Текст книги "Дочь реки (СИ)"
Автор книги: Елена Счастная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Не успели еще и до Росича добраться, как донеслись навстречу вести о том, что русины напали снова. Да только не на Белый Дол, как все думали и готовились, а на Любшину, сильно потрепали, но самого страшного избежать удалось. И не волей удачи, что решила послать на головы любшан Макошь, а отвагой и расторопностью двух девушек, что успели предупредить о подходе неприятеля. И Владивой почти не удивился, когда узнал, что одной из них была дочь воеводы Гроза.
Значит, теперь она все ж в остроге живет. Так даже и лучше, спокойнее отчего-то. И увидеть ее захотелось еще сильнее, хоть, казалось, больше уже некуда.
Первым делом, как добрался до Белого Дола, Владивой узнал, удалось ли Беляну отыскать и сюда привезти: о том сплетники на пути в Белый Дол не судачили. Оказалось, что кмети обо всем рассудили правильно, и бегать по весям в поисках дочери или сидеть в остроге, маясь то очередного ожидания, не придется. Владивой только мельком успел поздороваться с Ратшей, что, прознав о его приезде, сразу хотел и в общину утянуть, чтобы за кружкой браги поговорить о делах насущных. Пришлось от воеводы пока отмахнуться.
Он послал Драгицу за княжной и в поварню: об обедне для всех, кто в острог приехал, напомнить, а сам в общину отправился. Мог и в горницу к дочери пойти, да решил, что так не станет ее тревожить. К тому же ненароком там можно было и на Грозу наткнуться, но встречу с ней он решил оставить на потом, когда уже не будут давить на него самые неприятные дела. Не хотелось портить этот миг нерешенными думами.
Беляна пришла на удивление скоро, хоть Владивой и думал, что станет оттягивать этот миг в желании досадить отцу посильнее. Но княжна не стала еще больше злить его: то ли Драгица убедила, то ли сама разумела, что лучше не стоит. Вошла в прохладную, только едва натопленную хоромину и, молча кивнув Владивою, словно чужому человеку, села напротив. Безразлично оглядела снедь, что уже успели принести для Владивоя из поварни, тронула кончиками пальцев миску перед собой.
– Куда ты сбежать хотела? – сразу попытался вызнать Владивой, пусть и знал уже ответ.
Да от нее самой услышать хотел. Признание честное в том, что воля родительская ничего для нее не значит. Дочь взглянула на него исподлобья с явным намерением молчать, что бы ни было. Хоть это и глупо: вся дорога ее говорила о том, что в Долесск направлялась или туда, где должна была с княжичем Любором встретиться.
Владивой вздохнул, так и не дождавшись ответа.
– Я догадываюсь. Не думай, что не вижу ничего, не слышу и не знаю. Просто хотел, чтобы ты сказала честно.
– Что это изменит? – пожала плечами Беляна. – Мне все равно один путь – на Стонфанг.
– Ты и правда думала, что успеешь сбежать?
– Успела бы, не приключись в Любшине несчастья, – княжна вновь опустила взгляд в свою пустую миску, куда не положила еще ни кусочка щуки, что стояла посреди стола в горшке, истекая ароматным соком. – И тогда ты ничего не сумел бы сделать. А после того, что я видела. Что творилось там… Как я могу смотреть даже в сторону варягов?
– Не все варяги – викинги, – без особой надежды на то, что его услышат, попытался вразумить дочь Владивой.
– Они могут стать ими в любой миг. И даже если Уннар получит меня, это не убережет людей в твоем княжестве, коли он вдруг решит напасть.
Владивой усмехнулся, глядя в решительное лицо дочери. Странно: Обеслав больше в мать пошел. Он не был мягким, конечно, но был спокойным и рассудительным. Он вполне мог создать и свое княжество, да вот только сражаться за земли не желал. Коли надо было защитить свое – он любому в глотку вцепится. А вот позариться на чужое… А Беляна все чаще являла норов, что достался ей от Владивоя. Уж до чего была девицей светлой и приветливой всегда – а вон как поворачивалось. И не хотелось думать, что тому причиной стал он.
– О том, что будет после, мы судить станем, когда ты женой Уннара станешь, – оборвал Владивой все пререкания, что еще могли надолго задержать их за этим столом. – В тебе сейчас упрямство говорит. И своеволие которые ты не к месту решила показать.
Беляна рот открыла было – что-то еще сказать, но Владивой взмахом руки остановил ее. И дочь нахмурилась опасно – в тот же миг захотелось все ее плотной стеной кметей обложить, чтобы и пальца просунуть не могла прочь, пока до Белого Дола сам Уннар не доберется. Тут, пожалуй, Драгица снова оплошать может.
Больше Беляна с отцом ни о чем говорить не стала. И в сторону его не глядела, пока заканчивал он спешную обедню, нарочно ее от себя не отпуская. А когда она все же ушла, так и не притронувшись к еде, до того стало паршиво на душе, словно собственную дочь он в лесу оставил привязанной к дереву – на потеху лешему и зверью, охочему до крови. Странно. Ведь уверен был, что поступает правильно, что так нужно: и союз с варягами, что живут теперь почти под боком. Гораздо больше, чем очередной залог добрососедства с Долесским княжеством. Хоть и между ними, еще при отце Владивоя, случалась порой толкотня за земли. Да все как-то стихло со временем.
И, повинуясь острому предчувствию недоброго – стоит только еще немного помедлить – Владивой тут же отправил нарочного к Уннару, который, возможно, еще невесту дожидался.
После встречи с дочерью хотелось увидеть наконец Грозу. Владивой понимал, конечно, что вряд ли встреча с ней утихомирит душу, заставит успокоиться и подарит отдых. Скорей всего, станет только хуже. Но невыносимое желание это просто выжигало его изнутри. И он отправил за ней чепядинку, которая при виде князя совсем оробела и как будто не сразу поняла, чего от нее хотят. Только мгновение помедлив, похлопав ресницами, кивнула и кинулась было выполнять поручение, но остановилась:
– Так она в Белодолю уехала нынче прямо с утра, – вспомнила, как будто извиняясь. – Большухе помогает. Сейчас там разруха такая после нападения русинов. Работы много.
Владивой вздохнул, пытаясь прогнать разочарование, что пронеслось раздражающей волной по телу. Когда бы Гроза на месте сидела, так и камни посыпались бы с неба. Такую неугомонную девицу еще поискать надо. Он отправил чепядинку восвояси, а сам покинул терем, который вдруг показался ему слишком душным. Хорошо топили, видно, не скупились. То ли всегда так, то ли князю угодить хотели, чтобы, не дай боги, не озяб. Во дворе было упоительно свежо. Владивой поднялся на стену, кивками отвечая на приветствия редких стражников. Все казалось ему, что гридьбы здесь мало по сравнению с Волоцком. Да то дело привычки, а здесь он собирался задержаться.
Он встал, оперевшись на нижнее бревно бойницы, чуть высунулся за границу стены – и лицо ощутимо хлестнул смелый ветер. Зарылся невесомыми пальцами в бороду и волосы у висков. Уже подступал вечер, Око все ниже спускалось к окоему, утопая, словно в дегте, в темном ельнике, который сам был словно острог суровый, заступа от людского мира для всех, кто пожелал бы в нем укрыться. Казалось, что вот сейчас все эти могучие лохматые стражи выдерут корни из земли и двинутся вперед, топча избы, словно хрупкие грибы-дождевики. Не слишком доброе место, лес этот. Да все ж с теми, кто под его боком жил, он вражды не водил. Вон, женщины, что из Белодоли бежать вынуждены были, переждали в нем до того, как все успокоилось, и вернулись обратно в свою весь, так и не дойдя до горящей Любшины. Получается, уберег лес, показал неприятеля, идущего по реке, и не выдал ему.
Владивой обвел взглядом тускло поблескивающую туманном закатном свете реку – и наткнулся на струги, что стояли на приколе. Слишком много для этого острога: нарочных речных дружин здесь не было. И как-то сразу вспыхнуло в голове осознание: о том, что Рарог может и правда быть здесь, он не подумал ни разу с тех пор, как приехал. Как-то все другое голову занимало. Да и, признаться, посчитал он, что находники поспешат прочь убраться, как только надобность в помощи их отпадет.
– Здрав будь, князь, – тут же раздался голос за правым плечом.
Знакомый, привычно насмешливый. Владивой повернулся неспешно, хоть и можно было насторожиться, ожидая какой-то подлости в спину. Да не здесь, не под присмотром стражников, что то и дело проходили мимо.
– Поздорову, Рарог, – он окинул находника взглядом. – Думал, тебя тут уж и след простыл.
Выглядел тот совсем как обычно, только уже хорошо затянувшийся порез пересекал шею его сбоку. Зацепило, стало быть, слегка, да не слишком сильно.
– Да меня воевода позвал в Белый Дол погостить, дождаться, как все мои люди, что ранены были в Любшине, поправятся. Иных хорошо потрепало. Только сейчас встают. Но как только они совсем хворать перестанут, так сразу на весла.
Владивой усмехнулся. Чуть подвинулся, пуская ватажника встать рядом и тоже выглянуть в бойницу. Рарог недолго любовался окрашенным потускневшим золотом вечерней зари простором. Посмотрел искоса, ожидая, верно, что князь скажет.
– Пойдем потолкуем, – он махнул рукой и направился к ближней башне. Там и клетушка найдется, чтобы поговорить спокойно.
Ведь время прошло много, пора бы уж Рарогу и решить, встанет ли он на службу или попытается укрыться на знакомых речных дорогах? Хоть сейчас он со своими людьми в остроге, как в клетке, заперт. И, коли не впрямь сокол, то не улетит.
Находник противиться не стал, да все ж обернулся подозрительно на кметей, что следом за ними увязались. Они прошли в темноватую хоромину на втором ярусе башни и дверь, что вела на стену, затворили. Владивой остановился, мгновение раздумывая, присесть на лавку за узкий стол или нет. Отчего-то хотелось рядом с Рарогом стоять: не от уважения большого, конечно. Просто постоянное чувство опасности не давало даже на миг забыться. Тело оставалось в напряжении, готовое сработать мгновенно, если понадобится. Таков уж этот находиник. И улыбается, и таит неведомо что в глубине темных глаз да за приветливой личиной.
Рарог остановился чуть позади, наблюдая то за князем, то за стражниками, которые встали у двери. Владивой прошел мимо него в одну сторону и обратно. Замер напротив, глядя прямо в насмешливые зеленоватые глаза его. Он как будто не боялся ничуть. И во всех своих еще даже не высказанных словах заранее был уверен.
– Наперво поблагодарить тебя хочу за то, что не ушел по своим делам и помог любшанам от русинов отбиться, – Владивой даже улыбнуться попытался, да не слишком хорошо вышло.
Потому что помнил он, почему Рарог вообще оказался в Белом Доле. Да еще и в самом остроге, за одним столом с Ратшей. И как хорошо ни понимал, что помощь находников оказалась очень к месту, что они тоже проявили недюжинную смелость, чтобы отказаться от собственной выгоды и подставить под удар свои животы – а не мог унять злости.
– Дело-то обычное, – с ожидаемой насмешкой пожал плечами Рарог. – Мы русинов хорошо знаем. Знаем, в какие места их оружием тыкать, чтобы подохли быстрее.
Владивой только головой покачал, невольно поражаясь всей глубине его нахальства и самоуверенности. Это даже подкупало, чего таить. Из таких вот, отважных и прущих напролом, получаются самые лютые воины. Только живут они недолго. Зато забирают с собой много чужих жизней.
– Так что? Ты подумал? Будешь мне служить, Измир? – не стал он затягивать с главным вопросом.
– Я ватагу еще не всю собрал, – ответил тот спокойно. Даже серьезно на сей раз. Как будто и впрямь успел крепко над тем подумать. – Задержался тот тут, то там
– сам знаешь, князь. А с малой ватагой мне никак за русинами не уследить.
Его взгляд затвердел, а поза стала напряженней. Кажется, он и готов был уйти тут же, как для того оказия случится. И понимал, верно, что для него путь этот самый верный и безопасный, а так и трепало его в душе. Даже стороннему человеку заметно.
– Мне ответ сейчас нужен, – надавил Владивой. Упрямство находника начинало выводить из себя. – Потому говори уже, и на том разойдемся друзьями или неприятелями. Пока ты еще втихомолку какое добро у меня из-под носа не надумал увезти.
– А Гроза, значит, твое добро, князь? – находник усмехнулся. Но не скабрезно, не насмешливо, а горько как будто.
Сразу догадался – смышленый. И наблюдательный, судя по всему.
– Я говорил тебе все и повторять не собираюсь, – не стал прямо отвечать на его вопрос Владивой. – Я предупреждал тебя, чтобы ты к ней не приближался. И такого я спустить тебе не могу.
– Гроза сама пришла, – возразил Рарог. – А я девицам, коли они ко мне рвутся, не отказываю. И я понимаю тебя, князь, – добавил, чуть понизив голос. – Я бы тоже злился.
И он злился заметно: оттого, что понял в очередной раз, что Владивоя с Грозой связывало. Может, и не был уверен, но догадки его становились крепче с каждым мигом, что они мерили друг друга взглядами.
– Тебе, видно, давно уроков никто не давал, – проговорил Владивой тихо и ровно, но заставляя Рарога прислушиваться к каждому его слову. Нарастающий гнев так и клокотал в горле. – Ты жив еще лишь потому, что я так решил. Но, коли дальше думать не станешь, когда можно рот разевать, а когда нет, то недолго тебе живым оставаться. Может, и вовсе тебе, подкидышу, лучше сдохнуть где-то в речных зарослях. Тогда только пятно с твоего рода смоется. Раз ты не хочешь другим путем пойти. Честным. Достойным. Так и быть тебе дальше собакой подзаборной, метаться от одного двора к другому в поисках хоть какого-то куска… И от Грозы тебе и подавно никакой подачки не обвалится, сколько ни скули.
Рарог все смотрел на него неподвижно, и глаза его помалу заливало чернотой невероятной ярости. Лишь коротко дернулись желваки на его щеках, шорохом тихим – пронесся рваный вдох по горлу. Он метнулся вперед быстро. Кулак его врезался в скулу, но не так сильно, как мог бы, не успей Владивой отклониться. Вскользь прошлись шершавые, грубые костяшки его пальцев под глазом – на висок. И тут же второй кулак ударил под дых. Да Владивой успел поймать запястье Рарога, придержав. Сдавил, выкручивая, впечатал сильный, почти ломающий ребра удар в бок. Перехватил другую руку – и они на миг замерли, сцепленные, как кольчужные кольца. И, коли можно было бы взглядами друг друга испепелить, от них уже остались бы две кучки пепла.
Смелый Рарог – на князя нападать да еще и при гридях, что у двери стояли, готовые остановить его, если тот пожелает прекратить разговор с Владивоем раньше положенного. И не оттого сейчас гнев раскаленный по телу плескался, что дерзнул находник на него руку поднять, а оттого, какие слова заставили его изменить своему вечному насмешливому безразличию и вспыхнуть слепым безрассудством.
Надеялся, значит, на что-то? А может, Гроза ему ту надежду и подарила ненароком?
Кмети сорвались со своих мест и навалились на разъяренного ватажника с двух сторон, сковали крепкие плечи, потянули назад – и затрещала ткань его зеленой рубахи. Ввалились в хоромину еще двое – что стояли с другой стороны двери и услышали шум. Встали за спинами соратников, собираясь помочь, если понадобится. Владивой одернул верхнюю рубаху, слегка помятую, выдохнул медленно и тихо. Рарог и не рвался из рук гридей, да стоял напряженный, словно тетива его лука, готовая в любой миг распрямиться и пустить вперед стрелу, которая и броню пробьет, и нутро еще все разворотит в труху.
Злой, сильный, опасный. И хотелось все ж еще верить, что благоразумие в нем окажется сильнее желания назло Владивою сунуть руку под подол Грозы или потрепать пару купеческих лодий в отместку за обидные, бьющие по больному слова.
– Объясните ему то, что он из слов моих не понял, – холодно бросил Владивой гридям. – А ты подумай еще, Рарог.
Кмети переглянулись озадаченно, но кивнули. А он вышел из хоромины, не оборачиваясь. И потряхивало его мелко от гуляющей по телу, почти уже позабытой боевой удали. Когда аж кулаки чешутся. Давно ему так лихо и пьяно не было, словно помолодел на пару десятков лет и с противником схватился в кулачном бою на тризне. Загривок взмок от взбудораженной да не выплеснутой до конца злости, не тяжкой, а приятной даже. В таком состоянии хорошо на топорах сойтись на ристальном поле. Или с женщиной самой желанной на всю ночь в постель упасть – тоже битва. Да вот с желанной как-то все непросто и опасно для надсаженного горячечной страстью сердца. Каждый раз кажется, что не сдержаться – но приходится.
Потому другой только путь есть. Владивой вышел на небольшой по сравнению с Волоцким двор. По позднему часу там уже пусто было. Жаль, не с кем оказалось размяться. Разве что просто мечом помахать, чтобы выветрилась из головы вся дурь. Владивой остановился на небольшом ристальном поле в раздумьи. Снял с пояса меч, что висел в ножнах еще не снятый после дороги за весь день. Да усталости будто и вовсе не было.
Свежий вечер так и обласкал разгоряченную шею мягкой прохладой, что пробежалась, словно капля, вдоль хребта вниз. Владивой снял пояс и на крюк повесил, только вынув меч. Обхватил крепко рукоять, улыбнулся невесть чему, хоть повода для веселья и нет, кажется. Но он ощущал себя сейчас настолько живым – в ворохе этих страстей, что обуревали его: в злости, ревности, любви и предвкушении. Словно онемевшая душа зашевелилась наконец снова.
Задумавшись, он едва услышал, как кто-то подошел сзади. Остановился поодаль: и стихли шаги, легкие, не крадущиеся, а осторожные. Владивой обернулся: перед ним стоял отрок. Еще совсем молодой, не готовый пока проходить Посвящение и называться кметем. Но справный стальной меч он держал в руке уверенно и твердо. Одет был в простые порты и поддоспешник, прикрывающий шею – слегка. Верхнюю часть лица скрывала полумаска шлема, губы – длинный наносник. А глаз в тени было почти не разглядеть. На плечи странного и слегка забавного воина ниспадала кольчужная бармица. Он был похож на жука с твердым панцирем, но мягким брюшком, куда ткнешь – и считай победил. И Владивой хотел уж спросить, кто он такой и что ему надо, как передумал. А пусть и так. Он медленно поднял руку и поманил отрока взмахом. Тот шагнул на ристальное поле, ни на миг не засомневавшись.
– Ну, давай. Сразимся, коль пришел. Синяков не боишься? – улыбнулся Владивой.
А противник нежданный только головой помотал молча. И вдруг напал первым. Ловко, быстро. Но удар был слабоватым, как будто скованным. Конечно, не каждый решится на князя замахнуться. Ну, кроме, может, Рарога шального. Владивой отбил легко, отшагнул в сторону и, взмахнув мечом, едва зацепил отрока по плотной простеганой защите. Нарочно так, чтобы, не дай Перун, не ранить. Противник развернулся, звякнула сталь о сталь. Тихий вздох вырвался из горла отрока – не иначе от боли. Кровь вскипела мигом от этого едва слышного звука. Владивой почти ослеп, сделал пару шагов назад, отбивая один быстрый удар за другим. Не слишком умелые они были, зато яростные. Зазеваешься – и рубануть может опасно. С такими противниками: без силы большой, но с большим рвением достать
– не знаешь, чего ждать в следующий миг. Безрассудства какого или всплеска гнева, сминающего все на пути.
Они покружили по ристальному полю еще немного: Владивой – больше для забавы. Погонял, поддался малость, позволив противнику затупленным кончиком меча себя пару раз достать: чтобы ярости стало больше. И сам незаметно разгорячился так сильно, что позабыл обо всем. Обо всех невзгодах и заботах. О неприятных разговорах и людском бестолковом упрямстве.
Но поединок поздний пора было уж заканчивать. Потому что то, что ждало его после, было слаще и хмельнее любого, самого лучшего меда. И горячими вспышками отдавалось в пальцах при одной только мысли.
Владивой увернулся от очередного удара: уже более умелого и непредсказуемого, чем были до него. Не прошла даром наука. Ударом ноги по лодыжке повалил хрупкого противника наземь, придавил своим телом, протискивая колено между крепких округлых бедер, таких безумно соблазнительных даже в мешковатых портах. Другой рукой он сдернул с головы его шлем. Взметнулась выскользнувшая из-под ворота поддоспешника коса и упала упругой змейкой рядом с блестящим от пота лицом Грозы.
– Ты как будто убить меня хотела, – прошептал Владивой, опасно приблизив свои губы к ее маняще ярким, искусанным в пылу схватки.
– Размяться только, – она чуть отвернулась и заерзала, пытаясь вывернуться из– под него.
Но он теперь не мог ее отпустить. Иначе просто остановится разгоряченное сердце
– если тотчас он не ощутит вкус ее горячего рта, ее кожи на блестящей шее, увитой тонкими прилипшими к ней прядками. Владивой склонился и провел языком по слегка приоткрытым губам Грозы. Она дернулась и отвернулась старательнее. Безумная, невыносимая девчонка – то отталкивает яростно, то ласкает с не меньшим пылом, будто забывает обо всем, что сама же говорила. Ее тело разгоралось под ним, словно ворох сухой травы, грудь ходила часто, прерывисто, а влажная шея рдела бледным румянцем.
Владивой провел губами по ней вверх, очертил подбородок, скулу, прихватил мочку аккуратного ушка.
– Поцелуй меня, Гроза, – проговорил он, едва владея собственным голосом, чтобы не срывался. – Я так долго сюда ехал. Думал, не доберусь никогда.
– Зря ехал, – ответила она, так и не поворачиваясь, глядя куда-то в темную глубину ночного двора. – Я не вернусь в Волоцк.
Суровая Гроза. Горячая, пылкая, острая, как сулица, что бьет под ребра, ломая их, прошивая насквозь. И голос такой твердый, не дрогнул ничуть. Но то, как сглотнула она коротко и сухо, как прикрыла на миг веки – выдало ее. Владивой припал к ее шее ртом, жадно, но осторожно вбирая тонкую кожу. Пусть и хотел он – отпечаток свой оставить. Едва сдерживался: иначе ей после и перед отцом ответ держать придется, кто так неистово ее зацеловал. Гроза сопела все громче, цеплялась пальцами за его плечи. И еще сопротивлялась накрывающему ее желанию, да так и горела под Владивоем, плавно двигая бедрами – словно бы освободиться, да невольно обхватывая коленями крепче.
– Владивой, – наконец почти простонала она.
И повернула лицо к нему – на свою беду.
Они целовались невыносимо долго, почти вгрызаясь друг в друга, безжалостно кусая губы, переплетаясь дыханием и соприкасаясь зубами – до хмельного всплеска в голове. Поддоспешник надежно защищал тело Грозы от рук Владивоя, и он готов был зубами его драть, чтобы только добраться до вожделенных холмиков груди, до плоского трепещущего под его ладонями живота, до резких ключиц и соленой впадинки между ними.
Но тихий шорох шагов со стороны терема заставил их насторожиться. Гроза с глухим вскриком отпихнула от себя Владивоя, и он тут же встал. Подал руку – и она поднялась тоже, на ходу подхватывая шлем с земли. Неподалеку мимо шли трое мужчин. Двое слегка поддерживали того, что был зажат между ними, а он хоть и шел сам, да явно кособочился. Владивой и хотел остановить Грозу, когда она сделала шаг вперед, узнав, видно, Рарога и его ватажников. Но девчонка рукой махнула, останавливая любое движение в ее сторону.
Старшой находников медленно повернул голову в сторону освещенного парой пламенников ристалища. Заметил девушку, а за ней – и Владивоя. По его блестящему от пота лицу пробежала гримаса то ли сожаления, то ли гадливости – не сразу и разберешь. Но только не боли – той, что тело терзает. Потому как билось сейчас в нем что-то другое, что изводит страшнее телесных страданий.
Его увели. А Гроза повернулась к Владивою так резко, что коса ударила ее по лопатке, взметнувшись.
– Что с ним?! – она шагнула назад к нему.
Словно вдруг напасть задумала.
– Очухается. На собаке все заживет.
Девчонка приблизилась еще. Оглядела лицо Владивоя внимательно, кажется, но таким шальным взглядом, словно поверить не могла в то, что он сделал.
– Он помог всем! Он и его люди. Если бы не его лодьи…
Налетела, вцепилась пальцами в нижнюю рубаху на груди. И ноготки ее даже сквозь ткань продрали – да по самому сердцу, показалось. Так, значит, о Рароге тревожится, что вмиг позабыла, что между ними с Владивоем случилось только что.
– Я знаю все, Гроза, – оборвал ее. – А вот ты многого не знаешь.
Гроза фыркнула, резко выпустив воздух между приоткрытыми губами, будто ей вдруг дышать стало тяжко. Ее ресницы трепетали, будто она сдерживала слезы. И гнев так и плескался в синих глазах, что сияли в отсветах пламенников под рыжими росчерками бровей. Владивой невольно сделал шаг к ней, прижимаясь теснее, желая успокоить, объяснить, зная, что она не поймет – не захочет понять. Желая забрать ее себе, прорасти в ней немедленно – и никуда от себя больше не отпускать.
Она отшатнулась и тыльной стороной ладони вдруг провела по губам. И в груди будто пожаром страшным зашлась смесь ревности и боли. Горючая, как дыхание торфяного болота. Поползла по горлу, заливая взор буйной, раскаленной чернотой. А взгляд Грозы, до самых краев наполненный негодованием, поджигал ее – и тело все ныло, как один большой ожог.
– Ты возвращаешься со мной в Волоцк, – горстью булыжников уронил Владивой.
– Я замуж скоро выйду, – сразу ответила она.
Бросила нарочито жестоко, с насмешкой в голосе и улыбкой на припухших от поцелуев губах. Сощурилась, ожидая, что Владивой еще скажет. Качнула шлемом в руке, слегка подбрасывая и ловя тонкими пальчиками. Повернулась уходить.
– Значит, твоему жениху придется забирать тебя из детинца.
– Мне не нужно твое одобрение, князь, – несносная девчонка только едва голову повернула. – Отец дал добро – и того достаточно. А ты в судьбе моей ничего не решаешь.
Чуть вздернутая верхняя губа ее приподнялась в усмешке – и блеснули белые зубки.
– Значит, с отцом твоим я еще поговорю.
– И что ты скажешь? – натужно веселый голос Грозы так и полоснул по сердцу. – Признаешься во всем? Ты смелый, князь, а на то у тебя твоей смелости не хватит.
Она повела скованными поддостпешником плечами и направилась в сторону терема. И Владивой знал, что сейчас пойдет вовсе не в свою горницу, а к Рарогу. Знал – и остановить не мог. Запретить не мог. И от того просто хотелось взять меч и убить находника, хоть вовсе не он был женихом Грозы. Но отчего-то хотелось считать его виноватым во всем.
Владивой крепче сжал черен меча – бездумно, словно проверяя, сумеет ли сдержаться от того, что после не исправишь. Холодная сталь почти опалила лихорадочно горячую кожу. И стрела отрезвления пронзила буйную голову, разбила на осколки все безумные мысли. Рарог нужен ему – пока нужен, и против того уже ничего не сделаешь. Владивой вдохнул и выдохнул несколько раз и, чуть уняв гнев, медленно пошел в свою хоромину.
