Текст книги "Восход черной звезды (СИ)"
Автор книги: Елена Звездная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Я резко опустила голову и увидела…
Храм.
Храм, в котором нас всех практически принесли в жертву сегодня! Увидела отчетливо и ярко, отмечая каждую деталь и едва сдерживая крик ликования, потому что… Потому что тут был тенге! И Рхарге! И ТаШерр!
– Динар, я прошу тебя, – вновь взмолилась Мейлина.
Она замерла в шаге от повелителя Далларии. А Динар… Динар стоял на коленях перед залитой кровью белоснежной шкурой, на которой совсем недавно сидела я. Рядом валялся окровавленный меч Мрано, висели уже не нужные бесполезные цепи.
– Сынок, – голос ведьмы Вишневого острова дрожал от несдерживаемых слез.
Рыжий, казалось, не слышал. Ничего не слышал. Он стоял все так же на коленях и смотрел туда, где совсем недавно была я… На его бесстрастном лице не читалось ни каких эмоций. В его серых глазах плескался океан боли…
"Динар!" – попыталась было закричать я.
Попыталась и не смогла. Мой рот словно был запечатан, из меня не вырывалось ни единого звука… Да и меня – не было! Я в ужасе осматривалась, но там, где должна была быть я, мои руки, ноги, тело… не было ничего. Я не была даже призраком… Меня просто не было! Не было! Исполненная ужаса, я метнулась к Динару и не смогла… Ничего не смогла. Я продолжала висеть в воздухе без возможности пошевелиться, обозначить свое присутствие, да даже перестать видеть и слышать…
Ошеломленная, потрясенная этим, я застыла, не понимая, что происходит. Что со мной? Что делать?
Вспыхнул портал – один из лесных орков привел маму и отца. Лориана, уже пришедшая в себя, с радостным возгласом соскочила с алтаря и бросилась к отцу. Король Оитлона даже не увидел этого…
Отец стоял и смотрел на пятно крови на белой расстеленной шкуре…
Он все понял с первого взгляда. Он понял – а мама нет.
– Лора, где Катриона? – дрожащим голосом спросила она, растерянно обнимая дочь.
Лориана замерла, затем неловко отступила. А мама…
– Джашг, – обратилась она к тенге, – а Кат она сейчас тоже из портала выйдет, да?
Ей не ответили. Никто не ответил. Мама переводила вопросительный взгляд с одного, на другого… все отводили глаза.
– Нет… – прошептала королева Оитлона. – Нет, пожалуйста… Нет!
Она заплакала, обессилено оседая на каменный пол… отец не
поддержал. Он словно оглох, а взгляд его все был словно прикован к мечу Мрано… с которого, застыв, уже не капала моя кровь…
И вдруг Динар произнес:
– Почему он унес тело с собой?
Его вопрос повис в воздухе. Повис без ответа.
– Это не логично, – продолжил правитель Далларии. – Все логично, а это нет!
– А то, что она убила себя ради сохранения твоей жизни, ты тоже считаешь логичным?! – прорычал вдруг Аршхан.
Динар даже не обернулся, но его плечи поникли.
Мне казалось, его боль я ощущаю всем сердцем, всем своим существом… Невыносимую боль, от которой хотелось умереть на месте, только бы не ощущать, как душа рвется на части…
Шенге почувствовал это. Он медленно подошел к Диару, коснулся его плеча и тихо произнес:
– Моя дочь отдала свою жизнь, чтобы ты жил. Это было важно для нее. Ты должен жить, Алое пламя, должен жить ради нее.
Лора, оставившая безуспешные попытки поднять маму, повернулась, посмотрела на Дианар, а затем, осторожно подойдя к нему, опустилась на колени рядом, коснулась его ладони и сказала:
– Мне нужен муж, Динар. Теперь, когда нет Катрионы и императора, альянс прайды… наш.
– Уйди… – прошептал он.
И Лориана мгновенно сменила тактику:
– Ее реформы, Динар, все, во что она вложила столько сил, столько души… Ты не можешь позволить всему этому погибнуть, Катриона не простила бы. Ты же знаешь, как это важно для нее, Динар!
Уничтожение парка, разрушение дворца – она так переживала о них, всем сердцем. Мне нужен муж, Динар, мы должны сохранить наследие Катрионы… ради нее… пожалуйста…
Он молчал.
– И перо Фахеши, Динар, – едва слышно прошептала она. – Ты подписал, помнишь? Если мы не поженимся, ты погибнешь.
И вот тогда Динар тихо ответил:
– Я уже мертв, Лора. Я умер вместе с ней. Я подох, с ее последним вздохом… А он не оставил мне даже ее тела, чтобы я мог его оплакать… Не-е-ет, кесарь забрал все!
– Динар…
– Уйди, Лора!
Она вздрогнула, а затем, едва не плача, простонала:
– Катриона меня бы не бросила, Динар… Оглянись, отец, кажется, совсем обезумел, он будет винить себя в ее смерти до конца жизни, она ведь предупреждала… а папа поверил кесарю, и вот итог… Отец не оправится, Динар, ни он, ни мама. А я, я ведь ничего не знаю, о том, как править, как управлять страной… целым альянсом. У меня никого не осталось кроме тебя, Динар, никого, понимаешь? Мне очень страшно. И этот титул императрицы… Пожалуйста, не бросай меня… Катриона бы не бросила, ты же знаешь. Динар, прошу тебя.
Боль!
Боль пронзила насквозь, я словно взорвалась изнутри!
Закричала, ощущая, что рот все так же скован! Забилась, пытаясь вырваться, спастись, выжить… И услышала ненавистный голос:
– Все, уже почти все, нежная моя.
Дрожа всем телом, чувствуя, как холодят кожу мириады бисеринок проступившего от неимоверного напряжения пота, я отстраненно ощущала осторожные прикосновения его губ, переходящие во властный поцелуй, и дышала, практически его дыханием, пытаясь успокоиться. Вдруг промелькнула мысль, что я как бы вообще не должна была в этом участвовать, учитывая, что вся моя магия осталась в моем Рассветном мире…
Родном…
А кесарь продолжал целовать – нежно, чувственно, уверенно, заставляя иссохнуть струящиеся по щекам слезы, заставляя вернуться в этот мир, заставляя забыть! И когда я внезапно осознала, что мне самым жестоким образом стирают память, первым порывом было вырваться, высвободиться из его объятий, с самого начала бывшими исключительно стальной хваткой… это же было и вторым порывом, и третьим, и четвертым… Но кесарь держал крепко. Пережидая истерику, подавляя сопротивление, вынуждая подчиниться.
Он просто был сильнее…
И когда пресветлый император Эррадараса отстранился и взглянул в мои глаза – слез уже не было. И сожалений. И чувства, что где-то там в другом мире случилось что-то непоправимое и это непоправимое моя смерть…
Повелитель Араэден улыбнулся мне, с нежностью, заботой и уверенностью, которая наполняла каждый его жест, и тихо сказал:
– Нежная моя, оглянись.
Словно во сне я медленно, будто околдованная, оторвала взгляд от него, повернула голову и потрясенно застыла… от нас до самого горизонта простирались не пески – простиралась цветущая степь! Зеленая, колышущаяся высокой травой и яркими цветами! Наполненная голосами и возгласами! Наполненная детскими криками! Детскими! Мой взгляд стремительно метнулся туда, где еще недавно лежали иссушенные ветром и солнцем останки… а теперь там были дети! Не человеческие, со странной желтовато-красной кожей, смешными наростами на головках, маленькими хвостиками, и почти без одежды, потому что последняя не ожила, что вполне объяснимо… Но дети! И они были совершенно и абсолютно живые! Мы оживили детей! У нас получилось! Мы…
А потом я поняла, что не только детей! Потому что со второго круга к ним бежали женщины. Тоже практически без одежды, в истрепанных лохмотьях, но живые песчаные демоницы! Они расхватывали детей, голося и не сдерживая слез… А по небу летели орлы! Огромные невероятно огромные орлы! Они летели к нам практически со всех сторон! И драконы… Сначала я подумала, что это тоже орлы, но это были… драконы… А потом я увидела бегущих строем по траве песчаных демонов! Они были огромны! Ростом превосходя кесаря на порядок! Их доспехи и одежда оставляли желать лучшего, но сам факт…
А потом до меня дошел этот невероятный факт…
– О, Великий белый дух, – потрясенно прошептала, осознавая, что оживить, похоже, получилось всех!
– Большинство, – насмешливо произнес император.
Переведя изумленный взгляд на него, я… я… я потеряла дар речи, и дар мыслить похоже тоже. Кесарь улыбнулся мне, обнял крепче, видимо догадываясь, что я нахожусь в полуобморочном состоянии, и пояснил:
– Большинство из тех, кого за истекший год уничтожили темные. Песчаных демонов, крылатый народ, орлов, уничтоженных морских драконов, горных, удалось даже поднять дриад. Затем направил зов. Все, кто способен прибыть быстро – сейчас стягиваются сюда. А тебе следует отдохнуть, нежная моя.
* * *
В спальню кесарь внес меня на руках, и я не возражала – сомневаюсь, что смогла бы сделать хотя бы шаг самостоятельно. Не закрывая портал, император бережно уложил на постель – рабыни появились тот час же.
– Отдыхай, жизнь моя, – произнес практически бог.
Улыбнулся моей ассоциации, развернулся и, оглянувшись еще раз
перед тем, как войти в портал, покинул меня.
Рабыни подступили неслышно, и неощутимо начали меня раздевать. Приподнявшись, позволила им снять с меня оба верхних платья, но едва дело дошло до нижнего, жестом отпустила. Девушки, совсем юные, каждая с тонким плетеным ошейником из черного металла на шее, поклонились и отступили. Затем мне принесли напитки и фрукты, разместили на прикроватном столике, и с поклоном практически растворились. Идеальные рабы. Ни звука, ни вздоха, ни запаха… как призраки.
Призраки…
Выпив стакан воды, я обессилено рухнула на подушки. Слезы душили, душа рвалась на части, сердце нестерпимо ныло… То, что в присутствии кесаря отступило на задний план, сейчас обрушилось на меня страшным осознанием – я умерла для них.
"Я уже мертв, Лора. Я умер вместе с ней. Я подох, с ее последним вздохом…"
И я захлебываюсь криком, уткнувшись лицом в подушку…
"А он не оставил мне даже ее тела, чтобы я мог его оплакать… Не-е– ет, кесарь забрал все!"
Кесарь забрал больше, Динар, гораздо больше, чем мы могли себе представить даже в самом кошмарном из сновидений! И пусть я была искренне рада, что удалось оживить песчаных демонов и тех гордых, могучих орлов, но… но ценой спасения его мира, была магия моего… Магия всех тех, кого безжалостно выпил кесарь. Безжалостно и без сожалений. Осуждала ли я? Сложно сказать. Скорее нет – ради Оитлона я поступила бы так же, но мне было больно за Динара и маму… за себя… за свой мир…
Я плакала долго, изливая свою боль и тоску…
А потом села, вытерла мокрое лицо, перевернула подушку влажным пятном вниз и…
И вспомнила о том, кто я!
Я Катриона Ринавиэль Уитримана, урожденная Ароиль Астаримана!
Я рождена и воспитана, чтобы править!
Я не сдаюсь, не отступаю и не проигрываю!
Никогда!
Поражение – удел тех, кто сдался! Я не умею сдаваться! Я не буду сдаваться! Я никогда не сдамся! Я найду способ и вернусь домой! И мне плевать какой ценой – я вернусь!
"Но если ты возродишь мою страну, способная моя, и пожелаешь вернуться… – пауза, пристальный взгляд в мои глаза, – обещаю – я открою для тебя путь в Рассветный мир." – один вариант возвращения у меня уже был.
Как истинная Астаримана я должна была бы заготовить еще один.
Но…
Кесарь оказался прекрасным учителем, лучшим из всех, и я запомнила его урок – одного плана для исполнения задуманного мне мало, требуется как минимум семь! Семь продуманных, четко выверенных, просчитанных до мелочей планов!
И магия, которую я себе верну. Еще не знаю как, но определенно верну!
И приняв это решение, я встала и отправилась умываться, чтобы по возвращению, сняв платье, лечь спать.
Потому как на завтра у меня были планы. Грандиозные планы.
* * *
А ночью случилось странное!
Я проснулась из-за невозможности повернуться. Почему-то я всегда сплю весьма подвижно, а не как подобает принцессе, но сейчас повернуться на другой бок не удалось. Я сонно возмутилась, меня, сонно же возмущаясь, отпустили… Странно. Повернувшись, я вместо одной из подушек, ощутила что-то из кожи… со странным мужским запахом, подумала, что проснувшись, поговорю со служанками по поводу использования кожаного постельного белья, вместо нормальной ткани и попыталась вновь погрузиться в волны спасительного сна, но… Но внезапно поняла, что это не подушка или одеяло… Это кто-то! Живой. Внушительно размера! Твердый и мускулистый!
И что-то мне подсказывало, что это кесарь!
– Исключительно из любопытства, а что именно тебе сейчас подсказывает, нежная моя? – раздался голос повелителя.
Что-то!
– Информативно, – усмехнулся он.
И обняв крепче, притянул к себе.
Я лежала, широко распахнув глаза и испытывая нарастающий шок. И шок достиг предела, когда пресветлый император, этой претемной ночью, проявляя преполнейшую наглость, прижался губами к моему плечу.
– Что, опять? – возмущенно воскликнула я.
Кесарь не ответил, явно пытаясь вновь заснуть.
– Ага, то есть больше никого оживлять мы не будем, так? – догадалась я.
Ответом мне было глубокое мерное дыхание императора. Спящего в моей постели императора! В моей постели! В моей спальне! Со мной и… и кажется совершенно без одежды!
– Исключительно из уважения к справедливости – спальня моя, кровать так же, на счет одежды замечание верное, – сонно произнес повелитель Эррадараса.
Мои глаза ощутимо округлились.
Но прежде, чем я успела не то что сказать – а даже подумать, кесарь жестко произнес:
– Нежная моя, я безумно устал. Для того, чтобы не подвергать тебя более участию в ритуалах возвращения утраченного, я вложил массу сил в произведенное восстановление жизни. Я измотан и неадекватен. Поэтому ради твоей собственной безопасности – просто спи!
Неплохо так!
– Мой повелитель… – начала было я.
– Моя повелительница, – хрипло прервал он, – умолкни!
И неожиданно поправ все свои заявления о том, что устал и хочет спать, кесарь приподнялся на локте. Его льдистые глаза слегка фосфоресцировали во тьме… а затем неожиданно полыхнули белым сиянием.
В тот же миг за дверью спальни раздался крик умирающего… Не громкий, сдержанный, наглядно продемонстрировавший, что погибший определенно являлся воином.
И на наше совместное пребывание в данной постели и данной комнате я взглянула под иным углом – защита?
– Да, догадливая моя, – усмешка, – ты будешь спать со мной, во избежание порчи дорогого мне имущества.
– В каком смысле «дорогого»? – тут же вопросила я.
– Как память о Рассветном мире. Спи, нежная моя.
И кесарь вновь расслабленно лег, собственническим жестом притянув меня к себе. Нет, я все понимаю – необходимость защиты и желание скинуть воссоздание империи на приволоченного из другого мира лично воспитанного управленца могут сподвигнуть на многое, но… Но будем откровенны, я не представляю отца, спящего совершенно голым в одной постели к примеру с лор дом-распорядителем! Это нонсенс! Это не нормально! Это…
– Это возмутительно! – прошипела взбешенная я.
– Что-то еще, дорогая?! – ласково поинтересовался кесарь.
От его ласкового тона я невольно содрогнулась и он не мог этого не заметить – заметил. И даже отреагировал успокаивающим поглаживанием по тому месту, где ранее у меня наблюдался внушительный живот, которого теперь не было. У меня вообще теперь много чего не было.
Внезапно за окном раздался еще один крик. Затем шум крыльев, рычание… тишина.
Я так понимаю, к охране возвратившегося домой пресветлого императора присоединились драконы? Что ж, теперь вполне объяснимо, почему кесарь столь старательно и ответственно подошел к оживлению своих сторонников, видимо ожидал нападения. Или нападений… Интересно, сколько самоубийц сегодня пытались избавиться от кесаря?
– Тысяча двести восемь, – любезно просветили меня.
Ого!
– А чего им неймется? – поинтересовалась я.
Нет, действительно, это казалось странным до невозможности. В принципе я понимаю стремление избавиться от кесаря, и даже одобряю, если быть откровенной, но рассмотрим ситуацию исключительно с разумной точки зрения – глупо нападать вот так с ходу. Гораздо разумнее и практичнее выждать некоторое время, пока в стане союзников кесаря начнутся разногласия, заручиться поддержкой готовых предать сторонников и уже после этого действовать.
– Мм, – скептично отозвался император, прижимаясь губами к моему плечу.
Нет, ну ни в какие ворота же!
И кстати о воротах – данный дворцовый комплекс возвели сегодня! То есть у нападающих ни планов расположения комнат, ни схемы жилых помещений, ни данных о расстановке стражников – ничего! Нападать сегодня – чистейшее самоубийство, и судя по тому, что самоубийц набралось уже свыше тысячи двухсот индивидов, Эррадарас меня откровенно пугает уровнем развития интеллекта у населения. Мне предстоит строить империю у идиотов?
– Твои рассуждения порой ставят меня в тупик, – сонно произнес кесарь.
Прижал крепче, скользнул губами по моей шее и добавил:
– Их попытка немедленного уничтожения обоснована, нежная моя.
– Чем же? – холодно поинтересовалась я.
– Дело в пророчестве.
– Что, опять?! – возмущенно воскликнула я, подскочив на постели и пребывая в полнейшем шоке.
Вмиг соскочив с постели, я остановилась в растерянности, обнаружив на себе вовсе не ту ночную рубашку, в которой ложилась спать. Но все это были мелочи! Совершенно не существенные мелочи!
– Какое еще очередное гоблинское пророчество?! – заорала я. – Вы издеваетесь?!
Вспыхнул свет.
Раздраженный, злой, невыспавшийся и да – совершенно обнаженный кесарь сел на постели, мрачно глядя на меня. И смотрел он так, что я мгновенно заткнулась, и даже неуверенно подошла к постели… вот только лечь так и не решилась и осторожно спросила:
– Возможно, будет лучше и приличнее, если я устроюсь… к примеру на кресле?
И указала на обозначенный предмет мебели, расположенный у небольшого круглого столика.
В следующее мгновение кресло перестало существовать, разметавшись по спальне мелкими клочками и щепками. Очень понятливая принцесса Оитлона тут же вернулась в постель. Свет мгновенно погас. Кесарь лег, собственническим жестом притянул меня к себе, и прижимая не в пример крепче, заснул.
Спрашивается – зачем я вообще вставала и поднимала тему переселения на другую мебель?!
К счастью император спал и никак на мои мысли не отреагировал.
Меня же сон совершенно покинул.
Некоторое время я молча лежала, разглядывая потолок, и пыталась ни о чем не думать, дабы не мешать его злейшеству почивать… Потом принялась считать… нет, не овечек – самоубийц. Насчитала еще пятьдесят четыре акта насильственного прерывания жизни и поняла, что сон меня все же одолевает, несмотря на пугающее соседство. Очень тесное соседство… совершенно лишенное одежды и определенно с ЭТИМ. Стоило подумать о кесаре – сон пропал снова. Скосив взгляд на спящего повелителя Эррадараса, вспомнила обнаженную блондинку в его спальне, и то как при моем появлении пресветлый облачался в халат, под которым явно ничего не было, и поняла, что видимо у элларов есть определенная склонность к наготе. И вот спрашивается, почему при столь явных склонностях одеяния их женщин скрывают вообще все тело, включая кончики пальцев?!
А потом на меня неожиданно снизошло – кесарь забыл свою возлюбленную в Рассветном мире! Точно! И как я раньше не подумала, блондинка осталась во дворце… Перед глазами пронеслась картинка моего гибнущего сада и разрушающегося дворца… И я поняла, что нет, не забыл – похоронил.
– Нежная моя, ты невыносима! – простонал неожиданно властитель Эррадараса.
А в следующее мгновение вновь ярко вспыхнул свет!
Ярче, чем в прошлый раз.
А после единым слаженным рывком, император Араэден переместился на меня, придавив всем своим телом к постели.
– Не всем, – насмешливо произнес он.
Проморгавшись, распахнула ресницы, с ужасом посмотрела на повелителя эллара и нервно уточнила:
– Это так же относится к мерам обеспечения моей безопасности?
Ответом мне была странная улыбка. А затем легко и естественно,
словно проделывал это множество раз… впрочем, явно и проделывал, жесточайший император Рассветного мира устроился между моих ног, и удерживая свой вес на локтях, ладонями обнял мое лицо. Моей реакцией на эту крайне недвусмысленную позу была мысль "лучше бы и дальше самоубийц считала" и нервный смешок, при отстраненных размышлениях о том, что кесарь крайне… эээ… своеобразно обращается с рабочими кадрами. И мне невольно вспомнились айсир Илери, айсир Девари, Хайто… Кстати тоже очень ценные кадры кесаревского государственного аппарата, взращенные и воспитанные лично нашим бессмертным.
– Еще одна инсинуация в подобном духе и это будет последняя ночь для твоего девичества, нежная моя! – холодно произнес пресветлый.
Проблема в том, что я даже ничего не говорила, а остановить мысленный поток было довольно проблематично, особенно в создавшихся условиях.
– Поверь, это вполне комфортные условия, – жестко усмехнулся кесарь.
Да верю я, верю, а теперь можно меня отпустить уже, дабы у меня не возникло более никаких инсинуаций и прочего… похоже явно относящегося к действительности.
– Кари.
Сказано было тихо, но угроза скрипела на зубах. И я затихла, стараясь вовсе ни о чем не думать.
Кесарь улыбнулся и произнес:
– Запомни, нежная моя, мысли – то единственное, что ты гарантированно можешь контролировать.
Хотела было возразить, но Араэден добавил:
– Мысли определяют сознание, сознание формирует реальность – контролируй мысли.
Затем глубоко вздохнул, придавив меня сильнее к постели, и приказал:
– Смотри на меня.
Я-то смотрела, но отдаленно промелькнула мысль, что смотреть в данном процессе дело вовсе не обязательное… Потом испуганно оформилась более четкая мысль "Это вообще что такое? Я в принципе управляющая, а не любовница! Я… я… я…"
Додумать не успела – льдистые глаза бессмертного мирового зла внезапно заискрились сильнее, словно каждая из граней кристалликов начала подсвечиваться серебристо-голубым сиянием, и это поглотило все мое внимание. Как завороженная я смотрела в его глаза…
Их сияние обрушилось на меня вместе с болью!
Дикой, изматывающей, ледяной болью!
Кажется, я закричала… Точно знаю, что пыталась вырваться, но кесарь был неумолим и держал крепко, не позволяя отвернуться, отстраниться, спастись… В какое-то мгновение крик оборвался, став хриплым стоном, тело утратило способность к сопротивлению, и только слезы струились по лицу, сползая на шею и там, проложив влажные дорожки, срывались на простыни…
Наверное, я умирала…
Но, честно говоря, меч Мрано, пронзивший меня насквозь, причинил гораздо, гораздо меньше боли. И ритуал возвращения к жизни сторонников кесаря тоже… А то, что происходило сейчас было мучительно, изматывающе больно… настолько, что у меня не оставалось сил даже на вдох…
Кесарь считал и эти мысли, сделал глубокий вдох и выдохнул в меня, заставляя легкие работать, но ни на миг, ни на секунду, не прекратил этой пытки.
Зачем?! Я просто не могла этого понять, и именно это непонимание вернуло к жизни. Да какого дохлого гоблина здесь происходит?! Это что, месть за то, что помешала его злодейшеству спать голым в моей компании и перестала реагировать на его убийственно ласковый тон?! Да я…
И боль перешла на новый уровень, совершив резкий виток!
Вот теперь я уже стонала не переставая, глухо и отчаянно, проклиная все на свете и собственно этот свет вместе с кесарем…
Свет, видимо оскорбившись, сменился совершеннейшей тьмой!
И я провалилась в нее, как в пропасть, всем телом ощущая падение…
А потом все закончилось.
Отдаленно, так словно это было не со мной и это ощущала не я, почувствовала, как кесарь поднялся и поняла, что моя ночная сорочка мокрая насквозь… И постель…
На этом какие-либо ощущения завершились.
* * *
Великий Араэден Элларас Ашеро из Радужного рода и рода Архаэров впитывающих силу, задумчиво смотрел на ту, что завладела всем его сердцем. Всей душой. Всем существом. Его Кари Онеиро, его звезда, его путь, его жизнь… Взгляд императора задумчиво блуждал по тонким чертам лица, изящному овалу, длинным черным ресницам, нежной белой коже, возвращался к нежным, манящим губам, вызывая очередной полный тоски и с трудом сдерживаемого желания стон.
Легкий перестук каблучков и в спальню властителя вошла Элисситорес.
– Сын? – вопросительно произнесла она.
Мимолетно взглянув на нее, он вновь вернулся к той, что держал на руках, пока рабыни бесшумно перестилали постель. Его пресветлая мать не произнесла более ни слова, и так позволив себе больше, чем когда-либо, допустив и вопросительный тон, и оттенок тревоги в несколько более быстрых, чем полагалось, шагах. Он понял ее вопрос, и ее намек. Проигнорировал.
Рабыни завершили приводить спальню в порядок и бесшумно исчезли.
Только после, Элисситорес решилась произнести то, что тревожило:
– Сын, ты назвал ее императрицей.
Она допустила паузу, затем добавила:
– Но эллар не делит темное время суток с супругой. Эллара не позволяет рабам слышать… что-либо. Ты назвал ее императрицей, сын, но позиционируешь как наложницу. Я твоя мать, я обязана сказать то, о чем шепчутся.
Араэден медленно перевел взгляд на Элисситорес, и произнес:
– Я назвал ее пресветлой Черной звездой, мать. Императорская чета? Хватит. Я уже был императором и здесь, и долгие триста лет в ином мире, подарившем мне мою нежную Кари Онеиро. Мою богиню.
Пресветлая, изумленными округлившимися глазами несколько секунд взирала на сына, а затем сдавленным сиплым голосом вопросила:
– Ты… ты не ограничишься рамками Эррадараса?
Он улыбнулся очередному подтверждению того, что был рожден поистине умной женщиной, и кивнув, подтвердил:
– Я исполню пророчество этого мира.
Элисситорес глубоко вздохнув, прошла к окну, взглянула на город, простирающийся у подножия возведенной сыном горы, и произнесла:
– С того самого момента, как ты впервые толкнулся в моем чреве, я ощутила это в тебе, сын. Мой муж и супруг требовал уничтожить отродье темных, но я чувствовала – ты не сын Архаэра, ты сын Эррадараса, земли светлых, ты тот, о ком поет ветер, о ком плачет дождь, для кого светит солнце… Оба наших солнца.
Величественно обернувшись, она взглянула на сына, на ту, что он держал на руках, и тихо спросила:
– Ты назвал ее богиней.
Император склонил голову, подтверждая.
– Ваши высокие отношения выше рамок и условностей супружеских традиций элларов?
Вновь кивок.
Эллиситорес приняла и этот ответ, затем произнесла:
– У меня много вопросов, сын, но ты измотан и устал, а крики, что наполнили дворец и были слышны всем, как я понимаю, не имели никакого отношения к долгу, что супружество налагает на женщину. И все же, я просила бы тебя быть… нежнее с той, что стала смыслом твоей жизни.
В его взгляде промелькнуло напряжение и великий Араэден холодно вопросил:
– Это заметно?
– Я твоя мать. Я помню, как ты смотрел на Элиэнару. Я никогда не смогу забыть то, чем это завершилось. И если бы я не связала твою жизнь с дыханием этого мира… – она оборвала себя на полуслове.
Но император все понял.
И тихо произнес:
– Ты никогда не говорила мне об этом.
Вновь повернувшись к окну, Эллиситорес едва слышно ответила:
– Твой отец… – она запнулась и тут же исправилась, – мой супруг горел желанием уничтожить тебя, едва узнал о том, что я понесла от темного. Не сочетай нас свет Эррадараса, он убил бы тебя еще в моем чреве… Но причинить мне вред он не мог и был вынужден ждать, когда ты покинешь мое тело. Много ночей я с ужасом думала о том, что подарю тебе жизнь лишь для того, чтобы он тут же отнял ее… И пресветлый супруг не скрывал этого, одергивая меня каждый раз, когда я прикасалась ладонью к животу, откликаясь на твои движения… Но я мать, ты мое дитя, и кем был твой отец, для меня уже не имело значения… Я долго искала способ защитить тебя. Долго и упорно. Мне помогли белые колдуньи, предупредив о цене ритуала. Это была непомерная цена для эллары, и сущая мелочь для матери, что желала защитить свое дитя.
– Вот как ты лишилась своей магии, – сдавленно произнес император.
– Да, сын, – она не обернулась, продолжая смотреть на залитый лунным светом город вдали. – На вторые сутки после ритуала, ты был рожден и он отнял тебя, едва ты огласил этот мир первым криком. Он позволил мне даже взглянуть на тебя…
Несколько секунд эллара молча взирала на раскинувшийся вдали пейзаж, затем тихо продолжила:
– Я не знаю, пытался ли он тебя убить… Сколько раз он пытался тебя убить… Запертая в своих покоях я молила вернуть мне мое дитя, но он оставался глух к мольбам, а без магии мне было нечего противопоставить моему жестокому супругу. И лишь согласием на рождение Эпионея, я добилась права хотя бы посмотреть на своего сына… Тебе было семь лет, ты уже доказал свое право на имя, данное тебе при рождении, ты даже не улыбнулся, увидев меня.
Некоторое время в спальне царила тишина, а затем Араэден произнес:
– Мне было почти восемь, я разнес половину дворца и вынудил того, кого был обязан называть отцом, выпустить тебя из заточения. Его сила уступала моей. Но его коварство – превосходило коварство темных в разы, и я понял это, когда увидел охранительный браслет на твоей руке. Браслет – прямое свидетельство того, что он получил желаемое. Был ли у меня повод улыбаться?
Эллиситорес промолчала. А затем, с несвойственной ей робостью, попросила:
– Расскажи, где ты был, расскажи о ней.
Легко поднявшись, император отнес свой дар иного мира на постель, бережно уложил, укрыл покрывалом и, глядя на бледную девушку, начал рассказывать:
– Они убивали меня долго. Слишком долго, испытывая на прочность и мое желание жить и способность этого мира удерживать искру жизни даже в самом искалеченном полутрупе. И как я понимаю, Эррадарас реагировал – всколыхнув все истинные народы, от песчаных демонов, до горных драконов. Это вынудило Араэна предпринять попытку избавиться от меня более кардинальным образом – они вышвырнули меня в другой мир. Это было… неприятно. Примерно так же, как трое суток беспрерывных попыток убить меня. Что такое истинная боль я узнал лишь в Рассветном мире.
Он усмехнулся и продолжил:
– Меня нашли Мейлина и Дарика, та, что стала мне второй матерью. Она владела магией исцеления, но магия ее мира не действовала на того, кто был сыном мира иного. К счастью, она оказалась умной женщиной и осознав бесплотность приносящих мне лишь боль попыток оживления, позволила моему телу восстанавливаться самостоятельно, поддерживая, контролируя, ломая кости в случае, если срастались неверно, вырезая органы, если те функционировали не должным образом, экспериментируя с пищей, подбирая ту, что нужна была мне. Прошло около года прежде, чем я смог начать ходить.
– Года? – воскликнула Эллиситорес.
– Да. В Рассветном мире я провел более трехсот лет.
Не удержавшись на ногах, пресветлая начала медленно опускаться, Араэден создал мягкое кресло прежде, чем она даже осознала, что может упасть. А затем вернулся к рассказу:
– Дарика вернула меня к жизни, но вернуть мне магию была неспособна, как впрочем и возвратить меня в Эррадарас. Несколько лет мы искали пути, но все, что она смогла, это произнести посетившее ее в трансе пророчество: "Когда в сердце твоем воцарится нежная страсть, отдавшей жизнь за любовь позволь дышать". Убийственное пророчество для того, кто поклялся более никогда не любить, не так ли?
