Текст книги "Помеченная звездами"

Автор книги: Элис Хоффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Клэр лежала на кровати в темной комнате и жалела себя. Она любила Париж, мороженое и искусство. Ей нравилась бабушкина гостиная с красными глянцевыми стенами и терраса, на перила которой слетались птицы-попрошайки. Она не понимала, как Мег может быть несчастна у Амы, как она может быть одинока рядом с Эльв, почему она не смеет отправиться к реке и изучить оттенки зеленого.

Чтобы подбодрить Клэр, Анни проводила с ней много времени. Она включала CD-плеер, и они подпевали «Beatles», было очень весело. Еще Анни читала вслух «Энн из Зеленых крыш», «Робин Гуда» или старые книги про Нэнси Дрю, такие сентиментальные, что обе, мать и дочь, хохотали. Они часами смотрели любимые фильмы Анни: «Шараду», «Альфи» и «Четыре свадьбы и одни похороны». «Двое на дороге» они смотрели так часто, что выучили диалоги наизусть.

Клэр ни разу еще не получала мать в полное свое распоряжение. Оказывается, быть в центре внимания очень приятно! Она даже научила Анни говорить пару слов по-арнелльски. «Melina» означало «лето». «Henaj» означало «собака». Но потом Клэр испугалась, что предает сестер. В конце концов, это их секрет. Секреты хороши, только пока хранишь их, иначе какой в них смысл? Вот почему Клэр ничего не рассказала матери, когда Мег написала, что возле Эльв кружит мужчина. Без памяти влюбленный, он поджидал ее во дворе. Однажды он позвал ее по имени. Семья в это время садилась ужинать, и дедушка Мартин спросил, в чем дело. Эльв улыбнулась и ответила, что ничего не слышала. Позже Мег спросила, кто это был, но Эльв лишь пожала плечами.

– Nacree, – ответила она по-арнелльски.

«Никто».

– Твою внучку преследует мужчина, – сообщила мадам Коэн своей старинной подруге, когда они играли в карты на балконе.

Небо прояснилось. На следующий день девочки улетали домой.

– Она красива. Многие будут за ней ухаживать, – отмахнулась Наталия.

Но мадам Коэн обладала даром предвидения. И сейчас она предвидела недоброе.

– Может, твоя внучка и не ищет неприятностей, да только неприятности ищут ее.

– У нее горячая кровь, – возразила Наталия. – В ее возрасте девушкам не обойтись без приключений.

– Он работает в баре, Наталия, дорогая, – вздохнула мадам Коэн. – Первая любовь здесь ни при чем. Ему тридцать лет. Ходят слухи, что он женат.

– Рано утром мы отвезем девочек в аэропорт, – решила Наталия.

– Разумно, – согласилась ее подруга, хотя знала, что неприятности способны найти девушек где угодно.

Мег сидела в гостиной и нечаянно подслушала разговор. Бабушка пришла бы в ужас, если бы знала хоть половину правды. По ночам Эльв возвращалась босой, она держала свои черные туфли в руках, и от нее пахло табаком, духами и чем-то незнакомым. Гарью. Мег всегда делала вид, будто спит, но Эльв понимала, что сестра притворяется. Однажды ночью она присела на краешек кровати Мег.

– Он сделает все, что я велю. Он клянется, что умрет за меня.

Мег не открывала глаз.

– Я знаю, что ты слушаешь.

Эльв ощущала прилив адреналина, нарушая правила. Не это ли испытывают воины в мгновения перед битвой? Все равно что прыгнуть с моста. Когда делаешь то, чего боишься, со временем перестаешь чувствовать. Наедине с Луи она ничего не чувствовала, в отличие от него. Глупец! Возможно, поэтому она его и выбрала. Благодаря ему она научилась противостоять судьбе.

– Надеюсь, ты никогда не узнаешь то, что знаю я, – сказала Эльв сестре. – Надеюсь, ты и дальше будешь верить, будто жизнь такая же, как в книжках.

Мег померещилось, что Эльв плачет, но она не осмелилась проверить. Эльв скользнула к себе в кровать, и было уже поздно спрашивать, зачем она встречается с мужчиной, который доводит ее до слез.

Когда сестры Стори вернулись в школу, пошли разговоры, что Эльв изменилась. Она стала далекой, равнодушной, неуловимой. Красила ногти черным лаком и ходила по коридорам босиком, пока учителя не пригрозили оставить ее после уроков. Она надела остроносые черные туфли, так что лучше не стало. Туфли выглядели заграничными и опасными, отчего ее юбки казались еще короче. Девочки, обедавшие с Эльв за одним столом, боялись ее жестоких кровавых сказок об отрезанных руках и головах, о том, как людей превращали в лягушек, кормили ядовитыми жуками, хоронили заживо. Никто больше не хотел слушать ее рассказы. Девочки, с которыми она выросла, не понимали, откуда ей известно о подобном. Они держались поодаль. Со временем даже перестали здороваться.

Мальчики, напротив, ходили за Эльв по пятам. Робели даже самые нахальные. Они не слушали ее рассказы, а только смотрели. Эльв стала еще прекраснее, чем раньше, бесшабашнее, чувственнее. Мальчики, знавшие ее с детского сада, вымаливали поцелуи. Звонили по ночам и бросали камешки в окно спальни. Она не обращала внимания. На свой шестнадцатый день рождения Эльв попросила обойтись без вечеринки. Ей вполне хватало сестер. Заглянул Алан со своей новой подружкой, учительницей биологии в той же школе. Анни заметила, что та очень молода и пытается разрядить напряженную атмосферу.

– Алан все время говорит о дочках, – сообщила девушка. Ее звали Шерил Генри, и она мечтала завести детей. – Они его радость и гордость.

– Неужели? – восхитилась Анни. – Как мило.

Она предложила Шерил любимый торт Эльв – шоколадный с кофейной глазурью. Сама Эльв не съела ни кусочка. Все сидели на кухне, Алан приехал слишком поздно для настоящего праздничного ужина. Эльв ждала отца, но, когда он появился, даже не поздоровалась.

Алан поцеловал ее в лоб и вручил сотню долларов. Подарок на день рождения.

– Не трать все разом, – попросил он.

Эльв посмотрела, как отец наливает себе кофе, и исчезла, пока остальные ели торт. Она легла в постель и накрылась одеялом. Шестнадцать лет – чепуха. Это ничего не значит. Эльв услышала, как мать поднялась по лестнице, открыла дверь, увидела дочь в кровати и осторожно вышла. Ее мать так же слепа, как и отец. Что она подумала в то лето, когда садовники сметали коконы и Эльв заплакала? «Не переживай. Так нужно. А то гусеницы съедят все деревья», – утешала дочку Анни.

– Подумаешь, – сказала тогда Эльв. – Мне наплевать.

Наутро после дня рождения Эльв взяла отцовскую сотню и отправилась автостопом в Хемпстед. Водитель не сводил с нее глаз, как будто она была феей, миражом на пассажирском сиденье.

– Какие-то проблемы? – равнодушно спросила она.

В кармане у нее лежал серебряный ножик для чистки овощей.

– Может быть, – ответил парень.

Он выжидающе смотрел на Эльв, поэтому она выскочила на красном сигнале светофора и остаток пути прошла пешком. Она нашла татуировочный салон. Его клиентам должно было исполниться восемнадцать, но Эльв выглядела достаточно взрослой, как будто знала, чего хочет, поэтому удостоверения личности никто не спросил. Она наколола две черные звезды на плечах на месте крыльев. Боль странно утешала, вела из тела в Арнелль. В Арнелле собирались войска, королева выстроила их у ворот. Любой обитатель человеческого мира был под подозрением, включая Эльв.

– Докажи, что ты своя, – произнес один из стражников.

На Эльв было черное платье и черные балетки. Она чувствовала запах жасмина. Татуировочный мастер начал что-то подозревать, когда она сняла блузку.

– Будет немного больно, – предупредил он, хотя Эльв было все равно.

Потом он замотал татуировки белыми бинтами.

– Может немного кровить, – добавил он, но и это было неважно.

Эльв дождалась автобуса, вернулась домой и с горящими плечами пошла по Мейн-стрит. В темноте она становилась свободной. Дойдя до Найтингейл-лейн, Эльв замедлила шаг. Она устроилась напротив собственного дома, наблюдая за семьей. Ее мать, Мег, Клэр, кузина Мэри Фокс и мать Мэри, Элиза, ужинали. Эльв хотела быть с ними, откидывать спагетти на дуршлаг, резать огурцы, накрывать на стол. Она хотела смеяться над историями Мэри о глупых одноклассниках. Но она сидела у изгороди в конце Найтингейл-лейн и с трудом разбирала, о чем говорят родные, хотя их смех был слышен сквозь открытые окна.

Эльв услышала шорох. Вдруг это демон? Она покрепче сжала нож в кармане и обернулась, но увидела лишь школьного знакомого, который выскользнул из двора Вайнштейнов. На парне были джинсы и черный свитер. Он увидел Эльв, помедлил и подошел. Его звали Джастин Леви, и он был без ума от нее.

– Привет. – Он присел рядом.

– Грабишь Вайнштейнов? – спросила Эльв.

Джастин достал из кармана два флакона с таблетками.

– Оксиконтин. У мистера Вайнштейна рак.

Он предложил ей таблетку. Эльв проглотила и откинулась на траву рядом с Джастином. Она ничего не чувствовала, только покой. Ей казалось, она может всю жизнь пролежать под изгородью. Татуировки даже не зудели.

– Рак чего? – спросила она.

– Поджелудочной железы. Мой папа работает с ним. Он говорит, шансов нет. Они сейчас ужинают у меня дома, хотя мистер Вайнштейн почти ничего не ест.

– А как же ты пробрался в дом? Я думала, у них есть собака.

– Захватил с собой хот-дог, – признался Джастин Леви.

Эльв засмеялась.

– Все ясно.

– Хороший песик.

У Вайнштейнов жил старый бассет по кличке Претцель, который лаял на прохожих. Но стоило наклониться и погладить его по голове, как он мгновенно становился лучшим другом. Эльв почему-то хотелось плакать, когда она думала о собаке Вайнштейнов. Джастин Леви явно понял, что она расстроена. Он взял ее за руку, но девушка так взглянула на него, что сразу отпустил.

– Кстати, ты мне не интересен, – сообщила Эльв. – Я не стану с тобой встречаться.

– Как скажешь.

Джастин Леви был огорошен даже под кайфом. Он и не мечтал, что Эльв станет с ним встречаться. Все его знакомые парни боялись Эльв и мечтали ее трахнуть. Он почитал за счастье просто лежать с ней рядом на траве.

Эльв села и сняла блузку. Джастин Леви изумленно следил за ней. Она велела ему размотать бинты, и он повиновался. Под бинтами он увидел пару капель крови и черные звезды.

– Знаешь, что это значит? – спросила Эльв.

– Что ты прекрасна? – отважился Джастин.

Эльв засмеялась. Вот умора! Люди смотрят лишь глазами. Если она когда-нибудь встретит мужчину, который разглядит ее истинное «я», то немедленно спасется из этого жалкого человеческого мира.

– Это значит, что я невидима, – пояснила она. – Вот! – крикнула она королеве Арнелля. – Вот мое доказательство!

Ночью, когда Мег уснула, Клэр забралась к Эльв в постель, чтобы послушать о Париже: об оттенках речной зелени, о стене дождя. Клэр захотела посмотреть на черную картину, но Эльв ответила, что не помнит, куда ее задевала. Все равно акварель была посредственная. Потом Клэр спросила о мужчине из рассказов Мег, и Эльв ответила, что он ничего для нее не значил.

– Мег в своем репертуаре, – возмутилась она. – Вот трепло! В жизни не сохранила ни одной тайны.

– Расскажи мне что-нибудь, – взмолилась Клэр. – Расскажи мне тайну.

– Поклянись, что будешь молчать.

– Ты же знаешь, что буду.

Эльв прошептала Клэр, что той ночью, когда она выудила из воды мешок с мяукающим котенком, выброшенным, точно мусор, в реке остался еще один мешок. Мег и Ама так и не узнали об этом. Эльв не смогла достать второй мешок. Это преследовало ее. Никак не получалось забыть.

– Но ты же спасла котенка, – возразила Клэр.

– Но только одного.

Она показала Клэр черные звезды на плечах. Клэр завороженно притихла.

– Мама тебя убьет, – с восхищением произнесла она.

– Она не узнает. – Их мать была оптимисткой, что в глазах Эльв было равносильно глупости. – Она никогда ничего не знает.

Сестры шептались. Они слышали шелест листьев боярышника, сонное дыхание Мег и ветер на улице. У Клэр комок стоял в горле. У них были тайны, о которых невозможно говорить вслух.

– Куда он тебя отвез? – спросила Клэр.

Она четыре года хотела задать этот вопрос. Четыре года подбирала слова. Иные слова пьют кровь и режут язык, заставляют узнать то, что невозможно не знать. Эльв пропадала целый день. Клэр вернулась и ждала у знака остановки. Она ждала, пока не стемнело и в лесах не загорелись светлячки. Пока не вернулась Эльв. Сестра ничего не сказала тогда и ничего не скажет сейчас.

– Пора спать, Gigi, – прошептала Эльв. – Закрывай глаза.

В первую неделю июня нахлынула нежданная жара, температура поднялась за тридцать. В такую погоду люди совершают глупости, например бросаются с причала в прохладную воду и ломают шею о камни. Пожилых людей просили оставаться дома. Птицы погибали в гнездах. Клэр неожиданно решила коротко подстричься. Обычно легко внушаемая, она была взволнована собственной отчаянной решимостью измениться. Руки прели в шинах, от жары кружилась и зудела голова, но почесаться не получалось. Анни отвела дочь в парикмахерскую на Мейн-стрит, где молодая женщина, Дениза, накинула на ее плечи пеньюар.

– Уверены? У вас такие красивые волосы. Не жалко?

Клэр была уверена. Дениза обрезала ее тяжелую черную гриву по самый подбородок. Они пожертвуют ее волосы «Локонам любви» на парик для ракового больного. Клэр понравилась короткая стрижка – стало намного прохладнее, – но сестры пришли в ужас. Старшие девочки сидели дома и смотрели старый черно-белый фильм про волка-оборотня. Их так заворожила судьба несчастного оборотня, что они, как ни странно, сошлись во мнениях и хором завопили при виде Клэр.

– Кто это сделал? – спросила Эльв. – Не иначе, мамочка придумала!

– Ах, Клэр! – сквозь слезы воскликнула Мег. – Мы больше не похожи.

Длинные черные волосы Мег были заплетены в косу и заколоты на макушке. Она не любила перемен. Ей нравились длинные, запутанные книги вроде «Больших надежд», в которых злодеи оказывались героями и кто-нибудь непременно спасал положение в самый отчаянный момент.

– Мы никогда уже не будем похожи, – печально произнесла Мег.

– Есть один способ, – заявила Эльв, после того как мать вышла из комнаты. – Если ты действительно хочешь. Но ты, наверное, опять лишь мелешь языком.

Мег вздернула подбородок. Она знала, что у сестер есть секреты. Слышала, как девочки шепчутся в кровати.

– Ты так считаешь? – возразила она. – Я первая. А потом посмотрим, хватит ли тебе смелости.

Они спустились вниз и сели на пол. Эльв зажгла черную свечу, которую привезла из Парижа На Эльв были джинсы и белая майка из магазина на рю де Турнон. Майка была ужасно дорогая, но очень ей понравилась. Она запихала ее в сумочку, стоило хозяину отвернуться. Ткань просвечивала, но Эльв было все равно. Она сходила за ножницами и полотенцем, чтобы накинуть Мег на плечи, и заперла дверь спальни.

– Ты уверена? – с нажимом спросила она. – На тысячу процентов уверена? Если завтра передумаешь, будет поздно!

Мег кивнула. Она была абсолютно спокойна. Она не подстригала волосы с десяти лет, считая их своим единственным украшением. Мег была не менее красива, чем Эльв, но не понимала этого. Она вынула заколку. Возможно, с простой косой она была даже красивее сестры.

Клэр села на краешек кровати Мег. Она ощущала свою вину и ответственность.

– Я подстриглась только потому, что в шинах жарко и я не могу заплетать косу. Я даже вымыть голову не могу. Может быть, не стоит, Мег? Ты не обязана.

Если Мег на что-то решалась, то всегда внезапно, как сейчас. Она хотела и дальше походить на сестру и потому не слушала возражения Клэр.

– Другого способа нет. Режь.

Эльв выпустила косу Мег и приступила к делу. Понадобилось время, потому что ножницы были старыми и тупыми. Наконец она протянула Мег отрезанную косу и начала подравнивать концы. Волосы падали на полотенце и деревянный пол.

– Можно пожертвовать ее «Локонам любви», – предложила Клэр. – Для больного ребенка.

– Или сжечь и наложить на кого-нибудь порчу, – парировала Эльв и отрезала еще немного.

Она старалась как могла. Она никогда раньше не стригла. Наконец Мег подошла к зеркалу. Эльв обрезала ее волосы очень коротко. Слишком коротко. Кончики были неровными из-за тупых ножниц. Мег стала похожа на мальчика.

– Хорошо бы немного отрастить, – заметила Клэр. – Правда?

– Мне надо отдохнуть, – сообщила Эльв.

Иногда пути назад нет. Она это знала. А теперь узнает и Мег. Эльв вылезла в окно. Шелестели листья. Клэр слышала, как сестра спускается по стволу боярышника. Мег, потрясенная, не сводила глаз со своего отражения.

– Эльв нарочно это сделала. – Лицо Мег пошло пятнами, как будто она собиралась заплакать. Она провела рукой по волосам, которые топорщились ежиком. – Она не подстрижется.

– Ну конечно подстрижется, – заверила сестру Клэр. – Мы всегда выглядим одинаково.

Они подождали, но Эльв не вернулась. Она пришла домой только под утро, из последних сил забралась в окно. Она провела ночь в спальне Джастина Леви. Заставила его спать на полу. Он повиновался ей во всем. Слабак! Они покурили травку, которая совсем на нее не подействовала, после чего Эльв велела Джастину лечь на пол. Ей снились черные звезды, черная вода, черное солнце посреди неба. Когда сестры проснулись, Эльв в одежде, с колтунами в длинных волосах лежала у себя в кровати, как будто всю ночь протанцевала в Арнелле.

Анни сводила Мег в парикмахерскую. Дениза старалась как могла, но волосы Мег стали еще короче. Она была похожа на пловчиху, стриженную под мальчика. Вернувшись домой, она заперлась в ванной и отказалась выходить. Анни и Клэр ждали на кухне. Они слышали, как Мег тихонько плачет.

– Что на нее нашло? – недоумевала Анни.

Было тридцать семь градусов и нестерпимо душно, синоптики обещали еще большую жару и грозы. Лето даже толком не началось, а уже стало невыносимым. Анни обзванивала конторы по установке систем центрального кондиционирования. По всему дому стояли вентиляторы. Кое-кто платил втридорога за кондиционеры, которыми торговали из фургонов на бульваре Нортерн.

Анни запаниковала. Три девочки-подростка занимали все свободное пространство. Они ворчали и капризничали, хранили секреты и плакали без видимых причин. И отдалялись от нее все больше. Она уже не помнила, когда они в последний раз сидели за столом все вместе, беседовали, смотрели кино. Клэр пыталась выманить Мег из ванной, щебеча на своем чертовом арнелльском. В душе Анни разгоралась паника. Она обзванивала всех подряд, но на всем Лонг-Айленде не было ни одного кондиционера. Всем было жарко, все были несчастны и раздражены. Кондиционер можно было купить только у спекулянтов с их непомерными ценами, а этого она не собиралась делать.

– Хорошо, что мы подстриглись, – произнесла Клэр, когда Мег с пятнистым лицом и красными глазами наконец вышла из ванной.

Клэр должны были снять шины в конце недели. Возможно, тогда она будет счастлива. Все встанет на свои места, как раньше, и снова не нужно будет постоянно выбирать между сестрами.

– По крайней мере, нам будет прохладно, несмотря на жару, – утешила она Мег. – А кому не будет – сама знаешь.

Мать продолжала висеть на телефоне в поисках кондиционера. Мег наклонилась к сестре. Она не хотела, чтобы Анни слышала. Ее долгом было раскрыть Клэр глаза, хотя лучше бы ее слова оказались ложью.

– Эльв не та, кем ты ее считаешь, – прошептала Мег. – Остерегайся ее.

В день, когда Клэр сняли шины, жара наконец спала. Как приятно и в то же время как странно снова обрести руки! У нее словно выросли паучьи лапы, отчего ей было не по себе. Даже самые простые вещи – налить апельсинового сока, почистить зубы – давались ей с трудом. Она обрезала волосы, и теперь Мег и Эльв не разговаривали. Сталкиваясь в коридоре, смотрели в разные стороны, словно при встрече с тенью, которую незачем узнавать.

Учеба скоро закончится. В следующем году будет легче. Они поедут в Париж, втроем, как и положено. Во всех сказках говорится о трех сестрах. Старшая сестра смелая, средняя надежная, а у младшей самое доброе сердце. Эльв повесила в шкафу карту Арнелля. Иногда Клэр сидела в шкафу с фонариком и пыталась запомнить карту. Розовые сады; терновые кусты; хижины из камня и соломы; тропинки, ведущие к замку; бездонное озеро; луг, по которому без седла и вожжей бродит спасенная ими лошадь.

В самом конце семестра Анни вызвали в кабинет директора школы. Эльв училась из рук вон плохо. Она спала на уроках латыни. Дерзила учителям. Сквозь стеклянную дверь Анни видела дочь в приемной. На прошлой неделе Эльв отказалась сдавать экзаменационные тесты. Она не собиралась в колледж. Она хотела чего-то другого. Возможно, она будет жить в Париже, работать на мадам Коэн, сидеть по вечерам в кафе и гулять по набережной.

Директор вызвал Эльв в кабинет после разговора с Анни.

– Хочешь что-нибудь сказать?

– Ni hamplig, suit ne henaj.

Эльв смотрела в пол. Она назвала директора свиньей и псом. На ее губах играла чуть заметная улыбка.

– Вот видите, о чем я, – обратился директор к Анни.

– Неужели так сложно уживаться с людьми и быть вежливой? – спросила Анни, когда они шли к машине.

– Ты этого хочешь? Чтобы я была вежливой?

Эльв распахнула дверь и плюхнулась на пассажирское сиденье. Она отогнула зеркальный солнцезащитный козырек и стала подводить глаза зеленым. В Арнелле у всех членов королевской семьи были зеленые глаза. Эльв не хватало смелости сказать Клэр, что она не принадлежит к высшим кругам, хотя Мег она бы просветила с удовольствием. Идеальную Мег, которая понятия не имеет о настоящей жизни.

– Тебя что-то расстроило? – попыталась догадаться Анни. – Поговори со мной. Раньше ты со мной разговаривала.

Эльв засмеялась.

– Это было сто лет назад.

В Арнелле сто лет пролетало как одно мгновение. Время было прозрачным. Сквозь него было видно. «Смотри через стекло, – велела королева. – Видишь, как легко вернуться в прошлое?»

Эльв наклонилась к зеркалу, получше разглядеть свое отражение. Тонкая ткань майки натянулась. Анни увидела одну из черных звезд.

– Что это? – спросила она.

Внутри нее все оборвалось. Анни была застенчива, как девочка, и приходила в ужас, если приходилось выступать на людях. Она ощутила прилив отчаяния.

Эльв глянула на свое плечо и натянула майку пониже.

– Она у меня уже давно, – холодно отрезала она. – Просто ты не замечала.

– Эльв. Прошу. Поговори со мной.

– Я не собираюсь быть вежливой, если ты об этом. Даже не мечтай.

У Эльв странно щекотало в горле. Надо быть поосторожнее, чтобы не сболтнуть лишнего. Она повернулась и выглянула в окно. Норт-Пойнт-Харбор превратился в сплошное зеленое марево. Как хорошо быть невидимой, помеченной звездами! Она не обязана слушать мать, даже если та будет умолять поговорить, даже если заплачет.

– Давай уже поедем, – сказала Эльв.

Мать завела мотор.

Мег нашла марихуану в шкафу. Трава лежала в обувной коробке вместе со спичками и бумагой для самокруток. Мег затащила Клэр в шкаф, и они уселись в темноте под зеленой картой Арнелля. Мег щелкнула фонариком. Клэр подросла и сравнялась с сестрами. Если бы не дурацкое несчастье с волосами, люди считали бы их тройняшками. Они бы здорово повеселились в школе, разыгрывая учителей и одноклассников.

– Это, наверное, Джастина Леви, – предположила Клэр. – Она с ним не разлей вода.

Мег поморщилась.

– Сомневаюсь. Джастин ей не друг. Скорее, раб. Все знают, что она его просто использует.

У Джастина была своя машина, и он везде возил Эльв. Она даже больше не ходила до школы пешком вместе с сестрами.

Клэр поднесла мешочек к носу.

– Пахнет грязными носками, – сообщила она.

– Вопрос в том… скажем ли мы маме?

– Нет, – отрезала Клэр. – Ни за что.

– Но надо же что-то сказать, – настаивала Мег.

– Почему?

– Тот, кто хранит чужой секрет, разделяет чужую вину. Становится сообщником.

Клэр вспотела. В шкафу действительно было нечем дышать.

– Ладно, – согласилась она. – Поговорим с Эльв сегодня вечером.

Эльв не вернулась домой к ужину. Анни, Клэр и Мег съели пиццу и салат. Сестры обменялись взглядами, когда Анни спросила, знают ли они, где Эльв. Они пожали плечами и ответили, что понятия не имеют.

– Джастин Леви – ее парень? – поинтересовалась Анни.

– Вряд ли, – ответила Мег. – Просто он без ума от нее.

– Мег! – воскликнула Клэр.

– Да ладно, все равно все в курсе. Он сам написал баллончиком на стене.

– На какой стене? – спросила Анни.

Он написал на стене старого городского Музея китобойного промысла: «Ради тебя я вырву сердце из груди». Все судачили об этом.

– Прекрасный салат, – похвалила Клэр.

– «Ради тебя я вырву сердце из груди», – процитировала Мег.

– Это об Эльв? – Анни видела это кривое желтое объяснение в любви.

– Ага, – подтвердила Мег.

– Но точно мы не знаем, – поправила Клэр. Она покосилась на Мег. – Джастин Леви такой впечатлительный мальчик!

– О да, – согласилась Мег.

– Не исключено, что граффити посвящено Мэри Фокс, – отважилась Клэр.

Все засмеялись.

– Ради тебя я вырву мозжечок из головы, – пошутила Мег.

– Я проспрягаю латинские глаголы, – подхватила Клэр.

– Я буду любить тебя до конца своих дней, – добавила Анни, радуясь, что Джастин Леви не ее сын.

Они сидели наверху и делали домашнее задание, когда наконец вернулась Эльв. От нее пахло жжеными листьями.

– Вкалываете? – спросила она.

Она взяла у Мег «Алую букву» и пролистала.

– Вот так имечко – Тестер!

Мег достала из-под кровати обувную коробку.

– Ну-ну, – фыркнула Эльв, увидев коробку, и отложила книгу. – Глядите, что нашел наш маленький детектив!

– Мы не хотим, чтобы у тебя были неприятности, – пояснила Клэр.

– Неприятности с большой буквы Н?

Эльв села на кровать Клэр. Она придавила сестре ноги, но та промолчала.

– Не смей рыться в моих вещах, – велела она Мег. – Все потому, что ты завидуешь.

– Завидую? – невесело засмеялась Мег.

– Это началось в Париже, помнишь? Тебя бесило, что у тебя кишка была тонка делать то же, что и я.

– В смысле, спать дни напролет? Или трахаться с кем попало?

Эльв влепила сестре пощечину.

– Ты завистливая сука, вот ты кто! – Мег схватилась за горящую щеку.

– Ты злишься на меня за волосы, но это было твое решение. Я не виновата, что ты стала уродиной.

– Прекратите! – завопила Клэр.

– Я же тебе говорила, – бросила Мег младшей сестре. – Погляди на ее истинное лицо!

Эльв подошла к открытому окну и выскользнула на улицу. Клэр встала, схватила коробку и убрала ее в шкаф.

– Мама не должна это найти.

– То есть ты на ее стороне? – уточнила Мег.

– Нет.

Клэр надела шлепанцы. Лучше бы Мег не рылась в шкафу. Лучше бы она ничего не трогала.

– Не верю. Ты всегда на ее стороне.

– Неправда.

– Ты ничем не лучше Джастина Леви. Жалкая рабыня!

– Ты ее совсем не знаешь, – холодно отрезала Клэр. – Тебе только кажется, что знаешь.

Клэр спустилась на первый этаж и вышла через заднюю дверь в огород. За спиной было тихо, только еле слышно бубнил телевизор – мать смотрела новости. Блеклый вечер, неподвижный воздух. Эльв сидела в беседке и курила. Белая майка прилипла к ее коже, босые пятки потемнели от земли, черные волосы свисали до талии. Она больше не была похожа на сестер. Она была похожа на королеву бесконечно далекой страны. Над огородом слепо порхали мотыльки. Свет в спальне не горел. Мег, наверное, легла в постель и, как обычно, тихонько плакала, чтобы никого не беспокоить.

– Не надо было ей грубить, – сказала Клэр.

– Это не грубость. Это честность. Она такая зараза!

– Она считает, что я как Джастин Леви.

– Еще чего! Джастин жалок, а ты отважна. Вы, скорее, противоположности. Мег ни черта не знает.

Эльв внезапно подняла руку.

– Стой!

Клэр застыла на месте. На дорожке перед ней сидел птенец. Сестры опустились на колени.

– Выпал из гнезда, бедняжка. – Эльв подняла птенца. – Это малиновка.

Клэр была поражена хрупкостью малыша. Сквозь кожу с парой ярких перышек было видно биение сердца.

Девочки поискали гнездо, но ничего не нашли в темноте. Вокруг висела мерзкая паутина. Клэр все время смахивала ее с лица, даже когда ничего не осталось. Стрекотали сверчки. Эльв опустилась на мокрую траву. Клэр мечтала походить на сестру, печальную и прекрасную.

– Все равно уже слишком поздно, – решила Эльв. – Даже если мы найдем гнездо, птенец не выживет. Хочешь подержать?

Королева Арнелля постановила, что так будет. «Вода, секс, смерть». Настала очередь смерти. Птенца не спасти.

Клэр села рядом, и Эльв накрыла ее руку своей. Она опустила птенца в ладонь сестры. Клэр чувствовала, как он дрожит. Его сердце трепетало, словно крылышки мотылька.

– Может быть, помолимся? – предложила она.

– Если хочешь, Gigi. У тебя хорошо получается.

Похвала приободрила Клэр.

– Твоя жизнь была коротка, – торжественно произнесла она, – но не менее важна, чем любая другая жизнь.

Клэр услышала всхлипывания.

– Не смотри на меня, – велела Эльв.

Она старалась думать о том, что можно повернуть время вспять и вновь очутиться с матерью в палатке на огороде. В одной из маминых сказок двенадцать принцесс танцевали всю ночь напролет. А двенадцать братьев превратились в белых лебедей.

– Ладно. – Удивленная Клэр опустила глаза.

– Дальше, – велела Эльв. – Заканчивай.

– Мы надеемся, что ты обретешь мир.

Клэр была в смятении от такого откровенного выражения чувств. Она поспешно дочитала молитву. Наверное, она все сделала неправильно. Она не настолько хороша, как думает Эльв.

– Мы надеемся, что ты благословен.

Сестры слышали дыхание друг друга и стрекотание сверчков. Невнятно бормотали машины на Мейн-стрит. Эхо гуляло между домами в ясную ночь.

– Закрой глаза, – попросила Эльв.

– Зачем?

Мир казался живым существом. Воздух кишел комарами, москитами и мотыльками.

– На минутку, – настаивала Эльв. – Не бойся.

Клэр закрыла глаза. Через некоторое время малиновка замерла.

– Все, – произнесла Эльв. – Можешь открывать.

Птенец словно стал еще меньше, одна кожа да кости. Эльв сходила в гараж за лопатой. Она встретилась лицом к лицу с третьим страхом из списка. Сегодня ночью можно разорвать открытку с зелеными чернилами. Она вернулась к Клэр и выкопала ямку под живой изгородью. Лицо Эльв было мокрым от слез. Она копала так быстро, что выглядела не расстроенной, а разозленной. Клэр благоговейно молчала и не предлагала помочь. Эльв закончила, оторвала низ своей любимой парижской майки и осторожно завернула малиновку. Клэр никогда и никого не любила так сильно, как Эльв в этот миг. У нее в горле стоял болезненный комок. Как хорошо, что она вышла на улицу, нашла в огороде сестру, осталась с ней в темноте!

После похорон они вернулись в огород. Нырнули под сплетение лоз и уселись по-турецки рядом с капустной грядкой. Капусту никто не любил, даже мать. Пустая трата времени. Эльв закурила и выдохнула струйку дыма. Ночь была такой темной, что дым казался зеленым. Мир словно отодвинулся куда-то далеко. Эльв внезапно подалась вперед. Сперва Клэр испугалась, что получит пощечину, как Мег, но Эльв лишь обхватила ее руками. Она крепко обняла сестру, затем отстранилась. Когда она задрала майку, чтобы вытереть мокрое лицо, Клэр увидела, что под майкой ничего нет. Эльв была похожа на садовую фею, которая спит под листьями, разговаривает с червяками и вплетает в свои длинные черные волосы белых мотыльков. Она словно перестала быть человеком. У Клэр возникло странное чувство. Наверное, Эльв ощущала то же самое, глядя, как мешок со вторым котенком пошел ко дну. Свое бессилие спасти того, кто рядом.