Текст книги "Вдовья трава (СИ)"

Автор книги: Елена Воздвиженская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Эпилог

Через полгода наступила золотая осень. В один из дней перед крыльцом городского ЗАГСа остановилась чёрная машина, украшенная лентами и веточками деревьев с золотыми и красными листьями. Дверца машины открылась, и из неё вышла красивая, молодая женщина с длинными рыжими волосами и зелёными глазами. Руку ей подал высокий, статный мужчина в очках. Это были Злата и Тимофей. Свидетелем на их свадьбе был их давнишний враг и дразнильщик Витька. Правда, он был ещё с палочкой и чуть-чуть прихрамывал, но это совершенно не портило его. Он был в форме лётчика, а рядом с ним была его красавица-жена Рита. А на фоне этих двух прекрасных пар стояла золотая осень. Была та пора, когда родилась на свет Злата. Разноцветные листья, кружась, опадали на землю.

– Ну вот, – сказал Витька, – Золотая Злата выходит замуж во времена золотой осени. Видишь, сколько золота рассыпала тебе под ноги природа?

Он обвёл руками парк, посреди которого они стояли.

– Да, она и в мир принесла только золото, – улыбаясь, и обнимая свою невесту, сказал Тимофей, – Недаром я тебя полюбил с первого взгляда.

– Хм, ты полюбил, – хмыкнул Виктор, – Да её все мальчишки любили. Только она тебя выбрала.

– То-то ты со мной все десять лет дрался! – ответила Злата Витьке.

– А как я должен был тогда проявлять свою любовь? – притворно развёл руками Виктор, – Известный закон – чем сильнее девчонку любишь, тем сильнее её лупишь, да за косички дёргаешь! Но это хорошо, что ты меня не выбрала.

Виктор повернулся к жене:

– Меня своя красавица ждала, и дождалась, мы с ней сразу после школы встретились в городе, и больше уже не расставались.

Рита с любовью и гордостью посмотрела на мужа и уткнулась лицом в его плечо. Затем она подала Злате букет невесты. Он состоял из золотых, зелёных и багряных веточек деревьев. Это был такой же самый букет, каким приветствовал её приход в этот мир её отец Иван, встречая из роддома её маму Марину. А после, каждый год, на день рождения, отец дарил Злате такой же яркий пышный букет из лесных веточек. Родителей уже не было в этом мире. Но всякий раз, памятуя о них, Злата вспоминала именно те осенние букеты. Вот и сегодня, вступая в новую жизнь, золотоволосая зеленоглазая женщина по имени Злата шла с золотым букетом в руках, по усыпанной золотыми листьями дорожке золотой осени в свою новую золотую жизнь.

Люпиновые души

Глава 1

Душный автобус еле полз по пыльной просёлочной дороге. За окном, в промежутках между зарослями ольхи и ивы, изредка мелькали одинокие деревни. Проносились поля со свежими, ещё не запылёнными посевами, да луга с неокрепшей, но уже набравшей силу, зеленью, богато усыпанной цветами всех оттенков. Инга сидела у окна. Пассажиров в автобусе было немного, так что соседнее кресло пустовало. Или почти пустовало. На нём ехала большая спортивная сумка, доверху набитая разными нужными вещами, без которых никак нельзя провести месяц в этой дыре.

«Дыра» или деревня Огурцово – было то самое место, куда лежал путь Инги, и где жила её бабушка, Дарья Тимофеевна. Баба Даша, так звала её Инга, жила одна, и помощь по хозяйству старушке явно была не лишней. Ингины родители давно предлагали ей перебраться в город, но баба Даша наотрез отказывалась. И в чём-то, безусловно, была права: свежий воздух и натуральная пища, неизменный режим дня, помноженный на умеренные, но постоянные физические нагрузки делали своё дело. В свои семьдесят пять лет Дарья Тимофеевна полностью справлялась со своим хозяйством: курами, поросёнком, да огородом. Но годы берут своё. Всё труднее и тяжелее становился повседневный труд, внося свои коррективы в бабушкин быт. Поросёнка больше не держали. Часть кур пришлось пустить на суп, но пять курочек и петушок, вопреки обстоятельствам, каждое утро выходили из курятника.

Но для Инги это всё равно была «дыра». Нет здесь ни дискотек, ни спутникового телевидения, ни интернета. Конечно, «тарелку» можно и установить. Но везти сюда компьютер и плазменную панель – просто дико. На кой чёрт они бабе Даше, если она без двух пар очков и заголовок в газете прочесть не сможет? Пару сериалов да новости, которые старушка смотрела зимними вечерами, и простая антенна поймать сможет. Раньше родители часто приезжали сюда в гости вместе с Ингой, не оставишь же малышку одну в пустой квартире. Сначала девочка визжала от восторга, ведь это был совершенно другой мир, с другими законами, другими правилами, где «можно» звучало значительно чаще, чем «нельзя». Столько интересных и таинственных вещей хранили в себе чердак или сарай. Старинные, наполненные неведомой магической силой, они притягивали к себе, манили. Многие предметы Инга видела раньше только в учебнике истории или в музее, а здесь смогла не только увидеть, но и потрогать, сдуть вековую пыль, от которой так забавно щиплет в носу, подержать в руках, примериться к ним.

Куры во дворе воспринимались как члены семьи, и, казалось, что они не говорят только лишь потому, что слишком мудры для того, чтобы говорить разные банальности. Инга была уверена, что куры, завидев ее, начинали иронично улыбаться, и, чтобы скрыть улыбки, старательно рылись клювами в мусоре, делая вид, что ищут съестное. Инга боялась петуха. Довольно смирный, он временами набрасывался на прохожих. Взрослые легко отгоняли драчуна, а вот детям приходилось убегать. Петухи бегают медленнее людей, и ребятам школьного возраста не составляло труда спастись от острого клюва. Иногда в этом и состояло развлечение – птицу дразнили, затем убегали. Инга не участвовала в подобных играх, и потому, что была ещё маленькой, и ещё потому, что ей становилось жалко бедного Петю. Проходя мимо, она бросала на него виноватый взгляд, заодно не упуская из виду возможные пути отступления. И петух принимал извинения. Девочка была в этом уверена.

А куры продолжали смеяться. Над ней. Инга была убеждена: стоит ей только уйти, как птицы принимаются хохотать. Ржать по куриному. Звук со стороны ничем не отличался от обычного кудахтанья. Особенно это чувствовалось в туалете, стоило туда зайти – птицы сначала тихо хихикали, потом звук постепенно усиливался, переходя в оглушающий хохот. Инге приходилось переносить самые важные туалетные визиты на вечер, когда куры уже спали. И даже петух не мог их приструнить. А возможно он и сам иногда посмеивался над Ингой, но не подавал виду. Он был умнее кур и тщательнее скрывал свои эмоции. И ещё, Петя был благодарен Инге за сочувствие. Возможно, поэтому он не смеялся вместе со всеми.

Проносились годы. Инга пошла в школу. Свои летние каникулы она теперь очень часто проводила в лагере. Родители не хотели нагружать бабушку лишними хлопотами. Привозили внучку на выходные – и всё. Но, если отпуск мамы приходился на лето – Инга жила здесь почти все каникулы. Потом, когда уже перешла в средние классы, и без мамы, но дав родителям обещание помогать бабушке во всём. Постепенно все тёмные и таинственные уголки старого дома и пристроек были исследованы, во все игры поиграно. И каждое новое утро не дарило ничего принципиально нового. Солнце будило Ингу, проникая через маленькую щель в дощатой стене на сеновале, где она спала на кровати, накрытой плотным тканевым пологом от комаров. Лучик превращался в световое пятно, медленно скользившее по пологу. Это были её солнечные часы. Ровно в шесть утра пятно размещалось в самом верху около деревянной перекладины, рядом с сучком. В восемь солнечный зайчик спускался ниже – в самый центр полотнища. Конечно, у Инги всегда были с собой настоящие часы. Она снимала их с руки и клала под подушку. Но утром было так лень их оттуда доставать.

Девушка вставала, и шла к рукомойнику умываться. Умывальник, приколоченный к деревянному столбу забора, уже наполненный свежей, холодной, колодезной водой, ждал её, покрывшись от нетерпения капельками испарины. После сна был обязательный завтрак. Несмотря на возражения, Инге приходилось полностью съедать целую тарелку каши или варёной картошки с колбасой. Затем следовало купание в речке, потом помощь бабушке в огороде и по дому, потом опять купание. После обеда – тоска. Купаться не хотелось, бабушка ложилась вздремнуть малость, ребята разбредались кто куда, и Инга в одиночестве слонялась по двору, не зная, куда ей себя приткнуть и чем занять.

– Может быть почитать что-то? – думала она.

В кладовке лежало много пыльных книг, но, разобрав огромную кучу, Инга не нашла ничего интересного. Старые «Роман-газеты» и книги были без картинок. Девочка пробовала почитать несколько, но сразу, же бросала. Дни, похожие друг на друга, как близнецы, проносились всё быстрее. Всё сильнее хотелось в город. Наконец, приезжали родители, и Инга, загорелая и счастливая, поцеловав на прощание бабушку, уезжала в свой, более привычный и понятный ей мир.

Автобус остановился около небольшой железной будки, когда-то давно выкрашенной в тёмно-зелёный цвет. Она источала жар нагретого летним солнцем металла, а её зев напоминал врата в потусторонний мир. Рядом стоял столб с телефоном-автоматом. Чуть поодаль – столб с подвешенным куском рельса.

– Это на случай пожара, – вспомнила Инга бабушкины слова.

Баба Даша ещё в раннем детстве строго-настрого предупредила внучку, что нельзя баловаться и стучать по этому рельсу просто так, а только тогда, когда случится пожар. Инга подхватила сумку и выпрыгнула из автобуса. На улице было ничуть не прохладней, чем в салоне. Солнце палило вовсю. Ни малейшего намёка на ветерок, словно этого явления природы не существовало вовсе. Девушка смахнула волосы со лба и зашагала по пыльной деревенской улице. Вот и дом. Выкрашенный в жёлтый, радостный цвет, он стоял чуть в стороне от главной дороги. Палка притулилась на крыльце у входной двери, значит, бабушка в огороде.

– Ба, я приехала! – крикнула Инга старушке, наклонившейся над грядкой с морковью. Белый платок и чёрный рабочий халат, который бабушка надевала, как спецовку, были слегка запачканы землёй. Старушка повернула голову в сторону звука, затем резко выпрямилась, охнув, и прижав к пояснице руку, и поспешила-покатилась колобочком навстречу Инге, распахнув ей свои объятия и на ходу обтирая руки о подол халата.

– Внученька, приехала родная! Я уж заждалась вся! Выросла-то как, – суетилась баба Даша, провожая внучку в дом, где уже был приготовлен салат, порезан ломтями хлеб, и сварены «иички», как называла их бабуся. Стол был заботливо накрыт льняным полотенцем. Бабушка проворно схватила ухват и достала из печи дымящийся чугунок с душистыми щами. Инга поставила сумку на деревянную лавку и вышла во двор к рукомойнику. Колодезная вода уже успела нагреться и не обжигала ледяными иглами. Пообедали. Поделились новостями.

После сытного обеда захотелось на речку. Но прежде Инге предстояло одно неприятное, но необходимое дело. Туалет находился на скотном дворе, там, где куры.

– Хорошо бы их сейчас не было, – нахмурила брови Инга.

Но они были, все в полном составе – пять курочек и петушок. Ждали Ингу, предвкушали момент, когда она нырнёт внутрь кабинки, чтобы вдоволь поиздеваться над ней. Инга обречённо вздохнула и закрыла за собой дверь. Сначала стояла тишина. Затем подала неуверенный голос одна из кур. К ней присоединилась вторая. Потом третья. Через пару минут кудахтало всё пернатое поголовье. Но девушка слышала не кудахтанье, а смех. Куры смеялись. Смеялись над ней, как тогда, в детстве. Что делать? Признать себя побеждённой?! Ни за что! Инга стиснула зубы и продолжила свои дела. Куры хохотали. Хохот стал уже просто невыносим. За смехом уже слышались свист и улюлюканье. Неужели куры научились свистеть? Возможно раньше они просто тщательно маскировали своё умение? Ждали Ингу. И дождались. У неё возникло желание выскочить из туалета, схватить топор, и махать им направо и налево, но вместо этого она просто закончила свои дела. Куры пристыжено притихли. Инга вышла и показала им язык.

Вода в речке была теплющая. Инга в этом году ещё не купалась, но вода не перехватила дыхание, тело словно погрузилось в тёплую ванну. Три часа пролетели незаметно. Девушка накинула на себя полотенце и пошла домой. Солнце чуть уменьшило свой пыл. За деревней кричал коростель, пахло цветами и свежими огурцами. На столе стоял чугунок варёной картошки. Начинался отдых.

Глава 2

– Сегодня на кладбище пойдем, – после завтрака сказала баба Даша.

Она уже накинула на плечи чёрный платок с ляпистыми цветами и собирала в пакет конфеты, куски пирога и пшено.

– Сегодня же пятнадцатое июля, годовщина смерти дедушки, – вспомнила Инга, посмотрев на отрывной календарь.

С календаря на неё смотрела собака, милый пуделёк, про которого Инга узнает много интересного, но только вечером, когда уже можно будет сорвать листок, только так можно прочесть текст на обороте. Инга почти не помнила деда. Он умер, когда ей было три года. Только отдельные мимолётные эпизоды, выхваченные цепкой детской памятью, всплывали в Ингиной голове. Но были и фотографии, не дававшие стереться воспоминаниям. Правда, дед не очень любил фотографироваться. Большинство снимков запечатлело его ещё молодым. Более поздние фото – фотографии на паспорт и Доску Почёта. И всё. Баба Даша собрала пакет и передала его Инге. Тяжело дыша, старушка подхватила внучку под руку, они вышли за ворота, и отправились в дальний путь. Одной ей уже давно это было не под силу, хорошо, что Инга приехала. Баба Даша радовалась возможности побывать «в гостях» у покойного супруга, да и проведать всех остальных. В её годы кладбище уже было тем местом, где родных и друзей гораздо больше, чем в живом окружении.

За деревней раскинулось поле, засаженное картошкой, которая вовсю цвела, только пчёлы и шмели её почему-то облетали стороной, предпочитая обрабатывать ромашки и васильки на обочине. За полем виднелся небольшой, заросший ивами и ольхой, ручей. За ним на пригорке и располагалось кладбище. Ручей практически высох и представлял собой заполненную старой листвой канаву, воды нигде не было видно. Роль мостика выполняла железобетонная труба с отбитыми краями и торчащей арматурой. Дальше дорога шла круто вверх. Слева и справа от дороги некошенные луга пьянили своим ароматом. Всё росло и цвело, использовало каждую минуту короткого лета. И чем жарче был день, тем более сильно дурманил запах, тем сильнее хотелось зарыться в траву, и спать, спать. Далее пошли сосны. Сначала мелкие, еле заметные среди густой травы, потом всё больше и выше. Да и росли они всё чаще, постепенно превращая луг в лес. В этом лесу и находилось кладбище.

Огороженное зелёным деревянным забором, оно располагалось практически незаметно, сосуществовало вместе с естественной средой, образовав с нею некий симбиоз, где перемешалось и творение рук человека, и дикая природа. Надгробия чуть выглядывали из кустов можжевельника. Инга открыла тяжёлую скрипучую калитку, и они вошли в прохладный сумрак. Тишина и покой царили вокруг. Бабушка и Инга словно нырнули в тёплый омут, где вода сразу закладывает уши, искажая до неузнаваемости все звуки. Мёртвые любили тишину. У Инги создалось впечатление, что она вошла в чужую квартиру, где никого нет, но хозяева скоро придут. Баба Даша несколько оживилась, и, отстранив руку Инги, уверенно пошла среди могил. Инга последовала за ней.

Очень старые и совсем новые, с оградами и без, могилы плотно теснились друг к дружке, оставляя для посетителей лишь узкие проходы, обильно усыпанные хвоёй. Некоторые тропинки приспособили муравьи в качестве дорог, на них не было мусора, но стоило ступить на такую тропинку, как ноги сразу оказывались облепленными муравьями, готовыми растерзать непрошеного гостя. Сверху атаковали комары. Инга совсем забыла про их существование, и теперь беспрестанно шлёпала себя ладошкой, то тут, то там, в надежде прихлопнуть вредных насекомых. Комары, как заправские вампиры, старательно избегали солнечного света, прячась днём в лесу и тенистом кустарнике, и кладбище вполне подходило им в качестве убежища.

Лица покойников провожали Ингу с бабушкой взглядами. Под каким бы углом Инга не посмотрела на фотографию, ей всегда казалось, что портрет смотрит ей в глаза. Стояла ли девочка напротив надгробия, или сбоку от него – человек на портрете смотрел прямо в лицо. Мертвец словно следил за ней, как бдительный охранник в магазине или ночном клубе. Многих Инга знала при жизни, чьи-то лица видела впервые. Бабушка останавливалась почти у каждой могилы, и клала на надгробия конфеты и пироги, сыпала пшено, заодно успевая просвещать и Ингу.

– Вот здесь похоронена тётя Дуся. Она жила от нас неподалёку, в зелёном доме, где тебя собака покусала.

– Помню, ба. Только собака меня покусала на дороге, а к дому я только подходила.

На памятнике под фотографией виднелась табличка «Сидорова Е. В.» Инга сделала небольшое открытие, кроме как «тётя Дуся» соседку никто не называл, иногда просто Дуся. Но, оказывается, у неё были ещё фамилия и отчество. Баба Даша подошла к следующей могиле, продолжая что-то говорить внучке, но Инга её не слышала. Внимание девушки привлекла надпись «Посторонним В.» Не веря своим глазам, Инга подошла поближе.

«Могила Пятачка» оказалась серым покосившимся надгробием с выцветшей фотографией незнакомого мужчины. Памятник действительно имел табличку с надписью, но на ней было написано совсем другое – Проворин В. Буква, обозначающая отчество, оказалась скрыта поблёкшим пластмассовым цветком. Калитка у ограды стояла распахнутой, и Инга вошла внутрь, и отодвинула цветок. Солнце проникало даже сюда, за много лет оно усердно трудилось над ним, сделав твёрдый и гибкий пластик необычайно хрупким. Цветок рассыпался в руке на сотни белесых осколков.

– Ой! – Инга с испугом взглянула на фото, ожидая гнева умершего, но он по-прежнему улыбался.

За буквой «В» скрывалась буква «П». Дат не было видно, но эта могила появилась довольно давно. Похоже, у Проворина В. П. не осталось живых родственников. За могилой давно никто не следил, и цветок этот поставил кто-то, просто проходивший мимо. Возможно, хотел его выбросить, но передумал. Инга убрала пожухлую листву с могилы, и сорвала небольшой букетик марьянника, росшего на нейтральной территории, не оккупированной муравьями, а затем положила его на могилу. Улыбка Проворина В. чуть расширилась. Или Инге показалось.

Бабушка тем временем уже добралась до могилы дедушки. Она присела на деревянную скамеечку, вытянув больные ноги, и смотрела на памятник. Губы её слегка шевелились – бабушка то ли молилась, то ли разговаривала с покойным. Инга подошла к ней. Она слабо помнила деда при жизни, образ памятника сохранился в голове более отчётливо. Родители часто приезжали сюда в середине лета, с бабушкой, или без неё, но Ингу всегда брали с собой. Возможно, таким образом, они хотели сохранить в её памяти образ человека, которого она практически не видела при жизни, образ её предка. Дедушка тоже улыбался. Фотография нисколько не пострадала от времени, но снимок, с которого её изготовили, явно был старый, кое-где проступали не очень аккуратные следы ретуши. Баба Даша принялась раскладывать по могиле принесённые запасы, закончив, молча, перекрестилась.

– Крупа и хлеб – для птичек, пусть поминают, – вспомнила Инга слова бабушки.

Баба Даша встала, взяла веник, и принялась подметать землю внутри ограды, хотя подметать было нечего, могила дедушки всегда была в идеальном состоянии. Бабушка не упускала возможности лишний раз съездить или сходить сюда, чтобы навести порядок, либо же просила маму с папой.

– Домой, ба? – спросила Инга.

– Нет, внученька, я ещё похожу. Не всё обошла. Ты погуляй пока. Только далеко не уходи – мы скоро пойдём.

Инга побродила ещё, но чтение табличек ей скоро наскучило, и она просто пошла по тенистой аллее, надеясь наткнуться на что-то интересное. Дорожка шла всё дальше и дальше, вглубь леса. Новые надгробия появлялись всё реже и реже, чаще можно было увидеть старинные чугунные или стальные кованые кресты. Иногда кресты стояли простые, деревянные, но очень старинные. Удивительно, что они ещё не рассыпались от старости. В этой части кладбища уже давно никого не хоронили. Дальше пошли просто холмики. Без крестов. Некоторые больше напоминали кочки, чем могилы. Инга съёжилась от страха. Бабушка много раз говорила ей, что раньше часто приходилось хоронить детей, ведь не было поликлиник, прививки ещё не изобрели, да и рожать женщинам приходилось не в роддоме.

– А вдруг, это те самые детские могилки? – с ужасом подумала Инга.

Ей, действительно, стало страшно, внутренний голос тут же принялся искать другую причину существования столь маленьких холмиков. И нашёл. Любая куча земли со временем осыпается. Когда могилу метут или сгребают листву граблями, когда ветер в жаркую июльскую пору сдувает сухой песок – холмик уменьшается. И ещё много-много причин, по которым могила превращается в кочку. Стало немного легче. Далее высились заросли иван-чая. Кладбище закончилось. Может быть, закончилось. Точно сказать было нельзя, поскольку забор отсутствовал. Возможно, он упал от времени, а кому нужен забор в этой глуши? Вот и не стали ремонтировать, ведь кругом лес. Зачем лес отгораживать от леса? А может, кладбище продолжалось? А старые холмики просто скрывались в зарослях кипрея? Старые, никому не нужные. Никто ими не интересовался, никто не ухаживал, вот они и заросли.

Инга нашла тропинку и продолжила путь. Иван-чай дружил с крапивой. Жгучие листья, как стражники, защищали проход, обжигая даже через плотную ткань джинсов, кофточка и тем паче не спасала. Но возвращаться Инга и не думала. В ней проснулся исследователь, который интуитивно чувствовал впереди величайшее открытие, открытие века, и плевать ему было на крапиву. Наконец, иван-чай и крапива закончились. Дальше пошли сосны. Забор так и не появился, но это было неважно. Между деревьями уже сияло солнце, лес должен был скоро уступить место поляне, полю или лугу. И лес закончился. Внезапно.

Инга вышла на опушку. Это была даже не опушка – поляна. Возникшая среди леса, она сплошь поросла люпинами. Или была засеяна? Люпины росли так плотно друг к другу, что не оставалось сомнения в том, что кто-то изрядно здесь потрудился. Кроме люпинов ничего не было, ни травинки, ни кустика. На любой поляне можно встретить разнотравье, а здесь….. люпины и только люпины. Невидимый садовник, по-видимому, тщательно ухаживал за своими посевами, растения выглядели отлично, как на образцовой клумбе. Инга, потрясённая увиденным, остановилась. От открывшегося её глазам зрелища у неё перехватило дыхание. Люпины не просто росли, они цвели. Синие, фиолетовые, красные, даже чёрные, они цвели и благоухали. Были здесь и белые, и розовые цветы. Все краски мира лежали у её ног.

– Эх, сейчас бы подняться ввысь на воздушном шаре! – у девушки созрела уверенность, что это картина.

Картина, написанная не маслом, не акварелью, а люпинами. Невидимый садовник оказался настоящим художником. Он нарисовал цветами картину, увядающую осенью и расцветающую весной. Но, это лишь игра воображения. Откуда здесь, в такой глуши, мог появиться садовник-художник. Кому он мог показать здесь своё творчество? Пилотам пожарных вертолётов? Тогда почему в глуши, среди леса? Можно было соорудить всю эту красоту и на лугу около деревни. Только не было никакого художника. Всё это великолепие создала природа. Она, и только она, причастна была к этому люпиновому морю. Значит всё это – ничьё! Рука непроизвольно потянулась к цветам. Они были горячими. Хотя солнце и палило яростно, но никогда, даже в самый жаркий и удушливый июльский день, оно бы не смогло так разогреть растения. Цветы сами источали тепло. Что-то магически пугающее существовало и в этом тепле, и в аромате, и в буйстве красок. Но что? Инга не знала, и боялась. Это всё равно, что схватить за хвост гадюку. Рука застывает на полпути, потому что разум подаёт сигнал: «Берегись!». Какую опасность таили цветы, неизвестно, но рука застыла в воздухе. И не зря.

До ушей девушки донёсся шёпот. Он был довольно громкий, но слов разобрать было невозможно, словно шепчущий обращался к ней на иностранном языке. Инга с тревогой оглянулась – никого. Да и откуда здесь взяться людям? Только, если хозяин пришёл навестить свои угодья… Снова шёпот. Звук шёл откуда-то снизу. Она опустила голову пониже. Звук усилился.

– Что за ерунда? – Инга наклонилась ещё ниже.

Шёпот вновь усилился, но уловить смысл слов было невозможно – ни одного знакомого слова, полная бессмыслица.

– Лечиться тебе пора, девонька! – Инга, с тревогой, в который раз оглянулась по сторонам.

Ни единого следа, ни единой тропинки через поляну. И в деревне о ней никто никогда не говорил. А может, она уже и не у деревни? Бывают же случаи: идёт человек, идёт, и оказывается за тысячи километров от дома. Да нет, не может быть. Но ещё кое-что странное, кроме шёпота, покрывало пупырышками её кожу, и заставляло всё холодеть внутри: на цветах не было насекомых. Как на картошке. Но с картошкой всё ясно – на её цветках Инга никогда не видела пчёл или шмелей, даже мухи облетали картофельные поля стороной. Но люпины, это отличный медонос, в такую жару здесь просто обязаны быть насекомые. Но их не было ни на одном из цветков этой большой клумбы.

– Они просто не нашли сюда дорогу, – успокаивало Ингу её сознание.

– А может, они чего-то боятся? – говорил страх.

Поляна уже не казалась девушке такой весёлой и радостной. Словно порыв ветра сдёрнул с неё фальшивое покрывало, приоткрыв бездну мрака и ужаса. Инга испугалась, на этот раз серьёзно. Она уже развернулась, чтобы дать дёру, но сознание подбросило очередную ценную мысль:

– Нарви цветов! На могилу дедушке.

Инга стояла на самом краю поляны, в цветы она так и не зашла, около её ступней суетились муравьи, но и они тоже не хотели заходить туда, они тоже боялись. Инга стремительно развернулась и зашагала назад. Она не бежала, а просто быстро шла. Она и сама не знала почему, но ей хотелось немедля убраться с этого места

– Ерунда, это просто люпины, просто обыкновенные цветы, – успокаивала Инга сама себя, но ноги не слушались рассуждений мозга и неслись прочь отсюда.

Началась крапива, но девушка проскочила сквозь неё, ничего не заметив.