Текст книги "Преображение мира"
Автор книги: Элис Детли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
– Н-нет, – пролепетала она. – Н-но у нас н-никогда не было такой возможности.
– Ты тоже меня хочешь? – сдавленно пробормотал Дик и нежно поцеловал ее в шею.
Хейзл казалось, что она вот-вот воспарит... Она откинула голову, легонько застонав. Боже милостивый, подумал Дик, и глаза его потемнели от прилива безудержной страсти. Да похоже, она сейчас испытает оргазм... Уже! Он нехотя отодвинулся, и Хейзл издала протестующий звук.
– Приди в себя, дорогая, – посоветовал Дик. – Открой глаза. Мы почти приехали.
Хейзл смутно осознала, что они подъехали к его офису в Сохо и что Дик чуть ли не на руках извлекает ее из машины. Свежий воздух и дождь привели ее в чувство.
– Можешь ли ты продержаться хоть минуту? – поинтересовался он. – Пока я доведу тебя до своего кабинета?
Хейзл кивнула. Не было необходимости спрашивать, какова цель этого визита, потому что она прочитала ответ в глазах Дика. Он хотел ее. И она хотела его не меньше.
Каким-то чудом Хейзл удалось без приключений миновать секретаршу Люси, в самом деле довольно милую особу, и помощников Дика, не вызвав у служащих чрезмерного удивления и вскинутых бровей.
– Меня ни с кем не соединять! – бросил Дик, вталкивая Хейзл в кабинет и запирая за собой дверь.
На мгновение они встретились взглядами: Хейзл была полна удивленного ожидания, а глаза Дика, потемневшие от предвкушения наслаждения, мерцали, как тлеющие угли.
– Иди ко мне, – прохрипел он и, к несказанному облегчению Хейзл, притянул ее к себе, осыпая лицо и губы страстными нежными поцелуями.
Дик оторвался лишь на мгновение, чтобы стянуть с нее свитер и небрежно бросить его к ногам. И вот он снова склонился к Хейзл, скользя языком вдоль ложбинки меж грудей, которые соблазнительно выпирали из бюстгальтера. Хейзл переполняло блаженство.
– Ммм... – простонал Дик, укладывая Хейзл на огромный письменный стол. Продолжая языком ласкать сосок, который вызывающе распирал тонкую ткань бюстгальтера, он нетерпеливо задрал юбку Хейзл.
– Думаю, что ждать больше не стоит. А ты?
Ждать! Да она умрет, если будет и дальше томиться ожиданием! Хейзл всегда полностью устраивала сексуальная сторона ее супружества, но сейчас она чувствовала сильнейшее возбуждение, ибо Дик никогда раньше так не обращался с ней. Как будто она была девицей, которую он подцепил в баре, а не матерью его детей.
– О, Дик! – восторженно выдохнула она, чувствуя себя буквально на седьмом небе. – Сделай это еще раз!
– Вот так?
– Да! Да! Вот так! Пожалуйста, еще раз! – страстно молила она, обеими руками вцепившись в край столешницы. Хейзл услышала скрежет, когда Дик рывком расстегнул молнию брюк, и тут только до нее дошло, чем же на самом деле он собирается с ней заняться. В кабинете! На столе! От изумления глаза у Хейзл стали совершенно круглыми, и Дик, поймав ее взгляд, кивнул.
– Да, – прошептал он, – я знаю, чего ты хочешь, Хейзл. Ты хочешь, чтобы я взял тебя тут же и немедленно, не так ли, дорогая? Ты хочешь, чтобы я овладел тобою на столе, ведь так?
– Д-да... – Хейзл испуганно ойкнула, когда Дик сорвал с нее трусики и нетерпеливо отшвырнул их.
Он никогда еще не испытывал такого мощного прилива страсти и с такой силой ворвался в глубину ее жаждущей плоти, что услышал, как Хейзл изумленно и недоверчиво вскрикнула. Дик на мгновение прикрыл глаза, колеблясь между восторгом и отчаянием, которое захлестывало его с головой, ибо впервые в жизни почувствовал, что больше не в силах сдерживаться... Хейзл же хотелось продлить эти мгновения, насладиться их сладкой порочностью: она была в восторге, что в середине дня муж занимается с ней любовью – и где? – в офисе!
Но ничто не длится вечно, и Хейзл почувствовала себя едва ли не обманутой, когда всем телом стала конвульсивно содрогаться под Диком. И в долю секунды, перед тем как сумасшедшее наслаждение поглотило ее, Хейзл увидела, как Дик закрыл глаза и потрясенно задохнулся, сотрясаемый приступами блаженства, после чего обессиленно замер, положив голову ей на грудь.
– Почему ты это сделал? – спросила Хейзл, с трудом придя в себя.
– Разве тебе не понравилось? – невнятно пробурчал он, целуя ее грудь.
– Т-ты же знаешь, что понравилось, – с трудом перевела дыхание Хейзл и легонько дернула Дика за волосы.
Он с неохотой оторвался от ее соблазнительной груди и встал.
– Я хотел бы весь день заниматься этим, – вздохнул он, нагибаясь за трусиками Хейзл. Прежде чем вернуть их, Дик нежно поцеловал жену в губы.
– Так почему, Дик? – снова спросила Хейзл, пытаясь понять, что за зрелище представляет собой, когда, полуголая, нагнулась за валяющимся на полу скомканным свитером.
Дик с улыбкой наблюдал за ней.
– Как и всегда – ради удовольствия, – пробормотал он, но Хейзл отрицательно замотала головой.
– Не пытайся увиливать! Я вовсе не это имела в виду, и тебе это прекрасно известно.
Внезапно он посерьезнел.
– Ты хочешь знать, чего ради, чтобы заняться любовью, я притащил тебя в свой кабинет? – тихо спросил он.
– Да.
Хейзл проглотила комок в горле. У нее зачастило сердце, когда перед глазами всплыли картины недавней ошеломительной, страстной и нежной близости. Она через голову натянула свитер и, чтобы привести волосы в порядок, встряхнулась, как попавшая под дождь собака.
– А ты бы предпочла, чтобы я снял номер в гостинице? Ты это хочешь сказать? Что ж, меня это тоже устраивает, радость моя!
– Прошу тебя, не уходи от темы, – взмолилась Хейзл. – Мне в самом деле интересно.
– Как и мне. И довольно давно. – Он задумался, и наступила длинная пауза. – Очень интересно.
Хейзл выжидающе уставилась на мужа. В тоне его таился какой-то странный подтекст, и у нее дрогнул голос:
– Что именно интересно?
Глаза Дика подернулись дымкой.
– Я все думал, каково было бы заниматься с тобой любовью и здесь, и в гостиничном номере, и... Или уехать с тобой на затерянную лесную поляну, где ты будешь полностью принадлежать мне, или взять тебя на заднем сиденье такси...
– Дик! – У Хейзл даже закружилась голова. – Что это с тобой вдруг случилось?
– Вдруг со мной ничего не случается, – улыбнулся он довольно мрачно. – Эти мысли давно меня посещают.
– Ты говоришь, как мужчина, изголодавшийся по сексу...
– Нет, нет, нет! – решительно возразил он. – Чего это тебе взбрело в голову, Хейзл?
– А что еще мне могло прийти в голову, когда выяснилось, что ты лелеешь этакие эротические фривольности на мой счет? И я не сомневаюсь, в чем дело! Ты хочешь сказать, что наша сексуальная жизнь не доставляет тебе удовольствия?
Дик вздохнул.
– Ты отлично знаешь, что доставляет. Дорогая, почему бы тебе не подойти и не присесть рядом со мной?
Но, обуреваемая страхом потерять Дика, Хейзл продолжала упрямо стоять на месте.
– Если тебе все равно, я бы не хотела садиться! Я хочу понять причину столь резких перемен в твоем характере.
Дик примостился на краю стола, и Хейзл, как грозовым облаком, охватило мрачное предчувствие.
– Хейзл, дорогая, – мягко сказал он. – Ты потрясающая любовница.
– То же самое я могу сказать о тебе, как о любовнике, – вернула она комплимент. – Правда, не в пример тебе, я не обладаю опытом, чтобы сравнивать.
– В сравнениях есть что-то гнусное, – пожал плечами Дик. – Но вряд ли ты можешь осуждать меня за то, что до встречи с тобой у меня были другие женщины. Или возьмешься?
Да, он прав. Осуждать его Хейзл не могла. Как не могла и отделаться от ревности ко всем своим тем предшественницам.
– Просто дело в том, что я так и не успел по-настоящему поухаживать за тобой, – мягко заметил он. – Вспомни, дорогая.
Она погрузилась в молчание, обдумывая его слова.
Когда они впервые встретились, она столь безудержно влюбилась в Дика, а он в нее, что моральные препоны, должна ли она ложиться с ним в постель, даже не возникали. Это случилось само собой, в один прекрасный февральский день, вскоре после встречи в ночном клубе, и близость была столь же необходимой и неизбежной, как ежеутренний восход солнца.
Способствовал и тот факт, что возможность очутиться в постели была преподнесена им едва ли не на блюдечке. Мистер Маршалл редко бывал дома, похоронив себя под грудой рабочих обязанностей. Порой Хейзл задумывалась, приходит ли отцу в голову, что его маленькой девочке придется без помощи и присмотра выйти во взрослый мир. Или, может быть, он всего лишь пожмет плечами и примирится с неизбежностью.
Молодые люди наконец набрались смелости и предстали перед Адамом Маршаллом, дабы сообщить о беременности Хейзл. Дик, крепко держа Хейзл за руку, убеждал, что, какова бы ни была реакция отца, он никогда ее не бросит. Но реакция пожилого джентльмена оказалась неожиданной.
Если Дик предполагал, что на него обрушится возмущение потрясенного родителя, то его опасения не оправдались. Отец Хейзл был широко образованным, начитанным интеллектуалом, и мало что в мире могло удивить его. Он задумчиво кивнул и сообщил, что в некоторых странах девочки выходят замуж уже в двенадцать лет. Затем он по очереди опросил их, начав с Хейзл, любят ли молодые люди друг друга, и, получив утвердительные ответы, проинформировал, что даже в расцвете лет женщине не просто родить. А семнадцать лет никак нельзя признать лучшим возрастом для родов. Кроме того, он настоятельно рекомендует, чтобы они оформили свои отношения, заключив брак, поскольку это обеспечит детям защиту закона.
– Конечно, только в том случае, если вы хотите пожениться, – быстро добавил мистер Маршалл, опасаясь обвинений, что брак его единственной дочери свершился по принуждению.
– Еще как хотим, – заверил Дик, ни на секунду не усомнившись в правильности своих действий. Он был полон решимости жениться на Хейзл. – Ведь мы этого хотим, не так ли, дорогая?
– О, да! – задохнулась от счастья Хейзл, не сомневаясь, что готова заполучить этого обаятельного мужчину на любых его условиях.
Как молоды они были!
– В таком случае все куда проще, – своим вежливым, хорошо поставленным голосом добавил отец Хейзл. – С чисто юридической точки зрения.
Как ни странно, Дик и Хейзл испытали легкое разочарование, когда, выложив новость, столкнулись с подчеркнуто сдержанной реакцией будущего деда! Мать Дика восприняла известие достаточно хладнокровно, тем более что жила в Америке и нянчить внуков не собиралась.
В какой-то мере Хейзл и Дика все это устраивало: легкое сопротивление со стороны родителей лишь подогревало их юношеский азарт. И, хотя Хейзл искренне радовалась, что выходит замуж за Дика и носит его ребенка, она отчетливо слышала громкий стук захлопнувшейся двери, за которой осталась ее беззаботная юность.
Свадьба свелась к скромной, даже несколько поспешной церемонии регистрации в Челси в присутствии отца Хейзл. По этому случаю прилетели даже мать Дика и его сестра Элис. Ах, да, была и Паола, мрачно припомнила Хейзл, Паола тоже присутствовала – вся в черном, словно молодая вдова, и Хейзл четко, словно это было вчера, помнила выражение разочарования, которое застыло в больших карих глазах итальянки.
На невесте было белое шелковое платье, столь скромное, что казалось едва ли не монашеским. Распущенные волосы светлыми прядями падали на плечи, и их единственным украшением служил цветок душистой камелии.
– Ты похожа на гаитянку! – шепнул Дик, когда, надев на палец Хейзл тонкое золотое кольцо, наклонился поцеловать ее.
– Но свою травяную юбочку я оставила дома! – хихикнула она и, встречая его поцелуй, закрыла глаза – в какой-то мере и для того, чтобы не видеть побледневшего и огорченного лица Паолы.
«Прием», если его можно было так назвать, состоялся в ресторанчике в Найтсбридже, недалеко от их квартиры, покупку которой как раз тогда оформлял Дик. Обед прошел тихо и спокойно, разве что его несколько омрачало недавнее открытие, что Хейзл ждет не одного ребенка, и даже не двух, а трех...
Обеспокоившись, что Дик не спускает с нее проницательного взгляда, Хейзл вернулась к действительности.
– Ты согласна, что наши отношения начались не совсем обычным образом?
– Ты намекаешь, что нас не представляли друг другу в теннисном клубе? И ты, храня мою невинность, не ухаживал за мной два года, после чего мы имели моральное право объявить о помолвке?
Содрогнувшись, он замахал руками.
– Боже сохрани! Более худшего варианта и представить себе не могу.
– Тогда что же? Что ты хочешь мне сказать?
Хейзл казалось, что она интуитивно догадывается, о чем думает ее муж. В первые годы они были так близки, что даже мысли были общими. Почему они теперь отдалились друг от друга? Почему разговаривают, словно на разных языках?
Дик вздохнул. Ему предстояло тщательно подбирать слова. Он понимал: для того, чтобы супружеские отношения сохранились и расцвели, надо найти с Хейзл общий язык. Он совершенно не собирался обижать ее.
– Я хочу сказать, дорогая, что до встречи со мной ты была девушкой. Откровенно говоря, единственной девушкой, с которой я занимался любовью. И, поскольку ты оказала мне такую честь, я всегда помнил, что несу за тебя ответственность.
– Не надо делать из меня беспомощного ребенка! – возмущенно вспылила она. – Я не сиротка, которую ты подобрал на улице!
Дик не отреагировал на ее вспышку и терпеливо объяснил:
– Я не это имел в виду. Я должен был взять на себя ответственность не только потому, что лишил тебя невинности. Ты забеременела из-за моей неосторожности!
Эту чушь Хейзл не хотела больше слышать!
– Прошу прощения, может, у тебя вылетело из головы, но ведь и мне довелось принять в этом немалое участие! Вспомнил? И как женщина...
– Хейзл, это нечестно!
– ...и как женщина, – невозмутимо продолжила она, – пусть я моложе тебя и была не так опытна, но тем не менее вполне могла сама принимать решения. И я была очень благодарна тебе! Мне хотелось затащить тебя в постель не меньше, чем того же хотелось тебе!
Дик предпринял последнюю попытку убедить ее. В свое время он не сомневался в своей физической притягательности, чем в полной мере и воспользовался, имея дело с Хейзл, пусть даже внутренний голос и предупреждал его, что она еще девочка. Он догадывался, что Хейзл солгала про свой возраст, но и на это Дик не обратил внимания: он с такой силой хотел ее, что совершенно не думал о последствиях.
– Что ж, тебе повезло.
Хейзл смешалась. Наконец до нее дошел смысл его слов, и она в упор посмотрела на Дика.
– Повезло, что именно ты лишил меня девственности? Это ты хочешь сказать? И кроме того оказался классным любовником? Ну, из всех нахальных заявлений, что мне доводилось слышать, твое явно тянет на первое место!
– Повезло, что полюбила меня! – возмущенно рявкнул Дик. – И что я тебя тоже! А если бы я был обыкновенным бабником, который своего не упустит? Что тогда?
– Тогда я бы в тебя не влюбилась, вот что, – вежливо объяснила Хейзл. – Не лишай меня права на самостоятельный выбор!
Дик несколько успокоился, и жесткая линия его рта смягчилась.
– Я и не лишаю.
– Что-то непохоже.
– Нет, в самом деле. Просто до твоей беременности у нас не было времени как следует узнать друг друга. И к тому же как она протекала!
Хейзл кивнула, вспомнив ту одержимость, с которой медики занимались ею. Появление тройни вообще довольно редкая вещь, по словам гинеколога Хейзл, одна на шесть тысяч четыреста родов. Но факт, что роженица сама была почти ребенком, сделал ее подлинной знаменитостью. Студенты-медики толпились в палате, словно ожидая второго пришествия, и Хейзл чувствовала себя очень важной персоной!
– Да уж, – помедлив, согласилась она. – В больнице меня знала каждая собака! Помнишь? И каждый гинеколог Соединенного Королевства мечтал потрогать мое пузо!
– А помнишь, когда девочки наконец появились на свет?
Голос Дика смягчился от нахлынувших чувств. Но даже всепоглощающее чувство гордости, когда Хейзл благополучно разрешилась от родов, не спасло от огромной усталости, не покидавшей их, особенно Хейзл, в течение первого года жизни малышек.
– Ах ты помнишь? – вкрадчиво осведомилась Хейзл. – Помнишь, как я, пошатываясь от усталости, ходила с красными от недосыпа глазами? И как у девчонок болели животики? А когда резались зубки? У меня катастрофически не хватало времени заняться своей фигурой, что могли себе позволить другие обеспеченные мамочки.
– Потому что ты решительно отказывалась от няни, – мягко напомнил Дик.
Отказывалась. Потому что девочки были ее детьми, ее и Дика, и Хейзл не представляла, что кто-то посторонний может их любить так, как родители. И пусть даже, пока Дик работал, Хейзл тащила на себе весь этот груз – что с того? Как она могла доверить эти драгоценные живые комочки какой-то няне? У своих подружек Хейзл наблюдала этих нянь – молодых девчонок, которых неустанная забота о детях волновала куда меньше, чем возможность потаскаться по магазинам, волоча за собой сопливого младенца. Неужели кто-то мог бы позаботиться о тройне лучше, чем мать?
– Ох, Дик, – вздохнула она. – Ну и начало было у нашего брака!
Размышления о своем теперешнем облике заставляли Хейзл вздрагивать, тем более при взгляде на фотографии десятилетней давности. Но Дика все так же неослабно тянуло к ней, пусть даже им приходилось урывать минуты интимной близости. Теперь она понимала, что большинство молодых пар, как правило, ведут совершенно иной образ жизни. А не угнетала ли втайне Дика необходимость умерять свои сексуальные аппетиты, потому что они постоянно находились в обществе детей? Она подумала о своих трех девочках, о том, какими они стали самостоятельными... Грусть о невозвратном смешивалась с радостью от успехов дочерей, и Хейзл почувствовала, что глаза затуманились влагой.
– Как все изменилось, – прошептала она.
Дик внезапно поднялся и взял ее за руки.
– Но в этом нет ничего плохого, дорогая, – прошептал он, лаская ее ладони подушечками больших пальцев. – Перемены неизбежны, это часть жизни. Подумай, какие безбрежные возможности открываются перед нами в будущем.
– Но ведь твое ближайшее будущее связано с Паолой, не так ли? – кисло напомнила Хейзл.
Она снова приперла его к стене, и Дик нахмурился.
– Я попытаюсь прилетать на уик-энды, – пообещал он, но голос его был сух и отрывист.
– Можешь не утруждаться, – буркнула Хейзл, которой внезапно все осточертело.
6
– Дик так сказал?
Хейзл едва не подавилась одним из тех блинчиков, что подавали в богатом доме Саскии Тэпхаус в Челси, и рубиновая капля джема упала на тарелку. Она бросила взгляд на подругу, которая вальяжно возлежала на диване с пурпурной обивкой в другом конце комнаты. Муж Саскии Расселл, театральный агент, первым обратил внимание на потенциальные возможности тройняшек и способствовал их карьере в «Триумфе». Хейзл познакомилась с Саскией и Расселлом на каком-то празднике в школе: их сын Чарли учился в одном классе с ее девочками. С тех пор две пары поддерживали дружеские отношения, порой вместе посещая премьеры, выставки и концерты, на которые сверхпробивной Расселл всегда мог достать билеты.
– Да. Именно это он и сказал, – подтвердила Хейзл. – Что мы движемся по накатанной колее!
Саския облизала губы. Почти шести футов роста, с непослушными прядями волос цвета спелого баклажана, она сохранила фигуру манекенщицы, которой в свое время и была. Однако после рождения Чарли Саския открыла в себе талант фотографа и быстро обрела завидную репутацию одной из самых своеобразных фотожурналисток. Работы Саскии публиковали самые престижные столичные издания.
– Но прав ли Дик? – осторожно спросила Саския. – Хейзл, ты тоже так считаешь?
Хейзл непрестанно размышляла над этим вопросом. Особенно после того, как в воскресенье вечером Дик улетел к Паоле, а она всю ночь проплакала, уткнувшись в подушку.
– Нет! – тут же возразила она, но под скептическим взглядом подруги неохотно признала: – Ну, может, в какой-то мере он и прав. Если говорить в буквальном смысле слова, то да, мы в самом деле ведем устоявшийся образ жизни. Живем на том же месте, дети ходят в одну и ту же школу, распорядок дня неизменен...
– Но ведь такова жизнь! – драматически воскликнула Саския. – Так у всех! Это называется упорядоченностью! Что Дик предлагает взамен?
– Покинуть город ради сельской идиллии.
Хейзл потянулась было к очередному блинчику, но тут же бросила вилку, словно обжегшись. Как она может позволить себе печеное тесто с джемом, когда и так юбка на талии не сходится? Или хочет стать посмешищем не только для ядовитых языков Делии и Мэгги, но и для всех знакомых?
– И бродить по колено в грязи, – мрачно добавила Хейзл.
– У него явно кризис среднего возраста! – объявила Саския, опуская на пол изящные ступни в зеленых сандалиях и наливая себе и подруге кофе.
– Именно это я ему и сказала! – еще больше помрачнев, сообщила Хейзл.
– И что он ответил?
– Что для кризиса среднего возраста он еще слишком молод.
– Да, ему действительно всего тридцать три, – задумчиво отметила Саския. – Так что, полагаю, он прав. Кстати, и Расселлу было тридцать три, когда я его встретила. Очень опасный возраст для мужчины, – загадочно добавила она, не уточняя, что кроется за многозначительным замечанием.
– Гм... Пожалуй. Беда в том, что девочки на его стороне.
Хейзл сделала глоток кофе, подумав, что ни в коем случае не стоит упоминать, насколько ее дочери не горят желанием возобновить контракт с «Триумфом». Саскии об этом знать не обязательно. Во всяком случае, пока.
– Лили мечтает обзавестись своей лошадью. И в квартире тесновато – не буду отрицать. Не в смысле места, – уточнила она, увидев удивленный взгляд подруги, – просто нам не хватает комнат. Я предложила обзавестись большей по площади квартирой, но, боюсь, Дик просто устал от Лондона. – Хейзл предостерегающе посмотрела на собравшуюся что-то сказать Саскию. – Если ты собираешься завести старую песню, что, мол, человек, который устал от Лондона, вообще устал от жизни, то не утруждайся! Я как-то процитировала это выражение, а Дик пожал плечами и с надменным видом, который он себе иногда позволяет, сказал, что выход, предлагаемый доктором Джонсоном, не нуждается в длинных речах!
Саския подавила улыбку. Как и все, кто знал Дика Треверса, она обожала его!
– И где же сейчас наш великий человек?
– В Италии. Взмахнул волшебной палочкой и помчался помогать обожаемой Паоле, которая хочет стать магнатом от виноделия!
Саския вытаращила глаза.
– И ты, конечно, ревнуешь к Паоле?
– Чего ради я буду ревновать, если мой муж проведет месяц в компании черноглазой красавицы незаурядных умственных способностей, которая считает его самой выдающейся личностью из всех, кто когда-либо ходил по земле?
– Но между Диком и Паолой никогда ничего не было? Честно?
– Нет, не было, – подтвердила Хейзл, подумав, что совсем недавно ей пришлось иметь дело с новым Диком, который заявил, что хочет перемен в жизни и вдоволь высококачественного секса, – кто с уверенностью скажет, что ему надо сейчас?
– Так как ты с ним обошлась? – спросила Саския, запуская пальцы с длиннющими ногтями в короткие взлохмаченные волосы.
– О, между нами установилось полное дружелюбие, – медленно ответила Хейзл.
Дружелюбие. До чего ужасное слово! Звучит, словно название нового общественного движения. Но всей правды Саскии она не сказала. Ибо на деле перед отъездом Дика отношения между ними были далеко не радужными, хотя Хейзл очень на это рассчитывала.
После нескольких дней напряженного затишья, в последний вечер перед отлетом в Италию, Дик потянулся к ней тем ленивым манящим движением, от которого у Хейзл начинало гулко колотиться сердце. Прижавшись темноволосой головой к плечу Хейзл и лаская ее тело, Дик хрипло шепнул:
– Ты же знаешь, что да! – выдохнула она.
Да, она страстно хотела его и то же время едва ли не презирала себя за слабость, о которой он прекрасно знал, – и Хейзл оставалось только удивляться, почему она всегда становилась податливой как воск в руках Дика. Но стоило ему только приникнуть к ней поцелуем, от которого у нее пошла кругом голова, как в дверях возникла одна из тройняшек, покрытая зеленоватой бледностью, и они отпрянули друг от друга, как воры, застигнутые на месте преступления.
Жалуясь, что плохо себя чувствует, Летти залезла к родителям в постель, и ее тут же вырвало на пододеяльник. Пока Дик относил девочку в гостиную, Хейзл тут же сменила постельное белье, а когда вышла из спальни, то увидела, что эта парочка, бледная от усталости и переживаний, уснула на диване.
У нее не было ни сил, ни желания будить их, так что Хейзл накрыла их пледом и оставила в покое, после чего сама залезла в постель, где и провела остаток ночи, уныло глядя в потолок. Ничего себе романтическое расставанье!
За завтраком Дик пожал плечами и невнятно пробормотал: «Прошу прощения!» – на что Хейзл смогла выдавить лишь слабую улыбку. Она понимала, что за ужасное стечение обстоятельств никто не может нести ответственности, и уж конечно, не Дик. Но, учитывая, что эта ночь венчала собой нелегкую неделю, Хейзл чувствовала себя обманутой и недовольной при мысли, что ее муж отправляется утешать Паолу, оставляя дома Монблан нерешенных проблем.
– Я пообещала ему, что подумаю о переезде, – неохотно призналась Хейзл. – Пока он в Италии.
Саския вскинула брови.
– И чем еще ты собираешься заняться, ожидая мужа?
Встав, Хейзл подошла к окну, за которым пышно цвели вишневые деревья, ветки которых были окутаны белоснежным облаком лепестков. Повернувшись, она неожиданно увидела свое отражение в огромном зеркале над камином и вздрогнула. Этим утром Хейзл натянула просторную джинсовую рубашку такого же синего цвета, как и ее глаза. Она как нельзя лучше подходила к белым холщовым брюкам, но вдруг Хейзл осознала, что привычка носить удобные, но лишенные какой бы то ни было индивидуальности вещи чревата потерей самоуважения. Господи, ей всего двадцать восемь, а она одевается черт знает во что! Она еще достаточно молода и может позволить себе наряды в соответствии с последним криком моды!
– Сяду на диету! – объявила она и, поскольку Саския не стала возражать, тут же поняла, что подруга не знала, как потактичнее посоветовать это. – И обрежу волосы! – решительно добавила Хейзл. – Я уж и забыла, сколько лет ношу одну и ту же прическу!
– А Дик согласен?
– Я не собираюсь получать от мужа письменное разрешение каждый раз, когда мне приспичит что-то изменить в своей жизни! – с достоинством возразила Хейзл.
Не может быть одних правил бытия для Дика и других для нее – ведь он собрался к Паоле, даже не осведомившись, не имеет ли жена что-нибудь против!
– Именно Дик заставил меня посмотреть на себя другими глазами и задуматься, какой рутинный образ жизни я веду, – продолжила Хейзл. – Так что вряд ли он будет сетовать, если я решу как-то измениться. Строго говоря, я собираюсь кардинально изменить имидж!
– Значит, решилась? – Саския с присущим ей изяществом легко спорхнула с дивана и внимательно осмотрела Хейзл с головы до ног. – Трико у тебя есть?
– Трико? Думаю, есть. Где-то валяется, – уточнила Хейзл, вспомнив ту краткую вспышку энтузиазма, с которым взялась приводить себя в порядок вскоре после рождения тройни, однако, не в силах справиться с усталостью, столь же быстро бросила. – Но я вполне могу себе позволить купить и другое. А в чем дело?
Саския улыбнулась.
– Ты не против, если, пока суть да дело, я сделаю несколько твоих снимков?
Хейзл подозрительно прищурилась.
– Моих? Чего ради? Для рекламного плаката «До и после похудания»?
– Для фотолетописи твоих достижений. Кто знает? Может, нами удастся...
– Что именно?
– Не опережай события, Хейзл, – мягко улыбнулась Саския. – Просто приходи завтра ко мне в студию, переоденешься в трико, и я отщелкаю несколько кадров. У меня есть одна идея, которая может сработать, но, позволь, я сначала обговорю ее с Расселлом.
– Хорошо.
Хейзл пожала плечами, думая, что, явившись домой, первым делом выкинет из холодильника все запасы шоколадного мороженого. Но тут же представила реакцию тройняшек, когда те вернутся из школы. Увы, с сожалением признала она, просто избавиться от искушения – это не выход, особенно если учесть, что искушения подстерегают на каждом шагу! Нет, если она в самом деле хочет сбросить вес, то придется следовать продуманной диете, сочетая ее с регулярными физическими упражнениями и постоянной тренировкой силы воли.
Валери смешно вытаращила глазенки.
– Мама, почему ты ничего не ешь?
Хейзл пожала плечами.
– Я ем, дорогая. И ем достаточно, ты же видишь, что на тарелке ничего не осталось!
Летти состроила гримасу.
– Одна морковка.
– Которая и вам очень полезна, – улыбнулась Хейзл.
– И еще петрушка! – пискнула Лили, которая только что закончила украшать обложку школьного учебника переводными картинками с изображениями лошадей.
– Петрушка хорошо усваивается и способствует пищеварению, – терпеливо объяснила Хейзл.
– А мне больше нравится шоколадное печенье! – встрепенулась Валери.
– Честно говоря, дорогая, мне тоже, – с улыбкой призналась Хейзл. – Но поскольку я бегаю куда меньше вас, они во мне не успевают сгореть!
– Сгореть? – насторожилась Валери и тут же стала принюхиваться.
Хейзл рассмеялась.
– Речь идет о калориях, которые снабжают организм энергией. Полагаю, скоро вам в школе об этом расскажут.
– Дождаться не могу! – скорчила рожицу Валери. – Откуда ты знаешь об этом... Наверное, в спортзале рассказали?
– Так и есть, – кивнула Хейзл, которой пришлось вступить в клуб, чтобы под руководством опытных тренеров быстрее добиться желаемого результата. – Там проводятся занятия для тех, кто хочет похудеть и привести фигуру в порядок, вот я этим и занимаюсь.
Летти оторвалась от книжки и с интересом посмотрела на мать.
– А папа знает, что ты туда ходишь?
Хейзл покачала головой.
– Нет. И прошу вас ему не рассказывать! Пусть это будет сюрпризом.
– А когда папа вернется?
Легче спросить, чем ответить. Хейзл решительно сделала глоток черного кофе, пытаясь, как учила Саския, насладиться его горечью, в то время как хотелось немедленно вбухать в чашку изрядное количество сливок и сахара.
– Точно не знаю. Папа надеется, что ему удастся вырываться на уик-энды...
– Только надеется? – разочарованно всхлипнула Лили.
– В общем-то, да, – кивнула Хейзл, обнимая старшую из своих дочерей и успокаивая ее.
Из всех трех девочек Лили больше всех характером напоминала Дика и, когда отца не было дома, отчаянно скучала по нему. Как и Хейзл. Она попыталась представить, скучает ли по ней Дик...
– Паола и ее семья оказались в очень трудном положении и им не хватает денег.
– Тогда почему бы папе просто не дать им денег? Тогда ему не пришлось бы уезжать, правда, мама? Ведь у него много-много денег?
– Дело не в этом, – серьезно ответила Хейзл. – Когда накопилось много проблем, в них надо толком разобраться. Если кто-то нуждается в средствах, ты не можешь просто дать ему денег. Это означает лишь устранение симптомов, а не искоренение проблемы. – По дому разнесся громкий пронзительный звонок, и у Хейзл радостно ёкнуло сердце. – Телефон! Быстрее! Это может быть папа! – добавила она, слушая восторженные вопли девчонок, устремившихся к ближайшему аппарату. – И не забудьте: мои посещения спортзала остаются в тайне!