Текст книги "Верная"

Автор книги: Элис Хоффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Шелби засмеялась, но вскоре ее смех перешел во что-то иное. Бен закрыл ее рот рукой в перчатке, чтобы родители Хелен ничего не услышали.

– Шелби, – сказал он, и по тону его голоса девушка каким-то образом догадалась, что он в нее влюбился. Она настолько ошеломлена, что перестала плакать. – С тобой все в порядке?

Шелби кивает, и Бен убирает руку.

– Я на самом деле замерзаю, – сказала Шелби.

Бен поднялся с земли и помог встать ей. Шелби могла бы подойти к окну, прикоснуться к стеклу рукой в перчатке, заглянуть внутрь. Она могла бы даже забраться в комнату, пасть на колени, дотронуться до теплой руки Хелен и попросить у нее прощения, как это обычно делают люди, жаждущие чуда. И, может быть, Хелен благословила бы ее и изменила бы все то, чему предстоит случиться в будущем, – освободила бы ее от проклятия быть собой.

Но вместо этого Шелби последовала за Беном через лужайку. Они прошли назад тем же путем, что и сюда, слыша скрип снега под ногами, ритмичный, как биение сердца, похожий на хруст срубаемого дерева. Небо черное. Сквозь морозный воздух пробивается запах гиацинтов. Именно они, а не розы были любимыми цветами Хелен.

– Мне нужно выпить чего-нибудь горячего, – заявила Шелби.

– Температура твоего тела, возможно, понижается из-за отсутствия волос, – пошутил Бен.

Он прослушал в колледже все доступные курсы по естественным наукам, и все же не знает ничего о человеческих эмоциях. Любовь для него – тайна, подобная некоему экзотическому, инопланетному пристрастию. Думаешь, что ты на Земле, а на самом деле пребываешь где-то среди звезд.

Шелби сложила шарф вдвое и намотала его на голову.

– А ты, похоже, становишься ниже из-за своего идиотизма, – парировала она его выпад.

Девушка улыбнулась, во всяком случае, так показалось Бену. Он готов был сделать все, что она попросит. Даже такую явную глупость, как ограбление ночного магазина. Оставить позади всю прежнюю жизнь и пойти вслед за ней к какой-то далекой цели, искать чуда.

– Возможно, так оно и есть, – согласился Бен.

Наверно, Бен действительно был идиотом, поскольку не понял, что с ним происходит, когда стоял под окном у Хелен. Он думал о тех временах, когда на нее заглядывался. Шелби тоже его манила, но он боялся ее реакции, если бы она узнала, что он шпионит за ней. С Хелен это проходило гораздо проще. Однажды поздним вечером он наблюдал, как Хелен в своей спальне болтает по телефону. Она лежала на спине совершенно голая, закинув ногу на ногу. Девушка была такой красивой, что казалась нереальной.

Его глаза были закрыты, и он вспомнил Хелен такой, какой та была. Бен четко услышал эхо ее голоса, когда она разговаривала по телефону с Шелби, обговаривая с ней какие-то планы на уик-энд. Ее кожа была белоснежной, ее волосы – цвета роз. Такой она всегда виделась ему. Некоторые вещи лучше всего запоминаются именно так, как ты хочешь запечатлеть их в своей памяти, как эта дорога, эти звезды, эта девушка, которая идет рядом с ним в холодную ночь, глядя вдаль.

Глава 2

В тот день, когда Шелби и Бен Минк переехали в Нью-Йорк, Бен уронил на ногу книжную полку и сломал три косточки. В приемном отделении госпитального центра «Белвью» они сидели так долго, что кто-то успел взломать замок в их квартире и украсть принадлежавший Бену телевизор. У Шелби никакой собственности не было вовсе. Понятное дело, именно Шелби забыла повернуть ключ в замке второй раз. Но Бен ее не винил. Он не дал волю раздражению и не повысил на Шелби голос, хоть ему и пришлось носить гипс и терпеть боль целый месяц.

Бен просто сказал: «Добро пожаловать в городскую жизнь» и начинал распаковывать всё, что не успели разворовать, главным образом одежду, кастрюли и сковородки, полученные от матери, а также обеденный стол со стульями его двоюродной бабушки Иды – такой уродливый, что никому в здравом рассудке не пришло бы в голову его украсть. Доброта Бена только усилила убеждение Шелби, что он сделал неправильный выбор. Она знала, что совершает ошибку, еще до того, как все это началось. Шелби переехала с Беном в тесную квартирку-студию на Десятой авеню, потому что дома, на Лонг-Айленде, так и не смогла вырваться из плена навязчивых состояний.

Бен – человек открытый и доброжелательный. Он почему-то в нее влюбился, а когда предложил переехать в Нью-Йорк, то Шелби, недолго думая, согласилась. Она по-прежнему не могла понять, что он в ней нашел, но спрашивать об этом ей не хотелось. Бена и Шелби соединили судьба и скука. Их отношения начались с чтения друг другу глав «Человека в картинках». И теперь Шелби винила Рэя Брэдбери за то, что она обманом была втянута в интимные отношения с Беном. Его истории заставили ее что-то почувствовать краешком сердца. Близость с Беном прошла плохо: им было тесно на односпальной койке в подвале. Секс представлялся Шелби как нечто сделанное по-быстрому на кафельном полу, к которому тебя грубо прижимают. Но Бен был нежен, и это ее взволновало. Шелби не знала, как ей реагировать, – как-никак это дом ее родителей.

Однажды в постели Бен шептал, что любит ее, а она думала о снеге, который шел за окном. Шелби слышала шаги матери на лестнице: наверно, она несла вниз корзину с бельем. Стиральная машина была на расстоянии каких-то нескольких футов от них. Шелби в панике закричала: «Не спускайся сюда!» – словно она паковала кокаин или сдавала свою койку проституткам. Мать взбежала вверх по ступенькам и захлопнула дверь.

– Не переживай, – сказал Бен. – Я хочу познакомиться с твоей мамой. – Чтобы успокоить Шелби, Бен похлопал ее по спине, но она едва сдержалась, чтобы не оттолкнуть его.

Бен натянул одежду. Он вовсе не шутил, что хочет сделать все как положено. Выйдя через заднюю дверь, он прошел через двор, обогнул дом, позвонил с переднего крыльца и представился Сью. Шелби с матерью до сих пор смеются из-за того, что на нем были башмаки Шелби, которые он надел впопыхах. Бену пришлось бродить по дому, пока Сью Ричмонд готовила чай с печеньем.

Они с Шелби были вместе всю весну, иногда разговаривали, иногда просто занимались любовью. Шелби предпочитала, чтобы свет был выключен, чтобы не видеть, как он восторженно смотрит на нее полными любви глазами. Бен – романтик.

Бен очень сентиментален. «Ведь это только секс», – каждый раз думает Шелби. Но насколько это не похоже на то, что проделывал с ней санитар на полу душевой комнаты, говоря ей отвратительные сальности! Это было нападение, а не секс. Ей приходилось абстрагироваться от своего тела, хотелось отрешиться от него, и именно тогда она, по-видимому, утратила душу. Где-то там, в больнице, ее душа парит над лежащими в постелях пациентами, запертыми в палате, где Шелби провела несколько ужасных месяцев.

Бен разыскал квартиру, оплатил аренду и нанял фургон для мебели.

Шелби в конце концов согласилась жить вместе с ним, потому что вполне уверилась, что она жертва пространства, местности и времени. Все, что ей нужно, – уехать из города, чтобы бежать от своего прошлого. Но это пока не сработало: беспокойство не покинуло ее и на Манхэттене. Она словно притягивает к себе печаль, трагическое мироощущение. Покажи ей розу – и она заметит только осу в центре цветка. На городских улицах на нее наводят страх банальнейшие обстоятельства: ребенок с пурпурным синяком на щеке, глядящий на нее из детской коляски; пожилая женщина с тонкой, как бумага, кожей и в большом, не по росту пальто, способная передвигаться лишь с помощью ходунков на колесах; кот с одним оторванным ухом, пересекающий аллею. Неужели никто больше не видит всю эту боль, растворенную в воздухе Манхэттена?

На кровати в их новой квартире Шелби терзали те же навязчивые мысли, что и в подвале родительского дома. Она продолжала принимать ативан три раза в день.

Когда Бен обычно возвращается домой из фармацевтической школы на 125-й улице, Шелби делает вид, что все в порядке. Она своего рода степфордская жена, хотя их отношения официально не зарегистрированы. Они курят дурь и заказывают на дом китайскую еду. Бен рассказывает, как прошел у него день, но Шелби его не слушает.

Все идет прекрасно. Шелби старается не смотреть в глаза курьера китайского ресторана «Хунань», который всегда погружен в тихую великую печаль, сколько бы ему ни давали чаевых. Она берет печенье с предсказанием со дна сумки и бросает его в стеклянную чашу, которую держит в чулане. У нее нет никакого желания узнать будущее.

– Кто тебе сказал, что твоя обязанность – испытывать чувство вины за все плохое в этом мире? – ласково говорил ей Бен, когда она начинала перечислять ужасы, увиденные ею за день: босой человек; плачущая девочка, которую отец тащил по Четырнадцатой улице; женщина, молившая о помощи на никому не понятном языке.

Они оба знают, что в школе Шелби не взглянула бы на Бена больше одного раза, а теперь она недоумевает, как он еще не сбежал от нее.

Бену кажется, что она красивая, и это лишний раз доказывает Шелби: у него не только паршивое зрительное восприятие, но и большие проблемы со здравым смыслом. Шелби продолжает брить голову налысо, носит только черное. Она такая тощая, что вены просвечивают под кожей, как у старых леди, которые передвигаются по улицам с помощью ходунков на колесах и везде таскают с собой пластиковые мешки со своими пожитками и всяким хламом.

Правда, Бен начал следить за своей внешностью: он хочет выглядеть как приличный человек, имеющий профессию. Он купил пять белых рубашек, которые надо постоянно стирать и гладить. Что касается Шелби, то она утюга и в руки не брала и надеется, что так будет и дальше.

Вечером они расположились на пожарной лестнице, в достаточной степени обкуренные, чтобы не замечать жары. Температура воздуха 99 градусов по Фаренгейту, больше, чем температура человеческого тела. Небо нависло над головой, вечер влажный и туманный. Такими пропитанными влагой ночами люди убивают друг друга без всякой причины.

Шелби завернулась во влажную простыню. Желание быть поближе к кондиционеру недавно подвигло ее обратиться с предложением своих услуг в зоомагазин на Юнион-сквер, где, к немалому удивлению, ей дали работу. Хоть работа неприятна и утомительна: надо чистить клетки, распаковывать коробки с собачьим кормом, но зато в магазине живительная прохлада. У Шелби это первая работа в жизни, если не считать тех дней, когда она еще училась в школе и ее просили посидеть с соседскими малышами. Теперь она с трудом верит, что люди доверяли ей своих детей.

Бывало, и Хелен украдкой пробиралась посидеть с ней, пока хозяева еще не вернулись домой. Другого опыта работы у Шелби не было, она жила за родительский счет, пока не уехала в Нью-Йорк с Беном. Родители полагают, эта работа – переломный момент в жизни дочери, что, по ее мнению, весьма прискорбно. Мать Шелби дошла до того, что прислала ей по этому поводу поздравительную открытку: «Наши поздравления! Мы так гордимся тобой!» На открытке изображена девчушка с короной на голове, она стоит на цыпочках, как маленькая фея, и держит в руке волшебный жезл. Шелби даже смотреть на нее противно.

Она бы хотела получить другую почтовую открытку от анонимного корреспондента. Девушка словно попала в зависимость от присылаемых ей пожеланий в красивом графическом оформлении. Она впихнула материнскую открытку в старую шкатулку для украшений, где хранится вся ее корреспонденция.

Шелби думала, что отдаленность от родного города пойдет ей на пользу, но она по-прежнему чувствовала ответственность за все плохое, что происходило на белом свете. У нее скверная карма. К несчастью, она почти уверена, что плохая карма – врожденное свойство и человеку не дано ее изменить.

– Интересно, как чувствует себя врач, вылечивший пациента? – размышляла Шелби во время их обеда на пожарной лестнице. – Ощущаешь себя волшебником или богом, если спасешь кого-то? Или водопроводчиком, починившим трубы?

– Тебе надо учиться в школе целителей, – предложил Бен. – Я вижу тебя в этом качестве.

У него длинное тощее тело, что особенно заметно без рубашки. Шелби кажется, что после школы он потерял в весе. В детстве Бен был абсолютной бестолочью, а теперь очень серьезно относится к учебе. Бен влюбился в науку с таким же энтузиазмом, как когда-то в Шелби, – внезапно и по какой-то непонятной причине. К тому же он хорошеет день ото дня – Шелби диву дается, как такое возможно.

– Я была бы ужасной студенткой, – заметила она. Шелби упустила возможность учиться в Нью-Йоркском университете, потеряв два года. Она уверена, что теперь слишком поздно начинать. – К тому же я слишком бедна.

У Шелби очень маленькая зарплата. Она ест на обед лапшу, тофу и приправленный специями баклажан только потому, что Бен настолько глуп, что заботится о ней. Шелби же все равно, она словно утратила чувствительность. Например, она способна подолгу держать руку над газовой горелкой, не ощущая особой боли. Однажды Шелби втыкала в кожу булавки просто для того, чтобы убедиться: она еще жива.

– Обучение в Городском колледже почти ничего не стоит, – сказал Бен. – В остальных учебных заведениях ты можешь добиться стипендии. И когда я получу диплом, ты не будешь больше бедной. Мы станем почти что богатыми. Ради этого я и решил пойти в фармакологи. Люди всегда будут нуждаться в лекарствах.

Похоже, у Бена были планы на будущее. Шелби предполагала, что он от нее избавится к тому времени, как добьется успеха. Бóльшую часть времени она пребывает под воздействием наркотиков, ее преследуют навязчивые мысли, но она не дура. Бен увязался за ней, когда был неудачником. Если это изменится, все станет по-другому.

– Ты способна многое дать людям, Шелби. Можешь спасти мир.

– Верно.

Шелби испытывает по отношению к себе горькие чувства. Бен совсем ее не знает. Она разрушает все, к чему прикасается.

В этот вечер воздух пахнет серой. Похожие на кружева кусочки черной грязи плавают в воздухе. Они вдвоем с Шелби как будто заключены в снежный шар. Бен может думать все что хочет, но у Шелби внутри абсолютная пустота. Она словно черная дыра, выгребная яма, средоточие ничтожества. Шелби говорила об этом Бену, но он не желал ее слушать. Кто бы мог подумать, что Бен станет таким оптимистом? Наверно, именно поэтому Шелби занимается с ним сексом всякий раз, когда он этого хочет. Она обязана что-то давать ему в обмен на его преданность. Когда они в постели, Шелби старается представить себе, что она где-то в другом месте, пытается как-то отрешиться от его навязчивого желания, от звуков, которые Бен издает. Словно он тонет и молит ее о помощи.

Шелби не сказала Бену, что нашла работу. Она вообще мало говорит с ним, ведет себя очень скрытно. Шелби обычно носит спортивную фуфайку с капюшоном, словно это помогает надежно хранить все свои мысли при себе. На работе ей больше нравится раскладывать по упаковкам собачий корм, чем сидеть за кассовым аппаратом. Чем меньше контактов с людьми, тем меньше проблем. Она любит кормить птичек. Попугаи уже знают Шелби и пританцовывают при ее появлении, длиннохвостые попугаи и вовсе сходят с ума, когда она приближается к их клеткам. Шелби любит птичье пение: оно прочищает ей голову, а может быть, заполняет пустоту, царящую в ней. Все эти трели и щебетанье вытесняют из ее головы мысли о том, что она наделала и что никогда не будет ей прощения.

Единственная секция магазина, которую она не выносит, – та, где продают щенков. Бедняжки такие веселые и жизнерадостные. Шелби старается туда не заходить. Точно так же она избегает общения с коллегами, столь же дружелюбными, как щенки, но скорее усталыми, чем жизнерадостными. Они заказывают на обед пиццу и дают друг другу прозвища, словно состоят в каком-то сообществе. Хуана называют Джи-мэн[3]3
  Джи-мэн (G-man) (амер., разг.) – агент Федерального бюро расследований.


[Закрыть], потому что он полон решимости примкнуть к ФБР – безумная мечта для человека, который ухаживает за ящерицами и продает водоросли.

Маравелль Диас известна как Мими: она поет, обладая голосом с диапазоном в пять октав, заставляющим вспомнить Мэрайю Кэри. Начальницу Эллен Граймз, которая управляет магазином, словно это маленькая коррумпированная страна, называют Чертовкой или Пачкуньей, за ее спиной конечно. Шелби окрестили E.T.[4]4
  E.T. (extra-terrestrial) – внеземной, космический, пришелец из космоса. Одноименный фантастический фильм («Инопланетянин») режиссера Стивена Спилберга вышел в 1982 г.


[Закрыть], Инопланетянкой – лысая голова, большие глаза, молчаливость – ее прозвище весьма незамысловато. Джи-мэн стал называть ее так с самого первого дня. Сначала Шелби не хотела отзываться на него, но немного спустя решила, что проще сдаться: «Эй, E.T., назови цену птичьего корма! E.T., уложи в пакеты «Сайенс Дайет»!»

Шелби делает все, что ее просят: если не споришь и не высказываешь своего мнения, меньше контактов с людьми. На обед она ходит одна. Покупает себе еду в местной закусочной и идет в парк на Юнион-сквер. Шелби ходит туда даже в дождливые дни. Дождь шел и в тот день, когда она впервые стала воровкой.

Лето, жаркий день, ливень начался внезапно. Чтобы не промокнуть насквозь, Шелби бросилась под навес станции метро и прижалась к стене. Юнион-сквер в такие дни пахнет цветами и зеленью. Площадь усеяна лепестками и листьями с Гринмаркета, аромат мяты смешивается с запахом разогретого бетона.

Люди метались вокруг, пытаясь скрыться от дождя. Все бежали так быстро, что Шелби не успела заметить упадок духа у кого-то из окружающих. Странное дело, но она ощущает внутреннюю пустоту, если не улавливает печаль вокруг. Иногда ей кажется, что она преследует саму себя.

Любимая футболка Шелби красного цвета, как капюшон Красной Шапочки. Она поймала себя на мысли, что думает о волках: как на них охотятся, загоняют в капканы и подвешивают вниз головой, так что кровь капает из их пастей и носов.

Шелби часто снится один и тот же сон: вот она бежит по траве в темноте и кто-то преследует ее. Она слишком испугана, чтобы оглянуться и посмотреть, что там сзади. Каждый раз Шелби просыпается вся в поту. Она встает с постели и вылезает в окно, чтобы посидеть одной на пожарной лестнице, пока Бен спит. Шелби смотрит на розовеющее небо, и ей хочется верить, что и Хелен видит это розовое небо через окно своей спальни и льет слезы по красоте этого мира, но она знает, что Хелен по офтальмологическим причинам лишена теперь возможности плакать.

В тот день, когда Шелби нырнула в проливной дождь на Юнион-сквер, она услышала, как кто-то пыхтит и тяжело дышит. Она подумала об ограх под мостом, о волках-оборотнях, которые, как они с Хелен воображали, скрываются в лесу. Шелби бросила быстрый взгляд и увидела не чудовище, а бездомного. Это ребенок, на которого было наброшено шерстяное одеяло, чтобы защитить от дождя, наверно, ему под ним очень жарко. Пожитки бродяжки сложены в мешки для мусора, стоящие на передвижной деревянной платформе. На ней располагались также две собаки, одна спит, другая тяжело, с пыхтением, дышит.

Ребенок вышел из оцепенения.

– Ну, чего уставилась? – проворчал он.

Мальчишка казался старше, когда говорил. На его губе порез, который гноится. Шелби отвела взгляд. Она всегда настороже, не появится ли привидение, но этот парнишка выглядел совершенно реальным. Шелби почувствовала вину за то, что ест крекеры с сыром, и положила пакетик на тротуар.

– Ты собираешься это есть? – спросил бездомный.

Шелби подвинула пакетик ближе к нему, и мальчишка тут же принялся уминать крекер.

– А как собаки? – спросила Шелби. – Тоже небось голодные?

Мальчишка бросил взгляд в ее сторону и, поразмыслив немного, швырнул половинку крекера пыхтящему псу.

– Собаки в Америке слишком жирные. Не думай, что я морю их голодом. Зачем мне это нужно? Собак все любят.

– Как их зовут?

Мальчишка пожал плечами.

– Пес, – показал он на паршивую белую одышливую собачонку. – А та – Щенок, – сказал малец о спящей собаке. Ее глаза даже не мигают. Какое-то мгновение она кажется мертвой.

– Она больна?

– Все дело в бенадриле: он успокаивает их. Люди готовы дать больше денег, если у тебя две больные собаки.

– И ты идешь на такие фокусы?! – Шелби поразилась услышанному. Она поняла, что мальчишка принимает и ее за бездомную. Может быть, виной этому одежда – дырявая обувь, старая футболка. – Как все-таки их зовут по-настоящему? Серьезно, – стала настаивать она, потому что мальчишка не отвечал.

Он удивленно посмотрел на нее:

– Я ведь тебе уже сказал.

Шелби нарушила собственное правило: она никогда не заговаривала даже с людьми, которых знала, тем более с незнакомцами. Ей было пора возвращаться в магазин, но она почувствовала, что не сумеет дотянуть до конца рабочего дня. Шелби достала остаток косяка, который она начала сегодня утром, и сделала несколько затяжек, прежде чем передала сигарету бродяжке. Он жадно затянулся и, вместо того чтобы поблагодарить ее, дал совет:

– Ты можешь взять их в аренду. Двадцать баксов за четыре часа. Это выгодная сделка. – Шелби тупо смотрела на него, не понимая, о чем мальчик говорит. – Я имею в виду собак.

– Взять их в аренду у тебя?

– С ума сошла? Если бы это были мои собаки, я бы, наверно, знал, как их зовут!

Животные выглядели такими грязными, что Шелби боялась подхватить блох, находясь поблизости от них. Та, что спит, – породы Лхаса Апсо[5]5
  Лхаса Апсо – шпицеобразный терьер.


[Закрыть], другая – французский бульдог. У него морщинистая морда, имеющая такое выражение, словно он погружен в думы о чем-то чрезвычайно важном, намного превышающем возможности человеческого разума. Один вид этих собак вызывает зуд у Шелби.

– Может, как-нибудь в другой раз, – сказала она мальчишке.

Шелби вернулась в зоомагазин и стала укладывать в стопку партию двадцатифунтовых пакетиков кошачьего корма. Сколько кошек можно поместить в одну квартиру? Семь? Восемь? Двадцать? Когда она ушла с работы в конце дня, дождь уже закончился, от тротуара шел пар.

Она заметила собак и платформу на колесиках, но когда, пройдя через парк, подошла к ней, то увидела, что там стоит уже другой, пожилой человек с длинными косичками. Рядом с ним стояла табличка «Деньги на еду для собак» и корзинка, заполненная долларовыми бумажками.

* * *

С каждым днем жара становилась нестерпимее. Вечером Шелби и Бен, как часто это делают, обернулись во влажные простыни и уселись на пожарной лестнице. Никто из них не хотел ужинать.

– Мы в тогах, – сказал Бен весело. – Amor in aeternum[6]6
  Любовь навсегда (лат.).


[Закрыть].

Бен изучает латынь, считая это важным для всякого фармаколога. Шелби просматривала его учебник и поэтому знает, что он говорит о любви. Он все больше склоняется к мысли, что Шелби не такая, какой хочет казаться. Вместо ужина они съели мандарины, запивая их водой. Слишком жарко для чего-то более сытного.

Улица выглядела красиво в свете неоновых огней, горящих в баре напротив, словно на все вокруг вылили ванну синего масла[7]7
  Синее масло – отфильтрованный парафиновый дистиллят.


[Закрыть]. Разноцветные блики падали каплями на черную улицу. Шелби была благодарна каждому автомобильному гудку: звук занимал место в ее голове. Пустота опасна. В тишине она начинала слышать голос Хелен. Раньше подруга лишь на мгновение являлась перед взором Шелби, когда та коротала время в своем подвале, теперь она слышит ее шепот постоянно: «Почему ты не спасешь меня?» Когда Шелби смотрит в зеркала и на окна, ее подруга возникает на поверхности стекла – на Хелен синее платье, которое она так и не надела на выпускной бал. Каждый день, каждую минуту Хелен с ней.

Чуть позже в постели Бен по-настоящему признался Шелби в любви, на английском, а не на латыни. На этот раз она не смогла притвориться, что не знает, о чем идет речь.

– Бен, – сказала девушка. – Любовь – фальшивая конструкция. Таким образом люди убеждают себя, что жизнь имеет смысл.

– Я говорю лишь о своих чувствах, – возразил он.

Когда Шелби заснула, ей привиделось, что она большое зеленое поле. Какой-то мужчина говорил ей: «Сделай это». Именно он отправлял ей почтовые открытки. Шелби испугалась, что он хочет от нее больше, чем она может сделать. Она ушла из родительского дома: разве этого не достаточно? Во сне она видела тень этого человека, но не его самого. Вокруг высокая трава и пахнет мятой. Во сне у Шелби длинные золотисто-каштановые волосы, такие, какими они были когда-то. Из травы одна за другой взлетают черные бабочки, пока не заполняют весь горизонт.

Когда Шелби проснулась, она поймала себя на мысли, что хочет увидеть сон и дальше. Ей пришлось призвать на помощь всю свою энергию, чтобы выбраться из постели и приготовить кофе. Она открыла платяной шкаф и увидела, что Бен купил гладильную доску и засунул ее за пальто. Он гладит свои белые рубашки тайком от Шелби, когда та спит.

Утром, по дороге на работу, она остановилась в парке. Платформа и собаки на месте, но теперь с ними была девушка. На ее лице татуировка – синие линии и завитки. Шелби посмотрела на небо и заметила, что облака с одной стороны белые, с другой – синие. Если разрезать их ножом, возможно, выпадет что-то необычное – снег летом, почтовые открытки без штемпеля, какой-то совет с небес. Вялая сонная собака лежала на хозяйственных сумках, бульдог на тротуаре. Он выглядел более живым, чем татуированная девушка, да, честно говоря, и более красивым, чем она.

Бездомная девушка почувствовала присутствие кого-то постороннего и открыла глаза.

– Мне нужны деньги на собачий корм, – объявила она, как робот, обладающий всего одним навыком. Эта девица знает, как надо просить милостыню.

Шелби опустила в шляпу доллар. Бен дает ей деньги на расходы каждую неделю, и она пользуется его щедростью, хотя и испытывает при этом угрызения совести.

– Как зовут собак? – спросила она.

Это как магическая формула. Если она узнает их клички, то избавится от них.

– Да пошла ты… Я не даю такую информацию за доллар.

Шелби в шоке от такой внезапной вспышки злобы, поэтому решила отойти. Перейдя улицу, она обнаружила, что Маравелль, коллега, ждет ее у двери зоомагазина.

– Зачем ты это делаешь? – спросила Маравелль. Шелби очень удивилась, ведь прежде они и двух слов друг другу не сказали. – Я видела, как ты дала ей деньги. Собаки – бутафория, не более. Думаешь, на них будет истрачена хотя бы малая толика этих долларов? Я тоже иногда давала собакам на корм доллар-другой, пока не заметила, что всякий раз с ними другой человек. Эти люди выпрашивают деньги вовсе не на собачий корм.

– Надо полагать, мне следует воспользоваться советом специалиста из зоомагазина? – насмешливо спросила Шелби.

– Но ведь ты и сама там работаешь, – напомнила Маравелль, ухмыльнувшись. Она красивая женщина, которая не даст себя обидеть какой-то лысой девчонке, фасовщице собачьего корма.

Шелби испытала стыд за свою грубость. На самом деле ей нравилось умение Маравелль постоять за себя.

– Я бы здесь не работала, имей я такой голос, как у вас. – Маравелль поет целыми днями, даже когда пробивает чек покупателям, сидя за кассовым аппаратом. – Почему бы вам не уволиться отсюда, чтобы стать профессиональной певицей, новой Мэрайей Кэри?

– Потому что у меня трое детей и я реалистка. Знаю, что я не Мэрайя.

– Мне кажется, вы поете очень хорошо. – Пожалуй, это был первый комплимент, который Шелби кому-нибудь сказала за долгие годы.

– Не настолько хорошо. В этом все дело. Не давай больше денег этим людям, – предупредила Маравелль. – Они истратят их на выпивку и наркотики.

Тем не менее Шелби иногда подходила к окну, чтобы понаблюдать за девушкой с собаками. Зрелище столь неутешительное, что она решила остаться в обед на работе, лишь бы избежать встречи с ними. У нее есть кусочек пиццы, принесенный коллегами.

– Подумать только! Ты поглощаешь пищу прямо здесь! – сказал ей Хуан из секции ящериц. – Так держать, E.T., можешь взять еще кусок, если хочешь.

* * *

Уходя с работы, Шелби увидела, что и в парке заступила новая смена. Теперь с собаками был снова тот парнишка, что в первый раз. Маравелль шла рядом с ней, стараясь примериться к ее шагу.

– Ты в самом деле думаешь, что мой голос хорош?

– Да.

– Откуда тебе знать? Бьюсь об заклад, ты никогда не была на концерте Мэрайи Кэри!

Увы, это так. Шелби больше нравятся грустные авторы-исполнители собственных песен. Ее нынешний любимый дуэт называется The Weepies. Любит она также и The Decemberists, предпочитая песни об утерянной любви, погибших душах и утраченных возможностях. Но она в состоянии различить красивый голос.

– Я очень редко раздаю комплименты, – заверила Шелби свою коллегу. – Но вы петь умеете.

Маравелль кивнула.

– Никогда не слышала, чтобы ты сказала кому-нибудь доброе слово. Поэтому я по достоинству оценила твое замечание.

Шелби почудилось, что французский бульдог посмотрел на нее с другой стороны улицы, если она, конечно, не совсем спятила.

– Может быть, ваши дети хотят завести животных? Если этих крыс помыть хорошим шампунем, они будут очень милы. Малыши их полюбят.

– Хочешь знать, на что похожа моя жизнь? Я мать-одиночка с тремя детьми. У меня нет времени ни на что. Если тебя так волнуют эти собаки, можешь забрать их себе.

Шелби недовольно скривила лицо.

– Я не способна о ком-либо заботиться.

– Почему бы тебе не попытаться совершить поступок? – поинтересовалась Маравелль.

– А каков будет ваш ответ?

Шелби ощутила комок в горле. В этот момент она пыталась понять, не разговаривает ли с ней Хелен посредством других людей, повторяя высказанные в почтовых открытках послания, шепча о своих несчастьях.

– Я сказала: «Нет». Не желаю никаких домашних животных. Раз и навсегда. Хотя эти зверушки выглядят такими печальными, – ответила Маравелль о собаках.

Пока Шелби и Маравелль переходили улицу, у них появился план. Они действовали слаженно, как если бы были подругами. Как и было задумано, Шелби немного отстала, а Маравелль начала петь посреди Юнион-сквер. Хотя Шелби не раз слушала ее пение в зоомагазине, она поразилась мощи голоса своей коллеги. Красивые трели, похожие на пение птиц, вибрировали в воздухе. В парке наступила тишина, люди стали подходить поближе – собиралась толпа. Кто-то кинул ей деньги, вскоре и другие последовали примеру прохожего.

Бездомный мальчишка, раздосадованный, что покусились на его территорию, поднял крик. Он намеревался запугать конкурентку, объявив, что добьется ее ареста за нарушение общественного порядка.

Однако женщины все продумали, и это был лишь способ отвлечь его. Шелби незаметно пробралась к передвижной платформе и быстро отвязала веревку на шее бульдога. Тот внимательно посмотрел на девушку, словно давно ждал ее.

– Мне тут нужно кое-что сделать, – сказала Шелби собаке. Та смотрела на нее не мигая.

Лохматая, одурманенная лекарствами собачонка вздрогнула, когда Шелби взяла ее на руки. С ней что-то явно не в порядке: псина была способна только открыть один глаз. Очутившись в руках Шелби, она вновь начала дремать. Собачка была почти невесомая.

– Пойдем, – сказала Шелби второй собаке.

Девушке показалось, что он достаточно умен, так оно и было: пес посеменил вслед за Шелби без поводка. Хоть он и кривоног, но походка исполнена достоинства.