Текст книги "Я тебя присвою"
Автор книги: Елена Тодорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Глава 6. Барби
Ты одинока, разбита,
Ты обнаженная кукла.
© Skillet «Шепот в темноте»
Мой сон никогда не являлся слишком чутким, но сейчас едва различимый скрип отворяемой двери в одно мгновение вырывает меня из дремы. Резко принимая сидячее положение, не могу сдержать порыв прикрыть наготу. Сдвигаю ноги и скрещиваю на груди руки.
Рейнер подходит к подножью и замирает. Прежде чем заговорить, обжигает мое обнаженное тело настойчивым и словно бы голодным взглядом.
– Выспалась? Пришло время установить правила твоего нахождения в этом доме.
У меня нет времени не то что ответ придумать. Он не дает ни секунды на осознание и принятие этого сообщения. Обхватывая горячими пальцами лодыжку, дергает меня к самому краю кровати. Падая на спину, вскрикиваю. Ноги ожидаемо разъезжаются, но беспокоиться об этом мне некогда. Еще рывок, в этот раз за запястья, и я сваливаюсь с постели на пол. Тяжело дыша, изумленно рассматриваю темную ткань мужских брюк. Замешкавшись, невольно принимаю свое перед ним унизительное положение.
– Ты куда? – он… Он, черт возьми, смеется! – Вставай, давай.
Не дожидаясь, пока я смогу это сделать, тянет выправленную рубашку за ворот и стаскивает ее через голову. А я, сменяя очередной оттенок красного на самый жгучий бордовый, машинально скольжу взглядом по его обнаженному животу. Под смуглой кожей напряженно сокращаются рельефные мышцы. За пояс брюк тянется темная дорожка волос, а выше к груди ползут черные штрихи татуировки, но я не решаюсь ее разглядывать. Замираю в том же положении.
– Собираешься подниматься? – та же насмешка, но голос ощутимо ниже становится и как будто забивает мое восприятие хрипотой.
Звякает пряжка ремня, и я с безудержным волнением понимаю, что он расстегивает брюки. Каждая секунда происходящего настолько шокирует, никак не могу выработать необходимую реакцию. Он тянет вниз молнию и, раздвигая ткань, спускает белье. Я не способна пошевелиться и отвести взгляда, следовательно, этот проклятый Рейнер без каких-либо церемоний знакомит мое потрясенное сознание с… мужским половым членом.
Я, конечно, видела схематическое изображение в учебнике по биологии. Господи, я ведь собиралась стать врачом… Хирургом… А там всякое случается. Но я никогда не предполагала, что мне предстоит увидеть подобное с такого ракурса.
Охваченная шоковой волной, просто его рассматриваю. Что тут скажешь… Похоже, у него все в порядке. Да, я пытаюсь рассуждать здраво и отстраненно. Однако… Господи, он возбужден, и он огромен!
Так… Нужно успокоиться. Ничего ужасного не происходит. Это естественно.
Боже… Андрей Рейнер возьмет мою невинность и станет моим первым мужчиной.
Подобному тому, как вчера в ванной, ему приходится помочь мне подняться.
– Успокойся и расслабься.
– Я стараюсь…
– Ничего противоестественного и ужасного я с тобой делать не собираюсь, – грубовато озвучивает то, что я и сама мгновение назад поняла. – Все по обоюдному. Тебе понравится. Я научу.
Очень сомневаюсь, но моим мнением, вроде как, не интересуются. Авторитетно заявляет.
– Хорошо…
Зажимая в кулак волосы, Андрей плавно оттягивает мою голову, вынуждая встретиться взглядом. Наклоняясь, почти касается лицом опаленной смещением щеки. Тянет носом мой запах, а я от этого звериного маневра дрожать начинаю.
Лихорадочно ищу внутри себя какие-то подсказки относительно того, что должна делать. Если не в сознании, то на инстинктах ведь должно быть заложено.
Я много лет нравлюсь ему. Именно эту спасительную мысль подталкивает мой воспаленный разум на пике нервного истощения. И я, с невесть откуда взявшейся расчетливостью, понимаю, что должна воспользоваться этим по максимуму.
Подступаю ближе. Андрей не сводит с меня напряженного взгляда, а я под напором этой темноты на мгновение застываю.
Выполняя следующий бросок, будто душу теряю. Да… Закладываю дрожащие руки ему за шею и самовольно прижимаюсь. Я голая и беззащитная. Он обнаженный и возбужденный. Соприкасаемся и какой-то ошеломляющий физический процесс запускаем. Отчаянно игнорируя выстреливающие под кожей электрические разряды, прячу у него на груди лицо. Зажмуриваюсь и порывисто шепчу, надеясь, что он меня слышит:
– Мне страшно, Андрей… И очень стыдно… Я нервничаю из-за тебя… А когда я нервничаю, я… говорю глупости и творю… глупости… Помоги мне…
Чувствую, что удивила. Шумно выдыхает и цепенеет Рейнер. Всем телом буквально каменеет. Ощущая, какой силой наливаются его мышцы, в который раз поражаюсь, насколько опасным может быть мужчина.
Будь хитрее, Тата… Даже зверя можно приручить…
– Первое и единственное правило… – начинает он и тут же берет паузу, чтобы выдохнуть и прочистить горло. – Ты должна слушать, что я тебе говорю. Выполнять беспрекословно. Даже если не понимаешь, зачем и почему. Походу втянешься.
Забитая, затурканная, всеми обиженная девочка внутри меня тотчас спину выпрямляет и поднимает голову. Не знаю, почему мне так важно отстаивать свои права и чувства перед Рейнером. Обычно я молча глотаю негодование и подстраиваюсь под желания других людей. С Андреем же «эта девочка» заставляет меня говорить открыто и, не смотря ни на что, переть до конца.
– Только в постели, Андрей… Вне ее слушаться не обещаю.
Он соскальзывает ладонями мне на лопатки, заходит ими под руки, и дальше следует такой захват, словно он меня переломать решил. Кажется, внутри все в кровавые комки трамбуется. Сцепляя зубы, терплю, никак не выказывая дискомфорта и безотчетного страха.
Отпускает. Громко вдыхает и выдыхает. На этом вздохе его грудная клетка с такой амплитудой поднимается и опускается, что едва не раздавливает мою. И тут молчаливо выдерживаю.
– Хорошо, – жестко хрипит Рейнер. Его ладонь возвращается мне на затылок. Приподнимаясь на носочки, поддаюсь за этим движением. Позволяю возобновить зрительный контакт. – Но горбатиться у меня ты не будешь. Увижу еще раз на коленях, в земле или с тряпкой, отхожу по голой заднице.
В душе поднимается горячая волна негодования и смущения… Все это сдержать, невзирая на планы быть этой ночью покладистой, не успеваю:
– А чем прикажешь заниматься? Не могу же я сидеть сутками в комнате!
– Можешь.
– Не могу. И не стану!
– Будем воевать?
– Будем, – принимаю уверенно.
И почти сразу теряю настрой. Потому как Андрей двигается, вынуждая меня отступать.
– Не думаю, что ты выстоишь против меня. Вне постели, – передразнивает мои слова.
Я лишь шумно охаю, пораженная возникающим между нашими телами трением.
– Что ты делаешь?
Глупость спрашиваю. Очевидно же, что подталкивает к кровати.
– Полгода? – то ли время тяну, то ли действительно нахожу в этом необходимость. – Потом… Ты, правда, меня отпустишь?
– Отпущу.
– Пообещай мне… Лично мне…
Рейнер отводит взгляд, закусывает губы и планомерно вдыхает. Возвращая внимание ко мне, кивает:
– Обещаю.
– Спасибо.
Подумать только, в самом деле я столько всего сейчас чувствую… Какой-то эмоциональный каламбур! Заключила сделку с дьяволом и радуюсь! Вместо того, чтобы решить, как рядом с ним выживать, не отдавая душу.
– Забирайся на кровать, Барби.
– Постой… Мне… – мне нужно научиться подчиняться таким командам.
Сейчас, я подумаю… Представлю траекторию движения, поэтапно просчитаю все, что должна сделать…
Вот только, пока я выстраиваю очередность своих действий, Рейнер сжимает мою талию и, приподнимая над полом, попросту забрасывает меня на кровать.
Глава 7. Барби
Он меня точно погубит,
Сердце моё умирает.
© Краски «Я полюбила бандита»
Я не рассчитывала, что это произойдет вот так… Слишком неожиданно, стремительно, в какой-то мере страшно… Я в замешательстве. Хочу контролировать ситуацию, но в действительности не могу понять, как правильнее реагировать. Когда Рейнер накрывает меня своим большим и твердым телом, зажмуриваюсь и концентрируюсь лишь на том, чтобы сдержать рвущее сердце и душу желание его оттолкнуть.
Мы снова соприкасаемся кожа к коже, и в таком положении это ощущается еще острее и интимнее. Он просовывает мне между ног колено, бесцеремонно разводит напряженные бедра и вдавливает в мою промежность свою каленую плоть. Я громко заглатываю воздух и широко распахиваю глаза. Трепеща ресницами, пытаюсь не прекращать дышать. Удается с трудом. Ощущения буквально потрясают меня. Тело бьет мелкая неукротимая дрожь. Андрей горячий, словно в лихорадке, а знобит почему-то меня.
Хочу, чтобы он что-то сказал и как-то успокоил меня. Хоть мы и не влюбленные, но… Разве во время близости не происходит нечто подобное? Он же видит, что я на грани. Кто, кроме него, может помочь мне справиться с этими ощущениями?
Но Андрей, конечно же, не заточен на нежные разговоры. Ему, очевидно, абсолютно безразлично то, как я это переживаю. Он действует без каких-либо колебаний и сомнений. Совсем не ласково, даже как-то грубовато руками по телу ведет, а у меня следом все колет и нестерпимо жжет. Он словно под кожу мне забирается.
Я просто должна потерпеть. Наверное, все так делают… Вот только у меня не получается.
– Андрей… Андрей…
Не откликается. Стискивая ладонями мои бедра, жжет губами шею. Кусает, вызывая изумленный вскрик, и тотчас жадно языком проходится. Зализывает клеймо, словно зверь.
Зачем он так пугает?
Меня начинает трясти сильнее. Впиваюсь пальцами ему в плечи. Цепляюсь за разрушителя своего внутреннего баланса. Что еще остается?
Трепещу от какого-то необъяснимого первобытного страха, но это не мешает зарождаться чему-то новому. Неизведанному. Разбиваюсь от волнения потому, что не могу идентифицировать этот ноющий жар. Он возникает в груди и медленно, словно расплавленный металл, скатывается в низ живота. Оседает там странной тяжестью.
– Андрей…
Мне становится жарко и душно, будто произошло заражение, и у меня от него подскочила температура.
Это ведь ненормально… Почему так ощущается? Как с этим справляться?
– Андрей…
Его слишком много. А я слабая. Не выдержу. Чувствуя его возбуждение, отчаянно паникую. Нет, это не просто эрекция… Я знаю, что так должно быть. Это естественно. Его член… Он пугает и смущает, но все же не является самым шокирующим фактором.
Меня ошеломляет энергетика Рейнера.
Доминирующий. Нетерпеливый. Опасный. Он ведь меня просто раздавит.
Нет, я не справлюсь…
– Андрей… Давай не сегодня… Хватит…
Он накрывает ладонями мою грудь и сдавливает ее. А потом и вовсе зажимает пальцами соски. Я, превозмогая стремительную вспышку непонятного удовольствия, молча терплю. И выдерживаю. Пока он не скользит туда же губами. Ловит ртом затвердевшую вершинку и жестко всасывает. Реагирую безотчетно громко и ярко. Выгибаюсь, стону и хрипло мычу. Сама к нему ближе бьюсь. Всем телом.
С нарастающей паникой отмечаю, как между ног становится мокро и горячо. Андрей, будто об этом догадывается, скользит ладонью по внутренней поверхности бедра, чтобы проверить.
Я не могу это скрыть! И не могу это остановить.
Распахивая губы, вдыхаю и с надсадным хрипом выдыхаю. Потрясенно моргаю, пока ладонь Андрея не достигает цели. Пищу и замираю, надеясь, что все же не умру от стыда, каким бы настойчивым ни было это ощущение.
Я уже многое выдержала, переживу и это. Еще чуть-чуть… Самое страшное, конечно, не за горами. Но и то, что я ему уже позволила, нельзя так безмозгло проигрывать. Все через это проходят.
Дыхание Рейнера заметно утяжеляется. Губы возвращаются к шее. Жгут, терзают, клеймят кожу. Мое сознание рассеивается. Ощущений слишком много. Не могу понять, на чем концентрироваться. На том, как он кусает и лижет меня? Или на том, как трогает пальцами, множа и размазывая красноречивый секрет моего возбуждения и удовольствия?
Сам Андрей при этом становится еще более требовательным и беспощадным в своих действиях. Задушенно вскрикиваю, когда он проникает в меня пальцами и начинает словно бы растягивать изнутри. Такого со мной еще никто не делал. Даже гинеколог сказала, что пока в подобном осмотре нет никакой необходимости. Со стороны Андрея это ощущается унизительно и как-то странно… Не приятно, нет. Напротив, что-то на грани неприятия, но отчего-то крайне волнующая эта грубость. Возможно, все дело в том, что в этот момент он поднимает голову и находит мои глаза.
У меня сердце сжимается. С тонким звоном вниз обрывается.
Это ведь Андрей Рейнер… Мечта моих тайных девичьих грез. Мой защитник. Мой герой. Ну почему все так? Почему он такой? Как можно быть настолько притягательным и настолько грубым одновременно? Хотя кому как не мне знать, что внешняя привлекательность не свидетельствует о внутренней наполненности.
Могу ли я представить, что все сложилось по-другому? Что он оставил криминал, не покупал меня… Могу ли… Это, конечно же, позорный самообман. А я с такой охотой цепляюсь за него…
Продолжая сканировать мое лицо взглядом, Андрей сильнее растягивает меня. Я глухо стону и инстинктивно ерзаю бедрами, сопротивляясь болезненной пульсации плоти.
Он вроде как отпускает. Но в следующий миг, все также неотрывно глядя в мои глаза, заявляет:
– Первый раз – мой.
И направляет внутрь моего тела свой член. Я чувствую его там! Он в самом начале, но уже ощущается пугающе огромным и чрезвычайно горячим. Непроизвольно зажимаюсь, но Андрей оказывает давление. Разводя мои дрожащие ноги, фиксирует их ладонями. Подаваясь бедрами, толкается до упора и без каких-либо заминок разрушает мою невинность.
Он меня размазывает.
Я вскрикиваю. Хрипом выдыхаю слезы боли и нестерпимого напряжения.
– Потерпи. Я недолго.
Прижимаясь губами к моей шее, тяжело выдыхает.
На втором толчке мой пульс критически взлетает. Сердцебиение эхом расходится. В груди пожар разгорается, трещит и шипит. Слух звенящим гулом затягивает. Кажется, я умираю, а Андрей, продолжая мощно и ритмично двигаться, вливает в мою кровь какой-то анестетик. Тело парализует. Сознание плывет. Живу только звуками. Это странное накаленное, тягуче-болезненное удовольствие вырывается из моего рта судорожными и хныкающими вскриками.
Это просто непереносимо. Невозможно терпеть. Дышать через раз получается. Делаю это натужно и громко. Хватая губами ускользающий кислород, ищу какое-то освобождение. Внизу живота все жжет и режет. Таким жаром наполняется, я уже вся мокрая. Не только там.
– Пожалуйста… – неразборчивый булькающий выдох. – Пожалуйста…
Чего я хочу? О чем прошу? Сама не понимаю.
А стоит открыть глаза и встретиться взглядом с Рейнером, окончательно себя теряю. Смотрит и будто какие-то неведомые границы стирает. Сердце сжимается, разбухает, безумно толкается в ребра.
– Андрей…
Стискивая зубы, жмурюсь, сцеживая остатки слез.
– Барби, – зовет, а я только головой мотаю. Отказываюсь отзываться. – Наташа!
Так удивляюсь этому обращению, аж глаза распахиваю. Едва сталкиваюсь с темнотой Рейнера, он запечатывает мой рот своим. В этом порыве, как и во всем остальном, особой ласки нет. Он жесткий и грубый. У меня опыта минимум, но даже я понимаю, считать поцелуем это можно с натяжкой. Это откровенное доминирование, захват территории.
Он врывается мне в рот языком, я вкус его слизываю и будто пьянею. По телу искры проносятся.
Меня дико трясет. Не находя, за что зацепиться, неосознанно скребу ногтями плечи Андрея. Не знаю, что происходит, и почему мне это нравится. Не знаю… Я дышу им. Отзываюсь всем телом. И когда он, усиливая давление, начинает двигаться быстрее и резче, только надсадно стону ему в рот. Вздрагиваю, вздрагиваю, вздрагиваю… Ярко. Остро. Выразительно. Прийти в норму уже не могу.
И вдруг… Это мучительное пламя из меня вырывается. Затяжной вспышкой мир взрывает. Красный, красный, красный… И чернота.
Андрей отрывается от моего рта. Тяжело роняя голову мне на плечо, с протяжным хрипом стонет и затихает.
Моргая, пытаюсь понять, что именно только что произошло. Догадываюсь. Со скрипом принимаю. Заторможено с шоком справляюсь.
Не сразу замечаю, как поднимает голову Андрей. Пока в душу мне взглядом не врывается. Кажется, после произошедшего там и так полная разруха. Но, видимо, не до конца. Рейнер находит, что свернуть. Так, чтобы в груди снова заломило.
Благо длится это недолго. Он подается назад и выходит из меня. Легкостью и свободой наслаждаюсь ничтожное мгновение, потому как Андрей сходит с кровати и командует:
– В душ пойдем.
Едва ступаю в душевую кабину, Рейнер заталкивает меня в угол. Неосознанно опускаю взгляд вниз и застываю. Он в моей крови. Из меня же его семя вытекает. Обменялись. Это ведь должно было что-то значить… А не так…
Встречаемся глазами, и я неосознанно начинаю плакать.
От стыда и какого-то непереносимо острого чувства одиночества. Хочется, чтобы кто-нибудь обнял и утешил.
– Настолько плохо?
Физическая боль притупилась практически сразу, но я вру, усиленно кивая, чтобы не догадался о моих истинных чувствах. И все же по глазам вижу, что догадывается… Каменеет, дыхание задерживает и отворачивается.
– Давай. Мойся. И спать пойдем. Завтра будет легче, – голос такой холодный, ледяным ознобом накрывает.
Отворачиваюсь и, продолжая незаметно глотать слезы, намыливаюсь. Весь процесс купания проходит в режиме тишины. Слух забивает только монотонный шум воды.
Почему я? Почему он? Почему так?
Хочу… Нет, обратно домой я не особо рвусь. Эта мысль настолько поражает мое неокрепшее сознание, что слезы пропадают.
Со мной явно что-то не так… Как еще объяснить полученное, вопреки здравому смыслу, удовольствие?
В спальню возвращаемся так же молча. Я ложусь на свою половину, отворачиваюсь, укрываюсь одеялом едва не выше носа. Но согреться не получается. Меня трясет, аж зубы стучат. Это, конечно же, нервное напряжение выходит.
В спину дополнительной волной мурашек прилетает жесткий голос Андрея:
– Ты перестанешь?
– Не могу…
Шумный раздраженный вздох, и он, придавливая своей тяжелой рукой, неожиданно подтягивает меня к себе. Я пищу и протестую, решая, что он вздумал повторить.
– Замри, – цедит он, грубо укладывая меня себе на грудь.
Это непривычно, неприятно и даже странно. И вместе с тем мне сходу становится тепло. А еще… ощутимо легче.
Глава 8. Рейнер
Я видел секретные карты,
Я знаю, куда мы плывем.
© Наутилус Помпилиус «Титаник»
– Как вообще? – Сауль откладывает папку с договорами и стопорится на мне взглядом. – По морскому экспорту сам вижу. Как с остальным?
– Да как… Снова грузопоезда с кругляком[2]2
Кругляк – лес, необработанная древесина.
[Закрыть] на китайской границе мурыжат, – выбивая из пачки сигарету, поднимаюсь и отхожу к окну.
Саульский с привычным хладнокровием прослеживает мое перемещение. Задумчиво кивает и следом из-за стола выходит.
– С нашей стороны? – подкуривая, в окно смотрит.
– Угу, – глубоко втягиваю едкий дым.
– А что с документами? Порядок?
– Все доходы легализировать нельзя, – достаточно прямо отвечаю я.
Саульский усмехается и качает головой.
– Да, нельзя. Поэтому, когда ты у меня пять лет назад ссуду брал, я тебе советовал, в какие сферы лучше вложиться и где проще всего наращивать капитал.
Знаю, что несерьезно сейчас говорит. Хоть чаще всего понять юмор Сауля невозможно.
– А я сказал, что героин и шлюхи – не мое.
– И как? Сейчас, в ретроспективе, мнение не поменял? Пять лет зверем мечешься, чтобы удержать один из крупнейших субъектов городской экономики.
– Я «держу» только север леса. Не поменял.
– Ты – север, остальное – государство. Вот сейчас поговаривают, что власти хотят ввести запрет на экспорт необработанной древесины, – озвучивает то, что я и сам слышал. – Что дальше?
– А что дальше? Будем больше перерабатывать и производить. Кроме того, у морского экспорта есть свои преимущества.
Сауль молча докуривает. Думает, не спешит с выводами и советами. Потому и ценю его мнение, умеет концентрироваться. Не говорит, как бывает у других, что-либо, абы сказать. Полноценно включается в ситуацию, ставит себя на мое место и только потом сообщает, как бы сам поступил.
– Может, это тот самый знак заранее начать перестраивать работу комплекса? Уже сейчас. Понятно, что терять доход неохота. Но иногда риск не то что не оправдан. Очень опасен.
– Надо подумать. Трезвая мысль, – соглашаюсь, тормознув собственных скакунов.
– Вот и подумай. Хорошо подумай.
Вначале нулевых Сауль едва ли не весь Владивосток «держал». Много людей под ним ходило. Обзаведясь женой и детьми, как он сам рассказывает, выменял статус криминального авторитета на другие ценности. Нынче Роман Викторович законопослушный гражданин и примерный семьянин. Из каждого утюга личные фото– и видеоматериалы Саульских лезут. Видимо, людям они интересны. Я и сам, признаться, люблю бывать у них дома.
– Я тебе сейчас скажу, ты не пропускай. Отложи, подумай. Знаю, как это со стороны выглядит, когда кто-то тебе, умному и борзому, свои личные взгляды навязывает, – ухмыляется и подкуривает вторую сигарету. – Ты молодой и горячий, Рейнер. Любишь, чтобы все по-твоему было. Я это прекрасно понимаю. Сам таким каких-то десять лет назад был. Молодость, – выдыхая облако никотина, качает головой. – Будь умнее, работай на перспективу. С годами пыл поумеришь, захочется спокойной жизни. Тебе сколько сейчас?
Я, злой и невежливый, не умею благодарить. Но в тот момент определенную признательность к нему чувствую. Хоть башню рвет действовать махом и получать все и сразу.
– Двадцать восемь.
– Молодость, – повторяет и снова качает головой. – Почти как моя Юлька, – имя жены необычайно мягко выговаривает. – Она сейчас серьезнее меня под себя городские порядки метет, – усмехается. – Везде пролезет.
– И что делаешь?
– Жду, пока надоест.
Вспоминая реактивную Саульскую, хмыкаю и сам неосознанно усмехаюсь.
– Слышал, Ставницер духом воспрял, – подкидываю, когда пауза в очередной раз затягивается. – Говорит, в боксе толковый парень появился.
– Кстати, да. На следующей неделе летим в Москву поддерживать. А ты как? С нами давай? Тоже ведь в свое время немало ринг протоптал.
– Да я так, несерьезно. Одни Олимпийские, – отмахиваюсь.
Воспоминания о секции тянут другие, неприятные фрагменты из жизни. Мать, когда меня, пятилетнего, отдавала в спорт и годами, во всем себя ограничивая, горбатилась на всю эту амуницию, явно большие надежды на меня возлагала. Не оправдал. Раскачанную силу в другое русло направил.
– Все равно. Подноготную понимаешь. Интересно вживую взглянуть на этого Егора Аравина.
– Интересно. Надо подумать. Предложение заманчивое, – подвожу итог. И сообщаю, как есть: – У меня на личном сейчас перемены.
– Неужто забрал свою принцессу?
– Забрал. И, должен признать, не особо она на контакт идет.
– Воюете? – тут Саульский неожиданно смеется.
Я веселья не разделяю. От неожиданности нить этого посыла теряю. Но все же не выкручиваюсь.
– Воюем.
– Ты давай, чтобы без беспредела, – впервые Сауль конкретно давит своим мнением. – Вот с ней головой думай. Лес – это хуйня. Бабло проебёшь, новое всегда сколотишь. Для этого голова у тебя на плечах имеется. Не выгорит в одном, в другом месте обретешь. А с девчонкой мягче будь. Не жести.
– С ней я сам разберусь, – даю понять, что совета не просил.
– Разберешься, да. Вижу, что уже, молодой и борзый, не в ту степь двинул.
Да какой молодой? Вот Барби зеленая. Я же, почти тридцатилетний половозрелый мужик, всякое повидал. Опыта хапанул, будь здоров. Дураком был бы, не стоял бы сейчас здесь.
– Все под контролем, – заверяю с лихой уверенностью.
– Тогда бери девчонку в Москву. Познакомишь и заодно выгуляешь. Наверняка столицу она еще не видела.
– Ничего она не видела, – хмурюсь. – В том бараке и жизни не видела. Хочу его нахуй снести. Ставницер обещал поспособствовать.
– Давно пора.
– Да, только знаешь, как народ за годы даже к дерьму душой прикипает? Половина жильцов яростно негодуют против переселения. Купчиха – активно «за», только не думаю, что она где-то так же успешно мимикрирует под среду. Сука последняя. Вот к кому кирпичей навязать и – в Амурский. Не просто пугнуть. Утопить тварь, без сожаления.
– Понимаю. Вот это желание я очень хорошо понимаю.
– Ладно, поехал я, – делаю последнюю долгую затяжку. И выдыхаю вместе с густой струйкой дыма: – В кои-то веки домой раньше попаду.
– Тянет? – снова ухмылка с непонятным посылом. – Пораньше?
– Все под контролем, – не глядя, втрамбовываю окурок в хрустальное днище пепельницы.
– Ладно, – отступает Саульский. – Дай знать насчет Москвы. Юля будет рада женской компании.
– Позвоню.
