Текст книги "Сага о Хелоте из Лангедока"

Автор книги: Елена Хаецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

– Дай-ка второй рукав, – сказал он Алькасару, – все равно рубаха испорчена.

Сарацин повиновался.

– Я как этот... как святой Мартин, – сообщил он внезапно.

От удивления Хелот чуть не проглотил траву, которую как раз разбавлял.

– Ну да, – с важностью пояснил Алькасар. – Отец Тук замечательно про него рассказывает. Святой Мартин тоже портил хорошие вещи. Рвал плащи. Делился с разными вонючими мерзавцами.

Хелот приложил к горлу Греттира зеленую примочку и аккуратно привязал ее двумя рукавами.

– Зачем с ним возишься? – спросил Алькасар, жадно трогая свой нож.

– С тобой я тоже зря возился? – разозлился Хелот. – Откуда ты знаешь, что он за человек?

– А он вообще не человек, – ответил Алькасар, широко улыбаясь. – Разве я смог бы зарезать его, если бы думал иначе?

Греттир так испуганно взглянул на Хелота, что в душе лангедокский рыцарь почувствовал удовлетворение.

– Греттир, ты можешь разговаривать?

Он кивнул:

– Могу... только тихо.

– Как тебя занесло в деревню?

– Не знаю... – ответил он, подумав. – Сэр Гай сказал: «Спалим пару домишек». Это же как охота: не любишь убивать, развлекайся другим способом.

– Твои лирические наклонности спасли мне жизнь, – сказал Хелот, заканчивая возиться с повязкой. – Если бы ты не отъехал в сторону полюбоваться природой, меня бы повесили.

Алькасар захохотал, блестя белыми зубами:

– Это точно!

Греттир содрогнулся.

– Меня убьют? – спросил он.

– Когда-нибудь – несомненно, – утешил его Хелот и затянул завязки мешка с целебными травами. – Но, во всяком случае, не сейчас.

– Эй, постой, – вмешался Алькасар. – Мне показалось, что ты хочешь отпустить его, Хелот.

– Правильно.

– Он никуда не пойдет, – заявил сарацин. – Это мой пленник, и я говорю: он останется здесь.

– Да? – спросил Хелот странным голосом. – И что ты, в таком случае, собираешься с ним делать?

Сарацин слегка нагнул голову и ответил очень сдержанно:

– Я поступлю с ним, как захочу.

Хелот посмотрел ему прямо в глаза прямым, тяжелым взглядом. Он молчал так долго, что сарацин неожиданно смутился и закричал:

– Эта бледная сопля предаст тебя за первым же углом! Разве можно доверять рыцарю, да еще норманну? Ты сошел с ума, Хелот!

– Он уйдет в Ноттингам, – повторил Хелот совсем тихо и коснулся своего меча.

Алькасар побледнел, отступил на шаг, потом пробормотал сквозь зубы ругательство на своем языке, резко повернулся и пошел прочь, расшвыривая ногами лежавшие на земле комья снега и ветки,

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Ранним утром Хелот ехал по лесу, направляясь к городу Ноттингаму, и улыбался. На душе у него было так свежо и чисто, будто ему снова десять лет и он идет к своему первому причастию.

Накануне ему пришлось выдержать штормовой гнев Малютки Джона и ядовитое кипение отца Тука, которые негодовали на него за «дурацкое и трижды дурацкое» (по выражению духовного отца) решение отпустить Греттира Датчанина. Положение смягчил сынишка вдовы, который весьма кстати вспомнил, что у Хелота, вроде бы, действительно был в Ноттингаме какой-то приятель из норманнских вельмож и вот этот-то вельможа и помог вызволить браконьера из тюрьмы. Заявление рыжего Робина вызвало всеобщее недоумение. Алькасар был мрачнее тучи и на Хелота не глядел.

– В Ноттингаме меня знают как рыцаря Ордена Храма, – заявил Хелот. – Думаю, не будет ничего страшного, если я отправлюсь туда завтра один и посмотрю, что можно сделать.

Они сидели в харчевне Тилли и Милли в урочище Зеленый Куст и от волнения поглощали эль в чудовищных количествах. Милли запыхалась и стала красной как свекла, умаявшись таскать кувшины и наполнять кружки.

– Сын мой, у твоего плана есть чудовищный недостаток, – заявил отец Тук. – Его основа – доверие к человеку, которому мы никак не можем доверять. Надо было прирезать этого Трентира, или как там его, и дело с концом.

Стрелки закивали, Алькасар смотрел на своего друга угольными глазами, пылающими лютой злобой.

– По-моему, – неожиданно сказал сарацин, – мне надо бы пойти вместе с Хелотом.

Хелот задумчиво потыкал пальцем в пену, вскипевшую в его кружке, чтобы она опустилась, потом все так же задумчиво облизал палец.

– Это до первой встречи с Гарсераном, – сказал он наконец.

– Вот уж не думаю, что он меня узнает, – пробормотал Алькасар без особой уверенности.

– Вот как раз тебя он узнает с первого взгляда, – сказал Хелот и залпом допил свою кружку, после чего уставился Алькасару в лицо прямым взглядом. – Ты ему столько крови попортил, что он тебя и на смертном одре вспомнит.

Отец Тук громогласно заржал и опустил на плечо Хелота свою красную лапищу.

– Еретик из Лангедока, как всегда, прав, – заявил он. – Иди один, мой сын, и да пребудет с тобой святой Бернард Клервосский.

И вот зимним утром он едет один по зимнему лесу, и вороной Шериф тихо ступает по наезженной ноттингамской дороге – для одних торной, для других полной неожиданных опасностей.

Вдруг вспомнился день, когда он впервые увидел Робина из Локсли, знаменитого разбойника. Хелот был уверен – хотя, откуда взялась такая уверенность, еще не понимал, – что когда-нибудь все эти замечательные разбойничьи приключения закончатся большой кровью. Слишком уж много Локсли занят тем, что пытается заставить окружающих ценить свободу. Для этого он избрал, несомненно, кратчайший путь, а именно: тыкать людей носом в их же собственное дерьмо. Интересно, что сказал бы по этому поводу святой Сульпиций?

Неожиданно Хелоту пришло на ум, что, возвращаясь в Ноттингам к Греттиру, он полностью отдает себя в руки юного датского рыцаря. Ведь мальчик при желании мог бы его выдать шерифу в любой момент. Однако Хелот отмахнулся от этих мыслей. Греттир был еще в том возрасте, когда люди поступают соответственно ожиданиям окружающих. И если от мальчишки ждать одного только благородства, то он, скорее всего, проявит себя достойным потомком древних датских королей – не реальных, конечно, а из легенд.

Хелот без труда отыскал дом Греттира неподалеку от ворот святой Цецилии. Улица поднималась в гору, и Хелот ехал не спеша, чтобы не утомлять попусту вороного Шерифа. Это была старая часть города, и здесь сохранились еще дома, у которых верхние этажи были на три-четыре локтя шире нижних. Некоторые почти смыкались, закрывая небо, и поэтому улица была довольно темной и достаточно унылой. Хелот поймал вдруг себя на том, что задыхается, – привык к лесной вольной жизни.

Когда он спешился и загремел дверным кольцом, приоткрылось зарешеченное окошечко над воротами и там показался блестящий глаз.

– Доложите о Хелоте из Лангедока, рыцаре Ордена Храма, – велел Хелот, старательно копируя хамский тон Гури Длинноволосого.

Окошечко лязгнуло и закрылось. В ожидании, пока ему откроют, Хелот поглаживал своего коня, оглядывая улицу с таким видом, будто собирался купить здесь пару десятков домов, затем, утратив терпение, пнул дверь сапогом – и тут она раскрылась. На пороге, согнувшись в поклоне, стоял слуга. Не удостоив его взглядом, Хелот прошествовал мимо и только бросил на ходу:

– Присмотри за лошадью.

Греттир вышел ему навстречу, путаясь в длинной ночной рубахе. Он старательно прикрыл за собой дверь спальни, и Хелоту почудилось, будто оттуда донесся недовольный женский голос. Греттир покраснел и воровато оглянулся на спальню, однако Хелот сделал вид, что ничего не замечает.

– Мой Бог, сэр, – сказал Хелот, – я не ожидал, что в этот час вы еще в постели. Прошу простить это вторжение...

– В таком случае, я, с вашего позволения, оденусь, – проговорил Греттир, пристально всматриваясь в лицо Хелота, точно стараясь найти в нем признаки угрозы.

– Я подожду, – успокоил его Хелот. – Не беспокойтесь. Если вас не затруднит, прикажите подать мне вина.

Спустя полчаса Греттир вышел к нему, бледный, в черной одежде. Соломенные волосы топорщились из-под бархатного берета с пером из белого и желтого золота.

– Чем могу служить?

– Я хотел бы повидаться с шерифом, сэром Ральфом.

Греттир, казалось, не верил своим ушам.

– И это все?

Хелот засмеялся:

– Конечно нет. Но пока что большего мне не требуется.

– Я провожу вас и представлю, – сказал Греттир и снова покосился на дверь спальни, откуда доносились недовольная возня и характерное булькание вина, наливаемого из кувшина в бокал.

– Сейчас сэр Ральф, я думаю, у себя дома.

– Спасибо, – искренне сказал Хелот. – Не знаю, что бы я без вас делал.

Когда они вышли на улицу и двинулись в сторону Ратушной площади, Греттир тихонько спросил своего старшего друга:

– Скажите, сэр... А если бы я не был вам нужен здесь, в Ноттингаме, вы дали бы меня убить?

Хелот поскользнулся на гнилой корке и чуть не упал.

– Как такая дикая мысль могла прийти в столь умную голову? Греттир слегка покраснел.

– Простите, – пробормотал он. – А этот... человек, который меня... – Не договорив, он коснулся своей шеи. – Кто он?

– Алькасар? Так, один неверный. Очень славный парень.

Греттир еле заметно дернул ртом, однако от комментариев воздержался.

Дом шерифа был, пожалуй, самым роскошным в Ноттингаме. По фасаду его украшали четырнадцать аллегорических фигур, искусно вырезанных из песчаника: семь пороков и семь добродетелей с атрибутами в руках. Добродетель, именуемая Смирением, имела отдаленное сходство с Дианорой, а порок под названием Необузданный Гнев – с Алькасаром, когда сарацин злился.

Слуга провел посетителей через несколько пустых комнат во внутренний дворик, откуда доносился голос шерифа. Судя по всему, сэр Ральф был сильно разгневан.

Развалившись своим грузным телом в неудобном кресле с высокой спинкой, шериф кричал на Гая:

– Вы идиот, Гисборн! И знаете почему? Кровь Господня! Я вам объясню! Всех ублюдков, которых вы захватили в Гнилухе, нужно было вешать незамедлительно! На месте!

Шериф замолчал и уставился на сэра Гая, немилостиво сощурившись.

«Терпение, терзаемое Высокомерной Глупостью», – подумал Хелот.

Воспользовавшись паузой, Греттир вышел вперед и произнес вежливое, но достаточно сдержанное приветствие. Шериф в ответ махнул рукой и уставился на Хелота, которого видел впервые.

– Позвольте вам представить моего друга. Доблестный Хелот из Лангедока, – произнес Греттир немного громче. – Рыцарь Ордена Храма.

Хелот поклонился.

– Счастлив видеть вас, сэр Ральф Ноттингамский, – сказал он по возможности звучным голосом. – Ибо наслышан о подвигах ваших, о смелости и вместе с тем осмотрительности.

– Рад познакомиться, – сказал сэр Ральф. Он смотрел на Хелота довольно приветливо, а последние его слова окончательно прояснили взор сэра Ральфа. – Садитесь, господа. Вина?

Господа сели, и вино было принесено, после чего беседа потекла сама собой.

– Сколь дивен сей туманный край, – завел Хелот, – поистине небеса эти притягивают взор и заставляют вспомнить о божественном.

– О да,– кивнул сэр Ральф. – Вы, видимо, обратили внимание на фигуры, установленные на фасаде моего дома. Они служат в назидание горожанам, ибо всякий раз проходя мимо, эти бедные люди поневоле задумываются над тем, что есть добродетель, а что порок.

– Чудесные фигуры! – согласился Хелот. – Как вы, должно быть, счастливы в этой стране...

– Увы, – сказал шериф с ноткой доверительности в голосе.

– Хлопоты, мой друг, хлопоты, ничего, кроме забот и неблагодарности людской. То какие-нибудь холопы бегут в леса, то мои рыцари совершают глупость за глупостью. Вообразите... – Он мелко захихикал, что никак не вязалось с его представительной наружностью. – Вообразите, мы до сих пор не можем поймать какого-то Робина из Гуда...

– Из Локсли, – угрюмо поправил Гай. – Но он-то как раз пойман...

– Поистине, – заключил шериф, не соизволив расслышать последней реплики, – счастлив лишь тот, кто предоставлен сам себе.

– К сожалению, таких обетованных уголков не найти более. – сказал Хелот.

– Я слышал, сэр, что на вашей родине сейчас тоже кипит война, – вставил Греттир и с еле заметным беспокойством повел на Хелота глазами.

Хелот кивнул:

– Святейший папа Иннокентий благословил воинов христовых на поход против лангедокской ереси. Увы, иного выхода он не нашел, ибо немыслимо более терпеть процветавшую в тех землях чудовищную проказу. Там, где я родился, говорят, более тридцати лет не служили мессу. К счастью, с ранних лет я странствую в обществе людей весьма благочестивых и чистых помыслами.

Шериф покивал:

– Сам я не имел несчастья видеть, но говорят, что эти отступники приносят в жертву младенцев, а храмы уродуют так, что они и на храмы-то не похожи. Я слыхал об одной церкви, где при входе стоит омерзительная статуя князя злых демонов Асмодея. На стенах же этого богопротивного храма развешаны картины с изображением крестного пути, и в деталях рисунков сокрыто множество гнусных противоречий, неявных или откровенных отклонений от общепризнанного. Об этом рассказывала леди Марион, известная своим благочестием.

Хелот сдержанно пожал плечами:

– Не хочу, чтобы вы превратно меня поняли, сэр. Я не защищаю ересь. О, напротив! Однако позволю себе заметить, что тамплиеры не вмешиваются в события в Лангедоке.

– Позвольте вам не поверить! – горячо возразил сэр Ральф. – Мне достоверно известно о том, что многие рыцари Храма предоставляют убежище альбигойцам и даже защищают их с оружием в руках. И уж ни у кого нет сомнений в том, что альбигойцы вступают в ваш орден и занимают там высокие должности. Более того! Я знаю, что в Лангедоке среди высокопоставленных тамплиеров больше альбигойцев, чем католиков.

– Не знаю, – высокомерно сказал Хелот. – Я не принадлежу к числу высокопоставленных братьев, и семья моя издревле была католической. Не стану отрицать: великий магистр в обращении к папе указывал на то, что настоящие крестовые войны следует вести лишь против сарацинов...

– Мудрое замечание! – воскликнул Греттир, которого так и передернуло при слове «сарацин».

Гай во время этого разговора молча потягивал вино. Встретившись неожиданно с ним глазами, Хелот уловил дружеское расположение. Этот спокойный, молчаливый человек начинал нравиться лжетамплиеру. Сейчас он замечал сходство сэра Гая с Дианорой: те же широкие скулы, светлые глаза, та же рыжина в волосах.

Разговор сам собой перешел на женщин.

– Не понимаю тех, кто дает обет безбрачия, – лукаво усмехнулся шериф и посмотрел на Хелота. – Как можно существовать без женщин? Без этих дивных созданий! Видели бы вы наших дам – леди Ровэна, леди Джен, леди Марион... Одна другой краше.

– ВИДЕТЬ женщин не запрещает никакой обет безбрачия, – улыбнулся Хелот и тронул крест тамплиера у себя на груди. – Одно лишь созерцание прелестного личика, пышных волос, гибкого стана – все это дарит высокое наслаждение...

Шериф откровенно расхохотался.

– Да вы гурман! – вскричал он. – Созерцание, смотри ты!.. Эдак и обет может рухнуть...

– Посрамление дьявола не в том, чтобы бегать от нечистого, – отозвался Хелот. – Напротив, следует смело идти ему навстречу, не убоявшись решительной схватки. Взять хотя бы святого Сульпиция. Воистину великий святой этот отшельник святой Сульпиций, – заливался Хелот, а перед глазами у него так и стояла янтарная комната, пахнущая луком. – Вот кто неоднократно посрамлял дьявола. Господь наделил его светлым разумом. Этот святой исцелил меня от раны и сопровождавшей ее трясучки.

– Не нравится мне этот ваш отшельник, – сказал Гай Гисборн. – Не верю я ему. Больно уж свят. Наверняка либо приворотными зельями приторговывает, либо кормится от разбойников. Я еще займусь им поближе, как только время будет.

Шериф сделал неудачную попытку сесть поудобнее в своем кресле с прямой спинкой, приятнейше улыбнулся и сказал:

– Повесим завтра их главаря, вот и будет время разделаться с остальными поодиночке.

Вскоре после этого беседа угасла сама собой. Хелот, Греттир и Гай вышли на улицу втроем и остановились возле ратуши. Каменный конный Георгий с копьем охранял городской колодец. Несколько женщин остановились с кувшинами, чтобы набрать воды, но увлеклись беседой, кивая в сторону виселицы, сооруженной загодя.

– А можно поглядеть на этого главаря? – спросил Хелот.

– Столько разговоров, столько слухов... От благородного Греттира, сэр, я слыхал, что это настоящее чудовище. И как мне сомневаться в том, если кровопийцы едва не перерезали ему горло...

– Это правда, – согласился Греттир и, подумав, добавил:

– Бой был жаркий.

– О, я думаю, один вооруженный рыцарь легко может справиться с шайкой каких-то оборванцев.

Лицо Гая осталось неподвижным. Он не стал тратить времени на пустые возражения.

В этот момент какой-то школяр или подмастерье весьма гнусного вида остановился возле троих собеседников, поглазел на них нагло и неожиданно разразился бранной тирадой, понося норманнов и тамплиеров и призывая на их головы всевозможные кары Господни.

Гай выхватил из-за пояса кинжал и, не говоря худого слова, метнул в школяра. Однако парень, юркий, как юла, успел увернуться и мгновенно скрылся за углом. Подобрав свой кинжал, Гай обтер руки об одежду и брезгливо сказал:

– Житья не стало от студентов.

– А вы их сажайте в тюрьму и вешайте, сэр, – дружески посоветовал Хелот.

Греттир вдруг быстро шагнул в темноту аркады, окружавшей ратушу. Приученные войной к постоянной бдительности, Хелот и Гай машинально последовали его примеру. Мимо них оживленно прошуршали две пышные дамы. Хвосты их туалетов подметали растоптанный снег мостовой. На лицах Гая и Греттира появилось одинаковое выражение отвращения.

– Хвостатые, как дьяволицы, – прошептал Греттир, осеняя себя крестом.

– Кто это? – поинтересовался Хелот.

– Леди Ровэна и леди Марион, – сказал Гай. – Не знаю уж, которая из двух глупее. Если бы они нас заметили, нас ждала бы медленная смерть. Кстати, леди Марион собирается в монастырь и напоследок пустилась во все тяжкие.

Дождавшись, чтобы опасность миновала, все трое направились в сторону Голубой Башни.

– Однажды оттуда уже был совершен побег, – спокойно рассказывал по дороге Гай. – Сбежал мальчишка браконьер. По мне, так вообще не стоило с ним возиться. Но здесь несомненно одно: поработали эти так называемые лесные стрелки. Больше некому.

– Вы думаете, здесь нет заговора или... – начал было Хелот.

Гай невесело рассмеялся:

– Бросьте, сэр! Парнишка настоящий варвар из местных жителей, дикое и примитивное существо, обреченное прожить в тяжких трудах и умереть в грязи и неведении. Кому до него дело?

– Помолчав, он добавил: – Кстати, эти лесные стрелки не лишены остроумия: стражник, охранявший вход, убит моим собственным кинжалом.

– Вашим? – фальшиво удивился Хелот, но в его темных глазах засветился огонек.

– Да, – подтвердил Гай. – Я думаю, это оружие попало к ним в руки месяца за два перед тем.

– Какие негодяи! – пробормотал Хелот, внезапно ощутив легкий укол совести.

Голубая Башня имела четыре этажа, причем последний был надстроен совсем недавно. Она была сложена из необработанного булыжника, а название свое получила из-за крыши, выкрашенной в синий цвет. Верхние этажи были отданы под склад, на втором помещались казармы, а подвалы занимала городская тюрьма.

Три собеседника миновали охрану и оказались перед тяжелой дверью в подвал. Вниз уходила узкая винтовая лестница, скользкая от нечистот. Каменные стены как будто смыкались, грозя поглотить любого, кто осмелится пройти по этому тесному пути. Спускаясь вниз, Хелот то и дело задевал плечом замшелый камень и всякий раз ежился.

Внизу открылось просторное помещение с земляным полом и двумя желобами вдоль стен – для стока крови. Здесь стоял старый, устоявшийся гнилостный запах. Дыба, вся в пятнах крови, небольшая жаровня, сейчас холодная и вполне безобидная на вид, острые козлы и грузила, предназначенные для растяжения суставов, – вот, собственно, и весь пыточный арсенал Ноттингамской тюрьмы.

От сопровождающего Гай отказался; впрочем, стража и не настаивала: солдатам лень было прерывать игру в кости. Гай зажег факел, безошибочно отыскав его на стене, и дал его в руки Хелоту. Пламя высвечивало то низкий свод, то грязные стены, то высокий столик для писца, которому надлежало записывать показания преступников.

– Сюда, – сказал Гисборн и, пригнувшись, вошел в длинный коридор. Возле двери, забранной решетками, он остановился. Увидев посетителей, одинокий стражник, изнывавший от скуки, заворчал и поднялся с соломы, где было задремал.

– Встань прямо, скотина, – сказал ему Гай. На ленивой физиономии стражника явственно проступило недовольство. Гисборн ударил его по лицу перчатками. Хелот, который терпеть не мог стражников, невольно залюбовался.

– Открой, – велел Гай.

Стражник повиновался. Все трое вошли в маленькое, лишенное света помещение, откуда доносились запахи прелой соломы и человеческих испражнений.

Хелот поднял факел повыше и в углу, на грязной соломе, увидел Робина из Локсли. Его светлые волосы слиплись и в беспорядке падали на лицо. Руки были не скованы, а связаны так, что веревка впивалась в тело. Он сидел, прислонившись спиной к влажной стене камеры. При появлении посетителей Локсли только прикусил губу.

– Встань и подойди поближе, – приказал ему Гай.

Арестованный не шевельнулся. Небрежным жестом руки Гисборн подозвал стражника, зная, что тот все равно наблюдает. Голова в кожаном шлеме нехотя всунулась в дверь.

– Чего?

– Объясни этому мужлану, что от него требуется.

– Это мигом, – сказал стражник. Он вразвалку подошел к Робину, несколько раз ударил его и поднял за шиворот.

– Куда его? – спросил стражник.

– Сюда, ко мне, – ответил Гай. Стражник швырнул арестованного Хелоту в ноги. Локсли молчал и не сопротивлялся – берег силы. Он остался лежать неподвижно лицом на каменном полу. Ухмыляясь, стражник пнул его в бок, затем схватил за подмышки и поставил на ноги.

– Ежели понадоблюсь, позовете, – произнес он, удаляясь.

Теперь ясные серые глаза Робина остановились на детском лице Греттира. Разбитые губы знаменитого разбойника зашевелились.

– Я узнал тебя, щенок, – сказал Робин хрипло. – Зря я тебя не повесил тогда... – Он скверно улыбнулся. Хелот, ощутив, что Греттир оскорблен до глубины души, сжал в темноте руку юноши. – Гай Гисборн пожаловал собственной персоной, – продолжал Робин. – А вот кто третий? Свет бьет меня по глазам, я плохо вижу...

– Мы здесь не для того, чтобы ты разглядывал нас, смерд, – проговорил Хелот. – Мы сами пришли посмотреть на тебя.

С этими словами он опустил факел пониже и обратился к своим спутникам:

– Посмотрите, господа, на эти колени. О, ноги – великий предатель! Как они дрожат, высокочтимые господа! Приятно поглядеть, не так ли?

Локсли действительно вздрогнул, как от удара.

– Врешь, – еще более хрипло сказал он. – Не дрожат у меня колени.

Хелот сунул факел ему под нос. – Зря ты надеешься на своих бандитов, – заявил он. – Им тебя не выручить. Клянусь девственностью святой Касильды, здесь ты и подохнешь. – После чего обернулся к Гаю Гисборну. – Сэр Гай, не было бы более осмотрительно заковать его в цепи? Веревки не кажутся надежными, когда речь идет о таком преступнике.

– Да, это была оплошность, – согласился Гай и крикнул:

– Стражник! Разбойника в цепи!

В этот момент Хелот незаметно отстегнул от пояса кинжал. Гисборн двинулся к выходу, плохо видя в темноте и глядя лишь на узкую полоску света, сочившуюся в полуоткрытую дверь. Хелот подтолкнул Греттира и еле слышно шепнул:

– Сделай так, чтобы Гай подождал меня в камере пыток.

Греттир послушно шагнул вслед за Гисборном. Хелот воткнул факел в гнездо на стене и стремительно повернулся к узнику:

– Робин, руки!

Не раздумывая, Локсли протянул ему связанные руки, и Хелот полоснул по веревкам ножом, содрав попутно кожу с левого запястья. Стражник уже втискивался в дверь. Хелот оставил Робину кинжал, снова вооружился факелом и неторопливо пошел догонять своих спутников.

– Друг мой, – обратился он по пути к горе мяса и жира в кожаном шлеме, – разбойник... э... очень опасен.

– Это связанный-то? – ухмыльнулся стражник и пошел навстречу своей гибели.

Приятели-рыцари поджидали Хелота в камере пыток, оживленно беседуя.

– Сэр Хелот знает толк в тюрьмах, – донеслось до Хелота, когда он приблизился. – Ведь он был узником в замке моего отца. Я освободил его и клянусь вам, сэр Гай, за один этот добрый поступок был вознагражден трижды!

– Сэр Греттир, я прощаю вам неуместные восхваления лишь потому, что верю в искренность вашей дружбы, – произнес Хелот и сам удивился: вот это слог!

Тем временем «стражник», изрядно похудевший за столь недолгий срок, неторопливо выбрался из камеры и тщательно запер дверь, после чего лениво развалился на соломе. Подавляя острое желание удрать с места происшествия, Хелот лениво шел между Гаем и Греттиром, многословно повествуя о том, как сэр Тор преследовал белую суку и о сэре Петипасе из Винчелси, который был упомянутым Тором убит.

В день казни Робина из Локсли утро было превосходное, свежее, ясное. Знатные господа заняли места на галерее ратуши, откуда был прекрасно виден помост. По четырем углам эшафота стояли дюжие стражники. Палач деловито прогуливался под виселицей, постоянно задевая петлю, от чего она раскачивалась. Небольшой отряд лучников, расположенный на крыше ратуши, готовился встретить лесных стрелков, которые, по общему мнению, должны были вот-вот появиться.

Шериф лениво жевал, глядя на эту картину. Гай Гисборн, спокойный, бледный, мрачноватый, стоял неподалеку. Несколько рыцарей оживленно беседовали между собой, причем все они говорили одновременно.

Хелот из Лангедока в плаще тамплиера, суровый и строгий, замер несколько в стороне от остальных. Прямые черные волосы удерживал тонкий обруч из чистого золота. Темные глаза скользили по толпе, собравшейся внизу. Все это море светловолосых голов колыхалось и шумело в ожидании обещанного зрелища.

Слева от Хелота устроилась леди Марион, и он услышал ее басовитый голос, прерываемый хихиканием леди Ровэны. Леди Марион объясняла леди Ровэне, каким именно образом организовано покаянне для грешниц в монастыре святой Флавии и долго смаковала различные детали тоном знатока. Хелот даже не пытался отвлечься от жуткого рассказа, который жизнерадостная леди вколачивала ему в уши. Наконец леди Марион отчаянно зевнула.

– Ну где же он, этот Локсли? – громогласно поинтересовалась она и свесилась с перил.

На помосте и впрямь происходило что-то странное. Стражник, посланный за осужденным еще полчаса назад, вернулся один и теперь делал какие-то знаки.

– Что происходит, Гисборн? – спросил шериф.

Гай, ни слова не говоря, спустился на площадь. Толпа расступилась перед ним. Хелот не слышал слов, которыми обменивались стражник и норманнский рыцарь, но лжетамплиер и не нуждался в этом, чтобы понимать происходящее.

– Где Локсли, болван? – тихо спросил Гай. Стражник молчал, блуждая печальными глазами. – Что случилось? Отвечай, дубина! – Гисборн тряхнул его за плечо.

– Сбежал Локсли, – брякнул стражник. – Охранник убит.

Гай скрипнул зубами.

– Что еще? – спросил он, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать бить этого насмерть перепуганного человека на глазах у шерифа.

– Он оставил странную ладанку, кровью на клочке рубашки...

Гай вырвал из пальцев стражника клочок ткани, на котором и в самом деле расплывались какие-то значки. Поскольку читать рыцарь не умел, то он просто сжал ткань в кулаке. Стражник стоял перед ним, втянув голову в плечи. Гай брезгливо посмотрел на него.

– Надо бы тебя повесить вместо Локсли, – сказал он. – Зачем лишать людей удовольствия?

– Я не виноват, – пробормотал стражник.

– Исчезни, – с тоской сказал Гай. – Немедленно. Пока я ничего не сообщил шерифу. Иначе он сделает то, чем я тебе пригрозил. У тебя две минуты. И чтобы никто о тебе ничего не знал.

Он резко повернулся и пошел обратно к галерее.

Сэр Ральф вытянул шею.

– Ну, что там, Гисборн? – крикнул он.

– Локсли бежал, – спокойно ответил Гай, с деланным равнодушием ожидая криков негодования. Дав им улечься, продолжил: – Охранник убит. По-моему, сэр, здесь не обошлось без колдовства. Вот заклинание, написанное кровью, – оно, вероятно, и отворило двери.

Леди Ровэна взвизгнула и упала в обморок на руки сэру Гарсерану. Тот, похоже, не имел ничего против. Леди Марион несколько раз осенила себя крестным знамением. Благородное собрание с интересом и ужасом передавало из рук в руки загадочный клочок ткани. Смутно догадываясь о том, кому адресовано послание Робина, Хелот подошел поближе к леди Джен, которая нюхала тряпочку, вонявшую кровью, потом и сеном. Хелот коснулся ее руки, и леди Джен устремила на него липкий взгляд из-под тяжелых век.

– Позвольте мне, сударыня, – произнес он и взял ладанку из ее розовых пальчиков.

Осенив себя крестом, Хелот разложил записку на ладони и прочитал корявые, неумело выписанные слова.

– Да, – сурово произнес наконец Хелот. – Это страшное заклинание, и, если мы не сожжем его на костре под виселицей, оно погубит нас. Проклятые языческие суеверия. – И он перешел на латынь, процитировав краткий отрывок из Светония.

Вокруг Хелота образовалось пустое пространство. Благородные лорды шарахнулись в ужасе.

– Сэр Хелот, вы как лицо отчасти духовное можете совершить этот обряд, – предложил шериф.

– Хорошо, – важно согласился тамплиер. – Мне должна помогать невинная девушка. Дамы потупились, а леди Марион шумно вздохнула:

– Боюсь, сэр, здесь только одна невинная девушка. – И она томно протянула ему свою пухлую руку в веснушках и ямочках.

Худой, стройный, серьезный, Хелот помог ей взойти на помост. Леди Марион залихватски оторвала несколько досок и с треском переломила их о колено. Стоя под виселицей, Хелот задумчиво смотрел на толпу. А глашатай уже надрывался:

– И пусть еретики и язычники из Шервудского леса не рассчитывают на то, что их грязные чары могут поколебать устои нашей веры и нашей государственности!..

Вдруг в толпе мелькнуло знакомое лицо. Хелот бросил быстрый взгляд направо – и там тоже, И слева. Лесные стрелки явились помочь ему в случае разоблачения, а такое весьма возможно.

И тут Хелот сообразил, что стоит на помосте под самой петлей. Кое-кто из его друзей уже потихоньку изготавливался к бою. Хелот поднял руку и крикнул:

– Верные христиане! Друзья! Побывав у Гроба Господня и воюя с сарацинами... – Перед глазами Хелота на миг мелькнул Алькасар, его единственный знакомый сарацин, но видение тут же исчезло за несвоевременностью. – ...я дал нерушимые обеты, дабы совесть моя была чиста! Без страха и упрека предаем мы сожжению зловещее заклинание...

Он с облегчением заметил, что стрелки незаметно пробираются с площади в боковые улицы. И в этот момент кто-то снизу потянул его за плащ. Хелот обернулся и увидел горожанина средних лет, протягивающего ему охапку соломы.

– Возьми, славный защитник Ноттингама и веры, – тихо сказал он, – И пусть это будет моя скромная лепта в общее дело.