Текст книги "Лесная ведунья. Книга вторая"

Автор книги: Елена Звездная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

И то верно.

И хоть неуютно мне было в положении таком, да и боязно, если честно совсем, да деваться… а куда ж тут денешься.

Вздохнув, вывела на листке «Кусты терновые», отложила перо, повернулась к аспиду, ладонь к его щеке приложила… кожа, хоть и матовая, страшная, угольно-черная, на ощупь как человеческая был, хоть бери закрывай глаза, да и представь себе на месте аспида человека какого, но глаза не закроешь.

– Смотри, – и я ближе к лицу аспида подалась, передавая ему видение, – Заповедной чащи у них нет, но у любой ведуньи сил хватит вырастить даже не куст – терновые заросли, а опосля обратить каждый лист в шип, и не простой – острию стрелы подобный. И ежели если процесс магией ускорить – каждый шип, от куста оторвавшись, как стрела и полетит.

И я передала образ, как из терновых зарослей вылетают словно черные стрелы тысячи черных треугольных острий, и вовсе не безвредных – такие кожу прорывают яд в нее впрыскивая, глазам вредят, руки ранят.

– Видишь, – сказала, все так же находясь близехонько, – и доспехи не спасут.

– А что спасет? – теплое дыхание аспида, губ моих коснулось.

Чуть не отпрянула, пугал меня аспид, до крику истошного пугал. Да не ко времени бояться, нам с господином Аеданом еще войну воевать.

– Нужно время угадать, – сказала я, и передала новый образ – как поднимаются из земли терновые ветви, как темнеют до темно-коричневого цвета, как становятся острыми колючки. – Вот, этот момент. Чтобы колючки созрели да опасными стали, на пару минут, лесная ведунья лишает влаги кусты терновые, в такой момент они уязвимы, и огня будет достаточно. Главное – время.

Аедан кивнул, но почему-то после получения образа, не в глаза мне глядел – взгляд его на губы переместился.

– Не туда глядишь, губами образ я тебе не передам, ты же не водяной, – сообщила аспиду. И едва синие глаза вновь в мои уставились, продолжила – Еще землю слушай, важно это. Время от времени опускайся на колено, ладонь к земле прижимай. Лесная ведунья, как поймет, что дело не чисто, она один из двух путей выберет – первый, живность лесную на тебя погонит. Стадом опасным, от него одно спасение – деревья. Второй путь – повернет русла всех родников леса, под землей прогонит, и тогда спасение – бежать, только бежать.

Я ровнее села, и сказала:

– Теперь руку дай.

Дал безропотно.

Я ладонь аспида на свою положила, второй накрыла, глаза закрыла и передала оба ощущения – первый, это когда земля дрожит, да дрожь иная, такая что по венам кровь быстрее бежать начинает.

– Это если животных призовет, – пояснила, все так же глаза не открывая. – А вот так будет, коли решит уничтожить водой.

Тут уже другая дрожь земли была, такая, от которой кровь в венах стынет, да так, что в ступор впадаешь, шевельнуться страшно.

Глаза открыла, на аспида посмотрела и спросила участливо:

– Все понял?

Аедан промолчал. Его ладонь все так же в плену моих была, вторая рука мой стул обвивала, стоял передо мной аспидушка на колене, взгляд в мои глаза, я тоже на него смотрю, ответа ожидаючи…

И тут откуда не возьмись дверь распахивается и появляется Водя.

– Весь, – начал гигант золотоволосый, порог переступая, – я тут…

И осекся на полуслове.

– Чего ты тут? – мгновенно заинтересовалась я.

Водяной почему-то промолчал, пристально глядя на аспида. Аспид тоже на него глянул, да так, что мне вдруг нехорошо стало. Холодком таким знакомым повеяло, а мне уже Гыркулы с головой после вот такого вот холодка хватило.

– Аспидушка, друг любезный, водяного не трогать! – потребовала немедленно. – Мне без него жизни нет, так что и не думай даже!

Изменился водяного взгляд, на меня он поглядел странно, изменился взгляд и у аспида – студеным стал. Ледяным даже.

– Еще что-то? – вопросил аспид, только странно вопрос прозвучал, как-то вконец холодно, аж озноб по коже.

– Да, – согласилась я, – учебник дам. Только еще об одном предупредить должна. Водя, я быстренько, ты садись пока где удобственно.

Водяной огляделся и сел. На кровать мою сел. Да на аспида от чего-то поглядел вызывающе. А у Аедана чуть ли не скрежет зубной, и ярость такая непонятная.

– Не отвлекайся, – попросила я аспида.

Руку его отпустила, ладонь правую опять к щеке приложила, подалась к чудищу и передала последний образ – древопад. Так, на случай всякий. Вообще то ни одна лесная ведунья в своем уме на такое не решилась бы – лес сильно страдает, деревья гибнут невосставимо, да только в Гиблом яру черт его разберет, решаться али нет.

– Треск, – прошептала я, передавая видением звук жуткий, да следом деревья падающие. – Страшный оглушительный треск. Верить мне хочется, что не услышишь его, да только… кто их, умертвий, ведает. Что мертво, то живое беречь не станет. Так вот, аспидушка, коли услышишь треск такой – беги. Назад беги, страшно это, да и пламя не поможет.

И тут я вот о чем подумала – аспид на бой ведь сам пойдет. Моровым, бадзулам да злыдням ничего не страшно, бестелесные они, а вот аспид…

Села я ровно на стуле, на Аедана глядя в задумчивости…

Правду Агнехран сказал, не осталось у меня ни амулетов, ни артефактов, а самой мне из леса выходить уж никак нельзя, от того… Короче – суровые времена требуют суровых решений.

«Леший» – позвала мысленно.

И едва друг верный ответил, попросила:

«Браслет на ноченьку одну отдай».

Браслет обручальный появился на столе моем тот час же. Второй все так же на руке моей оставался. Взяла я серебряный венчания символ, да и попросила у аспида:

– Руку дай.

Странно поглядел на меня Аедан, но просьбу исполнил мгновенно.

И защелкнула я серебро на черном запястье, попутно объясняя:

– Зов твой до меня не дойдет – иной лес, от того деревья не донесут. Но коли случится недоброе – злыдня шли, они быстрее всех будут. А я тебе так скажу – времени тебе даю до часу ночи, опосля…

– До трех, – вдруг воспротивился аспид.

Ну что ж с ним делать-то.

Глядя на угольно-черного аспида, что в сумраке избушки терялся в очертаниях, вздохнула и попыталась объяснить как дитю несмышленому:

– Аспидушка, родненький, ты пойми, пожалуйста, я в этот Гиблый яр за тобой прийти не смогу, и лешего не отправлю, опасно нам, понимаешь? Мне от того, что уж сунулась не так давно, теперь вот силы восстанавливаю, да выходит с трудом. А лешему в Гиблый яр путь заказан – там хозяйка его бывшая умертвием бродит, а между ведуньей и лешим связь особая, и коли призовет… тут и я ему не указ, понимаешь?

– Понимаю, – холодно произнес аспид. – Только до трех часов, хозяйка лесная, доверься мне.

Легко сказать «доверься». А как довериться, если и сама там поражение потерпела, да какое! Как вспомню, до сих пор слезы в глазах.

– Два с половиною? – попросила почти.

Усмехнулся аспид, да и сказал:

– Учись доверять, ведунья. Что-то еще сказать имеешь?

А что уж тут сказать?

– Учебник дам, отодвинься, пожалуйста, дай встать.

Аспид встал сам, но не сдвинулся ни на пядь.

Осторожно поднялась я, проскользнула мимо, пошла в учебниках нужный искать, а дело то не легкое. Долго искала, между тем у аспида с водяным разговор завязался.

Первым водяной начал:

– Два моста под контроль возьму, это не обсуждается.

– Твое право, – холодно ему аспид ответил.

– А с полуночи, как возвернутся волкодлаки с вампирами, уберу оба и твой прикрою.

Ох, Водя, ответственный совсем… совсем как я.

– Я бы не стал… – начал было Аедан.

– Ну раз не стал бы, то и не начинай, аспидушка, – попросила я, выудив, наконец, нужный учебник из-под самой нижней стопки. Далеко ж закинула.

На четвереньках выбралась из-за книжных нагромождений, встала, отряхнула плащ свой, под ним все так же сорочка ночная обреталась, волосы поправила, книгу от повреждений зачаровала, да и передала могучему аспиду. Тот молча взял, и деликатно промолчал, ничего не высказывая по поводу паутины на книге.

– А… это защита такая, – решительно соврала я.

Аспид покивал, тактично сделав вид, что поверил.

В избенке повисла неловкая тишина.

– Ну, так ты пошел? – невинно вставил водяной.

Я была полностью с водяным согласна, даже на дверь поглядела.

А аспид почему-то нет.

– Да времечко еще есть, я бы чаю выпил, – произнес он, и совершенно нагло, демонстративно и как-то даже по-хамски уселся на стул.

Мы с водяным переглянулись.

Неловкая тишина приобрела оттенок нервозности.

– Эмм, – проговорила я.

– Чаю?! – грубо вопросил водяной.

– Да, – невозмутимо отозвался аспид. – Чай – напиток, получаемый посредством заваривания или настаивания листьев, веток, цветов иногда ягод. Ты не знал?

По идее знал, но от чего Водя вдруг начал подниматься с кровати моей, да с видом устрашающей глыбы, я вот не знала.

– Чай так чай, – согласилась поспешненько. – Воденька, чай будешь?

Водя глянул на меня коротко, затем уставился на аспида и произнес:

– Чай, Весенька, наш гость возжелал, ему и нальешь. А для тебя, краса моя, я вино принесу. Хорошее. С выдержкой.

И тут в избе вспыхнула ярость. Да такая, что я на ногах едва удержалась – вот только источник определить не сумела, как ни пыталась. И на аспида уж глядела и так и этак, да только сидел он невозмутимой скалой, книгу листал, читал внимательно, словно и не слышал вообще ничего, в процесс изучения погруженный.

И вот его отрешенностью пользуясь, я и сказала тихохонька:

– Воденька, ты прости, пожалуйста, да только не дружу я с вином. Больше скажу – последний раз как медовухи выпила… так с одними портками и осталась.

Стыдно было признаваться, но Водя это Водя, он свой, а вот от аспида внимания к словам моим не ожидала вовсе, от того покраснела вся, едва Аедан на меня потрясенный взгляд поднял. И такой этот взгляд был…

– А ты не переживай, Весенька, я тебя и с портками, и без портков, все одно люблю и уважаю. Ты чай заваривай, с остальным сам разберусь, – и улыбка у Води была странная, и смотрел он от чего-то на аспида.

И аспид тоже на него смотрел, да таким взглядом пристальным, нехорошим.

Мне же… токмо признаться окончательно и оставалось.

– Воденька, не про мои портки речь, – стыдоба то такая.

Но коли первое слово сказала, за вторым очередь.

– Понимаешь, Водь, – я чайник взяла, поглядела на него, подумала, что помыть бы его пора, – алкоголь не мое это. Хмельная ведьма с меня та еще… Говорю ж тебе, когда последний раз медовухи выпила, с одними портками-то и осталась. Я как выпью, азарт такой просыпается – и главное везти начинает во всем вообще. И в карты, и в камушки, и даже на пари всякие. Неестественное везение. Вот в прошлый раз я всю таверну без портков и оставила. Кто был, тот стыдливо веничками прикрываясь и ретировался. А на таверну долговая расписка до сих пор где-то валяется. Так что чай, Воденька, чай он вещь полезная, а главное – не азартная.

Когда из избы за водой выходила, там тишина царила такая… потрясенная…

– Весь, – повысив голос, позвал водяной, – но я-то не азартный.

– Ох, Воденька, ты и портков-то не носишь, – отозвалась я по-глупости.

И тишина снова стала такая… опасная.

От того я и напряглась, и со ступеней не сошла.

Движением руки воду из бочки призвала, заклинанием чайник вскипятила, да опрометью в избу вернулась. А там водяной стоял, а аспид на него смотрел. И нехороший это был взгляд, ох и нехороший такой… Аспид на Гыркулу и то любезнее поглядывал.

– Так-так-так, – я быстренько заступила между водяным и Аеданом, на последнего посмотрела строго, да и сказала: – Водяной на моей территории под моей защитой. Вот только тронь, понял?!

Апид что-то точно понял, но, кажется, что-то не то.

Встал, громко книгу захлопнув, коротко кивнул, на прощание, и произнес:

– Благодарствую, хозяйка лесная, за знания, за откровенность, да за книгу твою. А вот чая уж не требуется… аппетит пропал.

– Так, а чай есть и не надо, его пьют, – как-то очень ехидно вставил водяной.

– Я в курсе, – пристально глядя на него, отозвался аспид.

Развернулся и вышел из избы, не оглядываясь.

Только вот дверью грохнул на прощание.

Когда отгремел грохот дверный, я сообщила водяному тихонечко:

– У аспида тема портков какая-то… очень личная, зря вообще сказала-то.

– Да нет, Веся, все ты сказала правильно, – поправив прядь моих волос и пристально глядя на дверь, произнес водяной. – Так что, чай?

– Да, – кивнула я.

Водяной за стол сел, я по избе побегала, собирая снедь, да заваривая чай травяной, бодрящий – этой ночью ни мне, ни Воде не спать.

Опосля на двор сбегала, отдала золото приехавшему с провизией Саврану, да наказала, что еще до заката привезти надобно успеть. И с золотистыми пирожками, что мне Уля, жена савранова, передала, вернулась к водяному.

Тот сидел, неторопливо помешивая чай, и пристально глядя на поверхность паром исходящую – работал. Мы с водяным всегда при деле, жизнь у нас такая.

– Проблема какая? – перекладывая горячие пирожки с корзинки в тарелку, спросила у Води.

– Да странность какая-то, – отозвался он, – по верху реки, у истоков, плот строят. Не нравится он мне.

– Где? – позабыв о корзинке, мгновенно заинтересовалась я.

Водяной поманил к себе, я, вместе с корзинкою, на колено к нему присела, в чашку заглянула, да и замерла потрясенно.

Строили не то чтобы плот – целый плотище.

Да не простой плот, а нежити оплот! Гнилью моренное дерево огнем обожженное устилали, а на берегу, среди скал – там исток реки водяного был, толпилась в клети да рычала нежить обозленная.

– Ох, ты ж Господня сила! – только и вымолвила я.

– И не говори, – задумчиво произнес Воденька.

– А я погляжу вам и вина не надобно, – раздалось вдруг от двери.

Водяной на голос аспида резко голову повернул, по лицу моему золотые кудри скользнули. Я волосы отвела, да и попросила:

– Не отвлекайся, а? Вот не сейчас только!

– Даже так! – и снова гнев такой, ярость душительная, губительная, уничтожительная…

Я аж вздрогнула!

Уж думала вскочить да ответа потребовать, но тут на плот тот, нечисть гнать стали.

– Воденька… – у меня голос сиплый стал, до шепота упал. – Воденька, что делать будем?

Делать то что-нибудь надобно было. Позарез надо было. Да только враг там действовал, куда моя власть не распространялась, а Водина еще силы не набрала. Самый исток реки, исток горный, там водяному силы не собрать.

– Ведьма! – вдруг ледяным голосом аспид произнес.

– Не сейчас, Аеданушка! – взмолилась, в чашку вглядываясь. – Ты проходи, на мое место садись, чай мой можешь взять, не пила еще. Пирожки вот есть. А меня не трогай, не отвлекай, пожалуйста, беда у нас, а как сдюжить не ведаю.

А тут и Води нервы сдали.

– То не твоя тревога, Веся, разберусь, – зло водяной произнес.

– Как?! – я вскинулась, в глаза его поглядела нервно. – Как справишься? Сам видишь, плот магией подпитан, а потому поплывет быстрее обыкновенного. И сдается мне – до полуночи тут будет. Как сдержишь ты его? В воду оборонить – скверна по воде твоей расползется, кто знает, чем то обернется, как бы кракены нежитью на поверхность не всплыли!

Водя зубами скрипнул, да и произнес:

– Я разберусь, Веся. Сам разберусь.

И от чего-то важно это для него так было, прямо как портки для аспида.

– Разберешься, – согласилась я. – Только к полуночи не вернешься, так ведь?

И спрыгнув с колена его, заметалась в тревоге по избе.

Молча аспид в избу мою вошел, молча на место мое сел, и глядел внимательно то на меня, то на водяного.

– И на помощь звать некого, – я остановилась, сжимая ладони, – ведьмы на горе закрылись, никто на помощь не явится. У меня метла есть, успела бы, туда и обратно успела бы обернуться до заката, вот только силы ведьминской во мне мало сейчас, восстановится не скоро, на пламя магическое не хватит, не сдюжу я.

И тут вдруг аспид речь молвил:

– По моей части огонь. Что случилось-то?

И посмотрел на не меня, на водяного.

А Воденька странно себя повел, усмехнулся и произнес елейно:

– А садись, аспидушка, на коленку ко мне, я и покажу, – и улыбнулся так… я и не знала, что водяной так улыбаться издевательски умеет то.

Да что ж это деется?!

– Водя! – воскликнула гневно. – Охолонись, будь добр! Одно дело делаем, одна задача у нас, и враг один, а других на ровном месте выискивать не надобно, итак хлопот полон рот!

И подойдя к аспиду, лицо его обняла ладонями, подавив дрожь неприятственную – боялась я его, несмотря ни на что боялась. Но к глазам синим змеиным нагнулась, да и выдохнула видение – и исток горный, и плот, и нежить, что гнали на него магическим путем. И кто там дело затеял поганое – оно не ведомо. Скрывался маг. Я там ничего увидать не смогла бы, не моя территория, а от воды маг держался далече, от того и водяному не увидать его было.

– Хм, – произнес аспид, едва я выпрямилась и ладони от лица его убрала. – Всего-то?

И тут Водя как скажет:

– Веся, сам разберусь, помощники не требуются! Особливо такие…

Но и Аедан в долгу не остался:

– Да, вижу я, что не тот с меня помощничек. Водяной то у нас явно особенный, только тех привечает, кто на коленку к нему запрыгнуть готов…

И задрожала изба моя, все вокруг задрожало…

– Воденька, будь любезен, охолонись, – попросила сдержанно.

Дрожь прекратилась.

Усмехнулся победно аспид, но затем посерьезнел и так сказал:

– Предатель у нас. В нашем стане. Среди своих. Ты, хозяйка лесная, правду сказала – плот тут к полночи будет, а первыми по реке два отряда идут – волкодлаки да вампиры. Анчутки и ауки за столом совещания не сидели, второстепенная роль у них, от того и решали сами мы все. Остаются те, кто знал – моровики, вампиры и волкодлаки. Предателя среди них искать надобно.

И на меня посмотрел вопросительно.

Но я тут не согласная была, вообще не согласная.

– Аспидушка, – сложив руки на груди, сказала тихо, – для любой нечисти – нежить прямой враг. Тут говорить не о чем – я за каждого кто на пиру был, ручаться готова. Но даже если предположить, на секунду единую, что прав ты, и среди нас предатель есть, то в чем мотив, вот главный вопрос.

Не сразу ответил аспид.

Сначала встал, на мое место мне указал, а сам сходил да и принес со двора табурет для себя, и чашку из шкафа достал, да и сел между мной и водяным уверенно. Я ему чай налила, блюдце с медом пододвинула, тарелку с пирожками.

Сидим, чай пьем задумчиво.

Тут Воденька слово свое сказал:

– Права лесная ведунья – мотива ни у кого из нечисти нет. Заповедный лес их последний оплот. Так-то лесов много, но нечисть любая природный баланс рушит невольно, и коли нет ведуньи-хранительницы, рано или поздно мертвеет лес с нечистью, то ли болотом станет, то ли замшелой топью. Нет, среди нечисти предателей не будет. Волкодлаки – тем Заповедный лес нужен пуще воздуха. Вампиры хоть и сторонятся, все ближе к людям селятся, а и они знают – случись что, только Заповедный лес и спасет.

Аспид на меня посмотрел вопросительно, но сказать я могла только:

– Воденька прав полностью. Да и закон у нас таков – кто на пиру побывал, да условия принял – тот в спину не ударит. Среди своих искать ворога смысла нет.

Помолчал аспид, помешал чай ложкой серебряной, да опосля и сказал водяному.

– Покажи.

И уж без ехидства, пододвинул Водя чашку свою, ладонью ее обняв, аспид склонился, вглядываясь. Я, не удержалась, поднялась, через плечо водяного заглянула и увидели мы.

Вот все разом и увидели, как вдруг воспылал плот с отравленной скверной нежитью ярким пламенем. Да так запылал, словно не просто занялся огнем – а стал им. Со всех сторон пламя вспыхнуло! Шипением оглашая те места, где плот с водой соприкасался. Яростно полыхало! Дико! Неистово! А затем метнулось огненной плетью пламя, и охватило валун темный, внушительный, уничтожая его, разбивая на осколки…

И когда опали те, мы все и увидели – пентаграмму алую, архимага, вскинувшего ладонь в защитном движении щит призывая, и… лицо мага того мне знакомо было сверх меры.

– Ингеборг! – воскликнула, глазам своим не веря.

– Что, знакомы хорошо? – с насмешкой вопросил аспид.

– Лучше, чем хотелось бы, – прошептала я, пошатнувшись.

Аспид неведомо как, но поддержать успел. Провел, усадил на стул, затем свое место занял. А я как села, так и сидела, на водяного глаза поднять стыдилась.

– Что, Весь? – тихо спросил Воденька.

Сглотнула ком в горле, и ответила тихо:

– То не на тебя, а на меня ловушка была…

– Уже легче, – утешил Водя. – Если враг известен – справимся.

Кивнула, да только… веры особой не было. Ингеборг сильный противник. Умный, хитрый, вдумчивый, да опытный.

«Леший» – позвала беззвучно.

Друг верный явился посередь избушки и пола, как обычно. Да заприметив, что гостей у меня изрядно, вылез весь, подошел, рядом со мной присел, посмотрел вопросительно. Я и рассказала всем троим, внимательно слушающим:

– Дело такое. Чаща моя затейница, узрев что и ведьмак и магистр Тиромир в деле размножательном бесполезны, улучив момент, когда оба меня атаковать хотели, обоих разом и лишила…

Тут покраснела я даже, да коли начала говорить, то продолжила.

– И лишила их на некоторое время, требующееся для восстановления, функций размножательных.

На миг порадовалась, что охранябушка оказался архимагом, да не простым, а самим Агнехраном – тот так не подставился бы. Вот, при желании большом, во всем что-то хорошее да найдется.

– Ингеборг того не простил мне, – продолжила, в чай глядя. – И этого не простил, и того, что по моему слову Славастену на горе ведьм заперли. Ну да то не беда, на моей стороне правда, ни Изяславу, ни Славастену добрым словом не помяну. А вот то, что чаща сотворила… Ингеборг не простит. И он умен – он две чащи ощутил, мою, да Гиблого яра на встрече нашей последней, вот и сопоставил… О мостах узнать так же мог – ведьмак, принц Анарион, под его приглядом сейчас, а ведьмаки как и мы, глазом птичьим поглядеть могут. И пусть к лесу моему близко не подобраться, да только мосты на реке и с высоты большой разглядеть можно, коли орла или сокола использовать. А еще…

И о том мне говорить совсем сложно было.

– А еще Ярина у меня слаба сейчас, от того скверна ей пуще всех грозит. А я в стороне не сталась бы, и не останусь, коли пострадает она. Умен Ингеборг, все просчитал.

И тут спросил водяной.

– Ингеборга сжечь сможешь?

– Он архимаг, – напомнил аспид.

Помолчали.

– К воде заманить могу, – задумчиво предложил аспид.

– Он архимаг, – вздохнул водяной.

Еще помолчали.

– Проклясть могу, – сказала неуверенно.

– Притопить, – тоже не слишком уверенно сказал Водя.

– Поджечь, – усмехнулся аспид.

А я точно знала того, кто смог бы не просто поджечь – а сжечь безжалостно, вот только… просить Агнехрана не стану, вовек не стану. И от серебряного блюдца, на которое смотрела, взгляд отвела. Да тут и заметила – аспид на меня глядит. Да так глядит, словно понял он и о чем мысли мои, и что о помощи следовало бы, да я просить не стану.

– На том и порешим, – решил Водя. – И отравлю, для порядку.

– Он архимаг, – ровным тоном вновь напомнил аспид.

– А я водяной, – очень недобро улыбнулся Водя.

Увы, но:

– Ты не первый водяной в его жизни, – тихо сказала я.

И поднялась, отойдя к печи. Постояла, касаясь ладонью холодного камня, и раз уж не было пути иного, рассказала:

– Долго, очень долго Славастена пыталась заполучить Ингеборга. Смелый воин, сильный архимаг, достойный мужчина – она была одной из тех, кто поставил всё на эту партию. Вот только не выходило ничего. Хороша была Славастена, всегда хороша была, красивейшая ведьма столицы, светская дама, во дворце королевском частая гостья, но не смотрел на нее Ингеборг. Долго не смотрел. И тогда решилась на хитрость Славастена, с водяным договорилась. И на пиру королевском выпил хмеля Ингеборг, да так захмелел, что проснулся поутру в постели чужой. И проснулся один, хотя точно знал – с женщиной ночь провел. От семени своего архимаг завсегда избавлялся споро, сразу по утру, али как завершит дело с удовольствием, а тут не успел. Не было дамы его рядом. Долго искал, весьма долго… а как нашел – поздно было. На последнем месяце Славастена была, и Ингеборг ее пальцем не тронул. Ее не тронул, а вот водяного нашел… И водяного не стало.

Под моими пальцами холодил ладонь камень никогда не топившейся печи, а я другое вспоминала – холод камня в цитадели, разъяренного Ингеборга, что меня тоже не тронул – женщина же, но Тиромир… «Как посмел?! Что удумал? Я за тебя слово королю дал! Я королю слово дал!» И с каждой фразой удар, удар, удар… Я выла, зажимая рот ладонью, а с губ Тиромира капала уже не кровь – сгустки крови. Он падал, он супротив Ингеборда не противник и тогда был, да и сейчас не стал, но все равно поднимался. Каждый раз поднимался, потому что за его спиной была я. И это Ингеборг слова «любовь» не ведал, а Тиромир любил меня… больше жизни любил… Да разлюбил.

Но то Ингеборгу было на руку – теперь то можно было сочетать сына браком с семьей королевской, однако некстати чаща моя вмешалась, сделав Тиромира временно небрачноспособным. Таким вот образом между троном и ним опять я встала. Ненавидел меня Ингеборг. Страшной, лютой ненавистью ненавидел.

– Чай пейте, хороший чай, правильный, – сказала мужчинам. – И спасибо тебе, аспидушка, выручил.

– Весенька, на что пойдет этот ирод, чтобы тебя уничтожить? – спросил Водя.

– На все, – шепотом ответила я. – Он пойдет на все.

И ведьмака я тоже вспомнила – у Ингеборга было два шанса к власти подобраться, первый – сына на принцессе женить, второй – Анариона на трон усадить. А я, стало быть, обоих неправящеспособными сделала…

– А почему же так? – спросил аспид.

Я вернулась за стол, чашку взяла свою, посмотрела на гада страшного да чешуйчатого, и ответствовала:

– Потому как, аспидушка, больше женщин и жизни, маги любят власть. А я Ингеборгу трижды дорогу к трону перешла. Когда Горичи прокляла, а он снять проклятие не сумел, и в немилость впал королевскую. Когда брак сына с принцессой старшей устроил, а Тиромир уже мне предложение сделал. Когда держал на коротком поводке принца-бастарда, да через него собирался страной править, а тут я со своим проклятием, да чаща моя та еще затейница…

Знала бы – остановила. Как есть остановила бы!

Но сделанного не воротишь.

Чай пили молча.

И я, и задумчивый водяной, и аспид, по лицу которого эмоции не прочтешь никак, никоим образом. Но едва поднялся водяной, последовал примеру его и аспид, обронив уходя:

– Поспала бы ты, хозяйка лесная.

Сон это хорошо, это правильно.

– Весь, – водяной на пороге обернулся, – там русалки платье твое свадебное отстирали, кикиморы зашили. Во дворе повесил, сохнет.

– Спасибо тебе сердечное, – поблагодарила с улыбкою.

Сон бы ко мне не пришел, да у лесной ведуньи иные сновидения и я погрузилась в жизнь леса.

Дел много было. Ярину проверила, на Лесю мрачно повзирала, предупредила обеих по поводу Ингеборга, опосля последила за тем, как аспид гонял лешего, который умаялся настолько, что клюку мою взял.

Устает мой лешинька быстро, слишком быстро, и раньше не смотрела на то, а сейчас… прав Агнехран-маг, леший мой слабее иных будет. И коли встанет на пути его иной, чем все закончится? А потом вот о чем подумала – я тоже любой ведунье и в подметки не гожусь, да и ведьмы посильнее будут, но вот она я, а где они? Справимся. Мы с лешим и не с таким справлялись, так что справимся, сумеем.

Заглянула к избушке Саврана. Ульяна жена его с детьми бродила вокруг избушки. Малыш сопел и причмокивал, молоко из подаренной архимагом бутылочки посасывая, а Луняша все тарабарила не умолкая, что вот бы к бабушке сейчас, там земляника поспеть должна, и малина уже налилась на кустах… Споткнулась Ульяна на ровном месте, ничего дочери не ответила, а сын знал. На маму глянул, Луняшу за руку ухватил и повел вперед, рассказывая, что вот батька вернется с ярмарки, и привезет ей земляники, обязательно привезет.

Шагнула я тенью призрачной, да и взрастила полянку земляники. Махонькую, всего шага в три шириной, но удержала соки земные, и расцвела земляника, ягоды выпустила, разнесся запах по лесу.

– Мамка, земляника! – Луняшка первая ощутила.

А я отступила молча. Приятно было на душе, что ребенка порадовала, а вот надолго ли? Рано или поздно узнает девочка, что нет у нее больше ни бабушки, ни дедушки… разве может со стороны Ульяны родственники остались. Хорошо бы, а то в одиночестве тяжело семье расти.

******

И тут ощутила, как по щеке провел кто-то ласково. Глаза открыла, да и улыбнулась – у постели моей, водяной сидел. Да не просто сидел, он с собой запах реки принес, тишину водной глади, спокойствие умиротворенное.

– От важных дел не отвлек? – спросил, едва на постели села.

– Не отвлек, – поправила волосы растрепанные. – Чай, волнуешься?

Водя не сразу ответил. Пальцы его коснулись руки моей, что на покрывале лежала, погладили, успокаивающе, а после, водяной сказал:

– Гиблый яр я могу затопить. Весь. За один день. Да не простой водой – ключевой, от серебряных рудников бьющей.

Только и выдохнула испуганно. Воденька мог, это я знала. Он простым водяным не был. Да только…

– Водь, родной, только ведь я его не погубить, а спасти могу, понимаешь? – прошептала, в голубые глаза заглядывая.

Голубые…

У водяного они как, по большей части зеленые, а как в море смотается да обратно – так вот такие, голубые становятся, как вода морская.

– Весь, – он пальцы мои сжал, – а помнишь, я тебе о чародейке рассказывал?

– Ну, рассказывал, – я руку отняла, обняла колени, угрюмо на водяного глядя.

– Об том, что дорога она мне была, рассказывал?

– Ну так, намекал, – мне этот разговор все меньше нравился.

Водя кивнул, затем ко мне подался, близехонько, как в те прежние времена, когда приставал каждый раз, как шла в заводь мыться, да и сказал тихо очень:

– Она мне дорога была, Веся, а тебя я люблю.

И показалось мне, что вся избушка моя пошатнулась. И я пошатнулась. И земля под ногами. Все пошатнулось, только Водя незыблемый был, сидел на краю постели моей, да смотрел прямо, так что и не отвертишься. А и надо ли?

Я взгляд отвела, сидела молча, на ладони свои побледневшие глядя.

– Я тебе душу открыл, Веся, от чего молчанием отвечаешь?

Что сказать ему?

– Водя, а ты ведь воду чувствуешь? – спросила, глаз не поднимая.

– Чувствую, знаешь ведь, Веся.

Кивнула я, с постели встала, и так как была, в сорочке ночной, лишь иллюзию на себя набросив, взяла Водю за руку, и повела за собой.

На дворе вечерело, Савран с мужиками телегу разгружал, вскинулся было мне что-то сказать, но я головой отрицательно качнула и промолчал купец. А Водя за мной шел, шел как привязанный, словно в поводу вела.

Я и привела.

К могилке привела. Над могилкой креста не было – Кевин не хотел, только цветы цвели весенние, пусть и среди сосен тяжело цвести им, но цвели. Всегда цвели.

Остановилась я, при виде могилы саморучно выкопанной, сердце сжалось, и не отпуская руку водяного, я сказала:

– Вот коли воду чувствуешь, то и увидеть сможешь, сколько я здесь слез пролила.