Текст книги "Князь грязи"

Автор книги: Елена Прокофьева

Соавторы: Татьяна Енина (Умнова)
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Овальный фарфоровый медальон с фотографией красивой белокурой женщины – это не могла быть икона, женщина была настоящая! – а такие медальоны Рыбка видела на кладбище, на надгробных памятниках… Наверное, и эта женщина умерла. Может быть, она похоронена здесь… Такая красивая! Такая молодая!

С такой светлой улыбкой! Казалось, она улыбалась Рыбке, пытаясь приободрить ее…

Распятие на стене.

Под распятием – что-то вроде умывальника, но – очень красивое, мраморное.

Рыбка склонилась, попила воды…

Пение доносилось из-за вторых дверей, украшенных вверху стеклянными вставками.

Рыбка вошла в эти двери…

Большой темный зал. Ряды скамеек. Никаких икон! Только – большая статуя красивой девушки – Богоматерь, наверное, но почему без младенца? Перед статуей – высокий стол, накрытый белой кружевной скатертью. На столе – большая книга.

Вокруг – елочные гирлянды, игрушки. Незажженные свечи в высоких подсвечниках. Пение – увы! – не настоящее, а в записи, играет двухкассетный магнитофон… И – ни одной живой души! Неужели они не боятся, что их обокрадут? Неужели они ТАК верят в силу и защиту своего Бога?!

Рыбка потопталась на месте.

Ей неловко было долго оставаться здесь в одиночестве…

Конечно, ее завораживала музыка, особенно – в купе с теплом и ароматом еловых ветвей, но все же – если что пропадет, на нее ведь подумают!

Она должна найти кого-то, кто хоть сколько-нибудь похож на священника, кому она отдаст пятьдесят долларов с просьбой молиться за Веника столько времени, на сколько этих пятидесяти долларов хватит.

Рыбка пошла вперед, вдоль рядов скамеек… И вдруг увидела то, что до сих пор закрывала от нее увитая ветвями колонна!

Она увидела странную высокую скамеечку, за скамеечкой – углубление в стене, а в углублении – две елки и много-много раскрашенных гипсовых кукол. Таких красивых кукол ей никогда не приходилось видеть! Там был высокий лысый старик с посохом, трое нарядных бородатых мужчин в коронах и с вазочками в руках, трое других – тоже бородатых, но закутанных в шкуры, и младенец ( почему-то не в люльке, а в корыте с соломой! ), и всякие животные… Но лучше всех ( и больше всех по размеру ) была женщина, прекрасная женщина, похожая на ту большую, которую Рыбка приняла за Богоматерь, но лучше, красивее. И, если та просто стояла, чуть склонив голову и ласково глядя на входящих, то эта – разрывала на груди одежду и даже самую плоть, чтобы открыть свое сердце, пронзенное сразу семью кинжалами! Это открытое и пронзенное сердце так удивило и напугало Рыбку, что она снова расплакалась и, плача, потянулась к гипсовой статуэтке, чтобы потрогать, убедиться, что ей не чудится весь этот кошмар!

– Не надо трогать! Зачем ты трогаешь? Отойди оттуда, девочка, не надо трогать, – прозвенел позади нее женский голос с нотками иностранного акцента.

Рыбка так испугалась, что дернулась и едва не свалила ту странную высокую скамеечку…

Женщина подхватила скамеечку и поставила назад.

Она была молода, румяна и крепка, как налитое яблочко, очень странно и очень скромно одета, в простое серое платье и черный же – платок? нет, не платок это – с белым кантом.

Волосы скрыты. Ни капли макияжа на лице. Из украшений только длинные деревянные бусы и деревянное же распятие.

Рыбка догадалась, что эта женщина – монашка, хотя она и не походила на православных монашек, «ворон», как называли их нищие, кормившиеся в хлебодарнях монастырей.

– Я не хотела ничего украсть! Правда! Только эта женщина… У нее же сердце проколото! – захлебываясь, заговорила Рыбка. – Это Богоматерь, да? Я вот пятьдесят долларов принесла, мне надо заказать молитву за одного человека, его звали Веник, то есть – «Вениамин», по-еврейски это значит «самый любимый сын», но он не был евреем, он был поляк, поэтому я думаю, что молитву надо заказывать в вашей церкви, ведь поляки вашему Богу молятся, да?

Монашка выслушала ее, нахмурившись, а потом вдруг улыбнулась и глаза ее просияли золотисто, и она коснулась своей рукой руки Рыбки.

– Мы все молимся одному Богу и Святой Матери Его. Но, если твой друг, детка, был поляком, то он, скорее всего, католик. Давно ли он умер?

– Его убили… Не так давно.

– Он умер насильственной смертью? Не успев исповедаться?!

– Это очень плохо, да? – испугалась Рыбка. – Но он не виноват, он просто не мог успеть сразу и Настю спасти, и исповедаться! Но он был очень-очень хороший, очень красивый и ему было восемнадцать лет!

– Восемнадцать лет… Бедный мальчик.

– Вы помолитесь за него? Вы ему грехи отпустите?

– Я могу помолиться. И ты – тоже… Что до грехов, то теперь он во власти Господа вместе со всеми своими грехами.

Но ты не плачь, Пресвятая Дева сможет умилостивить Сына Своего, надо только помолиться ей об этом.

– Вот, пятьдесят долларов! Вы не бойтесь, они настоящие! Только на сколько молитв их хватит, пятидесяти-то? По нынешнему курсу это где-то двести семьдесят тысяч рублей…

– Убери свои деньги, девочка, Здесь – храм! – сурово сказала монашка. – А тем более – сегодня святой праздник…

Если ты хочешь помочь церкви – у нас есть счет в банке, можешь перевести деньги на него, на ремонт храма… Но мне кажется, что ты сама в них нуждаешься.

– А как же молитва?

– Мы сейчас помолимся с тобою. Вдвоем. Пока еще храм пуст, нам не помешают… Как тебя зовут?

– Рыбка. То есть – Света. А вас?

– Сестра Малгожата. Ты – католичка?

– Не знаю…

– Ну, все равно… Стань на колени вот сюда… А сюда положи сложенные руки… И повторяй за мной… Аве, Мария…

…Рыбка стала коленями на нижнюю ступень скамейки, а сложенные лодочкой руки положила на верхнюю ступень, и они с сестрой Малгожатой замечательно уместились здесь вдвоем, и Рыбка повторяла непонятные, но такие чудесные, звучные слова, и вспоминала Веника…

…Она так задумалась, что не заметила, как на месте сестры Малгожаты оказался какой-то пожилой человек с длинными седыми усами. Он чередовал те молитвы, которые читала сестра Малгожата, с бормотанием на каком-то другом иностранном языке, и часто повторял одно и то же слово: «Проше! Проше!»

Рыбка оглянулась на зал – скамейки постепенно заполнялись. И еще она увидела несколько человек, терпеливо ожидающих своей очереди помолиться… Она вскочила и смущенно отошла в сторону. Она хотела вообще уйти… Но здесь было так тепло! Так славно! Рыбка села на скамеечку, на самый край… Раз у них сегодня праздник, значит – они должны быть добрые, и не прогонят ее, быть может… А если окажется, что она занимает чье-то место, то она ведь может и у стеночки постоять!

Но никто не спешил ее гнать…

Сестра Малгожата сменила кассету в магнитофоне, прибавила звук, и новые хоралы, торжествующе загремевшие под сводами храма, показались Рыбке еще прекраснее предыдущих! Рыбка закрыла глаза, погружаясь в волны прекрасной музыки… И задремала.

Она очнулась, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Годы жизни среди нищих, воров и убийц научили ее даже во сне ЧУВСТВОВАТЬ такие вещи! Она проснулась и не сразу поняла, где находится. Вздрогнула, вскочила, едва не бросилась бежать… Но вовремя одумалась.

Храм – уже не темный, потому что свечи зажжены! – музыка, еловые ветви, много нарядных людей, и все они смотрят на нее: на девушку в грязной искусственной шубе и убогой детской шапочке, так странно ведущую себя в храме! Рыбка покраснела до корней волос и готова была удрать, но…

На нее больше не смотрели. Видимо, к ней обернулись, когда она вскочила. А теперь – потеряли интерес или просто считали неприличным слишком долго ее разглядывать, они ведь все здесь воспитанные, богатые и красивые, как Веник… Потому что только такие люди могут ходить в такой прекрасный храм!

Только один человек продолжал смотреть на нее, не отрываясь… Наверное, это его взгляд и пробудил Рыбку от дремоты! Он сидел в ряду перед ней – молодой парень в кремовой «обливной» дубленке ( Рыбка оценила ее с первого взгляда такая дубленка, теплая, легкая и красивая, была бы пределом ее, Рыбкиных, мечтаний, если бы только Рыбка осмелилась мечтать о такой замечательной вещи! ), с ярким и пушистым шарфом на шее, с меховой шапкой на коленях, в гладко зализанными назад волосами, в массивных очках – этот парень явно не принадлежал к тем, кого Рыбка называла «своим контингентом», во всяком случае, «снять» его или ему подобного Рыбке не удалось бы, даже если бы она предложила ему все сделать бесплатно! Однако – он смотрел на нее так пристально…

Словно ощупывая глазами ее лицо, рассыпавшиеся по плечам золотые волосы и фигурку под распахнувшейся шубкой… Двое приятелей, таких же молодых и так же хорошо одетых, пихали его локтями с разных сторон и что-то шипели сквозь зубы: должно быть, увещевали его и укоряли в непристойном поведении. Но он не обращал на них ни малейшего внимания… Он смотрел на Рыбку.

И тогда Рыбка улыбнулась ему. Не той «профессиональной» зазывной улыбкой, больше похожей на хищный оскал, а настоящей, детской, так, что ямочки заиграли на щеках, а верхняя губка приподнялась, как у котенка.

– Боже! – истерически выдохнул «созерцатель». – Клаудия Шиффер – ничто! И никто…

– Влад, не будь идиотом! Отстань от ребенка. Ты ее напугал…

– Я… Я не хотел вас пугать, правда! – залепетал Влад, вскакивая.

Тут уже на него зашипели со всех сторон – ведь он повернулся спиной к изображению Пресвятой Девы и к кафедре, возле которой происходили последние приготовления к торжественной мессе! Оба приятеля дружно рванули его за рукава и Влад рухнул на скамейку, не отрывая от Рыбки восторженного взгляда.

– Скажите мне! Скажите мне правду, умоляю вас! – простонал он, молитвенно складывая руки. – Вы – натуральная блондинка?

Рыбка вспыхнула и задохнулась от возмущения: каждый второй клиент, стягивая с нее трусики, вслух выражал желание проверить, натуральная ли она блондинка!

– Натуральная, – угрюмо буркнула она и зашагала по проходу к дверям.

– Нет! Постойте! Чем я вас обидел? – громким шепотом «возопил» Вадим и принялся продираться к проходу мимо сидящих людей, спотыкаясь об их колени.

Он нагнал Рыбку уже за дверями – в том, первом помещении, со стендами, с «умывальником» и с фотографией белокурой женщины – догнал и схватил за рукав.

– Подождите! Куда же вы? Чем я вас обидел? – в его добрых карих глазах, увеличенных стеклами очков, было столько искреннего непонимания и сожаления, что Рыбка почти поверила ему, но – осторожно высвободила свой рукав и попятилась к дверям.

Вслед за очкастым Владом выскочил один из его приятелей.

– Вы не бойтесь, девушка! Он не насильник, не маньяк, не растлитель малолетних, он действительно фотограф, очень хороший и знаменитый, он снимает совсем не порнуху, а рекламу, он – почтенный человек, у него жена, сын и дочки-двойняшки, вы вполне можете доверить ему свою невинность!

– Я еще не сказал ей, что я фотограф! – огрызнулся Влад и снова обратился к Рыбке. – Я – фотограф. Фотохудожник. Не знаю, хороший ли… Но считаюсь удачливым. Я работаю в сфере рекламы. У меня много моделей, они получают хорошие деньги, но вы, ваше лицо, эта особенная мимика, и потом волосы, цвет ресниц, цвет кожи – все указывает на то, что вы – натуральная блондинка… То есть… Я хочу сказать, в вас заложены большие потенции, я вижу это, как профессионал!

– Что во мне заложено?! – подозрительно спросила Рыбка. Для нее слово «потенция» ассоциировалось с чем-то постыдно-неприличным.

– Как бы вам объяснить… Я хочу сказать, что я вижу, уже сейчас могу утверждать почти на… На девяносто девять процентов, что на фотографии вы будете получаться ЕЩЕ ЛУЧШЕ, чем в жизни! Это – особый талант… Как талант актрисы, балерины… Скульптора, художника, писателя…

– …фотографа, – дополнил его приятель. – Вам следует прислушаться к его словам, девушка. Влад не говорит их просто так каждой смазливой мордашке! Я вообще не слышал, чтобы он когда-нибудь говорил такое…

– Поверьте мне, я не собираюсь вас обольщать или чего-то там от вас требовать, нет, я женат, у меня прекрасная супруга, я ее очень люблю, я верный семьянин… Но я предлагаю вам попробовать себя, как фотомодель! Ничего неприличного, противозаконного, максимум, что я могу попросить – в купальнике или в кружевной ночной рубашке, но к этому даже ваши родители не придерутся… И я буду вам платить за каждый час съемок! А потом, возможно, вы сможете сделать карьеру! И я сделаю из вас звезду!

– Спроси лучше, сколько ей лет!

– Пятнадцать, – чуть слышно прошептала Золотая Рыбка.

Она не могла поверить в реальность происходящего.

– Пятнадцать! Она несовершеннолетняя! – трагически воскликнул приятель Влада.

– Ну, и что? – удивился Влад. – Сейчас модели стремительно молодеют! Шиффер начинала в семнадцать! Бриджитт Холл – в шестнадцать! Елена Ляндрес, насколько мне известно, в пятнадцать лет! А Наталья Семанова, самая значительная, самая потрясающая изо всех русских моделей, вообще выплыла на «звездный небосвод» в четырнадцать лет! Так что… Почему вы плачете? Я что, опять чем-то огорчил вас?

– Нет, нет, нет, – шептала Рыбка, запрокидывая голову, словно пытаясь заставить слезы «влиться» обратно, в глаза.

– Просто – я так давно мечтала! И не верила, что так может быть… Что подойдет фотограф… Или – режиссер… И скажет… Вот как вы… Только – я не верила! И сейчас мне кажется – я сплю!

– Э, вы только не надейтесь на то, что все будет, как в сказке про Золушку и добрую фею! – угрюмо заметил приятель Влада. – Влад заставит вас вкалывать, как ломовую лошадь!

Сидеть на диете – на жареных баклажанах и минералке! Вставать в пять утра, учиться правильно ходить, ведь, помимо фотографий, будут еще и «дефиле» в ночных клубах, а то Влад разорится…

– Для «дефиле» она еще мала! Но работать придется…

– …а если вы ему не подойдете, если он решит, что ошибся в вас, он выбросит вас на улицу в два счета!

– Но какие-то деньги вы получите даже за пробные съемки! – Влад поспешил смягчить жесткие слова приятеля, но Рыбка ничего не слышала, она смотрела на него сияющими, влажными глазами, и по щекам ее текли слезы, а губы дрожали в улыбке, а слипшиеся от слез ресницы казались еще длиннее и темнее, чем были на самом деле…

И Влад не выдержал.

Со словами – «Прости меня, Господи!» – он выхватил из-под дубленки маленький фотоаппарат, сорвал с Рыбки шапочку, и несколько раз сфотографировал плачущую и смеющуюся сквозь слезы Рыбку.

– Эх, жаль! – вздохнул его приятель. – Хорошие кадры, но освещение хреновое и аппаратура не та…

– Не смей ругаться в костеле! И потом, я убавил резкость, потом – отретуширую, и все это сделаю в таком золотом сиянии, нечетко, чтобы были видны только волосы и лицо, а не эта дурацкая шуба…

– Ты тоже ругаешься в костеле… Давай, вернемся, что ли? Сейчас уже начнется…

– А я сяду рядом с вами, ладно? – попросила Рыбка, вцепляясь Владу в рукав. – Чтобы вы никуда не делись уже…

А то я не верю, что так бывает: о чем мечтала – то и сбылось!

Влад рассмеялся и сжал ее руку.

– Сегодня Рождество, девочка моя! А когда чудесам случаться, как не на Рождество Христово? Пойдем, поблагодарим Его за то, что мы с вами встретили друг друга!

Светлана по прозвищу Золотая Рыбка не слышала Рождественской Мессы. Она мечтала!

Она мечтала о том, как станет звездой. У нее будут красивые платья, и шелковые простыни, и голубая ванна, и душистое мыло, и самые красивые платья, и дубленка – как у Влада, но главное… Главное – ее мать увидит ее, раскается и придет просить прощения! А если она не придет – Рыбка сама найдет ее! Простит… И постарается сделать счастливой!