Текст книги "Хелен"

Автор книги: Элейн Каннингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Понимаю, – кивнул я.)

Она стояла, осматриваясь по сторонам. Входящие и уходящие посетители задевали и толкали её. Но она не обращала на них ни малейшего внимания. Подошел зазывала и поинтересовался, не может ли чем помочь. Впоследствии он признался, что сразу распознал в ней инородное тело, но так и не решился предложить ей уйти. Хелен лишь удостоила его мимолетным взглядом и больше в его сторону не смотрела. Тогда зазывала подозвал босса. Джо прекрасно помнил, как колотилось его сердце, когда он проталкивался сквозь толпу к этой женщине; точно он опасался, что при его приближении она растает в воздухе.

(Я сразу понял, что она не шлюха, – сказал мне Джо.

– Каким образом?

– Видел ли ты в Сан-Вердо хоть одну шлюху в белом десятидолларовом платьице и сандалиях, и – без макияжа?

Я признал, что не видел.)

Джо Апполони подошел к Хелен и спросил:

– Чем могу вам помочь, мисс?

Она смерила его взглядом.

– Это... ваше заведение? – Слова она выговаривала медленно, отвлеченно. Разговаривая с Джо, она обводила взглядом игральную залу и посетителей.

– Нет, не совсем. Я лишь один из владельцев. Меня зовут Джо Апполони.

Для Джо Апполони такое поведение было сродни подвигу – ведь было уже за полночь, а перед ним стояла женщина в сандалиях, дешевом платье и даже без макияжа. Насчет женщин у Джо был пунктик; он их классифицировал. Иерархия у него соблюдалась такая: его мать, святая женщина, помещалась на небесах; рядом с ней, будучи примерным сыном, он разместил ещё матерей нескольких ближайших друзей; затем – замужних женщин, всю жизнь соблюдавших верность мужу; потом шли "дамочки" – как замужние, так и нет, но, безусловно, не профессионалки. Все остальные относились к девкам и телкам. Среди девок на первое место он ставил шлюшек или потаскушек. Шлюшкой, в его понимании, могла быть и нормальная девчонка, и старлетка и даже замужняя женщина – лишь бы была охоча до секса и не стеснялась под любым предлогом просить денег. Ступенькой ниже располагались сучки, сявки и проблядушки, а на самом дне – курвы. Строгих границ, как видим, Джо Апполони не проводил, но различать женщин умел. Однако вот Хелен он классифицировать не мог. Когда же Хелен Пиласки, рассмотрев пеструю толпу, перевела взгляд на него, Джо, будучи натурой более чувствительной, чем Джонни Кейпхарт, покрылся холодным потом. Он вдруг ощутил себя жучком, наколотым на булавку.

( – Но это ощущение сразу прошло, – пояснил он. – Рядом с ней вообще все менялось каждую минуту. Я ведь уже говорил тебе про её лицо. Впрочем, ты ведь и сам видел. В одно мгновение рядом с тобой стоит самая прекрасная женщина на Земле, а в следующее – тупое, абсолютно не запоминающееся существо с пустым взором. Но вот, посмотрев на меня как на насекомое, она вдруг улыбнулась и заявила, что её зовут Хелен Пиласки. Ты ведь знаешь, каковы у меня требования к допуску женщин в казино. Никаких шортов, пляжных халатиков и легких платьиц – для этого рядом есть бассейн, терраса и лоджия. В казино у меня правила строгие. Женщина здесь должна выглядеть настоящей леди. Что же могло со мной случиться, коль скоро я пригласил эту куколку войти, да ещё и лично сопроводил её по всем залам, объясняя, как играть за тем или иным столом. Как будто она была Первой леди. Ты у нас парень башковитый – объясни мне.

– Нет, Джо, объясни мне сам.

– Ха, а ещё говорят – у тебя ума палата. Нет, дружок, ничего я тебе не объясню. Ты попросил меня выложить тебе начистоту все, что я знаю об этой женщине. Вот я и выкладываю.

– На что ты намекаешь? Что ты в неё втюрился, что ли? Любовь с первого взгляда?

– Не будь козлом. Я заправляю казино. Мне влюбляться не дозволено. Я рассказал тебе, как мы познакомились – вот и все.)

Возле столов, за которыми играли в кости, они с Хелен приостановились. Теперь они уже были центром всеобщего внимания. Глаза всех присутствующих неотрывно следили за Джо Апполони и Хелен Пиласки. Двое игроков приблизились и попросили, чтобы их представили. Джо их представил. Хелен спокойно взирала на них холодными синевато-серыми глазами. Одним из этих игроков был губернатор штата.

– Губернатор? – переспросила Хелен. – Так вы – глава этого штата?

– Да, моя дорогая, – прогромыхал губернатор. Особым умом он не отличался, но зато питал слабость к женщинам. – И я рад приветствовать вас в нашем славном обществе.

Хелен удостоила его удивленно-презрительным взглядом, потом вдруг резко отвернулась, как будто губернатора здесь и не было. Со стороны послышались смешки, и растерянному губернатору пришлось спешно ретироваться. Мне стало ясно, что на губернаторскую амнистию, в случае осуждения Хелен, рассчитывать теперь определенно не приходилось. Джо, пытаясь хоть как-то исправить содеянное, помчался за губернатором, лопоча что-то на ходу. Когда он вернулся, Хелен стояла за столом для игры в кости.

– Господи, – накинулся он на нее. – Ведь это был сам губернатор штата!

Пропустив эту реплику мимо ушей, Хелен спросила:

– Это ведь – очень простая вероятностная игра, да?

– Губернатор...

– Какое мне дело до вашего губернатора?

– А до костей вам дело есть?

– Меня интересует теория вероятности. Разве вы сами не находите, что это очень занятно?

– Надеюсь, вы мне не хотите сказать, что вы – подсадная утка?

– Утка?

– Ну да.

– А, понимаю. Нет. Не совсем.

– Откуда тогда вы знаете, что это – вероятностная игра? – спросил Джо. Ему следовало быть рядом с губернатором, вымаливая у него прощение, а не болтать про вероятность при игре в кости. Но он ничего не мог с собой поделать.

– Это ведь детская забава, да? Четверку можно выбросить тремя способами, а семерку – шестью, значит шансы составляют два к одному. А этот человек только что поставил три к одному. Пятерку вы набираете четырьмя комбинациями, а семерку – шестью.

– Значит, каковы шансы? – изумленно спросил Джо.

– Три к двум на пятерку, шесть к пяти на шестерку и шесть к пяти на восьмерку. Шансы в последнем случае одинаковы, но трое из четверых игроков ставят на шестерку и восьмерку по-разному. Почему?

– Плохо, когда люди жадны и умны. Эти же – жадны и глупы. А каковы шансы выиграть на девятку?

– Четыре способа против шести на семерку. Три к двум.

– Да, вас хорошо натаскали, – пробормотал Джо. – Весьма.

* * *

К нам присоединился Истукан Бергер. Его соломенные волосы были разделены пробором посередине, а пастельно-голубые акульи глазки уставились на меня без малейшей теплоты. Бронзовый загар превосходно смотрелся на фоне безукоризненно белого вечернего пиджака. Истукан держал нос по ветру и всегда одевался по последней моде. Костюмы он заказывал в нью-йоркском "Бруксе", а подгонял их ему лучший местный портной.

– Эта далласская стерва, – процедил он, обращаясь к Джо, – только что выписала чек на сорок тысяч зеленых. Эта сука весь вечер строит мне глазки и шлет записки. Словом, мне придется отработать наши сорок тысяч.

– Ах, как я тебе сочувствую, – ухмыльнулся Джо Апполони.

– Чек-то у неё хоть надежный?

– Да хватит тебе скулить. Старуха заработала право поразвлечься. Разумеется, чек у неё надежный. По-твоему, её муж согласится сгноить её в нашей тюрьме? Он попечитель баптистской церкви и к тому же состоит в совете директоров университета.

– Не понимай я фас, – прогундосил Истукан с сильным немецким акцентом.

– Если бы фрицы нас понимай, ф мире не было бы фойн, – передразнил его Джо. – Вы – максималисты. Хотите стать американцами, не прилагая ни малейших усилий.

Истукан кивнул. Потом вдруг спросил, обращаясь ко мне:

– Ты собираешься вызволить эту стерву, Блейк.

Джо Апполони пристально посмотрел на меня.

– Не представляю – как, – сказал я.

– Смотри – не слишком усердствуй, – недобро сощурился Истукан.

* * *

Пройдя со мной в свой кабинет, Джо предложил выпить чего-нибудь сладенького. Я не отказался. Наполнив две рюмки ликером, он закинул ноги на стол и, задумчиво глядя на меня, принялся потягивать золотистую жидкость.

– Что ты о ней думаешь, Блейк? – спросил он наконец. – Скажи, ты умный.

– О ком? О далласской стерве?

– К свиньям собачьим далласскую стерву! Я говорю про Хелен Пиласки.

– А почему ты считаешь меня умным, Джо?

– Как-никак, ты все-таки закончил колледж, получил юридическое образование. А меня вышибли из шестого класса...

– Мы про женщину говорим.

– Знаешь, в ту же самую ночь – или утро – я привел её в свои апартаменты. В четыре утра. Ты, знаешь, Блейк, я про женщин не сплетничаю. Мне такое не по нутру. Я тебе про неё рассказываю только в надежде, что ты найдешь, за что зацепиться.

– Так ты все-таки хочешь, чтобы я её вызволил?

– Да.

– Каким образом?

– Каким образом? Заладил тут. Черт побери, Блейк, если бы ты только знал, что это за женщина! Я привел её к себе в четыре утра. Я вывел её в патио и угостил сандвичем с ростбифом. Снаружи было прохладно, а воздух казался нежнее шелка. Тебе знакомо это ощущение – перед рассветом?

Я кивнул.

– Я попросил её рассказать о себе, и она сказала, что приехала из Чикаго. И все. Самое же поразительное было в том, что про меня она ровным счетом ничего не спрашивала. Но она все знала! Представляешь, Блейк? Она знала меня как облупленного!

– Продолжай.

– Хорошо. Я думал только об одном – я хотел, чтобы она всегда была рядом! В жизни ещё ни одна женщина так на меня не действовала. Да, она ещё сказала, что не замужем. Словом, я предложил ей поработать у меня зазывалой за две сотни зеленых в неделю. Плюс – куплю классные тряпки.

– Двести долларов – фантастическое жалованье для зазывалы.

– Да, но платил-то я ей сам, из своего собственного кармана. Я и Каттлеру с Бергером это объяснил. Какая разница? Куда мне девать такую уйму денег, Блейк? Моя святая мамаша – мир её праху – корячилась по пятнадцать часов в день, стряпая, моя, да ещё и убирая по ночам – чтобы её сынок превратился в игрального туза. На кой черт мне столько денег? На женщин? Это не по мне. Выпивка у меня за счет фирмы. В день я выкуриваю пять-шесть сигар. На друзей? Нет их у меня. Да и желаний-то никаких не было – пока я не встретил Хелен Пиласки.

– Она согласилась на эту работу?

– Да, ты сам знаешь. Проработала два месяца.

– Коль скоро мы играем начистоту, Джо, – сказал я, – ты с ней спал? Она была твоей девушкой?

– Ну и вопросик, Блейк!

– Я вовсе не развлекаюсь, Джо. Я пытаюсь кое-что понять.

– А я пытаюсь понять, как тебе ответить. Нет, она не была моей девушкой. Нет. Когда я ей был нужен, я становился её собакой, её рабом кем хочешь. Не знаю, как это объяснить. По-моему, мужчина ей вообще не был нужен, но меня она порой хотела.

– Хочешь, я пойду с тобой? – спросила она в ту ночь. Сам бы он предлагать ей это не решился. Не то, чтобы Джо было страшно; однако позднее он вполне понимал, почему Истукан боится её. Но тогда он сказал, что да, мол, хочет.

И они отправились в его апартаменты. По дороге не обменялись ни единым словом. Хелен сразу прошла в его спальню, задумчиво посмотрела на огромную кровать, скинула сандалии и – стянула платье. Под ним не было ничего. Как была, голая, прошагала к огромному, в полный рост, зеркалу и посмотрелась.

Затем вынула заколки и волосы рассыпались золотым каскадом по плечам.

– Тебе нравятся мои волосы, – просто сказала она.

И распростерлась на постели.

Глава шестая

Было довольно поздно. Клэр нацепила наглазники, я же лежал без сна, наблюдая, как бледно-серые пальцы рассвета царапаются в жалюзи. Клэр лежала напряженная и неподвижная, как бревно. Наконец это настолько мне надоело, что я не выдержал и взорвался.

– Хорошо, ты меня ненавидишь. Теперь можешь спать.

– Я не могу спать.

– Ты слишком много пьешь. Некоторые люди, напившись, засыпают. Тебя же спиртное бодрит.

– Иди к черту, – сказала Клэр.

– Очень мило с твоей стороны.

– Ты мне осточертел, – призналась Клэр. – С тех пор, как ты связался с этой дрянью, тебя не узнать. Ты просто озверел.

– Я вовсе с ней не связался. Мне поручили её защищать.

– Ах, какой подвиг! Может, наградить тебя за отвагу?

– Слушай, не приставай ко мне. Поспи лучше.

– Боже, как мне с тобой трудно, – прошептала Клэр. – То же мне, Перри Мейсон выискался. Ты же дальше собственного носа не видишь. Все в городе знают про эту сучонку – третьеразрядную шлюху...

– Замолчи, Клэр. Враждебность из тебя так и прет.

– И убийцу. Судья Ноутон...

– Господи, Клэр, неужели ты будешь оплакивать судью Ноутона? Пожалуйста – рви на себе одежды и посыпай волосы пеплом. К твоему сведению, ничего у меня с Хелен Пиласки нет. Я должен защищать её на суде и согласился взяться за её дело лишь по настоянию Чарли Андерсона и Джо Апполони. Как, по-твоему, мне себя вести?

– Брось это дело! Выйди из игры. Пусть она сдохнет. Есть ведь, кроме тебя, и другие адвокаты. – Клэр сорвала наглазники и уселась лицом ко мне. – Умоляю тебя, Блейк, сделай это ради меня.

– Почему? – захотелось мне знать. – Почему?

В ответ Клэр только затрясла головой и расплакалась. Я закрыл глаза. Пора и мне было поспать. Мне предстоял сложный день.

* * *

Я мерил шагами комнату для свиданий, нетерпеливо дожидаясь появления Хелен; когда же её привели, мои досаду и раздражение вмиг как рукой сняло. Хелен выглядела такой свеженькой и прелестной, что от одной мысли о том, что её неминуемо ждет смерть через повешение, у меня в душе заскребли кошки.

Я должно быть, переменился в лице, потому что Хелен спросила:

– У вас все в порядке, Блейк?

– Наверно.

В её голосе послышались участливые, даже заботливые нотки.

– Не волнуйтесь из-за меня, Блейк.

– Легко сказать, – фыркнул я. – У меня нет ни защиты, ни даже мало-мальски надежной точки опоры – ровным счетом ничего, что я мог бы противопоставить обвинению, а она говорит, чтобы я не волновался. Неужели тебе не страшно?

– Нет.

– Тебе безразлично, что тебя ждет смерть?

– Ну... пожалуй, да.

– Чушь собачья! Кто-то вбил тебе в голову, что тебя спасут от петли. Так вот, заверяю тебя...

Мои слова умерли у меня на губах. Я уселся за стол, а Хелен села напротив, внимательно глядя на меня.

– Что вы хотели сказать, Блейк?

– Тебе не отвертеться, – беспомощно выдавил я. – Если ты только не одумаешься и не начнешь говорить. Дай мне хоть что-нибудь. Любую зацепку. Господи, как мне не хватает хоть какой-то зацепки.

– Блейк, мне это безразлично.

– Но мне не безразлично! – заорал я. – Неужели тебе это не понятно?

Надзирательница просунула голову в дверь.

– Что-нибудь случилось, мистер Эддиман? Вы так кричали.

– Нет, нет. У нас все в порядке.

– Я буду снаружи, мистер Эддиман.

– Я знаю, спасибо. Если понадобится, я вас позову.

Хелен встала.

– Поговорим в другой раз, Блейк. Когда вы не будете так нервничать.

Я молча поднялся, проводив её до двери, но в последнюю секунду спохватился.

– Хелен?

– Что, Блейк? – спокойно спросила она, поворачиваясь ко мне лицом.

– Бергер сказал, что ты говорила с ним по-немецки... и очень хорошо.

Она вскинула брови.

– Какой Бергер?

– Новоорлеанский головорез из "Пустынного рая".

– Ах, да. Разумеется. Да, я что-то ему сказала.

– Откуда ты знаешь немецкий, Хелен?

– От дедушки. Он ведь у меня был немец.

Она подошла к надзирательнице, и они зашагали прочь по коридору.

* * *

Мэри Пиласки, мать Хелен, выглядела усталой, растрепанной и неряшливой. У неё были жиденькие седые волосы и унылые голубые глаза, утопавшие в морщинках. Кожа на шее висела складками, а ноги были сплошь испещрены варикозными венами. Я бы ей дал сколько угодно лет – от пятидесяти до шестидесяти пяти. Она была из тех женщин, что к пожилому возрасту бесследно утрачивают все, чем гордились в юности. В Чикаго она служила домработницей и хозяева отпустили её на два дня. Самолетом она никогда прежде не летала.

Первым делом, едва я её встретил, Мэри Пиласки пожаловалась:

– Ноги у меня, знаете ли, болят. Да и в самолете я едва не умерла от страха.

Я спросил, не хочет ли она перекусить или выпить кофе. Она согласилась, присовокупив, что не отказалась бы пропустить стаканчик. Я отвел её в бар.

– Что вам заказать, миссис Пиласки? – спросил я, когда мы уселись за столик.

– А вы часто летаете самолетами? – полюбопытствовала она.

– Да.

– Ох, и натерпелась же я, – пожаловалась она. – По-моему, Господь не зря противился тому, чтобы люди летали. Я ведь женщина набожная. Не судите обо мне по моей дочери. Мне, пожалуйста, виски с имбирной шипучкой. Только виски двойное, хорошо? Я вообще-то не пью, но очень что-то разнервничалась из-за полета.

– Двойное виски с имбирным лимонадом, – сказал я официанту. – И бурбон со льдом.

Она опорожнила свой стакан в два глотка, пояснив, что страшно хочет пить. Я заказал вторую порцию.

– Вы очень добры, мистер Индимен...

– Эддиман.

– Да, я так и хотела сказать. А за мою обратную дорогу вы тоже заплатите?

Я кивнул.

– Сколько вам лет, мистер Иддимен?

– Эддиман, – машинально поправил я. И ответил: – Тридцать семь.

– Извините, что я спрашиваю, но я гораздо старше. В том смысле, что имею право спросить...

– Да, разумеется, – отмахнулся я. – Можете задавать мне любые вопросы.

– Знаете, мистер Идни.. Энди... Моей дочери следовало бы выйти замуж за вас. Может, тогда в её жизни все вышло бы иначе. Но вы уже женаты. Я это вижу.

– Да, я женат.

– Так я и знала. Самые лучшие, они почему-то всегда женаты.

Допив вторую двойную порцию виски, которое мгновенно возымело на неё свое действие, миссис Пиласки расслабилась. в конце концов, не так уж часто ей выпадало сидеть в баре аэропорта города Сан-Вердо с молодым человеком, который платил за её выпивку.

– Знаете, мистер Аддиван, – заговорила она, доверительно наклоняясь ко мне, – я бы с удовольствием заглянула в одно из этих знаменитых казино. Я, правда, никогда в азартные игры не играла, но вот посмотреть бы хотелось... Что там у них внутри. Вы не думайте, я ни о чем не прошу. Деньги у меня есть. – Она раскрыла сумочку и извлекла из неё ветхий бумажник. – Вот, здесь пятьдесят девять долларов. Я не нищенка. А, знаете, бывают ведь люди, которым ничего не стоит за один вечер просадить в казино двадцать, а то и тридцать баксов!

Я кивнул и перешел к делу.

– А меня, миссис Пиласки, больше всего волнует судьба вашей дочери. Вы знаете, что ей грозит?

– Ее посадят в тюрьму?

– Она уже в тюрьме. Ее хотят отправить на эшафот.

– Что? – У неё отвисла челюсть.

– Ей грозит смертная казнь, – пояснил я. – Через повешение.

– Нет.. – миссис Пиласки криво усмехнулась, обнажив ряд неровных желтых зубов с зияющими между ними дырами. – Так только в кино бывает.

– И в нашем штате. Вам известно, миссис Пиласки, что ваша дочь застрелила человека?

– Я не желаю иметь с ней ничего общего! – вскричала вдруг её мать. Она проститутка!

– Нельзя так говорить. Вы нужны вашей дочери.

– А не кажется ли вам, что мне стоит выпить еще?

– Может быть, после ужина?

– Одну порцию.

Я заказал ей виски.

– Как, говорите, вас зовут-то? – вдруг спросила она.

– Эддиман.

– Ваше здоровье, мистер Эддиман.

– Ваша дочь хорошо успевала в школе? – спросил я.

– А?

– В школе. Она хорошо училась?

– Кто?

– Ваша дочь, – терпеливо повторил я.

– А почему, по-вашему, её оттуда выгнали, сучку эту?

– Я имею в виду её успеваемость, – сказал я. – Оценки по разным предметам.

– Она была безнадежна, – сказала миссис Пиласки. – Тупа, как пробка.

– Может быть, все-таки не совсем тупа? – пытался настаивать я.

– Сучонка бесстыжая... Послушайте, что я вам скажу, мистер Иддивен. Я это не каждому говорю, я – женщина гордая. Сейчас гордых людей мало, а я вот как раз такой человек. Но вы... вы ведь вроде врача, да?

– Ну, не совсем...

– В том смысле, что от вас дальше это никуда не пойдет.

– Да, можете мне доверять, – заявил я.

– Так вот, я не хочу, чтобы моя дочь, какой бы она ни была, оказалась на электрическом стуле. Зла я ей не желаю, нет, сэр. Но что еще? Ей было всего двенадцать, когда она позволяла парням щупать себя во всех местах за десять центов. И сама их щупала. Эх и драла же я ее! Кровища так и хлестала! Я ей говорила: прекрати, ты вырастешь дешевой блядью. И – вот видите, так и случилось! Она и стала дешевой блядью! Что делать-то?

– Расскажите про её отца.

– Мерзавец! Он бросил меня двадцать лет назад. Думаете, легко было растить её в одиночку? Нет, сэр. Жизнь – сложная штука, мистер Айзерман...

Она залпом осушила очередную рюмку и, громко икнув, спросила, не закажу ли я ей пива.

– От этой имбирной шипучки у меня жажда разыгрывается. А жажду лучше всего утолять хорошим светлым пивом, мистер Зандиберг...

Я заказал официанту стакан пива и спросил миссис Пиласки про книги.

– Она, должно быть, много читала? Брала в библиотеке книги...

– Читала, как же. Одни комиксы. Журналы ещё музыкальные листала. Много читала, ха! Говорят же вам – одни комиксы. Чего от неё было ещё ожидать.

– А ваш отец был немец? Или, может быть – отец вашего мужа?

– Что?

Я повторил вопрос.

– Слушайте, дорогуша, отца своего мужа я никогда в глаза не видела. Может, у него вообще отца не было. А мой папаша был украинец, который всю жизнь покорячился на сталелитейном заводе и отдал Богу душу ещё до того, как Хелен появилась на свет.

– Но ведь она говорит по-немецки?

– Она-то? Гы-ы! Я лучше говорю по-китайски, чем она по-немецки. Вы что, издеваетесь надо мной? Ни хрена она по-немецки не знает. Во, врунья!

Я встал.

– Я хочу, чтобы вы с ней встретились, миссис Пиласки, – твердо сказал я.

– Встречусь, – вздохнула она. – В конце концов, мать я ей или нет?

* * *

Я позвонил Джо Апполони и рассказал ему про Мэри Пиласки. Он взмолился, чтобы я не приводил её к нему. Он сказал, что с радостью даст ей на расходы пятьсот долларов, лишь бы только я сводил её в "Последний шанс" или в "Бриллиант".

– Да, она, конечно, старая развалюха, – сказал я, – но ведь все-таки она – мать. Где твои сыновние чувства? Что она скажет, если узнает, что Джо Апполони наплевать на мать Хелен Пиласки?

– Не мучай меня, Блейк. Любая мать достойна уважения.

– Разумеется.

– Ее наверняка окружат уважением – в тех домах, что я тебе назвал.

– Послушай, – сказал я. – Она алкоголичка, это верно. Но она нуждается в защите. Господи, есть у тебя сердце или нет? А ещё говоришь, что любишь её дочь.

– Ладно, пес с тобой, – вздохнул Джо Апполони. – Приводи её сюда.

Вот так случилось, что я привез её в "Пустынный рай". Джо, оглядев её снизу вверх, недоверчиво покачал головой.

– Ты уверен, что она – мать Хелен? – спросил он.

– Библия порой ставит под сомнение факт отцовства, – сказал я, материнству же никто ещё вызова не бросал.

– Ладно, не фига кичиться передо мной своим высшим образованием.

– Это её мать.

У матери уже давно пересохло во рту и она осведомилась, нельзя ли промочить горло. Ноги у неё болели, поэтому она уселась за стойку бара в казино. Выпила три порции виски с имбирным лимонадом, а потом попросила пива, так как во рту стало сладко. Джо вручил ей фишек на пятьсот долларов и она отправилась играть в кости, но почти сразу же поцапалась с крупье. Тогда мы отвели её за стол для игры в "блэк-джек", где Мэри Пиласки и спустила все, до последнего цента. Она выпила ещё несколько порций виски и отрубилась. Джо пришлось устраивать её на ночь в одной из своих комнат.

– Вот, значит, какая у неё мать, – сказал он.

– Да, – кивнул я.

– Просто не верится.

– Мне тоже, но она и впрямь её мать.

* * *

Я позволил Мэри Пиласки вволю выспаться и заехал за ней после полудня. Заказал ей обед, который она благодарно уплела. Выглядела она довольно помято, вся тряслась, глаза налились кровью.

– Мне здесь не нравится, – пожаловалась она. – Я домой хочу.

– Разве с вами дурно обращались?

– Нет, все было хорошо, но просто мне здесь как-то не по себе. Все смотрят. Может, я не очень хорошо одета, но ведь я гордая. Мне не нравится, когда на меня пялятся, как на кошачьи объедки.

– Прошу прощения, – извинился я. – Я надеялся, что вам здесь будет уютно.

– А мне обязательно встречаться с Хелен?

– Прошу вас.

– Что ей от меня толку? Да и мне что от этого будет? Только вспомню, как любила её когда-то, когда она была крошкой. А потом вдруг все пошло наперекосяк. Вот у вас, мистер Индимен, есть все: молодость, работа, богатство, положение. А у меня что? Ни черта у меня нет.

Не в силах слушать этот вздор, я поспешно расплатился, усадил её в свою машину и повез в тюрьму. По дороге меня стала бить нервная дрожь, а вот миссис Пиласки, напротив, сумела взять себя в руки, осознав, что встречи с дочерью избежать уже не удастся.

Сидя в комнате для свиданий, мы дожидались, пока надзирательница приведет Хелен. Когда Хелен вошла, мы с её матерью поднялись ей навстречу. Хелен смотрела на нас холодно и с некоторым вызовом.

Я переводил взгляд с неё на её мать, тщетно пытаясь следить за двумя женщинами сразу. Они не делали ни шага по направлению друг к дружке; просто стояли и смотрели.

Мне показалось, что лицо миссис Пиласки прояснилось. Посмотрев на меня, она кинула взгляд на свою дочь, потом снова повернулась ко мне.

– Это не моя дочь, – сказала она.

Мое сердце екнуло.

– Вы ошибаетесь, – сказал я.

– В своей плоти и крови, мистер Зайденберг? Держите карман шире. Вы бы узнали свою мать? Вот я узнала бы свою дочь. Нет, молодой человек, я не ошибаюсь.

– Посмотрите на нее! – рявкнул я. – Перед вами – Хелен Пиласки!

– Возможно, вы и правы, но это не моя Хелен Пиласки. Я же не говорила, что моя Хелен – святая, но она никогда не пошла бы на убийство. Нет, сэр. Нет. Да, эта девушка похожа на мою дочь, но она не моя дочь.

– Это твоя мать, Хелен? – спросил я.

– Вы же слышали, что она сказала.

– Она – твоя мать? – завопил я. – Да или нет?

– Господи, Блейк, не будьте же таким занудой. Чего вы добиваетесь?

– Ладно, – сказал я надзирательнице. – Хватит. Отведите её в камеру.

Хелен увели, а я остался наедине с миссис Пиласки, которая выглядела очень довольной и буквально пыжилась от гордости.

– Так я и знала. Мое материнское сердце чуяло, что Хелен – моя Хелен не способна на убийство.

– Но эта женщина и в самом деле похожа на вашу дочь, миссис Пиласки?

– Да, но это ничего не значит. Допустим, она похожа – и что из этого? Что это доказывает? Сотни женщин похожи на мою Хелен. Да моя Хелен скорее умерла бы, чем соорудила такую прическу, как эта лахудра. Моя Хелен и говорит иначе, и голос у неё другой, у моей Хелен. Да, сэр.

Я повез миссис Пиласки к Чарли Андерсону. О встрече мы с ним заранее не договаривались, поэтому нам пришлось проторчать в его приемной добрых сорок минут, после чего я заставил миссис Пиласки в его присутствии повторить то, что она сказала мне.

– Когда родилась ваша дочь, миссис Пиласки? – спросил он, глядя на копию анкеты Хелен, которую вытащил из ящика своего стола.

– Шестнадцатого сентября 1940 года.

– Где?

– В Чикаго, в больнице Святого креста.

– Есть ли у неё какие-нибудь особые приметы? Родинка, например?

– Да, на спине такая штуковина – в виде полумесяца...

Чарли Андерсон посмотрел на меня и задумчиво спросил:

– Ты купил миссис Пиласки обратный билет?

Я кивнул.

– Вот и прекрасно. Рад был с вами познакомиться, миссис Пиласки, сказал он, учтиво улыбаясь, как истый политик. – Мистер Эддиман отвезет вас в аэропорт.

Проводив миссис Пиласки, я вернулся к себе в контору. Поездка к Чарли Андерсону ничего не изменила. Я знал, что он скажет; знал я также и то, что встал на тропу саморазрушения – медленного, но неотвратимого, если у меня не хватит силы духа сойти с нее.

То, что влюбился я ни в кого-то, а в Хелен Пиласки, меня тревожило, но изменить хоть что-либо я был уже не в состоянии.

Глава седьмая

Сидя за туалетным столиком, Клэр разглядывала меня в зеркало. Я терпеть не могу, когда она это делает, и Клэр это отлично знает, ведь у меня возникает чувство раздвоения личности, такое ощущение, будто меня рассекли на две части, ни одна из которых точно не знает – что происходит с другой. Я знал, что в эту минуту Клэр разговаривает сама с собой, репетируя слова, с которыми вот-вот обратится ко мне. Я прошел в ванную, разделся там, вернулся в спальню и уже ложился в постель, когда Клэр наконец собралась с духом.

– Если бы ты только знал, как ты смешон, – начала она.

– Прекрати! – оборвал я. Все, что последует за этими словами, я уже знал наизусть. – У меня нет ни малейшего желания это обсуждать.

– Разумеется! – В следующую секунду её голос смягчился и в нем зазвучали молящие нотки. – Неужели ты не понимаешь, что у меня хватило бы мозгов понять, как ты... если бы ты просто, как и следовало от тебя ожидать, связался с нормальной женщиной?

– Что значит – нормальной? – не выдержал я.

– Блейк, ты сам отлично знаешь. Тебе тридцать семь лет. Половину своей жизни ты женат на мне. У тебя есть право взбрыкнуть, посмотреть на сторону. Неужто я слепая и не вижу, сколько хорошеньких женщин шныряют по Сан-Вердо? Здесь ошиваются толпы красоток, по сравнению с которыми я выгляжу дурнушкой. Я прекрасно понимаю, что и ноги у меня тонкие, и грудь слишком мала, да и веснушки по всему телу рассеяны. Что, по-твоему, я в зеркало никогда не смотрюсь? Поэтому я не стала бы тебя винить...

– Замолчи! – поморщился я. – Нечего мне объяснять, за что ты стала или не стала бы меня обвинять. И не занимайся кишкоедством. Я тоже тебя знаю и видел тебя голой не раз и не два. Ты красивая и умная женщина...

– Но не такая красивая и умная, как она.

– Кто?

– Все тебе надо разжевывать. Эта... Хелен Пиласки!

– Господи, Клэр, ну что ты несешь? Женщина сидит в тюрьме, в ожидании суда за убийство. За убийство – понимаешь? Неужели ты не можешь вбить это в свою... башку?

– Ты хотел сказать – в тупую башку? Скажи уж, не бойся.

– Не кричи – детей разбудишь.

– Ну и черт с ними!

– Успокойся, Клэр, – взмолился я. – Возьми себя в руки.

Несколько раз сглотнув, она медленно, с расстановкой произнесла:

– Я ведь не одна это знаю, Блейк. Весь город только это и смакует: как Блейк Эддиман влюбился в дешевую потаскуху, развлекающуюся убийствами.

– Не говори так!

– Ага, проняло, – торжествующе улыбнулась Клэр, упиваясь своим достижением. – Не по нутру тебе, когда её называют дешевой потаскухой. Может, назвать её тогда – дорогой потаскухой? Как-никак, сам Джо Апполони её обхаживал. А потом – Фрэнк Каттлер. Она соблазнила его в бассейне и отымела прямо там, в раздевалке...

– Это ложь!

– Да, разумеется. Бессовестная ложь. Только, кроме тебя, все об этом знают.

– А тебе кто сказал?

– Сам Фрэнк и сказал. Время джентльменов и отважных рыцарей, защищающих дамскую честь, прошло, мой дорогой. Если, конечно, вообще было когда-нибудь. Похоже, теперь вы одерживаете победы лишь для того, чтобы похвастать о них другим женщинам. Да, это так?

– Мне не нравится, что ты говоришь!

– Разумеется. Я твоя жена, Блейк. Мне-то хвастать нечем. Но ты посмотри на себя. Помнишь, как старый Бриско, аризонский миллионер, скончался от сердечного приступа? Он ведь тоже тогда влюбился в эту проститутку... Спроси кого хочешь, если не веришь.