Текст книги "Шум и Шумок"

Автор книги: Елена Ильина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Катина минутка

Было воскресенье. Катя ушла со своим классом в театр на дневной спектакль.

Катина мама, Ирина Павловна, ждала её к трём часам дня.

И ровно к трём часам бабушка и мама приготовили обед, старшая сестра Таня накрыла на стол, а младший брат Миша, взобравшись на подоконник, стал смотреть в окно, хотя морозные узоры мешали ему.

Часы пробили три, половину четвёртого, четыре… День уже клонился к вечеру, а Катя всё не возвращалась.

Мама сидела за швейной машинкой и, время от времени поднимая голову, смотрела то на часы, то на окно. Миша устал стоять на коленках. Он слез с подоконника и подошёл к маме.

– Можно я покручу ручку? – спросил он.

– Можно.

И Миша принялся помогать маме шить.

За окном уже было темно. Горел, покачиваясь, фонарь. На синеве оконного стекла серебристо поблёскивали ледяные узоры. С утра они были похожи на листья и травы, а сейчас превратились в сплошное, очень мелкое кружево.

«Где ж это она? Что там с ними случилось?» – думала Ирина Павловна. Миша, стоя рядом, всё ещё крутил ручку швейной манишки.

Катушка наверху быстро вертелась, а иголка внизу старательно делала своё дело: прыгала и стучала, оставляя за собой на белой ткани прямую, ровную строчку.

– Ничего, мамочка, не волнуйся, – говорила Таня, перехватывая её тревожный взгляд.

Но сама она нет-нет да и поднимала голову от толстой книги, лежавшей у неё на коленях, поглядывала на часы и сердито пожимала плечами: «Ничего не понимаю!»

Устроившись в уголке дивана, Таня старалась вдуматься в то, о чём говорилось в книге. Но это было трудно. Строчки мелькали перед глазами, путаясь с мыслями о Кате.

«Неужели они так долго идут из театра? – думала Таня. – Нет, вряд ли! Что же могло случиться?»

Таня опять взглянула на мать. Мама, видимо, была уже не в силах продолжать работу. Она встала и пошла к окну, хотя за окном ничего нельзя было разглядеть.

– Ну что ты, мамочка? – ворчливо сказала Таня. – Я же тебе говорю, что ничего, ну ровно ничего с ними не случилось. Ты совершенно напрасно волнуешься.

Мама с сомнением покачала головой.

«А вдруг и в самом деле не напрасно?» – тревожно подумала Таня.

Постояв у окна, Ирина Павловна вернулась к своему столу и опять взялась за работу.

Несколько минут в комнате было совсем тихо. Только слышней был равномерный стук швейной машинки.

– Всё-таки это очень странно, – сказала Ирина Павловна. – Просто не знаю, что и думать…

Дверь тихонько приоткрылась. Мягко ступая своими тёплыми войлочными туфлями, в комнату вошла бабушка.

– Взгляни, Танюша, – сказала она, – который час. Не вижу без очков… пятый или шестой?

– Седьмой, – упавшим голосом ответила за Таню мать.

Бабушка так и села на стул:

– Седьмой?! Да что же это такое?..

Бабушка помолчала и опять спросила, шёпотом:

– Обедать будем сейчас или подождём ещё немножко? Третий раз всё разогреваю. Суп выкипел, второе перестоялось.

– Ну, давайте уж обедать, – сказала Ирина Павловна. – До какого же часа ждать? Все голодны.

– А папу разве не будем ждать? – спросил Миша.

– Папа же сегодня в командировку уехал, сынок. В Ленинград.

Все уселись за стол. В комнатах давно горел свет и казалось, что это уже не обед, а ужин.

– Почему это так? – говорил Миша. – Обещали по радио тридцать градусов, а дали только двадцать?

– Сколько было, столько и дали, – усмехнулась Таня. – Больше, наверно, не хватило.

Ирина Павловна ничего не сказала. Она прислушивалась к звукам шагов на лестнице за стеной.

– Ох, неспроста ребёнка так долго нет, – проговорила она словно про себя.

Миша с тревогой посмотрел на маму. Он знал, что когда мама или папа говорят про него или про Катю «ребёнок», то, значит, дело серьёзное.

– А почему Катя ещё не пришла? – спросил Миша.

Но мама была занята своими мыслями.

– Вот что, я пойду в театр, – сказала она, решительно вставая с места.

– В театре давно всё кончилось, – остановила её Таня.

– Ну тогда – в школу…

– Мамочка, да ты ведь простужена! – напомнила ей Таня. – И ты пойми: ребята могли разойтись по домам, даже не заходя в школу. Лучше позвонить по телефону.

– У Анны Сергеевны нет телефона, – сказала Ирина Павловна.

– Ну, тогда кому-нибудь из родителей.

– Хорошо. Позвони.

Таня стала перелистывать длинный зелёный блокнот, где были записаны по алфавиту номера телефонов всех родственников и знакомых.

Среди записей, сделанных папой, мамой и Таней, были написаны Катиной рукой телефоны некоторых её одноклассников. Таня сразу увидела фамилию, выведенную такими большими буквами, что она заняла целых две строчки: «Кузьминская Стелла». В скобках было написано крошечными, чуть заметными буквами «воображала», а рядом приписано – «бывшая».

Таня набрала номер.

– Это квартира Кузьминских? – спросила она. – Можно попросить к телефону маму… – И Таня чуть было не брякнула «бывшей воображалы», но тут же спохватилась: – маму Стеллы?

Ирина Павловна внимательно следила за выражением Таниного лица.

– Это вы? – спросила Таня. – Здравствуйте! – И она вежливо поклонилась, словно в трубке её видели. – С вами говорит сестра вашей дочери… то есть что я? Сестра вашей подруги… Ой, нет, простите! Сестра подруги вашей дочери. Вашей бывшей… Ой, нет, нет! Я совсем запуталась! Вашей Стеллы! Я, знаете, немножко волнуюсь! Мы все очень волнуемся. Скажите, пожалуйста, ваша девочка уже вернулась из театра? Да? Ах, вот как!..

Ирина Павловна увидела, что у Тани удивлённо-испуганное выражение лица.

– Спроси когда! Когда вернулась? – шепнула ей Ирина Павловна.

– Скажите, пожалуйста, когда Стелла вернулась? – повторила Таня, и лицо у неё ещё больше вытянулось. – Давно? Как давно? В половине четвёртого уже была дома? А вы не знаете, Катя Снегирёва пошла домой? Спросите, пожалуйста, у Стеллы.

Таня помолчала в ожидании ответа.

– Да-да, я слушаю, – сказала она опять в трубку. – Ах, так? Ну, спасибо. До свиданья.

Она положила трубку и посмотрела на мать.

– Стелла говорит… что Анна Сергеевна из театра привела ребят в школу…

– Школа же сегодня закрыта, – прервала её мама.

– Ну, к зданию школы, а оттуда они разошлись по домам.

Ирина Павловна побледнела.

– Что же теперь делать? – спросила она тихо.

– Может быть, Катюша зашла к кому-нибудь? – проговорила бабушка не совсем уверенно.

– Ну нет! – сказала Ирина Павловна. – Она же не маленькая, понимает, что её ждут дома. – Она минуту помолчала. Глаза её, не мигая, глядели куда-то в стену. – Нет, с ней что-то случилось!

– Ну вот, уже и «случилось»! – чуть ворчливо сказала бабушка. – Да ежели бы со всеми детьми каждый день что-нибудь случалось, так и взрослых бы на свете не было. Нет, мать моя, покуда нет пожара, в набат не бей. Думаешь, я детей не растила? Растить растила, а с ума не сходила. Да не тройку, как ты, а целых полдюжины. Все – сыновья, все – озорники… Один твой Сергей чего стоил!

Миша сразу обернулся:

– Ой, бабушка! Значит, наш папа озорник был? Расскажи, пожалуйста.

Бабушка сразу переменила фронт:

– Очень даже тихий был мальчик, серьёзный, послушный… Вам бы с него пример брать.

Миша с сомнением покачал головой. Ирина Павловна только усмехнулась.

Наступило долгое молчание. Каждый думал, где искать пропавшую Катю.

– Мамочка, не волнуйся так, – сказала наконец Таня. – Я уверена, что всё обойдётся. Но на всякий случай… можно позвонить в районное отделение милиции… или в детскую больницу.

Услышав слова «милиция» и «больница», мама забеспокоилась ещё больше.

– Подождём ещё немножко, – сказала она.

И все молча стали ждать, то и дело поглядывая на стрелки часов.

Мама нетерпеливо постукивала по столу концами пальцев. Картины, одна страшнее другой, вставали у неё перед глазами. Вот на улице толпа. Кто-то крикнул: «Под машину попала!.. Девочка…» У ворот больницы останавливается «скорая помощь». Выносят носилки… Белокурая, растрепавшаяся косичка свисает с носилок. Ручка в пёстрой варежке… Побледневшая щека…

А как всё хорошо, легко и светло было ещё сегодня утром!

– Ну сколько же ещё можно ждать! – почти с отчаянием сказала Ирина Павловна и вскочила, как будто не она сама предложила подождать ещё немножко. – Надо прежде всего обойти всех Катиных подруг.

Она решительно пошла в переднюю, Таня бросилась за ней, и в эту минуту раздался звонок. Ирина Павловна толчком распахнула дверь и отступила, приложив руки к груди:

– Наконец-то!..

Перед нем стояла её пропавшая дочка, закутанная, как эскимос.

– Где ты была? Что случилось?

Мама дрожащими руками принялась развязывать Катин платок, расстёгивать меховые пуговицы её шубки. Таня хмуро смотрела на неё издали.

– Ничего не случилось, – ответила Катя, не замечая, что Таня на неё сердится. Глаза у Кати так и сияли. – Мамочка, Танечка, бабушка, как интересно было! Если бы вы только знали! Герда нашла Кая! Он был в чертогах Снежной королевы! Ему хотелось сложить из льдин слово «вечность», но у него никак не получалось…

– Зато у тебя получилось! – сердито сказала Таня. – Целую вечность пропадала.

– Как это – пропадала? – удивилась Катя. – Где?

– А вот это тебя надо спросить! – всё так же сердито сказала Таня. – Не видишь, что на маме лица нет? Когда спектакль кончился? В два часа? А сейчас сколько времени? Иди смотри! Скоро восемь!

Руки у Кати опустились.

– Что ты? Неужели восемь? У нас, наверно, часы спешат.

– Нет, отстают на три минуты! – ещё резче сказала Таня. – Мы тут с ума сходили. Уж не знали, куда и бежать – в больницу или в милицию…

Катя испуганно посмотрела на Таню, потом на маму, на бабушку. Тут только она увидела, что все какие-то не такие, как всегда.

Бабушка смотрит на неё, укоризненно покачивая головой, а мама даже похудела и побледнела, как будто она была сильно больна.

– Ой, мамочка! – сказала Катя, поднеся обе руки к щекам. – Как же это так случилось?

– Тебе лучше знать, – ответила за маму Таня.

– Ой, мамочка! – повторила Катя, виновато глядя на Ирину Павловну. – Ну зачем ты так беспокоилась? Да ты подумай сама: ну что со мной могло случиться? Ведь я только на минутку зашла к Наташе – рассказать про Снежную королеву, про Кая и Герду… Наташа кашляет, и её в театр не пустили. Ну, я и зашла…

– «На минутку»! – грустно усмехнулась мама. – Знаю я твои «минутки». Уж чего я только не передумала…

Катя покраснела:

– То есть я хотела на минутку… А потом как-то забыла.

– Ну ладно, – сказала мама, – иди руки мыть и обедать.

– Я уже обедала, у Наташи…

– Ну, по крайней мере, хорошо, что ужинать не осталась, – сказала бабушка.

Катя ничего не ответила, только низко опустила голову. А потом пошла к себе в комнату и села на кровать. Ей было тяжело и горько. Как это она не подумала, что мама будет беспокоиться!

Катя уткнула голову в подушку. Никто к ней не подходил, ни о чём не спрашивал. А ведь так хотелось рассказать про всё, что было в театре, про Герду и Кая!

Вдруг кто-то положил руку Кате на плечо. Это был Миша.

– Расскажи про театр. Весело там было? – спросил он.

– Весело, – грустно сказала Катя. – И печальное тоже было. И страшное.

– Что ж ты не рассказываешь?

– Завтра.

Она быстро разделась и легла в постель. Больше ей ничего не оставалось делать. Но уснуть было невозможно.

Может быть, встать и пойти попросить у мамы прощения? Ох, как это трудно! Конечно, самое простое было бы написать маме записочку, как это делала Катя раньше, когда была маленькая, – ну, написать: «Мамочка, прости меня» или «Пожалуйста, не сердись, я больше не буду», потом подбросить записку маме, а самой спрятаться где-нибудь. Но теперь Катя уже большая, ученица четвёртого класса, председатель совета отряда. И это не по-пионерски – подсовывать записки и прятаться, вместо того чтобы просто и смело признать свою вину. Как это ни трудно, она подойдёт и скажет, глядя маме прямо в глаза: «Прости меня, я виновата».

Она встала, оделась опять и пошла к маме.

Мама и Миша пили за столом чай. Бабушка и Таня убирали на кухне посуду.

Катя остановилась на пороге. Если бы тут не было Миши, она сразу бы попросила у мамы прощения. А при нём было как-то неловко.

Но мама уже увидела её и всё поняла.

– Мишук, – сказала она, – отнеси Тане чашку, а потом иди спать.

Миша взял обеими руками чашку и ушёл. И тут Катя так и бросилась к маме и горячо, быстро заговорила:

– Мамочка, дорогая, честное пионерское, я никогда в жизни не буду тебя огорчать! Я сейчас думала-думала и решила: ничего себе не прощать. А ты прости меня! Пожалуйста, не сердись!

Вместо ответа мама взяла обеими руками Катину голову и поцеловала дочку в её неровный, неумело проведённый пробор.

– Верю, – сказала мама, – и не сержусь.

Мишины гости

Как на крыльях, летела Катя домой из школы.

Погода была чудесная. Сквозь незапылённую, свежую зелень листвы пробивался блеск солнца, синело небо. Листья трепетали все вместе, и каждый листок отдельно, сам по себе, как будто стараясь что-то рассказать своим шелестом, своим трепетным весенним шумом.

Завтра последний день занятий. Начнутся летние каникулы. А сегодня Мише исполнилось восемь лет.

Нет, всё-таки молодец Мишка, что родился в такой хороший день!..

Когда Катя подошла к дверям своей квартиры, там уже стоял какой-то мальчик, круглолицый, с белыми бровями и с веснушками на носу – наверно, один из Мишиных гостей.

– К вам уже можно? – спросил он у Кати, но решаясь, видимо, позвонить.

– Приходи в шесть, – сказала Катя. – А то, пожалуй, ещё ничего не готово.

Но Мишины гости, которых он пригласил за целую неделю до дня рождения, оказались крайне нетерпеливым народом. Хотя им всем было сказано русским языком, чтобы они пришли ровно в шесть часов вечера, стук в дверь раздался, когда ещё не было четырёх часов.

– Уже можно? – спросили за дверью.

– Ещё нельзя! – ответил Миша.

– А когда будет можно?

– Я же сказал – в шесть!.. Ой, ребята, что мне подарили! Целый набор столярных инструментов. Там всё есть – и пила, и молоток, и топорик, и рубанок, и эта… как её… стамеска.

– И всё настоящее?

– Ну да, как же! – сказал кто-то из гостей. – Игрушечное, конечно.

Миша обиделся.

– Нет, не игрушечное! Нет, не игрушечное! – закричал он. – Всё, хоть и маленькое, а самое настоящее. Пилу я уже попробовал: вот такую доску распилил!

– Взаправду пилит?

– Ого! Ещё как… Видишь, у меня уже палец завязанный?

После этого разговора мальчикам ещё сильнее захотелось поскорей попасть к Мише в гости. Один даже стал барабанить каблуками в дверь. И только когда Ирина Павловна, Мишина мама, выйдя на площадку, попросила мальчиков подождать хотя бы до пяти часов, если уж им так не терпится, – они послушались и ушли.

Без двадцати минут пять снова послышались за дверью нетерпеливые голоса:

– Уже можно?

– Ещё нельзя! – отозвался Миша через цепочку. – Ещё нет пяти часов. Подождите на лестнице.

Но тут в переднюю вошла мама.

– Какой же ты негостеприимный хозяин! – сказала она, стараясь говорить серьёзно и едва сдерживая улыбку. – Разве так встречают гостей?

И она открыла дверь. В переднюю ввалилась целая толпа Мишиных одноклассников. Бабушка, выглянувшая из комнаты, даже руками всплеснула:

– Гостей – со всех волостей!

А мама сказала нарочно громко:

– Добро пожаловать, дорогие гости!

Миша растерялся. Приглашая гостей, он не рассчитал, что для них потребуется так много места. В широком и длинном классе их было как будто не так уж много. А тут гости заняли сразу всю переднюю. Хорошо ещё, что на улице было тепло и они пришли без пальтишек, а то на вешалке не хватило бы места.

– Вы что же, – спросила мама, – сговорились прийти все вместе или случайно встретились возле нашего дома?

– Сговорились, – серьёзно, баском сказал маленький рыженький мальчик в вельветовых штанах и в рубашке с галстуком. И он сунул Мише в руки какой-то пакет.

Миша развернул и закричал:

– Ой, с карманчиками! Я как раз такой и хотел!

– Какие там карманчики? – спросила бабушка.

– Для марок, – объяснил Миша. – Альбом с карманчиками.

– А марки мы всем классом собирали, – сказал рыженький мальчик. – Одна наша девочка даже вьетнамскую марку принесла.

Миша бросился в комнату показывать подарок сёстрам – Тане и Кате, которые хлопотали у стола, расстилая длинную белую скатерть.

– Ну что же ты за хозяин такой! – сказала опять мама, ведя за собой Мишиных товарищей. – Гостей бросил, а сам убежал.

Миша растерянно смотрел на мальчиков, не зная, что ему с ними делать.

– Идите к нам в комнату, – предложила Катя. – Только ничего не трогайте из моих вещей. А то я вас!..

Мама укоризненно покачала головой:

– И ты тоже любезная хозяйка, нечего сказать.

Миша увёл своих приятелей, и они так дружно затопали, что на столе зазвенели чашки.

Через минуту из-за двери донёсся деловой стук молотка и повизгиванье пилы.

– Как бы они нам весь дом не распилили, – с некоторой тревогой в голосе сказала мама.

Катя осторожно приоткрыла дверь и заглянула в соседнюю комнату.

– Нет, ничего, – сказала она. – Распиливают крышку от старого лото. Такие смешные!

Она тихонько засмеялась. Сегодня её всё почему-то веселило и радовало.

Вместе с Таней она принялась раскладывать по тарелочкам угощенье, а бабушка и мама начали разливать чай.

– Ну что, как будто всё готово? – спросила бабушка. Она по-хозяйски осмотрела стол, посередине которого красовался большой, посыпанный сахарной пудрой пирог. – Пожалуй, можно уже и ребят позвать?

– Да, конечно, – ответила мама. – А то чай остынет. Танюша, позови их и посади.

Гости шумно расселись вокруг стола и вдруг почему-то притихли. Все опасливо посматривали на свои чашки чая и тарелочки со сладостями, но никто не начинал есть и пить.

– Ну, что же вы? – спросила Таня у мальчиков, видя, что они так ни к чему и не притрагиваются.

– Им горячо, – объяснил за товарищей Миша.

– Ну подуйте.

И Мишины товарищи, надув щёки, принялись так усердно дуть, что у всех покраснели уши. Это было ужасно смешно, и Катя невольно засмеялась. Мама издали, улыбаясь, погрозила ей пальцем. Но Миша немножко обиделся за товарищей. Свернув шариком серебряную конфетную бумажку, он бросил шарик в Катю, и сразу же ещё несколько бумажек полетело через весь стол.

– Это ещё что такое? – строго сказала Таня. – Прекратить сию минуту. Или мы попросим нашего уважаемого Михаила Сергеевича выйти из-за стола.

– Почему же меня одного? – спросил Миша и сразу замолчал. Он понял, что невежливо требовать, чтобы гостей выставляли из-за стола.

Звяканье чайных ложечек и звон чашек заглушили звонок в передней, – в комнату неожиданно вошёл папа. Он был в светло-сером летнем костюме, который особенно любила Катя. Пана всегда казался ей в нём молодым и весёлым.

Катя и Миша, словно сговорившись, разом вскочили и бросились к отцу.

– Поздравляю тебя, сынок, ещё раз, – сказал он. – Ну что, ещё не все пальцы отпилил? Вот и хорошо! И тебя, дочка, надеюсь, можно поздравить?

– Можно, – тихонько сказала Катя. – У меня все пятёрки.

Сергей Михайлович обнял Катю за плечи и вместе с ней подошёл к столу и громко сказал:

– Привет второклассникам!

Мишины товарищи молча обернулись. Должно быть, они смутились или не сразу поняли, что второклассники это уже они сами.

– Ну, кто из вас перешёл во второй класс? – спросил Сергей Михайлович. – Поднимите руки. А кто остался на второй год, пусть ничего не говорит и только отвернётся к окну.

И сразу много, много рук поднялось над большим праздничным столом.

К окошку не отвернулся никто.

Последний звонок

Класс, залитый весенним солнцем, блестел лаком парт. На столике Анны Сергеевны благоухали в кувшине свежие гроздья сирени.

Анна Сергеевна, торжественная, праздничная, в новом тёмно-синем костюме, слегка улыбаясь, обвела глазами своих учеников.

– Сейчас, дорогие ребята, – сказала она и взглянула на свои ручные часики, – прозвонит последний звонок… Последний в этом школьном году. А для выпускников это будет самый последний звонок в их школьной жизни. Скоро у них начнутся выпускные экзамены, но уроков уже не будет…

«Это про Таню и её одноклассников», – подумала Катя.

– И вот, – продолжала Анна Сергеевна, – мы с вами пойдём сейчас в актовый зал и простимся с теми, кто кончает нашу школу…

У Кати чуть ёкнуло сердце, словно ей нужно было прощаться также и с Таней…

Она с самого раннего детства не любила расставаний.

И сейчас ей было трудно расставаться с Анной Сергеевной.

Должно быть, и Анна Сергеевна успела полюбить свой класс, и ей было немножко грустно.

Она подумала, посмотрела в окно и в тишине опять зазвучал её голос:

– Мы с вами, дорогие ребята, прожили вместе почти целый год. И знаете, что меня особенно радовало? То, что между вами растёт, крепнет дружба. Я радовалась всякий раз, когда замечала, что вы готовы помочь друг другу и радуетесь успехам друг друга.

Анна Сергеевна опять помолчала.

– Дорогие мои девочки и мальчики, – продолжала она. – Вы уже пятиклассники, и я горячо поздравляю вас. Перешли вы все, и перешли хорошо. Многие из вас получат похвальные грамоты. Вы сами знаете, кто наши отличники.

Мы с вами расстаёмся, но не надо грустить. Я передаю вас в верные, надёжные руки учителей средней школы. И я надеюсь, что новые учителя будут вами тоже очень довольны.

«Учителя! – подумала Катя. – Как жалко, что Анны Сергеевны уже не будет у нас! И никогда уже не вернётся к нам Людмила Фёдоровна».

Катя невольно нагнулась над партой. Её соседка Наташа тоже опустила голову. Даже бойкая Ира Ладыгина и самые непоседливые мальчишки совсем притихли. У Анны Сергеевны тоже как-то особенно заблестели глаза.

– А теперь, – сказала она, – тихонько положите сумки и портфели в парты и постройтесь. Скоро пойдём…

Она снова посмотрела на свои часики и позвала:

– Катя Снегирёва!

Катя вскочила с места.

– Подойди ко мне.

Катя подошла.

Анна Сергеевна расправила уголок Катиного воротничка и сказала:

– Вера Александровна, директор, просит тебя выступить.

Катя даже немножко испугалась:

– Как это – выступить?..

– Сказать несколько слов своей сестре. Пожелать ей успехов… Но ты не волнуйся. Чем проще скажешь, тем будет лучше.

И не успела Катя подробней расспросить Анну Сергеевну, что́ именно ей сказать, как в эту самую минуту зазвенел звонок.

Кажется, никогда ещё не звенел он так долго и заливисто. Можно было подумать, что звонок знает, как значительно сейчас он звучит, и поэтому никак не может затихнуть…

Катя заволновалась ещё больше…

Ведь это не так-то просто выступить перед всей школой, да ещё так, сразу, без всякой подготовки!

Пока все в классе укладывали в парты свои сумки и портфели и строились, она думала: «Может быть, сбегать к Тане? Посоветоваться с ней?» Но спрашивать у своих всегда как-то неловко. Не спросишь ведь: «Таня, что мне тебе пожелать?» Она скажет: «Не надо ничего» или «Ни пуха ни пера». У Анны Сергеевны второй раз спрашивать тоже неловко, к тому же она уже занята – следит, как все строятся. Да она ведь уже сказала: «Чем проще, тем лучше»… Вот если бы можно было спросить у Людмилы Фёдоровны!..»

Кате всегда в трудные минуты вспоминалась её первая учительница, которая так неожиданно заболела в самом начале года!

И вот четвёртый «А» двинулся и зашагал по коридору, вверх по лестнице, всё выше и выше.

В зале перед сценой уже сидели самые маленькие – первоклассники. В руках у некоторых из них были большие букеты цветов.

За ними расположились ребята постарше – второй класс, третий. За третьеклассниками – ученики четвёртых классов «А» и «Б», а дальше и другие классы – постарше…

А на сцене за длинным столом, накрытым красной скатертью и уставленным цветами, уже усаживались учителя.

Внезапно наступила тишина. Пронёсся шёпот: «Идут!» – и в зале, а также на сцене, все поднялись и, стоя, захлопали.

В зал вошли девушки и юноши. Девушки были уже не в школьной форме – кто в летнем платье, кто в юбке и кофточке.

Катя на секунду привстала, чтобы разглядеть Таню. Вон идёт и она, вместе со своей подругой Лидой Новиковой. Таня ещё с косами, а у Лиды совсем взрослая причёска – высокая и пышная.

Услышав аплодисменты, ученики выпускного класса поглядывали друг на друга, не зная, что им теперь делать. Наконец зал утих, и они прошли на приготовленные для них места.

И странное дело, в эту минуту Кате почему-то стало жалко Таню. Может быть, потому, что скоро у Тани экзамены и она очень волнуется. Всё говорит, что провалится. Но Катя хорошо знает: Таня не провалится! Она будет целыми днями сидеть за книгами и тетрадями, будет всех дома уверять, что «ровно ничего не знает», а потом придёт с экзамена и скажет виноватым голосом: «Пятёрка…» Ей будет неловко перед всеми, что она так волновалась.

А тем временем с места встала Вера Александровна, директор, высокая, седая, гладко причёсанная.

– Дорогие друзья мои, – начала она торжественно. – Дорогие наши выпускники! Только что прозвучал для вас последний школьный звонок. Звонок этот возвестил не о конце сегодняшних уроков и не о школьной перемене. Он возвестил о большой перемене в вашей жизни…

Катя старалась сочинить в уме своё выступление, но сочинять было трудно – хотелось послушать, что говорит Вера Александровна.

Она сказала ещё о том, сколько замечательных людей вышло из стен этой школы, и закончила так:

– И я верю, что вам тоже предстоит большая, интересная, полезная жизнь…

«Дорогая сестра!» – начала Катя сочинять своё приветствие, но как раз в эту минуту с места встала завуч, Марья Семёновна.

Катя уже знала от Тани, что Марью Семёновну обычно боялись. Суховатая и резкая, она была грозой всей школы. И всё-таки ученики уважали её. А самые старшие, дойдя до последнего класса, начинали её крепко любить.

– Друзья мои, – начала Марья Семёновна. – Мне сейчас трудно говорить. Вы и без слов понимаете…

Она махнула сердито рукой и, вынув платок, протёрла стёкла очков.

И все её поняли и дружно захлопали.

Из-за стола поднялся старый учитель. Он подошёл к краю сцены и, опираясь на палочку, тихим голосом начал:

– Ну что же сказать вам? Я не умею красно говорить. Ведь я – математик.

И он должен был остановиться, потому что раздались аплодисменты, хотя он ничего ещё не успел сказать.

– Сейчас уже весна, – продолжал он. – И здесь тоже весна.

Старый учитель кивнул на школьный зал.

И ещё он сказал, что некоторые из его учеников хотят стать математиками и что он этому искренне рад.

«Он-то рад, – подумала Катя, – а вот им каково? Всю жизнь задачи решай! Нет, я бы ни за что не согласилась».

А между тем учителя один за другим вставали перед своими учениками.

И вдруг почему-то поднялась Вера Александровна.

– А сейчас, – сказала она, – мы приготовили для вас всех сюрприз. К нам в гости пришла наша бывшая ученица.

Дверь опять открылась…

– Ой, Катя, смотри! – дёрнула Катю за рукав стоящая рядом Ира Ладыгина. – Людмила Фёдоровна!

– Где?

– Да вон! Поднимается на сцену.

Катя взглянула и сразу узнала светлые тугие косы, уложенные на голове большим узлом. Ну конечно, это она, Людмила Фёдоровна!

От неожиданности Катя на секунду даже замерла. И вдруг весь четвёртый «А» сразу закричал и запрыгал от радости так, что Вера Александровна сердито постучала по столу:

– Тише! Четвёртый «А»!

И Анна Сергеевна, сидевшая у дверей, крикнула:

– Тише!

Но успокоиться было трудно. Катя тоже кричала, прыгала, хлопала в ладоши:

– Людмила Фёдоровна! Ой, Людмила Фёдоровна!

Катя сейчас не столько видела, сколько угадывала, чувствовала знакомую улыбку блестящих серых глаз. Стоя на сцене, Людмила Фёдоровна смотрела на сидящих перед ней школьников, чуть прищурив светлые, с чёрным ободком глаза. Во всей школе нет учительницы красивее и веселее Людмилы Фёдоровны! Правда, и Анна Сергеевна очень хорошая, но ведь Людмила Фёдоровна – первая учительница. А значит, и самая лучшая, самая любимая.

– Дорогие ребята! – начала она, когда четвёртый «А» наконец успокоился и притих. – И дорогие мои ученики! Я счастлива, что снова вернулась в нашу школу. В школу, где я и сама училась, и где учила свой класс, и где буду скоро опять работать. Учить грамоте новых первоклассников.

Четвёртый «А» опять бурно захлопал своей первой учительнице, но она подняла руку:

– Мне хочется сказать вот что: когда я кончала школу, одна первоклассница на выпускном вечере поднесла мне эту открытку… – И, вынув из сумочки открытку с нарисованными на ней яркими цветами, Людмила Фёдоровна громко прочла то, что было написано на другой стороне: – «Дорогая девочка, поздравляю тебя!»

В зале рассмеялись. Всем показалось смешно: учительница – и вдруг её называют «девочкой»!

– «Желаю тебе здоровья и счастья, – прочла Людмила Фёдоровна. – Ученица первого класса «Б» Лида Новикова».

«Лида? – удивилась Катя. – Вот странно! Танина подруга!»

– Мне бы хотелось, – сказала Людмила Фёдоровна, – посмотреть на маленькую первоклассницу, которая меня тогда поздравила.

И тут, смеясь и краснея, на сцену поднялась не маленькая первоклассница, а очень высокая девушка. Ростом она была выше Людмилы Фёдоровны на целую голову.

Все опять засмеялись, а Людмила Фёдоровна пожала Лиде Новиковой руку и отдала ей открытку – на память о том времени, когда Лида была ещё маленькая.

Лида хотела уже спуститься по лесенке со сцены и пойти опять к своим одноклассникам, как вдруг для неё тоже нашлась первоклассница, которая захотела её поздравить.

Девочка была похожа на большую куклу в школьной форме. В руках она держала букет:

– Я хочу сказать поздравление, – сказала она.

И все затаив дыхание прислушались.

– Дорогая девочка, – продолжала первоклассница. – Желаю тебе… в вашей будущей жизни…

Весёлый смех заглушил последние слова её «речи». Она спокойно посмотрела по сторонам и пошла на место, унося с собой букет.

– Цветы, цветы отдай! – закричали ей со всех сторон.

Девочка вернулась, сунула Лиде в руки цветы и убежала.

Катя тихонечко слезла со скамейки и прошла вперёд. Она чувствовала, что теперь уже совсем скоро придётся ей тоже выступать. И хотелось поближе пробраться к Людмиле Фёдоровне.

«Ну если первоклассница не побоялась, то мне и подавно нечего», – решила Катя.

И то, что рядом, совсем близко от неё сидела на сцене Людмила Фёдоровна, как-то успокаивало её и подбадривало.

А между тем на сцене уже стояла Таня.

«Ой, наверно, сейчас и мне придётся!» – поняла Катя.

Но вдруг, к своему удивлению, она увидела, что по лесенке поднимается с цветами в руках их маленький брат Миша!

Он подошёл к Тане и посмотрел на неё снизу вверх.

– Дорогая девочка! – сказал он баском и вдруг замолчал.

– Ну что, Мишук? – спросила Таня, не зная, как ему помочь.

– Я… – начал опять Миша, – я… я… я букет!

И он протянул Тане цветы, но не ушёл, а продолжал стоять, закинув голову, словно увидел свою сестру сейчас первый раз в жизни.

– Иди, иди на место! – донёсся шёпот со сцены.

Миша оглянулся, сказал спокойно:

– Отдал!

И, сообразив наконец, что больше от него ничего не требуется, пустился бежать.