Текст книги "Без ума от истребителя (ЛП)"
Автор книги: Эли Хейзелвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Я прикусываю губу. Опять придётся его обманывать. Когда же ложь стала такой нестерпимой?
– Ты прав. Я была неискренна. Мы познакомились, потому что…
Он ждёт, не теряя терпения.
– Ты сертифицированный бухгалтер, Лазло. Ведёшь мою налоговую отчётность.
Он вздыхает. Качает головой, но улыбается уголками губ.
– Теперь я вспомнил, зачем мы были в том здании.
– Вспомнил?
– Угу. Проверяли твои налоговые вычеты.
– Совершенно верно.
Он смотрит на меня с весельем. Я отвечаю ему примерно тем же. И, когда напряжение становится невыносимым, я спрашиваю:
– Может ты, эм, хочешь поиграть в карты?
Он тотчас же откладывает клинок, будто заниматься чем-то вместе со мной – единственное, чего он хотел, и это…
Приятно, вроде как. Нечто совместное. Радостное. Совсем не то, чем я обычно занимаюсь днём, когда… возможно, я и не бываю одинока, но всегда сама по себе. А это нечто иное. Играть в карты с Лазло. Видеть, как он осознаёт: «Очевидно, мы оба очень конкурентноспособные». Смеяться.
Я сама могу наполнить жизнь смыслом. Сама могу найти повод для радости. Но в его компании испытываешь радость иного рода. Ощущение, что что-то надвигается. Как порывы ветра, поднимающиеся перед штормом.
Вполне возможно, что я, как и сказала аббатиса, всего лишь взбалмошная, легкомысленная девушка. Но впервые за почти полторы тысячи лет я забываю о времени и не испытываю желания выскочить наружу, как только садится солнце.
Глава 9
Лазло реагирует на толпы детей в костюмах, взрослых, сидящих на крылечках и раздающих сладости, и на тыквы с вырезанными лицами, отбрасывающие насыщенный золотой свет на окрестности, простым, невозмутимым кивком. Я не знаю, помнит ли он, что такое Хэллоуин, или думает, что это обычное дело в Вест-Виллидж, но он готов участвовать, и я не могу сдержать смех.
– Какие у вас острые зубы, – говорит он группе маленьких вампиров, которые протягивают к нему корзинки. А потом раздаёт им часть денег, которые я нашла в заднем кармане его джинсов перед стиркой – одни стодолларовые купюры.
Я беззвучно извиняюсь перед озадаченными матерями и спешно увожу Лазло прочь.
Мой вид, что неудивительно, является самым популярным выбором костюма в этом году. Я бросаю взгляд на Лазло, гадая, освежают ли эти костюмы его память, но всё, что он говорит:
– Я голоден.
Он съедает хот-дог. Затем яблоко в карамели. И ни разу не спросил, хочу ли я есть, или хотя бы откусить кусочек.
Думаю, он сыт по горло моим враньём. И предпочёл, чтобы я молчала, чем врала. Что я и делаю. Когда группа соблазнительных Лизунов8 пытаются пройти между нами, он хватает мою руку и притягивает к себе, и не отпускает, даже когда предсказательница будущего предлагает нам сделать расклад для влюблённых.
– Мы не пара, – говорю я как раз в тот момент, когда он важно заявляет: – Я мужчина, и я сам решаю свою судьбу.
Предсказательница многозначительно смотрит туда, где его рука сжимает мою.
– Неважно, – говорит она. – Ваши судьбы уже сплетены воедино.
Я хмурюсь и позволяю Лазло увести меня вперёд, наблюдая, как толпа меняется: на смену милым детям приходят взрослые в откровенных нарядах, пьющих сомнительный алкоголь из плохо замаскированных стаканчиков.
– Мне нравится, – говорит он, когда мы сворачиваем в узкий, полупустой переулок, чтобы избежать дальнейшей толкучки. – Будем делать это чаще.
– Хэллоуин бывает лишь раз в году, – говорю я, прислоняясь к стене. – К следующему ты вспомнишь достаточно о себе, чтобы провести его с… с теми, с кем ты обычно это делаешь.
Он смотрит сверху вниз, терпеливо и с улыбкой, скрестив руки. Шагает ближе.
– Просто скажи мне, Этель.
– Сказать тебе…?
– Кто мы.
Я слегка выпрямляюсь.
– Мы люди. Я думала, ты это знаешь.
– Кто мы друг для друга, – разъясняет он, с интонацией, которая говорит: «Давай, Этель, хватит тупить», и за которую я, наверное, должна бы обидеться.
Но я действительно туплю. А он на удивление терпимо относится к этому.
– Мне переформулировать для тебя, кто такие заклятые враги по работе? – спрашиваю я игриво.
Его улыбка только становится шире.
– Мне кажется, ты тоже устала.
– От чего?
– От этой лжи.
Я опускаю глаза на свои туфли. Поднимаю взгляд на него.
– Откуда такая уверенность в том, что…
– Я же сказал, Этель. Я знаю, что чувствую к тебе. И я знаю, что чувствуешь ты.
– И что же это за чувства…
Он наклоняется ко мне не спеша, так что я могла бы его остановить, если бы захотела, но мне не до таких мыслей – ни до того, как его губы коснулись моих, ни после. Я целовала и была целованной многими. Но никто из них не был, по своей первооснове, на молекулярном уровне, подобен мне. Никто, чьи прикосновения, запах и тело я изучала на протяжении столетий, в бесконечных боях и смертельных схватках.
Никто из них не был похож на Лазло.
«Пожалуй, в этом и вся проблема», – думаю я. Проведя столько времени на этом свете, редко испытываешь что-то новое. Но ничто не было так приятно, как нога Лазло, проскользнувшая между моих, припирая меня к стене. Как тепло его ладоней, обхвативших мою поясницу и затылок, чтобы притянуть меня к нему. Как его язык, не мешкая, скользнул по моему.
Я не в силах остановить нас. Вместо этого поднимаю руки, хватаю его рубашку и углубляю поцелуй. Прижимаюсь к нему всем телом и слышу, как он тихо и довольно стонет. Я трусь своим центром о его бедро, пока его прерывистое дыхание обжигает моё ухо, и он шепчет:
– Этель.
Это не моё настоящее имя. Не тот вариант, которое любит использовать Лазло, который помнит, кто я. И это наконец стало тем ведром ледяной воды, в котором я нуждалась.
Я отталкиваю его, уперевшись ладонями в его грудь. Он пятится, тяжело дыша, его лицо выражает смесь восторга и возмущения.
Черт.
– Нет, я… Нет. – Я качаю головой. – Так нельзя. Я не могу поступать так с тобой.
Он нахмурился.
– Тебе ничего не нужно делать. Действую я. По отношению к тебе.
– Ты… – Я хочу закрыть лицо руками от отчаяния. – Ты даже не помнишь, кто я. Ты забыл, кто ты сам. Это… Я же, по сути, вожу тебя за нос, и…
– Я в курсе. Ты чудаковатая. И совершенно не умеешь врать, и плохо хранишь секреты. Но мне плевать.
– А не должно быть. Ты не можешь соглашаться на отношения с человеком, который не был честен насчёт своей личности, и…
– Нет ничего такого, что я мог бы узнать ни о тебе, ни о себе, что заставило бы меня желать этого меньше. – Он говорит это надменно и уверенно, не оставляя места для споров.
Я это ненавижу.
К сожалению, я чувствую, что могла бы это полюбить.
Он снова подходит ближе.
– Я знаю, мы делали это раньше, Этель.
– Нет. Нет, не делали. С чего ты…?
– Твой аромат, твоя кожа, твои волосы – всё мне так знакомо, и всё запечатлено в моей памяти. И ты снишься мне – снится именно это. Столько снов, и все такие разные, мы, должно быть, делали это миллион раз, совершенно разными способами. Расскажи мне, что ты скрываешь, давай решим это, а потом повторим это ещё миллион раз. – Он замолкает, когда мужчина в маске пьяно спотыкается, забредая в наш переулок. – Не сейчас, – велит он незваному гостю, прежде чем снова повернуться ко мне.
– Вообще-то, сэр, – говорю я визгливо, паникуя и стремясь завершить разговор, – это место целиком ваше. Мы с моим другом как раз собирались расходиться.
Лазло закатывает глаза, но человек в маске Эдварда Каллена кивает в знак благодарности и подходит ближе.
И вот тут меня начинает что-то беспокоить. В его походке есть нечто странно знакомое. В лёгкости движений. В скорости…
– Это ты, – шепчу я.
Я едва успеваю оттолкнуть Лазло с дороги, прежде чем вампир, который два дня назад пытался меня убить, снова нападает на меня.
Глава 10
Я, пожалуй, переоценила свою удачу со смертью Вампира-Подростка-Отморозка. В этом плане хэллоуинская толпа – одновременно и благословение, и проклятие.
Плюс в том, что громкая музыка и веселье скрывают звуки нашей борьбы, так что никто не полезет вмешиваться и не погибнет случайно. Минус в том, что я осталась без поддержки. А это проблема: несмотря на первое впечатление, вампир, пытающийся меня убить, очень, очень сильный.
Когда мы встретились тогда, в Центральном парке, он, наверное, был либо ранен, либо голоден. Теперь он в форме, и я с трудом отражаю его нападение. Он атакует меня бесшумно и точно, без той неуклюжести, что была две ночи назад. Он не из моего рода, но с такой силой я должна отказаться от ярлыка Подростка-Отморозка и признать, что он как минимум мой ровесник.
Вот насколько равны наши силы.
Я бью его своим кинжалом, стремясь обезвредить его окончательно, и раздражённо рычу, когда он выбивает оружие. Мимо переулка проходит группа подростков, видит копошащиеся силуэты и издаёт вульгарные, похабные звуки.
– Снимите уже комнату, неудачники!
Да, со стороны может показаться, что мы целуемся, но я лишь хочу сбросить с себя этого вампира и проверить Лазло, который не поднимался с тех пор, как я оттолкнула его к стене.
Я собираю все силы и мощным толчком забрасываю Взрослого-Отморозка прямо в мусорный бак. Когда он не выскакивает обратно, я мчусь к Лазло, опускаюсь на колени и откидываю волосы с его лба.
Он без сознания, и у меня обрывается сердце. Я знаю, что это его не убьёт. Но он может забыть ещё больше о себе. Его разум так уязвим… ко всему на свете, и меня охватывает тревога, сожаление и чувство, очень напоминающего отчаяние.
– Ты как? – я трясу его без толку. – Лазло? Я…
Когтистая рука хватает мой свитер сзади и оттаскивая меня. Мир переворачивается, и спустя мгновение вампир нависает надо мной.
– Ты на моей территории, – рычит он, своими же зубами изодрав себе губы и язык. Его глаза почти полностью молочно-белые, за исключением одних лишь зрачков.
Я ошибалась. Он не юнец, и он не мой сверстник. Этот вампир как минимум на целое тысячелетие старше меня. Его сила безумна и невозможно её предугадать. Я понимаю это, когда он молниеносно впивается клыками мне в сонную артерию, и моя кровь начинает бить фонтаном.
Боль пронзает меня, и я издаю крик. Моя шея пульсирует, как в огне. Он просто пиздец какой древний. Вот почему ему так легко меня победить. Я пытаюсь сбросить его, но он намертво прижал меня к земле.
– Да что с тобой не так? – сердито шиплю я.
– Ты должна была уйти, когда был шанс.
– Пошёл ты. Я заняла это место первой.
Его улыбка клыкастая, как у акулы.
– И будешь последней.
Он распахивает свою пасть шире, смешивая слюну с кровью, когда наклоняется, чтобы снова впиться в мою вену, и…
Она отваливается.
Его голова, то есть.
Сначала она пошатывается на шее, свисает вперёд и катится прочь.
Вампир падает на меня липкой массой. Я отталкиваю его гибкое тело, чувствуя металлический запах крови, смешанный с прелым запахом мусора за нашей спиной, и поспешно вскакиваю, пока его жидкости не пропитали мою одежду.
– Какого… – И тут я замечаю, что Лазло очнулся. Стоит за обезглавленным Древним-Отморозком, с кинжалом в руке. Но он смотрит не на дело своих рук.
Нет: он смотрит на меня.
Я хочу сказать: «Спасибо». И: «Ты цел?» И: «Он ещё не мёртв. Мы должны выставить его на солнце».
Но свет в его глазах, новый и древний одновременно, подсказывает мне, что мои объяснения не требуются. Он уже в курсе. Убийство вампиров для него – второе амплуа, а может, и первое.
Я открываю рот, но сразу же закрываю, не зная, что сказать. Мне неожиданно хочется расплакаться, и я не понимаю, отчего.
Пока Лазло не произносит: – Этельтрита.
Моё имя. То, что дала мне мать. Наверное, потому, что тогда, тысячу лет назад, оно было на пике моды.
Это может означать лишь одно.
Вот почему я, не сказав ни слова, нападаю на Лазло Эньеди.
Глава 11
За столетия я сражалась с Лазло больше раз, чем могу сосчитать. Если в чём-то я и уверена, так это в том, что в физической силе и боевом мастерстве мы равны.
Поэтому непонятно, как могло пройти всего две секунды с начала моего рывка до момента, когда лезвие кинжала коснулось татуировки на его шее.
Да, он немного побит. Но и у меня всё ещё сильно кровоточит место укуса вампира, а это значит, что мы оба не в лучшей форме.
И вот я стою. Смотрю на него, приставив нож к горлу, без труда прижимая его крупное тело к стене. Наконец, мне предоставился шанс вырезать его из моей жизни раз и навсегда.
Свобода была бы колоссальной. Пройдёт, может, пятьдесят, а то и целая сотня лет, пока Гильдия не найдёт нового истребителя на наш род. Я получу десятилетия без необходимости оглядываться. Без переездов на другие континенты из-за раскрытого убежища. Десятилетия спокойствия.
И всё же, я медлю.
Сделай же это. Сейчас же. Он не тот человек, который храпел тебе на ухо в два часа ночи. Который сделал вид, что забыл правила криббеджа9, как только ты начала побеждать. Не тот, кто целовал тебя. Он бы не сделал ничего из этого, если бы помнил, кто ты. Ты ему отвратительна. Он ненавидит тебя. Его единственное предназначение – это уничтожить тебя, что…
Не объясняет, почему его взгляд внезапно стал таким мягким. Или почему вместо того, чтобы оттолкнуть меня или дать отпор своим оружием и использовать свою силу, он так ласково ко мне прикасается. Он поднимает руку, обхватывает моё лицо и нежно поглаживает мою скулу.
– Что ты…? – говорю я дрожащим голосом. И не могу закончить начатый вопрос.
– Этельтрита, – спокойно произносит он. Его голос не изменился с момента нападения, и всё же он звучит совершенно иначе. Он – мужчина, спасший мою жизнь два дня назад, целовавший меня, тот, кто убрал беспорядок, устроенный мной на кухне, но сейчас он нечто большее. – Если хочешь меня убить, я не буду сопротивляться. Но прежде мне нужно, чтобы ты сказала кое-что.
Я в полном смятении. Словно меня кружат с завязанными глазами, чтобы посмеяться над тем, как я спотыкаюсь и падаю на колени. Я точно что-то упускаю. И уж точно не знаю, почему позволяю ему придвинуться ко мне ещё ближе, когда из-за его собственных движений лезвие моего ножа впивается в его горло, рассекая кожу. Запах его крови обволакивает меня, искушающе сладкий. Его губы касаются моего уха, и он спрашивает:
– Как думаешь, куда я попаду после смерти?
И тогда я вспоминаю.
Глава 12
Его Превосходительство, Герцог Аурелио Корсини, был превосходным человеком, полностью соответствуя своему титулу.
И весьма эксцентричным. Я знала его примерно пятьдесят лет и поэтому ничуть не удивилась, что всего спустя три месяца после его кончины, дочери решили устроить бал-маскарад в его честь.
Без сомнения, именно этого он бы и пожелал.
Мы с ним впервые встретились, когда он был ещё ребёнком. Герцог возвращался из поездки по Апеннинам, путешествуя по тосканской деревне, когда на него и его свиту напала банда разбойников. Обычно я бы не вмешивалась в дела аристократии. Но наступили сумерки, и я была голодна. С самим домом Корсини мы не имели особой дружбы, зато эту конкретную шайку бандитов я откровенно презирала. Пытать почти двадцать людей с таким извращённым удовольствием было, мягко говоря, дурным вкусом.
В итоге я перебила с полдюжины негодяев, напилась их крови до самого пресыщения и, когда последнее обескровленное тело упало наземь, заметила, что не все из свиты герцога были так уж мертвы.
– Благодарю вас, – сказал мне юный мальчик, чей голос звучал поразительно твёрдо. Ему едва ли было больше семи-восьми лет. Он должен был бежать с криками в Тосканские холмы. Вместо этого он держал за руку быстро холодеющий труп своей няни. – Они очень плохо обращались с ней. Я рад, что вы их наказали.
Его рассуждения были логичными, а я была слишком сыта свежей кровью, чтобы волноваться из-за того, что меня раскрыли. В лунном свете я увидела блеск упрямых слёз в глазах мальчика, и прониклась к нему симпатией.
Поэтому спросила: – Хочешь, я провожу тебя домой?
– Пожалуйста, миледи.
И на этом всё. Когда я оставила его у ворот палаццо, он спросил, приду ли я к нему снова. «Пожалуйста», – добавил он, и только поэтому я дала обещание. Когда ему стукнуло пятнадцать, я навестила его, будучи уверена, что он забыл обо мне. Но он всё помнил и принял меня при своём дворе. Он никогда не требовал объяснений моим поступкам или моей сущности. Никогда не упоминал увиденное или то, что я оставалась неизменно молодой.
И всё же, он понимал, что я отличаюсь от него. Он задавал мне вопросы об истории и смысле существования. Он постоянно искал моей компании и возможности побеседовать. Он даровал дружбу и защиту, не требуя ничего взамен.
Это было освежающе. За все века нашлась лишь горстка людей, которым я показала свою истинную природу. Увы, сталкиваясь с реальностью бессмертия, люди либо начинали видеть в этом символ зла, либо требовали часть этого для себя. Но не герцог, который видел меня такой, какая я есть, и дарил только принятие, позволяя мне чувствовать себя чем-то большим, чем просто порождением чьих-то кошмаров.
Я любила его всем сердцем и знала, что мне будет его не хватать. Поэтому самым малым, что я могла сделать, – это было надеть традиционную маску Коломбины10, появиться на том чудном балу, который дочери давали в его честь, и наблюдать, как приглашённые напиваются вином, рассказывая непристойные байки о нём.
– Вы были лично знакомы с герцогом? – спросил низкий, итальянский, но с заметным акцентом, голос. Ещё один гость, приехавший издалека, чтобы почтить его память.
Я прислонилась к каменной стене в зале. Повернувшись, я увидела высокого, широкого в плечах мужчину, которого прежде не замечала. На нём были плащ цвета древесного угля, такого же цвета треуголка11 и чёрно-золотая маска «вольто»12, полностью скрывающая лицо.
Мой первоначальный инстинкт был необъяснимым, но предельно чётким: извиниться и уйти. Вернуться в таверну, где я уже решила остановиться на день. Но это был всего лишь инстинкт. Он был мимолётным, и я тут же его пресекла.
– Да, была. А вы?
Он кивнул, но сказал:
– «Друг моего друга» – вот более подходящее определение. Вы, видимо, знали его лучше меня.
Я улыбнулась, хотя сердце сжалось от печали.
– Он был добрейшим человеком. Большая редкость.
– Добрые люди?
– Доброта в целом.
Ансамбль, включавший лютню, клавесин и виолу, начал играть прекрасную, медленную композицию, явно приглашая гостей танцевать сарабанду13. Когда мужчина протянул мне руку, я удивилась и замешкалась. Мои танцевальные па, вероятно, устарели на пару десятков лет, и я вряд ли сумею подстроиться под других танцоров.
Зато герцог бы очень оценил и посмеялся над тем переполохом, который я собиралась там устроить.
– Прошу, – сказала я, улыбнувшись. И сразу стало ясно: зря согласилась. Но половина гостей уже была навеселе, и мужчина вёл меня уверенно, пока я не стала менее неуклюжей, направляя в нужную сторону. Однажды он даже схватил меня за талию, удержав от столкновения с девушкой в костюме Арлекина. Возможно, мне следовало бы ахнуть от такой наглости, но я не нашла в себе сил, чтобы возмутиться. А когда настала очередь другой пары выходить на середину, он тихо спросил:
– Герцог был вашим любовником?
Вопрос был немного неприличным, но я полагала, что мужчина перебрал вина или просто следует итальянской привычке совать нос не в свои дела. Так или иначе, я не обиделась. Мне нравился его низкий, хрипловатый голос, линия плеч и тихие вопросы. Настолько, что я поймала себя на мысли: Когда я в последний раз заводила любовника? Годы. Десятилетия назад. А когда хотя бы задумывалась об этом?
– Нет. Мы не подходили друг другу как пара. Он был для меня гораздо важнее.
– Друг не может быть важнее любовника.
Я повернулась, чтобы взглянуть на мужчину – бессмысленно, потому что я не видела ни малейшего участка его кожи, а значит, было невозможно прочесть его намерения. Более того, я не могла вот так взять и объяснить ему, почему герцог был такой особенной фигурой в моей жизни. Но я всё равно попыталась.
– Некоторые жизни проживаются в тени. Они незаметны для большинства. И когда встречается человек, который видит эти жизни в их истинном свете, признает их реальность, который напоминает, что в разных способах бытия есть своя ценность… Минута такого признания стоит больше, чем тысяча ночей рядом с любовником. Разве вы не согласны?
Пришло время снова нам выйти в круг, но мужчина застыл на месте, как только я сделала шаг. Даже когда я потянула его за руку, напоминая, что время выходить, он остался неподвижным. В тени маски его глаза казались тёмными и непроницаемыми.
– Вы в порядке? – спросила я.
Но он молчал и не шевелился. Спросил лишь:
– Где он, по-вашему сейчас?
– Кто?
– Герцог. Как думаете, куда он попал после смерти?
– Ах… – я прикусила внутреннюю сторону щеки, не зная, что сказать. Честно говоря, я была в полном неведении. Можно было бы подумать, что бессмертие даёт ответы о загробном мире, но это не мой случай. Я не знала, есть ли что-то после смерти. Если есть, сомневаюсь, что меня, проклятую, там примут. – Не знаю. Но сомневаюсь, что это важно.
– Сомневаетесь?
Я покачала головой.
– Герцог был добрым человеком, который заслужил любовь и благодарность многих. Он будет жить вечно благодаря воспоминаниям тех, кто его пережил. Я буду помнить его, пока жива, и пока он в моём сердце – он здесь. С нами.
Я улыбнулась мужчине, но улыбки в ответ не получила. А когда я снова отвернулась – он исчез, скрывшись в ночи.








