. Не очередного туземца, экзотического обитателя зверинца, бессловесное животное, которое не понимает ее язык или мысли.
Это было настоящее колдовство. И чертовский соблазн.
Она околдовывала и соблазняла его, рыжеволосое видение, обернутая в сахарную вату девушка в платье, которое наводило на мысль, что она вот-вот вспорхнет и улетит, чтобы смешаться с целой толпой лукавых северных фей.
– Да простится мне моя смелость, мэмсахиб Роуэн, если я скажу, что лейтенант – дурак. Сегодня здесь нет женщины красивее тебя. Ты казалась и очаровательной, и очарованной.
– Благодарю. Вы очень добры. – Она поникла было головой, а затем поглядела на Томаса из-под золотых ресниц. На ее щеках расцвел румянец цвета бледного абрикоса. Она не привыкла даже к столь невинному флирту! – Платье очень миленькое, не правда ли? И очень хорошо, что в нем даже есть ирония. Надеюсь, вы оцените название этого фасона рукавов – «дурочка». – Она приподняла край широкого рукава, произнося его название по-французски. – Боюсь, они и в самом деле придали мне глупый, совсем дурацкий вид, дав повод думать, что я смогу стать одной из этих.
На последнем слове она сделала особое ударение, как будто желая подчеркнуть, что никогда не была такой, как «эти» – как спесивые маленькие мисс, что сбились в тесный кружок там, в павильоне.
– Действительно, забавная ирония. – Томас не нашел, почему бы Танвиру Сингху не оценить эту лингвистическую шутку, и рассмеялся ради нее по той единственной причине, чтобы снова увидеть, как она улыбается. И чтобы придать ей смелости и дальше быть с ним откровенной.
И откровенной она была.
– Я не хочу показаться неблагодарной. Я знаю – мне полагается радоваться, что мне дали дом и приняли во мне участие. Что такой важный человек, как лорд Саммерс, обратил внимание на столь ничтожную особу, как я, и решил найти обедневшей племяннице мужа. Я благодарна им за заботу. Только не хочу чувствовать себя одной из тех кобыл, что выставили на торги и отдадут тому, кто больше заплатит.
– Ты несправедлива к тем, кто продает лошадей, мэм. Мне не все равно, в какие руки попадет моя лошадка.
Она рассмеялась. Милое, беспечное и искреннее выражение удовольствия от остроумной шутки. Именно на это он и надеялся.
– Наверное, я могу понимать это как комплимент. Благодарю вас. Вы очень добры, если попытались меня приободрить.
«Добр» – это определение не очень вязалось с Томасом Джеллико. И уж совсем не подходило Танвиру Сингху. Добро – это нежность, тепло и сердечность. Добро – это опасность.
Ибо ее осторожная похвала пробудила в нем желание воскресить в себе лучшую часть своей английской натуры. Чтобы ее дядя решил – вот подходящий муж для его племянницы! И впервые за десять лет у него возник соблазн стать таким человеком. Так он мог бы проводить с ней больше времени. Так он мог получить ее честным путем.
Почему? Почему не мог он перестать думать о ней? Чем она так отличалась от всех прочих? Отличалась настолько, что он был готов бросить все, ради чего трудился долгие годы? Это ведь не веселая девица, которая охотно задерет юбки и щедро, безо всяких обязательств, удовлетворит его желания, что и послужит оправданием его абсурдной одержимости. Она леди, у нее влиятельные родственники, которые желают для нее удачного замужества, а не флирта в саду с человеком, который притворяется тем, кем вовсе не является.
Но Катриона Роуэн была особенной. Он не мог точно сказать, в чем ее особенность, но она находила в его душе отклик. А это, в свою очередь, вызывало в нем такое страстное желание, что он ничего не мог с собой поделать.
Сейчас она оглядывалась по сторонам с тем восхищенным любопытством, которое он уже наблюдал на Рани-базаре. Шла медленно, дотрагиваясь до растений с почтительным любопытством.
– Поразительный сад! Такой коллекции экзотических растений я еще никогда не видела. До чего же красиво! – Она потянула воздух прямым изящным носиком. – Не совсем понимаю, откуда этот чудесный, теплый аромат.
– Это жасмин, цветущий ночью, мэм. Любимый аромат бегумы.
– О, он просто изумителен. Бегума? А кто такая бегума?
– Ты назвала бы ее «миссис Бальфур». Жена полковника.
– О! – Бледная сияющая луна ее лица вновь обратилась в его сторону. – Я полагала, что он вдовец, поскольку его супруги не было за столом. Какое невежество с моей стороны. Она болеет или слаба здоровьем, раз не присутствовала на обеде?
– У нее прекрасное здоровье. А не было ее потому, что она мусульманка и по традиции избегает посторонних мужчин. Этот сад примыкает к зенане, то есть женской половине дома.
– О, а я и не знала, что вторгаюсь в ее личные владения. Я так мало знаю! – При мысли о собственной бесцеремонности она по-настоящему расстроилась и все же сумела бросить ему милую сердитую гримаску. – Вам следовало меня предупредить.
Он не смог удержаться от улыбки.
– Я говорю тебе это сейчас.
Она улыбнулась в ответ с выражением почти неприкрытой радости.
– Вам следовало предупредить меня еще до того, как вы начали орудовать отмычкой.
– Ах это… – Он взмахнул рукой, отгоняя ее тревоги. – Сей замок и я – старинные приятели. Но тебе не о чем беспокоиться. Бегума не станет возражать, если мы прогуляемся по ее саду и поболтаем. – Напротив, бегума даже рада была бы его вторжению в свой закрытый мирок ради того, чтобы понаблюдать эту очаровательную драму. Ведь она была вторым человеком после полковника, кто знал секрет Томаса. Он не смог бы сделаться Танвиром Сингхом без ее помощи! – Осмелюсь предположить, что она и ее дамы подслушивают нас прямо сейчас.
Он указал на верхние этажи украшенного решетками здания, что окружало сад с трех сторон, и сверху, с забранного ширмой балкона, в знак утвердительного ответа до них донесся тихий мелодичный смех.
– Вот так. Бегума и ее дамы оказывают нам честь своим незримым присутствием. Мы должны поздороваться. Идем. – И Томас позволил себе положить руку ей между лопатками, чтобы подтолкнуть и заставить встать рядом с ним. А потом сделал учтивый, элегантный «салам» в ночном воздухе.
Катриона Роуэн повторила его жест, но затем, поглядев наверх, прибавила изящный европейский реверанс, низкий и почтительный, будто приветствуя королеву. Собственно, так оно и было.
Вот в чем была ее особенность. Катриона во все глаза смотрела на мир вокруг себя, живо откликаясь на заманчивые возможности, которые предлагало новое место, новая культура, столь не похожие на те, что она знала. Она еще не подчинилась убаюкивающему влиянию компании и замкнутой общины оторванных от родины людей, погруженных в равнодушную дремоту.
Вот и ответ на его вопрос. Катриона Роуэн вызывала в нем восхищение. А еще он чувствовал страстное влечение на грани чего-то большего. Чего-то опасно граничащего с одержимостью. Потому что время, проведенное в саду с мисс Катрионой Роуэн, только распалило огонь, что таился в глубинах его сердца. И лишило его зрения – вот и не увидел он того, что давно следовало увидеть.
Да, внешне она была как сахарная вата, под которой пряталась сердцевина из гранита. Он был очарован ею. Настолько, что ни на минуту не пришло ему в голову задуматься: а что же сделало ее такой?
Глава 8
Бывали дни, когда Катрионе казалось, что ей, должно быть, все это приснилось – жара, яркие краски и головокружительный восторг нахлынувшей любви. Однако она влюбилась тогда – медленно, неотвратимо и без оглядки. Ей это вовсе не приснилось. Как могло не присниться, не представиться зло, что последует за ней сюда, в Уимбурн-Мэнор. Оно было слишком реальным! И непреклонным. Чтобы пули вспороли почву на лужайке – такого она вообразить не могла. И ни разу – за тысячу и один год – не представила себе, как высокий англичанин встает в дверях, не давая ей пройти!
Выбора не оставалось. Собравшись с духом перед лицом неприятного настоящего, Катриона снова обратилась к леди Джеффри:
– Благодарю за щедрую заботу, миледи, но, как видите, со мной все в порядке. Поэтому, с вашего позволения, теперь я пойду проведаю детей.
«И уберусь подальше от мистера Томаса Джеллико, чтобы избавиться от его назойливого присутствия».
– Моя дорогая мисс Кейтс. – Протянув руку, леди Джеффри снова крепко ухватила локоть Катрионы. – Что мы будем без вас делать? Вы наша незыблемая опора. И невероятно храбрая девушка. Я, кажется, до сих пор трясусь от страха. А вы думаете не о собственной безопасности, а о детях. Похоже, вы тогда совсем не испугались.
Безопасность – ненадежная и относительная вещь. Еще один вид роскоши, которая ей не по карману. Если она хочет обеспечить безопасность детям виконтессы, ей нельзя тут оставаться. В противном случае она сама впустит опасность в дом. А желает пережить нынешнее испытание и ускользнуть от решительно настроенных преследователей, включая мистера Томаса Джеллико, тогда пусть весьма реальный страх вынудит ее покинуть относительно безопасные стены Уимбурна. Тихо. Украдкой.
Правда, однако, заключалась в том, что храбрости в ней не было ни капельки. Она была очень, очень напугана. Будь в ней хоть чуть-чуть храбрости и отваги, она бы ни за что не покинула Индию – да и Шотландию тоже. Лицом к лицу встретилась бы и с собственными страхами, и с теми, кто ее обвинял. Но она этого не сделала. И страх рос в ней, пока под гнетом его непомерной тяжести не застонала ее душа. Это была та боль, про которую она не забывала ни на минуту.
Катриона очень, очень боялась, что достопочтенный Томас Джеллико схватит ее и увезет обратно в Индию. Где ее ждет суд за преступление, которого она не совершала. Умереть в глазах общества, понести позор и унижение – именно так было с ее отцом.
Она очень боялась вооруженного человека, который разгуливал за стенами имения, и той злобы, которую он вынашивал против нее.
У нее не было времени на то, чтобы попытаться объяснить леди Джеффри, как запутались ее обстоятельства и как несправедливы обвинения против нее. Не станет она испытывать терпение своей хозяйки. Вдруг та решит немедленно препоручить Катриону своему деверю, как только узнает, в чем ее обвиняют – в убийстве!
– Миледи, я должна идти.
– Идти куда? – Томасу Джеллико пришлось пригнуть голову, чтобы пройти под косяком двери в гостиную детского крыла. – Бегство вам не поможет, мисс Анна Кейтс.
Катриона не знала, зачем он назвал ее вымышленным именем. То ли в попытке напомнить самому себе, кем она притворяется, то ли ей напомнить, что он держит в своем кулаке и ее тайны, и ее судьбу.
Но не Катриона, а жена родного брата Томаса, Кассандра, виконтесса Джеффри, ощетинилась колючками точно сердитый еж при его появлении в дверях.
– Понимаю, что учтивость велит мне приветствовать твое возвращение домой, Томас. Но я делаю это исключительно из вежливости.
Леди удивила Катриону. Возможно, благодарность, как и кровь, не водица. Тон хозяйки был самым суровым. Виконтесса даже встала с кресла, чтобы встретить деверя, как будто могла помешать ему подойти к мисс Кейтс ближе.
Смехотворная мысль. Как будто ее светлость до сих пор полагала, что он еще школьник, каким был, когда она видела его в последний раз. Но Томас Джеллико превратился в огромного мужчину в расцвете сил. Высокий, тренированный, закаленный опытом, как лезвие топора. А виконтессу можно сравнить с чашечкой тонкого китайского фарфора. Ни широким юбкам на пышной подкладке, ни объемным рукавам темно-синего шелкового платья не придать было ее фигурке значительности – все равно она казалась нарядной, изысканной куколкой по сравнению с могучим дикарем, этим Томасом Джеллико.
Однако леди Джеффри, как ни удивительно, действительно сумела встать у него на пути. Может быть, это сила ее характера заставила мистера Джеллико отступить. Он снова встал в дверях, словно огромный бык, которого загнала в угол маленькая стройная колли. Леди Джеффри казалась безобидной. Но она умела показать зубы!
Бедняге пришлось хмуро взирать в лицо невестки, возвышаясь над ней точно гора.
– Ты же не думаешь, надеюсь, что я собираюсь ее ударить? Сожалею, что грубо держался с ней на лужайке в саду, но уверяю, что не причиню мисс Кейтс никакого вреда. Все, что я сегодня сделал, так это для того, чтобы ее защитить. Скажи ей, Ка… – Он вовремя осекся. – Кассандра, даже мисс Кейтс скажет тебе, что я всегда защищал ее. В Индии я даже зашел так далеко, что нажил врагов, ради того, чтобы ее защищать.
Леди Джеффри обратила на Катриону взгляд своих ясных лавандовых глаз.
– Это правда?
Катриона ухватилась за подлокотник кресла – комната кружилась у нее перед глазами. Она, кажется, не могла найти равновесия. Вид этого мужчины заставлял ее ноги подгибаться.
– Да, – признала она наконец. Это была правда, которая не вызывала сомнений. Она забыла. Он завел врагов – ради нее. Спасал ее раз за разом, с того самого первого вечера.
Он сделался врагом лейтенанту Беркстеду, и ей не пришлось трудиться над этой задачей в одиночку. Вот что они делили на двоих – вражду к светловолосому парню в военном мундире. Это сближало их, как и любовь к лошадям. Как и превосходная кобыла. Воспоминания об ужасной суматохе последних часов в Сахаранпуре заставили ее забыть, как много этот человек для нее сделал!
Что он сказал ей в ту первую ночь в доме полковника Бальфура, чтобы ее приободрить? «Я рад, что лейтенант сахиб тебя разочаровал. Ты достойна гораздо, гораздо лучшего мужчины. Того, кто оценит твои чудесные качества». Но затем его серьезность исчезла и в тоне вновь появилось легкомысленное очарование.
– Теперь, когда у нас есть достойная компаньонка в лице бегумы и ее дам, мы можем побеседовать о вещах куда более приятных и интересных, нежели лейтенант, который не стоит даже нашего вздоха. Давайте поговорим о кобыле.
Катриона с огромной охотой поговорила бы о прекрасном животном, благодаря которому и познакомилась с Танвиром Сингхом.
– Я садилась на нее только однажды, ненадолго, не выезжая из резиденции, потому что у меня еще нет седла. Но мой дядя, лорд Саммерс, был так добр, что настоял, чтобы с меня сняли мерки для собственного дамского седла, и его доставили в резиденцию как раз сегодня после обеда. И все же я опасаюсь, что нам не позволят уехать далеко.
Она была весьма польщена, да и смущена немного, видя дядину щедрость, но главным образом, все же польщена. У тетиного мужа доброе сердце, пусть даже он несколько слеп в отношении того, чего он вовсе предпочел бы не знать.
Но Танвир Сингх услышал именно то, что ей и хотелось, чтобы он услышал.
– Я также хочу предложить свои услуги, если желаешь, чтобы тебя кто-нибудь сопровождал во время прогулки верхом. Признаюсь, что не нахожу себе покоя, – я должен убедиться, что ты опытная наездница и что моя кобыла не сумеет испытать на тебе какой-нибудь неприятный фокус. Не могу допустить, чтобы люди говорили, будто Танвир Сингх продает его превосходительству лорду Саммерсу негодных, слишком норовистых лошадей.
– О да, пожалуйста! Мне бы очень этого хотелось. – Катриона была слишком обрадована, чтобы задержаться и прислушаться к той сумятице чувств, что трепетали в ее душе. Вот и бросилась сломя голову навстречу наваждению. – Я хотела по утрам брать за город моих кузенов и кузин – у них есть пони, – но сомневалась, стоит ли вывозить их за пределы гарнизона: ведь я еще плохо знаю местность.
– С превеликим удовольствием сопровождал бы вас.
Восторг согрел ее изнутри, без следа прогнав знобящий холодок теткиного обмана. Она совершенно не боялась, что не сумеет справиться с кобылой, но ухватилась за этот предлог, чтобы провести побольше времени с очаровательным пенджабским разбойником, ее принцем среди джентльменов, ее другом.
– Благодарю, хазур. – Она помедлила немного, чтобы спрятать улыбку за маской осторожного благоразумия, а затем продолжила: – Насколько мне известно, в городе есть прекрасный ботанический сад. Наверное, там хорошо назначить нашу встречу. – Ей хотелось уехать подальше от резиденции, от гарнизона и назойливых глаз и ушей.
– Фарахат-Бакш – прекрасное место для встречи, мэм.
Или это лунный свет вздумал сыграть шутку, или его глаза и в самом деле сияли той же радостью, что и ее собственные?
– Отлично. – Она протянула руку. – Тогда до встречи.
Как легко она согласилась! Он ответил ей изящным поклоном, а затем склонился к ее руке.
– До встречи, мой друг.
Но затем он поднял на нее взгляд из-под темных ресниц и коснулся губами дотоле ничем не примечательной кожи ее костяшек, и странное волнение поднялось вверх по руке – словно океанская волна ударилась о берег, сбивая ее с ног.
Собственно, равновесия она с тех пор так и не обрела.
С другой стороны, ей этого и не хотелось.
Рассвет следующего утра наступил милосердно рано, бледно-золотой, заливая долину Доаб теплом и ровным желтым светом. Катриона встала рано и толкнула тяжелые ставни – как раз чтобы увидеть, как по прохладной улице гарнизона мрачной тенью пробирается шакал, чтобы исчезнуть в туманной дымке, низко стелющейся над рекой.
Но ничто не могло омрачить этого утра – казалось, сегодня возможно все. На самом деле, разумеется, препятствий было бесчисленное множество – возражения со стороны Намиты, просьба тетки отнести что-нибудь кому-нибудь из ее приятельниц в гарнизоне или легкое недомогание одного из детей, – но она не позволит, чтобы они помешали ее планам. Ей не терпелось выбраться из дому и пуститься вскачь в обществе друга, прекрасного наездника Танвира Сингха. Показать ему, что она достойна его лошади. А еще, возможно, доказать себе, что за беспечной улыбкой красавца бродяги, торговца лошадьми, действительно скрывается тот очаровательный и любезный друг, которого она узнала прошлой ночью.
Уже через час она пересекала реку по направлению к большому ботаническому саду в центре города. Здесь мистер Джон Форбс-Ройял собирал коллекцию лекарственных растений, чтобы внести их в каталог, и пытался выращивать чайные кусты, контрабандой вывезенные из Китая. Двоюродные брат и сестра ехали за ней следом; маленький отряд прибыл на место назначения задолго до условленного времени, поскольку и ей, и детям не терпелось выбраться из дому прежде, чем жара не загонит их в гамаки, погрузив в дрему. По крайней мере она торопила их именно под этим предлогом.
Она взяла с собой только Артура и Алису. Джорджа слегка лихорадило – у него прорезался коренной зуб. А Шарлотта была еще слишком мала для длительных конных прогулок. Шарлотта слезно умоляла, чтобы взяли и ее тоже, но Кэт не решилась сажать девочку перед собой в седло, в самый первый раз садясь на резвую кобылку.
– В следующий раз, – пообещала она.
Миновав ворота сада, Кэт решила направить лошадей неспешным шагом по прохладной тенистой аллее, но счастливое предвкушение встречи выкидывало в ее душе суматошные коленца. Что за восхитительное ощущение – чувствовать себя живой и счастливой, открываться навстречу всему, что видят глаза, и тому, что может принести сегодняшний день!
Поэтому, услышав мерный стук копыт о плотно утоптанную почву, она обернулась, чтобы приветствовать Танвира Сингха. Но радостная улыбка застыла на ее враз помертвевшем лице.
К ней направлялся не Танвир Сингх, но лейтенант Беркстед, этот светловолосый голубоглазый злой дух прошлой ночи. Именно тот, кого она – из всех мужчин в мире – меньше всего хотела видеть.
И он приближался под таким углом, что их пути неминуемо должны были бы пересечься. Но Катриона мгновенно сменила направление: инстинкт, как всегда, велел ей: «Беги немедленно!» Нужно было держаться от лейтенанта как можно дальше. Не встречаться с ним взглядом. Бежать!
Она повернула лошадь в другую обсаженную деревьями аллею. Так лейтенант их не заметит.
– Сюда, Артур. Не устроить ли нам маленькое состязание? Давайте отпустим поводья наших пони.
И лошади пустились шумным галопом в направлении, противоположном тому, откуда взялся облаченный в алый мундир нарушитель спокойствия.
Но лейтенант Беркстед оказался человеком весьма настойчивым. Он настаивал на встрече. И намерение это было опасным.
Пока они наслаждались размеренным галопом уравновешенных, неспешных пони, лейтенант пустился в преследование. Лошадь Беркстеда грозила опрокинуть Катриону, а ей приходилось сосредоточиться на том, чтобы ее резвая, хоть и хорошо обученная кобылка не сильно обгоняла маленьких горных пони, на которых ехали дети.
Она была вынуждена осадить лошадь куда более резко, чем хотелось бы, просто для того, чтобы избежать столкновения. И умное животное справедливо возмутилось, в знак протеста взвившись на дыбы.
– Сэр! – Сердце Катрионы колотилось о ребра. Но кроме страха возникло что-то еще, не менее сильное. Злость. Возмущение. Разве можно стерпеть, если человек не умеет вести себя в седле? Такой всадник создает опасность не только для себя, но и для других, да и для лошади тоже. Его бедный мерин, взвинченный и взмыленный, показывал ей белки глаз, беспокойно вскидывал голову, потому что уздечка впивалась ему в губы.
Ей пришлось сжать бока лошади ногами, чтобы ее успокоить, а лейтенант схватил ее поводья.
– Все в порядке, мисс Роуэн. Теперь я крепко держу вашу лошадь.
– Мою лошадь? – Проклятый самонадеянный глупец, ослиная… задница. – Сэр, вы, должно быть, перегрелись на солнце. Немедленно отпустите. – Еще больше злило то, что он заставил ее быть такой грубой. Она дрожала всем телом, да и в душе все кипело, но спустить подобное поведение было нельзя. – Вы помешали нашей прогулке. И не даете мне следить за детьми. Будьте так любезны, сэр, отпустите поводья.
Но лейтенант Беркстед не слушал и держал поводья, хотя лошадка пыталась пятиться прочь от него и мотала головой, чтобы освободиться.
– Не представляю, что творилось в голове у вашего дяди, когда он покупал вам это смешное животное. Но теперь я вас держу крепко.
Судя по голосу, он казался довольным собой и в то же время снисходительным. Неужели думал, что она станет его благодарить?
Но благодарности она не чувствовала ни капли. Она была страшно раздражена. И ее раздражение росло с каждой минутой. Она сделала все, что могла, чтобы избежать встречи с этим типом. Она даже предпочла бы вовсе покинуть сад и лишиться свидания с Танвиром Сингхом, чем говорить с лейтенантом Беркстедом. Но теперь, когда ее охватил самый настоящий гнев, об отступлении не могло быть и речи. Если он навязывает ссору – он ее и получит.
– Сэр. – Она постаралась придать своему тону твердость гранита – гнев пробудил в ней настоящую шотландку. – Мой дядя лорд Саммерс решил купить ее, потому что умеет распознать превосходную лошадь с первого взгляда. И он понял, что она мне подходит. Вероятно, вам не встречались леди, которые умеют хорошо ездить верхом. Но уверяю вас: до вашего вмешательства я наслаждалась приятным легким галопом вместе с моими домашними по прямой и ровной аллее. Не стоило ни тревожиться, ни вмешиваться. И тем более – без приглашения врываться в наш семейный круг.
Но лейтенант отличался досадной настойчивостью, не уступавшей его нечувствительной самоуверенности.
– О, мисс Роуэн, будет вам! Не стоит на меня нападать. – Он улыбнулся ей лениво и приторно, как будто не сомневался, что его снисхождение – сущий подарок. – Для мужчины нет ничего лучше, как спасти дамочку, что попала в беду.
Высокомерный болван, пытающийся оказать ей покровительство, превратился в еще большего болвана, одержимого припадком то ли галантности, то ли гордыни, – как ни назови. Святая Маргарита! Этому человеку она даже не нравилась. Что за осел, абсолютный и непрошибаемый идиот!
На кончике ее языка уже дрожала фраза: «Уверена: тетя Летиция будет ужасно рада стать вашей дамочкой», – но Катриона сдержалась: не смогла сказать это вслух, когда рядом были Артур и Алиса, которые наблюдали и слушали ее пикировку с лейтенантом с круглыми от любопытства глазами.
Поэтому она поймала эти слова прежде, чем они успели слететь с языка, и заставила себя выразиться сдержаннее, лишив свой голос того жара, что кипел у нее в душе.
– Благодарю за заботу, сэр, хоть в ней не было необходимости. Вы можете отпустить поводья моей лошади.
Но он не стал слушать.
– Как же не было необходимости – возразил он, подбираясь к ней ближе на своем коне, как будто она не просила его только что удалиться, как будто, напротив, удостоила приглашением. Тон его сделался низким и вкрадчивым. – Осмелюсь заметить, вы пробыли в Индии слишком недолго, чтобы понять: здесь белой женщине не подобает ездить на прогулки в одиночку. Мой долг английского джентльмена велит защищать вас. – И он снова улыбнулся, будто надеясь, что светлые волосы и смазливое лицо ее ослепили, и даже протянул руку, будто в самом деле намереваясь похлопать ее по плечу.
Кто угодно пришел бы в ярость. Он внушал ярость. Катриона была разъярена. Разъярена тем, что этому человеку достало наглости именовать себя джентльменом. Она стиснула пятками бока лошади, и превосходно обученное животное немедленно сделало изящный разворот, так что ему было не дотянуться до всадницы.
Небольшое расстояние, отделяющее ее от наглеца, придало Катрионе уверенности. И вместе с уверенностью пришла ясность мышления. За спиной лейтенанта она увидела Танвира Сингха с двумя всадниками чуть поодаль. Он наблюдал тайком, с хищной настороженностью ястреба.
Она почувствовала, как легкие наполняются жарким воздухом. Она не одна. Его вид придал ей храбрости. Хватит с нее хороших манер – даже если откровенность пойдет ей во вред.
– Не стоит беспокоиться из-за моей особы, лейтенант. Я не одна. Со мной родные, а еще очень сильный эскорт. И беззащитной меня не назовешь.
И для пущей ясности она беспечно извлекла из складок амазонки старинный пистолет, который везла с собой, как надгробный камень, из самой Шотландии, и положила древнее, но смертельно опасное оружие поперек луки седла с видом полного спокойствия, которого на самом деле отнюдь не испытывала. Внутри у нее все смешалось, как сцепившиеся в жестокой драке коты.
Катриона ненавидела этот пистолет. Ненавидела! Но некий инстинкт повелел ей зарядить его и благоразумно сунуть в карман перед самой прогулкой.
И ощущение защищенности, хоть и зыбкое, придало ей вид обманчивого спокойствия.
– Как вы очень убедительно сообщили моей тете Летиции прошлой ночью, лейтенант, Шотландия – действительно дикое место, поэтому шотландские девицы с бесцветными точно сыворотка лицами имеют привычку вооружаться. На случай, так сказать, нежелательного и недостойного внимания.
Лейтенанту Беркстеду потребовалась целая вечность, чтобы оторвать взгляд от глянцевито блестящего дула и понять смысл того, что она сказала. Она заметила момент, когда к нему пришло понимание – точно молотком ударили по голове, – потому что наконец ему хватило такта залиться краской. Но, к сожалению, не хватило ума, чтобы замять разговор и удалиться. Напротив, ее замечание, казалось, придало ему новый пыл, вместо того чтобы унять. Ему бы извиниться, как сделал бы джентльмен. Но он заговорил с еще большей вкрадчивостью и доверительностью:
