Текст книги "Преображение мира"
Автор книги: Элис Детли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
Расцеловав дочек в белокурые макушки, Дик пожелал им доброго утра.
– Собирайтесь в школу. И, если успеете, я подброшу вас!
С восторженными воплями тройняшки вылетели из кухни, а Дик, сев за стол, налил себе крепкого черного кофе, намазал тост маслом и жадно впился в него зубами.
– В последнее время у меня просто волчий аппетит, – с лукавой ухмылкой пожаловался он. – И понять не могу почему!
Хейзл выжидала, пытаясь понять, в каком Дик настроении.
– У тебя случайно не освободится время в пятницу днем? – спросила она.
– А в чем дело?
Хейзл вздохнула, понимая, как Дику не понравится то, что она собирается сказать.
– Корреспондент «Дейли» хочет взять у меня интервью в связи с выходом книги. И просит, чтобы рядом были и девочки...
– Ну и?
Господи, он сегодня в плохом настроении, подумала Хейзл, как некстати.
– Хочет, чтобы ты тоже присутствовал! Собрать вместе всю семью Треверс.
Дик отрицательно покачал головой и поморщился.
– Прости, Хейзл, только никак не получается!
– Но, Дик!!! – взмолилась она. – Ты только подумай, какая это будет реклама!
– Я уже кое о чем подумал, – пробурчал он. – Строго говоря, по возвращении домой я ни о чем ином и не думал. Твои изображения, похоже, заполонили собой половину всех журнальных обложек! Не говоря уж об этой коробке кукурузных хлопьев!
– А что, тебе не нравится? – забеспокоилась Хейзл, поворачивая коробку и разглядывая картинку: сияя улыбкой, она, облаченная в блестящее облегающее синее трико, в одной руке держит фарфоровую миску с хлопьями, а в другой свою книгу.
Дик попытался подавить свое беспричинное раздражение.
– Дорогая, фото очень хорошее... И все остальные снимки в книге не хуже.
– Знаю, – гордо ответила она. – Саския и Расселл ужасно довольны ими.
– А я так просто счастлив! – с сарказмом бросил Дик, и Хейзл нахмурилась.
– Но, я вижу, тебе что-то не нравится?
Дик отставил чашку с кофе в сторону.
– Можешь называть меня старомодным, если хочешь, но не могу утверждать, что мне так уж приятно восторгаться всей этой кутерьмой...
Вот так да! Только этого не хватало – когда дела у них так восхитительно пошли на лад! А теперь Дик собирается высказать свое отрицательное мнение, после которого от ее радости ничего не останется.
– Вот как? – сухо сказала она. – И в чем же дело?
Несколько секунд Дик в упор смотрел на нее, после чего покачал головой.
– Сомневаюсь, что ты захочешь это услышать.
– Вот тут-то ты и ошибаешься. Хочу!
Дик пожал плечами.
– Во-первых, я не в восторге, что более чем на ста страницах ты красуешься в облегающем трико!
Хейзл возмущенно набрала в грудь воздуха.
– Ради Бога! По всему миру женщины делают упражнения именно в таком виде! Трико демонстрирует куда меньше, чем ты видишь на каждом пляже, так что, пожалуйста, не будь смешным!
Он вздохнул.
– Я не претендую на истину в последней инстанции, просто, уж если ты спросила, рассказываю тебе, что я чувствую. Во-вторых, тебе стоит знать, что я сыт по горло журналистами, которые звонят моей секретарше, выясняя, каково это быть мужем самой модной в стране пропагандистки похудания! В-третьих, я без большой радости увидел одну из наших свадебных фотографий на седьмой странице еженедельника для женщин.
– Я не хотела давать ее, – жалобно призналась Хейзл. – Но редакторша попалась очень настырная, и мне оказалось проще уступить.
Дик обреченно вздохнул.
– Хейзл, я думаю, это просто прекрасно, что у тебя в жизни появились новые интересы...
– Только не берись опекать меня!
– Я не опекаю тебя, – холодно возразил он, – я просто даю тебе понять, что это твое новое увлечение в принципе может стать ненасытным чудовищем, если ты дашь ему волю. Так что тебе решать, как ты с ним поступишь. Вот и все.
Ах, значит, «вот и все»? – возмущенно подумала Хейзл, встав из-за стола и начав убирать грязную посуду. Она почувствовала на плече руку Дика, но не повернулась, даже когда он тихо сказал ей на ухо:
– Что, если в этот уик-энд мы поедем осмотреть кое-какие дома?
Частью своего существа Хейзл хотела прижаться к теплому, надежному и сильному телу мужа, но, обиженная на Дика, она себе этого не позволила. То он хочет, чтобы его жена занялась каким-то делом, то, когда это дело нашлось, похоже, отнюдь не рад!
– Посмотрю, как у меня будет со временем, – непреклонно сказала она. – Мне надо заняться платьем, в котором я буду на приеме. – Наконец она повернулась и озабоченно нахмурилась. – Надеюсь, ты тоже будешь на приеме, Дик?
Дик уставился на жену, пытаясь понять: что, черт возьми, случилось с ее системой ценностей? Он изо всех сил сдерживался, проявляя максимальное терпение, но Хейзл, прибегая к разным отговоркам, так и не взглянула ни на один из выбранных им домов. Более того – не проявляла ни интереса, ни желания ознакомиться с ними. Дик уговаривал себя, что после приема по случаю выхода книги все изменится, но его терпение подходило к концу.
Он был свидетелем энтузиазма, с которым достаточно циничный издательский мир встретил результаты сотрудничества его жены с Саскией и Расселом Тэпхаус и магазинами «Триумф». Дик был далеко не глуп и понимал, что Хейзл и ее успехи в борьбе с лишним весом можно раскручивать до бесконечности. Любой, кто хоть немного разбирался в бизнесе, мог без труда предсказать, что отныне все книги, выходящие в серии «Волшебная палочка «Триумфа»», ждет большое будущее, а издателей – солидные доходы. Вопрос в том, выдержит ли их семья такое напряжение?
– Так ты будешь на приеме? – повторила Хейзл.
– Не знаю. Я еще не решил.
Дик все же явился на прием, который оказался шумным хмельным сборищем, заполонившим роскошный, залитый светом люстр банкетный зал большого отеля. Но каждый раз, когда какой-нибудь фотограф осмеливался взять его на прицел своего объектива, он мрачно хмурился. Дик покинул празднество одним из первых, прихватив с собой тройняшек. Девочки были явно огорчены, познакомившись с развязной рыжей девчонкой восьми лет от роду, которой предстояло принять у них эстафету.
– Я лучше отвезу троицу домой. Увидимся позже, – шепнул Дик на ухо Хейзл, пробираясь к выходу.
– Как хочешь! – фыркнула она в ответ и торопливо состроила на лице любезную улыбку, заметив, что Расселл, подняв бокал шампанского, бросает на нее умильные взгляды с другого конца зала.
Но, как бы она ни улыбалась, Хейзл была вне себя от злости. Она злилась на Дика, который ушел неприлично рано, да еще и прихватил с собой девочек. Злилась на себя, поскольку весь этот званый прием вызывал у нее лишь раздражение. И злилась на организаторов, которые ограничились «низкокалорийными» бутербродиками-канапе. Не было ровно никакой закуски, дабы хоть как-то компенсировать море шампанского, и большинство журналистов уже и ручки не могли в руках удержать, не говоря уж о том, чтобы писать!
На Хейзл было отливающее серебром платье, туго, как кольчуга, облегающее тело: наряд был призван подчеркнуть стройные очертания ее новой фигуры. Над ее лицом потрудился визажист, а над прической – парикмахер, короче, Хейзл выглядела блестяще. Но никогда еще не чувствовала себя такой несчастной.
Она ждала этого приема по случаю выхода ее книги как признания ее жизненных достижений, как символа ее растущей независимости, но убедилась, что, как ни странно, теперь все это имело на удивление мало значения в отсутствие Дика и девочек, которые должны были радоваться вместе с ней. Почему бы Дику не потерпеть и не дождаться ее?
Проскользнув мимо фотографа, Хейзл направилась в дамскую комнату. Через минуту она сообщит устроителям приема, что отправляется домой. Весь вечер был таким суматошным: то надо было гонять тройняшек, чтобы они переоделись, то умиротворять Дика, чтобы он не ходил, как грозовая туча. Хотя можно было бы и не утруждаться: судя по его сумрачной физиономии, все это мероприятие расценивалось им как Голгофа.
Взглянув в зеркало, Хейзл с трудом узнала себя. После всех стараний визажиста ей понадобится скребок, дабы избавиться хотя бы от десятой части грима. Бледное до белизны лицо украшали два бордовых пятна на скулах, отчего казалось, что Хейзл горит в лихорадке. На ресницах, окаймлявших голубые глаза, поблескивала серебряная пыль, а из-за густых кобальтовых теней глаза стали казаться просто огромными. И обеспокоенными, подумала Хейзл.
Она подавила зевок. Щеки болели от бесчисленных улыбок, когда приходилось принимать дурацкие позы перед фотоаппаратами в то время, когда семья, обидевшись, удрала без нее. Сейчас Хейзл хотела лишь одного: добраться до дома и скинуть эти дурацкие серебряные туфли на шпильке, но, поскольку она была «гвоздем» мероприятия, вряд ли ей удастся ускользнуть незамеченной. Хейзл поймала себя на том, что задается вопросом: неужели именно этого она хотела от жизни?
Она только закончила разговаривать с главой издательства, выпустившего ее книжку, и собралась незаметно исчезнуть, как почувствовала, что кто-то взял ее под руку. Повернувшись, Хейзл увидела странно улыбающегося Расселла и вопросительно вскинула брови.
– Никак надоело, красавица?
Выражение, с которым Расселл смотрел на нее, окончательно вывело Хейзл из себя. Она и припомнить не могла, когда испытывала такое раздражение.
– Да.
Расселл торопливо поставил пустой бокал на поднос пробегавшего мимо официанта и вкрадчиво спросил:
– Хочешь, я вызову для тебя такси?
– Устроители арендовали несколько машин, и я знаю, что одна предназначена мне.
– Тогда я провожу тебя? И на той же машине вернусь обратно. – Расселл хлопнул по заднему карману брюк и сокрушенно улыбнулся. – Я приехал на своей колымаге, но, боюсь, несколько перебрал, чтобы сесть за руль.
Хейзл попыталась представить Дика в таком состоянии, но у нее ничего не получилось. Он всегда блистательно держал себя в руках. Если он собирался вести машину, то с религиозной непреклонностью пил только минеральную воду. И как только человек с таким чувством ответственности, тоскливо подумала Хейзл о муже, может быть столь восхитительно непредсказуемым? На необитаемом острове она предпочла бы оказаться именно с Диком. До чего ей повезло, что она замужем именно за ним!
– Так ты не против, если я тебя провожу, Хейзл? – настаивал Расселл.
Хейзл улыбнулась.
– Конечно, не против.
Вдруг она почувствовала, что не может дождаться, когда очутится дома – дома, где она живет, где обитают три ее восхитительные дочки и ее восхитительный муж. А потом... потом, когда спустится ночь... она будет извиваться в объятьях Дика... Хейзл зажмурилась от предвкушения этой минуты.
– Я хочу исчезнуть прямо сейчас. – Она обежала взглядом зал. – Саския готова?
Расселл отвел глаза.
– Она уже уехала. Няня не могла сидеть с Чарли весь вечер, и Саскии пришлось уехать раньше.
– Вот как. – Хейзл попыталась избавиться от слабого чувства неловкости. – Понимаю.
– Машина ждет у входа, – нетерпеливо сказал Расселл. – Идем, Хейзл.
По сути, это в самом деле был ее вечер, и Хейзл несколько раздражала бесцеремонность Расселла, но она решила не спорить. У нее просто не было желания что-то доказывать.
Машина оказалась лимузином, за рулем которого сидел широкоплечий водитель; лицо его было скрыто тенью от козырька форменной фуражки. Хейзл расположилась на заднем сиденье, и первым делом ей бросился в глаза миниатюрный бар. Ну, это уже явный перебор, подумала она, о чем и сказала.
– Значит, выпить ты не хочешь? – уточнил Расселл.
Хейзл содрогнулась при мысли об очередной порции алкоголя. Бокала шампанского за вечер ей было более чем достаточно!
– Разве что тут есть спиртовка с какао!
– Осторожнее! – лукаво предупредил Расселл, оценивающе скользнув взглядом по ее телу, обтянутому серебристой тканью. – Слишком много какао – и вместо потрясающе изящной женщины мы увидим прежнюю толстуху Хейзл!
Она возмущенно выпрямилась. Дело было не столько в том, что Расселл фактически оскорбил ее, сколько в хамской манере, с которой это было сделано. С каких это пор он позволяет так вести себя? Друзья иначе разговаривают друг с другом. Или он вообразил, что работа над книгой сблизила их настолько, что он получил право фамильярничать?
Когда машина, заурчав мотором, двинулась в сторону Найтсбриджа, Расселл закинул руку на спинку сиденья.
– Знаешь, малышка, – промурлыкал он, – эта твоя книжка сулит мне кучу денег. И сегодня вечером я обонял божественный, сладчайший запах успеха!
Хейзл продолжала чувствовать легкое беспокойство, но заставила себя не показывать его. Расселл муж моей подруги, решительно сказала она себе, и сегодня слегка захмелел. Только и всего. Тем не менее она постаралась отодвинуться как можно дальше.
– Приятно слышать.
– Может, не будем останавливаться на достигнутом? Тебе не кажется, что перед нами открываются безграничные возможности? А? Что ты на это скажешь, дорогуша?
– Я думаю, что одной книги и рекламной кампании с меня более чем достаточно, – не кривя душой, ответила Хейзл. – И то, и другое отняло слишком много драгоценного времени.
– Вот уж не могу согласиться, – выдохнул Расселл. – Время, которое нам предстоит, будет просто восхитительным. О, Хейзл... – простонал он.
Хейзл казалось, что ей снился дурной сон. Она обеспокоенно заметила, что Расселл буквально зажал ее в угол сиденья. А потом он с силой вцепился в нее и слюнявым влажным ртом, из которого несло алкоголем, присосался к ее губам.
Хейзл отчаянно заколотила кулачками по груди Расселла, но тут события приняли неожиданный оборот.
Лимузин резко затормозил, взвизгнув тормозами, и водитель выскочил из-за руля. Хейзл невольно отметила, что первое впечатление об этом человеке, как о крупном и сильном, оказалось совершенно правильным. Она преисполнилась к нему безграничной благодарности, когда, рывком открыв дверцу и схватив Расселла за лацканы, он выволок насильника с заднего сиденья и бесцеремонно швырнул на обочину.
– Подонок! – рявкнул водитель голосом, который Хейзл мечтала услышать больше всего на свете.
Она чуть не заплакала от облегчения, когда мужчина, приподняв Расселла за воротник, снова ткнул того лицом в грязь.
– Дик, – потрясенно пролепетала она, пытаясь понять, не привиделось ли ей. – Это в самом деле ты?
– В самом деле я, дорогая.
И Хейзл потеряла сознание.
11
Открыв глаза, Хейзл увидела, что лежит на диване, а три белокурых ангелочка смотрят на нее испуганными глазами.
– Мамочка! Тебе лучше?
– Папа сказал, что ты потеряла сознание!
– Все потому, что ты мало ела, – упрекнула Летти, от волнения бледная до синевы.
– В постель – а ну, живо! – раздался строгий голос, и появился Дик с рюмкой бренди в руках.
Доказательством, как девочки переволновались, служило то, что, нежно расцеловав мать, они без единого возражения поплелись спать.
Поставив бренди на столик, Дик присел на край дивана и ладонями стал согревать холодные руки Хейзл. Она никогда раньше не видела мужа таким бледным, таким потрясенным.
– Пришла в себя? – тихо спросил он.
Хейзл попыталась улыбнуться, но потерпела неудачу: губы позорно не слушались.
– Думаю, да. Смутно вспоминаю лишь лимузин, в котором ехала домой.
Он, стараясь сохранять серьезность, продолжил:
– После чего некто Дик Треверс на руках донес знаменитую писательницу и свою однофамилицу до квартиры, прижимая ее к груди так, словно не мог с ней расстаться, а она приникла к нему, беспомощная, как устрица, вытащенная из раковины.
Хейзл вспомнила незнакомое ощущение грубой ткани форменной куртки, в которую она вцепилась.
– Так ты в самом деле переоделся шофером? – изумленно спросила она.
– В самом деле. Первым делом я завез домой девочек и попросил миссис Хоббс присмотреть за ними, а потом сунул водителю пару купюр и одолжил униформу. – Он повел плечами и наконец позволил себе улыбнуться, стряхивая напряжение, которое испытывал несколько последних недель. – Должен тебе сказать, что она основательно жмет в плечах!
– Ради Бога, почему ты так поступил?
Дик в упор посмотрел на нее.
– Как выяснилось, у меня были для этого весомые основания, Хейзл Треверс! Ибо, как я ни старался отделаться от подозрений по поводу отношения к тебе Расселла, меня не покидало подсознательное ощущение, что доверять ему не стоит.
Хейзл сделала глоток бренди, почувствовав, как согревается кровь, бегущая по жилам.
– А не проще было бы сказать мне об этом?
Дик грустно посмотрел на жену.
– Гораздо проще – если бы только ты мне поверила! Ты думала, что мое неприятие Расселла объясняется лишь подчеркнутым нежеланием участвовать в рекламе книги. Не так ли?
– Может быть. Но оказалось, что твои претензии к нему были весьма обоснованы, – признала Хейзл, прикрывая глаза. – Ох, как мне хотелось, чтобы ты убедил меня, и тогда ничего бы этого не случилось.
– Поверь, я сам с немалым трудом убедился в бесчестности его помыслов. Кроме того, мы не первый год знаем и его, и Саскию, и я был уверен, что у них крепкая надежная семья.
– Я тоже, – кивнула Хейзл. – Но никому не дано знать, что происходит в чужой семье, не так ли?
Они продолжали неотрывно смотреть друг на друга.
– Прилетев из Италии, – угрюмо сказал Дик, – я застал вас распивающими шампанское. И ты показалась мне незнакомкой: красивой незнакомой женщиной, сошедшей с журнальной обложки, а не той милой и уютной Хейзл, с которой я расстался. И Расселл воспринимал тебя как роковую красотку.
– О Боже! – убитым голосом прошептала Хейзл. – Может, он в тот вечер решил, что я соблазняю его?! Но этого не было, Дик! Клянусь, не было!
– Я знаю, милая, – шепнул он в ответ. – Ибо из всех женщин, которых мне довелось встретить, ты единственная, у которой хитрости нет и в помине.
– Расселл принес с собой шампанское, и я подумала, что если не соглашусь выпить хоть глоток и отпраздновать выход книги, то обижу его. Но, когда он настоял, чтобы открыть еще одну бутылку, Дик, я должна была остановить его. Господи, почему я этого не сделала?
Дик нахмурился.
– А чего ради ты должна была останавливать его? Доверять человеку, которого знаешь не первый год, – это совершенно нормально. Тем более мужчине, жена которого твоя хорошая подруга. Это я должен был действовать куда решительнее, когда понял, что Расселл элементарно пытается соблазнить тебя.
– И все же, когда он ушел, ты нашел в себе силы извиниться за свои подозрения, – напомнила Хейзл.
– Потому что я пытался понять, основаны ли они на фактах или просто на ревности.
– На ревности? – удивилась она.
– Да. – Дик поднес к губам руку Хейзл и поцеловал ее. – Пока я был в отъезде, ты скрывала от меня те разительные изменения, что с тобой происходили, и мне потребовалось время заново привыкнуть к тебе. Плюс к тому я сам довольно долго пробыл с Паолой, а, как ты совершенно правильно заметила, доверие не может напоминать улицу с односторонним движением. Но тебе-то я доверял безгранично, и в этом не может быть никаких сомнений. И, поняв это, я тут же успокоился. Проблема была в Расселе. И я почувствовал, что должен перед тобой извиниться.
– Я не должна была садиться с ним в машину.
Дик заключил ее в объятия.
– Сомневаюсь, что он мог бы тебя изнасиловать, моя дорогая.
– А где он сейчас?
– Где я его оставил. Валяется в грязи, там ему самое место.
– Ты уверен, что он из нее выберется?
Дик невольно улыбнулся. Пусть даже кто-то нанес Хейзл обиду, она не может изменить своему мягкосердечию!
– Я выразился образно, милая. На самом деле я оставил нашего приятеля в траве на обочине.
– Но что мне, черт побери, теперь делать с Саскией? – простонала она.
– Это зависит оттого, проболтается ли Расселл. Или, может быть, в их семье и раньше происходило нечто подобное. Ситуация не из простых, потому что такие истории могут положить конец самой крепкой дружбе. Но Расселу, – сухо добавил он, – это, конечно, и в голову не приходило.
– Ох, Дик, – произнесла Хейзл, вдруг поняв, что ее семья – самый драгоценный дар, который достался ей в жизни. – Давай завтра поедем смотреть дома.
Он внимательно посмотрел на нее и рискнул предположить:
– Бегство в пространство? Чтобы избавиться от затруднительной ситуации?
Она замотала головой.
– Нет. Куда больше – и намного. Пришло время перемен, – с силой сказала она. – Как ты и говорил. Нас ждут прекрасные годы. Пусть девочки растут на свежем воздухе, пусть у них всегда будут розовые щечки. И пусть они как можно больше времени проводят с нами...
– А как же твоя писательская карьера?
Хейзл покачала головой.
– Я могу писать в любом месте. Но не думаю, что мне захочется, Дик. Это слишком утомительно. В деньгах мы не нуждаемся, и я собираюсь отдать гонорар на благотворительные цели.
Глаза Дика вспыхнули гордостью.
– Точно?
– Столь же точно, как то, что я люблю тебя.
Эпилог
Жаркое послеполуденное солнце согревало серую каменную кладку просторного сельского дома, а мерное жужжание пчел навевало сон.
Жизнь в самом деле похожа на волшебный сон, подумала Хейзл, которую переполняло счастье. Порой ей хотелось ущипнуть себя, дабы убедиться, что она обрела свою мечту.
Она услышала звяканье тонкого фарфора: Дик, неся поднос с чайным сервизом, через весь дом пробирался на террасу.
Как я люблю его! – подумала Хейзл, с трудом удерживаясь от желания отобрать поднос и утащить Дика в их прекрасную спальню, которая выходила в яблоневый сад и находилась в дальнем конце дома, – подальше от глаз стремительно растущих и любопытных девчонок.
Через пару минут троица унюхает запах пирожных и, вылетев на террасу, не оставит родителям ни крошки!
Дик приблизился, и Хейзл, оставаясь незамеченной, продолжала с удовольствием рассматривать его. На нем были выцветшие синие джинсы и белая футболка, а кожу покрывал густой загар. Как ни странно, но после стольких лет супружеской жизни любовь Хейзл к мужу росла с каждым днем.
Благодаря Дику стало ясно, что размеренная жизнь вдали от городской суеты имеет свои неоспоримые преимущества. Дик сохранил активы в своих компаниях, и деньги продолжали поступать, несмотря на то что теперь он уделял делам куда меньше времени, отдавая себя семье.
Они сохранили за собой квартиру в Найтсбридже, что давало им возможность в любое время приезжать в Лондон. И тот факт, что они редко пользовались ею, стал для Хейзл потрясающим открытием: она, как и остальные члены ее семьи, отлично чувствовала себя на лоне природы.
Им удалось приобрести элегантный сельский дом георгианских времен, рядом с которым построили конюшню для лошади Лили. Наткнулись они на этот дом случайно, и, как говорил Дик, не они выбрали дом, а дом выбрал их! Изолированность от жизни, которой опасалась Хейзл, так и не дала о себе знать. Хейзл получала удовольствие от самых простых забот, но больше всего радовалась, видя, как дочери, избавленные от давящего ритма городской жизни, расцветают прямо на глазах, проводя все свободное время с отцом.
Что же до своей карьеры гуру диетического питания, то Хейзл позволила ей скончаться естественной смертью. «Волшебная палочка "Триумфа"» возглавляла национальный список бестселлеров почти четырнадцать недель, и Хейзл, осуществив свое намерение передать деньги на благотворительность, отказалась от работы над новой книгой. Ее решение вызвало крайнее волнение издателей, но Хейзл лишь пожимала плечами. Семья – самое дорогое, что у нее есть!
Второй по-настоящему крупной новостью стало известие, что Паола вышла замуж за американского банкира, который вложил не одну тысячу долларов, добиваясь, чтобы вино с ее семейных виноградников стало самым популярным в мире. Паола с мужем собирались летом нанести визит семье Треверс.
Дик поставил поднос на металлический столик, выкрашенный в белый цвет и, приподняв поля соломенной шляпы Хейзл, внимательно посмотрел в глаза жене.
Она притворно нахмурилась.
– Что?
– Я просто подумал, какой ты выглядишь счастливой и довольной.
– Ну, я... наверное, я знаю в чем дело. Дик?
– Ммм?
– Я тебе нравилась больше, когда была толстой или когда похудела?
– Ты никогда не была толстой! – строго поправил Дик.
– Перестань увиливать и отвечай!
Он улыбнулся.
– Я люблю тебя такой, какая ты есть.
Выражение его глаз сказало куда больше, чем слова, и Хейзл поймала себя на том, что она, зрелая женщина, мать троих детей, зарделась, снова почувствовав себя девочкой!
– Значит, любишь. И все же: ты больше любишь меня пухленькой или тощей?
– Одинаково! – улыбнулся Дик. – Я не воспринимаю тебя с точки зрения объемов, Хейзл. Меня влечет к тебе то, что всегда привлекало: твоя мягкость, твоя доброта, то, как ты заботишься о всех нас...
– А как насчет... – Она запнулась.
Он увидел смущение в ее глазах и тут же догадался, что Хейзл имеет в виду, но пожелал услышать это из ее уст.
– Насчет чего?
– Секса, – прошептала она. – Тебе больше нравятся пышные и роскошные телеса или...
– Вот уж, черт возьми, абсолютно все равно, если я с тобой, моя дорогая, – просто и искренне ответил Дик и расплылся в лукавой улыбке. – И, если хочешь, мы можем оставить чаепитие и напомнить друг другу, насколько это несущественно!
– Мысль прекрасная, Дик, но, прежде чем мы отправимся в спальню, я хочу сообщить кое-что...
В серебристо-серых глазах вспыхнула искорка настороженности.
– Да?
– Ты помнишь свою идею, что мне стоило бы чем-нибудь заняться?
– Да, – кивнул Дик.
– И помнишь, что ты сказал? Что не будешь возражать, если я найду то, чем мне действительно хотелось бы заняться?
– Помню.
– И это тебя по-прежнему устраивает?
Наступило молчание.
– Если ты этого хочешь, Хейзл, то я благословляю тебя.
По тону его голоса она поняла, чего ему стоили эти простые слова.
– Спасибо тебе, Дик, – тихо сказала она.
– И ты в самом деле?.. – спросил он, пытаясь вложить в свой вопрос весь энтузиазм, которого Хейзл заслуживала. – В самом деле что-то нашла?
Господи, как я люблю его!
– Нашла.
– Надеюсь, не очередная кулинарная книга? – быстро спросил он.
– Нет, не очередная кулинарная книга.
Дик испустил тихий вздох облегчения.
– Но, надеюсь, проект тебя устраивает?
– О, целиком и полностью!
Их глаза встретились, и восторг, которым сияла Хейзл, дал молчаливый ответ на невысказанный вопрос Дика.
– Да. Я беременна, Дик!
Вскочив, он подхватил ее на руки и закружил, осыпая поцелуями.
– На этот раз наконец всего лишь один ребенок. – Дик вопросительно посмотрел на улыбающуюся жену и, холодея от догадки, уточнил: – По крайней мере, я предполагаю, что будет только один?
Глаза Хейзл сияли торжеством.
– Трое!
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.