Текст книги "Тень Стигии"

Автор книги: Элиот Николс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Бедная девочка, снедаемая жаждой несбыточного,– задумчиво проговорила Нежить.– Ты даже представить не можешь, насколько опасна твоя мечта. Ты говоришь, что согласна отдать за нее все на свете… Но цена может оказаться страшной, очень страшной. Поверь мне. Уж я-то знаю.

– Мне плевать на то, какой окажется цена! – запальчиво воскликнула Соня.

Нежить помолчала немного, а затем, совсем по-человечески вздохнув, произнесла:

– Когда-то я была так похожа на тебя… Очень давно, больше десяти тысяч лет назад. Я тоже любила жизнь и все, что с ней связано. И тоже хотела жить вечно.

– Так ты была человеком, живой женщиной? – прошептала Соня.– А я думала…

– Ты хочешь сказать, что приняла меня за сумеречного духа? Нет, мои отец и мать были людьми. Правда, сейчас человеческого во мне уже почти не осталось. Разве что тоска. Когда-то меня звали Акивашей. Вижу, тебе приходилось слышать мое имя.

Соня в ужасе прижала ладонь ко рту. Принцесса Акиваша, жестокосердная дочь стигийского владыки, которая жила так давно, что рассказы о ней стали преданием, легендой. Говорили, что прекрасная принцесса сумела обрести вечную молодость. Обычно женская красота, едва успев расцвести, начинает увядать, и время капля по капле отбирает то, чем изначально одарила девушку природа. Про Акивашу же рассказывали, что она сумела сохранить свою красоту навсегда, смогла попасть в небесные сферы, далекое обиталище богов, и поселилась там, блистая вечной красотой. А теперь вместо ослепительной красавицы Соня видела перед собой старуху в рубище, которая скитается по северным берегам моря Вилайет.

– Я тоже не хотела стариться и умирать,– говорила между тем Акиваша.– Я тоже не хотела увядать, покрываться морщинами и в конце концов уйти на Серые Равнины в обличье старой ведьмы. Чтобы перехитрить старость и смерть, я погрузилась во тьму, взяла в любовники Мрак. А он взамен подарил мне жизнь. Я умерла, чтобы жить вечно. Это произошло больше десяти тысяч лет назад, и вот я живу. Живу до сих пор.

– А как же… Как же вечная молодость? – с трудом проговорила Соня.

Акиваша окинула ее печальным и задумчивым взором. Сейчас это были человеческие глаза, темные и глубокие, а вовсе не пылающие желтым огнем кошмарные бельма демона.

– Я могу, если захочу, быть молодой, но могу быть и старой. Могу стать красивой, а могу – уродливой. Какой угодно. Но душа моя состарилась. А старой душе удобнее всего обитать в дряхлом теле. Хочешь узнать, какой я была когда-то?

Соня могла лишь кивнуть. Какое-то безошибочное чутье, внутренний сверхтонкий слух, которым наделены души некоторых людей, подсказывали ей все, о чем рассказывает сейчас ее спутница,– горькая и страшная правда.

– Что ж, смотри.

Старуха выпрямилась, замерла, а затем в одно неуловимое мгновение изменилась. Перед Соней стояла высокая, гибкая, превосходно сложенная девушка, одетая в облегающее черное платье. Тонкую талию обвивал широкий пояс, украшенный самоцветами волшебной красоты. Кожа девушки была гладкой и матово-белой, как слоновая кость, а роскошные черные волосы охватывал обруч с большим кроваво-красным рубином в середине. Особенно поражали глаза красавицы: огромные, бездонно черные и печальные. Если когда-то и была в них жестокость, то за многие тысячи лет она исчезла без следа.

– Такой я хотела остаться навсегда. В Стигии, в черных подземных залах древнего Луксура хранились и, наверное, до сих пор хранятся драгоценные свитки, в которые занесены великие и ужасные тайны, что позволяют повелевать могучими силами, неподвластными обычному человеку. В одном из этих свитков я прочла, что человек может обрести бессмертие, избрав себе в союзники Мрак, и сразу отправилась в Кеми, город мертвых. Я сошла в подземелья одной из пирамид и умерла, чтобы жить вечно! Там, глубоко в недрах гигантской гробницы, заполненной тысячами мумий, до сих пор стоит мой саркофаг…

Глаза призрака вдруг загорелись желтым огнем, и перед Соней снова предстала согбенная старуха в темном, истрепанном одеянии.

– Вот такой была принцесса Акиваша,– дребезжащим голосом сказала она.

Соня долго молчала, не находя слов для ответа.

– А что же… Что было дальше? – спросила она наконец.– И как ты оказалась столь далеко от Кеми, от Стигии?

– Расскажу и об этом. Много тысяч лет назад я жила во мраке подземелий, участвовала в обрядах магов и жрецов Сета. Я пила кровь жертв, которых проводили через Ворота Смерти. Да, я была упырем. Так проходил век за веком, тысячелетие за тысячелетием.

Но пятьсот лет назад в подземелья моей пирамиды ворвался великий и могучий воин. Ворвался, точно ураган. Он был полон жизни, она буквально кипела в нем, била ключом. Это был король Аквилонии Конан, и пришел он за Сердцем Аримана, драгоценным камнем, который обладал великой магической силой. В подземном зале, возле алтаря, произошла ужасная битва за Сердце Аримана. В этой битве сошлись стигийские жрецы Сета, кхитайские колдуны, вооруженные посохами из Дерева Смерти, которые убивают простым прикосновением, и этот король. Он победил всех. Я разговаривала с ним, предлагала ему вечную жизнь. Не ради колдовского камня, который был мне совсем не нужен, а ради огромной жизненной силы этого человека, частица которой могла достаться и мне. Но король Конан лишь посмеялся надо мной и ушел, забрав драгоценный талисман с собой. Я же вдруг почувствовала, что он – по-настоящему живой, а окружающие меня жрецы наполовину мертвы и моя жизнь во мраке подземелий – лишь призрачная тень настоящей жизни. Тот король… Он был как порыв свежего ветра, разметавший затхлый воздух моих подземелий. Я возненавидела пирамиду, тюрьму, в которой добровольно провела десять тысяч лет, и поняла, что не могу больше там оставаться. С тех пор я брожу по свету, не живая, но и не мертвая. Теперь ты понимаешь, чем может обернуться твоя мечта?

Соня содрогнулась. Да, такая цена за бессмертие действительно была слишком высока. Получить вечную жизнь, но… Ценой смерти! Отдать свою человеческую сущность, чтобы возродиться таким вот существом, великим и жалким одновременно…

– Скажи, Акиваша…– Соня наконец справилась с собой, голос ее больше не дрожал.– А в той долине, там мне тоже придется заключить сделку с Мраком, чтобы обрести бессмертие? Неужели нет другого пути?

– О той долине ходят самые разные слухи,– отозвалась Акиваша,– но я не знаю, что в них правда, а что – ложь. И есть ли там бессмертные, тоже не знаю. В свое время я пыталась туда проникнуть, но так и не смогла сделать этого.

– Почему же? – спросила Соня.

– Потому что некие могучие силы не пропускают в долину Мрак и все, что связано с ним. Я не знаю, что ждет тебя там, но в одном уверена точно: никаких сделок с Мраком не будет. Там его попросту нет. Как знать, может, тебе повезет больше, чем мне… Ладно, хватит об этом. Сегодня мы заночуем здесь, а с рассветом снова двинемся в путь. Нам осталось пройти всего один перевал, и, если все сложится удачно, завтра к вечеру ты увидишь свою долину.

* * *

Утром они снова двинулись на север, туда, где ущелье замыкало прелестную маленькую долину. Постепенно, по мере того как они поднимались, трава и деревья остались позади, их сменили каменистые осыпи и скалы, а вскоре долина, приютившая их накануне, превратилась в лоскут изумрудной зелени. Несколько поворотов ущелья – и она вовсе затерялась где-то далеко внизу. А подъем все длился и длился. К счастью, Соня умела ходить в горах. Она знала, что ноги надо ставить на всю ступню, несмотря на то что дорога довольно круто поднимается вверх. Равнинный житель, впервые попав в горы, пытается идти на носках, не опираясь на пятку. Это кажется более естественным на крутом склоне, но при такой ходьбе человек быстро изматывает себя: его икры испытывают непомерное напряжение, их начинает сводить, ноги дрожат и перестают повиноваться. Соня вспомнила, как ей однажды пришлось пробираться через полузасыпанное обвалами ущелье Кривая Пасть в Кезанкийских горах. Там, пожалуй, было потруднее: приходилось постоянно огибать огромные валуны. Здесь же дорога была более-менее чистой.

Прошло не так много времени, а они уже поднялись пойти под облака. Да, ради того, чтобы увидеть облака, которые проносятся возле самых твоих ног, стоило покинуть плоские, пыльные равнины Турана. Иногда облако с разбегу натыкалось на склон горы, и тогда все вокруг будто окутывал густой туман, вытянутая вперед рука была едва видна, звуки шагов искажались самым таинственным образом. Но почти сразу в тумане вдруг начинали играть сотни маленьких веселых радуг, солнечные лучи пробивали белую, искрящуюся мглу, и облако, подгоняемое ветром, торопливо сползало со склона.

Во второй половине дня и облака тоже остались внизу, а голые камни сменились льдом и снегом. Подъем постепенно становился менее крутым, переходя в наклонное плато. Судя по всему, до самой высокой точки перевала оставалось совсем немного. Соня остановилась передохнуть и посмотрела назад, чтобы оценить, как далеко они ушли. Пожалуй, с этой высоты можно было увидеть сразу полмира! Ну, если не полмира, то уж половину моря Вилайет – точно. Золотящаяся под лучами солнца морская гладь простиралась до самого горизонта, и Соня разглядела даже Драконью Челюсть: маленький полукруг скал далеко внизу, у подножия горы. Впрочем, различить отдельные скалы на таком расстоянии было уже невозможно.

– Почему ты медлишь? – спросила Акиваша.

– Здесь так прекрасно,– улыбнулась Соня.

– Верно, прекрасно… Сейчас,– ответила Акиваша.– Но к ночи придет буря. Видишь тучи на юге?

Теперь Соня и сама рассмотрела узкую черную полоску, зависшую над горизонтом. Благодушное настроение мгновенно исчезло., сменившись тревогой.

– Будто Мрак догоняет нас,– сказала она и зябко передернула плечами. Впрочем, на леднике действительно было холодно.

– Мраку незачем догонять кого-либо,– ответила Акиваша,– каждый и так носит в себе его частицу. Одни меньше, другие – больше, но обычно мрак таится в душе каждого. Идем, нам надо преодолеть перевал до начала грозы, тогда противоположный склон горы защитит нас от ее ярости.

– Идем,– согласилась Соня.

«И чего я так разволновалась? – думала она.– Подумаешь, гроза! Мы же не на море, в конце концов, чтоб бояться непогоды».

Солнце в тот день не скрылось за горизонтом, как обычно, просто не успело. Его поглотила черная стена туч, подымавшаяся над морем все выше и выше. В этих клубящихся грозных тучах то и дело вспыхивали молнии, будто огненные ветвистые деревья возникали вдруг из тьмы, ниоткуда, жили одно мгновение и снова исчезали в никуда.

Соня и Акиваша добрались наконец до перевала и начали спускаться в извилистое ущелье, которое вело на север. А ветер уже плясал вокруг них, мягко толкал в спину, мел поземкой, свистел и завывал в скалах. Время от времени его свист перекрывали удары грома. Стало так темно, что Соня с трудом различала дорогу. Вдруг девушка почувствовала, что копье, привязанное за спиной, как-то странно дрожит. Она ухватилась за древко рукой: да, не почудилось. Мелкая дрожь нарастала, переходя в гудение. Соня вытащила копье из перевязи и замерла, с удивлением глядя, как на бронзовом острие разгорается синее холодное пламя.

– Брось его! Быстрее! – раздался крик Акиваши.

Не рассуждая и не задавая вопросов, девушка выполнила приказание. В тот же миг оглушительный грохот сотряс ущелье, и в летящее по воздуху копье ударил с небес целый поток яростного огня. Соне опалило лицо, какая-то могучая сила подняла ее в воздух и швырнула, точно тряпичную куклу, к счастью, не на скалы, а в глубокий сугроб. Удар все равно был таким, что заныли кости. Выбравшись из снега, вытряхивая его из рукавов и из-за воротника, Соня увидела рядом Акивашу.

– Что это было? – спросила девушка.

– Молния. В твое копье ударила молния. Быстрее, уходим вниз, если тебе жизнь дорога!

– Еще как дорога,– кивнула Соня. Спускаясь по ущелью, она вскоре прошла мимо того места, куда упало копье. От оружия осталась лишь обугленная палка, а бронзовый наконечник, казалось, вовсе испарился.

– А с мечом такого не может произойти? – спросила она на всякий случай.

– Здесь может произойти все, что угодно. Быстрее, идем вниз!

– Послушай, Акиваша,– сказала Соня, шагая за своей спутницей.– Перед самым ударом молнии я вроде бы увидела, как тучи в небе сложились в огромную руку со сжатым кулаком. Потом пальцы разжались, и рука метнула молнию, испепелившую копье. Или это все почудилось мне?

– У тебя зоркие глаза,– отозвалась Акиваша, не отвечая на вопрос, и было непонятно, что кроется за ее словами: то ли насмешка, то ли признание Сониной правоты.

Уже в полной темноте, которую лишь иногда разрывали вспышки молний, они достигли границы снегов и углубились в начинавшийся за ней лес. Клочья туч неслись над головой, в вершинах деревьев завывал ветер, но тут, внизу, было довольно тихо.

– Мне начинает казаться, что кто-то решил не пускать тебя в долину,– сказала Акиваша.– Сначала шторм, который разбил корабль, теперь эта буря…

– Так к тому шторму ты не причастна?

– Нет, я уже говорила об этом. Но я знала, что шторм будет и что корабль погибнет. Все было предопределено заранее, мне оставалось лишь ждать.

– Интересно, кем это предопределено? – спросила Соня, принимаясь собирать хворост для костра.– Послушай, а эта сила, которая хочет помешать мне, не предпримет еще одну попытку?

– Теперь, пожалуй, нет,– ответила Акиваша.– Долина уже слишком близко. Силы Тьмы ослабевают здесь.

– Вот и хорошо,– кивнула девушка.– Можно будет поспать спокойно.

До этого мгновения она не признавалась даже самой себе, насколько устала сегодня.

Ночь действительно выдалась спокойной. Утром путницы двинулись дальше, и ближе к полудню спуск сменился новым подъемом, впрочем, очень пологим. Все вокруг радовало глаз: лес был легко проходим, светел, деревья стояли на большом расстоянии друг от друга. Изредка среди деревьев встречались огромные валуны, покрытые густым светло-зеленым мхом. Этот прозрачный лес был полон жизни: в ветвях деревьев кричали птицы, несколько раз Соня видела белок, шелушивших сосновые шишки, а на земле порой встречались следы оленьих копыт.

Проходя по заросшей невысоким кустарником полянке, путницы спугнули спавшего зайца. Разбуженный заяц всегда подпрыгивает прямо вверх, на высоту, почти равную человеческому росту.

Такой прыжок спасает ему жизнь: хищник от неожиданности шарахается в сторону, а заяц успевает рассмотреть, откуда ему грозит опасность. На сей раз, правда, эта уловка не помогла. Соня, увидев пушистого зверька, тут же, не раздумывая и почти не целясь, метнула нож. Смертоносный клинок настиг беднягу прямо в воздухе, и окровавленное тельце с глухим стуком упало на землю.

– Ну вот, будет чем пообедать. А то рыба уже заканчивается, да и надоела она порядком,– сказала Соня, подбирая добычу с травы.

– Постарайся не делать ничего подобного, когда войдешь в долину,– посоветовала Акиваша.—

Говорят, тамошние жители не охотятся. И охотников со стороны тоже не особенно любят.

– Да? – удивилась Соня.– Что же это за люди такие?

Сама-то она была страстной охотницей, и ей нравилось противопоставлять чутью, силе, хитрости зверя свои смекалку, ловкость, умение владеть оружием, однако Соня прекрасно понимала, что, придя в гости, следует вести себя по обычаям хозяев. Что ж, значит, охотой придется пожертвовать. Но это потом, а сейчас ее ожидал превосходный обед! Она собрала дрова для костра, следя, чтобы не попались сучья хвойных деревьев (иначе жаркое будет отдавать смолой), попутно прихватив небольшой пучок пахучих трав, чтобы приготовить ароматную приправу к жаркому. На этой полянке росли дикий укроп, дягиль, кисленький очиток, среди прочих трав встречался и дикий чеснок, но его запах Соня терпеть не могла и даже не притронулась к длинным зеленым стрелкам. Приготовив все, что нужно, она освежевала зверька, затем сотворила из пары рогулек и длинной прямой ветки простенький вертел, разложила костер и принялась обжаривать тушку. Вскоре мясо начало покрываться румяной корочкой, а над поляной повис восхитительный, дразнящий аромат.

– Жаль, соли нет,– вздохнула Соня.– Но ничего, и так должно получиться очень недурно.– Вдруг она встрепенулась: – Послушай, Акиваша, ты ведь когда-то, хотя и очень давно, была человеком. Попробуй, как я умею готовить. Приглашаю тебя разделить мою трапезу.

– Никогда не предлагай мертвым пищи! Это можно делать лишь в том случае, когда мертвые – твоя близкая родня.

– Верно…– растерянно пробормотала Соня. Она вспомнила, какую страшную власть может обрести над человеком маг, принявший у него из рук еду, власть, лишь немногим меньшую, чем та, которую он получил бы, завладев обрезками ногтей или волос этого человека. Вероятно, и мертвые тоже. И тогда обряд, при котором на могилы предков приносят еду и вино, оставляя их там как угощение, означает, что люди доверяют им и одновременно просят покровительства.

Зайца Соня съела сама, не рискнув настаивать на своем угощении. Наслаждаясь вкусом ароматного, чуточку жилистого мяса, она раздумывала над странными отношениями, которые установились между ней и ее спутницей. Что это было? Дружба? Или все-таки вражда, но смягченная и облагороженная взаимным уважением? У них не было и быть не могло ничего общего, у древней нежити, упыря, исчисляющего свой возраст тысячелетиями, и юной искательницы приключений. Но в то же самое время они были чем-то неуловимо похожи друг на друга. Может быть, в дни молодости, десять с половиной тысячелетий назад, стигийская принцесса действительно была такой, как Соня сейчас: мечтательной и жестокой, капризной и упорной…

– Послушай, Акиваша,– сказала Соня,– а что все-таки находится в той шкатулке? Я не ошибусь, если скажу, что там лежит нечто очень важное для тебя. Пожалуй, настолько же важное, как для меня – попасть в долину Вечно Живущих. Так что же там?

Акиваша рассмеялась, резко, почти зло.

– Верно. То, что там находится, очень важно для меня. Но это совершенно иное, чем цель, к которой стремишься ты.

– Что же там?

– Ключ. Да, можно назвать этот предмет так. Ключ, который откроет мне путь на Серые Равнины. Моя единственная надежда на успокоение…

– Вот как…– задумчиво протянула Соня.– Выходит, в этом путешествии я ищу жизнь, а ты – смерть.

– Да, мы ищем противоположного, хотя и идем в одном направлении. Погляди туда, видишь эти скалы? – Акиваша указала рукой на север. Соня повернула голову: в просветах между деревьями синела гряда скал. Похоже, туда они и направлялись.– Сегодня вечером мы выйдем к ущелью,– продолжила Акиваша.– Поднявшись по нему, ты окажешься в долине, которую так долго искала. Но в ущелье тебе придется идти одной. Мне туда пути уже нет.

– Понятно,– кивнула Соня.– Ты говоришь, к ущелью мы подойдем вечером? А как долог будет подъем?

– Недолгий,– ответила Акиваша.– Пятая часть дневного перехода. Но ты, молодая и крепкая, сможешь пройти еще быстрее.

– Тогда получится, что я попаду в долину ночью,– задумчиво проговорила девушка.– А мне хотелось бы сделать это при свете дня… Давай поступим так: подойдем к ущелью и переночуем возле входа, а утром я отправлюсь дальше.

– Хорошо,– согласилась Акиваша.

Ущелье, рассекавшее скалы, походило на еле, от гигантского топора неведомых каменотесов: от было идеально прямым, стены, гладкие и почти отвесные, незначительно расходились к вершине Дно ущелья, как раз такой ширины, чтобы про ехать в повозке, полого поднималось вверх, теряясь в густеющей тьме. Могло показаться, что все здесь сделано для удобства путников, направляющихся в долину. Рядом находилась пещера, тоже будто нарочно приготовленная для тех, кто собрался здесь переночевать: она была просторна, шагов тридцать в длину и двадцать в ширину, в ней можно было стоять в полный рост, а вел в нее довольно узкий, но удобный вход, куда можно было пройти, не нагибаясь. Внутри, на каменном полу, Соня обнаружила примитивный очаг, выложенный из камней, да несколько охапок соломы в углу. Солома, впрочем, оказалась старой и почти совершенно перепревшей, поэтому Соня отправила ее на растопку, а для ложа натаскала сухого тростника, что рос неподалеку, возле ручья, который вытекал прямо из трещины в скале. Девушка попробовала воду: она была странной, но очень приятной на вкус – веселые, чуточку колючие пузырьки лопались на языке, пощипывали небо, оставляя во рту ощущение свежести. Чудеса, да и только!

К ночи в пещере горел костер, неподалеку лежала груда топлива, которого должно было хватить до утра. Соня сидела на своем тростниковом ложе, задумчиво глядя на огонь. Акиваша расположилась прямо на камнях, скрестив ноги и положив безобразную клюку на колени. Похоже, ни жесткость, ни холод каменного пола вовсе не досаждали ей.

– Акиваша, расскажи мне о твоей родине, о Стигии,– попросила Соня.– Мне доводилось бывать там, но сейчас Стигия совсем не та, что прежде. Эта страна умирает, как и прочие державы Запада. А я хочу знать, какой она была в твое время… Тебе доводилось видеть Сета?

– Да,– отозвалась стигийка.– Наши жрецы умели вызывать Великого Змея. Это происходило во время таинств, колдовских обрядов, которые проводили жрецы Черного Круга. Я сама участвовала в таких церемониях, но подробностей излагать тебе не стану, их нельзя знать непосвященным. Скажу только, что Сет являлся в виде змея, свернувшегося кольцами. Голова его была не меньше человеческой, а тело – невероятной длины…

Акиваша повела долгий рассказ, увлекательный, но и жуткий, о святилищах Луксура, о Птейоне, мрачном городе мертвых, расположенном на высоком, обрывистом берегу реки Стикс, о могучих армиях, которым помогало в бою колдовство, о флоте быстроходных галер, бороздивших воды Западного моря, галер, посылаемых волей жрецов Великого Змея. Слушая повествование о мрачном и очень сильном государстве, Соня не могла не порадоваться, что времена его расцвета давно миновали. Смертью, тьмой, черным ужасом веяло от всего, что там происходило. К счастью, Стигия сейчас ослабела и ее правители-маги уже не мечтали о власти над всем миром, стремясь сохранить хотя бы свое государство, то и дело сотрясаемое набегами из Черных Королевств. Похоже, Слон и Кобра, тотемы темнокожих воинов, живущих на юге Хайбории, оказались сильней одряхлевшего Великого Змея…

Проснулась Соня очень рано. Видимо, волнение, вызванное тем, что цель близка, заставило ее подняться ни свет ни заря. Выйдя из пещеры в серые предутренние сумерки, Соня умылась у ручья, вновь удивившись его пузырившейся, покалывающей кожу воде, затем села на берегу, встречая рассвет. Небо уже стало светлым, но все вокруг еще утопало в глубокой тени, а солнца пока не было видно. Однако воздух постепенно становился все прозрачней и прозрачней, зарево на востоке – все ярче и ярче, а вершины скал заблестели так, будто были покрыты золотом. Потом, когда граница тени опустилась ниже, лучи невидимого еще солнца осветили верхушки деревьев. Пробудившиеся птицы запели утренний гимн солнцу: этот обряд они неукоснительно соблюдают все лето, пока не настанет пора улетать на зимовку в Вендию или Иранистан. Птичьи голоса звенели в лесу, словно тысячи маленьких кхитайских колокольчиков, славя Великую Птицу, которая летает в небе выше, чем могут подняться все остальные птицы, и дарит своим маленьким собратьям, живущим в гнездах на земле, тепло и свет. Соня радостно улыбалась, слушая эту песню. В порыве, с которым крохотные создания славили солнце, прогнавшее долгую ночь, было что-то очень трогательное. Вдруг, движимая каким-то неясным ощущением, девушка повернула голову и увидела стоявшую неподалеку Акивашу: та подошла совершенно беззвучно.

– Ты готова? – спросила стигийка.

– Готова,– кивнула Соня и, собрав снаряжение, направилась ко входу в ущелье.

– Дальше тебе придется идти одной,– напомнила Акиваша.

Немного помедлив, Соня вынула тяжелую плоскую шкатулку из карманчика на поясе, но отдавать ее своей спутнице пока не спешила, ибо от природы была недоверчива. Кто знает, что находится там, в конце ущелья? Может, действительно долина Вечно Живущих, а может, и нет ничего, лишь пустынные горные склоны, по которым можно бродить до самой смерти, так и не найдя того, к чему стремилась. Кажется, Акиваша разгадала ее сомнения.

– Попробуй войти в ущелье,– сказала она.– А я посмотрю, получится ли это у тебя.

Соня послушно повернулась и шагнула в проход между двумя скалами. Казалось, ничто не преграждает ей пути, но уже второй шаг оказался короче первого, а третий – и того меньше. У девушки возникло ощущение, что воздух сгущается перед ней, становится упругим и мягко, но настойчиво выталкивает ее назад. Она словно уперлась всем телом в пуховую перину. Соня шагнула назад – наваждение сразу исчезло, попробовала идти вперед – и снова возникла мягкая, пружинящая, непреодолимая сила, не пускающая ее в ущелье. Соня обернулась к Акиваше:

– Что это?

– Я же говорила, силам Тьмы нет доступа в долину,– ответила стигийка.

– А я-то здесь при чем? – удивилась девушка.

– Каждый человек носит в себе частицу Тьмы. И об этом я тоже уже говорила тебе.

– Значит, я не смогу войти туда?

– Думаю, сможешь. Пронести Тьму с собой в долину не удастся, значит, надо избавиться от нее!

– Но как?

– Оставь шкатулку здесь. Она – порождение Мрака. Сними меч и ножи с пояса.

– Оружие здесь тоже относят к силам Тьмы? – спросила Соня. Ей становилось очень неуютно при мысли, что дальше придется идти безоружной.

– Не всякое,– пояснила Акиваша,– а лишь то, которое было обагрено чьей-то кровью.

– Ладно,– вздохнула Соня, сняла меч и ножи, отнесла их в пещеру и принялась заваливать щебнем.

– Оставь там же и монеты,– посоветовала Акиваша.– Деньги тоже творят очень много зла в мире. Гораздо чаще их используют для злых дел, чем для добрых.

Соня кивнула. Ей ли не знать этого? Снова подойдя к ущелью, она бросила шкатулку Акиваше:

– Держи!

Стигийка ловко подхватила ее на лету, крючковатые пальцы намертво вцепились в темный металлический прямоугольник.

– Дай хоть посмотреть, что там внутри,– попросила Соня.– Интересно все-таки, что же такое я таскала на поясе столько дней подряд.

– Нет. Смертные не должны видеть этого,– печально улыбнулась старуха.– Ты ведь в отличие от меня не спешишь на Серые Равнины?

Соня отрицательно покачала головой и, повернувшись, вновь направилась в ущелье. На этот раз ничто не мешало ей шагать вперед.

– Прощай, рыжая девчонка! – раздался позади звонкий, молодой голос.

Соня оглянулась. Юная стигийская принцесса махала ей рукой. Красным огнем горел рубин на обруче, который поддерживал тяжелую черную волну волос, разноцветьем сверкали драгоценные камни у пояса.

– Прощай! – крикнула Соня.

В следующее мгновение будто темно-серая занавеска мелькнула около узкого входа в ущелье, заслонив от Сониных глаз долину, деревья и горы вдалеке. Еще через миг все это появилось снова, но стигийской принцессы уже не было. Лишь маленькая черная шкатулка с откинутой крышкой валялась на траве.

Соня повернулась и не спеша пошла вверх по тропе.

* * *

Первым, кого увидела Соня, преодолев ущелье, был местный житель – человек средних лет, невысокий, хрупкого сложения, он сидел неподалеку от тропы, на большом замшелом валуне.

– Оэ, миандуон. Сон угитлар,– весело улыбаясь, сказал, а вернее, почти пропел он.

Этот музыкальный, мягкий язык не походил ни на один из известных Соне. Резко остановившись, она внимательно посмотрела на незнакомца: лицо смуглое, скулы выдаются, как у мунган или кхитайцев, от уголков глаз к вискам разбегаются веселые лучики морщин, одет в свободную, не стесняющую движения одежду из некрашеного серого сукна. Позади этого человека паслось небольшое, голов десять, стадо овец. Пастух? Скорее всего.

– Не понимаю,– ответила Соня по-гиркански

– О, извини,– ее собеседник тут же перешел на гирканский,– я мог бы сразу сообразить, что ты не знаешь нашего языка.– Говорил он с каким-то странным акцентом, вроде бы нараспев, но совершенно свободно.– А я с самого утра дожидаюсь тебя здесь, чтобы отвести в селение.

– Откуда ты узнал, что я иду? – удивилась Соня.

– Это было не так уж сложно. Если кто-то проходит через Врата и начинает подниматься,– при этих словах собеседник девушки указал рукой на ущелье,– мы всегда знаем об этом. Но о твоем приходе еще раньше рассказала гроза над Перевалом Судьбы. Понимаешь, это ведь особый перевал, и грозы над ним бушуют не совсем обычные.

– Это я почувствовала,– кивнула Соня.

– Пойдем в селение. Гостеприимный хозяин должен сразу приглашать гостя в дом. Путнику, идущему издалека, нужно более серьезное угощение, чем пустые разговоры.– Тут он снова весело улыбнулся.– Кстати, мое имя – Ваату. А как нам называть тебя?

– Нам?

– Мне и моим соотечественникам.

– Меня зовут Соня,– ответила она и, повинуясь приглашающему жесту Ваату, пошла следом за ним.

Сзади послышался дробный перезвук. Резко обернувшись, девушка увидела, что это овцы двинулись за хозяином. Напугали, сожри их Нергал.

Все-таки без оружия она чувствовала себя неуютно.

Эта долина очень напоминала те две, в которых Соне довелось побывать чуть раньше: такая же светлая, поросшая негустым, кишащим жизнью лесом. И все-таки она заметно отличалась от них. Во-первых, эта долина было много больше. Горы, замыкающие ее с другой стороны, казались призрачно-синими, настолько они были далеко. Пожалуй, потребовалось бы несколько дневных переходов, чтобы достичь их, пройдя долину от края до края. Во-вторых, эта местность явно была обжита. Через лес вилась тропка, откуда-то едва заметно тянуло запахом дыма. На поляне, открывшейся сбоку от тропинки, Соня заметила небольшую пасеку: десятка два круглых деревянных колод-ульев, прикрытых коническими соломенными крышами. Пчелы, громко жужжа, кружились над поляной, перелетали с цветка на цветок, сотрясая венчики. Довольно часто подлетали они и к Соне. Девушка торопливо накинула капюшон на голову: мало приятного, если пчела запутается в волосах.

– Тебя пугают эти малышки? – спросил Ваату. – Вообще-то, правильно. Характер у них горячий, а жало острое. Но зато какой вкусный мед они собирают! Верно? Кроме того, с ними ведь можно договориться.

Ваату остановился и вытянул вперед руку ладонью вверх. Какое-то время он стоял молча, неподвижно, слегка улыбаясь. Вдруг на его открытую ладонь села пчела. Ваату поднял вторую руку. Пчела перелетела с ладони на ладонь. Соня не могла поверить своим глазам: этот человек «играл» пчелой, точно мячиком! Несколько раз перелетев с руки на руку, насекомое описало вокруг Ваату круг и умчалось прочь.

– Ты что, местный колдун? – нахмурилась Соня.