Текст книги "Однажды в другой вселенной (СИ)"
Автор книги: Элия Ильтана
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
– Она прошла все испытания с наивысшим количеством баллов, – говорит Пиквери, будто убеждая Грейвса – и себя заодно. – Не смотри на внешность, она часто обманчива, – добавляет она уже не так уверенно.
Грейвс снова фыркает, недовольно кривя губы.
– Как личная услуга, Серафина, – ворчит он, прежде чем выйти из комнаты, и Пиквери пожимает плечами: да пожалуйста.
Аврор Голдштейн становится настоящим бедствием.
Для преступников.
Она тихая и, пожалуй, робкая, но очень, очень умная.
Она любит засиживаться в отделе допоздна, любит крепкий кофе и серый цвет. Её нельзя назвать яркой, но когда она улыбается, от неё невозможно оторвать взгляд.
– Только не её, – уже не так уверенно говорит он, когда Пиквери говорит, что на собрание глав магического конгресса надо взять одного из его подчинённых. – Я всегда брал с собой Абернати; чем он тебя не устраивает?
Серафина вздыхает и выразительно смотрит на Персиваля.
– Голдштейн лучше, – говорит она, будто это всё объясняет.
Грейвс тоже умеет выразительно смотреть, но в этот раз он просто молча кивает.
Голдштейн ведь и правда лучше.
Она успешно проводит первую серьёзную операцию, и Грейвс пожимает её тонкую ладонь, глядя в затягивающие глаза.
– Я вами горжусь, – искренне говорит он, и Тина заливается краской, бормоча в ответ что-то благодарственное.
Однажды Грейвс замечает, что она как-то странно смотрит на него и необычайно тонко улыбается, будто знает что-то.
Будто она знает, что снится ему почти каждую ночь.
Серафина привычно подводит итоги месяца на очередном собрании. Она видит, что взгляд Голдштейн обращён куда-то ей за спину; точнее – на кого-то за её спиной. Серафина уверена, что знает, на кого именно.
В тёмном подвале сыро; промозглый ветер неприятно лижет кожу под порванной рубашкой. Гриндевальд, склонив голову набок, просматривает воспоминания Грейвса, останавливаясь на моментах, связанных с Тиной.
– Только не её, – хрипит Грейвс, сглатывая стойкий привкус крови во рту.
Гриндевальд насмешливо смотрит ему в глаза.
– Только не её, – приглушённо повторяет он голосом Персиваля.
========== На палубе ==========
Комментарий к На палубе
https://vk.com/goldgraves_forever?w=wall-135902128_817
https://vk.com/goldgraves_forever?w=wall-135902128_1243
Безоблачное небо переливается всеми оттенками голубого, зеркально отражаясь в морской глади. Лёгкий ветерок едва-едва треплет паруса, мимолётом касаясь поверхности воды и уносясь дальше к горизонту. Солнце радостно сияет в зените, слепящей улыбкой освещая редких чаек.
Захваченное торговое судно медленно погружается в морскую пучину. Волны мирно плещутся рядом с пробитой кормой, хозяйски осваивая нижнюю палубу. Поникший флаг Порт-о-Пренса, печально обвиснув, путается в снастях главной мачты, сейчас больше похожий на тряпку, а не на гордое знамя Гаити.
Тина против воли прикрывает веки: солнце больно бьёт в глаза, отражаясь от обнажённых лезвий сабель. В складках её шикарного сатинового платья припрятан кинжал с резной рукояткой – подарок отца, – но она не спешит им воспользоваться: ещё не время. К тому же, сегодня этот кинжал уже отведал пиратской крови – первого головореза Тина подстерегла прямо у дверей собственной каюты, хладнокровно вонзив лезвие в жилистую шею и поймав удивлённый взгляд быстро потухших светлых водянистых глаз.
Капли крови теряются в алой ткани платья, а кинжал, притаившись, снова ждёт своего часа.
Капитан пиратов – надо же, лично, вот так честь, – стоит напротив неё, заложив руки за спину. Его синий камзол сшит по последней моде, а рукава пеной обрамляют слишком изящные для пирата руки. Не знающие неудобств парика чёрные с сединой волосы свободно падают на плечи, обрамляя загорелое лицо с жёсткими чертами; узкие губы гнутся в победной ухмылке.
– Кто у нас тут? – Персиваль насмешливо щурится, окидывая взглядом застывшую Тину. – Смотрите-ка, парни, сама дочь губернатора решила осветить нашу жалкую жизнь своим прелестным личиком, – ухмылка продолжает играть на тонких губах, а солнечные лучи тонут в тёмных глазах.
Тина бы с радостью посмотрела, как тонет сам Персиваль. Она вздергивает подбородок ещё выше и надеется, что эти безграмотные воры и убийцы хотя бы издалека ознакомлены с понятием “презрение”.
– Какая удача, надо же, – Персиваль качает головой, и прядь волос касается его плеча. – Я-то думал, обычное торговое судно, а оказалось… – он хмыкает, – на борту настоящее сокровище.
Стоящие вокруг пираты гогочут, и Тина с трудом держит себя в руках, усилием воли сохраняя презрительное спокойствие. Ей невыносимо противно находиться в окружении этих тугоумных верзил с поблёскивающими саблями на поясах. Её тошнит от этой палубы с толстыми колоннами мачт и медными пушками по бокам, которые с такой лёгкостью разнесли в щепки её корабль, будто тот был игрушечным. В конце концов, она ненавидит этого капитана, проклятого Персиваля Грейвса, который, кажется, был рождён для того, чтобы портить жизнь торговой компании её отца.
– Ну же, золотце, хоть слово для презренного пирата, – явно издевается Персиваль, изображая что-то вроде поклона. – Или я недостоин таких почестей?
Команда снова взрывается хохотом, и Тина стискивает зубы, с такой злостью глядя на Персиваля, что тот в наигранно испуганном жесте ставит перед собой ладони.
– Кажется, я сейчас буду испепелён, – он склоняет голову на бок, а потом опускает руки, внезапно становясь серьёзным.
И вот тут Тине впервые становится страшно.
Вокруг неё – никого, кто мог бы помочь. Половина её команды уже входит в меню обеда для рыб, а другая половина стоит на коленях рядом с бортом, ожидая своей участи.
Тина незаметным движением нащупывает кинжал.
В крайнем случае, она знает, куда нужно ударить, чтобы собственная смерть была быстрой.
Персиваль оценивающе смотрит на неё, и Тина против воли отводит глаза: взгляд пирата слишком тяжёл.
Во взгляде пирата слишком хорошо видна её дальнейшая судьба.
Он делает два шага и оказывается совсем близко. Тина стискивает зубы, разглядывая палубу.
Жёсткие пальцы поднимают её подбородок, и Тина тонет в чёрных глазах.
– Какая нежная кожа, – говорит Персиваль и проводит большим пальцем по её алеющей щеке. – Любопытно, под таким прекрасным платьем всё такое же прекрасное? – негромко интересуется он, и у Тины внутри всё сжимается от страха.
Она хочет сказать ему, хочет попросить пощады, хочет, чтобы он отпустил её подбородок, хочет, чтобы просто отправил её домой – отец заплатит любой выкуп.
Но где-то в районе груди вдруг просыпается что-то новое, что-то злое и яркое.
Она – дочь губернатора. Она не та, кто даст себя в обиду, даже если кажется, что выхода нет.
Тина сладко улыбается, подаётся навстречу Персивалю и целует тонкие губы, одновременно мягким движением доставая кинжал.
Она всегда умела поразить прямо в сердце.
И в этот раз она с удовольствием делает это буквально.
========== Альбом ==========
– Эй, я здесь! – Тина хохочет; глаза – щёлочки, на щеках полукруглые ямочки. – Догоняй! – она бежит по скошенной траве; босые ноги мелькают под длинной цветастой юбкой.
Персиваль смотрит на неё и думает, что Тина похожа на олицетворение самой жизни.
Тина безуспешно пытается сдержать счастливые слёзы, когда они стоят на ступеньках небольшой уютной церквушки. Куинни уже давно закрывает лицо кружевным платочком, а Тина держалась – до этого момента. Персиваль нежно гладит её по щеке, и Тина накрывает его ладонь своими пальцами; на безымянном теперь блестит колечко.
Персиваль смотрит в блестящие глаза Тины и думает, что любовь – это что-то невероятное.
Тина что-то тихонько напевает, стоя у плиты и изредка пританцовывая. Палочка в её руке порхает, а за ней порхают и ингредиенты нового – рецепт Якоба! – лимонного пирога. На мгновение она оборачивается: «Я же вся в муке, не смей проявлять снимок!» – и хихикает, когда Персиваль отвечает ей чем-то двусмысленным.
Этот пирог, помнит Персиваль, получился слегка подгорелым. Он съел половину – ради Тины.
Прощальная вечеринка в честь Тины проходит весело и громко: звон бокалов в одном из залов МАКУСА не стихает до полуночи. Тина обнимается с напарниками, со смехом утверждая, что это всего лишь на несколько месяцев. Свободная блузка прекрасно скрывает едва заметно округлившийся живот.
Персиваль смотрит, как один из его подчиненных похлопывает Тину по плечу и что-то шепчет ей на ухо; она переводит взгляд на Персиваля и громко фыркает: аврор просит её поговорить с Грейвсом о том, что более мягкая политика поведения с подчинёнными только приветствуется.
Тина выглядит измождено, но на бледном лице – неописуемое счастье. В её руках копошится их дочь – малышка Каролина с невероятно большими карими глазами. Ей всего два дня, но Персиваль уже понимает, что это маленькое чудо безраздельно завладело его сердцем.
Персивалю кажется, что Тина светится изнутри. Ему всегда так кажется.
Каролина крепко обнимает Тину маленькими ручонками, пачкая бежевую блузку акварелью: Тина учит дочку рисовать, но Каролине больше нравится смотреть, как красиво расплываются цветные пятна на ткани блузки Тины.
Следующей в жертву была принесена белоснежная рубашка Персиваля.
Тина стоит у окна, обхватив плечи руками. Она кажется невероятно хрупкой; тронь – и переломится, как тростинка. Она медленно поворачивает голову; отросшие прядки струятся по лопаткам. На лице чётко проступают скулы; глаза темнее на несколько тонов.
Похожа на тающую свечку, думает Персиваль.
Фотоальбом с магическими фотографиями заполнен едва на половину. Остальные листы безуспешно ждут своего часа, но им так и суждено остаться пустыми. Этот альбом – только для фотографий Тины. Этот альбом – только для неё.
Она сгорела, сгорела как тонкая свечка. Быстро и тихо, оставив после себя узкий надгробный камень, старые фотографии в полупустом альбоме да зияющую пустоту в сердце Персиваля.
Он снова и снова переворачивает плотные листы. Тина смеётся с фотографий, прядки волос касаются её щёк; в сияющих глазах – счастье. Тина смеётся, и Персиваль горько улыбается вместе с ней.
Каролина, вернувшись с работы, шурша пакетами заходит в гостиную. Ей уже двадцать один; она работает в МАКУСА – пока только помощник аврора, но у неё есть все шансы на повышение.
– Купила твой любимый лимонный пирог, – певуче возвещает она и замирает на пороге, роняя пакеты.
Персиваль сидит в глубоком кожаном кресле. На коленях – раскрытый альбом. Руки безвольно свисают с подлокотников. Жилка на шее застыла навсегда.
Тина на фотографиях продолжает смеяться.
========== Староста ==========
В просторной аудитории стоит гулкая тишина, которую разбавляет только один голос. Во всём университете такое случается только три раза в неделю: на лекции профессора Грейвза по функционализму в архитектуре, на лекции профессора Грейвза по эклектике и во время студенческого кружка древнегерманской живописи. В кружке состоят два человека.
На пары Грейвза ходит весь поток.
И не потому, что он суров, как скалы Туманного Альбиона во времена викингов. Не потому, что воплощает собой девчоночьи мечты студенток. Хотя, кто уж тут спорит, роль это играет, никуда не денешься.
На лекциях Грейвза студенты молчат по одной простой причине: они слушают.
Не верите?
Остальной преподавательский состав считает, что Грейвз умеет колдовать. Студенты в этом даже не сомневаются: как можно рассказывать так, что ты забываешься настолько, что приходишь в себя только когда Грейвз постукивает длинными пальцами по кафедре и говорит своим гипнотическим голосом, что на сегодня всё?
Он высокий и подтянутый. Лет сорок, может, чуть побольше. Идеально отглаженные стрелки брюк, рубашка из дорогой ткани, жилетка. На спинке стула – пиджак. На висках – седина.
На безымянном пальце – ничего.
Тина всегда сидит за первой партой. Она считает, что так удобнее. Остальные считают, что она патологическая отличница.
Её сестра уверена, что Тина влюблена в Грейвза.
Тина сидит на первой парте и внимательно слушает отличия функционализма от конструктивизма, параллельно делая мелким узким почерком заметки в толстой тетради.
Каждый раз, когда она склоняет голову, чтобы записать очередной тезис, взгляд Грейвза останавливается на её макушке.
Каждый раз, когда она закусывает губу, выводя маленькие аккуратные буковки, глаза Грейвза внимательно следят за этим движением.
Каждый раз, когда она поднимает голову, Грейвз смотрит на дальние ряды, продолжая степенно рассказывать об интернациональном влиянии на архитектуру прибрежных городов.
– Кто у вас староста потока? – в конце очередной лекции спрашивает он, уже заранее зная ответ.
Студенты как один смотрят в сторону Тины, Тина уверенно поднимает руку.
– Останьтесь на пару минут, если вас не затруднит, – говорит Грейвз, и Тина мотает головой: не затруднит.
– Меня не будет на следующем занятии, – Грейвз смотрит на неё своими магнетическими глазами. Тина в первый раз стоит к нему так близко.
В аудитории они одни.
Температура воздуха не меняется ни на градус, но Тина чувствует, как по спине разбегаются мурашки.
Сердце отчего-то бьётся лениво, медленно ударяясь о грудную клетку. Тук. Тук. Тук.
Ей кажется, будто гулкий звук заполняет аудиторию. Тук. Тук.
У Грейвза пара морщинок на лбу.
В его глазах – угольная чернота.
– Я бы хотел, чтобы вы написали список отсутствующих, если таковые будут, – продолжает Грейвз, и Тина через силу кивает. Воздух густеет, неохотно раздувая лёгкие. Но, кажется, это замечает только Тина.
Тук. Тук. Тук.
– Будет сделано, сэр, – отвечает она и по привычке закусывает губу.
И видит, как расширяются зрачки Грейвза.
Сердце замирает, а потом вдруг заходится в пароксизмальной тахикардии. Кажется, теперь его стук слышен на весь корпус.
Впрочем, Тине всё равно. Она смотрит в глаза Грейвза, которые кажутся чёрными только издалека. Если подойти поближе, ещё ближе, ещё, ещё – они цвета крепкого кофе, который Тина пьёт по утрам.
Между двумя людьми в пустынной аудитории не остаётся и сантиметра свободного пространства.
========== Догоняй ==========
Комментарий к Догоняй
https://vk.com/goldgraves_forever?w=wall-135902128_1824
На улице вовсю хозяйничает июль, раскаляя брусчатку и жарко целуя кожу прохожих, однако в Вулворт-билдинг царит приятная прохлада. В кабинете Грейвза непривычно светло: тяжёлые шторы застыли по обе стороны широкого окна, в которое с любопытством заглядывают солнечные лучи.
– Мистер Грейвс, сэр, – Тина опускает глаза, осторожно отправляя палочкой аккуратную стопку отчётов на громоздкий стол. – Здесь всё, что вы мне поручили.
Интересно, ему удастся найти хоть одну ошибку?
Грейвс внимательно смотрит на Тину, привычно отмечая мягкую ложбинку между ключиц, по которой скользит тонкая золотая цепочка округлого медальона.
Интересно, не холодит ли металл нежную кожу?
Тина мнётся, не поднимая взгляда. Её бледные пальцы нервно складываются в замок, но она тут же расцепляет их, заводя руки за спину: Грейвс готов поспорить, что она сейчас твердит себе “успокойся”.
Интересно, она когда-нибудь перестанет нервничать в его присутствии?
– Вы что-то хотели? – он поднимает брови.
Интересно, есть ли шансы, что она когда-нибудь ответит на этот вопрос “вас”?
– Д-да, сэр, – Тина дёргает головой в кивке, всё так же изучая узоры пола. Она ещё секунду собирается с мыслями – и с духом, – а потом почти уверенно смотрит на Грейвса. – Можно я уйду пораньше с пятничного общего собрания?
Тина никогда не отпрашивается с работы.
– У вас всё в порядке? – пристально смотрит на неё Грейвс. – Что-то с сестрой?
Интересно, она знает, что румянец на щеках ей очень идёт?
– Нет, сэр, – сразу же отвечает Тина, вскидывая голову, а потом резко опускает плечи, снова упираясь взглядом в пол. – У меня… встреча. – Она молчит, и край светлой кофты едва заметно подёргивается: убранные за спину руки непослушно мнут мягкую ткань.
Интересно.
– Встреча? – Грейвс элегантным движением подбирается, выпрямляя спину.
– Свидание, сэр, – Тина вдруг неуверенно – но улыбается, обнажая ямочки на алеющих щеках. – У меня свидание.
Грейвс на мгновение замирает.
Он бы разрешил ей уйти. Разрешил бы пойти на это её свидание – в полной уверенности, что сможет при необходимости её догнать.
Разрешил бы, если бы не эти карие глаза, неуверенные жесты рук, тонкие кисти, хрупкие плечи, непослушные волосы. Если бы не эти ямочки.
Если бы Тина не была Тиной.
– В эту пятницу у вас свидание только со мной, Тина, – говорит наконец Грейвз и щурится, усмехаясь. – Со мной – и с документацией по делу Вторых Салемцев. Что скажете?
Тина красиво заливается краской: в глазах Грейвза она видит то, от чего её сердце заходится в беззвучном крике. Сердце Тины знает всё гораздо лучше самой Тины.
– Обещаю, голодной вы не останетесь, – добавляет Грейвз, даже не стараясь придать фразе двусмысленности: воображение Тины прекрасно проделывает это за него.
Солнечные лучи скользят по скулам Тины, оттеняя алый цвет, и Грейвзу хочется узнать, так ли мягка её кожа, как кажется с такой слишком безопасной дистанции.
– Вы свободны, Тина, – говорит он и провожает взглядом её спину. Тонкая ткань едва заметно очерчивает узкие лопатки.
Грейвз думает, что Тине идёт бежевый.
Грейвз думает, что, кажется, настало время её догнать.
========== You’d better run ==========
В воздухе стоит необъятный гул, будто они внутри огромного колокола, который не прекращает звонить. Кровь стучит в висках, отдаваясь тупой болью где-то в затылке; кажется, что-то тёплое бежит по щеке, прямо от уголка глаза к разбитой губе, на вкус солоно и отдаёт железом. Слева доносится чей-то полный страдания крик, но внутри словно нажали левую педаль фортепиано, приглушая звуки.
Взрывная волна от очередного заклятья откидывает Тину к ближайшей стене, и она буквально слышит, как трещит кость правой руки, встречаясь с негостеприимной каменной кладкой склепа. Палочка безнадёжно потеряна где-то в грязи; найти её в такой темноте не представляется возможным: воздух освещают только вспышки заклинаний, в промежутках – кромешная тьма.
Действие первое: лучшие авроры МАКУСА против головорезов Гриндевальда. Место действия: кладбище Вудлон, Бронкс. Обстановка: и близко не располагающая к победе.
Тина бестолково копошится в мёрзлой земле, пытаясь подняться на ноги. Её шатает; голова раскалывается и вообще очень подводит. Стена позволяет на себя опереться только для того, чтобы поцарапать острыми камнями узкие ладони. Впрочем, Тина этого даже не чувствует: голова, Мерлин, как же болит голова, пожалуйста, хотя бы на секунду, пусть всё прекратится, моя голова, боги, помогите…
– Тина-Тина, – высокая статная фигура эффектно подсвечивается пущенной кем-то Авадой. – Не ты ли это обронила? – и протягивает ей что-то узкое, длинное и привычно-знакомое.
Тина тянет руку к своей палочке, но Гриндевальд только смеётся, отстраняясь.
– Ты уже совсем плохо соображаешь, верно? – почти сочувственно говорит он, разглядывая изможденное лицо, испачканное в крови, грязи и кирпичной пыли. Впрочем, на удивление, следы битвы делают её только красивее.
Ноги предательски подводят, и Тина падает на колени, упираясь руками в землю, израненными ладонями чувствуя редкие травинки и комки почвы. В голове шумит, а перед глазами мелькают звёзды – впрочем, это вполне могут быть отсветы заклятий.
Гриндевальд небрежным жестом отражает пущенное в него заклинание, и заходящий справа аврор падает замертво, даже не успев понять, что произошло. В глазах Тины бесцветными искорками блестят слёзы; она ненавидит бессилие, ненавидит всей душой то, что не может помочь.
Гриндевальд наслаждается её поверженным видом. Вот оно, добро. На коленях в земляном месиве, покрытое грязью, без оружия. Жалкое, ничтожное, но – чёрт побери! – всё ещё несломленное.
– Глупая девчонка, – почти ворчит Гриндевальд, кривя бледные губы. – Я же предлагал свою сторону… – он бездумно вертит в длинных нервных пальцах чужую палочку, вглядываясь в огромные глаза Тины.
– Никогда, – выплёвывает она и бросается на Гриндевальда так стремительно, как только может.
Мысли внезапно становятся кристально чистыми. Перед глазами Тины сейчас только одно.
Персиваль Грейвз, её начальник, её наставник… её спутник. Персиваль Грейвз, который теперь покоится на этом самом кладбище в гробу из тёмного дерева. Персиваль Грейвз, который не смог одержать победу в схватке с Гриндевальдом.
Палочка выпадает из пальцев Гриндевальда, когда Тина обхватывает его торс руками и заваливается вместе с ним на землю. Она шарит ладонью, пытаясь её найти, а второй рукой сжимает горло убийцы.
Гриндевальд кашляет и смеётся, зная, что может сбросить хрупкое тельце в два счёта. Когда ему надоедает ощущение холодных липких пальцев на шее, он бьёт Тину по лицу и быстрым движением поднимается на ноги, не забыв подхватить чужую палочку. Тина перед ним на коленях; из разбитого носа струйками течёт алая горячая кровь, в глазах плещется боль вперемешку с ненавистью.
– О, детка, лучше бы ты убежала, – зловеще тянет он, хватая Тину за спутанные пряди и откидывая её голову назад. Тонкая шея кажется особенно беззащитной, белея в темноте.
Тина закрывает глаза.
Комментарий к You’d better run
https://vk.com/goldgraves_forever?w=wall-135902128_1920
Долго думала, что ещё можно добавить и как продолжить, но потом эта зарисовка показалась мне такой логически завершённой, что я решила оставить как есть.
Хотя, конечно, хотелось расписаться :)
Не забывайте заходить в группу, там каждый день что-то новое :)
========== Как в сказке ==========
И жили они долго и счастливо.
Так заканчиваются хорошие сказки. Принцесса целует принца и на белоснежном коне уезжает вместе с ним в замок.
Вот только Тина не в сказке. Тина в промозглом Нью-Йорке, где осенние ветра грубо забираются под воротник недостаточно тёплого пальто, где из подворотен несёт чем-то затхлым и опасным, где принцы уже давным-давно погребены под слоем франтовства и алчности.
Сказки в Нью-Йорке только в книжных магазинах, думает Тина, надкусывая очередной хот-дог и слизывая с губ горчицу.
А потом она встречает Персиваля Грейвса.
Ну, то есть как встречает. Она выливает на него свой кофе, наступает на ногу, пачкает горчицей невозможно белую рубашку. Всё это – одновременно. Само собой. Тина – настоящий спец в таких ситуациях. Грейвс смотрит на неё, как на идиотку, а она вдруг думает, что он похож на сказочного принца.
– Так понимаю, вы – одна из авроров, – цедит Грейвс, разглядев на потёртом лацкане её пальто заветный значок.
Тина заворожено кивает. У Грейвса очень ровные зубы.
– Тогда потрудитесь объяснить, по какой причине вы задержались на двадцать семь минут. – Уже к концу фразы у Тины в голове что-то щёлкает, и она понимает: так это же новый директор!
Кроме проклятий в свой адрес у неё в голове ничего нет. И зачем она решила взять хот-дог именно на Пайн-стрит? Ведь она прекрасно знает, что очередь там всегда чересчур длинная.
Зато какие сосиски…
Кажется, принц, то есть Грейвс, мистер Грейвс, директор – ещё и легилимент. Иначе как объяснить мелькнувшую улыбку, едва тронувшую, но тронувшую уголки тонких губ.
Сердце Тины окончательно тает, когда в конце рабочего дня она снова сталкивается с Грейвсом, и он тихо говорит – только для неё:
– Зайдите в закусочную на Генри-стрит. Лучшие хот-доги во всём Нью-Йорке. – И уходит, не оборачиваясь, оставив Тину за спиной.
Однажды она видит его в одном из официальных баров-ресторанов, но подойти не решается: он пьёт что-то прозрачное из округлого бокала, а рядом с ним сидит светловолосый мужчина, лица которого Тина так и не смогла запомнить, будто кто-то постоянно стирал его из памяти. Тина думает, что и у Артура был Ланселот.
Куинни ласково желает ей доброго утра и смешливо добавляет: «моя принцесса». Тина с укором и смущением, но больше со смущением, чем с укором смотрит на сестру.
– Заканчивай, – просит она, зная, что просьба уйдёт в никуда: Куинни считывает мысли, как другие читают вывески: машинально и без злого умысла.
МАКУСА даёт традиционный новогодний бал, и Тина первый раз в жизни позволяет Куинни выбрать наряд, платье и причёску. Она говорит, что хочет разнообразия. Куинни кивает, не пытаясь сдержать радость: даже её локоны выглядят счастливыми.
Дело в том, – и Тина старается не думать об этом в таком контексте, – что вслед Куинни оборачиваются мужчины. На Тину же смотрят только тогда, когда она выльет кофе, наступит на ногу и испачкает горчицей рубашку.
Грейвс приглашает Тину на танец, и она засчитывает очко в свою пользу, помечая на будущее поблагодарить сестру: платье в пол из светло-серого шёлка просто необычайно идёт Тине. Собственно, об этом ей сообщает Грейвс, и Тина краснеет, не в силах отвести взгляд от гипнотических тёмных глаз.
Ночь она проводит в доме Грейвса. Правда, немного не так, как обычно проводят ночи те, кто до этого целовался на узком балконе прямо над Бродвеем. Тина засыпает на огромной кровати и потом почти не винит себя: сам Морфей создал такие подушки. Грейвс утром всё такой же иронично-строгий, и в тёмном халате он всё ещё похож на принца. Он аппарирует вместе с Тиной до её дома и на прощание целомудренно целует в щёку, и Тина думает, что только что проспала свой единственный шанс.
Куинни только поднимает бровь, когда Тина машет рукой и бредёт в свою комнату, по пути сбрасывая неудобные шпильки.
На следующий день Грейвс приглашает её на свидание. В этот раз ночь проходит как положено.
Они встречаются почти год, когда наступает ноябрь.
В ноябре Америку посещает Гриндевальд.
Тина смотрит на фотографию светловолосого британца в утренней газете и мучительно пытается вспомнить, где же она могла его видеть. Грейвс доливает ей кофе и одновременно наблюдает за морщинкой между её бровей: это значит, что идёт мыслительный процесс.
Это значит, что она может доставить неприятности.
– Поживёшь пока у себя? – невзначай интересуется он. – Хочу обновить охранные заклинания и кое-что добавить.
Тина медленно кивает, всё ещё думая о Гриндевальде.
Последующие события смешиваются для Тины в кошмарный ком неудач и проступков. Нападение на женщину не-мага, смещение с должности, рыжее недоразумение с огромным чемоданом и умными глазами, ещё один не-маг и…
Смертный приговор.
И вот тогда Тина вспоминает. Сопоставляет. Анализирует.
Понимает.
Это никогда не было сказкой. Сказки стоят на пыльных полках книжных магазинов. Сказки читают детям перед сном, чтобы ночью их ничто не тревожило. Сказки нужны для того, чтобы на душе стало чуть-чуть теплее.
Тина с горечью думает, что принцев не бывает.
Чуть позже она обязательно выследит Грейвса в маленьком городке на севере штата. Зачитает ему обвинения, глядя в бывшие любимыми тёмные глаза. Проследит, как его под руки выведут на улицу.
И поймёт, что горечь останется в её сердце навсегда.
Комментарий к Как в сказке
Не забудьте зайти в группу!
https://vk.com/goldgraves_forever
Даша, для тебя.
Твоя очередь :)
========== Скарпреттерен ==========
Пол казался ужасно скользким, но подошвы стражников уверенно чеканили шаги, эхом отдававшиеся от блестящего потолка. Толстые прямые колонны, покрытые светящимися надписями, уносились ввысь, в конце разветвляясь наподобие древесных ветвей. Во всех учебниках было сказано, что на этих колоннах – имена порабощённых Государством правителей. Государством – или, если быть точным, Владыкой.
Тина ойкнула, когда левая нога неловко подвернулась, но стражники, почти тащившие её, стальными пальцами ухватив за локти, даже не остановились. Кажется, потеряй Тина сознание, они всё равно продолжили бы волочить её по чистейшему полу прямо к подножью трона Пятнадцати.
Огромный зал казался бесконечным. Стражники ускорили шаг, и Тина стиснула челюсти, сдерживая ещё один вскрик: боль в ноге обжигала раскалённой спицей. Впрочем, ей тут же пришло на ум, что это будет только цветочками, если её – не дай всемогущий Эрро! – отдадут личному церберу Владыки, туманному палачу Мирового Облака, лучшему ученику Баал-Хаддата.
Тина опустила голову, глядя на собственные ноги, безвольно отсчитывающие шаги. Она чувствовала какое-то неправильное спокойствие: сейчас должна была решиться её судьба, а вместо этого она думала о том, что будет делать Владыка, когда место на колоннах закончится. Тину вообще частенько удивлял собственный организм. Какому бы богу ни пришло в голову сунуть аниму Тины в это тело, он явно решил потешиться, наблюдая за тем, как лоб Тины встречается с притолками, а предметы сшибаются с места неловкими руками. Зато глаза не могли не радовать: Тине часто говорили, что они напоминают бистровое небо Ауруса на закате, когда второе солнце планеты медленно опускалось за горизонт, даря последние лучи паутинным городам.
Её швырнули на пол безо всякого предупреждения; ладони звонко шлёпнули гладкую поверхность, а колени отозвались сдержанной болью. Тина медленно подняла голову и тут же прищурилась, рукой прикрывая глаза: трон Пятнадцати буквально ослеплял, столпом света возвышаясь над сгорбившейся Тиной. Впервые она чувствовала себя беспомощным муравьём, столь же мелким, сколь ничтожным. Глаза заслезились, и она с удивлением коснулась пальцем мокрых ресниц: на холодной Ру, где она провела всю свою жизнь, воздух был сух и морозен, и глаза ни разу не плакали сами, как было сейчас.
– Так это и есть та воровка? – голос Владыки заполнил всё безграничное помещение, проникая в мозг, в сердце, в кровь. Тина вздрогнула, подавив желание обхватить себя руками в жесте защиты. – Встань, воровка.
Тина, едва совладав с дрожью коленей, поднялась на ноги, стараясь не опираться на больную левую. Голова всё ещё склонялась вниз, а в глазах прятались вызванные светом слёзы. Её короткие волосы – длинные могли позволить себе только богатые – смешно торчали, встопорщившись. Около виска ржавчиной застыла кровь: Тина пыталась сопротивляться, когда её поймали уже на самой последней ступеньке космолёта. Базовый комплект канцеляристки ладно обнимал стройную фигурку, но серый скучный цвет отталкивал взгляды, а на правой коленке красовалась самая настоящая дырка.
– Где он? – неспешно вопросил Владыка, и сердце Тины забилось быстрее. – Где, воровка? Где Обскур?
Тина сглотнула и, сжав кулаки, подняла взгляд, решив, что на этот раз уж точно сможет противостоять жалящему свету.
Трон Пятнадцати находился на двухметровом возвышении. К нему вела расширяющаяся по направлению к полу лестница, у подножия которой и стояла Тина. Трон, казалось, был соткан из света, но из учебников Тина знала, что это лишь искусная игра металла, работа последних мастеров Стеклянной Галактики. Лестница же была выкована из доспехов Воинов Кодекса, лучших в своём роде, вознамерившихся противостоять Владыке и потерпевших сокрушительное поражение на последней планете повстанцев, маленькой и гордой Земле 201-2.
