Текст книги "Невезуха на все сто"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава 13

– Да не знаю я, не знаю! Зачем бы я его искала, если б знала?

– Логично, – согласился Борода. – Одна загвоздка: он мне так нужен, и я так давно его ищу, что логикой меня не прошибешь. Ставлю вопрос иначе: когда ты его видела в последний раз и при каких обстоятельствах? Да, кстати, мы, кажется, еще не познакомились. Как тебя зовут, милая?

– Ка… Катя, – сказала я. Сама не знаю, почему я выбрала это имя, а не какое-нибудь другое. Да если б я и Таней представилась, что изменилось бы? Потому что, если ему вдруг вздумается, скажем, прогладить меня раскаленным утюгом, вопрос о конспирации отпадет сам собой.

– Ну вот, Катенька, когда ты видела Юриса в последний раз и при каких обстоятельствах?

– Сейчас… Попробую вспомнить, – пообещала я. – Только… Куда мы все время едем? У меня голова кружится, с детства в машине укачивает… – Я тянула время, необходимое, чтобы придумать правдоподобную историю про то, когда мы с Юрисом виделись в последний раз. Задача мне предстояла не из легких, потому что даже при наличии очень богатого воображения трудно вот так сразу наплести хоть чего-нибудь про того, кого ты и в первый, и в последний раз в жизни видела мертвецки мертвым.

– Укачивает, говоришь? – переспросил Борода и распорядился:

– Лонг, притормози. Машина остановилась.

– Что, получше стало?

– Что-то мне нехорошо, тошнит. – Для пущей убедительности я свесила голову на плечо, выждала полминуты и объявила торжественно:

– Ой, сейчас меня вырвет!

– Машину заблюет, потом не отмоешь, – это сказал не Борода, а тот, что за рулем, Лонг, кажется.

– Беляш, проводи, – не без брезгливости в голосе приказал Борода. – Оклемается – тащи назад.

Беляш, значит, это тот, что со зловонным дыханием. Что ж, в чувстве юмора им не откажешь.

Этот самый Беляш открыл дверцу и молча выволок меня из машины. Я потребовала, чтобы он снял с моей головы трикотажную кишку, что и было сделано после предварительного одобрения со стороны Бороды.

Я исподтишка огляделась: местечко, в которое меня завезли, выглядело форменными трущобами. Двухэтажные деревянные дома барачного типа, редкие огни. Ну, на этот раз я точно очутилась за Кольцевой дорогой, причем очень даже сильно. Судя по навозной свежести воздуха, я попала в самый настоящий медвежий угол. Отсюда небось до Москвы неделю на перекладных добираться, прикинула я мысленно, и то если мне представится такая возможность, что само по себе сомнительно. Скорее всего, они вытрясут из меня все, что можно, а потом стукнут чем-нибудь по голове и бросят в кусты, где меня и найдет какой-нибудь местный пастух. Дня через два. Остается радоваться, что на дворе жаркое лето, а не студеная зима, когда очень велика вероятность заваляться до весны в ожидании дружного таяния снегов.

Что-то меня на черный юмор потянуло, это дурной знак. К черту упаднические настроения, тем паче что помереть я всегда успею, дело-то нехитрое. Нужно срочно что-нибудь придумать, срочно. Удалось же мне заставить их остановиться и выпустить меня из машины, осталось только улизнуть. Ага, попробуй тут, бандюга по прозвищу Беляш крепко держит меня за шиворот, как котенка!

– Ой-ой-ой, как плохо… – запричитала я плаксивым голосом. – А может, я съела чего? Прямо наизнанку выворачивает. – Я сунула в рот сразу всю пятерню, подавилась и закашлялась.

Беляш непроизвольно отдернул руку, и я упала на колени, судя по чавкающему звуку, прямо в грязь, а то и того хуже – в навозную жижу, да так удачно, что брызги во все стороны полетели. Обидно, конечно, и неприятно, зато Беляш сразу отскочил от меня метра на два. Сейчас или никогда, решила я и рванула в ближайшие кусты, царапая руки и лицо.

– Стой, сволочь! – понеслось мне вслед.

Ага, вот сейчас все брошу и остановлюсь! Зачем бы мне было пачкаться в грязи и до крови обдираться…

Я бежала, не разбирая дороги, то и дело попадая в очередную лужу, которых в этой глухомани хватало. Чего нельзя было сказать о фонарях. Впрочем, это было мне только на руку. Поначалу я хотела держаться поближе к домам, но мудро передумала; те, кто в них живет, мне не помогут, а бандюгам проще всего изловить меня в замкнутом пространстве. «Врешь, не возьмешь», – пробормотала я себе под нос и помчалась прочь от светящихся окон, пригибаясь за кустами.

Кусты оборвались внезапно возле какого-то длинного строения, похожего на заброшенный склад. Здесь я без особого труда нашла в стене дыру приличных размеров и без долгих раздумий нырнула в нее, очутившись во внутреннем дворе, заваленном ржавым железом. Стараясь поменьше грохотать, я медленно обогнула развалины и вышла то ли к лесу, то ли к саду. Забрела в гущу деревьев и позволила себе наконец немного отдышаться, а заодно и прислушаться. Может, это было и обманчивое впечатление, но никаких признаков преследования я не заметила. Только где-то вдали, по всей видимости, у деревянных домов-бараков тоскливо выла собака.

Я расслабилась до такой степени, что присела на ближайший пенек и попыталась подсчитать понесенные мною потери. Физические, потому что моральные были поистине беспрецедентными и не поддавались скоропалительной оценке. Так вот, к физическим потерям я отнесла расцарапанную левую щеку, два сломанных ногтя на правой руке и порядком изорванные Ингины штаны. Да, насчет Инги… Что, интересно, она сейчас делает? Хоть немножко беспокоится обо мне или нет? Вещее сердце подсказывало мне, что она уже давно дома и преспокойно дрыхнет под боком у своего денежного мешка, а я маюсь неизвестно где. Между прочим, в прямом смысле неизвестно.

С этой мыслью я посмотрела на небо, памятуя о том, что путешественники ориентируются по звездам. Небо было темное и беспросветное. Ну и дыра, ни звезд тебе и ни луны, только лужи да кусты. Я вздохнула и поплелась неведомо куда – что называется, куда глаза глядят. Примерно через час ходьбы деревья стали редеть, и моему унылому взору открылось большое поле, заросшее жирными сорняками. Я долго тащилась по его кромке, пока не набрела на тележку от трактора, доверху набитую навозом. Это все, что говорило в пользу обитаемости здешних мест.

За тележкой обнаружилось что-то похожее на старую проселочную дорогу, которая привела меня к поросшей камышом речушке. Возле нее на моем тернистом пути и встретилась первая живая душа. Женщина в белом платочке, ведущая велосипед. Уже начинало светать, и я разглядела ее издали. Я дико обрадовалась и заорала, размахивая руками;

– Извините, пожалуйста!.. Позвольте вас спросить!

Но аборигенка в платочке почему-то не выказала признаков радушия, даже наоборот – резво запрыгнула на велосипед и вовсю закрутила педалями. Исключительно дикая пейзанка попалась. А я всего-то хотела узнать, где тут у них ближайший телефон. А заодно неплохо было бы выяснить, куда меня нелегкая занесла и как отсюда выбраться. Как-как, позвонить Инге, пусть срочно приезжает. Раз уж я из-за нее пострадала, то с какой стати должна трястись на перекладных? Есть, правда, риск до нее не дозвониться, как это было накануне. Тогда придется добираться на такси.

На такси? Я похолодела: моя сумочка осталась в машине у бандитов, а там все деньги. Странно, что я вспомнила о ней только под утро. А может, и не странно, это сейчас сумка и лежащий в ней кошелек представляли для меня значительную ценность, а когда жизнь моя висела на волоске, то и чемодан, набитый золотом, гроша ломаного не стоил.

Дело здорово осложнялось. Допустим, рассуждала я вслух, в этой глухомани и найдется недобитый телефон-автомат, с которого можно дозвониться в Москву, но чем я заплачу за предоставленную услугу? Даже если в трубке будет только треск. Я машинально похлопала себя по карманам. А, черт, штаны-то Ингины… Сильно сомневаюсь, что при своей вольготной жизни она сохранила дурную привычку таскать в карманах мелочь вперемешку с хлебными крошками. Так оно, собственно, и оказалось: все, что мне удалось обнаружить, так это свернутую в трубочку бумажку. Я ее зачем-то развернула, и на ладонь мне просыпалась щепотка белого порошка, похожего на сахарную пудру. И более ничего. Я отряхнула руки и двинулась вдоль речушки в том же направлении, в котором усвистала от меня на велосипеде пугливая, как лань, аборигенка.

В том, что я на верном пути, я убедилась, ступив в первую коровью лепешку, вторая только укрепила мою уверенность, а уж когда я услышала петухов, то запрыгала от радости на одной ножке. Уж очень я утомилась с непривычки блуждать по пересеченной местности. Вскоре на горизонте показался большой грязно-белый сарай. Я сразу догадалась, что это ферма, в окрестностях славного города Котова (он же Виллабаджо) такие тоже имеются. Коровы на этих фермах изможденные, как узники Освенцима, с ног до головы облепленные мухами, стоят по колено в навозной жиже. Они, наверное, хороши в качестве наглядного пособия для изучения анатомии парнокопытных, а вот на бифштексы их не пустишь, разве что на суповые наборы. Ну что ж, по крайней мере сковородки драить не потребуется.

Так вот, вблизи местная ферма выглядела точь-в-точь, как котовская. И коровы, и пьяный (в пять утра!) скотник, в философской задумчивости стоявший посреди скотного двора, опершись на воткнутые в кучу навоза вилы.

– Где тут у вас телефон? – спросила я его без обиняков.

– Ась? – От неожиданности скотник покачнулся и чуть не упал в навоз, но в последнее мгновение все-таки удержал равновесие.

– Где у вас телефон, спрашиваю?

– В конторе, где ж еще…

– А контора где?

– В деревне.

– Трофимыч, пьяная морда, где ты там? – Какая-то баба, очень даже возможно, та самая, что удирала от меня возле речушки, высунулась в расхлябанные ворота коровника.

– О, меня вызывают! – с удовлетворением заметил пьяный скотник и многозначительно поднял вверх указательный палец. Можно было подумать, что его «приглашают» не за коровами убирать, а принять участие в расширенном совещании «большой восьмерки».

– Ну а деревня где? – У меня были более приземленные заботы.

– Там, – скотник махнул рукой куда-то в сторону речушки, выдернул из навоза вилы и, преисполненный сознания собственной незаменимости, шаткой походкой направился в коровник.

– Как хоть она называется, ваша деревня? – крикнула я ему вслед.

– Роте Фане…

Что ж, неплохое название для деревни, можно сказать, исконно русское.

Я вздохнула, поежилась от утренней прохлады и снова двинулась в путь по дороге, мощенной коровьими лепешками. И километра через полтора наткнулась на ржавый указатель «Роте Фане», перебралась по шаткому мостку через речушку и вышла наконец к человеческому жилью. Без особого труда нашла контору среди двух десятков деревянных домиков (по вывеске «Контора отделения № 5») и, усевшись на ветхую скамейку, стала дожидаться, когда она откроется.

Следующие два часа можно смело выбросить из моего рассказа так же, как и из жизни, потому что в течение этого времени ровным счетом ничего не произошло. Ни хорошего, ни плохого. Потом появился пожилой дядька в очках и открыл дверь конторы. Дядька оглядел меня с ног до головы с явным неодобрением, но позвонить разрешил, предупредив, чтобы я не трепалась долго. Я клятвенно обещала не разорять деревню и уложиться в шестьдесят секунд.

Вы будете удивляться так же, как и я, но Инга отозвалась буквально на третьем гудке.

– Куда ты пропала? – заорала она в трубку.

– Потом объясню, а сейчас быстро собирайся и приезжай за мной. – Я поглядывала на дядьку и строчила со скоростью станкового пулемета:

– Я нахожусь в деревне Роте Фане. Это… Это…

– …Семьдесят пятый километр Зарубинского шоссе, – подсказал мне дядька.

Я сдержанно поблагодарила его кивком головы и выпалила в трубку:

– Семьдесят пятый километр Зарубинского шоссе. Буду ждать возле конторы.

– Какая еще контора? – истошно завопила Инга, но я ее уже не слушала.

Глава 14

– Что-то я не пойму… Как ты здесь оказалась? – Это были первые Ингины слова, когда она подкатила на своем изрядно запыленном «мерее» к колхозной конторе.

– Меня сюда подбросили, – хмуро пробормотала я, захлопывая за собой дверцу Похоже, я успела превратиться в местную достопримечательность за те четыре часа, что в общей сложности проторчала на скамейке, и теперь чуть ли не вся деревня высыпала полюбоваться, какая крутая тачка за мной приехала.

Да еще и с бабой за рулем. Небось не каждый день у них случаются такие развлечения.

– А что у тебя с лицом? – покосилась на меня Инга.

Я подалась вперед, посмотрела в зеркало заднего вида и невольно присвистнула. Колючие кусты потрудились надо мной на славу: левая щека вся в сеточке мелких ссадин и распухла, на шее здоровенный кровоподтек. Рваная одежда вообще не в счет. То-то баба на велосипеде шарахнулась от меня, а конторский дядька не спускал подозрительного взгляда.

Пока мы тряслись по ухабам, Инга без устали плела небылицы о том, как она за меня переволновалась. Я ее слушала вполуха, стремительно погружаясь в тягучую дрему. Как-никак всю ночь не спала. Я бы так, наверное, до Москвы расслаблялась, если бы Инга музыку не врубила. Ну никакого в ней человеколюбия.

Заметив, что я открыла глаза, Инга снова стала приставать ко мне со своими идиотскими вопросами:

– Так ты мне скажешь, как тебя в эту Тмутаракань занесло?

– Дружки твоего полюбовничка завезли. – Я с хрустом потянулась и пожаловалась:

– Шея ужасно болит.

– Какие дружки? – «Мере» завилял по дороге.

– Ты за дорогой смотри, за дорогой! – прикрикнула я на нее. Согласитесь, обидно пасть жертвой банального ДТП, самым невероятным образом вырвавшись из бандитских лап.

– Так ты про что? – Инга сбросила скорость, и машина пошла ровнее.

– Не про что, а про кого. Когда я вышла из «Пеликана», меня затащили в машину… Еще и чулок какой-то на голову надели. Их было трое, один – с большой бородой. Все время спрашивал про Юриса.

– Про Юриса? – глухим эхом подхватила Инга.

– Да, представь себе. Говорил, что он им нужен позарез, интересовался, когда и при каких обстоятельствах я его видела в последний раз…

– А ты? – Инга затаила дыхание.

У меня возникло непреодолимое желание слегка пощекотать Ингины нервишки, в конце концов, не мне же одной отдуваться.

– А что я? Он сказал, считает до трех. Что мне еще оставалось?

Инга так резко затормозила, что я чуть не вышибла головой лобовое стекло.

– Ты все про меня им рассказала?

– Странно, что тебя это удивляет. Я что, по-твоему, должна была унести твою тайну с собой в могилу?

Инга рухнула лицом на баранку и заскрежетала зубами:

– Я знала, знала, что этим кончится. Ну зачем ты пошла в «Пеликан», кто тебя просил?

– Ладно, успокойся, – я тронула ее за плечо, – ничего я им не сказала. Этот, с бородой, не успел до трех досчитать, я сбежала…

Инга сразу расцвела, как невеста под венцом:

– Убить тебя мало, Чижова! Смерти моей захотела, да?

Приступ отчаяния сменился приступом безумной радости. Инга бросилась мне на шею, стала тискать и тормошить, как тряпичную куклу. Моя чугунная после бессонной ночи голова моталась во все стороны, так что я даже взгляд сконцентрировать не могла. А на то, чтобы отбиться от нее, у меня не хватало сил.

– Ну хватит, – взмолилась я слабым голосом, – все не так радужно, как тебе представляется. Инга сразу перестала меня трясти:

– В каком смысле?

– Во всех. Во-первых, Юриса нам с тобой не оживить. Во-вторых, как теперь выяснилось, он был связан с какими-то бандитами, которые усиленно его ищут. А бандиты – это еще хуже милиции. Рано или поздно они нас достанут.

– Но ты же ничего им не сказала? Или все-таки сказала? – Инга нервно застучала холеными ноготками по приборной доске, и эта барабанная дробь отдалась у меня в мозгах.

– Не сказала я, не сказала… Да прекрати ты барабанить! – прикрикнула я на Ингу.

– Тогда как же они нас найдут? – Инга перестала стучать, как дятел, зато начала хрустеть костяшками пальцев. И почему я раньше не замечала, как много от нее шума?

– Найдут как-нибудь, не волнуйся, – «успокоила» я ее. – К тому же у них в машине осталась моя сумочка.

– Там были документы? – сдавленно охнула Инга.

– Нет, документов там не было, это точно. – Я замотала головой, о чем тут же пожалела. – Кошелек там был. С твоими деньгами.

На самом деле точнее было бы сказать – Покемоновыми, а еще точнее – ворованными. Я ведь вам, кажется, уже рассказывала, каким экзотическим способом Ингин денежный мешок сколотил свой капиталец, или нет?

Ладно, буквально телеграфным стилем. В начале девяностых Ованес Сусанян был еще скромным беженцем из Абхазии, сорвавшимся с насиженных мест в одних трусах, в середине (все тех же девяностых) – уже возглавлял суперсовременный заводик по производству детского питания, построенный на западные кредиты. Потом произошла небольшая рокировочка, в результате которой скромный беженец остался с прибыльным заводиком, а государство – с долгами по кредитам. Ну а дальше уж совсем скучно: рождаемость упала, и наш Ованес потерял интерес к детским смесям, зато озаботился насущными проблемами потенциальных папаш, окончательно раздумавших плодиться и размножаться. Вот так и возникла пивная империя Ованеса Сусаняна, некогда скромного абхазского беженца, а ныне скромного российского олигарха.

– …Нет, ты сосредоточься, вспомни получше, – теребила меня Инга, – что там было в твоей сумке?

– Ну что там могло быть? Всякие мелочи: пудреница, расческа, носовой платок, ключи от квартиры, – методично перечисляла я. – Ключи? Господи, это что же, мне опять замки менять?

– Еще, еще что?! – Инга прямо как клещами в меня вцепилась – вот что значит забота о собственной шкуре! – Документы? Паспорт?

– Дура я, что ли, брать паспорт в такое злачное место! – Я посмотрела на Ингу, а Инга на меня.

– А удостоверения, удостоверения редакционного не было? – Инга все еще не могла успокоиться. А вот об этом можно было не переживать.

– Да я его сроду с собой не таскала. Мне его как выписали, так оно и лежит в столе на работе.

– Слава богу, – перевела дух Инга. – Значит, нам ничто не грозит.

Увы, я не разделяла ее оптимизма.

– А я все равно боюсь. Боюсь возвращаться к себе. И раньше боялась, а сейчас еще больше…

– Вот и поезжай в Котов, – мгновенно сориентировалась Инга. – Ты ведь туда собиралась?

– Что, прямо сейчас, прямо вот так? – Я уставилась на драные Ингины штаны. – А это ты видела? – Я осторожно потрогала посеченную колючими кустами щеку. – Чтобы я в таком виде заявилась в Котов?

– Да, вид у тебя, конечно… – согласилась Инга, – но через пару дней будет более или менее.

– Через пару, – зло процедила я сквозь зубы. – А ехать ты мне предлагаешь прямо сейчас. Мечтаешь поскорей избавиться?

– Опять двадцать пять! – надулась Инга. – Я же о тебе беспокоюсь.

– Спасибо за беспокойство, – огрызнулась я. – Я, значит, в Котов, а ты тем временем куда? На Средиземное море здоровье поправлять? Ты же спишь и видишь, как бы все это на одну меня спихнуть. Ну съезжу я в Котов, и к чему вернусь? В лучшем случае – к тому же, в худшем – меня либо в кутузку засадят, либо бандюги прикончат. А ты будешь далеко-далеко, где кочуют туманы… Э нет, милая, так не пойдет!

– Да вовсе я не собиралась от тебя избавляться! – вспыхнула Инга. – Но раз ты не хочешь домой и не можешь в Котов, то куда же тебе теперь – на вокзал?

Ага, намекает, что мне с моей теперешней физиономией самое место среди вокзальных бомжей!

– А ты на что? Позаботься о попавшей в беду подружке, между прочим, по твоей же милости попавшей!

Инга нахмурилась и засопела. Я держала стратегическую паузу.

– Ну хорошо, – произнесла она с придыханием, – я могу предложить тебе только один вариант – перекантоваться у моей двоюродной сестры в Борщовке. Это в Подмосковье, по Курской дороге.

Про Ингину двоюродную сестру я слышала впервые, а потому потребовала подробных разъяснений, откуда она вообще взялась.

Инга просветила меня без особого вдохновения:

– Ну что, сестра как сестра. Двоюродная. Зовут Соня. Наши отцы были братьями. Мы даже жили в одном с ними доме, до того как переехали в Котов.

– Ты жила под Москвой? – изумилась я.

– Ну да, до двенадцати лет. Потом мой отец умер, и мы с мамой перебрались в Котов. Не знаю подробностей, но, кажется, они не очень ладили между собой, мама и Сонин отец. Теперь, впрочем, уже никого из них в живых не осталось. А с Соней мы поддерживаем неплохие отношения, хотя человек она своеобразный.

– Своеобразный – это как? – Я сразу почуяла недоброе.

– Ну вот, прицепилась к слову! – разъярилась Инга. – Что ты такая въедливая? Своеобразный, значит, своеобразный. Ты тоже своеобразная, между прочим, еще какая своеобразная! Одна в своем роде!

С последним утверждением трудно было не согласиться. Вторую такую дуру нужно еще поискать.

Я устало махнула рукой:

– Черт с тобой, поехали к твоей сестрице. Она своеобразная, я своеобразная, как-нибудь найдем общий язык.

В ответ Инга только фыркнула. Уже засыпая, я успела ее предупредить:

– Не вздумай врубать музыку и не гони.

– Да когда я гнала? – пробормотала Инга и что-то еще добавила, но этого я уже не слышала, потому что отключилась.

– …Э-эй, приехали, просыпайся, – услышала я сквозь сон буквально через минуту. Издевается она надо мной, что ли?

Я с трудом разлепила глаза и уставилась на свою мучительницу с невыразимым страданием во взоре.

– Дай поспать, имей совесть!

– Так приехали уже! – Инга смотрела на меня честными круглыми глазами.

– Куда приехали?

– К Соне приехали!

– Так быстро? – Я тряхнула головой.

– Ничего себе быстро! – хмыкнула Инга. – Два с половиной часа!

– Да ну? – изумилась я и глянула сквозь стекло. То, что я увидела за бортом, разительно отличалось от предыдущего антуража. Уютный и ухоженный дачный поселок, с выстроенными словно по ранжиру особнячками, старыми деревянными теремками и новехонькими каменными дворцами. Кругом цветочки и прочая идиллия. При виде такого благолепия я сладко потянулась. – Ну, и где же хоромы твоей кузины?

– Да вот же. – Инга указала мне на ближайший дом, представлявший собой помесь терема с дворцом. В том смысле, что изначально он строился как терем и даже продолжительное время существовал в этом статусе, а потом стал прирастать кирпичными башенками и мезонинами. Причем прирастать стихийно, без какой-либо системы. А посему не отражал никакого архитектурного замысла, кроме состояния хозяйского кошелька. Короче говоря, завелись денежки – построили башенку, в другой раз завелись – приляпали мезонинчик. Я невольно усмехнулась:

– Современная у тебя кузина. Эклектика в чистом виде.

– Чего-чего? – поморщилась Инга.

– Ну, смешение стилей.

– Ты насчет дома? – Инга не разделяла моего оптимизма. – Ужас, да? Я его называю «Броненосец „Потемкин“. Увидишь, они в полуподвале окна круглые сделали, как иллюминаторы. Осталось только пустить его ко дну.

– Ну тогда уж крейсер «Варяг», если ко дну. Что до броненосца «Потемкин», то он знаменит мясом с червями, которое подали на обед революционным матросам. То есть до мяса они были просто матросами, а после мяса – уже революционными, – возразила я и почесала за ухом. – А эти твои родственники, они что, специально такого наворотили, ну, с домом?

– Почти, – кивнула Инга. – Сэкономить хотели. По-хорошему-то нужно было новый дом строить, а они вон что. Только все испортили. Ты бы видела, какой тут прежде домик был – загляденье, как из сказки. А теперь… броненосец! Ну ладно. – Инга призадумалась. – Давай так сделаем. Ты немного посидишь в машине, а я пока с Соней поговорю, она баба неплохая, но я ведь ее не предупредила. В общем, нужно подготовить почву.

– Валяй, – разрешила я.

Подготовка почвы заняла у Инги целых двадцать минут. Я уже собиралась снова заснуть, когда она появилась и скомандовала:

– Вылезай.

– Надеюсь, ты все сделала в точном соответствии с требованиями агротехники? – Я выбиралась из машины, покряхтывая, как старая бабка. – Вспахала, удобрила?..

На Ингу мой сельскохозяйственный юмор не произвел ни малейшего впечатления.

– Учти, ты жертва домашнего произвола, – предупредила она, захлопывая дверцу «мерса». – Это я насчет твоих синяков.