Текст книги "Тень Стигии"

Автор книги: Элиот Николс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Ты будешь переводить или Хранительница понимает по-гиркански? – задала Соня следующий вопрос.

Ваату лукаво усмехнулся:

– Нет, гирканский язык она не изучала. Но и переводить мне не придется. Ты не очень-то внимательна: я ведь уже сказал, что слова не имеют для Хранительницы значения.

– Не понимаю я тебя,– нахмурилась Соня.

– Не волнуйся, скоро ты все поймешь,– сказал Ваату.– А сейчас я удалюсь, чтобы не мешать тебе и Хранительнице общаться.

С этими словами он развернулся и пошел по тропе обратно в долину. «Не очень-то это вежливо с его стороны»,– подумалось Соне. Проводив горца взглядом, девушка снова посмотрела на вход в пещеру. Он вовсе не был черным, как ей показалось вначале. Едва заметный теплый свет пробивался из глубины горы, бросая розовато-серые отблески на неровности каменных стен. Соня подошла ближе и вдруг заметила хрупкую фигуру, неподвижно стоявшую в полутьме, неподалеку от входа.

– Приветствую тебя, Хранительница Источника Силы Света,– сказала Соня и сама поразилась, насколько напыщенно и даже неуместно прозвучал в тишине ее голос.

Почему-то казалось, что в этом месте надо либо разговаривать шепотом, либо вовсе молчать. Хранительница сделала легкое движение, которое каким-то непостижимым образом выразило и ответное приветствие, и радость по поводу встречи, и уважение к гостье. А ведь это было всего одно движение! По мере того как глаза привыкали к полумраку, Соня могла все лучше и лучше разглядеть свою таинственную собеседницу – впрочем, собеседницу ли? Ведь пока Соня не слышала ее голоса! И от этого лишь возникали новые вопросы. Кто она? Женщина в расцвете лет? Старуха? Или, может быть, девочка? Ей с равным успехом можно было дать и десять лет, и сто. Казалось, это стройное, хрупкое создание не имеет плоти, а значит, и возраста у нее нет. Соня видела белую, точно алебастр, кожу лица, такие же белые волосы, огромные, чуть скошенные к вискам, черные, как ночь, глаза. На Хранительнице был просторный балахон из серовато-белой козьей шерсти, длиной до пят, перехваченный на талии узким поясом-шнурком.

Хранительница слегка наклонила голову, бросила на Соню пытливый взгляд. Это означало: «Я слушаю тебя».

– Я пришла, чтобы узнать…– начала Соня и не договорила.

Хранительница кивнула, глаза ее выразили понимание и участие. Затем последовал приглашающий жест, вне всякого сомнения означающий: «Пойдем, я покажу тебе». Девушка сделала шаг в глубь пещеры и вдруг испытала ощущение, в чем-то подобное тому, которое ей уже довелось испытать несколькими днями раньше, когда она впервые пыталась пройти через ущелье – Врата, ведущие в долину. Снова воздух сгущался перед ней, становился тягучим и упругим, но сейчас он уже не мешал Соне идти, таинственная сила лишь давала почувствовать свою мощь.

Хранительница едва заметно улыбнулась: «Не бойся, это не страшно. Не бойся». Потом она снова поманила гостью: «Идем со мной»,– и повела Соню за собой. Оказалось, что никакого светильника там, внутри, нет. Золотистое сияние, подобное светящемуся туману, распространялось прямо в воздухе, пульсирующими волнами вытекая из глубины пещеры, и устремлялось к выходу. Можно было подумать, что его несут порывы ветра, но никакого ветра не ощущалось, воздух был совершенно неподвижным. Снаружи ничего этого не было видно, скорее всего, потому, что яркие солнечные лучи приглушали этот таинственный свет. Рука Хранительницы сделала горделивый и величественный жест: «Вот, смотри!»

– Это и есть Источник? – едва слышно прошептала Соня.– Но я думала, что Источник – это ручей, вода…

В ответ Хранительница слегка приподняла брови, понимающе улыбнулась и слабо шевельнула рукой: «Вода? Почему? Ты привыкла, что источники несут воду? Но это же – Источник Силы!»

Точно во сне, Соня видела, как Хранительница торжественно разводит руки в стороны, широкие рукава белого одеяния взлетают, будто крылья, а затем узкие ладони с длинными пальцами одаривающим жестом протягиваются к ней: «Все это – Сила. Бери ее. Сколько сможешь». Соня уже не видела ни стен, ни свода пещеры, она словно растворялась в волнах золотистого тумана, ощутимо тяжелых, но почему-то пронизывающих ее насквозь, как свет пронизывает воду или стекло. «Великий Митра!» – испуганно подумала она, и золотисто-малиновая вспышка пронзила ее мозг. Перед ее внутренним взором возникла гигантская фигура. Казалось, человек рядом с ней будет выглядеть не больше муравья. Миг – и фигура исчезла. «О, боги!» Белесая вспышка – Сет, темно-коричневая, с грозным синим отливом – Нергал, зеленая, точно молодая трава – Иштар, золотисто-малиновая – снова Митра. А чуть дальше за ними, плотной группой, стаей – то ли люди, то ли животные, странные, сказочные существа. Соня чувствовала, а откуда, она и сама не понимала, что это не боги, а лишь посланцы богов: Слон, гневно воздевший хобот, гигантская Белая Волчица, Змея, пляшущая на кончике хвоста и гневно раздувающая капюшон, Кобылица, бьющая копытом, Белый Медведь, Буревестник, Лисица, желтоглазая Рысь – старая знакомая Сони… Миг, другой – и видение исчезло, смытое волнами золотого сияния. «Мама! – совсем уже по-детски позвала Соня и увидела далекую искорку, огонек лампады, звездочку, лучащуюся теплом, любовью и состраданием.– Я вижу душу матери там, на Серых Равнинах!» – поняла она. Это видение тоже продолжалось лишь в течение нескольких ударов сердца, сменившись золотистым светом, который мерно разгорался и угасал, разгорался и угасал… Но Соня понемногу уже начинала осваиваться в этом сверхъестественном, невозможном, сводящем с ума мире.

Соня начала ощущать головную боль, которая мало-помалу нарастала, становясь почти нестерпимой. Затем в ушах зазвенело, точно огромный гудящий колокол бил в такт мерцающему золотому сиянию: вспышка – удар, вспышка – удар, вспышка – удар… Некоторое время Соня боролась с дурнотой, но вскоре ей пришлось опуститься на каменный пол: ноги не держали. Облизнув пересохшие и ставшие шершавыми губы, она прошептала: «Хранительница…– а затем позвала громче: – Хранительница!»

Едва не теряя сознание, Соня смутно видела, как белая фигура, призрачная в волнах света, наклоняется над ней, вглядывается в глаза.

Внимательно поглядев на девушку, Хранительница Источника свела брови, лицо ее стало озабоченным, затем последовал резкий жест, будто рука отталкивала что-то невидимое: «Хватит. Иначе это повредит тебе».

Когда Соня вышла из пещеры, то оказалось, что снаружи стоит глубокая ночь. «Сколько же я пробыла там?» – удивилась девушка. Отойдя от входа шагов на десять, она в изнеможении опустилась на мокрую от росы траву. Голова все еще кружилась, но тошнота и боль отступили. Она чувствовала, что Сила Света до сих пор пронизывает ее тело, ходит внутри волнами, тяжелая и серебристая, точно ртуть. Соня ясно ощущала, что чем бы ни была эта сила, она не имела ничего общего с силами, присущими человеку. Ее нельзя использовать, она не добавляла ясности ума или здоровья. Скорее, наоборот, Сила подчиняла человека себе, гудя и пузырясь в крови, точно крепкое вино. А может, ко всему этому просто надо привыкнуть? Соня не знала этого. И, пожалуй, вовсе не стремилась узнать.

* * *

– Меня нельзя даже близко подпускать к вашему Источнику,– заявила Соня Ваату.

Вернувшись под утро в селение, она отказалась от еды, лишь выпила пару глотков, с трудом добралась до постели, рухнула на нее и сразу же заснула.

Проспала она больше суток и проснулась бодрой, хорошо отдохнувшей и ужасно голодной. Наиру, судя по всему, предвидела, что у гостьи разыграется аппетит: у нее наготове было огромное блюдо жареной рыбы, политой каким-то кислым и острым соусом.

– Ешь,– сказал Ваату.– Ешь на здоровье. Пребывание возле Источника отнимает у неопытного человека много сил, и теперь тебе просто необходимо восстановить их.

Соня не заставила себя упрашивать и отдала должное стряпне хозяйки дома. Что и говорить, Наиру была превосходной поварихой. Вот во время этой трапезы Соня и сказала, что подпускать ее к Источнику нельзя.

– Я слишком азартна,– пояснила она.– Теперь-то я понимаю, какая огромная и опасная мощь заключена в этом источнике. Ведь с его помощью можно влиять на умы всех людей, какие только живут на земле, верно?

– Отчасти ты права,– кивнул Ваату.– Хотя как раз живые почти не восприимчивы к этому влиянию: они слишком подвержены гневу и страху. Гораздо более сильно воздействие Источника на тех, кто уже не живет. Или еще не жил.

– Кажется, я понимаю,– отозвалась Соня.

– Это еще не понимание. Это лишь предчувствие понимания, не более того. Чтобы действительно понять силу Источника и влияние его на мир, недостаточно погрузиться в него лишь один раз. Даже несколько десятков раз может оказаться мало для этого. Впрочем, у тебя есть все необходимые задатки: уже во время первого погружения ты смогла продержаться с полудня до глубокой ночи. Это довольно необычно, я бы даже сказал, просто удивительно.

– А мне казалось, что я пробыла там совсем недолго,– сказала девушка.– Время протекло совершенно незаметно, и когда, выйдя обратно, я увидела ночное небо и звезды на нем, то была поражена.

– О да,– согласился Ваату,– возле Источника время течет совершенно иначе, чем в других, удаленных от него местах. Причем для разных людей по-разному. Для тебя бег времени замедлился, и это – тоже хороший признак, который указывает на то, что Источник готов принять тебя. Пожалуй, ты достаточно сильна и могла бы помогать Хранительнице, а со временем даже сменить ее.

– Но я не хочу! – Эти слова сами собой сорвались с Сониных губ.

Ваату немного помолчал, внимательно вглядываясь в ее лицо.

– Что ж, ты вольна выбирать,– сказал он наконец.– Хотя, признаться, мне жаль, что ты отказываешься.

– Ваату, а сколько Хранительнице лет, скажи мне? – попросила Соня.

– Сколько ей лет? Не знаю,– пожал плечами горец.– Пожалуй, немало, но если судить по времени Источника, то может оказаться, что она попросту не имеет возраста, отрешившись от него, как и от многого другого.

– Тогда получается, что Хранительница бессмертна?

– Я этого не говорил. Понимаешь ли, для нас прожитое сегодня превращается во вчера, а для нее больше не существует ни вчера, ни сегодня, ни завтра. Для Хранительницы, находящейся возле Источника, есть лишь всеобъемлющее сейчас, которое включает в себя и вчера, и сегодня, и завтра – многие и многие годы жизни. Тогда как для нас, ты знаешь, сейчас – это лишь тонкая прослойка между прошлым и будущим.

– Не понимаю я всего этого,– грустно проговорила Соня.– Так значит, Хранительница все же не бессмертна?

– Айэмон ерим, бизлар морим. Ниэвон ерим – тааду силлорим,– сказал Ваату, и Наиру, перемывающая посуду возле печки, звонко рассмеялась.– Это наша поговорка,– пояснил Ваату.– Перевести ее можно, пожалуй, так: «Птичка все поет о червячках, ведь они такие вкусные!»

Шутник!

Соня растерялась, почувствовала, что краснеет, и от этого растерялась еще больше. Рыжеволосые люди, как правило, имеют очень белую, нежную кожу, и если уж краска бросается в лицо, то оно становится почти малиновым.

– Вижу, что этот вопрос, о бессмертии, очень волнует тебя,– мягко сказал Ваату.– Но тут уж я вынужден тебя огорчить: Хранительница Источника все же не бессмертна. Рано или поздно ее «сейчас» заканчивается… Но, пожалуй, хватит рассуждать об этом. А теперь позволь спросить, что ты собираешься делать дальше?

– Пожалуй, я покину вашу долину,– немного подумав, ответила Соня.– Отправлюсь обратно, в большой мир.

– Я почему-то так и думал,– улыбнулся Ваату.– Что ж, пожелаю, чтобы путь твой был легким и приятным. Когда доберешься до берега моря, тебе лучше всего будет повернуть направо и пойти вдоль побережья к северо-востоку. Впрочем, у тебя, судя по всему, будет провожатый, он и покажет дорогу.

– Провожатый? Кто же это? – спросила Соня.

– Его зовут Теранои. Если ты помнишь, это тот самый молодой человек, что пытался посвататься к тебе.

– Тогда передайте ему, что все это зря,– сказала Соня.– Он, по-видимому, хороший парень, но дело в том, что замуж я пока не собираюсь. Ведь он намерен сопровождать меня, чтобы попытаться завоевать мою любовь?

– Возможно, отчасти это так,– ответил Ваату.– Но есть и еще одна причина, притом немаловажная. Теранои не сидится на месте, а потому жизнь в долине кажется ему слишком однообразной. Когда-то давно, в годы молодости, я сам был таким же и тоже покинул долину. Но, пожив несколько лет среди людей большого мира, счел за благо вернуться.

– А как же тот ваш обычай с домами и семьями, которых не должно быть больше, чем есть сейчас? – спросила Соня.– Ведь по возвращении свободное место могло оказаться уже занятым?

– Возможно, так и случилось бы, если бы не Наиру,– ответил Ваату.– Она верила в мое возвращение и ждала. Четыре года подряд она отказывалась посещать церемонии сватовства, хоть родня и подруги уговаривали ее. Ей говорили, что я ушел навсегда, но она верила, что я вернусь.

Тут Ваату сказал несколько слов своей жене. По-видимому, это было что-то очень приятное, так как лицо ее озарила счастливая и нежная улыбка.

– Как видишь, и наша жизнь бывает иногда не такой уж скучной,– сказал Ваату Соне.

* * *

– Ну что, пойдем, женишок? – весело спросила Соня.– Или у тебя поджилки трясутся?

По озабоченному выражению лица Теранои можно было подумать, что тому действительно не по себе. Они стояли возле спуска в ущелье-Врата. На Теранои и Соне были свободные теплые одеяния из мягкого сукна, какие обычно носят горцы. Такая одежда не мешает, когда приходится карабкаться по скалам, хорошо защищает от холода и ветра, но в ней не бывает жарко, как в кожаных или сшитых из шкур с мехом одеяниях. На Теранои были шаровары, подхваченные широким кожаным поясом, и куртка с капюшоном, на ногах – сапожки с мягкими подошвами и невысокими голенищами. Сонина одежда, которую подарила ей Наиру, была почти такой же по покрою, но отделана гораздо более красочно: сукно было отбелено, и его покрывала разноцветная вышивка, дополненная лоскутками яркой материи – цветы, птицы и зеленые ветви сплетались в сложном узоре. За плечами у путников висели дорожные мешки с запасом сухих лепешек, меда, копченой рыбы – жители деревни щедро снарядили их в дорогу.

Путников провожали Ваату, Наиру и еще несколько человек из деревни, по-видимому, друзья Теранои. Ни одной девушки среди них не было: то ли не было у молодого человека воздыхательницы, а может, если такая и нашлась бы, то она не пришла, обиженная его сватовством к чужеземке.

– Прощайте, и спасибо вам за все.– Соня поклонилась тем, кто пришел их проводить.

– Оэ, миндауон! – громко сказал Теранои, и односельчане дружно откликнулись:

– Оэ!

– Счастливого вам пути,– добавил Ваату.

– Спасибо,– ответила Соня и, не оборачиваясь больше, вошла во Врата.

Честно говоря, она терпеть не могла долгих расставаний. Девушка принялась спускаться по узкому, полутемному ущелью, снова дивясь тому, насколько ровны его стены и дно. Шаги Теранои слышались неподалеку за спиной. Надо отдать ему должное, горец шел так, как двигаются опытные ходоки: поступь его была легкой, и если бы не хрустящий под ногами гравий, то она, пожалуй, была бы совсем не слышна.

Первое, что сделала Соня, выйдя из ущелья, это подобрала шкатулку Акиваши, так и валявшуюся в траве. Коробочка как коробочка, внутри выложена бархатом, когда-то, видимо, черным, но теперь порыжевшим от времени – в таких шкатулках модницы держат серьги и перстни. Если раньше в ней и были заключены магические силы, то теперь все это ушло, как вода уходит в сухой песок.

Из-под щебня в пещере Соня вытащила меч и пояс с деньгами. Как первое, так и второе немало удивило ее спутника. Вначале Теранои долго рассматривал монеты: профили королей, лики богов, надписи на обороте… Время от времени он вопросительно поглядывал на Соню.

– Деньги это, понимаешь? Деньги,– пыталась объяснить девушка.– Хотя что ты можешь понять в этом, дикарь горный? Беда мне с тобой. Приведу в Султанапур такого ягненка, мгновенно ведь освежуют…

Теранои тем временем заинтересовался мечом. Он примерял его к руке, разок-другой попробовал стукнуть по сухому пню, точно топором, затем снял с пояса маленький нож и сложными жестами попытался втолковать что-то Соне.

– Ты спрашиваешь, зачем такой большой? – догадалась девушка.– Это меч. Запомни: меч.

– Миэтч,– послушно повторил горец.

– Смотри!

Для начала Соня показала защиту, называемую «мельницей», при которой лезвие, сверкая и свистя, выписывает в воздухе грозные круги. Попутно она снесла с ближайшего дерева несколько нижних ветвей: «мельница» одинаково хорошо годится как для глухой обороны, так и для перехода в нападение. Потом девушка сделала вид, что нападает на Теранои, остановившись, однако, когда до того оставалась пара шагов: кто знает, что сделает этот наивный младенец, если вдруг испугается? Может ведь и под лезвие попасть ненароком. Теранои, впрочем, стоял неподвижно, только глаза немного прищурил.

– Миэтч,– сказал он снова.– Оружие?

– Ага, кое-что ты все-таки знаешь! – обрадовалась Соня.– Это уже легче, а то ведь надо тебя языку да и другому чему подучить, пока доберемся до населенных мест. Не брошу же я тебя там такого наивного, да еще и языка не знающего…

Они шли: день за днем, переход за переходом. Миновали нижнюю долину, затем преодолели Перевал Судьбы: там дул ветер, мела поземка, от одного взгляда на темно-синее, холодное небо пробирала дрожь, но никаких грозовых туч на этот раз не было. Что ж, и на том спасибо. Спускаясь с перевала, Теранои выбрал путь, лежавший гораздо правее, чем тот, по которому шла Соня, и они оставили пещеры хейворков далеко в стороне и вышли к морю там, где его берег начинал поворачивать на запад. Дорогой девушка разъясняла своему спутнику значение все новых и новых слов. Память у Теранои оказалась на удивление хорошей, так что, когда спустя две седмицы они достигли степей, прилегающих к западному берегу моря Вилайет, Теранои уже мог вполне вразумительно изъясняться на ломаном туранском.

Однажды утром, когда они, следуя изгибу морского берега, повернули на юг, к границе Турана, далеко в степи показались силуэты троих всадников. Это было весьма опасно: местные кочевники очень не любили слова «чужое», предпочитая ему «мое». Три всадника – это не так уж и много, вдвоем можно было бы попробовать отбиться, но на двоих у них был всего один меч и, что куда хуже, на Теранои в этой схватке рассчитывать не приходилось вовсе. Этот глупый сын глупого племени был воспитан так, что даже прихлопнув комара, терзался бы потом угрызениями совести. Соня прикинула, можно ли будет свалить одного-двух всадников метательными ножами, и решила: вряд ли. Гирканские кочевники – прекрасные воины. Мало того, что они, как правило, с головы до ног закованы в броню, они еще и обучены отбивать на лету не только копья и метательные ножи, но даже быстро летящие стрелы.

Бежать и пытаться не стоило, все равно пешему от конного не оторваться.

– Стой! Эй, стой! – заорали гирканцы, подскакав поближе.

– Приготовься,– вполголоса сказала Соня своему спутнику,– это враги.

– Враги? – переспросил Теранои.– Зачем? Мы их не обижать.

– Зато они нас сейчас обижать,– зло ответила девушка, берясь за рукоять меча.

«Зря, все зря, не отбиться нам»,– крутилась в мозгу мысль.

– Обижать нас? Нет! – сказал Теранои.– Нельзя!

Соня хотела ответить что-нибудь язвительное, но, во-первых, этот теленок ничего не понял бы – он и слов-то таких еще не учил, а во-вторых, для разговора уже попросту не осталось времени: всадники подскакали почти вплотную.

– Приветствую вас! – звонко воскликнул Теранои по-турански.

– Ты что, туранец, что ли? – спросил разбойник, скакавший посередине.

Похоже, он был вожаком: кольчуга на нем была побогаче, чем на остальных двух, а вместо обычного для местных кочевников шишака на голове его красовался шлем с гребнем и боковыми пластинами, защищающими от удара лицо. Интересно, где он его достал? Не иначе, как снял с какого-нибудь проезжего аквилонца: там такие шлемы в большом ходу. И конь у предводителя тоже был хорош: длинноногий, поджарый, песочной масти. Остальные две лошади были попроще, хотя тоже неплохие.

– Эй ты, стервячий корм,– сказал вожак, перейдя на туранский,– снимай сумку, выкидывай все из карманов и из пояса и беги отсюда во весь дух. А девчонку оставь нам, она не для таких, как ты. Она для нас – степных волков! – И вожак захохотал, звеня кольчугой.

– Дурные времена настали,– подал голос другой. Этот говорил по-гиркански.– Мужик безоружный, а баба его таскает меч на поясе!

– Что с него взять? Придурок,– ответил главарь, отсмеявшись.– А девчонка поухватистей будет. Эй, оторва рыжая, иди сюда, приголублю!

С этими словами он тронул коня, чтобы смять им путников.

Но Теранои вдруг уперся ногами покрепче в землю и, подсев, толкнул скакуна обеими руками. Не ударил, а просто толкнул, но конь от этого толчка взлетел на воздух, забив всеми четырьмя копытами, и вместе со своим седоком рухнул на всадника, державшегося сзади. Прием был совершенно не бойцовский, но до чего же действенный! Однажды Соне уже довелось видеть такое: это когда старичок там, в долине, выкидывал со своего поля валун.

Третий всадник смотрел, как два его приятеля барахтаются на земле, придавленные бьющимися в испуге лошадьми. От изумления он разинул рот и позабыл обо всем на свете. Вот тут-то и пригодился Сонин метательный нож. Свистнув в воздухе, он вонзился в шею гирканца сбоку, и струя крови из рассеченной артерии брызнула вверх локтя на два! Прежде чем разбойник вывалился из седла, Соня успела подбежать к лошади и ухватить ее за повод.

– Держи!

Она сунула повод в руки Теранои, выхватила меч и, целя в известную ей точку на затылке, два раза ударила рукоятью остальных разбойников. Затем она поспешила успокоить коней, пока они еще не искалечили друг друга в этой свалке.

– Ну вот, теперь нам будет на чем доехать…– радостно начала говорить девушка, но глянула в лицо Теранои и сразу осеклась.– Эй, ты чего? – тревожно спросила она.– Тебя ранили, что ли? Куда, показывай скорее! Кровью ведь истечешь!

Но боль, отразившаяся на лице горца, как оказалось, была вызвана вовсе не раной.

– Ты их… Так нельзя…– сдавленным голосом сказал он и повторил: – Нельзя так!

– Ничего, привыкай,– ответила Соня.– Или уж возвращайся в свою распрекрасную долину. Заладил, как попугай: нельзя, нельзя… Можно и нужно, понял? Здесь иначе нельзя! – Она хлопнула его по плечу.– А здорово ты толкнул этого, что ехал впереди! Рассказать кому, так ведь не поверят.

– Он хотеть обидеть тебя,– все еще печально отозвался Теранои.

– Верно,– весело сказала Соня,– меня обидеть, а тебя ограбить и, скорее всего, убить. Этот, здоровый, обещал, что отпустит, только вряд ли ему можно было верить. Ударил бы в спину – и все дела. А ты, похоже, начинаешь потихоньку разбираться в здешней жизни. Вот что, помоги-ка теперь мне стащить с этих верзил кольчуги. И меч себе подбери подходящий. Впрочем, я сама подберу, ты в этом разбираешься не лучше, чем глухой в музыке. О, да у этого, которого ты толкнул, и лук есть! Здорово! Правда, великоват малость, ну да ничего…

– Мы ограбить их? – растерянно спросил Теранои.

– Ага,– рассмеялась Соня.– Не они нас, так мы их. Мы-то их хоть убивать не станем. Эти двое, которых я по головам била, к вечеру должны очухаться, пусть тогда идут себе на все четыре стороны. Держи: вот этот меч неплох – настоящий вендийский с прямым лезвием и обоюдоострой заточкой. Обязательно надо будет научить тебя управляться с ним. Нет, все-таки здорово ты его толкнул!

– Это – Сила Источника,– наконец-то улыбнулся Теранои.– Я бояться, она здесь не действовать, но она действовать.

– Вот уж спасибо ей…

* * *

– Хей, рыжая девчонка! А мы ведь тебя оплакивали!

Папаша Шаки покинул свое возвышение в глубине зала и, расталкивая постояльцев, если те не успевали вовремя убраться с пути этого гиганта, двинулся навстречу гостье. Это было как если бы король покинул свой трон!

– Говорили, что корабль, на котором ты отправилась в путь, пропал без вести,– гудел папаша Шаки, легко перекрывая своим басом многоголосый шум, стоявший в зале.– Мамаша Илина даже уронила по тебе слезу, и не одну притом. А ты, гляди-ка, живая-здоровая, да еще и принарядилась: одета, что твоя горянка на праздник равноденствия, или как там это у них называется. Послушай, а что все-таки случилось со «Скороходом», тем кораблем? Знавал я его капитана.

– Корабль пошел на дно со всей командой,– ответила девушка.– Я одна спаслась.

– Ну-ну! Тебя, как всегда, не берут ни вода, ни огонь, ни веревка. А как произошло крушение?

– Мы попали в шторм,– пояснила Соня,– мачта упала, а потом нас перевернуло. К счастью, берег был недалеко, я сумела доплыть до него.

– Да, старый скряга Шикшим вечно жалел денег на оснастку. Предпочитал рискнуть и выйти в море с подгнившей мачтой, лишь бы не раскошелиться на новую. Вот и доигрался в конце концов… Слушай, а этот горец, он что, с тобой? Симпатичный парень. Хе, притащила с собой горца, сама вырядилась, как горянка… На свадьбу-то пригласишь? Ну, не злись, не злись, я же шучу. Но кто же все-таки этот парень, а?

– Его зовут Теранои,– ответила Соня.– Эй, Теранои, перед тобой – папаша Шаки, хозяин этого заведения и мой давний друг.

– Приветствую тебя, па-па-ша-ша-ки,– ответил горец, запинаясь на трудном, незнакомом ему имени.

– И я приветствую гостя, заглянувшего ко мне,– пророкотал папаша Шаки.

– Приюти его на несколько дней, пожалуйста,– попросила Соня.

– О чем разговор, золотце мое рыжеволосое? Эй, кто там… Мышонок, ну-ка, поди сюда! Усади этого парня где-нибудь в уголке да накорми хорошенько. А потом, как поест, найдешь ему свободную постель. Пусть выспится, он, верно, устал с дороги. Это мой гость, а не просто постоялец, ты понял? Веди себя с ним соответственно.

Маленький шустрый подросток-слуга молча кивнул и, поманив за собой горца, отправился выполнять поручение. Папаша Шаки снова обернулся к Соне.

– Ну а тебя обязательно должна накормить обедом мамаша Илина. Она мне никогда не простит, если я тебя к ней не отведу, утопленница ты наша.

– Пока не утопленница, хоть, правду сказать, чуть было ею не стала! – рассмеялась Соня.

На редкость приятное чувство охватило ее: то чувство, которое испытывает путник, вернувшийся после долгих скитаний в знакомые места и к испытанным друзьям. Никто, разумеется, не станет спорить с тем, что в большом мире много зла. Но, если подумать, то и добра в нем никак не меньше.

…Рассказ длился долго, и все слушали Соню, открыв рот и не перебивая. Мамаша Илина, шустрая жизнерадостная толстушка, то и дело ахала, подпирала ладонями круглые румяные щеки, поминала Изиду и Митру. Папаша Шаки одобрительно бурчал, взял меч, изготовленный древними хейворками, долго рассматривал его, щелкал по лезвию ногтем, слушал звук.

– Знатное оружие,– заключил он наконец.– Сейчас такое уже разучились делать. Эх, будь я малость помоложе, снарядил бы корабль и вывез сюда всю ту оружейную. А там ведь, в пещерах этих, и не только бронза может найтись, как думаешь? У хейворков, раз они раньше такие умелые были, и золотишко, и камушки самоцветные наверняка водились, так ведь?

– Сиди уж! – неожиданно резким голосом возопила мамаша Илина.– Хватит, натаскался по морю! Чего тебе не хватает-то, скажи на милость? Ешь ведь досыта, спишь вволю, нет, потащишься на край света, смерти искать!

– Ну затрубила,– беззлобно огрызнулся папаша Шаки.– Я ведь не говорил, что поеду. От добра добра не ищут, а живется мне и на самом деле не худо.

– Вот и я про то говорю! – не сбавляла тона мамаша Илина.– Поглядела бы я, как ты по подземельям этим от великанов тамошних улепетываешь, с твоим-то брюхом!

 – Если уж что и способно выгнать меня из дому,– задумчиво продолжал папаша Шаки, при этом хитро поглядывая на Соню,– так это женские свары и дрязги…

Мамаша Илина тут же осеклась.

– Ты ешь, ешь давай,– принялась она потчевать Соню.– А вот, попробуй фаршированного каплуна, запеченного в собственном соку. Знаешь, как я его делаю? Беру дюжину яиц, варю их вкрутую, затем фарширую яйца грибами. После этого беру трех карпов, полежавших в уксусе, вынимаю из них все косточки, и уж этих карпов фарширую яйцами. Затем вкладываю карпов в тушку жирного каплуна, зашиваю разрез шнурком, чтобы сало не вытапливалось, и ставлю в печь. Сама понимаешь, все это пересыпается душистыми травами. Давай отрежу кусочек, а? Петрушкой сверху посыпь, так оно еще вкуснее будет.

Фаршированный каплун и правда был восхитителен, как, впрочем, и все остальные блюда на столе мамаши Илины: устрицы с горчицей, поджаренная на вертеле баранина, густая, остро пахнущая похлебка с плавающими по поверхности пятнышками золотистого жира, соленые овощи, орешки, уваренные в виноградом соку, сладкие варенья, цукаты… Стояли на столе и несколько кувшинов с винами – лучшими из тех, что хранились в погребке папаши Шаки.

Время от времени пробуя то или иное блюдо, Соня продолжала рассказ: о чудовищных грозах Перевала Судьбы, о таинственных Вратах, об Источнике и его могучей Силе, об удивительном народе, живущем возле Источника и ради Источника…

– Так этот горец, которого ты притащила с собой, он что, из того самого народа? – спросил папаша Шаки.

– Верно,– кивнула Соня.– И я хотела бы поговорить о нем с тобой.

– Что еще за горец? – поинтересовалась мамаша Илина.

– Его зовут Теранои,– принялась объяснять Соня.– Он посчитал, что жизнь в долине скучновата, вот и увязался за мной, чтобы выбраться в большой мир. Только он совершенный дикарь, ничего здесь не знает. Ему надо помочь, а то пропадет.

– О чем разговор, солнышко мое? – откликнулся папаша Шаки.– Хочешь, я предложу ему место на кухне?

– Попробуй,– ответила Соня,– только вряд ли он согласится. Понимаешь, прежде, чем прийти к тебе, я немного поводила его по Султанапуру, показала храмы, городской сад с фонтанами, квартал знати, базар – в общем, все, что обычно показывают чужеземцам. А когда мы пришли в порт, то он стал точно мальчишка какой-нибудь. В бухту как раз входил большой четырехмачтовый галеон, так этот горец уцепился за поручни на пристани и стоял неподвижно, пока корабль не причалил. И лицо у него при этом было такое, понимаешь…

– Понимаю,– улыбнулся папаша Шаки.– Я и сам, бывает, приду в порт, так сердце и защемит, хочется снова выйти в море, как когда-то… Да успокойся ты, мамаша,– сказал он Илине, видя, что та возмущенно округлила глаза и уже открыла рот, собираясь хорошенько отчитать его.– Это так, настроения, никуда я не собираюсь плыть. Не те уж мои годы… Да, а у этого парня, как видно, тоже душа моряка. Хочешь, я определю его на какой-нибудь корабль?