Текст книги "Дочь реки (СИ)"
Автор книги: Елена Счастная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Уложив в голове беспорядочный ворох мыслей, Гроза тоже покинула общину.
Помалу, исподволь подступил и полдень, явственно запахло обедней из поварни, что жалась низким боком к тяжеловесному терему. Да только есть вовсе не хотелось. Хоть и посасывало где-то в нутре нехорошо. Гроза все ходила по острогу, то присаживаясь в маленькой горнице, которую ей выделили на время, то спускалась во двор и шла хоть чем-то женщинам помочь – тем, кто оставались в стенах по собственной воле: мужам своим подсобить, а то и раненых перевязывать, если придется. Но отовсюду ее прогоняли. Напоминали, что подкрепиться пора и в путь отправляться до Любшины, ведь большуха Белого Дола уже заждалась и злится сильно. Все разузнали женщины, во все носы норовили сунуть.
Но Гроза, уже почти собравшись уходить, все ж дождалась того мига, как в крепость вернулся Рарог. Пришел он с другими ватажниками, большую часть их оставив все же на стругах. Гроза его еще издалека увидала, когда выходила из поварни. Бросилась едва не бегом, как будто и впрямь к жениху: так, наверное, со стороны смотрелось. Старшой даже удивился, когда увидел, как она мчится к нему.
– Рарог, – выдохнула, еще когда оставалось до него пара саженей.
Тот остановился наконец, махнул рукой своим людям, чтобы дальше шли.
– Вот никогда бы не подумал, что ты соскучишься по мне так скоро, Лиса, – улыбнулся, но не слишком весело.
Она не стала ничего отвечать на его колкость: не остолбень ведь, и сам понимает что-то.
– Попросить тебя хочу, – она встала напротив. – Отца моего…
– Уберечь надо? – его брови сошлись к переносице. – Ты, Гроза, не слишком ли много от меня хочешь?
В духе он был скверном. Видно, без распрей с ватажниками дело не обошлось.
– Просто хоть краем глаза… Он дорог мне, очень. Он отсылает меня прочь. Не хочет, чтобы я тут оставалась. Я ведь только из-за него приехала. А он меня теперь – с большухой…
И голову опустила, как слова закончились. Может, Рарог и не понимает ее вовсе. Он с отцом своим, похоже, давно уж не виделся даже, может даже, не справялся, как он живет там, в оставленном роду. А вдруг тот хочет, чтобы сын вернулся? Или мать ждет, каждый день замирая на пороге и глядя на дорогу? Да что в его жизнь лезть… Со своей бы разобраться.
Но, на удивление, ватажник не отказался в первый же миг, как она умолкла. Вдруг шагнул к ней, обхватил ладонями лицо, заставляя приподнять.
– Прав твой отец. Нечего тебе тут делать, – ореховые глаза словно в теплом глинистом пруду топили. – Я, как смогу, присмотрю. А то, может, и не придется, коли русь уже далеко уплыла. И надолго.
И до того его ладони его были уютными, хоть и шершавыми, в бугорках мозолей от весел, что не хотелось и шагу назад делать. Пусть и понимала Гроза, как двусмысленно они сейчас смотрятся. А коли отец увидит… Ух, влетит. И неведомо еще, кому больше.
– Я ухожу. Уже сейчас, – проговорила она, плохо понимая, какие вообще слова срываются с ее губ. – Спасибо тебе. И… здрав будь, Рарог. Пусть Перун защитит.
– Скорее, не он, – усмехнулся тот. – Но я требы принесу. Не волнуйся.
И отпустил. Не стал больше затягивать этот щемящий что-то внутри миг и поспешил за своими людьми, которые уже у всех выспрашивали, где сейчас воевода.
А Гроза подхватила свой заплечный мешок, так ни разу за этот день его и не развязав. Отцу напоследок она уже все сказала, и раз он все же желает ее прочь отправить, то больше говорить не о чем. Ей теперь только и осталось, что дождаться, как все это закончится, а там, как убедится, что с воеводой все в порядке, и дальше можно идти – до встречи самой с матерью. Коли пожелает та увидеться. И жених, отцом назначенный, никакой преградой ей не станет.
Большуха встретила Грозу недовольным взглядом, мол, и без того долго сбирались, так еще ее пришлось ждать по приказу Ратши. Женщиной она была высокой и слегка полноватой, но в каждом движении ее виделась сила и твердость, и в голосе, которым она подгоняла товарок, испуганных и опечаленных необходимостью оставить здесь мужей или сыновей.
– Давай, шевелись, Гроза Ратиборовна, – окликнула большуха, нарочно и отца помянув.
Вишь, только милостью его она с ними идет, а то иначе уже давно затерялись бы на лесной дороге. Гроза ничего ей отвечать не стала. Молча помогла женщинам собрать оставшиеся пожитки из тех, что можно было с собой забрать, и пошла рядом с одной из двух телег, что вытянулись малым обозом и покатили прочь из раненого Белого Дола. Когда еще доведется сюда вернуться: много работы предстоит сделать, многое порушенное восстановить. А будет ли, кому?
И прозрачный мрак подступающего ельника не мог дать на то никаких ответов. Там и вовсе можно последний разум потерять – так казалось издалека.
Еще не скрывшись за стеной леса, Гроза успела увидеть, как подходят к берегу струги Рарога и встают рядом с теми, что уже были там. Были они чуть меньше, чем княжеские, оставленные для нужд дружины, но выглядели более легкими и быстрыми. Такие и нужны находникам: чтобы налететь, как осы, похватать, что надобно – и скрыться проворно на каком притоке, куда не всякий рыбак заплывет. Но теперь они пришли открыто, не как тати, а как подмога, которая, как водится, никогда не бывает лишней. И оставалось только гадать, что дальше мужи между собой решат, куда Рарога отправят, и в каких болотах ему придется следы русинов искать.
Но скоро дорога от Белодоли нырнула в густую синеватую тень леса, и все пропало, будто чудовище какое темное женщин проглотило. И сразу стало зябко, хоть Дажьбожье око светило нынче ярко. Темно-серые, словно пеплом присыпанные стволы обступали со всех сторон, будто терем диковинный, строгий и крепкий: самого Хозяина лесного хоромы – люди-то из елей изб не складывают. А вот ему в самый раз. Большуха достала из телеги требу лешему: завернутый в полотенце хлеб и маленький горшочек каши. Оставила ее на пне широком, приметном, почти в половину человеческого роста вышиной. Был он чуть обугленным, словно ударил в него когда-то Перунов огонь. Обратилась к Хозяину лесному Демира почтительно, чтобы не отогнать, а договориться. Не дай боги попытаться от него отгородиться и заговор какой обережный произнести: тогда и вовсе взлютует – не пройдешь. А ласковому слову и уважению любой рад. Остальные женщины постояли за спиной большухи тихонечко, помалу озираясь и ожидая знака какого, что мог бы предупредить. Но ели стояли вокруг неподвижно, едва только покачивая тяжелыми, словно шерстяными ветвями – и ни единого звука не разносилось, кажется, на многие версты во все стороны.
– Идем, – дала добро Демира.
И все двинулись за ней дальше.
Идти до Любшины не так и долго, да целый день до вечера на то потратить придется. И после ночевки еще утром с десяток верст. Женщины не роптали да и не разговаривали почти. Только одна белокосая девица, мало-помалу подбираясь к Грозе, решила расспросить ее о том, как она сюда добралась – из самого Волоцка
– и не побоялась с находниками этот путь держать. Вот о том отец и предупреждал: что пойдут толки один за другим, разлетаясь от одного к другому и обрастая неведомыми подробностями. Глядишь, пока до веси доберутся, ее за Рарога уж и замуж выдадут. А коли не замуж – так и того хуже.
– Чего мне бояться было? – пожала она плечами на любопытство девицы, которая назвалась Айкой. – Разве не слышали, что они женщин не обижают да и своих не трогают особенно?
И обвела взглядом спутниц, которые, хоть и в их сторону и не смотрели, а все равно прислушивались, а оттого молчание их становилось еще напряженнее.
– Так тати ведь. Кто знает, чего от них ждать можно? – снизила девушка голос почти до шепота.
И понятно ведь, на что намекает. И интересно ей жуть как: видно, много недоброго о Грозе говорили еще до того, как она в Белом Доле появилась.
– Всего можно, – согласилась она раздраженно. – Да они мне и княжьим людям не раз помогали. Потому я знаю…
Больше Айка ничего выспрашивать не стала, поговорили они только о насущном, о тревоге ее за отца и брата старшего, что остались в остроге, о парне, который давно ей нравился, а теперь она и не знала вовсе, увидит ли его снова. Гроза молчала, размышляя о своем. Пришлось, правда, Айку и утешить слегка, как та вздумала заплакать, скуля тихо, словно щенок под лавкой, загнанный туда огромным псом.
И думалось все об отце, о Рароге. А после мысли ее перешли на Владивоя. Не верилось, что не сумеет он разузнать, куда Гроза отправилась. Уж найдет ее и в Белом Доле, если потребуется – а там кто знает, чего от него ждать. И не к месту вспомнились его руки, которые умели обнимать так ласково и в то же время крепко
– не вырвешься. И глаза его внимательные, пронзительные. Гроза готова была по щекам себе надавать, чтобы мысли о нем прогнать из головы – да женщины не поймут.
Добраться до Любшины к ночи, конечно, не успели, за что Грозе досталось еще много женского ворчания. Пришлось задуматься о том, чтобы стан разбивать небольшой: благо в телегах и шатры малые лежали, как раз прихваченные на такой случай охотницей Красой. Муж ее много по лесам ходил, бил зверя: с лета до лета. Не было его порой по седмице целой – и уж он-то смыслил, как нужно в чаще на ночлег вставать. И жене своей рассказал.
Ясная погода нынче манила ласковым теплом, когда только идти бы и идти вперед, вдыхая смолистый дух первой листвы, что бледной зеленью окрасила ветки берез, которые теперь попадались гораздо чаще, туманом окутала ольховник в низинке, дышащей влагой с другой стороны тропы. Женщины не торопились останавливаться, еще не чуя усталости, но все ж пришлось. Расположились на берегу, что трехсаженным яром возвышался над руслом Кретчи – тонкой, но глубокой дочки Волани, к вечеру вывернувшей из сосновой, сменившей ельник, чащобы. Глубокую ложбину она пробила себе в Матери Земле: не всякий тропку удобную найдет, чтобы к воде добраться с этого яра. Зато высоко сидели – и все было видно хорошо вокруг.
К счастью, женщин оказалось достаточно, чтобы все успеть до темноты: и укрытия поставить, и огонь развести. Неумех среди них никого не было. Глянет кто со стороны – как будто и мужчины расположились: до того все справно и удобно устроено. Немного оттаяли бабы, загомонили помалу, а верховодила среди них, как водится, Демира. И Грозу, кажется, больше всех гоняла: то воды принеси, то веток собери. Та не перечила: не хватало ей еще бабьего осуждения. Вот доберутся до места – а там хоть трава не расти. А в дороге друг друга поддерживать надо, иначе не будет добра, коли каждый одеяло на себя тянуть будет или упрямиться.
Вот она и пошла вдоль тропки, что бежала по самому краю обрывистого берега, едва заметная. Полноводное русло Кретчи посверкивало еще, отражая не совсем погасшее небо, где-то внизу за переплетением ольховых веток и молодого рогоза, что уже поднимался из воды. Гроза шла, поднимая валежник из травы и складывая в другую руку. И как будто не думала ни о чем, успокоенная тишиной вокруг: ни ветра тебе, ни голосов птиц поблизости. Только среди помалу зеленеющей гущины поймы слышалось "чиканье" камышовок. А с другой стороны – почти неразборчивые голоса женщин.
Гроза выпрямилась, укладывая очередную ветку на сгиб локтя, придержала и смахнула со лба растрепавшиеся прядки. Глянула на реку – и тут заметила, как проплыла мимо вытянутая тень. Не бревно: слишком большое – и не зверь какой, конечно же, хотя кто знает, какая нечисть может водиться в такой глуши. А как за ней мелькнула еще одна, сразу стало понятно, что это лодьи. Шли они тихо, пока без весел, чтобы влиться в Кретчу дальше, а там уж начать грести. Гроза забылась только на миг. А после сорвалась с места и бросилась обратно к стану, теряя по пути ветки и спотыкаясь о корни.
– Туши! – выдохнула, едва натолкнувшись на первую попавшуюся женщину. – Костер туши. Кажется, русь мимо проходит.
Женщины услыхали все и засуетились в первый миг, но большуха быстро подхватила ведро с водой, что неподалеку от огня стояло, и выплеснула его в пламя. То зашипело жутковато и недовольно, опало и потухло. Потянулся дымок, тяжелея, спускаясь в низину и смешиваясь с туманом, что уже залег у воды и потянулся вдоль русла.
И только все успели схорониться в неверном укрытии еще почти голых ветвей, как послышался тихий плеск издалека, а за ним – голоса низкие.
– С чего ты взяла, что это русь? – шепнула Грозе Айка.
На нее зашикали яростно. Кто-то даже подзатыльник легкий отвесил: в темноте-то не сразу разберешь, кто.
– А то не видно, – все же ответила Гроза.
Кому понадобилось ночью, в полной темноте, только с парой огней на мачтах по реке ходить? И эти-то огни они погасят, как подойдут ближе к нужному месту. Только вот шли они вовсе не в сторону Белого Дола – ушли по притоку к югу, куда и направлялись женщины.
– Это что ж они… К Любшине идут? – шепнул кто-то позади. – Теперь туда тоже нельзя?
Женщины помолчали, провожая взглядами плавно удаляющиеся лодьи. И никто, кажется, уже не знал, что делать. Гроза выпрямилась, перестав прятаться за кустом можжевельника.
– В Любшине ведь нет дружины. Нет воеводы.
– Но весь там большая и добра у людей хранится достаточно. И серебро водится у тех, кто позажиточней. Если налетят, хорошую добычу возьмут, – пробубнила большуха, так и сверля взглядом темную даль, где пропали русины.
– Значит, решили, что Белый Дол им не взять. Так не с пустыми руками уходить, – Гроза огляделась, решая, что же теперь делать.
Оставлять все так нельзя. Зная, что людям грозит опасность – не помочь? Она направилась к одной из лошадей, что распряженные на ночь и заботливо накрытые попонками стояли чуть в стороне от лагеря. Животины повскидывали головы, зашевелили ушами, прислушиваясь к ее шагам. Гроза выбрала самую крепкую на вид, осторожно коснулась ее морды, поглаживая.
– Чего это ты задумала? – большуха подошла со спины и хотела уже было за плечо ухватить, но Гроза увернулась.
– В Белый Дол поеду. Скажу, что русь на Любшину пошла. Рарог на своих лодьях их перехватит: они в обход идут, а там, говорят, путь есть короче. Он найдет, – добавила уверенно, так, чтобы и женщин в том убедить, хотя и сама не знала, есть ли тот путь по воде, которым русь можно было бы перехватить.
Если она будет ехать достаточно быстро, то обгонит русинов и время еще останется. Да только как без седла? Она каталась и так, бывало, но случалось такое давно. И при быстрой езде можно было и свалиться со спины лошади. Да только делать-то нечего.
– Да как ты поспеешь? Мы сколько шли, а ты хочешь скоро вернуться, – высказала сомнение баба, имени которой Гроза и не знала.
– Обгоню. Течение тут неспешное. Даже если они на весла сядут…
Она не стала больше ничего объяснять: время уходит. Пока она будет бороться с сомнениями баб, русины совсем далеко уйдут. Гроза повернулась и подхватила лошадь под узду.
– Давай подсоблю, – вызвалась Айка.
И правда – подтолкнула сильно: так, что Гроза на спину мерина мигом взлетела и уцепилась за повод, чтобы с другой стороны не свалиться. Женщины взглянули на нее снизу вверх – теперь без осуждения, с одной только надеждой неведомо на что. Гроза и сама хотела надеяться, что сможет успеть и не разбиться где-то под дороге. Что Рарог сумеет нагнать русинов и уберечь Любшину от разорения.
– Я тоже поеду, – вышла вперед еще одна молодуха. На вид чуть старше Грозы. Волосы под повой убраны и покрыты убрусом с очельем – стало быть, мужа в Белом Доле оставила. – Я тоже хорошо верхом езжу. Их предупрежу, а ты – наших всех.
– Вы что, с ума посходили? А мы что делать будем. Без лошадей-то? – возмутилась тощая, как игла, баба, вставая рядом с большухой и ожидая, верно, ее поддержки.
Но та не стала никого останавливать. И потому из укрытия ветвей вывели вторую лошадь – и другая наездница, которую кто-то назвал Томилой, ловко взобралась на нее, посидела, привыкая, перебирая в пальцах поводья.
– Только не свалитесь, – напоследок не удержалась от напутствий Демира. – Подбирать вас в лесу некому.
Гроза обменялась взглядами с невольной товаркой и ударила мерина под бока пятками. Понеслась вперед, опасаясь, что в какой-то миг просто налетит на темный ствол во мраке леса и расплющится в лепешку. Но, на удивление, что-то да по сторонам было видно и тропа темной полосой проступала среди светлой молодой травы. Лошадь надо поберечь, не гнать слишком долго, иначе все обернется худшей стороной. Через некоторое время Гроза придержала поводья, приостанавливая тяжеловесную животину и позволяя ей пойти шагом. А еще чуть позже – снова пустила вскачь.
Так и ехала вперед, отсчитывая версты, через которые нынче днем с женщинами ехала на телеге. Да кто ж знал, что назад возвращаться придется. И все казалось, что путь бесконечный, что невозможное она задумала. Мерин оказался непривычным к быстрой езде, а потому тряским. Гроза напрягалась всем телом, чтобы ее не так подбрасывало и ударяло о его твердую спину. Но все равно уже скоро почувствовала, что мышцы ног ломит, а пальцы, сжатые на поводьях, почти онемели, как, впрочем, и зад, которым она, как ни старалась, а постоянно шлепалась со всей силы без возможности опереться о стремена. И ударяло в лицо тугими плетьми ветра, пронзало запахом пыли и березового сока. Месяц светил ясно, и только он позволял ехать вперед так быстро, что, кажется, ни один дух ее угонится. Гроза почти впала в забытье от усталости и ровного мелькания серых в темноте стволов деревьев, когда выехала наконец на обширный луг, который не сразу узнала. Но в следующий миг увидела и огни на городнях острога, а под ним – черные очертания изб в веси: ни единого пятнышка света, как будто и впрямь все вымерло.
Она снова приостановила мерина, позволяя ему остыть, прежде чем спешиваться. Провела его размеренно быстрым шагом между изб, невольно вглядываясь в темноту дворов, словно ждала, что все станет по-прежнему и все случившееся за последний день ей просто привиделось в скверном сне. Но тело от пяток до макушки все так же стенало и подрагивало от почти полночи верхом. Она чувствовала, как помалу сползает со спины мерина, остро ощущая каждое движение его боков. Слабо освещенные лица дозорных сразу же высунулись из– под заборол.
– Дочка воеводова опять, что ли? – недоуменно гаркнул один.
– Стряслось что?
– Напали на вас? – тут же посыпались на голову вопросы.
Но ворота сразу открылись, и Гроза въехала на двор, не в силах даже слова лишнего произнесть.
– Воеводу мне надо, – прохрипела.
В горле словно корка сухая стояла: она даже воды с собой не взяла: забыла. Разметавшиеся волосы лезли в лицо, обветренные губы пекло. Гроза ехала дальше, едва подгоняя уставшего мерина, а стражники следовали за ней. Кто-то обогнал ее и поспешил к терему. И когда она остановилась перед невысоким его крыльцом, навстречу ей уже спешил отец вместе с Рарогом – всклокоченным, в наспех укрывающем плечи плаще: видно, и сам не так давно спать лег.
– Что? – выдохнул воевода, хватая мерина под узду и пытаясь заглянуть в глаза Грозе.
Она шевельнулась неловко и едва не кубарем скатилась со спины лошади прямо в подставленные руки Рарога. Повисла на нем, сминая пальцами плащ, но попыталась все же выпрямиться – да тело все болью отозвалось. И бедра аж прострелило.
– Русь на Любшину идет. Мы повстречали их на Кретчи. Не сюда они собрались. Надо на подмогу скорей, – заговорила она отрывисто, слегка касаясь щекой груди Рарога.
И так прижаться хотелось, чтобы хоть немного напряжение с почти онемевших ног снять, а не решалась. Находник обнимал ее за плечи, ничуть Ратши не стесняясь, и поглаживал слегка. Его сердце рядом с виском Грозы билось ровно и гулко. Весть его хоть и озадачила, но не заставила переполошиться.
А отец, кажется, и не возражал, что находник Грозу обнимает, хоть и взгляд его был красноречиво угрожающим.
– Мы на струги погрузимся и отплываем сейчас же, – заговорил Рарог, как только Гроза смолкла. – Ваших кметей можем взять, но немного. Пару дюжин.
– Хорошо. Мы тогда, сколько есть лошадей, верхом выезжаем. Пешими не успеем добраться, – рассудил Ратша. – А так можем и нагнать.
– Еще одна женщина в Любшину выехала. Их предупредить, если успеет, – добавила к сказанному Гроза. – Остальные женщины в лесу остались. С ними все в порядке.
Послышались облегченные вздохи.
А вот тем, чьи дочери и жены уехали раньше большухи, придется нелегко от мысли, что они-то уже до Любшины добраться успели к ночи и теперь, сбежав от руси, на них-то снова и наткнутся.
– Иди, Гроза, отдыхай, – велел отец. – Спасибо, что не побоялась через ночь ехать.
– Воеводова дочь, – хмыкнул кто-то из мужиков.
Ратша улыбнулся довольно, а Рарог крепче стиснул плечи Грозы, словно подбодрить лишний раз хотел. Пока воевода отвернулся, погладил ее по косе и легонько ладонью между лопаток скользнул до самого пояса. И сил-то не было воспротивиться, и приятно – чего скрывать. Словно волна расслабления по спине прошлась от этого медленного, проникновенного касания, что ощущалось даже через плотный шушпан.
– Эй, Вогул! – рявкнул Ратибор. – Своих поднимай. Сбираемся быстро и на лошадей. Выезжаем немедля в Любшину.
Десятник, который тут же неподалеку стоял слушал, кивнул и мигом ушел.
– Яс вами поеду! – чуть запоздало возразила Гроза.
– С ума сошла?! – взбеленился отец тут же. – Ты верхом сколько провела. Иди спать!
– Все равно не усну! – она вперед шагнула. – Как уснуть-то? Так мне спокойнее будет. А отдохнуть я и… в струге могу.
Сказала – и сама испугалась. Да не хотелось ей сейчас отца оставлять, раз уж Макошь повелела ей назад вернуться. А может, и Перун сам – чтобы воинов предупредила. А то вдруг и помочь чем сможет?
– Да ты чего удумала? – Ратша и кулаки сжал. – Здесь сиди, я сказал!
Начали выводить лошадей во двор. Тут же засуетились и кмети, уже собранные: тому их учили тоже, чтобы по приказу могли споро в путь отправиться. Стало шумно кругом, и даже огни на стене острога как будто ярче загорелись. А может, это светает уже? – мелькнула страшная мысль. Но нет. Небо было самого глубокого непроглядного цвета. И до зари еще далеко.
– Не спорь с отцом, Гроза, – решительно встал на сторону Ратши Рарог. – Иди.
И тут только Гроза заметила, что до сих пор рядом с ним стоит – да почти висит на нем. А руки его теплые уже крепко за талию придерживают, не отпускают. Но он оттолкнул ее слегка. Взглянул сверху вниз – в глаза самые. Гроза шаг сделала и поморщилась от того, как свело все ниже пояса. И куда, верно, собралась? Находник быстро ее на руки подхватил и унес в терем. Ни слова по пути не сказал. Оставил в тесноватой горнице и ушел.
А шум во дворе все громче становился.
Гроза посидела немного на лавке. А после встала и, найдя кувшин с водой на столе, напилась вдоволь – и как будто легче стало. Она выглянула в оконце – мужи совсем все вокруг заполнили. Ватажники, тоже собранные и даже бодрые, как будто всю ночь спали, уже в сторону берега направились. Гроза косу свою под шушпан спрятала и платком едва не до самого носа укуталась, чтобы хоть немного лицо закрыть – будто это поможет в ней девицу не распознать. Да хоть не сразу увидят, кто: баба и баба по двору пробегает. Подхватила свой заплечный мешок и вновь по всходу спустилась во двор. Да не по главному, а окольными путями. Вдоль стены терема проскочила к воротам, укрылась в тени, прячась за мужами, что выходили из них. Как только последний вышел – она следом ускользнула: стражники, занятые другими делами, и не заметили ее вовсе. Она увязалась за находниками, держась позади и стараясь не попадаться им на глаза. А как отошли чуть от стены острога, пробралась кустами и вышла к стругам только едва вперед них.
Лодьи были вытащены носами на пологий берег. Совсем чуть-чуть. Без сходен забираться неудобно, но Гроза, превозмогая слабость во всем теле, ухватилась за борт и, подтянувшись, перевалилась на дно. Уже слышались голоса мужей, уже появились их очертания на берегу среди ивовой поросли. Гроза переползла к корме и, скрутившись почти в калач, спряталась в углу под лавкой, прикрылась рогожей, что тут же свернутая лежала. Теперь выждать бы, пока отойдут от берега, а там и показаться можно: не кинут же в воду.
Застучали шаги по палубе, заскрипели скамьи под весом крепких ватажников и кметей. Гаркнул узнаваемый голос Рарога:
– Отходим! – аж вздрогнуло в груди неожиданно сладко от его звука.
Лодья качнулась, как толкнули ее с отмели. Шеркнула дном по песку и замерла как будто, но, коли не шевелиться и к ощущениям прислушаться, можно почувствовать, как легко несет ее река. А после послышался и мерный плеск весел.
Гроза и вовсе вздохнуть боялась. Спина уже затекала, измученное тело не давало забыть, как ему нужен отдых. Да в такой неудобной позе разве ж расслабишься? Того и гляди рука или нога высунется из-под рогожи. Кто-то сел на кормовую скамью. Скрипнуло весло в уключине. Гроза и рот зажала, чтобы ненароком какого лишнего звука не издать. Но все равно казалось, что стук ее сердца обязательно слышен всем вокруг. Мужи гомонили неспешно, тихо, словно не хотели духов речных беспокоить и нарушать спокойствие колдовского ельника, что рос по берегам и дышал хвойной свежестью: даже в укрытии чувствовалось. И от запаха этого Гроза помалу успокаивалась. Щекотало от него в носу напополам с легкой затхлостью сырой рогожи. Слышалось спокойное дыхание того, кто сидел рядом и, кажется, его тепло даже чуть-чуть касалось кожи сквозь преграду.
В какой-то миг Гроза даже задремала, перестав обращать внимание на то, что скоро в корягу, верно, превратится. Но очередное шевеление рядом заставило встрепенуться. А за ним и голос, спокойный, чуть насмешливый:
– Я вот все думаю, Лисица, когда у тебя терпение закончится там сидеть?
Она застыла, забыв вдохнуть. Как поступить теперь: признаться все ж, что она и правда здесь, или пока ничем себя не выдавать? Но тут рогожа откинулась – и свет месяца, что висел на ясном иссиня-черном небоскате, показался ослепительнее Дажьбожьего ока.
– Ты, верно, и правда решила добиться, чтобы мне голову открутили. Либо князь, либо отец твой, – Рарог склонился над ней, и его глаза чуть сощурились, выдавая легкую издевку. – Зачем сюда залезла?
Мужи поначалу притихли, а после загомонили озадаченно.
– Только не говори, Рарог, что эта девица снова за нами увязалась, – Гроза по голосу узнала Другоша.
Треснуть бы ему посильнее, баламуту. Гроза, едва владея порядком затекшими руками и ногами, выбралась из-под лавки и оперлась спиной о борт. Окинула взглядом все любопытствующие, а то и рассерженные лица: многие мужи совсем уж не были рады тому, что надоедливая девица снова здесь оказалась, когда сам воевода велел ей оставаться в остроге. Но даже кмети, немало удивившись, не стали ничего говорить.
– Я не могла там остаться, – только и ответила Гроза на безмолвный вопрос, что застыл в глазах каждого мужа здесь.
Она огляделась мельком: вокруг стоял уже непроглядный ельник, сжимая в колючих объятиях русло сияющей в холодном свете луны реки. Не виделось вдалеке острога: стало быть, ушли уже далеко и возвращаться не станут – то и нужно было. Теперь пусть мужи хоть огонь извергают и бранятся на нее почем зря, а деваться некуда. Она останется здесь.
– Неуемная ты, Лисица, – вздохнул Рарог обреченно. – И зачем только свалилась на мою голову?
Он согнулся сильнее и достал войлок, а за ним и покрывало. Расстелил на свободном кусочке палубы и махнул на это простое ложе, взглянув на Грозу.
– Отдохни, беда. Измучилась верхом без седла-то. И под скамьей.
Она кивнула благодарно и улеглась теперь гораздо удобнее. А там и заметить не успела, как ее сморил сон.
