Текст книги "100 великих свадеб"

Автор книги: Елена Прокофьева

Соавторы: Марьяна Скуратовская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Галантные времена. XVII и XVIII столетия

Лжедмитрий и Марина Мнишек

1606 год

Свадьба монарха или же его наследника – событие, с одной стороны, всегда выдающееся, поскольку имеет определённые последствия для страны и её соседей; с другой же стороны, рядовое, поскольку было их, этих свадеб, великое множество. Это относится и к свадьбам российских монархов. Однако есть среди них одна, стоящая особняком. Он – Дмит-рий I, вошедший в историю под именем Лжедмитрий. Самозванец. Один из многих самозваных претендентов на российский престол, но единственный из них, кому удалось на него взойти. А она – Марина Мнишек, невеста, а затем и жена Дмитрия, одна-единственная русская царица, так и не принявшая православие.

Нет, этот брак, как можно было бы подумать, не укреплял позиций Дмитрия, не служил гарантией поддержки польского короля – скорее, наоборот, он создавал проблемы, которых у самозванца и так было немало. Да, отец Марины, Юрий (Ежи) Мнишек, воевода Сандомирский, помог Дмитрию, когда тот собирал войско для похода; да, тогда и была обещана ему рука Марины – разумеется, не как холопу, не как самозванцу, а как будущему русскому царю. Но, надо полагать, впоследствии Дмитрий, если бы захотел, смог бы избежать этого брака и вступить в другой, более выгодный. Более того, не нарушающий традиций страны, которой он решил править. Он мог бы жениться на девице, чьи вера, воспитание, поведение соответствовали бы этим традициям, а не вопиюще отличались от них, как это произошло в случае с Мариной. Он мог бы не давать своим врагам очередной козырь против себя. Но Лжедмитрий не принял всё это во внимание. Значит, ему нужна была и сама Марина?… А что нужно было самой Марине – титул царицы? Власть? Драгоценности?

Как бы там ни было, в ноябре 1605 года в Кракове состоялось венчание по доверенности – Марина Мнишек выходила замуж за Дмитрия, которого представлял глава его Посольского приказа, дьяк Афанасий Иванович Власьев. Для западного мира такие браки по доверенности были самым обычным делом – невеста в своей родной стране венчалась с представителем жениха, а затем, когда прибывала к жениху, венчание и торжества повторяли, на сей раз уже с самим женихом. Однако для российской стороны такая ситуация была необычной, и, как отмечали исследователи, поляки и русские должны были смотреть на эту свадьбу по доверенности совершенно по-разному. Если для первых это был совершенно законный, уже свершившийся брак, то для вторых это была, скорее, помолвка. И послу Власьеву, которому пришлось принимать участие в церемонии, надо полагать, пришлось нелегко – ему одновременно надо было и соблюсти традиции чужой страны и веры, и не нарушить свои.

В ноябре посол со свитой прибыли в Краков. В «Дневнике Марины Мнишек», составленном одним из поляков, свидетелем тогдашних событий, записано: «Дня 14 (4 ноября). Посол публично отправлял посольство, то есть заверял в дружбе государя своего и желании вечного союза, обещаясь сражаться одинаково со всеми врагами польской короны. Также там сразу и грамоты от царя отдал. По отправлении же посольства посол и сын его отдали подарки его милости королю. ‹…› Дня 15 (5 ноября). Всю “москву”, кроме посла, который в тот день заболел, обильно угощал пан воевода на банкете. Дня 18 (8 ноября). Посол снова был в замке и в соответствии с листами у короля его милости, воеводы и всех сенаторов воеводскую дочь ore tenus ( лат.“на словах”) просил, объявляя, что он в первую очередь прислан для того, чтобы сразу обручиться с нею и проводить ее к своему государю. На всё это получил разрешение. Дня 19 (9 ноября). Дочь воеводы привезли в Краков”.

Лжедмитрий I. Художник Ф. Снядецкий

Церемония состоялась на цент-ральной площади города, в двух частных домах, а не в королевском дворце или в соборе, как бывает в подобных случаях, то есть была весьма приватной. Однако первые лица королевства на ней, конечно же, присутствовали – Сигизмунд III, король Речи Посполитой; его сестра, принцесса Анна Шведская; его сын Владислав, тоже будущий король; сановники, представители иностранных государств и придворные. Проводил церемонию краковский кардинал Бернард Мацеёвский.

Обратимся к описанию свадьбы, оставленному другим современником: «Кардинал с нунцием прибыли в дом ксендза Фирлея, где должен был происходить обряд венчания и где в зале устроен был прекрасный алтарь, и дожидались невесты. Московский посол с прекрасною свитой – почти на двухстах лошадях – приехал с своей квартиры в дом г. Монтелюпа и там дожидался немного, пока не прибыл король с двором своим в дом (Фирлея) и не вошел в жилое помещение. Потом король пришел в залу, в которой должно было происходить венчание, и сел; подле него стал королевич. Шведская королевна с дамами пошла к невесте. Посол, пришедши к назначенному для брачущихся месту, ударил королю челом; король сидел, даже шапки не тронул. Затем посол и его слуги отправились целовать руку у короля, а королевич перед каждым из них снимал шапку. Кардинал надел свои архиерейские ризы и драгоценную митру; два прелата были в фелонях, усаженных жемчугом, а другие в комжах. Два царских мальчика стояли с шелковым ковром, у которого стал посол, а подле него Серадский воевода и Гнезненский кастелян. Марину, одетую в дорогое платье, с короной, от которой по волосам немало было жемчугу и драгоценных камней, подвели к венцу воевода Ленчицкий Липский и кастелян Малогосский; но в качестве свидетельницы подле нее стала её милость королевна. Перед венчанием посол стал говорить речь, в которой говорил, что прибыл для этого дела по воле своего государя и просил у Сандомирского воеводы его дочери и родительского благословения. От имени воеводы отвечал прекрасною речью канцлер Великого княжества Литовского Лев Сапега, которому дал ответ Ленчицкий воевода Липский, причем он показывал, что в настоящем деле высказывается Божия премудрость или воля Божия, и затем заявлял, что на нём будет Божие благословение; далее указывал на величие звания царя и государя, но при этом указывал также на славный дом девицы, на её воспитание, богатство добродетелей и приводил примеры, что подобные дела не новость в Польше; прославлял благодарность и благоразумие царя, именно, что он по раз принятому намерению и обещанию в знак благодарности за благорасположенность, какую видел к себе со стороны Сандомирского воеводы и при дворе, вступает в брак с дочерью воеводы.

Марина Мнишек. Художник Ф. Снядецкий

После речей с той и другой стороны выступил в архиерейском облачении кардинал и прежде всего сказал удивительную речь об этом таинстве, указывая в нем действие Промысла; затем он приступил к восхвалению Димитрия – великого царя и государя великой России (он дал ему титул, какой у него был написан на бумаге, по которой он говорил); хвалил настоящее его намерение и показывал, что оно послужит благом и для самого царя и для тамошних жителей, царских подданных. ‹…›В этом славном королевстве, где все свободны, не раз случалось, что князья, короли, славные монархи, даже короли этого королевства брали себе жен из свободных шляхетских домов. Бог ниспосылает теперь подобное благо и царю Димитрию, и всем его подданным – его величество царь завязывает с его величеством, милостивым государем нашим дружбу, а с этим королевством и с его чинами – свободными людьми – родство. ‹…› Когда он сказал эти и другие, подобные им слова, то запели: Veni Creator. Король и все остальные стали на колени; не стали на колени только шведская королевна и московский посол. После того кардинал Бернард Мацеёвский начал совершать обряд венчания. Он был одет в очень дорогую фелонь. С ним были в сослужении прелаты тоже в облачении. Кардинал обратился прежде всего к девице со словами: “Слыши дщи и виждь и приклони ухо твое и забуди народ твой”, и объяснил, что она едет в чужую страну. Затем обратился к послу с словами: “Как Авраам посылал своего подскарбия в чужую страну за женой для своего сына”. Потом венчал. Когда кардинал, в числе других вопросов, спрашивал посла: “Не обещался ли великий царь кому другому”, он отвечал: “Разве я знаю; царь ничего не поручил мне на этот счет”, и уже после напоминаний стоявших подле него при этом торжестве он сказал: “Если бы он дал обещание другой девице, то не посылал бы меня сюда”. Но он восставал против того, что кардинал говорил по-латыни, – на это он не соглашался. Когда кардинал сказал: “Г. посол, говорите за мной, как требует наша католическая церковь и ваша: “Я…”, то посол говорил за кардиналом и хорошо произносил слова, впрочем, он не вдруг стал говорить. Он говорил: “Я буду говорить с девицей Мариной, а не с вами, ксендз кардинал”. Невеста присягала царю на верность, а посол невесте за царя. Когда пришлось давать перстни, то посол вынул из маленького ящика алмазный перстень с большой и острой верхушкой, величиной в большую вишню, и дал его кардиналу, а кардинал надел его невесте на палец, а от невесты посол взял перстень не на палец и не на обнажённую руку, но прямо в вышеупомянутый ящик. Когда кардинал хотел связать епитрахилью руки жениха и невесты, то посол послал к жене воеводы Мнишка за чистым платком и хотел обернуть им свою руку и исполнить таким образом этот обряд, а не прикасаться к руке невесты своею голою рукою, но ему не дозволили этого сделать, и он должен был дать свою руку от имени своего царя, князя Московского. Вышеупомянутый коврик взял капеллан кардинала, но посол выкупил его за сто червонцев. Во время венчания его величество король стоял подле кардинала, с правой стороны.

Когда кончилось венчание, то все отправились в столовую: впереди шла царица, за ней шведская королевна, за ней посол. Все эти лица стали на возвышенном месте у стола, царица по правой стороне, королевна по левой, а король, придя к столу, сел посередине. В это время подошли около сорока человек москвитян, неся драгоценные подарки от царя, которые посол отдавал”.

Сохранился список этих подарков от матери “царя”, “свекрови” Марины, которые явно демонстрировали богатство страны жениха и давали невесте понять, что может ожидать её, как новую русскую царицу. Образ Святой Троицы, оправленный в золото и усыпанный драгоценными каменьями; драгоценное украшение Нептуна, которое оценено в 60 000; чарка гиацинтовая, почти той же цены; большие часы в шкатулке, сделанные с удивительными затеями: с трубачами, с барабанщиками и другими украшениями тонкой работы, которые звучали каждый час; перстень с большим бриллиантом; пряжка в виде большой птицы с алмазами и рубинами; кубок с драгоценными каменьями из червонного золота; серебряный сосуд с позолотою, искусной работы; зверь с крыльями, украшенный золотом и каменьями; портрет богини Дианы, сидящей на золотом олене, очень дорогое украшение; серебряный пеликан, достающий свое сердце для птенцов; павлин с золотыми искрами; несколько жемчужин в форме больших мускатных орехов; других жемчужин очень много, нанизанных на нити, вместе весивших 4018 лотов; парчи и бархата 18 кусков. Мать невесты, её бабка и брат потом также получили роскошные подарки (женщинам, в частности, преподнесли собольи меха)». Впоследствии, во время путешествия в Россию и по прибытии туда, Марина получила от царя огромное количество драгоценных подарков – что ж, если восемнадцатилетней польке хотелось роскоши, она получила её с лихвой…

«По поднесении подарков стали садиться к столу. ‹…› Подавали яства одновременно – одни ставили перед королем, другие перед царицею. Тарелки перед королем и его семьею ставили вызолоченные, а для царицы, посла и кардинала серебряные, придворные. Так как молодая ничего не ела, то и посол не хотел ничего есть; он, кроме того, боясь царя, остерегался, как бы не дотронуться своею одеждою до её платья, – он даже не хотел и садиться за стол, так что уже Сандомирский воевода убедил его сесть, сказав, что это нужно сделать. За столом, когда король пил вино, все встали. Король пил за здоровье государыни, сняв шапку и немного приподнявшись со стула. Царица и посол стояли. Королевна послала к царице своего подчашего поздравить и пила за ее здоровье. Пока подчаший говорил к царице, она сидела, а когда он кончил и королевна встала, то сейчас же встала и царица; обе они низко поклонились одна другой, царица, однако, поклонилась ниже. Потом царица пила здоровье королевича, а королевич – здоровье посла. Посол, собираясь пить, встал со стула и пил за кардинала. Когда царица обратилась к послу и пила за здоровье царя (это она сделала по приказанию отца, перед которым, когда он подошел к ней, она не встала, привстала только немного, когда он отходил от неё), то посол встал со стула и, стоя подле него сбоку, выпил за здоровье королевича из другого бокала (из того, из которого пила царица, не хотел пить). Царице услуживали за столом также, как королевне. ‹…›

После обеда начались танцы. Придворные маршалы, коронный и великолитовский, очистили место; король с царицей открыли танцы. Кончив танец, король дал знак послу, чтобы шел танцевать с царицей, но он из уважения к ней не согласился и говорил, что не достоин того, чтобы прикасаться к царице. ‹…› Королевна и царица, возвращаясь от танцев на свои места, низко кланялись королю (царица кланялась ниже, чем королевна), а затем, придя на свои места, кланялись одна другой; садились в одно время.

После танцев Сандомирский воевода подошел к королю и сказал царице: “Марина, поди сюда, пади к ногам его величества, нашего милостивого государя, моего и твоего благодетеля, и благодари его за столь великие благодеяния и проч.” Она подошла к королю (король встал), вместе с отцом они бросились к ногам его величества, и отец благодарил короля. Король поднял царицу, снял шапку, а потом надел ее и стал говорить царице речь, в которой поздравлял ее с браком и новым званием и внушал, чтобы она своего мужа (так он выразился), чудесно данного ей Богом, вела к соседской любви и дружбе для блага этого королевства, потому что если тамошние люди (подлинные слова короля) прежде сохраняли с коронными землями согласие и доброе соседство, когда не были связаны с королевством никаким кровным союзом, то при этом союзе любовь и доброе соседство должны быть еще больше. ‹…›

После этой церемонии Малогосский кастелян с Ваповским повели царицу к жене воеводы – её матери. Там с ней прощалась королевна и делала ей прекрасные наставления. Король уехал во дворец. Когда король уехал, стали провожать посла, который по удалении царицы вышел в другую комнату; провожали его: Сандомирский воевода до кареты, а его друзья до самой квартиры посла; тут же были секретари короля, и посол ехал в королевской карете. Посол был доволен внимательностью к нему, но его дворяне не очень были довольны, потому что наши негодяи поотрезывали у них ножи, покрали у них лисьи шапки и две, кажется, шапочки, усаженные жемчугом, но посол приказал своим молчать. Некоторые из москвитян напились; за столом они ели очень грязно, хватали кушанья руками из блюд. Царица венчалась в белом алтабасовом, усаженном жемчугом и драгоценными камнями платье, очень дорогом; на голове у нее была небольшая корона, усыпанная очень дорогими каменьями.

На следующий день давали ответ послу. Канцлер Великого княжества Литовского ответил от имени короля, что радуется счастливому вступлению на престол великого князя Московского и обещал показывать с своей стороны расположенность к нему, а что касается союза против турок, то об этом король и царь будут вести дальнейшие переговоры. Посол заявил, что он находит оскорбительным, что его государя не называли царем, а только великим князем и государем. Я забыл сказать, что во время брачного пиршества его оскорбляло то, что во время танцев царица падала к ногам короля. На это ему ответили, что король – её благодетель и что она – его подданная, пока находится в королевстве. Я забыл также сказать, что когда за столом посол не хотел есть и король послал к нему г. Воину спросить, почему он не ест, то он ответил, что холопу не следует есть с государями. ‹…› Потом король пил к нему за здоровье его государя и четыре раза наполнял чашу, хотя всего-то вина в ней было едва четверть кварты. Посол пил и после, но мало и осторожно, часто поглядывая на невесту своего государя. Когда пили за здоровье царя или царицы, он вставал со стула и, как слуга, бил челом».

В середине декабря посольство покинуло Краков, а сама невеста прибыла в Россию полгода спустя – в Москву Марина Мнишек и её огромная свита, около двух тысяч человек, въехали 3 мая 1606 года.

«Когда сошла царица к шатрам, там ее встретили от имени царя и обратились с благодарственными речами, принимая ее в свой столичный город и также радуясь ее счастливому, в добром здравии, приезду. Там же, выехав стройно и празднично, воеводы, князья, думные бояре и весь царский двор встретили царицу с обычными для своего народа церемониями. Потом подарили ей от царя карету, украшенную по бокам серебром и царскими гербами. В ту карету было запряжено 12 лошадей в яблоках, и каждую вели, держа поводья в руках. После этой встречи, сев в карету, царица въехала в город.

Дня 14 (4 мая). В воскресенье праздничное не было свадьбы по каким-то причинам, только царь всех родственников великолепно угощал в крепости.

Дня 15 (5 мая). Царь подарил царице шкатулку с драгоценностями, которых цена (как говорили) доходила до 500 000 рублей. Наказал дарить из нее всем, кому захочет. А пану воеводе дал 100 000 злотых и приказал их сразу отвезти в Польшу для уплаты долгов. Но не успели с ними выехать, а мы истратили уже из них некоторое количество. Подарил также и сани, у которых крылья и оглобли обиты бархатом, расшиты серебром, у хомута подвешено сорок соболей. Конь в тех санях белый, узда серебром переплетена, с шапкой и капором, украшенными жемчугом. Сани обиты пестрым бархатом, попона на них красная, по углам с жемчугом, а в санях покрывала шерстяное и стеганое, лучшими соболями подшиты. И царица раздала из шкатулки немало драгоценностей панам приближенным».

Теперь Марине Мнишек предстояло снова обвенчаться, но, главное, короноваться – она стала первой русской царицей, которая была коронована (следующая коронация супруги царя состоится больше чем век спустя, это будет Екатерина Алексеевна, супруга Петра I).

Тут и поджидали русского царя и его окружение церемониальные сложности. Марина была католичкой, и если поначалу речь шла о том, что она перейдёт в православие, то теперь папа римский наложил на это запрет. Для польской стороны главным теперь было короновать Марину, сделав её настоящей царицей (а не просто супругой царя), а без венчания можно было бы и обойтись, поскольку брак по доверенности уже состоялся в Кракове. Для русской же стороны, наоборот, главным было венчание и только затем, если уж поляки так на этом настаивают, коронация. Но как венчать по православному обряду католичку?… Словом, пришлось искать компромиссы. Поначалу в Столовой палате Кремля протопоп Рождественского Кремлевского собора совершил обряд обручения, причём единственным представителем поляков был там отец невесты, воевода Мнишек. После этого в Грановитой палате состоялось «прошение на царство», а затем участники церемонии отправились в Успенский собор, и именно на этом этапе к ним присоединилась польская свита новой царицы. Там и прошли коронация, затем обедня и, наконец, венчание. Марина стала русской царицей раньше, чем стала супругой русского царя!

Вот что вспоминает свидетель состоявшихся 8 мая церемоний: «Прежде чем царь и царица вышли из крепости, целовали оба корону и крест троекратно, и кропили их святой водой. После пошли в церковь. Разостлали по дороге парчу на красном сукне. Впереди несли очень дорогую корону, перед нею шли два архиерея с кадилами, за короной несли золотые блюда и другие церковные сосуды. Навстречу короне вышел из той церкви патриарх с несколькими епископами и, помолившись, внес ее в церковь. Затем через полчаса двинулись в церковь остальные. Впереди шли полторы сотни дворян в парчовой одежде. За ними шли приближённые с бердышами, четыре дворянина, которые находились при царе, а пятый – с мечом. Затем принесли другую корону с крестом и скипетром. Царь шел в короне и богатой одежде. По правую руку провожал его посол пан Малогощский, а по левую – князь Мстиславский. Возле царя шла царица, одетая по-московски, в богатую одежду, украшенную жемчугами и драгоценными камнями по вишневому бархату. Провожал её с правой стороны пан воевода, отец её, а с левой – княгиня Мстиславская. За нею шли паны приближённые и шесть москвичек, жён сенаторов. Как только они вошли, церковь закрыли. Наших туда мало пустили, больше – “москвы”. Совершалось это богослужение в соответствии с их обрядом. Пан воевода, будучи больным, быстро вышел. По совершении богослужения было утверждение брака и обмен перстнями, потом была коронация.

После совершения коронации паны сенаторы и бояре, все, кто присутствовал при том акте и находился в Москве (по заведённому порядку они входили в церковь), присягали – но вероломно – и, совершив присягу, целовали руку. Патриарх целовал в корону над челом. Совершалась эта церемония несколько часов. При выходе у церкви и у лестниц бросали золотые деньги, “москва” билась за них с палками, в этой толчее ударили нескольких наших, особенно из посольской свиты, и оскорблённые, не проводив царя в крепость, они уехали по своим домам. Царь, подходя к своим слугам и увидев нескольких собравшихся вместе знатных поляков, приказал бросить им несколько португалов. Но поляки не кинулись к деньгам, напротив, когда одному из них пара упала на колпак, он сбросил деньги на землю. Увидев это, царь не приказывал больше бросать деньги, так как “москва” за них давилась. В тот день ничего более не было, только коронация».

После всех этих церемоний в Столовой палате Кремля состоялся свадебный пир. Согласно традиции молодая пара присутствовала на пиру не до конца – после третьей перемены они удалились в свои покои. Отец невесты, Юрий Мнишек, и Василий Шуйский провели Марину и Дмитрия до самого свадебного ложа. Наконец, русские царь и царица остались одни…

Впереди их ждала неделя праздников – торжественные застолья, танцы, бесчисленные дорогие подарки, словом, всё, что обычно сопровождает свадьбу монархов. Вот только уже 17 мая в Москве под руководством Василия Шуйского, который всего неделю назад провожал Дмитрия и Марину в царскую спальню, поднялся мятеж. Дмитрий – Лжедмитрий I – был убит. Марину ждали ссылка, а затем брак с Лжедмитрием II, после его смерти – с атаманом Заруцким, казнь её маленького сын, и, наконец, собственная смерть в 1614 году. За восемь лет в России властолюбивая полячка сполна хлебнула бед того времени, которое позднее назовут Смутным. Но, заметим, и сама же послужила поводом (а то и причиной) многих из них.

История Марины Мнишек оказалась короткой, и высшей точкой её стала блестящая свадьба вместе с коронацией. Ради этого старался её отец и помогал Лжедмитрию, ради этого она согласилась выйти замуж за человека, которого, по всей видимости, совершенно не любила, ради этого она приехала в Москву. Она получила, что хотела, равно как и её супруг, ну а уж то, что произошло с ними дальше… Они, как оказалось, хотели слишком многого.