Текст книги "Возвращение Поллианны (Юность Поллианны) (Поллианна вырастает) (Другой перевод)"

Автор книги: Элинор Портер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

26. ДЖОН ПЕНДЛТОН

За неделю до Рождества Поллианна послала свой рассказ (аккуратно напечатанный на машинке Милли Сноу) на конкурс. Победителей обещали назвать только в апреле, и Поллианна решила быть философом и проявить терпение.

«Я вообще-то рада, что это протянется так долго, – думала она про себя, – потому что всю зиму я буду тешить себя надеждой, что я победительница. Это даже лучше, чем если бы моя победа была уже позади. Ну а если я выиграю только малую премию, я все равно буду рада». Вообще не получить премии не входило в расчеты Поллианны. Рассказ, красиво перепечатанный Милли, выглядел так, как будто уже был опубликован в журнале.

Счастливого празднества в поместье Харрингтон не получилось, как ни старалась Поллианна его подготовить. Тетя Полли решительно потребовала ничего не устраивать и не приносить в дом никаких подарков, даже самых простых.

Все же Джон Пендлтон пришел к ним в гости на сочельник. Миссис Чилтон не вышла к нему, а Поллианна, утомленная тяжелым днем, проведенным с тетей, приняла его с радостью. Но и здесь Поллианне оказалось не до веселья. Мистер Пендлтон принес с собой письмо от Джимми, который не писал ни о чем другом, кроме своего участия в рождественском вечере, который устраивала миссис Кэрью в Доме девушек-работниц. Поллианне тяжело было читать про все эти чудесные торжества, и особенно потому, что о них писал Джимми.

Но мистеру Пенлдтону мало было принести и показать письмо, он еще подверг его обсуждению.

– Большие дела! – восклицал он.

– Да, замечательные, – тихо проговорила Поллианна, стараясь изобразить должное воодушевление.

– И ведь все это происходит как раз теперь. Вот бы посмотреть на это хоть немного!

– Да. – Теперь изобразить воодушевление ей уже совсем не удавалось.

– Миссис Кэрью не была уверена, что Джимми согласится приехать. Но ему это оказалось по душе – играть Санта-Клауса для забавы пятидесяти девиц.

– Да, ему приятно быть в центре внимания.

– Пожалуй. Это ведь все-таки интереснее, чем с утра до ночи делать чертежи мостов.

– Да.

– И я готов биться об заклад, что у этих девиц еще не было такого увлекательного праздника, как тот, который устроит для них Джимми.

– Д-да, конечно, – Поллианна на этот раз не смогла победить дрожь в голосе; слишком грустно было сравнивать большой праздник, на котором веселятся пятьдесят девушек и Джимми, с этим грустным ужином в Белдингсвиле, на котором единственным гостем был Джон Пендлтон.

Воцарилось молчание. Джон Пендлтон, сощурясь, смотрел, как играет пламя в камине.

– Она удивительная женщина – миссис Кэрью! – сказал он наконец.

– Да, еще бы! – Теперь Поллианна говорила с неподдельной радостью.

– Джимми писал обо всем, что она сделала для этих девушек, – продолжал гость, все еще глядя на огонь в камине, – он и в прошлых письмах писал про нее. Что он и здесь ею восхищался, но все же не так, как теперь, когда увидел, какая она у себя дома.

– Она всегда ровная и всегда замечательная, – сердечно подтвердила Поллианна. – И я люблю ее.

– Да, я знаю, – проговорил Пендлтон смущенно и в то же время лукаво, – наверно, не ты одна ее любишь.

У Поллианны бешено заколотилось сердце. Джимми! Не имел ли в виду мистер Пендлтон, что Джимми полюбил немолодую миссис Кэрью, которая годится ему в матери?

– Вы имеете в виду… – она не смогла договорить. Мистер Пендлтон нервно поежился и встал со стула.

– Я имею в виду этих девиц, – ответил он все с той же загадочной улыбкой, – ведь, наверно, каждая из них ее боготворит.

Поллианна согласилась, но в душе она недоумевала. Неужели весь вечер мистер Пендлтон не будет говорить ни о чем другом, кроме как о событиях в Бостоне?

И в самом деле, он продолжал разглагольствовать о миссис Кэрью.

– Что ты думаешь про этого чудака Джейми? Я, по правде говоря, сомневаюсь, что он в самом деле ее племянник.

Поллианна ничего не отвечала, и мистер Пендлтон продолжал:

– Он вообще-то славный парень. Он мне нравится. Что-то есть в нем хорошее, настоящее. Она привязана к нему, и это выглядит трогательно, независимо от того, родственник он ей или нет.

Поллианна и теперь не проронила ни слова, а он между тем говорил:

– Только странно, что она больше не выходила замуж. Она ведь и теперь еще весьма красивая женщина. Ты как считаешь?

– Да, – поспешно ответила Поллианна, – она удивительно хороша.

В голосе девушки прозвучала грусть. Она вдруг увидела свое лицо в настенном трюмо и поняла, что о ней никто не скажет, что она красивая женщина.

Тогда, в лесу, мистер Пендлтон много говорил ей о ее внешности, о том, как она похожа на мать. А теперь он ни разу даже не взглянул на Поллианну, а все время смотрел на огонь. Она не мешала ему говорить. И ему безразлично было, слушают его или нет. Ему явно хотелось выговориться. Наконец он нехотя встал и попрощался.

Последние полчаса Поллианна уже с нетерпением ждала, когда он уйдет, чтобы ей побыть одной; но как только он ушел, ей вдруг захотелось его вернуть. Она поняла, что все же лучше быть наедине с ним, чем со своими невеселыми мыслями.

Все вдруг стало для нее ясно. Джимми влюблен в миссис Кэрью. Поэтому он и был такой потерянный после ее отъезда. И поэтому он почти перестал проведывать своего старого друга – Поллианну.

Она вспоминала все новые и новые подробности, которые подтверждали ее подозрения.

Что ж! Она в самом деле очень хороша. И в конце концов, известны такие случаи, когда молодые люди женились на сверстницах своих матерей. Ведь если они любят друг друга…

Утром она решила, что будет мужественно смотреть правде в глаза. Она даже решила попробовать поиграть с этим. Но тут вспомнились слова, однажды сказанные ей Нэнси: «Я верю, что очень многим она во спасение, эта игра. Но если двое влюбленных поссорились, то тогда и твоя игра им без пользы».

«Но мы не были влюбленными и мы не поссорились, – подумала Поллианна, невольно краснея от этих мыслей. – И если счастлив Джимми и счастлива миссис Кэрью, я должна этому радоваться, вот только…» – но договорить фразу до конца она не могла – даже про себя.

Поллианна верила всему, что подтверждало ее подозрения. И она сама здесь и там отыскивала подтверждения. Например, в письмах миссис Кэрью:

Я часто вижусь с твоим другом, юным Пендлтоном, и он с каждым днем нравится мне все больше. И мне все-таки хочется понять, откуда у меня это чувство, что я знала его еще прежде.

Слишком часто миссис Кэрью стала упоминать его в своих письмах. Он и его общество были для нее чрезвычайно важны.

Были и другие источники, убеждавшие Поллианну в ее правоте. Слишком часто мистер Пендлтон угощал ее историями о Джимми и обо всем, что он делает, и при этом непременно упоминалась миссис Кэрью. И бедную Поллианну иногда удивляло, почему Пендлтон теперь не может больше ни о чем говорить, кроме как о Джимми и о ней.

Сейди тоже много писала о том, как Джимми помогает миссис Кэрью. И даже Джейми, писавший от случая к случаю, однажды в одном из писем как будто бы пожаловался:

Уже десять часов. Сижу один и жду возвращения миссис Кэрью. Опять они с Пендлтоном у какой-то ее подопечной из девичьего дома.

А сам Джимми писал все реже, и Поллианна убеждала себя, что ей надо этому радоваться: «Если ему больше не о чем писать, кроме как о миссис Кэрью и ее подопечных из девичьего дома, то и не надо, чтобы он писал часто».

27. ДЕНЬ, КОГДА ПОЛЛИАННА НЕ ИГРАЛА

Зимние дни торопились сменить друг друга. Промелькнул снежный январь, слякотный февраль, а в начале марта поднялась буря, со стоном и свистом налетавшая на старый дом, срывая ставни, вырывая из петель ворота и до предела напрягая женские нервы.

Поллианне трудно было в эти дни предаваться своей игре, тем более что тетя Полли теперь наотрез отказывалась играть. Ей часто нездоровилось, и она все глубже погружалась в мрачные раздумья.

Поллианна все еще рассчитывала на победу в конкурсе и премию. Правда, мысль о первенстве она теперь отметала, но на то, что получит малую премию, все же еще надеялась. За эти месяцы она написала много рассказов, но редакторы журналов стали все чаще присылать их ей назад, и это пошатнуло ее веру в себя, как автора. «Но я должна радоваться хотя бы тому, что в свое время ничего не сказала про это тете Полли!» – повторяла она, дрожащими пальцами отклеивая от первой страницы своего рассказа бумажную полоску со штемпелем:

«Отклоняем, большое спасибо».

В эти дни вся жизнь Поллианны вращалась вокруг тети Полли, которая сама едва ли понимала, до чего она стала взыскательна и капризна и как безотказна ее племянница.

Однажды хмурым мартовским днем тучи как будто больше обычного сгустились над Харрингтоном. Поднявшись утром, Поллианна посмотрела на небо и тяжело вздохнула: в ненастье у тети Полли особенно портился характер.

Все же она заставила себя запеть веселую песенку, сойти вниз и заняться приготовлением завтрака. «Пожалуй, если я испеку маисовые сдобы, мне за это сегодня многое простится», – подумала она.

Через полчаса она постучалась в дверь к миссис Чилтон.

– Тетя, ты уже на ногах? Вот и чудесно! И сама уложила волосы?

– Я не могла спать, – сердитым голосом проговорила тетя. – Мне пришлось самой вставать и самой укладывать волосы, потому что ты не изволила вовремя подойти.

– Но я ведь не знала, что я уже нужна тебе, – торопливо стала объяснять Поллианна. – Зато ты сейчас кое-что увидишь и попробуешь! Я думаю, что ты обрадуешься.

– Чему можно радоваться в такое утро, – ворчала миссис Чилтон. – Кто может теперь радоваться? Уже третий день на неделе такой. Льет и льет как из ведра.

– Но ведь если бы не было дождей, мы бы не радовались солнцу! – улыбалась Поллианна, поправляя ленты и кружева на тетином халате. – Ну-ка, пойдем! Завтрак готов. Ты сейчас все увидишь.

Но этим утром даже маисовые сдобы не доставили удовольствия миссис Чилтон. Все казалось ей плохо, просто невыносимо. Поллианна, боясь сорваться, уже с нетерпением ожидала, когда завтрак окончится.

В довершение ко всему, в мансарде с восточной стороны потекла крыша, а потом пришло по почте неприятное письмо относительно их денежных дел. «Но ведь крыша рано или поздно должна была протечь, а письмо уже принесли», – на свой лад стала утешать ее Поллианна.

Все это наряду с другими досадами и горестями затянуло утренние дела до самого вечера, и это выводило из себя пунктуальную тетю Полли, которая привыкла каждое свое движение сверять с часовой стрелкой.

– Уже половина четвертого, а у нас еще даже не убраны постели! – ворчала она.

– Прости, я сейчас.

– Ты слышишь, что я тебе говорю? Четвертый час!

– Ну не волнуйся. Хорошо, что не пятый.

– Тебе все хорошо! – язвительно пробормотала тетя. Поллианна рассмеялась в ответ:

– Тетя, но ведь часы – они хороши тогда, когда про них не думаешь. Я это поняла еще в санатории. Но вообще-то, у меня с часами тоже была своя игра. Если я делала что-то приятное и мне хотелось потянуть время, я глядела на часовую стрелку – и оно шло медленно. А если мне надо было очень поспешить, тогда я смотрела на секундную. Словом, Старый Шут Время постепенно сделался моим помощником. Давай теперь будем смотреть на часовую стрелку, чтобы время не так бежало.

День выдался поистине тяжелый, и к вечеру Поллианна выглядела бледной и вымотанной. И у тети Полли опять нашлась причина огорчаться:

– Милая, у тебя такой вид, как будто ты работала за пятерых. Я не знаю, что с тобой делать. Ты, наверно, заболеваешь.

– Да нет, – говорила Поллианна, опускаясь на кушетку, – я здорова, но я в самом деле очень устала. Да, но зато как хорошо теперь присесть на кушетку! Хорошо, что мы устаем!

И тут тетя Полли попросту взорвалась:

– Хорошо, радостно! Ты какая-то не такая, как все! Да, я понимаю, это игра. Пусть это даже мило и полезно, но ты слишком далеко зашла. Эта вечная доктрина «могло быть хуже» просто сводит меня с ума. Честное слово, я вздохнула бы с облегчением, если бы ты хоть на время перестала радоваться.

– Но почему, тетя? – встрепенулась Поллианна.

– А ты вот попробуй теперь прекратить радоваться – и посмотрим, что будет.

– Но-о тетя… – Поллианна пристально взглянула на миссис Чилтон. Взгляд ее сделался каким-то странным, губы искривились в болезненной улыбке. Миссис Чилтон, не обратив на это внимания, вернулась к своим домашним делам. А Поллианна повалилась навзничь на кушетке, не докончив фразу, и странная болезненная улыбка застыла у нее на губах.

Когда на утро Поллианна проснулась, за окнами по-прежнему лил дождь и северо-восточный ветер свистел в трубе. Поллианна вздохнула, постояла у окна, но внезапно у нее на лице появилось новое выражение.

– Не радоваться ничему! – с расстановкой проговорила она, прикладывая палец к губам. – Сегодня я назначаю себе день, когда я ничему не должна радоваться.

Она не стала печь сдобы – приготовила самый обычный завтрак и побежала наверх к тете. Та была еще в постели.

– Льет, как всегда! – проговорила она вместо приветствия.

– Да, это ужасно, – точно таким же тоном пробормотала Поллианна. – Всю неделю дожди просто идут стеной. Сколько можно? Как я это все ненавижу!

У тети Полли промелькнуло в глазах удивление, а Поллианна выдерживала свою новую роль.

– Ты собираешься сегодня вставать? – грубовато обратилась она к тете.

– Да-а, – проговорила она, глядя по-прежнему удивленно. – Но в чем дело, Поллианна? Неужели ты так устала?

– Да, я страшно устала. Я всю ночь не спала. Так мучительно, когда ночью не можешь заснуть.

– Я прекрасно это понимаю. Я сама с двух часов все маюсь без сна. Да еще эта крыша! Как мы можем ее починить, когда дождь идет непрерывно? Пойди вылей воду, что там натекла в ведра!

– У нас уже нет столько ведер. Крыша ведь протекла еще в другом месте!

– В другом? Завтра она, наверно, совсем превратится в решето!

Поллианна хотела было сказать: «Зато какая будет радость, когда ее починят», но опомнилась и подхватила упавшим голосом:

– Это невозможно! Денег нет на то, чтобы починить крышу. Вообще этот дом скоро рухнет. Это невыносимо! – И она, закрыв руками лицо, выбежала из комнаты.

– Забавно… Но как-то стало еще тяжелее. Зачем я это все затеяла? – беспокойно шептала про себя Поллианна, спускаясь по ступенькам в кухню.

Тетя Полли растерянно наблюдала за ней издали.

Прежде чем пробило шесть часов вечера, миссис Чилтон несколько раз начинала с удивлением и недоумением наблюдать за племянницей. С Поллианной творилось что-то невероятное. А тут еще камин, который совсем не грел, сорванные ставни и крыша, потекшая уже в третьем месте. Поллианне доставили по почте письмо, прочтя которое, она вскрикнула. Однако на расспросы миссис Чилтон относительно письма она так ничего и не ответила. Даже обед сегодня не удался, и то и дело миссис Чилтон выслушивала от племянницы сердитые и резкие замечания.

К середине дня в душу миссис Чилтон закралось подозрение, к которому примешивалось и любопытство. Поллианна стала это замечать, но не показывала вида. По-прежнему она изображала из себя капризную и недовольную.

К шести часам подозрения тети Полли почти уже переросли в уверенность, однако на ее лице все еще написано было недоумение. И вот наконец у нее в глазах промелькнула искорка лукавства. И в ответ на очередные сетования Поллианны она сделала нетерпеливый жест.

– Довольно! Я признаю, что потерпела поражение в своей собственной игре. Если тебя это радует, то можешь торжествовать! – заключила она с недоброй улыбкой.

– Мы же так договорились, – хмуро ответила Поллианна.

– Да, да, но не надо больше! – воскликнула тетя Полли. – Ну и день! Еще одного такого дня я просто не переживу. – Она смутилась, вспыхнула, потом продолжила, преодолевая себя: – Я не умею играть в игру ни по твоим, ни по собственным правилам. Но все-таки пусть лучше будет по-старому. Где мой платок? – спросила она под конец, шаря в складках своего платья.

Поллианна подскочила и бросилась ее обнимать:

– Тетя, ведь это же просто шутка! Я не думала, что ты ее примешь так близко к сердцу.

– Да, да, ты уж, конечно, не думала! – огрызнулась миссис Чилтон со всей резкостью сдержанной и суровой женщины, питающей отвращение к сценам и слишком сильным проявлениям чувств и всегда скрывающей, если вдруг кому-то удалось ее растрогать.

– Думаешь, я сразу тебя не раскусила? Значит, таким образом ты решила преподать мне урок, да… – но Поллианна крепко обняла ее и не дала ей произнести больше ни одного слова.

28. ДЖИММИ И ДЖЕЙМИ

Зима эта оказалась тяжелой не только для Поллианны.

Джимми постоянно искал в Бостоне чем ему занять свои мысли и время, но ему все никак не удавалось вычеркнуть из памяти смеющиеся глаза и любимый, единственный в мире голос.

Он признавался себе, что, если бы не обязательства перед миссис Кэрью, он просто не мог бы здесь оставаться. Он горячо привязался к ней, но рядом постоянно находился Джейми, наводивший на мысли о Поллианне.

Он был совершенно убежден, что Поллианна и Джейми любят друг друга. И также он был убежден, что честь обязывает его уступить свою любовь несчастному, искалеченному юноше. Никаких сомнений на этот счет у него больше не было. Он не любил говорить о Поллианне или выслушивать разговоры о ней. Он понимал, что и миссис Кэрью и Джейми не могут не говорить о ней, и ему приходилось слушать, подавляя затаенную муку. Но иногда он не выдерживал и сам переводил разговор на другую тему. Самой Поллианне он писал лишь изредка, да и то это были не письма, а отписки. Он тяготился ее обществом в Белдингсвиле, но и здесь в Бостоне она присутствовала незримо рядом с ним, расстояние таким образом не избавляло его от душевной пытки.

Отвлечься он мог только в работе, помогая миссис Кэрью с ее любимым детищем – домом девушек-работниц. Та была в восторге и не знала, как его благодарить.

Так прошла для Джимми бостонская зима. И вот он встречал весну в этом огромном городе – с цветением, легкими ветерками, теплыми ливнями и нежным запахом зеленеющих почек. Но и весна не радовала Джимми, потому что в сердце у него по-прежнему царил холод.

«Если бы они оба что-то могли объяснить, – думал он иногда про себя, – если бы я мог узнать что-то наверняка, мне было бы все-таки легче».

И вот в конце апреля его желание отчасти осуществилось – кое-что ему удалось узнать почти наверняка.

Как-то однажды Мэри завела его в музыкальную гостиную, говоря, что якобы миссис Кэрью хочет побеседовать с ним в непринужденной обстановке. Но в это время Джейми тоже находился там. Джимми был поражен, когда тот уставил на него пылающий взгляд.

– В чем дело, Кэрью? Случилось что-нибудь? – отозвался Джимми.

– Да, случилось, случилось! – воскликнул он, протягивая к нему руки. В каждой руке было по письму. – Самое главное случилось! Представь себе, что ты всю жизнь просидел в тюрьме и вдруг появилась надежда выйти на волю. Что было бы, если бы вдруг оказалось, что ты можешь просить любимую девушку стать твоей женой? Разве это не главное? Но слушай! Ты, наверно, думаешь, что я сошел с ума. Может быть, я и вправду сошел, но только от радости. Я хочу тебе рассказать. Можно? Мне обязательно нужно кому-то рассказать.

Пендлтон вздрогнул. Его как будто бы ударили. Он страшно побледнел. Однако внешне он держался спокойно и ровным голосом отвечал Джейми:

– Разумется, дружище. Я с удовольствием тебя послушаю. Кэрью, однако, не слишком рассчитывал на понимание.

Поэтому он заговорил беспокойно и отрывисто:

– Для тебя это, конечно, не что-то такое небывалое. Ты весело ходишь по земле двумя ногами и располагаешь полной свободой. Ты полон честолюбивых замыслов – эти твои мосты и все другое. Но для меня – для меня тут все! Это возможность жить жизнью мужчины и делать мужскую работу, хоть это и не мосты или плотины. Это всё – и это всё теперь в моих руках. Послушай! Этим письмом меня оповестили, что я получил первую премию литературного конкурса – три тысячи долларов. И в этот же день еще одно письмо. Большое издательство одобрило мою рукопись и представляет к публикации. И оба эти письма мне принесли сегодня утром. Ты понимаешь теперь, почему я так безумно счастлив?

– Это чудесно! Я от всего сердца поздравляю тебя, Кэрью! – воскликнул Джимми, в самом деле обрадованный тому, что дар человека получил заслуженное признание.

– Спасибо. И тут есть с чем поздравлять. Понимаешь, я могу быть независим как мужчина. И когда-нибудь миссис Кэрью порадуется и скажет про себя, что она недаром впустила бедняка и калеку в свой дом и в свое сердце. И я теперь могу открыто признаться в своих чувствах той, кого я люблю.

– Ну, разумеется, дружище! – Он говорил с твердостью в голосе, но чувствовал сам, что становится белым как мел.

– Впрочем, может быть, это последнее… Может быть, и теперь мне не следует? Все-таки я по-прежнему зависим от двух палок. – Легкое облачко грусти нашло на его счастливое лицо. – Мне, конечно, никогда не забыть тот день в лесу, когда я сказал Поллианне, как это больно – сознавать, что она в опасности, и не быть способным помочь!

– Но Кэрью… – торопливо перебил его Джимми. Кэрью машинально поднял руку:

– Я знаю все, что ты скажешь. Но молчи. Ты не поймешь. Ты не привязан к двум костылям. Ты спас ту, которую я не мог спасти. И вот я думаю о том, как все теперь сложится у нас с Сейди. Не придется ли мне стоять в стороне, когда она будет призывать на помощь?

– Сейди? – Джимми опешил от неожиданности.

– Ну да, Сейди Дин. Ты как будто бы удивлен. Неужели ты не знал? Ты не чувствовал, как я к ней отношусь? – удивленно восклицал Джейми. – Выходит, я умею скрывать свои чувства! Впрочем, другие давно догадывались, – он говорил все тише, и на лице его заметна была досада.

– Но от меня ты это скрывал. Ты, может быть, думал, что и я… – Он сразу оживился, кровь прилила к его лицу. – Значит, Сейди! Очень милая девушка. Как любит говорить Нэнси, я всеми руками за!

Джимми был сам не свой от радости и возбуждения. Значит, он любил не Поллианну, а Сейди! Но Джейми грустно покачал головой:

– Еще пока рано меня поздравлять. У нас еще не было разговора. Я думаю, она должна знать… А ты сперва предполагал, что я имею в виду кого-то другого?

Джимми смутился, но решил сказать правду:

– Я думал, что ты говорил о Поллианне.

Джейми улыбнулся, потом сразу же посерьезнел:

– Поллианна чудесная девушка, но я люблю ее иначе. И она тоже любит меня иначе. Ведь кое-кто другой имеет на нее серьезные виды.

Джимми так обрадовался этим словам, что даже покраснел.

– Это кто же? – Он постарался задать свой вопрос как можно более отстраненно.

– Разумеется, Джон Пендлтон.

– Джон Пендлтон? – резким голосом переспросил Джимми.

– Что вы тут сплетничаете про Джона Пендлтона? – с лукавством спросила появившаяся в дверях гостиной миссис Кэрью.

Джимми, для которого во второй раз за эти пять минут мир распадался на мелкие кусочки, с трудом смог выговорить слово приветствия.

Но Джейми заговорил как о чем-то само собой разумеющемся:

– Я просто думаю, что если Поллианну кто-то может заинтересовать всерьез, то только Джон Пендлтон.

– Пендлтон? Джон Пендлтон? – переспросила Руфь Кэрью. Если бы молодые люди не были так погружены в себя, они заметили бы, что ее улыбка мгновенно погасла, а взгляд выразил тревогу.

– А разве ты не замечала летом, что он при всяком удобном случае старался уединиться с ней?

– Ну мне казалось, что он был со всей компанией, – не совсем уверенно возразила миссис Кэрью.

– Но к Поллианне он относился иначе, чем ко всей компании. Помнишь, у нас был разговор о том, почему он так и не женился, и Поллианна сказала тогда, что однажды он делал предложение. И я тогда подумал, уж не произошло ли там объяснения. Ты же помнишь?

– Да, она, кажется, что-то такое говорила.

– Я вам сейчас все объясню, – вступил в разговор Джимми. – У Джона Пендлтона была в жизни одна большая любовь. К матери Поллианны.

– К ее матери? – почти вскрикнула миссис Кэрью.

– Да, но она не могла ответить на его чувство, потому что любила священника, ну, то есть, отца Поллианны.

– Ох! – воскликнула миссис Кэрью, привставая на стуле. – Так вот почему он так и не женился.

– Да, – заключил Джимми, – и он просто по-доброму относится к Поллианне оттого, что он любил ее мать.

– Ну тут все как раз очень непросто, – глубокомысленно возразил Джейми. – У него ничего не вышло с матерью, и поэтому теперь он может рассчитывать, что получится с дочерью.

– Ох, Джейми, у тебя в голове одни сплошные сюжеты! – Миссис Кэрью нервно усмехнулась. – Что за десятипенсовый роман? Он должен жениться на женщине, а не на девочке, если он вообще женится. – По всему ее виду чувствовалось, что ей неловко.

– Ну а если он взял и полюбил девочку? – упрямо настаивал Джейми. – Вы же читали ее последнее письмо. Они вдвоем провели Рождественский сочельник. А сколько в его письмах восторженных слов о Поллианне!

– Да, я знаю, – миссис Кэрью сделала такой жест, словно хотела избавиться от чего-то неприятного. Больше она ничего не сказала и вышла из комнаты.

Возвратясь, она была удивлена тому, что Джимми уже ушел.

– Как? Он что же, забыл про девичий пикник?

– Может быть, это я виноват, – сказал Джейми. – Он вдруг неожиданно объявил, что ему надо уехать в Белдингсвиль. Попросил прощения, что его с нами не будет. Словом, он, к сожалению, уехал… Но я тебе еще хотел показать вот что, – Джейми торжественно развернул перед ней два полученных письма.

– Мой мальчик, я всегда в тебя верила, я горжусь тобой! – проговорила миссис Кэрью.

Но Джейми показалось, что настоящей радости не было в ее голосе.