Текст книги "У порога мечты"
Автор книги: Элисон Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Элисон Эшли
У порога мечты
Глава 1
Саманта перевела компьютер в режим ожидания, выключила настольную лампу и минуту-другую посидела в сиреневых сумерках. Сейчас она наберется смелости и позвонит Джастину. Пригласит в кино или в ресторан. Соврет, в конце концов, что у нее день рождения, и даст понять, что сама заплатит за билеты или за ужин.
Она уже потянулась за мобильным телефоном, но в последний миг рука бессильно опустилась на стол. Нет, никаких звонков! Хватит тешить себя надеждой, что такой парень, как Джастин, когда-нибудь обратит на нее внимание.
Да, порой, когда они встречаются у лифта, он улыбается ей и даже весело подмигивает. Но это ровным счетом ничего не значит. Наверняка у него есть девушка, и ему незачем проводить вечер со скучной коллегой.
В крошечной комнатке рядом с ее кабинетом, где умещались лишь шкаф для одежды и умывальник, Саманта взглянула на себя в зеркало и грустно улыбнулась своему отражению. Огромные, в половину лица очки, собранные в строгий пучок волосы, серая от долгого пребывания в закрытом помещении кожа. Вот только зубы хороши, ровные и белые, и глаза цвета молочного шоколада, присыпанного к тому же золотистой пыльцой, с такими длинными густыми ресницами, что при желании их можно было бы использовать в рекламе косметических средств. Но все это, к сожалению, скрыто от посторонних глаз. Зубы – за плотно сжатыми губами, глаза – за толстыми стеклами очков.
«Странно все-таки, – в который уже раз подумала она, – что у таких красивых родителей такая малопривлекательная дочь. Наверное, они потому и развелись, что им было неловко каждый день видеть меня рядом с собой».
Мысли настойчиво возвращали ее в прошлое. Вот ей двенадцать лет, и весь класс потешается над карикатурой, которую нарисовала и повесила на доску Марша Олви, самая красивая девочка в школе. Марша так похоже изобразила ее, Саманту, что даже преподавательница испанского, миссис Кларенс, не смогла сдержать улыбки.
А вот она в колледже, и соседка по комнате, не стесняясь ее присутствия, по телефону рассказывает подруге о своем свидании с парнем. Разве можно стесняться шкафа? Нет, конечно, если только внутри него не спрятано живое существо.
Взглянув еще раз в зеркало и увидев, что чуда не произошло и ее лицо все так же напоминает бесцветный блин, Саманта умылась и, вытерев лицо салфеткой, вернулась в кабинет. Однако работать не хотелось. Она принялась разглядывать знакомый до мелочей пейзаж за окном. Где-то там, в северной части города, среди множества других огней затерялись светящиеся окна университетского кампуса. Стоило ей подумать об этом, как память услужливо подбросила еще одно видение из прошлого.
Новое, купленное для рождественской вечеринки платье… Чтобы скопить на него денег, ей пришлось несколько месяцев проработать ночным бэбиситтером. В то время она была влюблена в Майка Трентона и, выбирая в магазине платье, думала лишь о том, что теперь-то он непременно ее заметит.
Просидев два часа в парикмахерской, она чуть ли не бегом вернулась в общежитие, открыла дверь в свою комнату и с ужасом поняла, что на этой, пожалуй, главной в ее жизни вечеринке можно поставить жирный крест. Рождественское платье попросту исчезло из запертой комнаты, а влезать в надоевшие джинсы или юбку со свитером совершенно не хотелось.
В тот вечер она впервые напилась, да так сильно, что уснула мертвым сном и не слышала, как рано утром ее платье вернулось на свое место. Она так и не надела его ни разу. Платье долго пылилось в шкафу, а потом она подарила его соседской девочке, решив, что хорошенькой Хелен оно подойдет куда больше, чем ей.
В медиа-холдинге «Энтерпрайсиз» Саманта работала уже семь лет, была на хорошем счету у руководства, но не у большинства коллег. Мужчины, как правило, обходили ее стороной, а молоденькие девчонки с накачанной силиконом грудью и фигурками куклы Барби чуть ли не в открытую смеялись над ее хоть и дорогими, но ужасно строгими деловыми костюмами. Она была старше их всего на несколько лет, но девчонки вели себя с ней так, будто ей уже перевалило за сорок. Их коротенькие юбки, тонкие шелковые блузки, полупрозрачные маечки слишком уж резко контрастировали с ее одеждой. Порой, устав от насмешливых взглядов, она все же предпринимала попытки хоть что-то изменить в своем гардеробе – шла в магазин и долго бродила между рядами одежды. Однако домой возвращалась с очередным черным или темно-синим пиджаком и юбкой или брюками к нему. Случалось, ее взгляд задерживался на чем-нибудь белом, воздушном. Но она тотчас же представляла, как будет выглядеть в этом, горько усмехалась и, купив несколько банок пива, шла в гости к Лесли, единственному человеку, рядом с которым она могла чувствовать себя в безопасности.
Вот и сегодня, вместо того чтобы позвонить Джастину, она проведет вечер одна или в обществе Лесли и ее дочурки. Купит по дороге пиццу, шоколадное молоко для маленькой Энни, пару банок светлого пива и диетическую колу, а затем, после пустого, ни к чему не обязывающего разговора, ляжет спать.
А ведь завтра уик-энд! Что ей делать в эти бесконечные два дня? Смотреть телевизор? Или вылизывать свой и без того сверкающий чистотой дом? А может, позвонить маме и напроситься к ней в гости? Не самый лучший вариант, но что делать, если ничего другого так и не удается придумать?
Решившись, Саманта вновь вытащила телефон, быстро пролистала записную книжку, вызвала нужный номер. После десяти бесконечно долгих гудков, эхом отозвавшихся у нее в голове, мать наконец взяла трубку. По ее напряженному голосу и громкой музыке Саманта поняла, что она не вовремя, но все же не стала отключать телефон и, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно и спокойно, произнесла:
– Привет, мам. Это я, Саманта. Как ты?
– О, прекрасно! Сегодня наконец был подписан контракт на издание моей книги, и Мэген, мой издатель, устроила по этому поводу вечеринку.
– Поздравляю тебя, мамочка! – Стараясь не выдавать охватившего ее волнения, Саманта сказала: – Если хочешь, я приеду к тебе на уик-энд, и ты подробно мне все расскажешь. Это ведь твоя первая книга, и, может быть, тебе захочется поговорить о ней…
– О нет, дорогая. Извини, но пока мне совсем не хочется говорить на эту тему. Я все еще не могу прийти в себя после переговоров с издателем и его юристами.
– Но, – с неожиданной для себя настойчивостью продолжала Саманта, – может быть, я все же приеду, и мы просто поболтаем?
– Думаю, это не очень хорошая идея.
Теперь в голосе миссис Ховард можно было уловить ледяные нотки, которые были так знакомы ее дочери с раннего детства. Как наяву Саманта увидела невероятно красивую женщину в длинном вечернем платье, которая по странному стечению обстоятельств приходилась ей матерью. Голос миссис Ховард продолжал звучать в трубке, но занятая своими мыслями Саманта с трудом улавливала их смысл.
– Тебе не следует обижаться на меня, дорогая. С тех пор как мы расстались с твоим отцом, каждый из нас живет своей жизнью, которая, к сожалению, не имеет ничего общего с твоей. Мы с ним люди искусства. Я пишу книги, твой отец снимает видеоклипы, ты же занимаешься подсчетом каких-то цифр на своем компьютере.
– Я занимаюсь аудитом, мама, и поверь, это очень интересно, – чуть более резко, чем следовало, ответила Саманта.
– Ну вот, ты уже и грубишь мне. Ты невыносима, Саманта. Испортить мне настроение в такой день!
– Извини, мамочка.
– Я рада, что ты все правильно поняла. Ты можешь приехать ко мне через две недели. Мне как раз понадобится твоя помощь. Нужно пересадить цветы на заднем дворе и разобрать вещи.
– Конечно, мама, я приеду и помогу. Извини, если расстроила тебя. Я люблю тебя, мамочка.
Пауза, возникшая после этих слов, была совсем крошечной, но сердце у Саманты екнуло.
– Я тоже тебя люблю, дорогая. Позвони мне, когда будешь выезжать, я попрошу Билла встретить тебя на станции. Да, и привези мне серьги, что оставила тебе в наследство бабушка. Ты все равно их не носишь, да к тому же изумруд куда больше подходит к моим глазам, нежели к твоим. А я взамен дам тебе серебряные серьги с голубым топазом.
– Хорошо, мамочка, я привезу тебе бабушкины серьги, и мне ничего не нужно взамен. Я позвоню тебе, когда буду выезжать.
Саманта отключила телефон и вновь уставилась на россыпь огней за окном. Отказ матери не слишком огорчил ее, к подобному обращению она привыкла с детства, остался только неприятный осадок, но и это, она знала по опыту, совсем скоро пройдет. Мелькнула мысль позвонить отцу, но ее она отмела сразу же. После развода отец женился во второй раз и давно уже не стремился поддерживать отношения со взрослой дочерью.
Саманта выключила компьютер и принялась складывать в сумку разбросанные по столу мелочи. Несмотря на все усилия привести мысли в порядок, сгустившиеся сиреневые сумерки продолжали тревожить ее, вызывая в душе смутные, полные несбывшихся желаний образы.
В этот вечер ей мечталось о чем-то особенном, хотелось любить и быть любимой. Она понимала, что все эти сказки о любви не имеют к ней никакого отношения, но так хотелось тепла и нежного участия…
Решено, вечер она проведет с Лесли, а завтра… завтра придумает что-нибудь интересное. Например, сходит в парикмахерскую и сделает сногсшибательную прическу в духе Клэр Астон, или отправится на прогулочном катере вверх по реке и остановится на ночлег в каком-нибудь холлидей-инн, или… Да мало ли еще что можно придумать, успокоила она себя и, надев плащ, вышла из кабинета, который вот уже два года делила со своей помощницей и младшим аудитором фирмы Кэтрин Милз.
Идя по длинному, наполненному ровным светом неоновых ламп коридору, Саманта машинально отметила про себя, как гулко отдаются в тишине ее шаги. Опять она засиделась допоздна и в то время, когда остальные сотрудники давно уже предавались радостям вечерней жизни, только-только покидает здание офиса. Она спустилась на лифте в подземный гараж, подошла к своему одиноко стоявшему «Саабу» и, отключив сигнализацию, села в подмигнувший ей фарами автомобиль. Саманта поехала в центральную часть города, рассудив, что, если по дороге попадется какой-нибудь супермаркет с удобной парковкой, она сможет пополнить в нем истощившийся к концу недели запас продуктов. Обычно она покупала продукты в ближайшем магазине и всегда брала один и тот же набор. Но сегодня ей хотелось чего-то особенного, чего-то такого, что помогло бы ей начать новую жизнь.
«Куплю что-нибудь диетическое, – решила она. – Больше никаких отбивных, стейков, пирогов и гамбургеров. И никакой пасты. Только обезжиренный йогурт, хлеб из твердых сортов пшеницы, козий сыр, оливки, вместо сахара – заменитель. Из фруктов только яблоки, апельсины, ананас и киви. Бананы полностью исключить, и манго тоже… Если просидеть на такой диете около месяца, вполне можно сбросить около десяти фунтов, – мысленно подсчитала она, – и тогда уж подумать о том, как обновить свой гардероб».
За всеми этими размышлениями она не заметила, как приблизился опасный поворот. Саманта не успела сбросить скорость, и ее машина вылетела по скользкой от недавнего дождя дороге на встречную полосу. Машину закрутило, и последнее, что осталось у нее в памяти, был сильный боковой удар и сыплющиеся прямо ей в лицо осколки лобового стекла.
…Во взгляде сидящей напротив женщины было столько отвращения и неприкрытого ужаса, что у Дэна Кингсли, заведующего хирургическим отделением «Филадельфия хоспитэл», невольно появился противный кислый привкус во рту, свидетельствовавший о начавшейся изжоге.
– Это… это не может быть моей дочерью!
От визгливого голоса мистер Кингсли вздрогнул, но, старательно сохраняя остатки самообладания, попытался заставить замолчать эту красивую, но, несомненно, очень странную женщину. Ей почему-то очень хотелось доказать, что попавшая в аварию девушка, в сумке которой были найдены документы на имя Саманты Ховард, не является ее дочерью.
– Успокойтесь, миссис Ховард. Успокойтесь и выслушайте меня еще раз. Да, ваша дочь попала в серьезную аварию, но она хотя бы осталась жива. Мало того, благодаря подушке безопасности у нее нет никаких внутренних повреждений. Перелом руки, два сломанных ребра и небольшая травма головы – еще не повод так нервничать. Я даже думаю, что…
– Вы думаете?! Да вы посмотрите на ее лицо! – вне себя от гнева воскликнула миссис Ховард. – Лучше умереть, чем жить с таким лицом! Моя дочь и без того не была красавицей, но это! Это просто непостижимо! Вы должны что-то сделать с ее лицом, иначе я подам на вас в суд! Совсем скоро начнется рекламная кампания в связи с изданием моей книги, и я не хочу, чтобы кто-то из журналистов сфотографировал мою дочь в таком неприглядном виде!
Миссис Ховард резко повернулась и, даже не взглянув на не очнувшуюся после наркоза дочь, вышла из палаты. Дэн Кингсли еще долго стоял возле кровати спящей Саманты и ломал голову, как он скажет ей о том, что, едва увидев обезображенное осколками лицо, ее мать покинула клинику.
Он работал в больнице уже десять лет и ни разу еще не сталкивался с подобной ситуацией, а потому не мог предположить, как девушка отреагирует на такое поведение своей матери. Направившись к выходу из палаты интенсивной терапии, он не заметил слез, блеснувших в уголках ее глаз.
Саманта проснулась после наркоза и успела услышать почти весь диалог матери с доктором, но, не в силах пошевелиться от охватившего ее ужаса, так и лежала, молча впитывая все брошенные матерью обидные слова.
Неужели что-то непоправимое случилось с ее лицом, и теперь она не сможет даже выйти на улицу? Как же она будет жить? Мысли ураганом проносились у нее в голове, но ни одна из них не давала ответа на мучавшие ее вопросы. Почувствовав внезапную боль во всем теле, Саманта пожалела, что вообще осталась жива. Она закрыла глаза и подумала о том, что вряд ли найдется на свете хоть один человек, которому было бы так же плохо, как ей сейчас.
Ее измученное болью и страхом сознание отключилось в тот самый момент, когда волна отчаяния готова была накрыть свою жертву. Вновь провалившись в черную бездонную пропасть, она почти сутки провела в том пограничном мире, где душу перестают терзать такие страшные еще совсем недавно проблемы.
Очнулась Саманта от бьющих в окно ярких солнечных лучей, и тут же новые, куда более оптимистичные, чем прежде, мысли, ворвались в ее сознание.
Она будет жить и сделает все возможное и невозможное, чтобы не только поправиться, но и стать не менее красивой, чем ее мать. Она поедет в Калифорнию, в Сан-Франциско. Там лучшие во всей Северной Америке клиники пластической хирургии, и там ей обязательно помогут. Она не отдаст матери бабушкины серьги, а продаст их, как и те акции, что купила два года назад. А если этого не хватит, возьмет кредит в банке. Ей сделают новое лицо, и тогда уже никто, даже ее мать, не сможет сказать, что она урод, который не заслуживает счастья!
С этими мыслями Саманта вновь заснула, и спокойная улыбка на ее губах была словно отражением ее новых, не имеющих ничего общего со скорой смертью мыслей.
Глядя на изуродованное осколками лицо Саманты, Дэн Кингсли, ее лечащий врач, никак не мог понять, что чувствует сейчас эта девушка. Неужели она не понимает, как обезображено ее лицо? Или это спокойствие – следствие перенесенного шока? Может, все же назначить ей консультацию у психиатра? Или хотя бы занятия в группе, где рядом с ней будут такие же, как она, люди?
В принципе, он мог бы выписать ее уже через неделю, но что-то удерживало его от этого шага. Эта девушка напоминала ему бомбу с часовым механизмом, способную взорваться в тот самый момент, как только окажется за пределами клиники.
Саманта ответила на все вопросы мистера Кингсли и едва дождалась, когда он покинет ее палату. Как только дверь за доктором закрылась, она подошла к висевшему возле умывальника зеркалу. За время, проведенное в клинике, она уже свыклась со своим новым отражением, и тем не менее всякий раз неприятная дрожь пробегала по телу, стоило ей увидеть пересекающие лицо красные, припухшие рубцы. Но та сила, что появилась в ней, когда она услышала слова матери, заставляла ее без страха смотреть вперед, в свое такое уже скорое будущее.
Глава 2
Саманта попросила таксиста подъехать к самому дому, выскользнула из едва остановившегося автомобиля и спустя минуту была уже под надежной защитой родных стен. Оставив в холле сумку с вещами, она прошла в гостиную и долго сидела там, вслушиваясь в тишину. Этот дом она купила на доставшиеся ей в наследство от бабушки деньги, и долгое время он был для нее крепостью, в которой она пряталась от всех сложностей окружающего мира. Но теперь она готова была покинуть эту крепость и, мысленным взором окидывая каждую комнату, прикидывала, сколько может выручить за дом. По ее подсчетам выходило не так уж и мало. Вместе с серьгами и акциями «Дженерал моторс» и «Пасифик эйрлайнз» должно было хватить не только на операцию, но еще и на вполне безбедное существование как минимум в течение пяти лет после нее.
Несмотря на то что она отсутствовала всего месяц, в доме чувствовалось жуткое запустение. Отдохнув немного, Саманта принялась за работу. Необходимо было не только очистить дом от пыли, но и начать упаковывать вещи. Кое-что следовало отдать на распродажу, что-то раздать соседям, что-то отправить в Красный Крест. Все заботливо сохраненные бабушкой игрушки она решила подарить маленькой Энни, дочке Лесли, а самой Лесли отдать розовую блузку, которую та заставила ее купить на проводимой единственный раз в году распродаже у Сакса. Вскоре к блузке прибавились два летних костюма, которые она так ни разу и не осмелилась надеть, и кресло-качалка, в котором так любила качаться Энни. Для мистера Адамса, чей дом находился справа от ее, она отложила несколько книг и красивую настольную лампу, которая, она знала это наверняка, очень ему нравилась. В новую жизнь Саманте не хотелось брать ничего, что напоминало бы ей о прошлом, но, не устояв, она все же отложила в сторону несколько вещиц, с которыми были связаны приятные воспоминания.
Провозившись до вечера, она не заметила, как проголодалась, но, заглянув в холодильник, поняла, что не может рассчитывать даже на самый скудный ужин. Она чуть было не взвыла от злости. Выйти из дома, сесть в машину, проехать два квартала до ближайшего супермаркета – все это было возможно для кого угодно, но не для нее. Позволить людям глазеть на ее обезображенное лицо и говорить, что бедняжка мисс Ховард похожа теперь на персонаж из триллера? Нет, это было выше ее сил. Можно, конечно, попросить Лесли помочь ей, но в доме напротив не было света, и, решив обойтись без ужина, Саманта поднялась к себе в спальню.
«Какое счастье, что я не замужем, – подумала вдруг она, увидев свое ставшее уже привычным отражение в двери встроенного шкафа. – Муж точно бросил бы меня. Если я сама с трудом выношу этот кошмар, то справедливо ли было требовать чего-то от него?»
Она уткнулась в подушку и долго плакала, вспоминая все, что произошло с ней за последние два месяца. Казалось, с того дня, как она попала в аварию, прошло по меньшей мере сто лет – так неузнаваемо изменилось не только ее тело, но и душа.
Интересно, как отреагировали бы все в офисе, если бы увидели ее в таком виде? Она с облегчением вспомнила, что никогда больше не вернется туда, а значит, нечего об этом и думать. Та Саманта Ховард, которую они знали, умерла, но уже совсем скоро родится вновь, и впереди у нее будет новая, полная удивительно счастливых событий жизнь.
С трудом заставляя себя не отводить взгляда от обезображенного лица подруги, Лесли Мейз едва воспринимала доносившиеся до нее слова. Нет, она знала, конечно, от мистера Кингсли, что у Сэм сильно пострадало лицо, но то, что она увидела, не шло ни в какое сравнение с ее предположениями. Хорошенькая, как картинка, Лесли и раньше не могла понять, какие чувства испытывает некрасивая женщина. Но это! С этим, по ее мнению, вообще нельзя было жить. Едва она успела подумать об этом, как тут же, словно прочитав ее мысли, Саманта сама обратилась к ней с вопросом:
– Тебе действительно страшно смотреть на мое лицо, Лесли? Или ты думаешь, что я могу напугать Энни?
Лесли залилась краской и попыталась протестовать, но Саманта знаком попросила ее замолчать.
– Я знаю, что выгляжу ужасно, Лесли, но поверь, это ненадолго. Хочу сделать пластическую операцию, правда, на нее нужны очень большие деньги. Мне необходимо так много всего сделать, а доктор запретил мне пока выходить из дома. Я очень рассчитываю на твою помощь. Хочу продать дом, все свои акции и бабушкины серьги.
– Продать дом? – не веря своим ушам, воскликнула Лесли. – Да ты с ума сошла!
– Я вполне в своем уме, Лесли. У меня даже есть свидетельство на этот счет, выданное главой психиатрического отделения «Филадельфия хоспитэл». И поверь, я продала бы не только этот дом, но и свою душу, если бы это могло мне помочь. Я всю жизнь была самым некрасивым ребенком в школе, самой некрасивой студенткой в университете и самой некрасивой сотрудницей в медиа-холдинге «Энтерпрайсиз». Так неужели ты думаешь, что я смогу и дальше так жить, да еще и с этими жуткими шрамами на лице?
– Извини, Сэм, – пробормотала потрясенная ее вспышкой Лесли. – Конечно же я помогу, скажи только, что нужно сделать.
– Ну для начала купи мне что-нибудь поесть, – улыбнулась Саманта, – а потом я покажу тебе то, что отложила для тебя и Энни.
Скрыв лицо за густой вуалью, Саманта чувствовала себя словно отгороженной железным занавесом от окружающего мира. Сильно постройневшая за последние месяцы фигура в строгой темной юбке и синей шелковой блузке притягивала к себе множество мужских взглядов, но, вместо того чтобы впервые в жизни порадоваться этому, она только сильней раздражалась, поймав на себе очередной заинтересованный взгляд. «Хотела бы я знать, – усмехнулась она про себя, – сколько осталось бы желающих познакомиться со мной, если бы я подняла вуаль?»
До отлета оставалось еще полчаса, и она уже жалела, что не приехала в аэропорт перед самым окончанием регистрации на рейс. Но находиться в пустом и с сегодняшнего утра уже чужом для нее доме тоже не было сил, и, попрощавшись с Лесли и маленькой Энни, она уехала в аэропорт.
За время, прошедшее после выхода из больницы, она изменилась настолько, что порой сама себя не узнавала. Куда делись ее нерешительность и болезненная стеснительность? Куда подевались столь ненавистные ей с детства комплексы? Неужели для того, чтобы избавиться от них, нужно было стать еще большим уродом, чем прежде?
Она просмотрела кучу сайтов в Интернете, выяснила истинную стоимость серег и только тогда выступила с предложением о продаже. Ответ не заставил себя ждать, и вскоре она смогла уже перечислить на свой счет ровно двадцать пять тысяч долларов. Гораздо дольше пришлось провозиться с домом. Почти каждый день менеджер из агентства привозил к ней потенциальных покупателей, но только две недели назад она смогла наконец оформить сделку. Еще неделя ушла на всяческие формальности, и вот теперь она стоит в самом начале нового витка своей жизни и очень надеется на то, что в скором будущем сможет уже без содрогания смотреть на свое отражение.
В Сан-Франциско ее должен был встретить однокашник мистера Кингсли, к которому тот обратился с просьбой помочь бывшей пациентке. Мысленно повторяя слова, которые она скажет доктору при встрече, Саманта горячо надеялась, что он окажется именно тем человеком, который сможет помочь ей.
Самолет летел уже два часа, а она все никак не могла успокоиться. Волнение бурлило в ней, не давало думать ни о чем другом, кроме предстоящей встречи. Сейчас ее не тревожили даже воспоминания о последнем разговоре с матерью, когда та, получив вместо серег с изумрудами вежливый отказ, закатила жуткую истерику. С тех пор они не общались даже по телефону. Были еще неприятные воспоминания об уходе с работы, когда в качестве аргумента ей пришлось представить обезображенное шрамами лицо. Но и с этим она смогла справиться.
Гораздо тяжелей было расставание с маленькой Энни и Лесли, но мысль о том, что совсем скоро малышка получит фантастический подарок на свой день рождения, вызвала ласковую улыбку на ее лице. Подарок – огромный, диаметром три метра надувной бассейн с большим количеством ярких надувных игрушек, которые наверняка понравятся малышке, – она попросила упаковать в ярко-красную коробку и украсить ее большим белым бантом. «Лесли конечно же начнет возмущаться по поводу столь неразумной траты денег, но я уже не услышу ни одного из ее упреков, – усмехнулась про себя Саманта. – И вообще, это мое дело, что дарить малышке на день рождения, и в следующий раз я пришлю ей настоящий кукольный домик, в котором она сможет играть со своими игрушками».
Саманта не заметила, как полет подошел к концу. Сознание того, что она пересекла сейчас с востока на запад всю страну, зародило какое-то новое чувство в ее душе. Первый, быть может, самый трудный шаг навстречу мечте был сделан, и теперь она изо всех сил надеялась на то, что и второй шаг окажется столь же удачным.
