Текст книги "Скандальное красное платье"
Автор книги: Элизабет Бойл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 4
Лондон, тот же день
-Не могу взять в толк, почему этот мерзавец выбрал нашу мать? – сказал Джон двум дамам, сидевшим в гостиной Госсетт-Хауса.
Герцогиня Холлиндрейк, бывшая Фелисити Лэнгли, шевельнулась в кресле. Одна из почтенных матрон лондонского общества, она славилась безупречными манерами, но как только прибыла вместе с сестрой Талли, ныне баронессой Ларкен, и пригласила его и Джинджер «поговорить по душам», Джона не оставляло подозрение, что потрясающее событие совсем не удивило и не шокировало кузин матери.
– Объясните мне, почему этот негодяй похитил мою мать, – потребовал он ответа, расхаживая перед ними.
Герцогиня переглянулась с сестрой и сжала губы, словно опасаясь разговора. Леди Ларкен, однако, не выказала никакой скованности.
– Ваша мать и капитан Дэшуэлл когда-то были любовниками, – сказала Талли. Взгляд Джона резко метнулся к ней. Для жены дипломата баронесса ужасно несдержанна.
Джинджер, закрыв глаза и сжимая в руке носовой платок, сидела в кресле, словно аршин проглотила, демонстрируя выучку школы мисс Эмери. Джону казалось, что с тех пор как сестра получила письмо, переправленное из дома матери в Клермонт-Хаус, краски так и не вернулись на ее лицо. Она немедленно отправила посыльного и перехватила брата как раз перед отплытием.
Теперь, три дня спустя, они собрались на семейный совет.
– Это абсурд, – объявил Джон. – Моя мать дочь графа, респектабельная леди…
– Все это так, – оборвала его герцогиня. – Но она любила капитана Дэшуэлла и собиралась выйти за него…
Джон не привык, чтобы его прерывали, но герцогиня Холлиндрейк – противник не из легких.
И она не из тех, кто лжет. И если он что-то знает о своей крестной, так это то, что она собирается быть полностью откровенной с ним. И она сделает все, что в ее власти, чтобы вернуть его мать. Даже если это его обязанность, и только его. Однако то, что она говорит, просто дико.
– Это невозможно, это просто смешно! – сказал Джон. – Моя мать никогда не была его… его…
– Любовницей, – услужливо подсказала леди Ларкен, скромно сложив руки на коленях, но ее глаза озорно поблескивали.
Не хватало только ее радости вдобавок ко всем бедам.
– Джон, в этом нет ничего смешного, – начала герцогиня. – Они очень любили друг друга. Конечно, если бы об этом узнали, это была бы скандальная ситуация, это стало бы крушением для всех нас, но, к счастью… ладно, это было давным-давно… – Фелисити, сжав губы, отвела взгляд.
– Отец знал? – спросила Джинджер так мягко и тихо, что ее слова не сразу восприняли.
Их отец? Джон ужаснулся еще сильнее.
– Не может быть, он бы никогда не…
– Конечно, знал. – Леди Ларкен снова улыбнулась ему, отбив охоту возражать ей.
– И все-таки он женился на ней, – громко восхитилась Джинджер.
Джон не разделял радостного изумления сестры. Он не верил своим ушам. Расхаживая перед кузинами матери, ее наперсницами, которые, вероятно, знали ее лучше других, он пробормотал:
– Я нахожу этот разговор невозможным…
И умолк, когда герцогиня Холлиндрейк встала у него на пути и ткнула ему в грудь пальцем, словно он малыш в коротких штанишках.
– Джон, ты унаследовал отцовский титул и место в палате лордов, командуешь собственным судном, но ты напыщенный болван, ни черта не смыслящий в том, что значит любовь. – Окинув его взглядом с головы до ног, герцогиня фыркнула. – Оставь свой близорукий педантизм, – продолжала она, явно потеряв терпение. – Сейчас не время для ханжеских рассуждений о прошлом твоей матери. Оно такое, какое есть, и нечего об этом говорить.
– Напоминаю вам… – не сдержал норова Джон.
– Помолчи, Джон. – Джинджер подошла к герцогине. – Ты знаешь, что папа любил маму, боготворил ее. И если он не делал проблемы из ее… неблагоразумности, то и нам не следует. – Она сделала паузу. – Кроме того, этот спор не приближает ее поиски.
Джон шагал перед пустым камином, дергая вдруг ставший слишком тугим галстук.
-Джинджер, ты не так охотно закрыла бы на это глаза, если бы знала, кто этот человек. – Джон быстро взглянул на герцогиню, которая снова уселась. – Он пират, пройдоха и… преступник в придачу. Да от него сейчас только пыль осталась бы, если бы ему не помогли сбежать из тюрьмы Маршалси…
Джон замолк, краем глаза заметив, как леди Ларкен виновато посмотрела на сестру.
Тюрьма Маршалси. Много лет назад кто-то помог Дэшуэллу выбраться из нее.
– Нет, – сказал Джон, теперь воротник грозил задушить его, в комнате вдруг стало нечем дышать.
О, это не может быть…
– Это была она, – подтвердила леди Ларкен. Снова Джон покачал головой:
– Моя мать? Думаете, я поверю, что моя мать организовала самый невероятный побег в военно-морской истории?
– У нее были помощники. – Герцогиня сурово глянула на сестру.
– Это невероятно! Но это же государственная измена. Моя мать совершила предательство ради этого человека?
Леди Ларкен кивнула:
– Она была не единственной, если тебе от этого легче.
Фыркнув, он зашагал перед камином.
– Как мы ее вернем? – вернула разговор к проблеме Джинджер.
– Деньги не проблема, – сказала герцогиня. – Холлиндрейк написал банкиру и поверенному, чтобы сумму немедленно обратили в золото. – Она вздохнула. – Дэшуэлл всегда питал симпатию к золоту.
– Мадам, деньги – это не забота вашего мужа. Кроме того, никакого выкупа.
Джинджер задохнулась:
– Но, Джон, как ты предполагаешь вернуть ее?
Он шагнул к двери и остановился, взявшись за ручку. Потом повернулся и в последний раз посмотрел на них:
– Я выйду в море, догоню их, доставлю мать на борт «Регины», а потом сожгу судно этого ублюдка.
На борту «Эллис Энн», 1837год
Даже вылитое на голову ведро холодной воды не отрезвило бы Дэша быстрее.
Выкуп? Он вздрогнул при мысли, какой скандал разразился в Лондоне. Учинив их немало за свою печально знаменитую карьеру, он знал, что сейчас происходит. И что случится с ними всеми, если их поймают с леди Госсетт на борту.
– Вы написали, что похитили меня? – Леди Госсетт покачала головой. – Это не сработает. Они знают, что требование фальшивое, поскольку я послала письмо…
Нейт вытащил из кармана послание, адресованное графине Клермонт.
– Ваше письмо не отправлено.
Она выхватила письмо у него из рук:
– Как вы посмели!
Дэш окинул ее взглядом. Одна рука сжата в кулак, зубы стиснуты… о, он помнил этот взгляд, слишком хорошо помнил.
Он едва не улыбнулся. Значит, за все эти годы она так и не обуздала свой нрав. Ему всегда в ней это нравилось: внезапные вспышки темперамента, так противоречившие ее нежной улыбке и грустным глазам.
Но с другой стороны, если в ней еще сохранилась хоть частица прежнего духа, нужно поскорее вмешаться, иначе Нейт за бортом окажется.
– О чем ты думал, черт побери? – потребовал он ответа, подходя вплотную к сыну.
Они были друг другу под стать, но Нейт не осушил бутылку бренди, и на его стороне преимущество молодости. Дэш это хорошо понимал. И его сын тоже.
– Я пытался спасти тебя, – сказал Нейт. Намек на муку в его словах должен бы ранить, заставить увидеть реальность, но Дэш слишком далеко зашел, чтобы его это волновало. – Чтобы ты вернулся на свое законное место.
Законное место? Вот еще! Они могут засунуть его когда-то героическую репутацию себе в…
– Ты спятил? – вместо этого спросил Дэш. – Ты соображаешь, что ты натворил?!
– Да, – ответил Нейт, – я выволок тебя из каюты, и ты впервые за годы увидел мир вокруг себя.
Дэш скрипнул зубами.
– Ты мог бы добиться этого, притащив сюда шлюх, вид был бы получше.
Гостья возмущенно фыркнула. Сравнение ей явно не понравилось.
– Отец, ты слишком долго был на дне бочки с бренди, – стоял на своем Нейт. – Пора тебе выбраться от туда и немного пожить, снова стать тем, кем ты когда-то был, тем, кем тебя считают.
Дэш сердито засопел. «Тем, кем тебя считают». О, он знал, что это значит. Доблестный капитан Томас Дэшуэлл. Герой 1814 года.
«Того человека давно нет, и тем лучше», – хотелось ему сказать. Большую часть юности он был развязным, высокомерным, глупым шалопаем. Да нет, всю юность и добрую часть взрослой жизни. Сколько раз Харди спасал его от самоубийственных выходок, которые могли погубить всю команду.
А теперь сын пошел по его стопам, по дорожке, изобилующей ямами и западнями, чтобы заблудиться и кончить так… как Дэш.
Наклонившись к сыну, он мрачно прошептал:
– Как тебе в голову пришло притащить ее на борт и учинить все это?
– Это идея: мистера Харди, – ответил Нейт, покачиваясь на каблуках.
– Харди? Он никогда бы такого не предложил, – убежденно ответил Дэш.
Кроме того, Харди знал все и ненавидел леди Госсетт не меньше Дэша. Идея Харди. Да неужели! Только не Харди. Он никогда бы не предал так Дэша. Поставить его лицом к лицу с прошлым! Ранить его.
Спасти! Дэш попятился, правда сжигала все его опровержения. Проклятый старик. Конечно, это его рук дело.
«Ты умрешь одиноким, выброшенным на берег обломком, как я, если что-нибудь не сделаешь, парень», – зашелестел над волнами хриплый старческий голос, и у Дэша по спине дрожь пробежала. Он не был суеверным, но если когда-либо и чувствовал леденящий холод загробного мира, то именно сейчас.
«Ах ты, негодяй, Харди. Если бы ты не умер, я бы с тобой посчитался».
Внутренним взором Дэш видел, как лихой ирландец стоит на корме, ястребиным взором поглядывая на паруса и принюхиваясь к ветру, словно гончая.
«Ты себя убиваешь, приятель», – сказал Харди за несколько дней до своей кончины, когда Дэш в последний раз видел его. Как раз перед тем, как они отправились в этот рейс. Дэш тогда посмеялся над его предупреждением, но Нейт явно принял его всерьез.
– Что именно он велел тебе сделать? – спросил Дэш сына.
Нейт скрестил руки на груди.
– Мистер Харди сказал мне, что леди в красном – единственный человек, кого ты послушаешь.
Леди Госсетт побледнела. «Леди в красном»! Много времени утекло с тех пор, когда ее так называли и помнили ее предательское прошлое.
Но Дэш никогда не забывал, независимо от того, как сильно пытался забыть. Как и мистер Харди, очевидно.
Нейт вскинул голову.
– Леди Госсетт. Ведь это она? Она вытащила тебя из тюрьмы Маршалси? – В глазах его сына промелькнул ужас сомнения. Неужели он похитил не ту женщину?
Дэшу вовсе не трудно было представить стоявшую перед ним все еще стройную очаровательную леди в алом платье и с пистолетом, а для юнца в возрасте Нейта это, вероятно, все равно что представить в таком наряде мистера Гловера.
Леди Госсетт тем временем повернулась к Дэшу, ее голубые глаза округлились от ужаса, словно напоминание о прошлом ввергло ее в шок. Но не шок заставил ее вздрогнуть, а гнев, нарастающий гнев.
– Харди? Кто этот мистер Харди? – поинтересовалась она властным тоном английской аристократки.
– Мой бывший первый помощник.
– Так это мистер Харди подучил вас солгать? – повернулась она к Нейту.
Тот переводил взгляд с нее на отца. Хотя Нейт и умел помалкивать, Дэш знал правду.
– Ты придумал похищение?
Можно было не спрашивать. Такого виноватого лица Дэш не видел у сына с тех пор, как Нейт стащил у него из каюты десять гиней на свою первую шлюху. Слишком дорогой оказалась та особа.
Дэш покачал головой. А эта, что сейчас стоит перед ними, вероятно, будет стоить каждому головы.
– Зачем вы это сделали? – спросила она. – Я охотно согласилась прийти, вам не нужно было…
– Что вы сделали? – не сдержался Дэш, не успев обуздать свое сердце, которое глухо застучало, как всегда бывало из-за нее.
Она охотно пошла с Нейтом, потому что хотела… А это значит…
Это ничего не значит.
– Я пришла, потому что ваш сын сказал мне, что вы больны и нуждаетесь в моей помощи. – Она отвела взгляд и сжала губы. На кого она больше злилась, на него или на Нейта – спорный вопрос. – Я рискнула всем, чтобы прийти к вам, – с сердцем начала леди Госсетт. Похоже, его ни на йоту не волнуют ее проблемы. – Я оставила семью, дом, рискнула репутацией, чтобы оказаться здесь, чтобы помочь вам, потому что я думала, вы умираете.
Ах вот оно что. Она решила, что это ее последний шанс наверстать упущенное за годы.
То, что она упустила, променяв его любовь на титул и вереницу поместий, променяв сердце пирата на дом в Лондоне и деньги.
– Я жив, как видите, так что можете отправляться домой. – Дэш махнул рукой, освобождая ее от всех обязательств, которые она чувствовала по отношению к нему, и навеки изгоняя из своей жизни. Он повернулся к Нейту: – Теперь, когда все улажено, поворачивай судно. Нейт упрямо тряхнул головой:
– Не стану рисковать командой, судном, трюмом, полным вина и шелка.
Дэш поглядел на помощника у штурвала, на вахтенных, стоявших последнюю вахту перед рассветом. Вид у всех решительный – ноги широко расставлены, руки скрещены на груди, на лицах то же упрямство. Никто из моряков не желал познакомиться с английским правосудием.
Вот оно как. Никто и ничто не повернет это судно, за исключением урагана. Грязно выругавшись, Дэш повернулся к перилам. Господи, как выпить хочется. К тому же он так и не облегчился.
Вдобавок того и гляди бунт начнется. И это еще не самое худшее.
Дэш впился ногтями в дубовый поручень. Как он тосковал по добрым старым временам, когда мятеж означал, что команда расправится с капитаном и бросит его за борт на корм акулам.
– О Боже, – пробормотала за его спиной леди Госсетт. – Это катастрофа. – Шелестя юбками, она повернулась к Нейту: – Вы понятия не имеете, что натворили. Они подумают самое плохое.
Краем глаза Дэш подсмотрел, как сын покачал головой.
– Я объяснил вашему семейству, – отвечал Нейт, – что как только деньги будут заплачены, вы целой и невредимой вернетесь в Лондон. Я ясно дал понять, что с вами ничего дурного не случится.
Ее шумное фырканье говорило о том, что дурное уже случилось.
Черт, она бы не оказалась здесь, если бы «…много лет назад не продала свою жизнь в обмен на твою», – почти услышал Дэш голос Харди.
Невелика выгода. Теперь они оба здесь. Он пьяница, а она… Что она теперь?
Дэш повернулся к ней и увидел всю правду.
Та же красавица, которую он полюбил годы назад. Светлые волосы блестят в свете фонаря. Дэш сомневался, что в них есть следы седины. Кожа все еще сияет, даже щеки все так же нежно розовеют от румянца, а губы… Боже, ее губы все такие же пухлые, такие же соблазнительные, какие очаровали его в тот миг, когда он увидел ее на берегу в Гастингсе.
И если кто-то считает, что светлые волосы и бледная кожа придают ей хрупкий болезненный вид, делая похожей на фарфоровую статуэтку, то этот кто-то просто не разглядел ее внутреннюю сущность и многое потерял. Под хрупкой внешностью таится стальной стержень и такие же нервы. И еще у нее есть страстное сердце под стать восхитительным губкам, какие могут подарить поцелуй, из-за которого мужчина готов рискнуть всем…
– Вы должны вернуть меня в Лондон, мистер Дэшуэлл, – сказала она Нейту.
– К сожалению, я не могу ссадить вас с корабля, леди Госсетт, пока мы не достигнем Балтимора. – Он скрестил руки на груди, на лице появилось то же упрямое выражение янки, что и у всей команды, набранной в Мэриленде.
Леди Госсетт пробормотала себе под нос что-то подозрительно похожее на крепкое русское словцо. Можно не знать русского языка, но распознать в ее тоне откровенное презрение к обоим Дэшуэллам не составляло труда. Потом она надменно вскинула подбородок, подобрала юбки, не желая коснуться кого-нибудь из них, и демонстративно стуча каблуками, направилась к лестнице, чтобы спуститься в свою каюту.
Дэш не знал, что его взбесило – то ли злость на себя за то, что он все еще хочет ее, то ли ее надменность, – но он вмиг догнал ее и схватил за локоть.
Двадцать три года! Двадцать три проклятых года он ждал возможности задать ей один вопрос, и если она думает, что второй раз сможет ускользнуть из его жизни без разговоров, то сильно ошибается. Он собирается получить ответ.
Дэш резко повернул ее, на ее лице промелькнул вихрь эмоций, но Дэш не заметил ничего многообещающего.
– Почему вы это сделали? – спросил он. – Почему вы вышли за него?
От жара ее кожи нахлынули воспоминания. Платье с короткими рукавами. Сейчас под его ладонью та же самая шелковистая кожа, которой он восхищался.
Он мгновенно отпустил леди Госсетт, оставив ей самой держать равновесие на качавшемся на волнах судне.
– Почему? – повторил он.
Она уставилась на него. Нет, скорее вытаращилась.
– У меня не было выбора. Или вы, или…
– Или что? Смерть? – Он покачал головой. – Мадам, чтобы спасти меня, вы рисковали жизнью. Почему вы на этом остановились и отказались от меня?
Она сжала губы, не желая давать ему разъяснения.
– Я иду в каюту, – бросила она, повернувшись к люку. Что ж, если она не желает говорить о своем выборе, у него есть еще один вопрос:
– Что случилось с Госсеттом?
Застыв у ведущего вниз трапа, она положила руку на поручень и оглянулась.
– Он умер.
– Как?
Закрыв глаза, она протяжно вздохнула:
– Это имеет значение?
– Для меня -да.
Ее губы упрямо сжались, и Дэш решил, что она снова хочет оставить его без ответа. Но вместо этого она посмотрела прямо на него и с мукой в голосе произнесла:
– Врач сказал, что это сердце. Он был со мной, а в следующий миг…
Дэш придвинулся ближе. Он видел печаль в ее глазах, хотел обнять, посочувствовать, но, с другой стороны, Госсетт украл у него все, что ему было дорого, так что он вряд ли мог горевать о покойном.
Жалеть его вдову. К тому же у него к ней свой счет.
– Вы вырвали ему сердце? – Годы гнева сделали его тон ледяным, скрывая за холодом боль. – Я знаю, что бедняга чувствовал в последний момент.
Глава 5
Пиппин влетела в каюту и, привалившись к двери, зажала кулаком рот, останавливая рвущиеся рыдания.
«Господи, зачем я явилась сюда? Потому что ты не переставала любить его. Никогда не переставала думать, что с ним случилось…
Чего не следовало делать, так это лететь к нему, как глупая упрямая школьница. И все же когда она услышала мольбу Нейта, его торопливые слова: «Леди Госсетт, он болен. Я опасаюсь худшего»…
Видения всплыли в ее душе, и она, наивная, поверила. Пиппин посмотрела на потолок. Слышно, как на палубе сын Дэша отдает приказы. Жаль, что она не может выбросить за борт этого лживого прохвоста.
Все ее мечты увидеть Дэша пошли прахом. Ушли грезы найти взрослого, помудревшего Дэша, пусть ослабленного болезнью, но все же стойкого и упрямого, командующего судном. Он обернулся бы на звук ее голоса и внезапно почувствовал прилив надежды и сил. Разделившие их годы растаяли бы, она бросилась бы ему в объятия, и все было бы…
Пиппин сердито засопела. Что за чушь она выдумала. Можно подумать, что ей все еще шестнадцать и она полна девичьих мечтаний. Следовало лучше соображать в… ммм… словом, ей достаточно лет, чтобы соображать лучше.
Вот что значит долго жить в мечтах, поняла она. Мечта никогда не меняется, а земля-то вертится. И все меняется. Особенно в случае Дэша. Нет больше мужчины ее грез, пирата ее сердца.
– Что мне делать? – прошептала она.
Прошлую неделю она провела в каюте, Нейт убедил ее, что ему нужно подготовить отца к ее появлению, что шок от встречи может оказаться слишком сильным для его слабого организма.
Она фыркнула. Нейту нужно было прятать ее, пока они не уйдут подальше в море, иначе не миновать ареста. И еще ему нужно было протрезвить Дэша и привести его хотя бы в какое-то подобие приличного вида, чтобы она не сразу распознала ложь.
Тряхнув головой, Пиппин принялась шагать по каюте – по каюте Нейта, насколько она знала, – три шага туда, три обратно, пока не уткнулась в дверь.
Дверь вела к Дэшу. Она снова не имела намерения открывать ее теперь уже до тех пор, пока они не прибудут в Балтимор.
Пиппин вздрогнула. Сколько времени займет путь до американского порта? Двадцать пять – тридцать дней, сказал Нейт при отправлении из Англии. Когда они окажутся в Балтиморе, она сразу же закажет каюту на судне, следующем обратным рейсом, и ко времени ее возвращения скандал с ее «похищением»…
Пиппин закрыла глаза и задрожала. Что пережили Джинджер и Джон! Она буквально видела, как сын, шагая по библиотеке, составляет план действий и приказывает сестре ни единой душе не сообщать об их позоре.
И для этого есть серьезные основания! Что будет с его репутацией, не говоря уже о карьере, если его мать похитил печально известный капитан Дэшуэлл?
Многие еще помнят ее скандальную историю с Дэшем и с удовольствием отряхнут пыль со старых сплетен и разнесут их по всему Лондону.
Это поставит Джинджер и Джона в ужасное положение. Конечно, высокая репутация лорда Клермонта оградит его жену от всего этого, но Джон… Пиппин вздрогнула. Ее сын слишком похож на отца, слишком гордый и неуступчивый, чтобы выдержать этот шторм, когда весь Лондон будет полниться диковинными историями. Джон встанет на ее защиту и… совершит какой-нибудь опрометчивый поступок, который положит конец его планам жениться на дочери адмирала Роттона.
Жена адмирала, бывшая леди Ориана Далдерби, еще большая поборница чистоты нравов, чем ее муж, и любой намек на безнравственность Пиппин заставит старую кошку толкнуть дочь к какому-нибудь респектабельному баронету, дабы не позорить свое имя.
Пиппин съежилась. Джон никогда ей этого не простит. И дочь… у Джинджер хорошая голова на плечах, но девочка так похожа на многих своих ровесниц, не слишком отличающихся от новой королевы: обеспеченная, гордая, добропорядочная, без всякого намека на связанный с нею скандал.
Пиппин надеялась, что у Джинджер хватит ума сообщить о случившемся Фелисити и Талли. Кузины способны сказать ее детям правду.
О да. Правду. Это их успокоит.
Пиппин застонала. Да, это к лучшему. Она представила лицо Джинджер и, хуже того, Джона, узнавших, что их добропорядочная мать до свадьбы имела любовника.
Она снова принялась ходить по каюте, ударилась коленкой об угол койки и выругалась, не заботясь о приличиях. Она загубила свою жизнь, черт побери, и имеет право на крепкое словцо.
Кроме того, разве не этого ей всегда хотелось? Сбежать в море с Дэшем, чувствовать под ногами покачивающуюся палубу, слышать гром пушек, преследовать торговые суда.
Теперь это судно стало лакомой добычей, а Дэш… что с ним случилось?
Сев на койку и потирая ушибленное колено, Пиппин думала о произошедших в нем переменах.
Он должен был понять, почему она сделала то, что сделала. Можно подумать, что он не женился, ведь есть Нейт, и он приблизительно ровесник Джону, а это значит… значит, что Дэш после побега женился на первой встречной, имел семью.
Пиппин жевала губы, вовсе не обрадованная мыслью о другой женщине в его постели.
«А ты что делала больше двадцати лет? То же самое со своим мужем. С человеком, которого ты потом глубоко полюбила, несмотря на все попытки воспротивиться этому».
Было легко полюбить Брента, такого доброго и великодушного, веселого и преданного.
Возможно, это сильнее всего распаляло ее чувство вины. Она любила Брента, хотя дала себе зарок не любить никого, кроме Дэша. Теперь все это не важно. Дэш не хочет иметь с ней ничего общего, и она – тоже. Оно и к лучшему.
Пиппин потерла колено и засопела. Тогда почему так отчаянно хочется плакать?
Она не любит Дэша. Он ее не интересует.
Да любит же! И он именно такой, как описал Нейт – человек, попавший в беду. Ему нужно вымыться, побриться, переодеться и перестать пить, пока алкоголь его не убил, если уже не поздно.
Пиппин открыла глаза, ее взгляд упал на книгу, какую она прихватила с собой, ту, что недавно прислала кузина Фелисити.
«Это не твоя вина, Пиппин, – почти услышала она слова кузины. – Этот человек выбрал свой путь, а ты выбрала свой. Ты не проводила годы, утопая в жалости к себе, и ему не следовало. Ты спасла ему жизнь, когда амбиции довели его до петли, и спасла дважды».
Но, как всегда, правильный «совет» Фелисити не принес облегчения.
Увидев Дэша, его зеленые глаза, упрямый подбородок, Пиппин слишком хорошо вспомнила, почему влюбилась в него.
Смахивая слезы, она достала из-под койки чемодан. Порывшись в нем, она вытащила коробку рахат-лукума, какую сунула внутрь, когда упаковывала вещи.
Пиппин развязала ленточку, открыла коробку, и аромат роз с сахаром перенес ее в зимний день, когда ее жизнь не была менее сложна, но не было многолетнего опыта, который подсказал бы ей, что она играет с бедой.
Лондон, 1814 год
– Леди Филиппа, – прошептала от двери Мэри, – леди Филиппа, вы не могли бы выйти на минуточку?
– В чем дело, Мэри? – Талли подняла глаза от стола, за которым они с Пиппин сочиняли очередную пьесу.
Пиппин тоже посмотрела на горничную. Ей кажется, или действительно девочка взволнована? Не сказать, что дочь миссис Хатчинсон очень смышленая или хорошая горничная, но она появилась в доме вместе со своей матерью-экономкой, и никто не собирался отказываться от лишних рук в хозяйстве.
Особенно когда нет денег, чтобы заплатить ее матери.
– Мм… у мамы вопрос к леди Филиппе по кулинарии. – Девочка запнулась. – Да, вот именно, по кулинарии.
– От меня в этом никакой помощи, – рассмеялась Талли. – Лучше иди, Пиппин, или нам придется обедать тостами.
Улыбнувшись шутке кузины, Пиппин поднялась из-за письменного стола и последовала за Мэри, которая побежала вниз по черной лестнице.
Но когда они оказались перед спуском в подвал, где находилась кухня, Мэри резко остановилась.
– Простите, миледи, я сказала неправду. Маме вы не нужны, но я не знала, что еще сказать, – призналась она, теребя передник.
Пиппин, успокаивая, положила руку на плечо девочке.
– Что случилось, Мэри?
– Джентльмен, миледи.
– Что?
– Джентльмен, в саду за домом. Он здесь, чтобы видеть вас. – Глаза Мэри сделались как блюдца, и она прошептала: – Но я не думаю, что он настоящий джентльмен, хотя у него подарок и букет.
Взгляд Пиппин метнулся к двери. Дэш! Он нашел ее, как и обещал.
Девочка снова принялась терзать передник.
– Я не знала, что делать, и пошла за вами. Мама не могла открыть дверь, и я боялась, что она его прогонит. И еще больше боялась, что его обнаружит мисс Лэнгли. Простите мне мои слова, миледи, но я не думаю, что мисс Лэнгли одобрила бы его. Он, похоже, из грешников и совсем не благопристойный. – Мэри уставилась на свои башмаки. – Но он пришел повидать вас, а не мисс Лэнгли, и он дал мне блестящий пенни, чтобы я вас вызвала, так что теперь я вас оставлю. – Шмыгнув мимо Пиппин, дочка экономки умчалась вверх по лестнице, очевидно, опасаясь и незнакомца, и того, что Фелисити обнаружит, что мужчина проник в их женскую обитель не без ее участия.
Пиппин поглядела на дверь, которая вела в сад.
«Не смей идти туда, Филиппа Ноуллз, – почти услышала она слова Фелисити. – Да если кто-нибудь увидит, что ты связалась с… с…»
Сжав губы, Пиппин обдумывала, как поступить. Отослать его. Не выходить, а послать миссис Хатчинсон с ее ужасным кухонным ножом, каким, если верить Мэри, она вчера выгнала зеленщика, у которого хватило наглости попросить оплатить счет.
«Отошлю его», – решила она, хотя сердце отчаянно забилось.
Дэш! Он пришел к ней. С того дня на ярмарке она разрывалась между пылкой надеждой, что он найдет ее, и мольбой, чтобы этого не произошло. Она задрожала, и не от холода.
Она ведь просмотрела старые выпуски «Тайме» и знала, какая опасность ему грозит. Если Дэша поймают на английской земле, его наверняка повесят. И любого, кто ему помогал.
Это означало угрозу не только ее жизни. Талли и Фелисити тоже окажутся в опасности, как и их компаньонка тетя Минти, лакей Тэтчер, миссис Хатчинсон и бедная Мэри в придачу.
Нет, слишком много жизней будет поставлено на карту из-за появления Дэша. Даже если он здесь только до той поры, пока лед на Темзе не треснет. А это сейчас в любой день может случиться, и тогда Дэш исчезнет.
«Исчезнет…» Ужасное слово! Почти столь же скверное, как вся эта путаница.
Нет, нужно отослать его. Даже если, по уверениям Мэри, он прибыл с подарком.
Пиппин не могла сдержать улыбки. Подарок? Много времени прошло с тех пор, когда она получала подарки, если не считать красных шерстяных носков, подаренных тетей Минти на Рождество. Старушка связала по паре «моим брильянтикам», как она любила называть трех девушек.
Но этот подарок совсем другого рода: от мужчины. Пиппин не могла вообразить, какой подарок Дэш принес ей… «Кроме поцелуя», – озорно подумала она, рискнув выйти в маленький заброшенный сад позади дома.
Дрожа от холода, она шла по узкой тропинке между сугробами.
– Дэш? – прошептала она. – Вы здесь?
Он вышел из-за старого дерева, которое давным-давно пора было спилить, и улыбнулся ей.
– Не думал, что ты придешь… или девчонка сможет запомнить, что я ей сказал.
Пиппин рассмеялась, украдкой взглянув на его пустые руки. Да, что касается подарка, Мэри явно напутала.
Но это не остановило радостного стука ее сердца. «Он нашел меня. Нашел», – выстукивало оно.
– Она сказала мне, – начала Пиппин, – но вам не следовало…
Она не могла заставить себя договорить предостережение. «Вам не следовало приходить сюда». Вместо этого она спросила:
– Как вы нашли меня?
– Это было нетрудно. Нужно было лишь найти украденный дом на Брук-стрит, – поддразнил он, глянув на четырехэтажное здание кремового цвета.
– Тс-с, – предупредила она. – Это тайна.
– Осмелюсь сказать, миледи, кражу дома трудно сохранить в тайне.
– О, это будет не так сложно после того, как… – начала она, но ей не хотелось договаривать. «После того как мы все выйдем замуж».
Дэш сделал это за нее, выбрав другой вариант.
– После того как владелец вернется и захочет узнать, почему графская дочь самовольно поселилась в его доме? – Он подбоченился. – Леди Джозефина, Безумный Джек или его благоразумная женушка знали, что затеяли эти несносные особы, которых ты называешь кузинами?
Пиппин покачала головой:
– Нет. Не думаю, что даже Джек это одобрил бы.
– Тут и одобрять нечего, – сказал Дэш. – Я, конечно, могу вообразить, что Джек украл бы мелочь… ладно… – Он замолчал и посмотрел на нее. – Не обращай внимания. О чем вы думали, поселившись в чужом доме?
– Это не мой план, – оборонялась Пиппин, – а скорее Фелисити. – Она на мгновение умолкла. – Нет, и мой тоже. Поверьте, продуваемый всеми ветрами дом в Лондоне лучше, чем такой же в Суссексе.
– И ваши родные позволяют вам подобные выходки?
Пиппин немного надулась. Боже милостивый, Дэш начинает говорить как занудный поверенный Фелисити.
– Мы единственные родственники. Мои родители умерли, как и у кузин. Мой брат несовершеннолетний, и он в Итоне.
– Только поглядеть на вас троих! Бедные как мыши и мечтаете стать кошками, полагаю?
Это был глубоко личный вопрос, но, глядя в глаза Дэша, Пиппин знала, что он спрашивает не для того, чтобы осудить за глупый поступок, но потому что это его волнует.
Как много времени прошло с тех пор, когда кто-то волновался о ее благополучии.
